Текст книги "В поисках духа свободы. Часть 2. Южная Америка"

Словно подтверждая спиральность мира и напоминая о двухцветной дорожке внутри зала Храма Доброй Воли, прямо за пирамидой раскинулось огромное кладбище (Cemiterio Campo da Esperança), тропинки которого тоже были закручены в серпантин. Здесь царила такая же тишина, только вместо произведений искусства взгляд приковывали надгробия, а вместо людей возвышались силуэты пальм.

Многие места в Бразилиа были закрыты, часть зданий окутали строительные леса, указывая на грядущие обновления к Чемпионату мира по футболу. Мы посмотрели на главный стадион города (Estadio Nacional Mane Garrincha), ощетинившийся сетчатым забором, затем прогулялись рядом с телевизионной башней (Torre de TV), уже несколько месяцев не принимавшей посетителей. Город выглядел совсем пустым.

Какая-то внутренняя тревога не оставляла меня в покое. Я приглядывался к деталям, вдыхал воздух, рассматривал массивные монолитные здания необычных форм, и всё не мог понять, где здесь разлад. А меж тем червоточина явно была и с каждым часом только разрасталась. Парковки автомобилей были почти пусты, ветер носил по асфальту газеты и обрывки пакетов, проплешины жёлтого иссушенного газона наводили тоску. И вдруг я понял: здесь не хватало жизни! Казалось, этот город, продуманный до мелочей и оптимальный во всём, просто забыли заселить. Словно великий разум после строительства утратил к нему интерес и оставил его на самообеспечение. Случайные люди заняли часть жилого пространства, но их было так мало, что их энергии не хватило, чтобы вдохнуть в город жизнь. Он одинок и несчастен во всём своём могуществе и красоте. Ему не с кем разделить бремя величия, он страдает от нехватки общения с человеком.

Этот дерзкий социальный эксперимент, затеянный более полувека назад, теперь уже можно проанализировать. Несомненно, в нём много плюсов, но немало и минусов, породивших трудности в заселении этого мегаполиса. До сих пор единственная причина, по которой люди приезжают сюда из прибрежных городов Бразилии, – это уровень зарплат. Люди нехотя покидают тропические пляжи, отказываются от привычной инфраструктуры и индустрии развлечений. Чиновники и бизнесмены, проводящие в столице трудовые недели, стремятся покинуть этот город на продолжительный уикенд, чтобы отдохнуть в Ресифи, Рио-де-Жанейро и Сальвадоре. Это приводит к перегрузкам аэропорта по пятницам и понедельникам. При этом только самые обеспеченные могут купить квартиры в обустроенных умных кварталах города, а все остальные, работающие в сфере обслуживания и сервиса, вынуждены ютиться на дальних окраинах. Поэтому продуманная планировка Бразилиа уже давно потерялась среди стихийно застроенных городов-спутников, облепивших столицу каменными полипами.

Оптимизированная застройка не оставила места экспромту. Это город-конструктор, сделанный из разных функциональных блоков, зачастую не имеющих между собой никакой диффузии, отчего у жителей нет возможности использовать смешанные зоны. У них нет мест для прогулок, общего досуга, атмосферных встреч и ярких событий. Всё здесь дисперсное и структурированное, что зачастую противоречит внутреннему миру обывателя. Он может заблудиться в одинаковых секторах жилых районов, ему сложно отличить правую сторону города от левой или отыскать определённые типы зданий в кварталах, не предназначенных для этого.

Но в то же время Бразилиа дал стимул для развития соседних регионов, протянув десятки щупалец-дорог в джунгли, сертан и кампос необъятной страны. Строительство столицы объединило нацию. Столь амбициозный проект подтолкнул к созданию новых индустриальных направлений и дал бразильцам понять, на что они способны, действуя вместе, как единый народ. Я думаю, наши города стали бы такими же, если бы мы пришли к тому светлому будущему, которое обещал социализм. Монументальные бетонные здания, просторные дороги без автомобилей, минимум рекламы и максимум зелёных парков. Всё это словно пришло из параллельной футуристической вселенной, где человек избрал другой путь развития – путь творца, а не потребителя. И странное чувство потерянного шанса другой жизни поселилось во мне после прогулки по Бразилиа, будто кто-то украл у меня самого возможность жить в другом обществе и идти за другими идеалами, далёкими от слов «дай» и «хочу».

Безукоризненность. Продуманность. Рациональность. Композитор этой пьесы рассчитывал записать все аккорды без спеси и суеты. Ему хотелось предусмотреть здесь всё, что прежде было упущено при возведении тысяч городов по всему свету. Он собирался создать шедевр простоты и надёжности, который и через века оставался бы гордостью для потомков, а для современников был бы самым совершенным городом в мире. Но, может, как раз эта продуманность и гармоничность лишила его души, поставив во главу всего чистый разум. И сегодня, гуляя по городу, думаешь, что этой махине, оживлённой гениями Бурле-Маркса, Нимейера и Косты, словно Франкенштейну, придуманному Мэри Шелли, не хватает лишь одного – человечности.

Глава 20.5
Рио-де-Жанейро. Сад земных наслаждений

Рио-де-Жанейро – это хрупкая мечта моего детства, не касайтесь её своими лапами.

Илья Ильф и Евгений Петров. Золотой телёнок

Лабиринт белых стен окутал зелёные холмы залива Гуанабара (Baia da Guanabara). Нега и блаженство наполняют моё тело, растекаясь по нему ручейками тепла и задорного веселья. Что со мной такое? Вроде бы просто город. Но в голове тихо пульсирует ритм самбы, становясь чуть громче с каждым оставленным позади кварталом. Вот уже авеню Тридцать первого марта (Trinta e Um de Março) перешло в Пиньейру Машаду (Pinheiro Machado), распустив в стороны районы Ботафогу (Botafogo). Стройные шеренги деревьев покачивают бёдрами, втягиваясь в танец, каменные барочные кружева зданий вращаются у перекрёстков, будто исполняя самба де рода. Лёгкая безмятежность уносит из головы мысли, как волны океана.

Этот солнечный город не оставляет жемчужная улыбка, обаятельная и непринуждённая. Но, увлёкшись этой экстравагантной особой, не следует забывать о своих карманах. Стоит только отвлечься, как ловкие руки могут лишить вас портмоне, не оставив ни гроша в кармане. Ведь за любой праздник рано или поздно придётся заплатить. Но не стоит огорчаться: этот город не для разочарований и печали, в нём есть лишь мелкие неприятности, да и те быстро забываются при взгляде на счастливых людей и пышные кудри холмов, окаймлённых кремовыми завитками городской застройки.

Рио-де-Жанейро – дорогая любовница, которой так хочется завладеть хотя бы на одну ночь и которая стоит немыслимых денег. Но даже это не может тебя остановить. И ты готов целовать её ноги, гладить завитушки волос, вдыхать её запах и, если посчастливится (о, Боже!), прикоснуться к её плечам. За это можно отдать всё, что копил на безбедную старость, – к чёрту скупость, к чёрту стяжательство. Бережливым можно побыть и в следующей жизни. Зачем же сдерживать себя сейчас, если именно в этой инкарнации тебе посчастливилось встретиться с городом-обольстительницей?.. Ты можешь быть снобом, упрямцем или аскетом и при этом даже не заметить, как оказался под её влиянием. Тебя околдуют и оставят влюблённым навек. Ночные пляжи с молочным песком и потрясающие виды из окон беднейших хибар, самба на улицах города и ритмы музыки из городских парков сведут с ума любого. Запах страсти и пары алкоголя, кажется, навек окутали площадь Лапа (Lapa). А безумные танцы на открытых площадках-гафиэйрах (gafierias) заберут из тела все силы без остатка. Рио опустошит тебя, но эта сладкая истома надолго врежется в твою память, вновь и вновь принося тебе приятные воспоминания.

Остап Бендер, персонаж нетленной книги, восклицал:

«– Я хочу уехать, товарищ Шура, уехать очень далеко, в Рио-де-Жанейро.

– У вас там родственники? – спросил Балаганов.

– А что, разве я похож на человека, у которого могут быть родственники?

– Нет, но мне…

– У меня нет родственников, товарищ Шура, – я один на всем свете. Был у меня папа, турецкий подданный, да и тот давно скончался в страшных судорогах. Не в этом дело. Я с детства хочу в Рио-де-Жанейро. Вы, конечно, не знаете о существовании этого города.

Балаганов скорбно покачал головой. Из мировых очагов культуры он, кроме Москвы, знал только Киев, Мелитополь и Жмеринку. И вообще он был убеждён, что земля плоская.

Остап бросил на стол лист, вырванный из книги.

– Это вырезка из «Малой советской энциклопедии». Вот тут что написано про Рио-де-Жанейро: «1360 тысяч жителей…» так… «значительное число мулатов… у обширной бухты Атлантического океана…» Вот, вот! «Главные улицы города по богатству магазинов и великолепию зданий не уступают первым городам мира». Представляете себе, Шура? Не уступают! Мулаты, бухта, экспорт кофе, так сказать, кофейный демпинг, чарльстон под названием «У моей девочки есть одна маленькая штучка» и… о чем говорить! Вы сами видите, что происходит. Полтора миллиона человек, и все поголовно в белых штанах. Я хочу отсюда уехать. У меня с советской властью возникли за последний год серьёзнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм».

В Рио-де-Жанейро действительно нет нужды строить социализм, здесь вообще нет смысла что-либо строить и планировать. Жизнь бразильца чем-то похожа на жизнь индуса, самое главное здесь – это состояние внутреннего счастья, а все проблемы второстепенны. Это ощущение передаётся всему окружающему пространству и даже людям, приехавшим сюда. И пусть здесь нет равноправия и справедливости, социальной ответственности и пиетета к начальству, ну, а где они есть? Переносить житейские невзгоды куда проще, стоя на берегу ласкового моря и нежась в лучах тропического солнца. На этом поприще Рио-де-Жанейро нет равных. Ильф и Петров увековечили этот город в памяти русских людей. Конечно, здесь не гуляют по набережным в белых штанах – им предпочитают шорты или джинсы, да и прошло с тех пор, страшно представить, восемьдесят лет, но российский турист нет-нет да и вспомнит о мечте Остапа Бендера совершить променад в таком экстравагантном виде. И местным мулатам остаётся лишь удивляться непредсказуемым иностранцам, гордо вышагивающим в льняных брюках нежно-бежевых оттенков или даже в откровенно белоснежных.

Живописный рельеф Рио-де-Жанейро не испортила даже плотная застройка мегаполиса. И по истечении столетий он выглядит молодым и свежим, может быть, ещё более элегантным, чем когда путешественник увидел его в первый раз. Сильно изрезанный бухтами и холмами берег смутил прибывшего к материку накануне 1502 года Гонсало Коэльо. Увидев заливы, он решил, что достиг русла какого-то могучего потока, и, недолго думая, окрестил эти земли берегом Январской реки. И звучное имя, данное с лёгкой руки, но не оправдавшее своей сути, немыслимым образом закрепилось за этим местом. Сегодня, соприкасаясь шапками холмов, на берегу залива раскинулся один из красивейших городов мира, который люди ласково называют просто «Рио».

Проспект Организации Объединённых наций (Av das Nações Unidas) растворяется в Холме Пасмадо (Morro do Pasmado) и расходится на сотни улочек района Ботафогу (Botafogo). Слева от него залив с сонмом лодок и катеров, справа – стройные кварталы дорогого жилья. Мы побродили по отелям, выбирая из небольшого ассортимента дешёвых хостелов самый доступный. Оказалось, что в городе совсем скоро пройдёт ежегодный рок-фестиваль Рок-ин-Рио (Rock in Rio), считающийся самым масштабным в мире. Из-за этого последний день нашего пребывания в любом отеле обошёлся бы нам в такую же сумму, как и весь оставшийся период. Немного подумав, мы решили бронировать койки только на три ночи вместо четырёх. Наш хостел оказался приятным двухэтажным зданием: на втором этаже находилась столовая, где можно было позавтракать, а если встать пораньше, то и найти место на террасе. С неё открывался красивый вид на гору Корковадо (Corcovado), на вершине которой проступал смутный силуэт самой известной бразильской статуи. Нам достался номер на восемь коек, но мы старались появляться там как можно меньше, отдавая предпочтение открытому воздуху. Так что наши по временам очень шумные соседи докучали нам лишь изредка.

Больше всего Рио-де-Жанейро известен своими карнавалами. На время их проведения город превращается в один огромный пёстрый муравейник, где приезжие без следа растворяются в череде нескончаемых шествий и процессий. Тысячи тонн ярких костюмов, грандиозные конструкции и иллюминация живут всего несколько дней, чтобы потом превратиться в горы свалок по краям дорог и кануть в Лету. А уже на следующий день школы самбы начинают готовиться к карнавалу будущего года, чтобы снова выйти на Самбодром (Sambódromo) и покорить зрителей завораживающими танцами и умопомрачительными нарядами.

Мы же остались без праздника, потому что не до конца продумали план своего путешествия. Поэтому ещё в Гватемале мы решили сменить маршрут, поняв, что всё равно не успеем к февралю на карнавал. С тех пор мне в ухо иногда вкрадчиво напевает слащавый голос Ильи Лагутенко:

 
Карнавала не будет,
Карнавала нет…
 

Он будто насмехается надо мной, отбивая на гитаре свои аккорды и в который раз фиксируя строчками из той же песни:

 
Часы опоздали,
И мы опоздали,
Ручьями на даче
За встречи рыдали…
 

Не знаю, доведётся ли мне когда-нибудь увидеть эту незабываемую феерию, но любому человеку нужны мечты, чтобы продолжать жить дальше.

Если главным событием для Рио-де-Жанейро является карнавал, то главным символом города – статуя Христа-Искупителя. Её точно можно увидеть независимо от конкретных дат или явлений. Старая швейцарская железная дорога, построенная с надлежащим качеством и щепетильностью, до сих пор доставляет толпы туристов к вершине Корковадо. У горы крутые склоны – и зубцы колёс без устали вгрызаются в щербатую рейку рельса и тащат вагончики, будто вьючные мулы. На станции состав поджидают довольные туристы, карманы которых стали легче на полсотни реалов. Мы же, выступая против эксплуатации швейцарского старичка, которому всё не дают покоя, и против чрезмерных аппетитов национального парка Тижука (Parque Nacional da Tijuca), выбираем здоровую прогулку пешком. Пройдя всего один квартал и уже морально готовясь, что придётся продираться сквозь тернии фавелл, густо усеявших подол горы, мы слышим, что нас окликают двое парней на скутерах. Через две минуты торга ершистые мотороллеры, тарахтя на всю округу и недовольно комкая булыжную мостовую, несут нас наверх. Узкие петляющие улицы, кажется, удерживают вершину горы с воздушными кудрями на земле. Быть может, именно благодаря этим трущобам Иисус, поднимающий вверх руки, пока не вознёс Корковадо к небесам: воспарив, гора вписалась бы в ландшафт города ещё более органично. Дорога взбиралась всё выше и выше, и каждая петля открывала нам новые виды пейзажа, поражающего разнообразием красок и форм.

Перехватывающая парковка преградила нам путь, и нам ничего не оставалось, кроме как направиться к приземистому контейнеру, где разместились кассы. Мы были абсолютно уверены, что посещение статуи Христа-Искупителя бесплатно, и лишь преодолев неблизкий путь к вершине, поняли, что ошибались. Отдав за билеты половину стоимости поездки на поезде, мы прошли за ограду на автобусную остановку. Последние полкилометра подъёма входили в основной билет, и мы встали в очередь из туристов, ожидавших своей посадки.

Ещё несколько витков серпантина – и минивэн остановился за спиной огромной статуи. На всех картинках и фотографиях Иисус стоит с распростёртыми объятиями лицом к своей пастве, словно принимая в лоно церкви всех обездоленных и отчаявшихся, намереваясь поделиться с каждым своей любовью и милосердием. Но мне не могло даже прийти в голову, что в действительности на вершине он встречает своих гостей спиной. Широкие плечи спрятаны в хитон, лёгкие складки спускаются до ступней, непропорционально длинные ладони обращены вперёд. Он не видит тебя, и это вносит некоторую смуту. Вокруг перемещаются потоки людских тел, стекая по ступеням вниз и карабкаясь вверх, а я всё не могу отвести взгляд и осознать, что Иисус меня не видит. Кажется, никто не замечает этого и не ощущает никакого дисбаланса, а я никогда в жизни не видел Иисуса со спины. С полотен или постаментов он всегда смотрел на меня спокойным умиротворяющим взглядом, будто прощая. И я чувствовал его боль, когда он в муках висел на кресте, склонив голову на грудь. А теперь я даже не знаю, какие эмоции он испытывает – ведь я не вижу его лица…

Чем выше я поднимался по ступеням и чем ближе подходил к его стилобату, тем величественней и грандиозней он становился. Огромный постамент из тёмного камня поднимал его ещё выше, будто вознося в небо. От его ног уходила терраса, окаймлённая белоснежной балюстрадой. На ней вплотную разместилось множество людей. Они лежали на керамической плитке, пытаясь поймать в кадр Христа во весь рост и на его фоне – фотомоделей: родственников, знакомых, детей и случайных прохожих, которые попросили их сфотографировать. Далее на этой фотолестнице стояли люди, широко расставлявшие руки вслед за Искупителем, а самыми последними были те, кто старался удержать его «на ладошке». В поток людей, и без того плотный, каким-то образом удавалось затесаться уличным музыкантам, продавцам сувениров и разным маргиналам. И лишь Иисус Христос смотрел на них всех спокойно, без тени осуждения. Я, наконец, увидел его лицо и сразу понял, что он не сердится, он всё прощает.

Деньги на строительство грандиозной статуи собирали «всем миром», как когда-то на Руси складывались на постройку храмов. Появление изваяния на вершине «горбуна» (именно так переводится название горы) очень символично. На тот момент церковь представляла одну из самых мощных сил в государстве, и что могло стать для народа более объединяющим образом, чем Христос? Но в том виде, в котором проект был реализован, он появился не сразу. Статуя должна была быть видна со всех точек города и наполнять жителей и гостей мегаполиса трепетом и благоговением. Эскиз, разработанный Карлосом Освальдом, был положен в основу и несколько раз трансформировался. Но образ Иисуса с распростёртыми дланями, издали похожий на огромный крест, принадлежит именно ему.

Строительство статуи длилось без малого десять лет, и многие важные элементы конструкции были доставлены из Франции, на тот момент передовой в технологическом плане страны. Поэтому её можно считать родиной не только символа США – Статуи Свободы, но и символа Бразилии – Иисуса-Искупителя. Голова статуи закована в венец, но не терновый, а проволочный. На макушке и на руках установлены молниеприёмники, а вниз через основной каркас проведён громоотвод. Снизу их мимолётные очертания почти неразличимы, но это ключевые элементы защиты статуи от главного «вандала» – природы. Иисус-Искупитель, и без того расположенный на доминирующей вершине Рио-де-Жанейро, возносится к небесам ещё на тридцать восемь метров, что, конечно, делает его самым уязвимым для стихии объектом во всём городе. Но не всегда молниезащита обеспечивает полную сохранность статуи. В наиболее бурные ночи, когда головокружительные светящиеся дуги паутиной оплетают небосвод вокруг Христа, часть разрядов так или иначе вонзается в его тело, нанося ему тяжёлые раны. В 2008 году молнии повредили Христу несколько пальцев, брови и голову, но муниципалитет города в кратчайшие сроки заменил разрушенные части.

Статуя не полностью сделана из железобетона, как может показаться издалека. На самом деле в её строительстве использовался удивительный камень – стеатит. На ощупь он кажется маслянистым или даже жирным – настолько он гладкий – за это его ещё называют «жировиком». С древних времён он был поделочным материалом, а также применялся в шаманстве. Считалось, что его структура испускает особо тонкие вибрации, помогающие при общении с миром духов и в ясновидении. Может быть, не случайно его выбрали одним из строительных материалов для такой сакральной скульптуры. Данный вид стеатита был завезён из Швеции, поскольку скандинавские страны считаются родиной самых качественных каменоломен нужной твёрдости и благородного оттенка породы. И до сих пор камень для реконструкции привозят из тех же мест, что и восемьдесят лет назад.

Мы спускались пешком, рассматривая нависшие над дорогой ветви тропических деревьев, слушая гомон птиц и обезьян. Время от времени некоторые из них мелькали тёмными пятнами среди листвы, раскачивая ветку за веткой. Спуск оказался на удивление лёгким, а когда мы сошли на уровень фавелл, и вовсе показался прогулкой – так удобно было вышагивать по этим лестницам, не боясь подвернуть ноги. Я обернулся назад – Иисус опять стоял ко мне спиной, словно вмиг позабыв о моём существовании. Его ступни тонули в облаках из зелени. Яркое солнце раскаляло светлые стены домов вокруг меня. Где-то там остался маленький кусочек природы, который прежде безраздельно властвовал над всем побережьем залива Гуанабара.

Мир, где тысячелетиями обитали животные, стал дискретным. Люди изрезали его на лоскуты множеством дорог и каналов. Раньше единственное препятствие для миграции животных создавали реки и горы, теперь же – ленты дорог. Даже не заметив этого, мы загнали сотни видов млекопитающих в резервации. Те, кто привык менять место обитания каждый сезон, стали узниками небольших клочков леса и полей. И любая попытка выбраться может стать для них последней. Расширяя экспансию территорий, развивая транспорт и забирая площади под сельское хозяйство, человеку некогда было думать о складывавшихся веками путях миграций травоядных, а вместе с ними и преследующих их хищников. А ведь они зачастую преодолевали тысячи километров, переходя из разных климатических регионов и неся с собой новую жизнь. Теперь же страшная сеть чёрных асфальтных жил, словно трещины на иссушенной пустыней земле, стала решёткой для мира дикой природы.

Магистрали, хайвеи, трассы и шоссе огорожены сеткой, чтобы дикие животные не могли выскочить на дорогу и повредить автомобили. Закрытым оказался путь не только вперёд, но и назад, и жизнь во многих уголках земли замерла, став чем-то вроде зоопарков под открытым небом, где животные доживают свой век в ограниченном пространстве, изредка попадаясь на глаза людям, тыкающим в них пальцем и взвизгивающим от восторга. Мы сами обрекли их на вымирание, создав непреодолимые рубежи намного прочнее таможенных границ, и поделили дикий мир на сектора автострад. Я тряхнул головой, прогоняя тяжёлые мысли. Хмурому настроению не место в таком городе, как Рио-де-Жанейро. И, следуя принципу мотылька, я полетел дальше – в самую гущу буйства красок и веселья.

В историческом центре города жизнь текла размеренно. Несмотря на пряную, а временами и удушливую жару, по пути нам встречались люди в строгих деловых костюмах, с дорогими кожаными портфелями и серьёзными взглядами. Они сновали из одного официального заведения в другое, ловко взбегая и спускаясь по гулким мраморным ступеням, ведущим к разным министерствам и муниципалитетам. Прошло уже достаточно времени с момента, когда правительство переместилось из колониального города в новую столицу государства, но крепкая хватка Рио-де-Жанейро ослабла лишь немного, всё ещё оказывая влияние на политическую обстановку не только своего штата, но и всей страны. Гигантская бюрократическая машина продолжает крутить шестерёнки, неохотно сдавая позиции центра верховной власти. К тому же, экономическое давление города ничуть не пошатнулось за минувшие полвека, ведь все торговые пути по-прежнему ведут в Рио или Сан-Паулу.

Но даже здесь строгость одежды и этикета была сильно разбавлена улыбчивыми мулатками, разбитной молодёжью с яркими наушниками и плакатами фриков, протестующих против насилия, войн и нищеты. Мы были солидарны со всеми социальными лозунгами, но старались оставаться в стороне, чтобы ненароком не привлечь к себе особого внимания рельефных парней в модных очках и полицейской форме. Как и многие другие, покупаясь больше всё-таки не на лозунги с картонных плакатов, а на рекламу с больших баннеров, мы отправились в Национальный музей на выставку, посвящённую Олимпийским играм. 2016 год должен был стать ключевым для спортивной жизни Бразилии, ведь именно Рио-де-Жанейро собирался принять очередные летние Олимпийские игры. И выставка должна была подогреть интерес к этому событию среди жителей и гостей города. На стендах были представлены медали всех минувших спортивных лет, в витринах замерли символы прошлых олимпиад, на экранах шли видеосюжеты, как зажигали олимпийский огонь на центральных стадионах. Самым запоминающимся был, конечно, Олимпийский Мишка 1980 года, стоявший на пьедестале в человеческий рост. Экран рядом показывал репортаж с закрытия московской олимпиады, когда медвежонок Миша, трогательно махая лапой, улетал на воздушных шарах, а на заднем фоне анимированный плакат из четырёх с половиной тысяч людей желал ему «Доброго пути!». Венец экспозиции составили символы нового спортивного праздника, олимпийских объектов и подготовительных мероприятий к 2016 году.

Орнаменты брусчатки волнами колыхались среди южной зелени, бились о постаменты изваяний и подбирались к стенам монументальных зданий. Муниципальный театр (Theatro Municipal), Музей изобразительных искусств (Museu Nacional de Belas Artes) или Собор Святого Себастьяна (Catedral Metropolitana de São Sebastião) легко могли бы стать визитными карточками города. Но Рио у многих ассоциируется не с архитектурой, а с городскими ландшафтами, особенно с пляжами. Леблон (Leblon), Барра-ди-Тижука (Barra da Tijuca), Ипанема (Ipanema) и, конечно, Копакабана (Copacabana) туристы посещают едва ли не чаще, чем Лувр в Париже. Да и приходят сюда, в принципе, за тем же – полюбоваться человеческим телом. Только вместо Венеры Милосской, Ники и Моны Лизы здесь разглядывают загорелые тела спортсменов и моделей.

Я перебирал песок пальцами ног, то закапывая их вглубь, то вновь разрывая, смотрел, как крупицы, будто в песочных часах, перетекают, заполняя пространство, освободившееся от пальцев. Я рассматривал фигуры и лица людей, отдыхавших на пляже. Несмотря на обычное мнение о спортивности и культе тела бразильцев, в основном я видел обычных людей. «Апельсиновая корка» на ягодицах, «пивное брюшко», ноги «колесом» – эти определения вновь и вновь самопроизвольно приходили мне в голову. Да, многие люди активно проводили здесь время: играли во фрисби, запускали змеев, катались на сёрфе и, разумеется, играли в футбол. Группы мужчин из четырёх-пяти человек самозабвенно пасовали друг другу мячом, выделывая на песке немыслимые кульбиты, не оставлявшие никакого сомнения, что если даже бразильские любители так тренируются, то профессионалам действительно не может быть равных во всём мире. Но мнение о том, что бразильцы – самые атлетичные и красивые люди, мне показалось сильно преувеличенным, и, развенчав для себя этот миф, я отправился просто гулять по набережной.

Ипанема разительно отличалась от исторического центра. Здесь царила какая-то размеренность и плавность. Люди выглядели беззаботными и расслабленными, и, несмотря на середину дня, даже те, кто выглядел как офисные работники, казалось, только и ждут, чтобы скинуть с себя ненавистную одежду, поскорее натянуть купальные костюмы и двинуться в сторону пляжа. Красивые витрины магазинов, роскошные отели, ухоженные тротуары – всё говорило о престижности этого района. Я гулял по улицам, и в голове звучала песня Винисиуса ди Морайса про девушку из Ипанемы:

 
Moça do corpo dourado
Do sol de Ipanema
O seu balançado é mais que um poema
É a coisa mais linda que eu já vi passer.
 

 
Девушка, чьё тело позолочено
Солнцем Ипанемы,
Твоя походка как поэма.
Красотка, краше которой не видел!
 

Ритмы боссановы колыхались в моей голове, вокруг порхали красивые девушки, и где-то рядом находилось кафе «Велозу», с которого началось победное шествие этой песни по миру. Захотелось крепкого кофе. Я посмотрел по сторонам, отыскивая поблизости какую-нибудь небольшую кофейню, но видел на проспекте лишь двери ресторанов и витражи бутиков. Что ж, видимо, в следующий раз…

Первоначально мы рассчитывали провести вечер, прогуливаясь по ночному городу, но ребята из нашего хостела предложили пойти на футбол. И вправду, за время путешествия мы не раз так или иначе сталкивались с футбольными болельщиками, видели трансляции по телевизору и смотрели на тренировки дворовых команд, так что не посетить хотя бы один профессиональный матч было бы непростительной ошибкой. Этот вирус неотступно преследовал нас день ото дня, и это понятно, ведь Южная Америка считается самым футбольным континентом. Наверно, я бы не сильно преувеличил, если бы сказал, что эта игра с мячом, подобно испанскому языку, соединяет множество народов Латинской Америки в одну культурную среду. Ещё большее влияние она оказывает на бразильцев. Популярность главных звёзд футбола здесь на порядок выше, чем политиков или актёров. Футбол для бразильца сродни религии. Он верит в него, он на него молится. Это источник бесконечного счастья и энергии для любого человека, будь он представителем высшего общества или беднейшего квартала пригорода. И если в повседневной жизни люди здесь не совершают никаких действий без крайней необходимости, то ради футбола они готовы пойти на что угодно.

Стадион Маракана (Estádio do Maracanã), построенный более полувека назад, только открылся после очередной реконструкции. Его ближайшая задача на тот момент – принять финал Чемпионата мира по футболу 2014 года. А пока здесь играют локальные команды бразильской лиги. Вопреки разумному предположению, что его расширяли к чемпионату, на самом деле реконструкция преследовала обратный эффект. Количество мест здесь сократили более чем в два раза, увеличив за счёт этого комфорт и убрав стоячие места за линией ворот. Последняя мера очень расстроила жителей бедных районов, так как эти места всегда считались «народными» и стоили всего несколько реалов. Это позволяло Маракане устанавливать рекорды по посещаемости матчей в двести тысяч человек, не побитые и по сей день.

По странному стечению обстоятельств, на поле играли две бразильских команды: «Коринтианс» и «Ботафогу». Одна из них представляла Сан-Паулу, другая – тот район Рио, где мы поселились. Не знаю, почему, но наша группа решила болеть за «Коринтианс», и нам пришлось последовать за ними. Так мы попали в фанатский сектор клуба из Сан-Паулу.

На протяжении всего матча гул толпы не стихал, и лишь усиливался, когда одна команда стремительно прорывалась к воротам соперника. На некотором удалении от нас группа болельщиков рьяно колотила в барабаны, призывая сотни рук колыхаться в такт ударам. Едва они умолкали, как правое крыло подхватывало знамя, принимаясь отбивать незамысловатый ритм, отчего мембраны том-томов бешено вибрировали под жадными ударами колотушек. Не будучи ярым фанатом футбола, я всё равно очень скоро был охвачен общим настроением стадиона и с азартом смотрел, как неутомимые игроки раз за разом преодолевали сотню метров от одних ворот до других. Несмотря на высокий темп игры, не идущий ни в какое сравнение с российскими чемпионатами, финальный счёт оказался 1:0 в пользу хозяев, и болельщики тонкими цепочками потянулись к автобусным остановкам и станциям метро. Ночной стадион был красив, будто космическая летающая тарелка, приземлившаяся посреди городских улиц с официальной делегацией установления мира. Я любовался ей, внутренне улыбаясь. «Всё у них получится, – подумал я. – Бразильцы заслужили этот праздник».