Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный."

XXXV

Ответ королевы заставил всех долго смеяться, и живая беседа потекла дальше, пока, наконец, королева не встала и не изъявила желание вернуться в башню, а Галеота попросила проводить ее. Прежде чем сесть на лошадь, она отвела его в сторону.

– Галеот, – сказала она, – я к вам очень расположена и, возможно, найду способ вам это доказать лучше, чем вы можете себе представить. Черный рыцарь у вас в шатре, без сомнения, и вполне может быть, что я его уже знаю. Если вы полагаетесь в чем-либо на мою дружбу, прошу вас, устройте так, чтобы я увиделась с ним.

– Госпожа, с тех пор, как мир заключен, он уже не в моей власти.

– О! но вы, разумеется, знаете, где он.

– Может быть и так; но даже если бы сию минуту он был в моем шатре, ни от вас, ни от меня не зависело бы, придет ли он сюда.

– Но где же он? Разве вы не можете сказать хотя бы это?

– Думаю, что он в моей стране; но раз вы об этом просите, госпожа, поверьте, я сделаю все возможное, чтобы вам угодить.

– О! если вы захотите, Галеот, то я его увижу, и мне будет за что любить вас еще сильнее. Да, я желаю его видеть: и правда, что может быть приятнее, чем увидеться и побеседовать с достойным мужем, подобным ему? Сделайте же так, любезный сир, чтобы привести его к нам, и если он в вашей стране, не медлите ни дня, велите его разыскать.

Королева села в седло, а Галеот вернулся к королю; и тот предложил ему объединить оба стана. Решено было разбить шатры вдоль берегов реки, так чтобы воины Галеота и Бретонцы были разделены лишь шириною брода. Затем Галеот вернулся доложить своему другу обо всем, что с ним было, и о мечтах короля и Гавейна, и о вольном ответе королевы, и, наконец, о проявленном ею стремлении увидеться с ним.

– Я ее уверил, будто думаю, что вы вернулись в мою страну; пришлось обещать королеве залучить вас обратно как можно скорее. Что вы теперь будете делать? Вы бы постеснялись увидеться с королевой?

В волнении от того, что услышал, Черный рыцарь некоторое время не отвечал. Наконец он сказал:

– Любезный сир, я всецело в вашей власти; рассудите, как мне подобает поступить.

– Я так думаю, что вам надо бы пойти навстречу пожеланию королевы.

– Но тогда пусть это будет в глубочайшей тайне.

– О! в остальном положитесь на меня.

Галеот тотчас велел Королю с Сотней Рыцарей свернуть шатры, снять железные ограды и переставить все это напротив шатров Бретонцев, так, чтобы между ними оставалась одна река.

Затем он повернул к королевскому шатру. Королева увидела его из окон башни, тут же спустилась к нему и осведомилась о новостях.

– Госпожа, я так все уладил, что мне, пожалуй, впору опасаться, не потеряю ли я по вашей милости то, что мне дороже всего на свете.

– О! то, что вы потеряете из-за меня, я верну вам стократ; когда он приедет?

– Как только сможет; я послал искать его.

– Посмотрим; если вы и вправду этого желаете, он будет здесь завтра.

Она поднялась на башню, а Галеот вернулся к своему другу.

Прошло несколько дней, не облегчив нетерпения королевы.

– Черного рыцаря известили, – говорил ей Галеот, – он, наверное, уже в пути; дорога долгая, но медлить он не станет.

А королева, чуя правду, упрекала его, что он хочет вовсе вывести ее из терпения.

Наконец, однажды утром он сказал своему другу:

– Не стоит дальше упрямиться, пора нам свидеться с королевой.

– Тогда сделайте так, чтобы никто этого не заметил: многие рыцари короля меня уже видели и непременно узнают.

Тут Галеот вызвал своего сенешаля.

– Скоро я укажу вам, – сказал он, – отправиться за мною в стан короля; вы возьмете моего спутника с собой, но не приближайтесь друг к другу.

– Как вам угодно.

Затем он выехал к шатрам короля, и как только королева его увидела, то спросила:

– Какие новости?

– Благоприятные, госпожа. Цвет рыцарства прибыл.

– Ведь я могу увидеться с ним так, чтобы никто этого не знал, кроме вас?

– Так и уговоримся: он до смерти боится, что его узнают.

– Так он уже был при дворе? Мне вдвойне не терпится повидать его.

– Госпожа, он приедет нынче же вечером, когда будет смеркаться. Видите внизу, на лугу, вон то местечко в тени зарослей? Мы можем там устроиться в тесном кругу.

– Галеот, вы дельно говорите; дай Бог, чтобы вечер уже наступил!

Они рассмеялись, королева взяла его за руки, и госпожа Малеотская, следившая за ними, заметила, что они очень скоро стали накоротке.

В нетерпении ожидая окончания дня, королева бродила туда и сюда, вела беседы и шутила, пытаясь обмануть время. После ужина, едва начало смеркаться, она взяла Галеота за руку и подала знак госпоже Малеотской и Лауре Кардуэльской, чтобы они сопровождали ее. Они направились в условленное место, а по дороге Галеот подозвал оруженосца и велел ему ехать передать сенешалю, чтобы тот подъезжал к ним туда, где они остановятся.

– Что? – живо переспросила королева, – разве вы собрались представить мне своего сенешаля?

– Нет, госпожа; но они придут вместе.

Так беседуя, они подошли к деревьям и сели: Галеот с королевой в одной стороне, в небольшом отдалении от обеих дам, слегка удивленных тем, что между ними сложилось столь вольное обхождение. Между тем оруженосец нашел сенешаля; тот взял с собою нашего рыцаря, и они прибыли на место, указанное слугой. Оба были рослые и видные собой; мало кто мог сравниться с ними.

Госпожа Малеотская, все еще начеку, узнала своего драгоценного давнишнего узника. Чтобы самой не выдать себя, она склонила голову и подвинулась поближе к Лауре Кардуэльской. Сенешаль приветствовал их мимоходом, а Галеот при виде их сказал королеве:

– Госпожа, вот лучший рыцарь в мире.

– Который?

– А который, по-вашему?

– Оба хороши; но и наполовину не так, как я представляла себе Черного рыцаря.

– Однако он один из этих двоих.

Когда они, наконец, предстали перед королевой, Черного рыцаря обуял такой трепет, что он едва мог поднять руку в знак приветствия. Они преклонили колени; Черный рыцарь стоял, потупив взор, будто объятый стыдом. Тут королева догадалась, что это он. А Галеот обратился к сенешалю:

– Ступайте, сир, составьте компанию этим дамам: мы тут втроем, а с ними нет ни одного рыцаря.

Сенешаль удалился; королева взяла рыцаря за руку, подняла его с колен, усадила рядом и сказала с улыбкой:

– Сир, нам так давно вас недоставало; наконец, хвала Богу и Галеоту, нам дозволено вас увидеть. Впрочем, я еще не знаю, тот ли вы, о ком я просила. Галеот меня в этом уверял; но, чтобы убедиться, я жду подтверждения из ваших уст.

Тот ответил, запинаясь и не поднимая глаз, что он, мол, не знает, что говорить. Королева никак не могла уразуметь его смятение, а Галеот, уже подозревая его причину, подумал, что его другу будет легче без свидетелей. И возвысив голос так, чтобы было слышно во втором кругу, он сказал:

– Право же, я не слишком любезен, что оставил двух дам в обществе одного кавалера.

Он поднялся и пошел в их сторону; при его появлении дамы встали, он снова усадил их, и между ними завязалась беседа, а королева повела с рыцарем такой разговор:

– Почему вы, любезный мой сир, скрываетесь от меня? Я никак не пойму причины. Но, по крайней мере, вы тот, кто вышел победителем в первой ассамблее?

– Нет, госпожа.

– Как! Разве не вы были в черных доспехах? Не вы получили трех коней от мессира Гавейна?

– Да, госпожа, доспехи у меня были черные, и я получил коней.

– А в последней ассамблее вы были в доспехах Галеота?

– Это правда, госпожа.

– Стало быть, вы были победителем и в первый день, и во второй?

– Нет, госпожа, не был.

Тогда королева поняла, что он не хотел называть себя победителем, и тем более он возрос в ее глазах.

– Теперь скажите мне, – продолжала она, – кто посвятил вас в рыцари?

– Вы, госпожа моя.

– Я! Но когда же?

– Госпожа, позвольте вам напомнить день, когда в Камалот к монсеньору королю явился некий рыцарь; бока у него были изранены, и меч вонзился в его тело. В тот же день туда прибыл один юнец, а в воскресенье стал рыцарем.

– Это я помню прекрасно. Так вы и были тот, кого в белом одеянии представила королю одна дама?

– Да, госпожа.

– Почему же вы говорите, что это я посвятила вас в рыцари?

– В королевстве Логр обычай таков: рыцарское звание не дается без меча; кто вручил меч, тот и посвятил. Мой меч у меня от вас, а не от короля.

– По правде говоря, мне это очень приятно. Но куда же вы делись, когда нас покинули?

– Я ездил выручать госпожу Ноанскую, и мне пришлось отстаивать это право перед мессиром Кэем, который явился туда с тем же намерением.

– И потом вы никак меня не известили?

– Госпожа, я направил к вам двух девиц.

– Да, припоминаю. А когда вы вернулись из Ноана, вы не встречали кого-нибудь, кто говорил бы, что он от меня?

– Да, госпожа. Один рыцарь, охранявший брод, велел мне сойти с коня. Я его спросил, чей он; он мне сказал, что королевы. Он твердил: «Слезайте, слезайте». Я спросил, от чьего имени он говорит, он ответил: «От себя самого». Тогда я опять продел ногу в стремя и сразился с ним. Это было тяжкое оскорбление с моей стороны, госпожа моя, и я молю вас о пощаде: требуйте от меня возмездия, какое сочтете нужным.

– Ну что вы, друг мой, вы не сделали ничего дурного; это на него я сердита, ведь я ему не давала такого наказа. Ладно, а куда вы направились после?

– В Скорбный Оплот.

– Кому же удалось его завоевать?

– Госпожа, я туда вошел.

– Я вас там видела?

– Да, госпожа, и не раз.

– В каком месте?

– Перед воротами, госпожа: я вас спросил, угодно ли вам войти; вы сказали, что да.

– О! вид у вас был весьма растерянный; ведь я просила вас об этом дважды, но впустую. А какие на вас тогда были доспехи?

– В первый раз у меня был белый щит с одной алой перевязью; во второй – с двумя.

– Помню, я их разглядела. А еще когда-нибудь я вас видела?

– Да, госпожа; в ту ночь, когда вы думали, что монсеньор Гавейн и его спутники погибли. Люди из замка кричали королю: «Возьмите его! Возьмите его!». Я же выехал, надев на шею щит с тремя алыми перевязями. И когда я был рядом с королем, те люди кричали: «Король, возьми его! Король, возьми его!» Однако король дал мне уйти.

– К нашему великому сожалению; ибо, удержав вас, он бы упразднил заклятия этого замка. Но скажите: это вы освободили из тюрьмы монсеньора Гавейна и его спутников?

– Госпожа, я этому содействовал, как мог.

При этих последних словах королева догадалась, что это не кто иной, как Ланселот Озерный. Она продолжала:

– А видела ли я вас с того дня, как вы стали рыцарем, и до нашего приезда в Скорбный Оплот?

– Да, госпожа: если бы не вы, меня бы уже не было в живых; ведь вы послали монсеньора Ивейна вытащить меня из воды, когда я тонул.

– Как! Так это вас увел в плен трусишка Дагонет?

– Госпожа, меня взяли в плен, но я не знаю, кто.

– И куда же вы ехали?

– Следом за одним рыцарем.

– А когда вы покинули нас в последний раз, куда вы направились?

– Госпожа, я встретил двух премерзких великанов, которые убили моего коня; монсеньор Ивейн тогда любезно отдал мне своего.

– Теперь, дорогой сир, я знаю, кто вы. Вас зовут Ланселот Озерный.

И добавила, видя, что он не отвечает:

– По крайней мере, ваше имя знают при дворе, благодаря мессиру Гавейну. Но как же вы дали увести себя в плен последнему из смертных?

– Госпожа моя, я тогда не владел ни телом своим, ни душой.

– Так скажите мне теперь, ради кого вы совершили столько ратных подвигов в обеих ассамблеях?

Тут он испустил глубокий вздох, а королева все настаивала:

– Признайтесь мне; я никому не скажу. Ведь вы их, несомненно, совершали ради некоей дамы или девицы. Что же, назовите мне ее, во имя вашего передо мною долга!

– Ах! госпожа, вижу, что придется вам сказать. Эта дама…

– Ну же?

– Это вы.

– Я?

– Да.

– Но ведь не ради меня вы сломали две глефы, переданные моей девицей; их послала вовсе не я.

– Госпожа моя, для ваших дам я сделал то, что должно; для вас же – все, что мог.

– Как! Все, что вы совершили, вы делали ради меня! Неужели вы меня настолько любите?

– Госпожа, я не люблю ни себя, ни кого другого так же, как вас.

– И с каких же пор вы меня так любите?

– С того дня, когда я был назван рыцарем.

– И откуда снизошла на вас эта великая любовь?

В тот самый миг, когда королева произносила эти последние слова, госпожа Малеотская закашлялась и подняла голову, до тех пор опущенную. Ланселот узнал ее и был этим так взволнован, что не мог отвечать. Слезы выступили у него на глазах; чем дольше смотрел он на госпожу Малеотскую, тем тяжелее становилось у него на душе[96]96
  В Рае Данте, песнь XVI, есть хитроумный намек на этот кашель госпожи Малеотской; а именно, когда поэт, забыв на миг о созерцании небес, увязает в земных воспоминаниях, а Беатриче выводит его из этой рассеянности: Onde Beatrice, ch’era un poco sуvra, Ridenda parve quell ache tossio Al primo fallo scritta di Ginevra. [Что Беатриче в стороне улыбкой Отметила, как кашель у другой Был порожден Джиневриной ошибкой (ит.) (Пер. М. Лозинского)]. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Королева заметила и его смятение, и взгляды, бросаемые им на соседних дам.

– Отвечайте, – сказала она, – откуда у вас эта любовь?

Он вымолвил, сделав над собою преогромное усилие:

– Госпожа, с того самого дня, когда я вас увидел. Если уста ваши сказали правду, вы тогда нарекли меня своим другом.

– Моим другом! И как же это?

– Когда я простился с монсеньором королем, я пришел к вам в полных доспехах, помимо головы и рук. Я препоручил вас Богу и сказал, что, если дозволите, я буду вашим рыцарем. Затем я сказал: «Прощайте, госпожа!», а вы ответили: «Прощайте, мой милый друг». Это слово с тех пор неотлучно живет в моем сердце. Это слово взрастит из меня благородного мужа, если мне уготовано им стать когда-нибудь, и ни одну смертельную опасность не пережил я, не помянув его. Это слово утешало меня в любых невзгодах; это слово исцеляло меня от всех горестей, берегло от всех напастей. Это слово питало меня в голодные дни, обогащало в скудные.

– Вот уж воистину! – сказала королева, – это слово было сказано в добрый час, и слава Богу, что Он надоумил меня произнести его. Но я не принимала его настолько всерьез; я часто говорила его и другим рыцарям из простой учтивости; вы же услышали его по-иному; вам оно было на благо, коль скоро сделало из вас благородного мужа, говорите вы. Однако у рыцарей не в обычае принимать подобные речи близко к сердцу и воображать, что отныне они связаны узами с единственной дамой. Впрочем, ведь я вижу по вашим глазам, по взорам, что вы отдали свою любовь одной из двух наших соседок; вы прослезились, когда вам показалось, что они вас слышат. Скажите же мне, ради той, что вам всего дороже: которую из трех вы одарили своей любовью?

– Ах! госпожа моя, смилуйтесь: никогда ни одна, ни другая не имела ни малейшей власти над моими помыслами.

– О! Так меня провести не удастся. Я заметила ваши взоры, да и по другим приметам я видела, что хотя вы сами и со мною, но сердце ваше с нею.

Она говорила так, чтобы его смутить, ибо уже не сомневалась в его любви к ней. Но испытание это было чересчур сурово, и его обуяла такая тревога, что ему чуть не сделалось дурно; его удержала лишь боязнь, что дамы это заметят; однако королева, увидев, что он побледнел, покачнулся и поник головой, скорее завела руку за его капюшон, чтобы не дать ему упасть. И тут же она подозвала Галеота; тот подбежал и, увидев несчастное лицо своего друга, воскликнул:

– Боже мой! Госпожа, что с ним случилось?

– Не знаю; я только спросила его, которую из этих дам он любит.

– Помилуйте, госпожа! С такими речами вы, пожалуй, отнимете его у меня, да и у целого мира.

– Я бы оттого потеряла больше всех; но позвольте, Гале-от, знаете ли вы, ради кого он совершил столько подвигов?

– Нет, госпожа.

– Поверили бы вы ему на слово, будто он совершил их ради меня?

– Если он вам это сказал, вы должны этому верить, ибо никто не сравнится с ним в доблести и никто не превзойдет его в искренности.

– Ах! Галеот, если бы вы знали все его деяния со дня посвящения в рыцари, у вас было бы тем больше причин называть его благородным мужем! Он отомстил за увечного рыцаря чередою поединков; он спас госпожу Ноанскую; он сразил двух великанов; он взял Скорбный Оплот; он был лучшим в обеих ассамблеях. И все это, говорит он, из-за единственного слова, из-за прозвания «мой милый друг», оброненного мною при его отъезде со двора!

– Госпожа, – сказал Галеот, – я сделал для вас все, что вы просили; теперь в вашей воле пожаловать ему ту милость, которая надобна ему.

– Какую же милость, по-вашему, я должна ему оказать?

– Госпожа, вы знаете, что он любит вас превыше всего на свете и что ради вас он совершил более, чем любой другой рыцарь. Если бы не он, никогда бы не было и речи о мире с монсеньором королем.

– Да, – ответила королева, – я это знаю; и если бы он только уладил этот мир, он уже совершил бы более, чем я в силах заслужить, ибо он спас честь монсеньора короля; значит, он не может просить ничего такого, в чем я вправе отказать ему по совести. Но, Галеот, он ничего не просит: вместо этого он непрестанно льет слезы с той минуты, как взглянул на этих двух дам; может быть, он боится, что его признают.

– Я ничего не знаю о его тайнах, – сказал Галеот, – но его весьма заботит, как бы его не узнали. Не останавливайтесь на этом, госпожа моя; всего только имейте милосердие к тому, кто вас любит во сто крат больше, чем самого себя.

– Я бы проявила желанное для вас милосердие, ибо я перед вами в долгу; но позвольте, ведь он не просит меня ни о чем.

– Госпожа моя, – сказал Галеот, – вам ли не знать, что невозможно унять трепет перед тем, кого любишь. Я буду просить за него и попрошу вас лишь о том, к чему бы вам и так подобало склониться; ведь большего сокровища вам не найти.

– Я знаю, и я сделаю для него все, что вы скажете.

– Благодарю! Я прошу для него вашей любви; считайте его отныне своим рыцарем; вы будете его верной дамой до конца ваших дней. Этим вы вознаградите его щедрее, чем подарив ему целый мир.

– Ну что же, да! я согласна на то, чтобы он принадлежал всецело мне, а я всецело ему; а вы были бы гарантом нашей верности этому союзу[97]97
  «И что вами будет возмещено неисполнение и нарушение уговора». Var. «уговоров». Этот пассаж вызывает некоторые сомнения; может возникнуть искушение понимать под этим: «и если мы ни во что не будем ставить наше соглашение, пусть это падет на вас». Но такое толкование было бы скорее в духе нашего времени, чем двенадцатого века. Старинный итальянский переводчик понял его так же, как и я: «che per voi sieno emendante tutte le cose mal fatte» [ «чтобы вами были исправлены все дурные поступки» (ит.)]. То есть: «и пусть вы будете судьей над тем, как это взаимное соглашение будет выполняться». (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

– Премного благодарен, госпожа! Теперь я требую первого залога.

– Я готова его дать немедленно.

– Благодарю! Я хочу, чтобы вы поцеловали его при мне.

– Я бы охотно на это согласилась; но время и место не позволяют. Эти дамы удивляются, что мы так долго их сторонимся; они непременно будут подглядывать. Впрочем, если он пожелает, я все же на это пойду.

И Ланселот был столь восхищен этими словами, что сумел лишь вымолвить:

– Госпожа, премного благодарен!

– В его доброй воле, – продолжил Галеот, – можете не сомневаться. Давайте встанем, отойдем подальше, как будто держим совет; эти дамы ничего не увидят.

– Зачем я буду заставлять себя упрашивать? – сказала королева. – По правде говоря, я этого хочу еще сильнее, чем он.

Тогда они все трое немного отошли, делая вид, что обсуждают важные дела, и королева, видя, что бравый рыцарь начать не смеет, взяла его за подбородок и одарила долгим поцелуем; столь долгим, что госпожа Малеотская это заметила.

А королева, будучи дамой мудрой и отважной, промолвила:

– Мой милый друг, я вся ваша, и я очень этому рада. Но пусть это дело остается в полной тайне. Вы знаете, что я из тех дам, о которых, увы, говорят больше лестного, чем следовало бы; если из-за вас я потеряю свое доброе имя, это весьма осложнит наши любовные встречи. А вы, Галеот, благо-разумнейший из нас, помните, что если с нами приключится беда, первопричиной тому были вы, как будете причиной и всем радостям, какие мы сулим друг другу.

– С моей же стороны, – сказал Галеот, – мне осталось попросить у вас один дар: не пытаясь разлучить меня с ним, приложите усилия, госпожа, чтобы закрепить узы нашей дружбы.

– Ах! Галеот! если бы я этим пренебрегла, то до чего бы я злоупотребила всем, что вы сделали для нас!

Тут она взяла Ланселота за руку:

– Галеот, я отдаю вам этого рыцаря навеки, оставив за собою мое право на него. Вы согласны, не правда ли?

Ланселот поднял руку в знак согласия.

– Дорогой сир, – продолжила она, – я отдала вам Ланселота Озерного, сына короля Бана Беноикского.

Так Галеот узнал имя своего сподвижника и весьма этому порадовался; ибо он был уже наслышан о былом благородстве короля Бана Беноикского и о славных подвигах Ланселота.

Таково было первое свидание королевы и Ланселота, устроенное принцем Галеотом. Наконец, они поднялись: настала ночь, весь луг был озарен лунным светом. Они вернулись к шатру короля Артура, тогда как сенешаль сопроводил обеих дам. Галеот дал совет Ланселоту побыть с ними, прежде чем вернуться в его стан, сам же взялся проводить королеву. Увидев их, король спросил, откуда они едут.

– Сир, – сказал Галеот, – с этих лугов, где мы были почти на безлюдье.

Они сели и повели беседу о разных предметах, притом что королева и Галеот едва могли скрыть распиравший их восторг. Наконец, королева поднялась и ушла отдыхать в башню; Галеот препоручил ее Богу, сказав, что поедет ночевать со своим дорогим соратником.