Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный."

«Даже в ту пору, когда она была пятидесяти лет отроду[369]369
  Я нашел это наблюдение в одной-единственной рукописи (№ 751, л. 416). (Прим. П. Париса).


[Закрыть], она была столь прекрасной дамой, что не найти было в мире другой столь же прекрасной; отчего иные говорили, что, судя по красотам, ей отнюдь не положенным, она была источник всех красот».

Святой Грааль, перевезенный в Сирию Галахадом, Персевалем и Богором, воспарил на небеса; Персеваль и Галахад в это же время отошли в лучший мир, и Богор один вернулся в Логр, чтобы рассказать о том, что он повидал. Тогда король Артур велел созвать турнир на Винчестерской равнине. Ланселот, желая появиться там неузнанным, сказался приболевшим, чтобы не ехать с королем. Агравейн заподозрил, что у него была другая причина остаться. И потому он идет к Артуру и, не боясь возбудить его ревность, дает ему понять, что Ланселот остается на время турнира лишь для того, чтобы дать волю своей преступной страсти.

«Милый племянник, возразил король, никогда не говорите таких слов, ибо я вам не верю. Мне ли не знать, что Ланселот никогда бы не помыслил ни о чем подобном; а если однажды и помыслил, то мне ли не знать, что на это его подвигла сила любви, супротив которой не устоит ни чувство, ни здравомыслие. – Как, сир! воскликнул Агравейн, вы ничего ему не сделаете? – Что вы хотите, ответил король, чтобы я ему сделал? – Сир, сказал он, я хотел бы, чтобы вы приказали за ним следить, пока их не застигнут вдвоем. – Делайте, что вам угодно, сказал король, а я вас отговаривать не стану. И тот сказал, что большего он и не просит».

На сей раз он ошибся. Ланселот выехал из Камалота через несколько часов после отъезда всех сотрапезников Круглого Стола; и король собирался выехать из замка Эскалот после проведенной там ночи, когда появился Ланселот. Артур узнал его по коню, бывшему под ним.

У владельца Эскалота было двое сыновей, недавно посвященных в рыцари; согласно обычаю, они носили однотонные доспехи. Ланселот попросил у отца дозволения обменяться щитом с одним из его сыновей, которого удержало дома нездоровье. Второй сын предложил проводить его до Винчестера, а в это время дочь шателена, прекрасная юная дева, уговаривала оруженосца Ланселота назвать ей имя этого рыцаря, такого пригожего и осанистого.

– Я вам его не скажу, сударыня, мой хозяин мне это запретил; довольно вам знать, что отважнее рыцаря на свете не бывает.

– Мне этого достаточно, – сказала девица. И тотчас, подойдя к Ланселоту, заговорила с ним:

– Сир, ради того, что вам дороже всего на свете, я прошу у вас один дар.

– Вы меня так заклинаете, что получите все, что угодно.

– Так вот, вы мне обещали, что на этой ассамблее повяжете мой правый рукав[370]370
  Рукав представлял собой такую длинную полосу шелка, которая свисала наподобие шарфа с руки знатной дамы. Обычно он бывал алого цвета. (Прим. П. Париса).


[Закрыть] как вымпел сверху шлема и будете преломлять копья из любви ко мне.

Ланселот не мог отговориться, хоть и весьма отягощенный обязательством, которое, как ему думалось, королева найдет оскорбительным, когда узнает об этом. Он уныло повязал рукав на свой шлем наподобие султана и согласился посвятить девице из Эскалота ратные подвиги, которые собирался совершить на Винчестерском турнире.

На другой день он оставил в Эскалоте свои доспехи, сменив их, и уехал вместе со вторым братом. Вначале они нашли кров у тетушки его спутника, на полдороге к Винчестеру. Прибыв на равнину, где должен был состояться турнир, он примкнул к той из сторон, где, как ему подсказали, недоставало доблестных рыцарей; в то время как на другой были Богор, Гектор, Лионель и еще многие бойцы от Круглого Стола. Он сразился с ними, не узнав их под доспехами, которые они тоже заменили. В первом столкновении Богор нанес ему жестокий удар, прежде чем сам вылетел из седла. Ланселот предрешил поражение рыцарей Круглого Стола и, не дожидаясь конца турнира, покинул поле боя; узнал его только король, видевший, как он приехал в Эскалот.

Он возвращался с Винчестерского турнира тяжело раненым; и поскольку он предвидел, что еще долго не сможет надеть доспехи, оставленные в замке Эскалот, то остановился у тетушки юного рыцаря, которая дала ему приют прошлой ночью. На этот раз исцелить его раны взялась не девица, а старый рыцарь, «который жил неподалеку от них и занимался врачеванием ран; и смыслил в этом, как никто другой в тех краях». Он оставался в этом убежище более шести недель, «и таким, что не мог ни носить доспехи, ни выйти из дома». Эта задержка оказалась для него роковой.

Гавейн и Гарет, которые в ложе короля оставались простыми зрителями турнира, очень хотели бы знать, кто этот рыцарь с алым рукавом, чьими подвигами они так восхищались. Король не старался утолить их любопытство, довольный тем, что узнал Ланселота, присутствие которого в Винчестере опровергало подозрения Агравейна. На обратном пути в Камалот трое братьев, Гавейн, Гарет и Мордред, побывали еще в замке Эскалот, где Ланселот оставил свои доспехи. Пока они сидели за ужином, девица с алым рукавом не преминула расспросить их о новостях с турнира.

«Сударыня, сказал мессир Гавейн, о турнире я могу вам сказать, что он был лучшим из всех, какие я видел; и что победил в нем один рыцарь, коему я желал бы уподобиться в добродетелях; но имени его я не знаю. – Сир, спросила она, какие доспехи были на нем? – На нем были, ответил он, доспехи сплошь алые, а наверху на шлеме рукав дамы или девицы, не ведаю какой. Но я так вам посмею сказать, что если бы я был девицей, хотел бы я быть той самой, затем чтобы меня любил всею душой тот, кто его носил».

Судите сами, была ли счастлива девица из Эскалота, слушая мессира Гавейна. Он же разглядывал ее с превеликим удовольствием, словно сраженный наповал ее красотой. Вечером все гости вышли прогуляться в поле рядом с домом; владелец Эскалота и его дочь присоединились к ним.

«Мессир Гавейн усадил отца по правую руку от себя, а по левую усадил девицу, так что она сидела между ним и Мордредом, а хозяин между ним и Гаретом, его братом. И Гарет отвлек хозяина в сторону, дабы мессир Гавейн поговорил с девицей наедине. И когда тот увидел, что самое время с нею говорить, то стал просить ее любви. А она спросила, кто он. – Я рыцарь, ответил он, а по имени Гавейн, племянник короля Артура, и полюблю вас всею душой, если вам угодно. – Э, мессир Гавейн! возразила она, не смейтесь надо мною. Я знаю, что уж больно вы имениты, чтобы любить такую бедную девицу; а впрочем, если вы меня и полюбите всею душой, мне оттого будет тяжелее, чем от чего иного. Потому как если вы меня и полюбите до немочи сердечной, вы не сможете ко мне подступить: ибо я люблю всею душой одного рыцаря, коему никаким путем не изменю. И я вам истинно говорю, что я еще невинна, никогда я никого не любила прежде, чем увидела его впервые. И убей меня Бог, он рыцарь не хуже вас, и красив не менее. Потому говорю вам, что просить моей любви – напрасный труд. – Как! Стало быть, он один из достойнейших в мире? А как его имя? – Сир, про его имя я вам ничего не скажу; но покажу вам его щит, который он мне оставил, когда ехал на Винчестерский турнир, и щит этот вы увидите ночью, когда пойдете ложиться, ибо он висит на гвозде в опочивальне у вашего ложа».

Гавейн легко распознал по двум лазурным коронованным львам на белом поле, что победителем Винчестерского турнира и в самом деле был Ланселот. Он попросил прощения у девицы за свои любовные притязания, признав, что она отдала свое сердце достойнейшему и прекраснейшему из рыцарей. Он вернулся к королю, чтобы поделиться своим открытием.

– Вы мне не сказали ничего нового, – ответил Артур, – я заметил Ланселота при въезде в Эскалот в то время, когда мы оттуда выезжали. Ах! как бы я жалел, если бы послушал вашего брата Агравейна!

– Мой брат, – возразил Гавейн, – обманулся сам.

«Ни разу Ланселот не помышлял о подобной любви к королеве; к тому же говорю вам истинно, что он любит всею душой одну из прекраснейших дев на свете. И притом мы знаем, что он любил дочь короля Пеля, от коей рожден Галахад. – Несомненно, ответил король, если бы Ланселот и любил королеву всею душой, то я не верю, чтобы он дерзнул пойти на такую измену, как познать ее телесно; ибо в сердце его, средоточии столь великой доблести, не могла угнездиться измена, ежели это не величайшие дьявольские козни».

Увы! великий и справедливый Артур судил о Ланселоте слишком благосклонно или, скорее, не сознавал силу любви.

Когда король, Гавейн, Гарет и прочие вернулись в Камалот, королева узнала, что победитель Винчестерского турнира носил поверху своего шлема алый рукав и что победителем этим был Ланселот. У короля и мессира Гавейна не было ни малейшей причины скрывать то, что они якобы знали о его интрижке с девицей из Эскалота, а для сердца королевы их игривые байки были подобны разящим ударам меча.

«И она сказала себе: «О Боже! Так подло обманул меня тот, в ком я полагала преданность и ради чьей любви я опозорила достойнейшего в мире человека!»

Ее последние сомнения рассеялись, когда она услышала, как мессир Гавейн объясняет при ней долгое отсутствие Ланселота.

«Ланселот, говорил он, остался в Эскалоте ради одной девицы, которую любит всею душой; и знайте, что она прекраснее всех в королевстве Логр; и она была еще девой, когда мы оттуда ушли. И ради ее великой красоты я просил ее любви, но она мне отказала напрочь и ответила, что ее любит рыцарь, краше и лучше меня; и она мне сказала, что это Ланселот и что алый рукав, носимый им на шлеме, был от нее. – Мессир Гавейн, спросила королева, какой у него щит? – Госпожа, белый с двумя лазурными львами в коронах. – Клянусь головой, это тот, что он увез, когда выехал отсюда; и потому вашим словам об этом надобно верить».

В первом порыве гнева она призвала Богора и объявила ему, что больше никогда не желает видеть его кузена. Однако Ланселот был не у девицы из Эскалота, как его в том обвиняли; он оставался в постели в доме ее тетушки, и никому из тех, кто тревожился о нем, не приходило в голову ехать туда его искать.

И если королева была в отчаянии, то ничуть не лучше было расположение духа у ее юной соперницы. Она недолго могла противиться желанию повидать Ланселота и, приказав отвезти ее туда, где он был, без обиняков заговорила с ним так:

«Сир, разве не низок будет рыцарь, который мне откажет, если я запрошу его любви? – Сударыня, ответил Ланселот, когда бы он был властен над своим сердцем и мог вершить над ним свою волю, он сотворил бы величайшую низость; но ежели дело обернется так, что он не сможет вершить над своим сердцем свою волю, вы не должны бранить его за это. – Как, сир, спросила она, вы не можете вершить над вашим сердцем вашу волю? – Свою волю, сказал он, я вершу, ибо оно всегда там, где я хочу, и ни в каком другом месте я не желал бы его иметь. – Право же, ответила она, вы мне сказали столько, что я многое знаю о вашем сердце; и мне тягостно, что это так, ибо тем вы приближаете меня к скоропостижной смерти».

И в самом деле, не питая более ни малейшей надежды на его возвращение, она покорилась смерти, как мы скоро увидим.

Между тем состоялся новый турнир у Тассебурга, на границе с Шотландией; мессир Гавейн, Богор, Гектор и Лионель творили там чудеса; король Артур и королева судили ратные подвиги. Когда речь зашла о возвращении в Камалот, Артур позволил королеве ехать более прямой дорогой, а сам отправился в соседний замок под названием Торос, откуда въехал в тот самый лес, где Моргана обустроила себе постоянное жилье, вдали от всякой придворной суеты. Там-то она и держала долгое время Ланселота. Артур был принят с величайшим усердием, со всеми мыслимыми почестями. Хозяйка не преминула проводить своего брата в камеру Ланселота, расписанную, как мы видели выше, роковыми картинами, плодами безнадежных досугов влюбленного узника.

«И взошло солнце, прекрасное и светлое; король стал озираться вокруг и увидел образы и росписи, запечатленные Ланселотом. Король владел грамотой так, что мог вполне понять письмена. Он принялся читать и вспоминать деяния Ланселота по картинам. Но когда он увидел образы, где представлено было начало Галеота, он был вконец ошеломлен и поражен, и сказал себе: «Честью клянусь, ежели значение сих образов правдиво, где Ланселот меня бесчестит с моею женой; и ежели все так, как гласят мне письмена, то дело это ввергнет меня в величайшую вражду, какую доводилось мне иметь».

Моргана подтвердила истинность всего, что открыли ему картины. Он уехал, убитый горем. Теперь все словно ополчилось против обоих наших возлюбленных. Едва излечившись, Ланселот по возвращении в Камалот узнает, что королева запретила ему показываться ей на глаза. Богор, которому она поручила передать Ланселоту этот приказ, напрасно заступался за него, напоминая, как часто истории бывали полны рассказов о муках, претерпеваемых лучшими рыцарями за то, что их дамы подозревали их попусту.

«И если вам угодно припомнить древних пророков (поэтов) и сарацинов, вам довольно покажут тех, кого опорочила женщина. Посмотрите на историю Давида, у коего был некий сын, прекраснейшее творение Божие, и он пошел войною на своего отца по женскому наущению и совету, и оттого погиб весьма бесславно[371]371
  Здесь явно смешаны два эпизода из Книги Царств. Войной на Давида пошел его сын Авессалом. Он погиб, но о роли женщин в этой войне ничего не говорится (II Цар. 15). Много позже прекрасный Адония, четвертый сын Давида, стал претендовать на трон престарелого отца. Давида успела предупредить о заговоре Вирсавия, мать Соломона, и именно его Давид спешно велел помазать на царство. Но после смерти Давида Адония с помощью той же Вирсавии пытался склонить Соломона дать ему в жены прислужницу Давида, Ависагу Сунамитянку, явно замышляя дворцовый переворот. Царь Соломон велел казнить его (III Цар. 2). (Прим. перев.).


[Закрыть]. А после вы узрите в той самой истории, как Соломон, от Бога наделенный умом и добродетелью, был обманут женщиной[372]372
  Об этом см. эпизод «Корабль Соломона» в книге «Святой Грааль» (гл. III). (Прим. перев.).


[Закрыть]. Самсон Силач, сильнейший из мужей, рожденный когда-либо от грешной женщины, обрел себе погибель[373]373
  Ссылка на знаменитую библейскую легенду (Суд. 16:28). Самсон открыл филистимлянке Далиле тайну своей силы, скрытой в волосах; Далила усыпила Самсона и обрезала ему волосы; лишенный силы Самсон попал в плен, но по прошествии времени сила вернулась к нему; во время храмового праздника он обрушил храм и погиб вместе со своими врагами. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Гектор и Ахилл, кои деяниями и рыцарскими добродетелями превосходили всех рыцарей древних времен, оба были убиты, а с ними более ста тысяч, по мановению руки женщины, которую Парис насильно забрал в Грецию[374]374
  Судя по дошедшим до нас древнегреческим мифам, ничего насильственного в этом не было, похищение происходило по доброму согласию. (Прим. перев.).


[Закрыть]. И в самое наше время не минуло еще пяти лет, как умер Тристан, племянник короля Марка, столь преданный Изольде Белокурой, что в жизни своей ни разу и ничем не погрешил против нее[375]375
  Это единственный раз, когда Тристан, Изольда и король Марк упомянуты в Ланселоте. Еще это встречается в одном позднейшем продолжении. По ходу романа мы часто видим упоминания имен корнуайских королей, современников Артура, но имя Марка – никогда. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]».

Королева только отпустила кузена Ланселота, когда вдруг некий рыцарь по имени Авалон, желая отомстить за старую обиду, вздумал в один из дней, когда она сидела за трапезой рядом с мессиром Гавейном, угостить ее отравленным яблоком в надежде, что она непременно предложит его мессиру Гавейну. Гвиневра взяла плод и передала его другому своему соседу, Гахерису из Карахея, брату Мадора Привратника. Едва Гахерис поднес его к губам, как упал на травяную подстилку, сраженный внезапной смертью. Все заволновались, возмутились, в один голос закричали, что королева хотела отравить Гахериса; пошли известить короля, уже и без того настроенного против нее со дня возвращения из дома Морганы. Напрасно Гвиневра отговаривалась неведением; король ответил, что правосудие будет совершено. Гахерису оказали величайшие почести, а на его могиле начертали: Здесь покоится Гахерис Белый из Карахея, брат Мадора Привратника. Королева Гвиневра извела его ядом.

Ланселот узнал о грозящей королеве опасности прежде, чем обрел силы явиться на ее защиту. Подобно Тристану из старинных поэм, он накануне был ранен шальной стрелой, пущенной наудачу неведомым лучником. Но по феодальным законам королеве была дана сорокадневная отсрочка, прежде чем начался суд, и он успел окрепнуть настолько, чтобы приехать и выйти против обвинителя, Мадора Привратника. Он победил его и вынудил признать ложность его обвинения. За несколько дней до того было замечено, что к Кама-лоту приближается роскошная ладья, в которой лежало бездыханное тело прекрасной девы из Эскалота. Король, мессир Гавейн и другие рыцари вышли к этой ладье.

«Мессир Гавейн посмотрел сбоку на девицу и увидел кошель, висящий у нее на поясе, весьма красивый и весьма богатый; и он его открыл и вынул оттуда письмо; и развернул его, и передал королю. И он узнал, что сказано в нем: «Всем рыцарям шлет поклон девица Эскалотская. Я приношу жалобу всем вам и извещаю вас, что от горестной верности обрела я себе кончину, ради самого благородного мужа на земле и самого отважного, какие только ведомы; но он же и презреннейший из всех, кого я повидала. Ибо так слезно я молила его и рыдала, чтобы он имел ко мне снисхождение. И таково мне было на душе, что я обрела свою кончину».

Королева не могла получить лучшего доказательства верности Ланселота; и потому она приняла своего избавителя с живейшими проявлениями нежности. Один лишь король чуял, как в нем нарастает тревога, тем более что сила их страсти никак не позволяла обоим любовникам скрыть ее от глаз сыновей короля Лота. Однажды пятеро братьев собрались на совет: Аргавейн хотел, чтобы короля известили немедленно; Гавейн, напротив, спорил и возмущался против него. Вдруг они увидели, что король вышел из спальни королевы и подошел спросить, о чем они пререкаются. Они отказались отвечать; чем более они упорствовали в молчании, тем более настаивал король, желая знать, о чем была беседа. Гавейн и Гарет ушли, чтобы их не вынудили говорить; остались только три брата (подобно трем предателям, которые выдали королю Марку тайну любви Изольды и Тристана). Артур стал заклинать их верностью к нему и их вассальными клятвами, чтобы они ему сказали то, что он, должно быть, уже боялся услышать.

«Коль скоро вы не хотите говорить, возразил король, дело до того дошло, что или вы меня убьете, или я вас. И ринулся к мечу, лежавшему на ложе, и обнажил его, и подступил к Агравейну, и сказал, что тот умрет непременно, если не скажет о том, о чем его просят. И когда тот увидел, что король так вспылил, то воскликнул: «Э, сир! Не убивайте меня, я вам скажу. Я говорил монсеньору Гавейну и другим, что они предатели и изменники, если терпят так долго позор и бесчестие, учиненное вам Ланселотом. – Как же, спросил он, Ланселот учинил мне бесчестие? Скажите мне. – Сир, он вас обесчестил через вашу жену, с которой спознался телесно, мы это знаем».

Король побледнел и долго хранил молчание; потом он согласился на то, чтобы попытаться застигнуть виновных, лишив их всякой возможности защищаться. Назавтра он объявил, что надолго уезжает на охоту, и не пригласил Ланселота ехать с ним. Тот уже заметил перемену в обхождении с ним короля; и его кузен Богор советовал ему быть настороже более чем когда-либо.

«Эх, Боже мой! сказал Ланселот, кто принес такие новости моему сеньору? – Сир, ответил Богор, если это был рыцарь, то Агравейн, а если женщина, то Моргана; ведь никто иной, кроме этих двоих, не посмел бы так сказать».

Едва Артур уехал, как королева послала за Ланселотом, чтобы он пришел побеседовать с нею. Вопреки советам Богора, он поспешил на свидание. Он прошел через потайную дверцу сада, куда выходила спальня королевы, но позаботился, по крайней мере, взять с собою меч. Агравейн же устроил слежку с нескольких сторон. Из окна, обращенного к изгороди, он видел, как Ланселот проник в сад и вошел в башню.

– Вы видели это не хуже меня, – сказал он рыцарям, которых созвал, – теперь наше дело – помешать ему скрыться от нас.

Они добрались до спальни королевы; дверь была заперта; они попытались ее взломать; Ланселот встал, взял свои одежды и меч и крикнул им:

«А! рыцари негодные, неудачники и трусы! Погодите: я вам открою и погляжу, кто сунется сюда».

Он и в самом деле открыл и снес голову первому, кто посмел переступить порог. Он поспешил снять с него шлем и кольчугу, облачился в них, и с этой минуты ему не стоило труда преодолеть заслон из рыцарей Агравейна; никто даже думать не смел заградить ему дорогу. Он догнал Богора; но поскольку предвидел, что скоро им придется выдержать войну против короля Артура, то решил податься обратно в Галлию, когда избавит королеву от казни, угрожающей ей.

Артур по возвращении с охоты узнал о том, что случилось; он велел схватить и судить королеву; ее приговорили к сожжению,

«ибо не должно иначе умирать королеве, коя совершила измену, поскольку она венчана и помазана».

Агравейну, Гахерису, Гарету и четырем сотням латников было поручено препроводить ее на казнь; но Ланселот с тридцатью двумя рыцарями из своей родни напал на конвой. Первой жертвой становится Агравейн; затем его брат Гахерис; отважный Гарет гибнет лишь под двойным натиском Гектора и Ланселота. Остальной конвой было нетрудно обратить в бегство, а королеву снова вручить ее возлюбленному и отвезти в полной сохранности в Оплот Радости.

Здесь для знаменитого Скорбного Оплота, а позже Оплота Радости, указано «близ города Лампрестена». Но далее, когда король Артур спрашивает своих рыцарей, следует ли требовать мести Ланселоту за гибель трех сыновей Лота и похищение королевы, Мадор Привратник говорит, что замок Оплот Радости находится за морем; еще немного далее – «его огибает река Хамбер». Эти указания, еще довольно смутные, ускользнули от автора первой части Ланселота.

Вскоре король появился у Оплота Радости с огромным войском. Напрасно Ланселот посылал к нему девицу-посредницу сказать, что он готов склониться перед мнением или судом его баронов, что у него никогда не было мысли задеть честь короля, и что если он и убил братьев мессира Гавейна, то лишь защищая собственную жизнь; король не желал ничего слушать и начал планомерную осаду. Последовали два дня жестоких сражений, где состязались в доблести Ланселот, Артур и мессир Гавейн. Король даже нанес Ланселоту удар, достаточно сильный, чтобы заставить его пошатнуться, но Гектор пришел ему на помощь:

«ибо он опасался, как бы Ланселоту не нанесли увечья. И он пустился вскачь и нанес королю столь могучий удар мечом, что король был им вконец оглушен, так что не ведал, ночь сейчас или день. А Гектор, зная доподлинно, что это король, ударил его в другой раз так жестоко, что король упал наземь перед Ланселотом. И когда Гектор увидел, что он на земле, то сказал Ланселоту: Сир, отрубите ему голову, и ваша война завершится. – Э, Гектор, ответил Ланселот, что вы такое говорите? Не дай мне Бог причинить ему зло, ведь он мне делал добро и оказывал честь множество раз; ради этого ему не будет зла от меня; и не вздумайте чинить ему зло, пока я здесь: ибо я защищу его и от вас, и от любого другого. И когда Ланселот сам усадил короля в седло, и они вышли из боя, который был весьма велик и весьма долго длился, король вернулся к своему войску и сказал во всеуслышание: «Вы видели, что Ланселот нынче сделал для меня? Клянусь честью, он превзошел добронравием и любезностью всех рыцарей, о каких я когда-либо слышал. И я бы желал, чтобы война эта вовсе никогда не начиналась».

Но Гавейн настаивал на том, чтобы отомстить за смерть своего брата Гарета.

На фоне этих событий Папа Римский, узнав, что король Артур намерен дать развод своей супруге, «когда ее не застали заведомо за преступлением», указал прелатам Острова Бретань наложить на эту страну интердикт и отлучить короля от церкви, если он не призовет королеву обратно. Король, который не переставал любить Гвиневру, несмотря на справедливые поводы для упреков, предложил принять ее обратно, как будто никогда и не сомневался в ее верности; но примирение не должно распространяться на Ланселота. И вот королеву доставил к королю епископ Рочестерский, а Ланселоту передали, чтобы он искал на морском побережье судно, которое позволит ему переправиться в Галлию со всеми, кто пожелает с ним уехать. Прежде чем проститься с королевой навсегда, он сказал:

«Госпожа, нынче тот день, когда вы покинете меня, а мне надлежит покинуть этот край; не ведаю, увижу ли вас когда-нибудь. Взгляните на кольцо, некогда вами мне подаренное; я сохранил его по сию пору из любви к вам. И вот я вас прошу носить его отныне и впредь из любви ко мне, пока вы живы, а я буду носить то, что на пальце у вас. И она отдала его с охотой».

Артур, будучи во всем этом образцом или, скорее, подражателем короля Марка Корнуайского, был бы рад вернуть Ланселоту свое благоволение; но Гавейну надо было отомстить за своих братьев, и ничто не могло его отвратить от того, что он почитал своим первейшим долгом.

«Будьте уверены (сказал он Ланселоту), что войны вам не миновать, и продлится эта война, пока мой брат Гарет, коего вы злодейски убили, не будет отомщен вашим собственным телом; и я не променяю целый мир на то, чтобы лишить вас жизни и головы».

Услышав эти речи, Богор встал на защиту чести Ланселота; он предложил сразиться с мессиром Гавейном. Залоги были внесены с обеих сторон, но Артур не дал согласия на поединок.

«Несомненно, мессир Гавейн (сказал в свой черед Ланселот), хотя вы нынче и жаждете нас погубить, не пристало вам этого делать, если помните о том, как я вас некогда вызволил из Скорбной темницы Брандуса, и тот день, когда я вас вывел из темницы великана Карадока, коего я убил. – Ланселот, Ланселот! воскликнул мессир Гавейн, ни разу вы мне не делали добро без того, чтобы весьма дорого его продать, когда вы так злостно лишили меня тех, кого я любил более всего; и этим я опозорен и унижен; и потому не может быть мира между мною и вами».

Прежде чем отплыть за море, Ланселот повесил свой щит в церкви Св. Стефана в Камалоте, «дабы те, кто отныне его увидит, вспоминали чудеса, совершенные мною в этой земле». И он отдал замок Оплот Радости во владение одному из лучших своих рыцарей.

Мы подходим к развязке. Едва Ланселот возвратился в Галлию, как король Артур, побуждаемый советами Гавейна, оставляет королеву на попечение своему вероломному племяннику Мордреду, пристает к берегам Галлии и начинает жестокую войну против Ланселота. В то время как он стоит лагерем у Ганна, Мордред сочиняет подложные письма, гласящие, что король Артур, смертельно раненный Ланселотом, назначил его перед смертью своим преемником, указав Гвиневре сочетаться с ним вторым браком. Королева сопротивляется; она посылает к Ланселоту гонца, который бы призвал его к ней на помощь. В ожидании его она запирается в Лондонской башне, где ее рыцари выдерживают долгую осаду Мордреда. Тем временем Гавейн послал вызов Ланселоту, который тщетно пытался унять его вражду. Король же боялся за своего дорогого племянника, видя, как тот провоцирует Ланселота, чью беспримерную доблесть он хорошо знал. В последней беседе, когда Гавейн предложил закончить войну этим междоусобным поединком, Ланселот изъявил готовность принести вассальную клятву королю на все, что ему и Гектору принадлежало в Галлии;

«и я сделаю более того, ибо поклянусь на святых, что уйду из Ганнской земли завтра в Первом часу, босой и в рубище, сроком на десять лет. И если я за это время умру, я прощу вам мою смерть и улажу так, что вы будете чисты перед всей моей родней. А если по истечении десяти лет я вернусь, я хочу быть заодно с королем и с вами, так же, как был когда-то; и я вам поклянусь на святых, что никак не по своей воле я убил вашего брата Гарета, и что мне это было более в тягость, чем в радость».

Но Гавейн не желал ничего слышать, и поединок состоялся. После долгой рукопашной Ланселоту удалось нанести смертельный удар противнику, и тот, тяжело раненый, был уже не в силах защищаться. Он не хотел этого и удалился, не довершив свою победу.

С превеликим трудом мессира Гавейна увезли, и знахари, похлопотав над ним шесть недель, еще не вполне излечили его, когда королю донесли, что из Рима надвигается неисчислимое войско, собранное императором, чтобы взыскать с Бретонцев дань, которую они всегда отказывались платить. В великой и решающей битве, в которой Ланселот никак не участвовал, Гавейн, несмотря на свою глубокую рану, убил двух племянников императора; а тот, со своей стороны, сразил доброго сенешаля Кэя, и король Артур в отместку за своего молочного брата снес императору голову. Этот славный удар привел к полному разгрому Римлян. Артур уже намерен был воцариться в Ганне, когда весть об измене Мордреда вынудила его поторопиться с возвращением в Великую Бретань.

Королева ожидала его прибытия с величайшей тревогой. Если он покарает Мордреда, он едва ли поверит в ее невиновность, он заподозрит, что она могла уступить притязаниям узурпатора; если же король будет разбит, ей придется выйти замуж за ненавистного Мордреда. Чтобы избегнуть этой двойной опасности, она укрылась в одном аббатстве; но аббатиса не решалась принять ее в число своих монахинь, боясь гнева короля Артура или короля Мордреда[376]376
  Уход Гвиневры в аббатство дал великому поэту Теннисону сюжет лучшей из его прекрасных Идиллий. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

Гавейн умер от последствий раны, нанесенной ему Ланселотом. Он пожелал, чтобы его похоронили в одной гробнице с Гаретом, с такой надписью: «Здесь покоится Гавейн, коего убил Ланселот, нанеся Гавейну обиду». Перед смертью он указал, чтобы Ланселота просили посетить его могилу.

В великой и решающей битве у Салебьера (Солсбери) погибают Галегантен, Ивейн Уэльский, Сагремор и последние соратники по Круглому Столу. Мордред, повергнув наземь смертельно раненного короля, первым испускает дух. В живых остались только Лукан-бутельер и Грифлет, сын До. Артур, найдя в себе силы подняться, хочет уйти прочь с роковой равнины. Ему удалось добраться до Черного аббатства; там в порыве отчаяния он прижал Лукана к груди с такой силой, что раздавил ему грудь, и тот рухнул бездыханный[377]377
  Эта смерть Лукана почти очевидно является воспоминанием о смерти Лихаса, задушенного Геркулесом: Quem corripit Alcides, et terque quaterque rotatum – mittit in Euboicas tormento fortius undas
  […но схватил его тут же
  Гневный Алкид и сильней, чем баллистой, и три и четыре
  Раза крутил над собой и забросил в Эвбейские воды (лат.)
  (Пер. С. В. Шервинского)].
  (Овидий, Метаморфозы, 1, IX, стих 217). (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Грифлет еще провожает своего короля до берега моря. Но Артур, не сочтя его достойным носить после себя славный меч Эскалибур, приказывает пойти и бросить его в ближайшее озеро. По дороге Грифлет раздумывает, как жаль потерять такой чудесный клинок, и решает подменить его своим, а Эскалибур положить под дерево. Он возвращается и говорит королю, что сделал все, как он пожелал.

– Но не видел ли ты, – спрашивает Артур, – некоего движения в волнах, чего-то нового?

– Нет, – ответил Грифлет.

– Так ты не сделал того, что я тебе приказал? Вернись и на сей раз брось в озеро мой славный меч: после меня никто не должен им владеть.

Грифлет и во второй раз не может решиться выполнить полученный приказ; и когда он возвращается доложить королю, что меч теперь на дне озера, король спрашивает:

– Не видел ли ты чего-то нового на глади озера?

– Нет, сир король, я ничего не видел.

– Тогда ты не исполнил мою волю. Неверный и лживый вассал! Ты меня обманул. Возвращайся и думай о том, чтобы заслужить себе прощение.

Когда Грифлет вернулся, он сказал:

– Сир, как только я забросил в озеро этот славный меч, я увидел, как из толщи воды поднялась ладонь, потом вся рука, и она трижды взмахнула Эскалибуром, прежде чем погрузиться обратно вместе с ним и уже не показываться.

– Хорошо. Теперь проводи меня на берег.

И когда он туда подошел, он велел Грифлету оставить его одного. Грифлет медлил уходить и непрестанно оглядывался: вскоре он увидел, как причалило судно, откуда сошли несколько прекрасных дам, одетых в белое, во главе с Морганой, сестрой Артура. Они окружили короля, ослабшего до крайности, и перенесли его в свой челн; затем по знаку феи судно быстро удалилось, и Грифлет потерял его из виду.

Он с грустью вернулся в Черное аббатство, где и закончил свои дни, успев увидеть, как феи пришли обустроить там гробницы Лукана и короля Артура[378]378
  Причина этой последней подробности довольно очевидна: надо было обосновать мнимое открытие гробниц Артура и Гавейна, сделанное в 1189 году в аббатстве Гластонбери. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Как только Ланселот узнал о роковой гибели Артура и о коронации сына Мордреда, он переплыл из Галлии обратно в Великую Бретань. Первым делом он осведомился о королеве: она почила, перед этим заслужив раскаянием отпущение своих прежних грехов. Вслед за этим Ланселот дает бой двум сыновьям Мордреда. Старший, Мелиан, убивает Лионеля, за которого мстит Богор. После смерти сыновей узурпатора Ланселот удаляется в старинную обитель, где находит Блиобериса и архиепископа Кентерберийского и где к нему присоединяются Гектор Болотный и Богор. Все они принимают монашеский сан и в святости оканчивают жизнь, дотоле посвященную мирской суете. Ланселот перед смертью пожелал, чтобы его тело перенесли в Оплот Радости и похоронили рядом с Галеотом.