Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный."

CXXI

Мы оставили его в тот миг, когда он покидал замок Глоседон, дабы уклониться от девицы из Хонгефорта. Он въехал в Ревантский лес в тот час, который указала ему девица; и начал он с того, что остановился у часовни, повесил свой щит и привязал коня к воротам. Не успел он приступить к молитве, как услышал некий шум, обернулся и увидел, что приближаются носилки.

Девять рыцарей, провожавшие их, спустили оттуда гроб и внесли в часовню. Рыцари эти были весьма опечалены; старейший из них рвал на себе волосы и раздирал себе лицо.

– Милый мой сын, – восклицал он, – такой удалой и смелый, как же дерзнула смерть тебя забрать! Где тот изменник, тот предатель, что убил мое дитя?

Тут рыцари подвели человека в портах и одной рубахе, которого Богор легко узнал: это был Ламбег, бывший его наставник[338]338
  Ланселот, т. I, стр. 24. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Он тут же вернулся за своим щитом и, подняв меч, набросился на рыцарей.

– Отпустите этого почтенного мужа, – воскликнул он, – ни с места, или все вы умрете.

Видя, что угрозами их не пронять, он напал на первого и разрубил ему голову до подбородка; тот был без доспехов. Из двух других, державших Ламбега, одного он убил, другому отсек руку, остальные восемь рассеялись по обители, чтобы избегнуть подобной же участи. Вместо того чтобы их преследовать, Богор подошел к Ламбегу и пригласил его сесть на своего боевого коня; сам он устроился на вороном коне[339]339
  «Который был чернее мавра». От этой масти, черной, как мавр, происходят клички Morel, Moreau, которые охотно давали всем черным лошадям. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], привезшем носилки. Так они и уехали вместе; но у Ламбега не шло из головы слово мэтр, которым величал его рыцарь.

– Воистину, сир, – сказал он, – я должен питать к вам лучшие чувства за то, что вы меня вызволили так, рискуя жизнью. Прошу вас, снимите ваш шлем и позвольте мне узнать моего благодетеля.

Богор приподнял шлем; Ламбег узнал его и радостно простер к нему руки:

– Ах! Сир, благослови вас Бог! Как вы жили с тех пор, как расстались с Владычицей Озера?

– Прекрасно; я прибыл сюда по указке одной из ее девиц ради некоего приключения, которое якобы найду здесь сегодня. Но что вы такое сделали этим людям, истязавшим вас?

– Сир, еще не прошло и трех дней, как я ехал вместе с одним рыцарем из королевства Логр; мы целых два дня скитались, не находя пристанища, и спешились на опушке этого леса, чтобы кое-как заночевать. Мы сняли шлемы и откинули забрала, когда вдруг услышали кабана, за которым гнались четыре гончих; затем появился лучник и пустил стрелу; но вместо кабана стрела попала в моего спутника; а тот, чувствуя, что смертельно ранен, собрался с силами, догнал лучника и вонзил в него острие копья. Появился рыцарь и спросил, кто убил его лучника. «Я», – сказал мой спутник. Тот немедля замахнулся мечом и на моих глазах отрубил ему голову. Я решил отомстить за него; но пока я садился верхом, он ускакал во всю конскую прыть. Я начал с того, что поднял тело моего спутника; я уложил его на шею своему коню и отвез в святую обитель, чтобы его похоронили; затем я поклялся не давать себе покоя, пока не догоню рыцаря, которому должен отомстить. Сегодня утром я нашел его, облаченного во все доспехи, кроме шлема; я его вызвал и, сбив с коня долой, отрубил ему голову так, как и он моему спутнику. Его-то и привезли в этот храм. Когда старый рыцарь узнал, что я убил его сына, он напустил на меня десяток своих людей во всеоружии; они меня схватили и связали, как вы видели. С Божьей и вашей помощью я остался в живых. А вы, сир, куда вы направлялись, когда вас встретила Озерная девица?

– Я ехал на поиски монсеньора Ланселота, и я не должен возвращаться к королевскому двору, пока не найду его.

Вот так толкуя о своих делах, наши двое друзей подъехали к крепости, построенной на каменистой горе. Старик рыцарь принял их с почтением и велел принести красивое платье Ламбегу, в котором признал племянника Фарьена, своего прежнего соратника. Когда они пошли садиться за стол, прибыла девица от Владычицы Озера и сказала, учтиво приветствуя Богора:

– Сир, примите этот меч: его посылает вам мессир Ланселот. Он желает, чтобы вы его носили отныне, ради любви к нему и к Галеоту, которому этот меч принадлежал.

Богор взял меч и вынул его из ножен; он восхитился его блеском и красотой. Никогда, сказал он, не доводилось ему получать дара более приятного. Пока разносили первое блюдо, вошел слуга и преклонил колени перед хозяином дома.

– Сир, – сказал он, – две ваши кузины едут сюда и остановятся на ночь у вас.

– Кто же это?

– Это девица из Хонгефорта и девица из Глоседона.

Сеньор тотчас же встал и спросил у Богора позволения выйти им навстречу; они были уже на пороге дворца. Напрасно Богор пытался их избегнуть; девица из Хонгефорта заметила его и пала ему в ноги.

– Ах, сир! – воскликнула она, – прошу вас пощадить меня! Простите меня за оскорбление, нанесенное мною, и укажите, чем я должна его возместить.

Богор не в силах был видеть ее коленопреклоненной, он поднял ее и простил. Отныне все в доме дышало радостью и довольством. Девица из Хонгефорта нарядилась в свежее и легкое платье; узнав обо всех тяготах, какие она вынесла, чтобы заслужить его прощение, Богор мог только пожалеть, что был их причиной.

– Единственная пеня, которую я налагаю на вас, – сказал он, – впредь не убивать тех рыцарей, которые окажутся у вас в плену.

Она это клятвенно обещала.

На другое утро, выйдя после мессы, хозяин дома подарил Ламбегу добротные и красивые доспехи, и тот облачился в них, прежде чем расстаться с дамами и пуститься в путь вместе с Богором и Озерной девицей. Ближе к полудню они повстречали одного рыцаря и справились у него о Ланселоте. Они узнали, что он в присутствии короля Бодемагуса убил рыцаря, обвинившего его в измене.

– Он провел нынешнюю ночь в моем доме, – добавил рыцарь, – а оттуда ему было надо в Скорбный Оплот, где вы можете его застать.

Они свернули на дорогу, которая привела бы их туда; но они заплутали и прибыли в Скорбный Оплот лишь на третий день, когда Ланселот уже уехал. Это их весьма раздосадовало, и наутро они вновь оказались в седле. Дойдя до развилки, Озерная девица простилась с ними, чтобы вернуться к своей госпоже; Ламбег взялся проводить ее до моря, и Богор позволил им удалиться. Он твердо решил целый год не появляться при дворе и не упускать ни единого случая для новых приключений.

Между тем Парид Золотое Кольцо, залечив свои раны благодаря премудрости ученого старца, найденного им в монастыре, подался в Видесан. Его представили Бодемагусу.

– Сир король, – сказал он, – Ланселот Озерный велел мне просить у вас прощения за то, что он насмерть зарубил вашего сына Мелеагана.

Слушая его, король побледнел, и закрыл себе лицо, и разразился слезами. Когда он смог говорить, то спросил, что стало с телом его сына; ему сказали, что оно покоится в замке Трех Столпов, и он направился туда, не теряя ни минуты. В большой зале было уложено тело Мелеагана с отсеченной головой между рук. Королю стало дурно от сотрясавших его рыданий. На другой день Мелеагана положили в мраморный гроб и похоронили со всеми почестями, какие приличествуют королевскому сыну. Что же до скорбящего отца, он ни единого раза не произнес имени Ланселота, но проклял тех баронов, что сопровождали его сына и не вырвали его из рук победителя.

CXXII

Прошел год с той поры, как Мелеагана постигло праведное возмездие за его коварство, когда на неделе перед Пятидесятницей король Артур решил выехать на охоту в Камалотский лес. Высокородные бароны, прибывшие ко двору по случаю великого праздника, не преминули последовать за ним; в их числе короли Йон, Карадок Короткорукий, Малакен Шотландский и короли Ирландии, Нор-галлии, Корнуая, все бывшие вассалами королевства Логр.

Королева Гвиневра пожелала сопровождать охотников со своими придворными дамами и девицами. Четыре рыцаря, назначенные Артуром для ее охраны, были, как мы видели ранее, Кэй-сенешаль, Сагремор Шалый, Додинель Дикий и Ланселот Озерный.

Пока дамы ехали поодаль, беседуя и веселясь, они увидели, как приближается рыцарь во всеоружии, со щитом на шее, с копьем в руке, с подвязанным шлемом. Он вгляделся, узнал королеву, поклонился и смиренно приветствовал ее, прежде чем заговорить.

– Госпожа, – сказал он, – я заранее прошу меня простить за оскорбление, избегнуть которого я не в силах: я вынужден вас похитить.

И, взяв ее коня за повод, он повлек ее в сторону.

– Пустите меня, сир рыцарь! – сказала королева.

– Госпожа, я не могу.

– А придется! – воскликнул сенешаль. – Отпустите коня, или я отрублю вам руку.

– Я отпущу коня, но только чтобы вызвать вас.

– В добрый час!

Они разъехались, потом развернулись и бросились друг на друга. Но копье Кэя сломалось, и незнакомец выбил его из седла.

Сагремор тотчас же выступил, чтобы за него отомстить. Он жестоко ударил незнакомца, вспорол ему щит, порвал кольчугу; но тому выпала удача: он поверг его наземь и трижды проехал конем по его телу. Не лучше он обошелся с Додинелем Диким, и королева содрогнулась при мысли, что и Ланселота, быть может, постигнет та же незавидная судьба.

– Ради Бога! рыцарь, – сказала она незнакомцу, – отпустите меня.

– Мне необычайно жаль, что я не могу этого сделать.

Увидев, что приближается Ланселот, он приготовился встретить его, как подобает. Но когда, разойдясь, они понеслись друг на друга, появилась некая старая дама, остановила своего коня между обоими рыцарями и сказала, обратясь к Ланселоту:

– Сир, я пришла напомнить вам о вашем обещании.

– О каком обещании?

– Вы дали слово, будучи в погоне за Алым рыцарем, что пойдете за мною, как только я потребую. Ну, так идите за мною, если только не предпочтете прослыть клятвопреступником.

– Госпожа, прошу вас, смилуйтесь! Я буду навеки опозорен, если не сражусь с этим рыцарем.

– Но если он вас победит, вы не будете вольны пойти за мной.

– Поверьте мне: он меня не победит; я прошу вас о малом промедлении, о времени для мести за моих собратьев.

– Нет, нет; я хочу, чтобы вы шли за мной без промедления.

– Я пойду за вами; но когда мы отойдем на два полета стрелы, с вами будет лишь мертвец.

– Мертвец? Но кто же вас убьет?

– Я сам. После того позора, которым вы меня покроете, ничто не удержит меня в этой жизни.

– Если дело обстоит так, я согласна дать вам отлагательство. Идите, бейтесь; но как только завершите поединок, обещайте следовать за мной.

– Да, если я все еще буду волен это сделать.

Ланселоту первому достался удар в левый бок, и наконечник, угодив в него, отломился от древка и завяз в кольчуге. Но незнакомец, пронзенный насквозь, не мог удержаться в седле и упал под ноги своему коню, истекая кровью. Старуха тут же стала призывать:

– Рыцарь, рыцарь! Держите свое слово.

Ланселот услышал ее и пришпорил коня ей вдогонку, не думая о своей ране и не прощаясь с королевой.

– Ах! Сенешаль, – воскликнула та, – смотрите, какой обломок копья он уносит в боку. Скачите за ним; так ему недолго и умереть.

– Я был бы рад, госпожа; но не думаю, чтобы он согласился задержаться.

– По крайней мере, окажите ему помощь.

Кэй вонзил обе шпоры и, проскакав полчаса, нагнал Ланселота, когда тот успел отбиться от трех рыцарей; один из них был мертв, а два другие бежали. Но они убили его коня.

– Сир, – сказал сенешаль, подходя поближе, – моя госпожа послала меня, чтобы узнать, что с вами; она боится, что вы тяжело ранены.

– Нет; рана, полученная мною, не помешает мне добраться туда, где я должен быть. Позаботьтесь о побежденном мною рыцаре; он отменный храбрец, и мне будет жаль, если он умрет.

– Что это были за разбойники, – спросил Кэй, – которым вы дали отпор?

– Понятия не имею: они напали на меня в этом лесу и обошлись со мною хуже некуда. Слава Богу, я неплохо отделался.

– Сир, дайте мне хотя бы извлечь железо, сидящее у вас в боку.

– Нет, нет, – сказала старуха, – нынче вечером у него найдется кое-кто, умеющий это делать лучше вас.

– Но, сир, – продолжил сенешаль, – не хотите ли взять моего коня?

– Вам он нужен самому.

– Я без него скорее обойдусь, чем вы.

– Ну что ж, я его возьму. Извольте, сенешаль, передать от меня поклон королеве и всем, кто с вами обо мне заговорит. А особо попросите королеву взять на попечение раненого рыцаря.

Ланселот уехал следом за старухой, а Кэй, возвратясь к королеве, передал ей пожелание Ланселота.

– Я велела снять доспехи с раненого рыцаря, – ответила она, – его рану осмотрели и перевязали; мы уложили его на носилки, приготовленные Сагремором и Додинелем. Не надо говорить об этом случае за столом у короля.

Носилки выстлали двумя парчовыми покрывалами и свежей травой, и королева со своими дамами, двинувшись вслед за охотой, прибыли к прелестному роднику в тени сикоморы.

Его называли Родником Фей по той причине, что там не раз замечали прекрасных незнакомых дам. Королева пожелала там остановиться.

– Сагремор, – сказала она, – было бы очень кстати откушать чего-нибудь.

– Конечно, госпожа, если найдется.

– Надо поискать.

– Я вижу только башню Матамаса, где можно раздобыть немного пропитания.

– Вас там добром не примут: этот человек пуще всего на свете ненавидит монсеньора короля.

– Все же надо туда пойти, – сказал Додинель, – хотя бы затем, чтобы досадить ему.

Оба наших рыцаря немедля сели на коней, не забыв щиты и копья. Хотя их изрядно утомил недавний бой, но их великодушие не позволило им снизойти до жалоб. Вскоре они заметили возле одного шатра рыцаря, который стоял, опершись на копье, и во весь голос распевал один новейший куплет.

– Видит Бог, – сказал Сагремор, – вот рыцарь, не знающий забот.

– Может быть, – ответил Додинель, – он желает скрыть то, что у него на душе.

И увидев, что он готовится к бою, Додинель вызвался:

– Дайте-ка мне его встретить.

– Нет, – возразил Сагремор, – я первый его увидел, мне первому и положено тягаться с ним.

Столкновение было жестоким; оба копья разлетелись в щепы, ударив в умбоны щитов. Удержавшись в седлах, они взялись за мечи; после целого часа обоюдных ударов не сказать было, кто из них одолеет; как вдруг появилась девица верхом на муле и, понаблюдав немного, повернула к Додинелю, который не преминул приветствовать ее.

– Благослови Бог и вас, – ответила она, – если вы не из тех негодных трусов, что не смеют вызваться сопровождать девиц.

– Нет такой девицы, которую я не пожелал бы сопровождать или охранять в пути.

– А все же и ценой обоих ваших глаз вы не решитесь ехать за мною туда, куда я хочу вас повести.

– Решусь, хоть бы мне за это помереть.

– Вот и поглядим.

И она пустила рысью своего мула; Додинель поскакал за нею, и они скрылись в лесу, не перемолвившись ни единым словом. Но пора нам вернуться к его соратнику.

CXXIII

Сагремор в пылу поединка с певчим рыцарем проглядел девицу, уведшую Додинеля. После долгой сечи на мечах он уже собрался принудить противника сдаваться, когда увидел, что тот резво пришпорил коня и, покинув поле боя, скрылся в лесу. Он и не подумал гнаться за ним; но, не заметив нигде Додинеля, направился снова к башне Матамаса. Немного погодя он увидел, что к нему скачет ловчий короля Артура, весь перепуганный, в крови, и зовет его на помощь.

– Два рыцаря, – восклицал он, – гонятся за мною, чтобы убить. Они отняли у меня легавую и хотят мне помешать принести королю жалобу на их злодейство.

– Успокойся, братец, – сказал Сагремор, – укажи мне только, где я могу их найти.

– Они скачут за мною по пятам, сеньор, и скоро вы их увидите.

В самом деле, они появились, и Сагремор тут же произнес:

– Отдайте легавую, или вы умрете.

Тот из них, кто вез легавую, передал ее одному из оруженосцев и велел ему убраться; затем он изготовился к бою. Мощным ударом меча Сагремор отбил долой на несколько шагов его шлем, а самого его скинул наземь плашмя, жестоко ранив. Он взялся за второго рыцаря, который защищался лучше и которому он разрубил голову до зубов. Покончив с этим, Сагремор вернулся к первому, и тот запросил пощады.

– Я тебе ее дарую, если ты поклянешься сдаться этому ловчему в плен и вернуть ему легавую, подло похищенную вами.

Он принял клятву, покинул их и ступил на узкую тропу, которая мало-помалу расширялась. Взглянув направо, он увидел шатер, раскинутый под дубом. У входа стоял карлик, уродливее не бывает, и держал в руке палицу с железным верхом. Урод этот, как только он приблизился, поднял палицу и со всею силой обрушил ее на голову коня.

– Прочь отсюда, ничтожество! – вскрикнул Сагремор. Вместо ответа карлик повторил удар, и конь пошатнулся. Разъяренный Сагремор схватил карлика, поднял и швырнул на землю; у того чуть не лопнуло брюхо.

– На помощь! На помощь! – завопил карлик.

Из шатра вышла девица.

– Рыцарь, – сказала она Сагремору, – вы не слишком учтивы, упражняя свою доблесть на таком уродце; если бы его хозяин был здесь, вам бы это даром не прошло.

– Сударыня, – ответил Сагремор, – говорите, что вам угодно, но если бы сам Ланселот или мессир Гавейн учинили мне такую каверзу, я бы и их призвал к ответу, в меру моих сил.

– Однако ваш поступок недостоин добропорядочного мужа.

– Не гневайтесь, сударыня, я дам такое возмещение, какое вы потребуете.

И Сагремор последовал за нею прямо в шатер. К своему великому удивлению, он заметил там Калогренана, одного из лучших рыцарей Круглого Стола, лежащего навзничь с цепями на руках и на ногах.

– Э, сир! – сказал он, – как вы здесь оказались?

– Вы же видите: как пленник. Сегодня утром я решил поехать следом за королевской охотой; прежде чем я их нагнал, я встретил эту девицу, и она стала подстрекать меня дунуть в этот красивый рог слоновой кости. Едва я издал звук, как два рыцаря напали на меня; а поскольку я был безоружен, им не стоило труда захватить меня и сковать цепями ноги и руки.

– Вот ведь поразительное коварство, – сказал Сагремор. – Могу ли и я потрубить в этот рог вслед за вами?

– Безусловно, если вы непременно хотите их накликать.

Сагремор взялся за рог; он извлек из него раскатистый звук и забрал стоящую рядом глефу. Немного погодя он увидел, как приближается рыцарь на дюжем коне, одетый в алые доспехи.

– Богом клянусь, – сказал этот рыцарь, – вы меня вызвали в свой недобрый час.

Прижав щит к груди, Сагремор устремился на него; они обменялись могучими ударами и разом упали наземь. Первым поднялся Алый рыцарь, но Сагремор уже готов был его принять. Они рубились изо всех сил; бой все продолжался, и не сказать еще было, кому достанется победа, как вдруг появился второй рыцарь; он долго наблюдал за ними, затем подступил к девице, схватил ее, посадил на своего коня и ускакал.

– Маргалан! – взывала она, – помогите! Неужели вы позволите похитить свою любимую?

Маргалан озирался и не знал, что ему делать: с одной стороны, Сагремор наступает в рукопашной; но если он лишится возлюбленной, прощай все радости земные. В смятении своем он стал слабее отражать удары Сагремора и довольствовался тем, что отбивался щитом; затем, отступив на несколько шагов, он сказал:

– Клянусь Богом, рыцарь, вы вполне отомщены: я уже с избытком наказан за то, что напал на вас без повода; я предпочту сдаться на вашу милость, чем продолжать этот бой, если вы позволите мне погнаться за тем, кто увез мою возлюбленную.

– Так и быть! Я даже поеду с вами; или, если вам так угодно, я поеду один, при условии, что вы вернете свободу этому бравому рыцарю, вашему пленнику.

– Согласен; но обещайте мне доставить мою подругу сюда.

Сагремор обещал, сел верхом и пришпорил коня. Он вскоре повстречал оруженосца и спросил его, не видел ли тот рыцаря, увозящего девицу.

– Да, – ответил оруженосец, – но они шли так ходко, что вам будет нелегко их догнать.

Он снова поддал шпоры и достиг долины в тот самый миг, когда похититель взбирался на вершину холма, соседнего с нею. Он по-прежнему не терял надежды нагнать их. У подножия холма были раскинуты десять шатров вблизи прекрасного родника, а у шатров развешаны четыре щита и десять глеф. Показался рыцарь в доспехах и громогласно потребовал или принять бой, или отдать оружие.

– Я охотно приму бой; но у меня нет глефы.

– Об этом не волнуйтесь. Вот моя; а я возьму одну из тех, что вы видите здесь.

Они сошлись, и с первого удара Сагремор выбил противника из седла.

– Ладно вам! – сказал он, – садитесь снова верхом; довольно и того, что я вас сбил; я тороплюсь найти одну похищенную девицу.

– Я мог бы вам сказать о ней кое-что, если вы одарите меня первым же даром, какой я запрошу.

– Если это в моих силах, я согласен.

– Ступайте по этой дороге, она приведет вас к шатру, увенчанному золотым орлом; там вы найдете искомую девицу; а ежели ее там нет, я освобождаю вас от вашего дара.

Сагремор, мигом пришпорив коня, достиг того шатра, вошел в него и увидел за столом четырех рыцарей с девицей среди них. Он подошел поближе и сказал, не приветствуя рыцарей:

– Сударыня, вас увезли насильно, а я вас заберу по вашей воле.

Один из сотрапезников схватился за нож.

– Ни с места, – сказал Сагремор, – или я отрублю вам голову.

Тот, однако же, метнул нож; он пробил кольчугу и до половины вонзился в плечо. Сагремор почувствовал, что ранен, выдернул клинок и разрубил обидчика до зубов. Другие ринулись к своим доспехам; но он не дал им времени взять их; первому он вспорол живот, еще двое бежали. Тогда он усадил девицу на своего коня и увез.

– Сир, – спросила она, – куда вы меня везете?

– К вашему другу.

– Прекрасно!

По дороге он разглядывал ее, слегка сожалея о том, что позволил другому рыцарю положиться на его честное слово. На обратном пути, минуя десять шатров, он увидел, как оттуда выходят десять воинов в полных доспехах и едут к нему; они заявили, что не позволят увезти девицу.

– Но почему?

– Наш сеньор, герцог Каренгский, желает прежде узнать, кто она такая.

– Он меня разозлил, он этого не узнает.

– Мы ее отнимем у вас силой.

– Да, только если я не смогу ее защитить.

Он тут же помог девице спешиться.

– Теперь нападайте, – сказал он рыцарям, – будь вас хоть шестьдесят, вы не отнимете эту девицу до моего последнего вздоха.

Тут показался одиннадцатый рыцарь в доспехах, сочетанных в шахматном порядке.

– Ваши речи, – сказал он Сагремору, – исполнены великой доблести.

И он оглядел его пробитый щит, его помятый шлем, его окровавленные руки.

– Сир рыцарь, – сказал он, – придется вам сдаться вместе с девицей.

– Разве что не по доброй воле; но я бы с большей верностью доставил ее обратно к ее другу, если бы не я вам сдался, а вы мне.

– Вот и поглядим. Друзья мои, отойдите немного: я хочу испытать, чего стоит этот рыцарь. Но для начала, как вас зовут, сир?

– Я Сагремор Шалый, – ответил он.

– Ах! Сагремор, милости прошу: вас-то я и желал увидеть более всего. А я Брандегарт, тот самый герцог Каренгский, за которого вы бились против Модуита Черного на Сухом острове. Я так жалел, узнав, что вы уехали не прощаясь, что дал себе слово не приклонять головы в пути, пока не найду вас снова.

– Сир, – ответил Сагремор, – вы оказали мне совершенное почтение и наилучший прием. Хотел бы я в знак признательности побыть в вашем обществе; но я вынужден им пренебречь: во-первых, чтобы вернуть эту девицу ее другу, во-вторых, чтобы вовремя успеть на свидание, назначенное мне королевой у Родника Фей.

Видя, что попытки удержать его напрасны, герцог велел дать девице ездового коня, и Сагремор простился, поблагодарив его за великую любезность. Он привез девицу в шатер, откуда ее похитили, но они уже не застали там ни Калогренана, ни ее возлюбленного.

– Я не знаю, как мне быть, – сказал он ей тогда. – Ведь я обещал проводить вас к вашему другу; но где его найти?

– Вы исполнили обещание, вернув меня в этот шатер, – ответила она, – не волнуйтесь теперь за меня, я прекрасно позабочусь о себе и без вас.

– Но если явятся другие рыцари и нападут на вас, как вы уцелеете?

– Что вам за печаль? Ступайте с Богом!

– Раз вам так угодно, сударыня, я продолжу свой путь.

К полудню он прибыл к дому Матамаса. Это был высокий и прочный дом, окаймленный широкими, глубокими рвами с толстыми заостренными сваями по краям. Войти туда можно было через единственные медные ворота, богато изукрашенные. Он миновал эти ворота и въехал верхом в главную залу. В это время Матамас садился за стол со своими людьми; но при виде вооруженного рыцаря все замолкли, чтобы выслушать, что он скажет. Сагремор подался вперед и заговорил, не приветствуя:

– Матамас, королева Гвиневра изволит передать тебе, чтобы ты отослал ей своих кушаний к Роднику Фей, где она в этот час пребывает со своими девицами.

– Если ты из ее дома, – ответил Матамас, – меня удивляет, что ты вошел в мой.

– Я вошел сюда по ее приказу.

– Посмотрим, как она тебя защитит. К оружию! – крикнул он своим людям, которые тут же пошли надевать доспехи.

– Теперь твое дело защищаться, Матамас, – сказал Сагремор, – я тебя вызываю.

И с мечом наготове он ожидал, пока Матамас вооружится; но вместо этого изменник выбежал и затворил за ним дверь. Пока Сагремор негодовал, вошли двадцать вооруженных рыцарей и заградили другие выходы из залы. Он понял, какую допустил оплошность; но он, по крайней мере, дорого продаст свою жизнь. Напав на него всей толпою, рыцари поначалу убили его коня; он подошел и оперся о столб, бывший посреди залы: там он встретил их отважно и многих вывел из боя; но когда сломался его меч, он утратил последнюю надежду уйти от них живым. Иссекшие его раны едва оставили ему сил отбиваться щитом, и смертельный удар был уже недалек, когда явился Матамас и велел ему сдаваться.

– Нет.

– Они тебя убьют.

– Пускай сделают, что сумеют.

– Нет; сдайся, прошу тебя.

– Я не могу сдаться врагу моего сеньора короля.

– Тогда убейте его, – приказал Матамас своим людям.

Но пока Сагремор с ним пререкался, он заметил секиру, висевшую перед ним у одной из дверей; он ею завладел, поднял ее обеими руками и, обрушив на самого ближнего, поверг его замертво к своим ногам. Другой обхватил его руками; Сагремор стиснул его в ответ, и они вместе покатились по мраморным плитам. Прочие насели на него, связали ему руки и ноги; они бы казнили его, не прикажи Матамас повторно, чтобы его не убивали.

– Волоките его в темницу; я знаю лучший способ ему отомстить.

И потому они сняли с него доспехи и понесли его в тюрьму, запираемую крепкими железными засовами. Окно этой тюрьмы выходило в сад, и снаружи можно было увидеть его и показаться перед ним. Обыкновенно пленникам давали в день не более кружки воды и ломтя хлеба; но Сагремора, как известно, всякий раз от неумеренной жары донимал голод, от коего он становился смертельно болен, ежели не мог его утолить. Он пребывал взаперти уже полдня, когда ощутил угрызения этого голода; он корчился от нестерпимых мук. Единственная дочь Матамаса, прекрасная и милая дева, гуляла в то время в саду; она услышала стоны, подошла и спросила, кто там причитает.

– Увы! рыцарь из дома короля Артура.

– Как ваше имя?

– Сагремор Шалый.

– Я часто слышала о вас; я весьма сожалею о постигшем вас несчастье.

– Почему, сударыня?

– Потому что всего пропитания у вас будет – вода и хлеб, единожды в день.

За разговором она разглядела его и нашла, что он красив и ладно сложен. Он и вправду был один из лучших рыцарей королевского дома.

– Сударыня, – сказал он ей, – я умираю от голода; пробил мой последний час.

– Подождите немного, и я вернусь.

– Поспешите, если хотите застать меня в живых.

Она в самом деле вернулась скоро.

– Обернитесь, – сказала она. – Вот ваш ужин. Видите это окно? Оно от моего покоя; когда вам будет угодно, мы сможем беседовать вдвоем, и никто нас не увидит. Я делаю все это потому, что слышала о вас, Сагремор, немало лестных слов.

Как можно догадаться, он тут же воздал должное кушаньям, и благодаря этой девице тоска тюремной жизни показалась ему довольно сносной.

Вернемся теперь к Додинелю Дикому, оставленному нами, когда он следовал за другой девицей.