Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный."

LII

Мы видели, что владелец Болотного замка держал в заточении рыцаря, который даровал одному его сыну жизнь, а другому смерть. Однако Гектору недолго довелось оставаться в этом почетном плену. Одна из кузин Лидонаса, будучи наслышана о его подвигах, пришла однажды к своему дяде с просьбой уступить ей этого рыцаря.

– Вы не желаете ему смерти, – сказала она, – позвольте мне испытать его достоинства с пользой для моей сестры, чьи беды вам известны.

Старик не отказал ей. И вот она пришла к Гектору и спросила, согласен ли он переменить хозяина.

– Мой дядя охотно уступит мне свои права; и если вы согласны взяться за дело моей сестры против одного из лучших рыцарей этого края, я верну вам свободу без прочих условий.

– Сударыня, – сказал Гектор, – тот рыцарь, с кем я буду биться, он от короля Артура?

– Нет, он от короля Траделинана Норгалльского.

– Этого довольно: я согласен вам принадлежать.

Он простился с сеньором Болотного замка и Лидонасом и поехал за девицей, которая попутно пояснила, чего от него ждет.

– Моя сестра недаром слывет первой красавицей на этом свете. Ее знают под именем Елены Несравненной. Персид, доблестный рыцарь из более знатного рода, взял ее в жены, к великому неудовольствию своих родных и друзей; он так полюбил ее, что отошел от воинских дел, лишь бы не разлучаться с нею. Однажды он сидел на траве у родника, положив голову моей сестре на колени, а мимо проходил его дядя, человек уже в летах, и не мог не поглумиться, застав их в таком виде. «Какой позор, – сказал он, – до того заделаться рабом женщины, чтобы совершенно забыть рыцарский долг!» Елена услыхала эти слова и ответила, пожалуй, более надменно, чем ей подобало: «Если взявший меня в жены от этого потерял в цене, он отдал не более, чем приобрел. Красота моя превосходит его отвагу, и я за свою красоту снискала более похвал, чем он за свою доблесть». – «Елена, – холодно возразил Персид, – вы это говорите от чистого сердца?» – «Да, я так и полагаю в глубине души». – «Мне жаль. Клянусь на святых[156]156
  Т. е. на святых мощах. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], что я заточу вас в главной моей башне и буду там держать, покуда не узнаю, правы вы или заблуждаетесь, говоря такие речи. Если в мой дом явится дама, красотой превосходящая вас, то я вас покину и верну вам свободу. Если же некий рыцарь вынудит меня просить пощады, вы возьмете с меня пеню, какая вам будет угодна».

Вот уже пять лет сестра моя томится в заточении; родичи Персида привозили к нему самых красивых дам, каких только могли отыскать, и ни одна не могла сравниться с нею. Также и рыцарей перебывало множество, но они не могли превзойти в доблести Персида. Я уповала на мессира Гавейна и два десятка раз выезжала ко двору короля Артура, дабы вызвать у него сочувствие к моей сестре; но он всегда бывал занят в другом месте.

Эти рассказы раззадорили Гектора, которому не терпелось самому рассудить столь великую красоту и столь великую доблесть. Они прибыли в замок Гаронхильд[157]157
  Варианты: Ганильт, Гулервильт, Габорвильт. В рукописи 751 он не назван. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], обиталище Персида. Дама была в донжоне; они поднялись по его ступеням и стали у двери в камеру Елены.

– Что вам угодно? – спросили стражники.

– Мне угодно видеть даму, которую вы держите взаперти.

Елена, занятая в то время своими нарядами, услыхала голос и поспешила показаться в окне; ибо тюрьма ее, замкнутая высокой железной оградой[158]158
  «Она была заперта железной решеткой, так что там было лишь одно окно, куда ей можно было просунуть голову» (рук. 751, л. 133). (Прим. П. Париса).


[Закрыть], имела единственное окно, через которое возможно было ее увидеть. Была еще дверца, ключ от которой Персид хранил у себя и которую он отпирал, когда ему приходило на ум проведать свою драгоценную жертву. Гектор немного подался головой вперед и тотчас, ослепленный красотою дамы, откинул шлем, чтобы лучше ее разглядеть.

– Добро пожаловать, рыцарь! – сказала Елена.

– А вам, дама, доброй удачи за вашу красоту, какой свет не видывал! Я взялся защищать ваше дело, еще не думая, что оно настолько справедливо. Какая доблесть может сравняться с вашей красотой! Я уверен, что и Господь Бог будет того же мнения.

Подошел рыцарь и спросил у Гектора, намерен ли он с оружием в руках утвердить превосходство Елениной красоты.

– Более чем когда-либо, ибо я сам смог убедиться, что это дело правое.

– Сир, монсеньор ожидает вас у подножия башни.

– Будь он проклят за то, что так рано отвлек меня от созерцания прелестнейшей из прелестниц! или он не мог подождать? Госпожа, чтобы я был более достоин защищать вас, не соблаговолите ли вы подойти поближе и коснуться меня вашей оголенной ручкой? Случись мне даже потерять этот шлем, что у меня в руках, я и то сумею уберечь беззащитную плоть, к которой прикоснетесь вы.

Дама улыбнулась и, взяв обеими руками голову рыцаря, нежно поцеловала его в лоб.

– Даруй вам силы Господь, непорочно рожденный, – сказала она, – чтобы вы меня освободили!

Гектор в тот же миг подвязал шлем и спустился к подножию башни, где стоял наготове его конь. Персид при виде его осведомился, по-прежнему ли он будет утверждать, что красота Елены превосходит доблесть ее супруга.

– Если бы вам хватило ума, – сказал Гектор, – между нами бы не было поединка. Да будь вы доблестны, как сам монсеньор Гавейн, совершенства моей дамы Елены все же превосходят ваши. В ней одной сочетаны все красоты, а я повидал немало доблестных рыцарей, наделенных свойством, которого вам недостает: учтивостью. Когда бы вы им обладали, вы бы давно уже признали, что у Елены красоты поболее, чем у вас отваги!

– Рыцарь, – ответил Персид, – слишком поздно: я связан клятвой.

– Ну что же! Защищайтесь, ибо я готов умереть, если не заставлю вас признать, что вы не правы.

И вот они расходятся, а затем мчатся друг на друга во всю прыть своих коней. Персид ломает копье; Гектор повергает его наземь своим.

– Не знаю, – говорит он, – как вы устоите в рукопашной, но уже теперь дела ваши хуже некуда; остановимся на этом, я вам советую, и освободите вашу жену из той мерзкой тюрьмы, где вы ее содержите.

– Нет, рыцарь, это невозможно.

Он тут же бросается снова, Гектор встречает его с поднятой глефой; но Персид лезвием меча рассекает надвое глефу и ударяет коня; тот упал неподвижно, раненный насмерть.

– Так не принято у добрых рыцарей, – говорит Гектор, – воевать с лошадьми; но вы оттого понесете больший ущерб, чем я, потому как теперь я намерен уехать на вашей.

И вот он пеший нападает на Персида, и скоро тот иссечен и исколот, и тщетно выставляет свой пронзенный и разбитый щит против меча соперника. Он вьется, ускользает; но Гектор не дает ему слабины. Наконец, меч выпал у него из рук, он опустился на колени и, видя, что Гектор снимает с него шлем и опускает забрало, покорно произнес мольбу о пощаде.

– Я не прочь вас помиловать, – сказал победитель, – но на трех условиях.

– Да, да, на любых, какие скажете.

– Вы признаете, что красота Елены превосходит вашу доблесть. Вы отправитесь ко двору короля Артура и сдадитесь в плен королеве; Елена Несравненная поедет с вами, и перед нею самой вы признаете то, что вам приказано. Наконец, вы там спросите девицу, которую вам назовут моей подругой; поклонитесь ей от меня и скажите, что я еще не преуспел в моем поиске.

– Сир, как мне назвать своего победителя?

– Назовите его Гектором. А теперь проводите меня к госпоже Елене.

Персид приподнял полу своей кольчуги, достал ключ и протянул его счастливому освободителю Елены. Прежде чем пойти отворить дверь темницы, Гектор снял шлем.

– Выходите, госпожа; нельзя, чтобы такая красота осталась утаенной.

Елена обняла его.

– Ах, рыцарь! – воскликнула она, целуя его, – да вознаградит вас Бог лучше, чем в моих силах!

– Госпожа, мне не о чем его просить после поцелуя прелестнейшей из прелестниц.

– Но признайте, что никогда еще поцелуи не доставались столь дорогой ценой.

Гектор остался на ночь в замке Гаронхильд, и нетрудно догадаться, как были рады и сестра Елены Несравненной, и все их домочадцы. Сам Персид отнюдь не жалел, что его избавили от клятвы, данной сгоряча и не позволявшей ему выказывать красавице Елене любовь, которую он питал к ней неизменно. На рассвете следующего дня Гектор прослушал мессу, надел доспехи и простился. Персид подарил ему своего лучшего ездового коня; его проводили до ближайшего перепутья. Там сестра Персида спросила Гектора, по какой дороге он намеревается ехать.

– Право же, не знаю; я ищу одного рыцаря, чье имя мне неведомо, и сам он неведомо где; но побродив по свету, я, может быть, узнаю кое-что о нем.

Персид посоветовал ему выбрать ту дорогу, по которой чаще ездили странствующие рыцари.

– Эта дорога идет через всю Норгаллию, – сказал он, – и среди рыцарей, прибывших помочь королю Траделинану, вы вполне можете встретить того, кого ищете.

Гектор последовал совету и удалился, препоручив их Богу.

Здесь повесть оставляет его продолжать свои поиски и возвращается к юному Лионелю, который едет ко двору короля Артура с посланием от Ланселота и Галеота.

LIII

Король Артур пребывал в великом городе Лондоне, когда туда приехал Лионель. Юноша вначале повидал госпожу Малеотскую, а та провела его в покои королевы. Велика же была радость обеих дам, когда они узнали, что он прибыл из Сорелуа.

– Как поживают Галеот и его друг? – спросила Гвиневра.

– Не так уж плохо, госпожа, если бы только они не боялись, что о них позабыли; мне велено узнать, как они смогут увидеться с вами.

Обе дамы, посудив, уже как будто изыскали способ удовольствовать своих друзей, когда пришла весть о вторжении Сенов и Ирландцев в Шотландию. Они успели осадить замок Арестуэль. Король Артур тотчас призвал баронов собраться в Кардуэле. Он хотел просить помощи у Галеота; но королева убедила его дождаться, пока нужда в этом не станет острее. Тем временем она отпустила Лионеля, наказав ему передать Ланселоту, что намерена ехать с королем в Шотландию; и пускай бы он позаботился прибыть туда со своим другом, но переодетый в иные доспехи. Еще она дала Лионелю отвезти ему алую шелковую ленту, чтобы он мог повязать ее на шлем, и белую ленту, чтобы ею пересечь наискось черное поле щита, бывшего при нем в последней ассамблее. К этим дарам она присовокупила брошь со своей шеи, колечко с пальца, драгоценный гребень с зубцами, увитыми ее волосами[159]159
  Если учесть, что в те времена прекрасные белокурые волосы дам никогда не умащивали маслами или душистыми помадами, станет понятнее, сколь драгоценным даром считали влюбленные гребень с такой добавкой, как посланный Гвиневрой Ланселоту. Нынче слово «гребень» нам претит: тогда же он нередко был произведением искусства. Можно видеть гребни чудесной работы во многих музейных собраниях, в том числе в зале Древностей Национальной библиотеки. Там стоит отметить, прежде всего, Суд Париса, Наказание Актеона и несколько прекрасных галантных эмблем. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], и, наконец, свой кошелек и пояс.

Мы вкратце изложим, как мессир Гавейн и славный Гектор попали в страну Сорелуа. Мессир Гавейн преодолевает множество препятствий на своем пути; после победы над рыцарем, поставленным преградить ему проход по мосту, он видит свое имя, вписанное рядом с именами тех, кто прежде него прошел до конца те же испытания. Это были король Идер Корнуайский, король Артур Логрский, Додинель Дикий и Мелиан Лисский. Когда явился Гектор, чтобы сразиться с последним, кто занял мост (а это был мессир Гавейн), он бы, возможно, и одержал верх над племянником Артура, если бы тот не додумался спросить его имя и предмет его поисков. Тогда началась борьба уже за то, кто из них двоих признает себя побежденным и откажется от чести, которую хотел оказать ему другой. Но им полагалось уважить обычай и подождать, пока придут новые рыцари и будут пытаться перейти через мост, вверенный им под охрану. К счастью, Галеот послал одного из своих бойцов, чтобы занять это место. Одна девица сообщила им, что принц Дальних Островов со своим другом живет в уединенной усадьбе на Затерянном острове. Чтобы добраться туда, им пришлось вести новые битвы: вначале против двух рыцарей Галеота, затем против Короля с Сотней Рыцарей и самого Ланселота. Лионель прибыл от Логрского двора как раз вовремя, чтобы прервать эти битвы вслепую и позволить мессиру Гавейну обняться с Ланселотом. Затем возлюбленная Агравейна, зная, что мессир Гавейн должен быть в Сорелуа, приехала напомнить ему, что его брату нужна кровь первейшего из рыцарей. Мессир Гавейн не забыл об этом. Вначале он отвел Галеота и Ланселота в сторону, чтобы спросить, нет ли у них охоты податься в войско короля. У них такое намерение было; но, как и пожелала королева, они настояли на том, чтобы явиться туда не иначе как переодетыми в безымянные доспехи.

– Я последую вашему примеру, – сказал мессир Гавейн, – мы выедем в конце этой недели, а до того у нас еще будет время, чтобы нам пустили кровь.

У Ланселота сроду не было нужды в кровопусканиях; однако он ни в чем не хотел отказать мессиру Гавейну. И потому он позволил отворить себе вены, а девица собрала кровь и поспешила отвезти своему другу. Чуть только Агравейна слегка окропили ею, как он почувствовал, что жар в его язвах утих; рука его обрела былую силу, подобно тому, как прежде кровь мессира Гавейна вернула силу больной ноге.

К исходу недели они покинули Сорелуа и уже подходили к рубежам Шотландии, когда появилась некая девица и спросила, не желают ли они знать, где стоит войско короля Артура.

– Безусловно, сударыня.

– Я вам скажу, если вы взамен дадите слово следовать за мною в течение часа туда, куда я вас поведу, и с той минуты, как мне будет угодно это потребовать.

Все четверо согласились.

– Войско короля, – сказала она, – стоит в двенадцати лье от Арестуэля Шотландского, возле Скалы-у-Сенов.

То была крепость, возведенная еще во времена женитьбы Вортигерна на сестре Хенгиста[160]160
  См. «Мерлин», стр. 307. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Обитала в ней прекрасная Камилла, сестра короля Харгодабрана Саксонского. В искусстве ворожбы Камилла не уступала ученостью Вивиане и Моргане. Король Артур, будучи ею околдован, безумно полюбил ее, и она не теряла надежды побудить его переступить порог Арестуэля.

Следует помнить, что мессир Гавейн и все двадцать его соратников давали слово вернуться, если королю придет нужда призвать их ранее, чем поиск их будет успешно завершен; но тогда им надлежало явиться в безымянных доспехах. А поскольку и Ланселот со своей стороны желал остаться неузнанным, мессир Гавейн до некоторых пор еще не мог огласить прилюдно свой успех, а стало быть, и показаться на глаза королю Артуру. Условились на том, что он хотя и уведомит собратьев об обретении Ланселота, однако даст им понять, что время возвестить об этом еще не настало. Он нашел их в шатрах, разбитых поодаль от общего стана. Не видно было только Сагремора, плененного новой возлюбленной так надолго, как он едва ли ожидал. Мессир Гавейн велел поставить шатры себе и своему юному другу Гектору недалеко от своих сподвижников-искателей.

– Что это за рыцарь вместе с вами, – спросил Кэй-сенешаль, – он один из наших?

– Нет, сенешаль; но, думаю, вряд ли вы забудете того, кто сбил вас у Соснового Ключа.

– Этого довольно: за его доблесть мы ручаемся.

Галеот и Ланселот расположились в шатре у мессира Гавейна. Шатер этот был поставлен между городом Арестуэлем и станом короля. При наших рыцарях были десять храбрых оруженосцев, не считая славного Лионеля.

Они провели там одну ночь, когда король, горя нетерпением ринуться в бой на глазах у прекрасной Камиллы, дал знак садиться верхом, переехал брод и погнался за Сенами до самого их логова. Гектор, мессир Гавейн и девятнадцать их соратников со множеством своих людей собрали сильный полк и подошли к Бретонцам, когда бой уже был в разгаре и Сены, отойдя от первого испуга, стали сминать скудные ряды нападавших. Галеота с Ланселотом запоздало известили, что Бретонцы бьются с Сенами; они облачились, Галеот – в доспехи Короля с Сотней Рыцарей, а Ланселот – в обыкновенные свои доспехи, но с белой перевязью поперек черного поля щита и с лентой, реющей на шлеме. Впервые был явлен приметный знак такого рода[161]161
  «Это была первая мета, каковую при короле Артура носили на шлеме» (рук. 339, л. 61, об.). Это замечание романиста двенадцатого века доказывает, по меньшей мере, что в его время это уже был старинный обычай. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. Они прибыли к подножию башни, где стояла королева Гви-невра с госпожой Малеотской; и когда они подняли взоры к зубцам и узнали своих дам, Ланселот едва смог удержаться в седле. Лионель сопровождал их в шапке и кольчуге простого ратника; королева велела одной из своих девиц позвать его; он спешился, прислонил к башенной стене копья, которыми заняты были его руки, и взошел на первые ступени. Гвиневра спустилась ему навстречу.

– Лионель, – сказала она торопливо, – пусть самый разгар турнира[162]162
  См. примечание Париса к стр. 139 (Прим. перев.).


[Закрыть] окажется в виду у башни.

Лионель вскочил на коня, подхватил свои копья и помчался к Ланселоту передать слова королевы. Но Ланселот был до того погружен в свои грезы, что не видел, как Лионель заходил в башню. Даже не дослушав, он ответил:

– Я сделаю все, что угодно королеве.

Дабы вернее вникнуть в события того дня, следует помнить, что Бретонцев отделял от неприятеля водный поток. На берегу, занятом Бретонцами, стояла башня королевы; на другом берегу – Скала-у-Сенов, а поодаль – стан язычников. Будучи захвачены врасплох, они вначале понесли немалый урон; но затем, вооружась и вдвое превосходя числом, едва не вынудили Бретонцев отойти обратно за реку, когда вовремя подоспели мессир Гавейн и девятнадцать его соратников, а за ними Ланселот с Галеотом, и оттеснили Сенов до первых заграждений их стана. Между тем Лионель, дивясь, что Ланселот не соблюдает слова, данного своей даме, бросился к поводьям его коня и повторил, что королеве крайне желательно, чтобы битва была перед башней. И вот Ланселот в полном смятении.

– Лионель, – говорит он, – вернись к моей госпоже и спроси ее, желает ли она по-прежнему, чтобы мы перешли на ее берег.

Лионель повиновался, и королева при виде его спустилась с башни и повторила, что такова ее воля. Как только Ланселоту был передан ответ, он подъехал к мессиру Гавейну и его собратьям.

– Я знаю, – сказал он, – как отдать королю в руки столько богатых пленников, сколько ему угодно. Для Бретонцев вы не более чем странствующие рыцари; обратитесь на время против них и гоните их за реку; тут Сены, ободренные новой подмогой, не преминут пуститься за ними, а когда они переедут брод, преследуя наших, вы развернете коней и ударите по ним так, как вы это умеете; тогда наши воины снова возьмут верх, а язычники в ужасе побегут со всех ног; я же встречу их у входа на переправу.

Галеот рукоплескал замыслу своего друга, но мессир Гавейн колебался.

– Я не могу, – сказал он, – даже на миг пойти против людей моего сеньора короля.

– Почему же, – возразил Галеот, – если это будет ради лучшего служения?

И мессир Гавейн согласился.

Маневр был тотчас исполнен; Ланселот, Галеот, мессир Гавейн и его соратники обернулись кругом и стали теснить перед собою ошеломленных Бретонцев, и те подались назад, увлекая за собою в бегство самого короля. В суматохе они перебрались через брод; но когда Сены, преследуя их, сами очутились на той стороне, мессир Гавейн и его люди вновь обратились против них, и после недолгого отпора язычники дрогнули, отступили и в ужасе и смятении устремились к броду, наперебой пытаясь его пересечь. Там, у подножия башни, поджидал их Ланселот и его оруженосцы. Сенов казнили одного за другим, по мере их появления, и столь велико было это побоище, что с тех самых пор эту переправу называли не иначе как Кровавым Бродом.

Никогда еще Ланселот не бывал так иссечен и избит: щит в пробоинах, шлем помят и разрублен, обод его оторвался. Королева, которая не упускала его из виду, призвала одну из своих девиц и дала ей в руки дорогой шлем, принадлежавший королю Артуру.

– Иди, – сказала она, – отдай его этому доблестному рыцарю в черных доспехах; я не могу видеть столько крови; скажи ему, пусть он позволит, наконец, их прогнать.

Девица повиновалась; Ланселот поблагодарил, снял свой шлем и подвязал тот, что прислала королева; затем он отдалился немного и оставил переправу свободной. Сены тотчас хлынули к ней и убрались восвояси в полнейшем смятении. Ланселот и Бретонцы преследовали их с яростью, а пуще всех король, обозленный тем, что его однажды уже принудили к бегству. Было захвачено великое множество пленников, среди них брат короля Сенов. За время погони Артура трижды выбивали из седла, и трижды его поднимал и возвращал на коня Ланселот.

Но приближение ночи, наконец, заставило Бретонцев-победителей прекратить погоню. Было решено, что мессир Гавейн останется прикрыть отход, тогда как Ланселот и Галеот вернутся к башне королевы. Гвиневра спустилась, и все наперебой приветствовали ее. Руки Ланселота были окровавлены по самые плечи.

– Все ли хорошо с вами? – спросила его королева.

– Хорошо, госпожа.

– А эти руки – они не ранены, не сломаны? Я хочу в этом убедиться; сойдите с коня.

И тут она не могла удержаться, чтобы не обнять своего друга; Галеоту досталось такое же объятие от его подруги; а королева шепнула на ухо Ланселоту:

– Завтра я хочу вволю позаботиться об этих ранах и прибегну к наилучшему способу, чтобы их исцелить.

– Госпожа, – ответил Ланселот, – от вас одной проистекают смертельные раны.

– Садитесь обратно в седло, милый друг, чтобы никто не заподозрил того, что я вам сказала.

В это время толпа рыцарей вернулась и переходила брод. Королева не стала их дожидаться и вошла в башню, но прежде велела Лионелю прийти к ней переговорить, пока Ланселот и Галеот возвращались к своему шатру.