Текст книги "Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный."

CXVII

Богор пустился по дороге, ведущей в королевство Горр, в надежде встретить Ланселота. Проехав два дня безо всяких приключений, он углубился в лес Ландон, чтобы меньше пришлось терпеть полуденный зной; ведь это было накануне дня Св. Иоанна Кипящего[310]310
  Легенда о том, что евангелист Иоанн был погружен в кипящее масло и вышел оттуда невредимым, возникла во II веке. Истоки ее приписывают Тертуллиану. Возможно, именно этот святой Иоанн упоминается здесь, хотя по хронологии романа дело происходит в июле, а в современной католической традиции день Св. Иоанна Богослова отмечается в декабре. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Едва только он снял шлем, как ему повстречалась прекрасная девица, которую он не замедлил приветствовать. Она взглянула на него и, сраженная его красотой, молодостью и приветливым видом, сказала:

– Сир, я не знаю, кто вы; но если доброта ваша сравнима с красотой, данной вам от Бога, вас, должно быть, ценят немало.

– Сударыня, – отвечал Богор, – вы, верно, смеетесь надо мною; но если вы и вправду уверены в том, что говорите, то красота, которая вам привиделась во мне, была бы неуместна, когда бы ей не вторила доброта.

– Не изволите ли вы проводить меня? Вам непременно выпадет случай показать, на что вы годны.

– Но, сударыня, если Бог дал мне доброту, упомянутую вами, мне впору ею пренебречь, дабы не впасть в грех гордыни. Однако я вас все же провожу, куда вам заблагорассудится.

Под вечер они добрались до края леса и вскоре оказались возле роскошного на вид замка.

– Вы не находите, – сказала девица, – что этот замок прочен и приятен на вид?

– Разумеется.

– А не жаль вам ту, что должна была стать его госпожой, но оказалась лишена его?

– Я бы скорее пожалел ее, – ответил Богор, – если бы ей пришлось оплакивать друга. Что же до утраты наследства, ей бы надо знать, что Бог может вернуть его, и об этом ей сильно убиваться не стоит. Но о какой госпоже вы говорите?

– О моей сестре, сир, она прекраснее и отважнее меня. Ей принадлежал этот замок и вся округа, называемая земля Брюйер[311]311
  Коммуна в департаменте Вогез на востоке Франции, существующая и поныне. (Прим. перев.).


[Закрыть]. Граф Алу, прежний его владелец, перед смертью передал свои угодья нам, двум его дочерям[312]312
  Дочери могли унаследовать отцовский надел, но при условии, что выйдут замуж за того, кого укажет или, по крайней мере, одобрит сюзерен или глава семейства. (Прим. П. Париса).


[Закрыть]. В самый год его смерти наш дядя Галид, сеньор Белого замка у въезда в Горр, приехал нас навестить и встретил у нас добрый прием, по праву положенный ему. На другой день он отозвал нас в сторонку.

– Милая племянница, – сказал он моей сестре, – я вас сосватал.

– Кому, дядюшка? – спросила она.

– Моему сенешалю, доброму и отважному рыцарю; вы будете пристроены как нельзя лучше.

– Дядюшка, – возразила моя сестра, – это, напротив, самый бесчестный из рыцарей; знайте, что я скорее дам сжечь себя заживо, чем когда-либо стану его супругой.

– И все же вы пойдете за него, – промолвил наш дядя, – волей или неволей.

– По счастью, дядюшка, вы мне не сюзерен и не имеете права меня неволить.

– Зато я могу поклясться, что изгоню вас из вашей земли.

Он уехал от нас, не прощаясь, и скоро явился обратно во главе огромного войска. Из всего нашего наследия они оставили нам единственный замок, где мы живем взаперти. Напрасно моя сестра старалась его смягчить, Галид упивается тем, что отнял у нас. Но все же однажды нашим рыцарям удалось похитить его сына: мы будем держать его здесь, пока земля наша не будет нам возвращена. Нынче мой дядя осадил последний наш замок и поклялся не отступать, прежде чем ему не вернут его сына. Мы потеряли уже более сотни рыцарей; но, к счастью, замок прочен и способен выдержать не одну осаду.

– Спору нет, сударыня, – сказал Богор, – у вас весьма жестокосердый дядюшка; могу ли я проникнуть в ваш замок?

– Если вам так угодно, я могу вас провести.

– Ах, сударыня, я глаз не сомкну, пока не испытаю, как люди вашего дядюшки умеют носить оружие.

Спускалась ночь, и они остановились у вавассера, одного из подданных девицы. Едва занялась заря, как Богор надел доспехи и осведомился, далеко ли до замка.

– Десять английских лье[313]313
  Десять миль. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], – ответила девица, – мы будем там через несколько часов; но чтобы проникнуть туда, обманув бдительность осаждающих, нам придется подождать до вечера. Мы войдем в потайную дверь, я отопру ее с приходом ночи.

Она еще не договорила, когда они увидели скачущих к ним четырех рыцарей в добрых доспехах и на добрых конях.

– Я пропала! – воскликнула девица. – Видите первого из этих людей? Это сенешаль, отвергнутый моею сестрой. Он меня убьет, ежели вы не спасете меня от его гнева.

– Не беспокойтесь, сударыня; лучше возблагодарите Бога за то, что он его доставил прямо к нам.

Богор водрузил свой шлем на место, взял из рук оруженосцев глефу и щит, а сенешаль в это время окликнул, узнав девицу:

– Амида, Амида! Прекратите эту войну, или вы угодите в плен к монсеньору, вашему дяде.

– Клянусь именем Божьим, – сказал в ответ Богор, – вы нашли того, кто сумеет уберечь ее от этого.

– Это не вы ли, случайно?

– По крайней мере, я сделаю, что смогу.

Тотчас они пускают своих коней навстречу друг другу; но глефа сенешаля ломается о щит Богора; Богору выпала удача, он пробил щит и кольчугу и вонзил железо в левое плечо: сенешаль покинул седло. Богор забрал свою глефу и принялся за второго из трех; его он скинул замертво в нескольких шагах подалее. Но наконечник на сей раз остался в ране; он обнажил свой меч, позволил двум другим рыцарям обломать об себя их копья и одного ударил по шлему так, что тот скатился с коня, а он проехал ему по телу вдоль и поперек, ожидая четвертого. Тот посчитал, что уместнее будет избегнуть участи его соратников, и поспешно бежал. Вместо того чтобы гнаться за ним, Богор вернулся к сенешалю, пока он еле-еле вставал. Он взялся за его шлем и сорвал его с головы, призывая сдаваться, если тот не хочет умереть. Но он был уже не в силах отвечать; Богор опустил ему забрало и откинул наголовник кольчуги: тогда сенешаль открыл глаза; при виде меча, занесенного над головой, он воскликнул:

– Помилуйте! Я не сделал вам ничего дурного.

– Обещай, что ты пойдешь в плен туда, куда я пошлю тебя.

– Я пойду, куда вам угодно, лишь бы не в замок Хонгефорт.

– Не тот ли, что у вас в осаде?

– Да, сир; уж лучше на край света.

– В него-то ты и пойдешь по моему приказу. Ты сдашься владелице замка в плен, да скажи ей, что тот, кто тебя прислал, к ее услугам.

– Любезный сир, пусть лучше я умру от вашей руки, чем от ее.

– Можно и так! – отозвался Богор, вновь занося над ним меч.

– Ах, сир, погодите! Я пойду. Но если там со мною скверно или подло обойдутся, урон от этого будет мне, а позор вам.

– Тебе нечего бояться. Поклянись своей честью, что пойдешь.

Сенешаль поклялся, и Богор возвратился ко второму рыцарю, который, дрожа от страха, тоже сдался ему в плен. Оруженосцы перевязали им раны, их посадили на коней, и они и направились к Хонгефорту.

– Вот уж правда, – сказала изумленная девица, – я не видела ничего подобного тому, что совершили вы; теперь я нисколько не боюсь за свою сестру; она будет свободна.

Они ехали неторопливо, поскольку приходилось ждать до поздней ночи, чтобы войти в замок. В Третьем часу они постучали в аббатство, основанное предками девицы; там они остановились, а сенешаля и его спутника отпустили продолжать свой путь в окрестности замка Хонгефорт. Те доложили Галиду, что их победил единственный рыцарь и велел им идти сдаваться в плен владелице замка.

– Сенешаль, – сказал Галид, – не входите в замок.

– Но тогда мы станем клятвопреступниками, мы дали слово; вы и сами бы не сделали того, что советуете нам.

– Ах, сенешаль! тебе не худо бы знать, что моя племянница тебя не пощадит, что она ненавидит тебя пуще всего на свете.

– Тут уж ничего не поделать; разве я не должен выполнить обет?

Так рассудив, они окликнули стражу у ворот и вошли в Хонгефорт. Девица узнала, что к ней прибыли два пленника; она вышла им навстречу. Сенешаль снял шлем, отвязал меч и бросил к ее ногам.

– Сударыня, – сказал он, – меня прислал к вам рыцарь, которого я вчера утром встретил вместе с вашей сестрой. Он нас победил и отсек бы нам головы, если бы мы не дали слово сдаться вам в плен. Вот мы здесь, делайте с нами все, что вам угодно.

Выслушав их и узнав сенешаля, девица почуяла, как сердце ее затрепетало. Она порозовела и заговорила голосом, дрожащим от утоленной ярости:

– Право же, сенешаль, ничто не могло меня так порадовать, как ваш приход. Наконец-то вы у меня в руках, вы, из-за кого я утратила мое наследство и мою свободу! Свяжите его по рукам и ногам, – призвала она своих людей, – поставьте на стену камнемет напротив шатра моего дяди; пусть он своими глазами увидит, как я учу его рыцарей летать.

Как она приказала, так и было сделано. Обоих пленников вложили в камнемет и метнули в осадный стан поверх замковых стен. Сенешаль был еще жив, когда упал перед шатром Галида, ставшего свидетелем его последнего вздоха.

Галид отдал бы половину своих земель, чтобы только не видеть, как жестоко обошлись с его сенешалем. Он поклялся учинить то же с любым из осажденных, кто попадет ему в руки. Пока владелица замка упивалась сей омерзительной местью, Богор с Амидой входили в потайную дверь. Она вышла им навстречу и приняла Богора с живейшими изъявлениями благодарности. Она проводила его в высокую залу, сняла с него доспехи, велела принести ему алые одежды на горностаевом меху, в которые помогли ему облачиться обе сестры.

– Милая сестрица, – сказала Амида, – этот доблестный рыцарь прибыл положить конец войне, в которую нас вовлекли. Я была бы уже мертва, если бы он своею отвагой не вырвал меня из рук сенешаля и трех его приспешников.

Тогда девица припала к коленям Богора.

– Этот замок принадлежит вам, – сказала она, – и все, что в нем имеется, тоже. Мы всецело ваши, душой и телом.

– Премного благодарю, сударыня, я ничего не требую и не прошу, кроме как возможности помочь вам.

Тогда они пошли с факелами осматривать покои, переходы, террасы и редуты замка. С главной башни они увидели расположение Галидова войска. Между войском и замком поднимался холм, на плоской вершине которого росла сосна необычайной высоты.

– Что это за место? – спросил Богор.

– Это верхняя застава[314]314
  Пункт обороны, выдвинутый вперед на возвышении; в отличие от передовой заставы, которую возводили в чистом поле. (Прим. П. Париса).


[Закрыть], – отвечала Амида. – Каждый день Галид высылает туда одного из своих рыцарей, чтобы принять вызов от наших. Там мы побеждаем или проигрываем попеременно.

– Если так, сударыня, я был бы не против, чтобы мне дозволили завтра выйти туда во всеоружии, и я бы мог вызвать того, с кем пожелаю сразиться.

– Не сомневаюсь, что ваш вызов не останется без ответа.

Возвратясь во дворец, они нашли столы накрытыми и кушанья готовыми. Богор умылся первым, после него еще десять рыцарей[315]315
  Очевидно, в одной и той же воде, как было принято даже в банном обиходе. Еще один знак уважения почетному гостю. (Прим. перев.).


[Закрыть]; им прислуживали с усердием. Когда убрали столы, обе сестры повели его на цветущий луг, и старшая не могла на него наглядеться. Она дивилась красоте, данной ему от Бога; она размышляла, сколь счастлива будет девица, которую он полюбит.

Постели были приготовлены, Богора проводили в самый красивый покой и уложили на самое роскошное ложе. Девицы дождались, когда он уснет, чтобы оставить его одного; а рано утром первой их заботой было всем сообща прослушать мессу в капелле. После того Богор потребовал свои доспехи; когда он подвязывал шлем, к нему подошла старшая сестра.

– Сир, – сказала она, – дай вам Бог доброго дня, как бывает на то Его воля!

– Благослови Бог и вас, сударыня!

– Сир, зачем вы облачаетесь в доспехи в столь ранний час?

– Затем, что есть у меня охота наведаться на вашу верхнюю заставу. Выведите мне оседланного коня, – сказал он своим оруженосцам.

Коня привели; он уже садился верхом, когда девица снова окликнула его.

– Подождите меня, – сказала она, – я мигом вернусь.

Она ушла и тотчас появилась снова, неся глефу с толстым и коротким древком, с острым разящим железом; роскошный вымпел из белой парчи был прибит к ней пятью золотыми гвоздями.

– Сир, – сказала она, – носите этот вымпел от моего имени, и да пошлет вам Бог чести и радости! Если вы достойны того, для кого он был создан, вам незачем опасаться и десяти лучших рыцарей этого войска.

– Для кого же он был создан? – спросил Богор.

– Для Ланселота Озерного; но он предпочел тот, который носил прежде.

– Сударыня, я сохраню его ради любви к Ланселоту; вы не могли бы сделать мне дара драгоценнее, чем этот.

Он пришпорил коня, взобрался на холм и увидел более двух десятков глеф, прислоненных к сосне. «Вот, – подумал он, – хорошее подспорье для поединков». Когда его заметили из осадного стана, то пошли известить Галида, а тот не мешкая позвал своего племянника.

– Бери доспехи, племянничек, – сказал он, – и ступай ответь этому новому рыцарю на холме. Но не вздумай наносить ему смертельный удар: когда ты его одолеешь, веди его сюда; я намерен устроить над ним такую же расправу, какую они учинили моему сенешалю.

Когда племянник был уже близок к Богору, он сказал:

– Сдавайся, рыцарь, или умрешь.

– Боже ты мой, – ответил Богор, – не для того я сюда пришел, чтобы умирать или сдаваться. Берегитесь меня!

Они пустили в разбег своих могучих коней, затем обменялись крепкими ударами в щиты, расколов и разбив их на части. Щиту Богора досталось сильнее; но кольчуга уцелела, а глефа племянника сломалась. Рукою более мощной Богор пробил кольчугу и вонзил железное острие в сердце рыцаря; того пронизала тревога, предвестие скорой смерти. Завершив круг, Богор увидел, что стяг его стал багровым, а не белым, как прежде. Он спешился, привязал коня к сосновым ветвям, отложил вымпел и вернулся к рыцарю с мечом в руке. Видя, что тот недвижим, он сорвал с него шлем и велел сдаваться.

– Сир, – ответил тот слабым голосом, – для чего мне сдаваться?

– Чтобы спасти свою жизнь.

– Вы можете поторопить мою смерть, но не помешаете ей меня забрать.

– Боже меня упаси ее торопить! Я собирался помочь тебе сесть на коня, если ты согласен сдаться в плен девице из замка.

С этими словами он оторвал полу от тонкого полотна, надетого поверх кольчуги, перевязал тому рану, посадил его на коня и проводил глазами, пока он спускался с холма.

Когда побежденный предстал перед девицей, она возблагодарила Бога за отважного заступника, ниспосланного ей. С нового пленника сняли доспехи; но он умер на руках оруженосцев, пока они выпрастывали его из кольчуги. Ей было оттого и радостно, и немного грустно, ибо он приходился ей родней.

Но Галид извелся до крайности, видя, что его племянник не возвращается. Он потребовал свои доспехи и хотел уже выйти сам отомстить за него. Его людям стоило труда его удержать: но все же он согласился выслать наверх десять своих лучших рыцарей.

– Стойте у подножия холма, – сказал он, – и выходите один за другим. Если первый будет побежден, второй займет его место, пока, наконец, рыцарю из замка не придется просить пощады. Но воздержитесь нападать все разом, чтобы вас не стыдили потом.

Рыцари последовали приказу; каждый своим чередом был выбит из седла и вынужден просить пощады. Когда первый услышал, что надобно идти в плен к девице, он сказал, что скорее примет смерть от руки рыцаря, своего победителя; по меньшей мере, смерть эта не будет позорной.

– Что вы знаете об этом? – спросил Богор.

– Знаю, что со мною поступят не более милосердно, чем с сенешалем и его спутником, которых они вложили в камнемет и метнули с высоты стен к нашим шатрам.

– Возможно ли, чтобы с сенешалем так обошлись?

– Чистая правда, Богом клянусь!

– Это для меня весьма прискорбно; но, так или иначе, вы должны сдаться девице или принять смерть от моей руки.

– Я пойду, сир; но если я умру, позор этот падет на вас.

– Я знаю, и хочу тебе сказать, что в недалеком времени твоя смерть будет отомщена. Назови мне свое имя, прежде чем уйти.

– Сир, меня зовут Петрон.

Едва Богор расправился с шестым из этих рыцарей, как появилась девица на роскошном ездовом коне, одетая в красивое парчовое платье и так плотно укутанная пеленой, что на лице ее виднелись одни глаза.

– Стойте, сир, – сказала она, – и не трогайте больше этого рыцаря.

– Почему же, сударыня?

– Я беру его под свою защиту.

– Честью клянусь, при такой заступнице ему уже нечего бояться, ежели только он обещает впредь никогда не воевать с владелицей этого замка.

– Я это обещаю и благодарен вам, сударыня; ваша помощь пришлась мне очень кстати.

Побежденный спустился с холма; девица села подле Богора в тени сосны, но лица не открыла. Сбивая одного за другим Галидовых бойцов, Богор отсылал их в замок, к их превеликой досаде. Когда дело дошло до десятого, он сказал ему:

– Сир рыцарь, я с вами сочтусь в обмен на скромную услугу, она вам нисколько не будет стоить. Возвращайтесь к вашему сеньору и скажите ему, что я прибыл сюда единственно в надежде сразиться с ним. Я ниже ставлю отвагу, которой он кичится, когда вижу, как он возлагает собственный бой на десять своих человек. Не лучше ли ему будет выйти помериться со мною силой и попробовать меня одолеть? Вот что я вам наказываю передать ему.

– Передам непременно, – ответил рыцарь.

И он вернулся в стан: голова, руки и плечи окровавлены, шлем помят, щит усеян дырами, куда могла протиснуться рука. Он подошел к Галиду и сказал:

– Рыцарь с холма говорит вам, что он явился на верхнюю заставу единственно в надежде сразиться с вами, и он удивлен, что вы даже не пытались отомстить за дюжину рыцарей, убитых или побежденных им. А потому он вас находит куда менее отважным, чем его уверяли.

– Господи, прости! он прав, – ответил Галид, – я слишком долго ждал.

Он требует доспехи; его оруженосцы надевают ему через верх легкую кольчугу двойного плетения; голова его укрыта зеленым шлемом из прочной стали; на боку его добрый меч, светлый и разящий. Ему подводят его коня, лучшего из всех; безо всякой помощи он взлетает на стременах. И вот с поднятой глефой, со щитом у груди, он дал коню шпоры и поскакал на холм, никого с собою не взяв. По его прекрасным сияющим доспехам, по его рослому жеребцу Богор распознал, что не иначе как это Галид. Он ринулся на него стремглав, щит на шее, глефа на упоре. Первый свой удар Галид направил верно, и острие насквозь пронзило щит и вошло в кольчугу; не погнись его глефа, она бы ранила Богора глубоко, а возможно, и насмерть. Но Богор угодил ему в щит ниже умбона, прорвал кольчугу и достал до левого бока; острие глефы прочертило в спине ряд борозд. Поломав копья в одно время, они не затеяли новый разбег, но яростно бросились друг на друга, неистово лупя кулаками; глаза их, казалось, вылезут из орбит; затем, изнемогая, не в силах удержаться в седлах, они упали ничком в двух шагах друг от друга. Но Богор поднялся раньше и с мечом наголо пошел на Галида, уже готового встретить его. Первым ударом Галид вогнал в шлем нашего рыцаря меч на два пальца в глубину, а он отплатил ему той же монетой. Кровь струилась сквозь кольчужные петли, а день угасал, и нельзя было предугадать, кому достанется победа.

Наконец, Богор начал одолевать, но тут его прервала девица, которая присела посмотреть на них.

– Богор, – сказала она, – ради всего, чем вы обязаны вашей Озерной госпоже и вашему кузену Ланселоту, обещайте мне дар.

– Сударыня, вы меня так заклинаете, что можете требовать что угодно.

– Отдайте мне ваш меч.

– Он нужен мне более чем когда-либо; но что же, вот он.

– Хорошо! – ответила девица, – я вижу, у вас недурная порода.

Тут Галид воспрянул духом и возомнил, что он легко одолеет безоружного соперника. Он собрал все свои силы и ринулся на Богора, а тот усердно прикрывался щитом и дал ему время извести свой пыл на удары. Затем, улучив подобающий момент, он метнулся вперед и умбоном щита расплющил ему переносицу шлема, извергнув потоки крови из носа. Оглушенный таким ударом, Галид упал в полузабытьи и выронил меч. Богор им завладел, и когда, придя в себя, Галид поднялся и хотел взять его обратно, он его не нашел и в ужасе отступил на несколько шагов, загородясь хотя бы одним щитом от неотвратимых ударов. Богор не терял времени даром; он вконец изрубил щит несчастного Галида, усеял обломками все вокруг, рассек и побил его шлем, вогнал петли кольчуги в плоть его рук и плеч. Трижды он ставил его на колени и будто бы ждал, пока тот поднимется, чтобы повергнуть его снова. Наконец, верным ударом он разрубил железные нити его шлема, уперся коленом в грудь, опустил ему забрало и провозгласил, что снесет ему голову, если тот не запросит пощады.

– Пощады, пощады! Я сделаю все, что вам будет угодно.

– Стало быть, ты обещаешь отдать своей племяннице землю, отнятую у нее; всю свою жизнь ты будешь блюсти с нею мир; ты будешь оказывать ей содействие и помощь против тех, кто вздумает лишить ее владений.

– Обещаю все это.

– Сверх того, ты к ней пойдешь и от моего имени сдашься ей в плен. Скажи ей, что у меня есть причина упрекать ее; ибо я присылал ей сенешаля в плен, а не для казни, которой она предала его по жестокости своей. И тем она позволила целому свету винить меня в бесчестии. По мне, так лучше бы клинок меча пронзил мне оба бедра.

Галида с трудом усадили в седло, и он отправился в замок. Тем временем Богор вернулся к девице, которая изъяла у него меч.

– Благослови вас Бог! – сказал он. – Откуда вам знакомы Владычица Озера, Ланселот и я сам?

Тогда девица открыла покрывало; он узнал ту, которая некогда в городе Ганне привела его с братом Лионелем ко двору Клодаса[316]316
  Ланселот, т. I, главы X и XI. (Прим. П. Париса).


[Закрыть].

– Ах, Сарейда! тем паче благослови вас Бог! – воскликнул он и кинулся к ней с распростертыми объятиями. – Но что привело вас сюда?

– Меня послала моя госпожа уведомить вас, чтобы вы были в воскресный полдень, через неделю, на краю Ревантского леса. Там вас ждет превосходное приключение.

Богор ответил, что одна лишь смерть может остановить его на пути туда.

– Я просила у вас меч, – добавила Сарейда, – и знаете, для чего? Чтобы испытать, до какой степени самозабвения вы можете дойти, угождая девичьему капризу. Теперь я вижу: воспитание, данное вам моей госпожой, не пропало даром; ибо вы разоружились без промедления, даже не узнав, кто я такая.

Богор выслушал ее с улыбкой, и Сарейда подвела ему коня, на которого он сел не без труда, до того он устал и изнемог. Сойдя с холма, они отдалились от замка, поскольку Богор не имел желания видеться снова с девицей из Хонгефорта. Они въехали в лес Лонег. В одном малоезженом месте они заметили шатер, растянутый у родника. У входа сидел рыцарь, и с него снимали облачение карлик и девица. Богор приветствовал его, тот учтиво ответил; затем Сарейда спросила, не угодно ли ему будет приютить усталого, изнуренного рыцаря.

– От всей души, сударыня.

Они спешились; подошли три оруженосца, сняли доспехи с Богора и, увидев, что под кольчугой он весь окровавлен, донесли об этом своему господину; тот его осмотрел и нашел, что кровь истекает из одной раны на правом боку и из мелких порезов. Он смазал их маслом и перевязал, заверив, что бояться нечего и что Богор не потеряет ни дня. Вечером, выходя из-за стола, хозяин шатра спросил его, куда он едет.

– В страну Горр, на поиски славного рыцаря, мессира Ланселота Озерного.

– Вы его ищете ему во зло или во благо? Если во зло, то хотелось бы мне, чтобы вы его уже отыскали, тем скорее он расправится с вами. Если во благо, я тем более желаю вам удачи, ибо нет такой услуги, которую я не готов вам оказать ради него.

– Знайте же, что Ланселот – мой законный господин и мой двоюродный брат. Меня зовут Богор Изгнанник. Не изволите ли и вы сказать, кому я обязан столь любезным приемом?

– Меня зовут Марадот Смуглый.

Богору поставили красивое и роскошное ложе посреди шатра; другое ложе было застелено для Сарейды. Мы оставим их там ждать наступления дня и вернемся к Галиду, покинутому нами, когда он въезжал в замок Хонгефорт.

Обе сестры с высоты донжона следили за всеми славными битвами своего рыцаря. Они видели, как упал Галид, и не сомневались, что он поплатился то ли свободой, то ли жизнью. Когда им доложили, что он просится в замок, они велели звонить в церковные колокола, затеялись танцы, шествия и хороводы. Стены замка покрыли пологами и коврами, дабы достойнее встретить того, кто положил войне столь нежданный конец. Всех обитателей, рыцарей, сеньоров и горожан просили надеть парадные одежды, и каждый молвил в ответ:

 
У кого великая отрада,
Тот облачайся в наряды!
 

Галид прибыл весь залитый кровью и спешился возле главной залы. Он поднялся во дворец с превеликим трудом. Затем он преклонил колени перед племянницей, отдал ей свой меч и сдался в плен от имени своего победителя.

– Дорогая племянница, – сказал он, – я вам доставил немало огорчений; отныне я возвращаю вам всю землю, изъятую у вас; никогда в жизни моей я не стану с вами воевать и защищу вас от всех и каждого, кто вас обидит.

Просияв от радости, девица подняла дядю с колен и простила ему все причиненные ей злодеяния. Она велела вывести его сына из темницы и препоручила ему.

Завершив все это, она перешла в покой, чтобы переодеться в самое роскошное свое платье; но Галид сказал, угадав ее чаяния:

– Вы полагаете, должно быть, что сейчас придет ваш рыцарь?

– Разумеется, сир.

– Он не придет, и он передал вам через меня, что имеет весомую причину для упреков. Посылая к вам сенешаля, он заверял его, что никакого насилия быть не может; вы же подвергли того жестокой казни, и так вышло, что по вашей милости он нарушил слово. Он бы предпочел, говорит он, чтобы ему пронзило оба бедра одним мечом.

Выслушав Галида, девица разрыдалась.

– Увы! Возможно ли, чтобы я по дурости своей упустила самого благородного из рыцарей! Так ли подобало мне отплатить за его благодеяния? Но если я допустила столь мерзостный поступок, я учиню сама над собою месть, достойную этого злодеяния. Даю обет, что я уеду завтра утром и ни в одном городе не останусь более одной ночи. Вместо белья я буду носить на теле власяницу. Я не буду вкушать ни мяса, ни рыбы, но только хлеб и вино. Я сяду лишь на лошадь с обрезанным хвостом и безо всякой сбруи, кроме жалкого веревочного недоуздка. И так я буду странствовать, пока не найду моего рыцаря. Милая моя сестрица, вы привели его ко мне; я доверяю вам хранить мою землю, и если доведется мне умереть в этом поиске, вы останетесь над нею единственной госпожой.

Все, кто ее слушал, прониклись великой жалостью. Она выбрала себе в сопровождение четырех рыцарей, семь оруженосцев и трех девиц. Назавтра ее сестра и дядя проводили ее до края того леса, где провел ночь Богор. Из четырнадцати персон, взятых ею с собой, не она одна сменила одежды, и не у одной ее лошади кровоточил обрубок хвоста. На этом рассказ покидает ее, дабы вернуться к Богору, нашедшему приют у Марадота Смуглого.