Текст книги "Книжные люди. Кто создает, продает, продвигает книги в России?"

Сергей Шаргунов
«Чтобы понять жизнь, нужно ее проживать на максимальных скоростях»

Кажется, с самого раннего детства Сергею был предуготовлен писательский путь. В два года он продекламировал свое первое стихотворение, вскочив на кровать: «В моем окне живет луна, какая твердая она». Книжная атмосфера, семья – все способствовало творчеству. Сергей любил перерисовывать буквы, еще не понимая их смысла; сочинять начал с пяти лет. Довольно рано стал писать стихи, потом перешел на рассказы, и в девятнадцать лет отнес их в журнал «Новый мир». А в 2001 году он уже получил премию «Дебют» в номинации «Крупная проза». С тех пор книги Сергея Шаргунова неоднократно становились победителями престижных литературных конкурсов «Большая книга», «Очарованный странник», «Золотой Витязь» и др.

Признаться, Шаргунов остается для меня загадкой. Как возможно в сорок лет так полно раскрыться и реализовать себя: стать известным писателем, лауреатом знаковых литературных премий, активным гражданином, общественными деятелем, политиком и телеведущим? Быть всегда в эпицентре литературной, культурной и общественной жизни страны? Собирать талантливых людей, открывать молодых писателей, помогать литературным журналам и отечественной культуре?

Самоуспокоенность или самодовольство – это не про него. Каждый раз он как будто в самом начале пути, в нем живет ощущение детской открытости миру. «Спешите делать добро» – эти слова-призыв из Послания апостола Павла к Галатам стали жизненным девизом Сергея Шаргунова. Он на деле доказывает, что можно помогать талантливым писателям, хорошим литературным журналам, отечественной культуре. Уверена, что и на новом посту председателя Ассоциации союзов писателей и издателей России он сможет проявить себя наиболее полно и ярко.

Жизнь Шаргунова – это беспрестанный полет на высоких скоростях. Дух захватывает, ветер свистит в ушах… И это здорово!

Сергей, вы личность многогранная: известный писатель, журналист, радио– и телеведущий программ «Двенадцать» и «Открытая книга», общественный и политический деятель, депутат Государственной Думы, заместитель председателя Комитета по культуре. А как рождалась эта личность? Все мы родом из детства… Расскажите, пожалуйста, о вашей семье, родителях, что особенно повлияло на формирование вашего мировоззрения?

Конечно, сложно быть собственным психоаналитиком, пытаться копаться в генезисе своего «я» и понять, начиная с колыбели, как все складывалось. Отчасти об этом написано в моих книгах – в рассказах, повестях, романах.

Вы знаете, что мой отец священник, он уже более сорока лет батюшка, служит в Храме святителя Николая в Пыжах. Наверное, определенная закваска совестливости, которую дали мне домашние, – это то, что остается со мной. В своей жизни, двигаясь по самостоятельной траектории, я постоянно оглядываюсь на родителей в плане определенных критериев совести. Я оглядываюсь, совершая те или иные действия, поступки, потому что представления о долге, чести, отзывчивости, о ближнем твоем, которые были заложены в детстве, остаются со мной. Мама – человек литературный, ну, собственно говоря, как и папа, ведь до того, как стать священником, он был поэтом, поэтом-переводчиком, переводил французскую и американскую литературу. В рассказе «Мой батюшка», который вошел в недавнюю книгу «Свои», описана остросюжетная и головокружительная судьба моего папы. Мама рисует, до сих пор реставрирует некоторые иконы. Они с папой пришли к вере, когда им было по двадцать пять лет, и это осталось с ними. Родители для меня – удивительный пример. Понимаете, я безоглядно свободный человек, и когда кто-то превращается в тень своих предков – это его выбор, но это не про меня. Многие люди оказываются в заложниках своей именитой родни. У меня, может быть, всегда было некоторое отталкивание от этого, как у пловца от берега, но отталкивание подразумевает и причастность. Я горячо люблю своих родителей, и связь между нами становится все прочнее со временем. Когда к нам в дом приходили бедные, слабые, то двери для них всегда были открыты, всегда старались им помочь. Вот сейчас, когда уже по депутатским делам ко мне обращаются, я чувствую очень важную, часто немногословную поддержку со стороны родителей.

Семья – ваш внутренний духовный камертон.

Да, семья – мой компас. Вы понимаете, о вещах, заложенных с детства, ты даже не задумываешься: для тебя естественно поступать так, а не иначе. Мне не хочется быть патетичным, но жить по совести, помогать ближним – для меня это вошло в дыхание и в кровь, как само собой разумеющееся.

А как рождался писатель Сергей Шаргунов? Вы как-то вспоминали: «Писать я начал раньше, чем читать, – уже в три года инстинктивно переписывал буквы из книг…»

Это действительно так: когда мне было два года, я продекламировал свое первое стихотворение, вскочив на кровать: «В моем окне живет луна, какая твердая она». Видите, такой авангардный этюд, спасибо родителям, которые это запомнили. Неизвестно, что откуда бралось, никто меня не подталкивал к тому, чтобы писать или интересоваться историей. Это само пробудилось. Наверное, атмосфера, окружение книг, присутствие взрослых, которые зачастую говорили со мной на равных и обсуждали взрослые серьезные темы, – это так или иначе формировало. Формировали книги: от «Тяжелой лиры» Ходасевича до «Тихого Дона», – все было рядом, книги открывались, прочитывались без всяких представлений о «18+».

Вы же были совсем крохой, а книги такие серьезные!

В советское время мой папа имел подпольную типографию, которая выпускала богослужебные и житийные тексты. В рязанской избушке у него был станок, на котором печатались издания для церковного круга. У нас дома в странных, часто невнятного оттенка домотканых обложках хранились интересные тексты с полурасплывшимися буквами, в том числе и жития святых, новомучеников, людей, пострадавших за веру в XX веке. Я помню, что было ощущение причастности к запретному и само слово «книга» дома тоже было сакральным и почти секретным. Я перерисовывал буквы, еще не понимая их смысл; сочинять начал лет с пяти. Это были жития, иллюстрированные истории, в том числе сказки. Я помню одну из первых сказок – про мальчика, который сорвал розу, и она его уколола шипом. Русские народные сказки, страшные скандинавские сказки, Пушкин, Гоголь окружали меня с детства. У нас была такая каморка, заваленная доверху книгами; некоторые книги были уже совершенно старые, без обложек или располовиненные, помню издания «Фауста» Гёте и Николая Васильевича Гоголя. Я туда пробирался утром, пораньше, обложенный этой башней из книг, и читал часами. И Бунин, и Чехов, и западная литература – это все сказывалось на моем восприятии. Довольно рано начал писать стихи, лет в семнадцать этот поток стал редеть, я перешел на рассказы. Помню, когда мне было девятнадцать лет, отнес их в журнал «Новый мир».

С этого и начался ваш писательский путь?

Да. Когда меня спрашивают о моей дороге в литературе, то я говорю, что здесь важно и чтение, и писание текстов, в том числе и чтение современной литературы.

Что сейчас вы читаете? Какие идеи, темы вас занимают?

Я делаю на канале «Культура» программу под названием «Открытая книга», поэтому постоянно читаю современных авторов и подбираю тех писателей, чьи книги мне кажутся яркими и интересными. Прочитал книгу Марины Степновой «Сад» – она замечательный стилист. Книга эта получилась изящная, узорчатая и многослойная. Для меня очень важно не делить писателей на левых и правых, не проводить идеологическую линию посреди живой и бескрайней литературы. Я и в своей программе разговариваю с совершенно разными авторами: Евгением Водолазкиным, Эдуардом Лимоновым, Григорием Служителем, Гузель Яхиной, Захаром Прилепиным, Алексеем Варламовым, Павлом Басинским, Юрием Поляковым. Они зачастую находятся в довольно жестких отношениях друг с другом, но это мой принцип и в журнале «Юность», потому что я как главный редактор печатаю не только львиную долю молодых авторов, но и все то, что мне кажется живым и интересным вне зависимости от воззрений авторов.

Чем больше в нашей медийной повестке будет разговоров и споров о книгах, тем духовно богаче и здоровее будет общество.

Конечно! Недавно в программе был Александр Архангельский со своей очень интересной книгой «Бюро проверки» – романом на тему религиозных исканий, Олимпиады-80. Я прочитал с увлечением. Был у меня в «Открытой книге» Владимир Личутин, Владимир Крупин – уже немолодые люди. Существует старомодный (в трогательном смысле) литературный лагерь, где делят всех на своих и чужих. Но мне кажется, что самое главное – это литература, ее уровень, художественная изобразительность, множество магических, волшебных проявлений, которые есть в настоящей литературе. Когда я оцениваю художественное произведение, меня в первую очередь интересует, как это написано, а биография писателя и его поступки – это уже другое… Вот, например, я пытался разобраться в биографии Валентина Петровича Катаева. Многие из интеллигенции кривятся, считают, что он совершал неблаговидные поступки. Во-первых, он не был грешнее других, во-вторых, вот эта позиция святош, по-моему, во многом прямо противоположна честному подходу. Зачастую, пытаясь быть святее папы римского, ты становишься супербесчестным – это такой нехитрый парадокс.

Вы как-то сказали: «Я мысленно продолжаю эту книгу писать, особенно во сне. Что-то добавлять, обдумывать. Катаев не отпускает…» Будет ли продолжение?

В сборнике «Свои» напечатан рассказ о Валентине Петровиче. Скоро выйдет уже пятое переиздание этой биографии в ЖЗЛ, там будут какие-то новые зарисовки, детали, интересные подробности. Сейчас размышляю по поводу некоторых других героев, о которых можно было бы написать. Могу открыть вам секрет: я, например, думаю об интересном поэте и прозаике, жившем в эмиграции, – о Борисе Поплавском. Это малоизвестный человек с удивительной биографией и ярким языком, которого ценил в том числе Набоков. Я подступаюсь к этой личности…

Почему именно Борис Поплавский?

Нравятся его тексты, есть остросюжетное обаяние личности. Так же получилось и с Катаевым: я просто влюблен в его книги, считаю Валентина Петровича беспримерным стилистом! С другой стороны, мне хотелось разобраться в его жизни. Катаева часто клеймили как циника и приспособленца, но это необыкновенная приключенческая судьба: оказалось, что он на самом деле был заступником, помогал очень многим, некоторые его будто бы цинические высказывания шли от большого дара, когда он мог себе позволить эпатаж, броские заявления. Удивительно реконструировать неизвестную биографию – я чувствовал себя просто сыщиком Пинкертоном. С нуля, начиная с его родословной, я пытался разобраться, кем же он был, за кого воевал в Гражданскую войну, как ему удалось избежать расстрела в Одесской ЧК, какие у него были отношения с Буниным, Троцким, Сталиным, Хрущевым, Маяковским, Есениным… Мне кажется, что получилась книга не только о ярчайшем герое, но и о целом времени, XX веке, – и историческом, и литературном. Судьба Поплавского тоже хмелит и притягивает, но пока не буду говорить много слов, потому что пытаюсь разобраться с собой и этим героем.

Вы заинтриговали! Думаю, это будет большим событием.

Есть мысли и про Фазиля Искандера, с которым мне довелось пообщаться незадолго до его ухода из жизни и побывать у него в гостях. Есть интересные, уникальные материалы, которые могли бы войти в книгу о нем. Хочется разорваться на много частей, написать много разных книг и успеть сделать многое. Кстати говоря, обращаясь к теме разговоров с классиками, живыми и недавно ушедшими, такая книга собирается. Это книга, где перемешаны мои размышления-эссе, посвященные этим людям, и, собственно, беседы с ними, причем люди очень разные: и Бондарев, и Распутин, и Войнович, и Искандер. Кто-то здравствует, кого-то уже нет; я надеюсь, что там будут и Чухонцев, и Лимонов, и Проханов, и Мамлеев, и Битов – это удивительный контекст советской и современной литературы. Хочется подумать о том, что их сближает, не подгоняя искусственно под концепцию разговора. Мне кажется, что само время неизбежно пропитывает человека, проходит через поры и становится частью личности и так или иначе присутствует в литературе.

В писательском поселке Переделкино, где мы с вами беседуем, очень творческая атмосфера. Как будто сам воздух пропитан литературой. Как атмосфера этого места помогает вам в творчестве?

Была интересная книга Александра Нилина «Поселок Переделкино: поверх заборов». И когда я писал Катаева, конечно, специально приезжал сюда, здесь есть какая-то мистика жизни: ты ходишь своими тропами, своей дорогой, но неизбежно наступаешь на чей-то след. Например, я совершенно не мог помыслить, что возглавлю журнал «Юность». Вы знаете, вскоре после того, как я написал биографию Катаева, мне приснился сон: Катаев приснился мне на рассвете, под старыми советскими плафонами, в полумгле старой редакции. Я понял во сне, что это журнал «Юность», там витает его дух, никого больше нет, и мы подплыли друг к другу под потолком, и он мне пожал руку – так очень энергично, по-катаевски, бодро, деловито потряс руку. Такой был сон. А спустя время мне предложили возглавить «Юность». Думаю, что в этом что-то есть, и, бродя по улицам поселка писателей Переделкино, конечно, я снова и снова обращаюсь к своему герою, к этим людям, которые здесь жили. Вы знаете, я противник искусственного коллективизма, когда ты считаешь, что есть некая генерация писателей. В большинстве своем они находились в склочных отношениях, не здоровались друг с другом – это нормально и естественно. И я вижу, как поколение тех, кто пришел вместе со мной в литературу, тоже сверкает этими недобрыми взглядами. Это здорово, так и должно быть, страсти неизбежны. И страсть, и тщеславие, и зависть, и недоброжелательство, и «шу-шу-шу» неотвратимо присутствуют в литературном мире, и, может быть, это неотделимо от появления прелестных произведений. Мне близок мой герой Катаев: он никому не завидовал. Валентин Петрович, будучи одаренным писателем, обладал удивительной независимостью и способностью радоваться чужим талантам. Почему ему удалось создать журнал «Юность», который дал дорогу огромному количеству талантливых людей? Наверное, потому, что он самозабвенно, влюбленно читал их рукописи, в чем-то даже помогал авторам.

В «Книге без фотографий» вы пишете: «Я хочу разгадать план, задание своей жизни». Удалось приблизится к разгадке?

Пока не разгадал. Чтобы понять жизнь, наверное, нужно ее проживать на максимальных скоростях – вернее, так, чтобы быть в ладу с самим собой. Со мной – скорости, у кого-то – эскапизм, уединение, тишина, что тоже благотворно для творчества. Жизнь многообразна, и, что касается моей жизни, вы знаете столько всего, но литература – это все равно главное. Самое главное – вера в то, что лучшие и главные книги впереди.

Цитирую вас: «Во все времена надо стремиться к человеческому достоинству, к деланию добрых дел и к тому, чтобы развивать тот талант, который у тебя есть». Мне кажется, в свои сорок лет вам удалось полно реализоваться, раскрыть свои ипостаси как писателя, журналиста, телеведущего, депутата Госдумы, заместителя председателя Комитета по культуре Госдумы, главного редактора «Юности», председателя премии «Лицей».

В моем случае самое дурное – самоуспокоенность или самодовольство. Я каждый раз чувствую себя в самом начале пути, во мне живет ощущение детской открытости миру, и здесь есть в том числе и робость, и понимание, что ты все начинаешь с нуля, – иначе глаз замылится. Я каждый день свой жизни начинаю как будто заново, считаю, что я в начале пути. На все должности, которые вы перечисляли, мне абсолютно наплевать, я за них не держусь и не дорожу ими. Я дорожу литературой и тем, что я прямо сейчас пишу (хочу, чтобы получился хороший роман), вообще дорожу тем, что пишется, – это главное. Во-вторых, считаю очень важным постоянно доказывать, что можно делать что-то важное для других в литературе, помогать талантливым писателям, собирать талантливых людей, помогать хорошим литературным журналам, отечественной культуре. Как депутат Госдумы я круглые сутки нахожусь на прямой связи с бедствующими людьми, жаждущими добиться элементарной справедливости. И для меня это круглосуточная, непрерывная помощь людям.

В 2020 году, в период локдауна, вы искренне откликнулись на призыв книжников о помощи, подписали «Открытое письмо книжников», неоднократно выступали в поддержку книжной отрасли. Сергей, что нужно предпринять, чтобы помочь книжному сообществу в период тяжелейшего выхода из пандемии? Какие самые главные меры поддержки необходимы?

Ну а как могло быть иначе? Это имеет отношение ко всему на свете – библиотекам, за которые я борюсь, книжным магазинам, которые пытаются закрыть там и тут, пресловутой оптимизации школ, больниц, домов культуры. Только что разговаривал с замминистра культуры, наконец удалось добиться от Минкульта письма с рекомендацией закупок одиннадцати ключевых литературных журналов для библиотек. Также обращался к главе государства с просьбой оказать помощь этим журналам, потому что считаю их очень важными для формирования современной литературы, воспитания литературных вкусов. Это же касается и книгоиздания. Не только письма подписывал, кое-чего удалось добиться со стороны государств. И я согласен с Сергеем Вадимовичем Степашиным и Российским книжным союзом, что нужно вообще уходить от НДС на книги, как это происходит в цивилизованных странах. Этот вопрос надо снова ставить и пробивать – то есть шаг за шагом помогать отечественной культуре.

Вы помогаете и молодым писателям, в прошлом году возглавили премию «Лицей».

Мы выпустили номер «Юности», целиком состоящий из произведений лицеистов. Я постоянно стараюсь выбивать хоть какие-то гонорары молодым авторам, которые печатаются в журнале. Обязательно должна быть система грантов и литературные фестивали. Новые люди, приходящие в литературу, – самые разные. Это и поэт Василий Нацентов из Воронежской области, и Сергей Кубрин – лейтенант из Пензы, который пишет увлекательные истории про свое альтер эго. Нужно, чтобы все эти люди могли чувствовать себя востребованными, потому что читатель ждет этой литературы, необходимо убрать заслоны и барьеры между читателем и автором. В программе «Открытая книга» у меня в гостях была совсем юная автор и художник из Петербурга Арина Обух. Очень талантливая, рекомендую обратить на нее внимание, она нарисовала несколько обложек для журнала «Юность». Исходя из своего читательского интереса, стараюсь находить таланты из поколения двадцатилетних – тех, кто сейчас приходит в литературу, – это связано и с «Лицеем», и с «Тавридой», и с «Форумами молодых писателей». Все это важно, всем этим нужно заниматься, еще впереди немало проектов, которые, надеюсь, будут осуществлены. Самое главное – давать дорогу талантливым людям, это очень просто звучит, но это наша важнейшая задача. Это касается и переводчиков, и литературных критиков, которые зачастую чувствуют себя просто не у дел. На самом деле важна эта масштабная поддержка, в том числе и через арт-резиденции, надо объединять страну. Вы знаете, я возглавлял и премию «Дальний Восток» им. В.К. Арсеньева. Мне бы хотелось, чтобы такие объединения происходили в самых разных местах, чтобы по всей стране появлялись места, куда могли бы приехать писатели – пожить, пописать, погулять, поговорить с людьми, создать какие-то очерки и зарисовки. Это связывает страну. Мне кажется, важна забота и о писателях старшего поколения, нужны какие-то места, где они могли бы отдыхать, жить, гулять, – у нас полностью разрушена вся эта творческая история. А почему нет Домов творчества? Это же важная вещь! Нужно восстановить Дом творчества писателей Переделкино. Это должно быть местом встреч, общения, выступлений, творческого отдыха и отпуска самых разных писателей. Нужно не допустить выкорчевывания этой старой изящной переделкинской жизни, защитить писателей и тех, кто имеет отношение к литературе. Нужно, конечно, спасать и восстанавливать, не нарушая этих ландшафтов и рельефов, красот, а с другой стороны – чтобы была жизнь. Нужно осовременивать библиотеки, а не просто поставлять туда по циркуляру известные наименования, организовывать встречи с писателями по всей стране. В какой-то момент это называлось так пафосно: «Бюро пропаганды». А почему нет? «Бюро пропаганды» не связано с политизацией, а связано с бескрайней хорошей русской литературой; нужно, чтобы были десанты литераторов, которые бы могли приезжать в школы, вузы, библиотеки. Для этого необходима поддержка со стороны государства.

После тридцати лет разногласий создана Ассоциация союзов писателей и издателей России (АСПИ). Вы стали ее председателем. В составе Ассоциации Союз писателей России, Союз российских писателей, Союз писателей Москвы, Союз писателей Санкт-Петербурга и Российский книжный союз – это очень разные организации и мировоззренчески, и стилистически. Сергей, насколько эффективным будет такое объединение, какие задачи у новой Ассоциации?

Да, мы очень разные и дорожим этим. Сегодня литературное сообщество при всем его ярком многообразии в значительной степени беззащитно. И мы объединились для того, чтобы отстаивать права, интересы, судьбы людей литературы. Сама работа писателя, до сих пор не имеющая юридической кодификации, должна получить серьезную социальную защиту. Необходимо существенное обновление новыми книгами и литературными изданиями фондов библиотек, в том числе электронных. В библиотеках, школах, вузах и на других площадках писатели должны стать желанными гостями. Нужны мощные программы поддержки литературного процесса, включающие фестивали, образовательные мастер-классы, литературные чтения, широкие дискуссии по насущным вопросам литературы, в том числе способствующие развитию критики. Нужны арт-резиденции и дома творчества в разных регионах страны, где писатели могли бы жить и работать. Нужны программы для молодых авторов, поиска и поддержки талантов. Особая помощь требуется литературной провинции. Мы будем содействовать развитию национальных литератур народов России, переводу произведений национальных писателей на русский язык. Нуждаются в спасении остатки писательского имущества и литературные издания, включая легендарные «толстые» журналы.

Сергей Шаргунов и Сергей Степашин на учредительном заседании АСПИ

Ваша повесть «Правда и ложка» из сборника «Свои» посвящена жене Анастасии Толстой, праправнучке Льва Николаевича. Сергей, вы верите в предначертанность событий, в судьбу?

Буквально вчера гуляли здесь с Настей, и она задала мне тот же вопрос: «Как ты думаешь, наша встреча была не случайной?» Я ответил: «Думаю, что не случайной». Не то чтобы я хотел ударяться в излишний мистицизм, но все же я верю в некоторую предначертанность многих событий в жизни, для меня эта встреча важна. А повесть была написана в том числе для того, чтобы в грязь лицом не ударить перед женой с такой богатой и мощной родословной, поэтому неслучайно я вспоминаю путешественника Владимира Русанова, кинорежиссера Сергея Герасимова, то есть могу побахвалиться крутыми предками, но подчеркиваю: отвечаю сам за себя, для меня это важно.

Сергей Шаргунов с женой и дочкой

Я никогда не чувствовал себя в тени никаких предков, но думаю, что все эти реки потоком текут во мне. Здорово и удивительно думать о том, что поток предков несет нашу дочку Катюшу сквозь жизнь. Какой она будет, чем будет увлечена, чем будет заниматься? Ты сам по себе (а мне кажется, моя дочка тоже будет сама по себе, я вижу, что она уже такая самостоятельная и своенравная). Но при этом ты – еще и эхо множества голосов, которые звучали в истории, это удивительно. Моего сына Ванечку я тоже просто обожаю, он такой замечательный историк и географ. Мои дети – большая радость, это каждодневная приключенческая история. С одной стороны, дочка, которой скоро два года: это первые слова, первые звуки, изображение и пародирование ежиков, хрюшек, коров и лошадей, ее удивительная страсть к книгам – она просто неразлучна с ними, все время требует открывать книги и читать их, объяснять; книги – лучшие друзья Катюши. И мой Ваня – откуда что берется? – меня экзаменует, гоняет, обескураживает своими знаниями; он знает всех правителей, особенно нашей страны, все даты; у него феноменальные энциклопедические знания!

Это ваше воспитание?

Нет, я ничего не навязывал. Наверное, главное – это пример неравнодушия, детское ощущение игры и легкости от жизни. Такое впечатление, что жизнь – это еще и полет, так что здесь важен мой личный пример. А задаю себя вопрос, а что я унаследовал от родителей? Это эстетическое чувство от мамы (и от папы тоже, потому что на мой вкус он изящный поэт), особенное отношение к слову, литературе, любовь к модернизму – от мамы. А от папы, несомненно, – трудолюбие, упорный и серьезный труд. К чему я это говорю? Трудолюбие и увлеченность своим делом становятся примером для детей, ведь я очень часто в разъездах, часто занят, но мне кажется, что для детей всегда есть время. Вот сейчас мы с вами говорили, и мимо пронесли мою крошку, она на меня посмотрела и с улыбкой закричала: «Папа, папа!» Это такой пример воспитания: да, папа занят своим любимым делом, потому что наш разговор – продолжение литературы.

У вас полная, насыщенная жизнь. Вы чувствуете себя счастливым человеком?

Ну, как вам сказать? Жизнь полна вызовов, драм, напряжения, это же и такая боевая жизнь, как говорится, «есть упоение в бою», но я чувствую себя бодрым человеком, я чувствую свою жизнь как некий беспрестанный полет. Ветер свистит в ушах – и это здорово!

Сергей, я от всей души желаю вам сил, энергии, чтобы все ваши фантастические планы и задумки осуществлялись. Вы творите очень много нужных и добрых дел для нашей родины. Может быть, это звучит пафосно, но важно, что у нас есть такие люди, как вы.

Да, зачастую звучит очень много жестковатых, официозных слов о государстве, о стране, но для меня наша родина – талантливые люди, русская литература, которая у нас по-прежнему прекрасна. Я постоянно повторяю: кроме нефти и газа у нас есть настоящая и сильная русская литература, которой по-прежнему зачитываются во всем мире. Спасибо вам за этот разговор и за то, что вы издаете такой важный журнал, зачастую подвижническими силами. Давайте объединять наши усилия!