Текст книги "Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги"

* * *

По коридору, ведущему к залу фехтования, эхом щёлкали удары клинка. Время давно перевалило за полночь, но кому-то явно не спалось. Учителю фехтования не нужно было долго сомневаться, кто в замке столь внезапно заразился бессонницей: в последнее время принц буквально помешался на фехтовании. С самого утра и до поздней ночи, делая лишь короткий перерыв на обед или ужин, их высочество доводили себя до изнеможения бесконечными финтами, фруассе3333
  Фруассе (нескл. Froissé) – в фехтовании употребляются следующие атаки на оружие: толчок (батман), круговой толчок (контрбатман) и скользящий толчок (фруассе).


[Закрыть] и уколами. Клинки горели в его руках, ломались и тупились. Оружейный арсенал приходилось обновлять ежедневно, но Ярослав не унимался.

Стараясь не шуметь, наставник приблизился к дверям фехтовальной залы и осторожно заглянул внутрь. Рубашка на принце была мокрой, волосы сбиты, лицо исполосовано следами ярости. Очередной клинок хрустнул о манекен, и в руках королевича остался лишь эфес. Равнодушно взглянув на обрубок, Ярик швырнул его в ведро с другим обломкам, вытащил из крепления новую шпагу, проверил, хорошо ли отцентрована, подкинул, поймал за рукоять и, оставшись довольным, вновь направился к истерзанному манекену, встал в стойку, изготовившись для удара, но был остановлен мудрым советом:

– Пальцы крепко держат оружие, – учитель вошёл в зал и остановился, – …но кисть должна быть лёгкой, как пёрышко, ваше высочество…

– Господин учитель? – принц обернулся на голос и опустил шпагу. – Что вы здесь делаете?

– Размышляю над тем, почему вы не спите вот уже вторую неделю подряд… – наставник пересёк залу и, остановившись перед ведром со сломанными клинками, поинтересовался: – У вас что-то случилось? Может быть, я смогу помочь вам?

Но Ярик отрицательно покачал головой:

– Вряд ли, господин учитель…

– Я видел Иринку и Митю. Их не пускают к вам по той же причине? Что вы натворили?

Поняв, что скрывать что-либо бесполезно, принц опустился на табурет и потупил взор:

– Отец хочет женить меня на померанской принцессе! А друзья – это то, по-видимому, что не вписывается в его планы. Я одного не понимаю: почему взрослым можно делать всё, что вздумается, а нам, детям, – только то, что хочется взрослым?! Где справедливость?! – Нету!

– Извечный конфликт поколений, – улыбнулся учитель фехтования. Вытащив из крепления клинок, он так же подкинул его, проверяя на качественность, и сказал через паузу: – Ну-ка, поднимите-ка свою шпагу, ваше высочество…

Ярик поднял шпагу и встал в стойку…

– Нападайте… – наставник приглашающе развёл руки и, сделав шаг в сторону, стал медленно огибать их высочество. – Смелее, не бойтесь…

Будучи добросовестным учеником у превосходного мастера, наследник престола стал едва ли не зеркальным его отражением. Несколько секунд подготовки к атаке показались вечностью, а дальше всё завертелось и замелькало: посыпался град ударов, щёлканье каблуков о плиты пола и тяжёлое дыхание фехтующих. Раз за разом атаки их высочества становились всё яростнее не в пример сопернику, что, несмотря на солидный возраст, оставался невозмутимым, таким же, каким вошёл в зал. Наконец, шпага принца вылетела из руки, стукнулась о колонну и переломилась пополам.

– Ещё раз повторяю: следите за кистью… – возвращая клинок в крепление, заметил фехтовальных дел мастер. – Это должно сидеть в крови, как слово «мама». Теперь взгляните на себя: вы тяжело дышите, взмокли, а я почти сухой. Как думаете, почему?

– Вы один из лучших фехтовальщиков королевства…

– Ответ неверный. Вы тоже приличный боец. В вас есть сила, много энергии. У меня нет столько сил и такого количества энергии, и всё-таки я одержал победу. Это называется опытом. Не осуждайте своих родителей. Они любят вас и, поверьте, желают вам добра, хоть вам и кажется, что всё наоборот… Вот что, Ярослав, – учитель вплотную приблизился к королевичу и, остановившись перед ним, довольно сурово сдвинул брови, – скажите, вы ведь любите Иринку?

Принц удивлённо взглянул на учителя.

– Не смущайтесь, об этом говорят даже повара в королевской пекарне. Так как?

Ярик медлил с ответом. О таких вещах и вот так прямо его спрашивали впервые, но, рассудив, что всё равно он заперт в каменных стенах дворца, а, значит, ответ вряд ли принесёт какие бы то ни было огорчения, помимо имеющихся, сдался:

– Люблю…

Учитель понимающе кивнул, присел на скамью, словно бы что-то взвешивая, и только тогда продолжил разговор:

– Как вам кажется, что она думает о вас, сидя у Мити дома? Не решила ли, что вы позабыли о ней? И вообще, на что вы готовы ради любимой девушки?

Вопросы прозвучали так, словно его – Ярика – приглашали дать клятву. Он опустился рядом и заявил со всей категоричностью:

– На всё…

– Тогда почему сидите здесь, а не боретесь за собственное счастье, несмотря на запреты?

– А что я могу поделать? – с досадой поджав губы, ответил отпрыск королевской фамилии. – Люди Канцлера контролируют каждый пятачок. Даже мышь просто так не проскочит. Иногда мне кажется, они уже знают их в лицо.

– Охранники мышей?

– Нет, мыши охранников. При кажущейся свободе, я словно на цепи. Пытался сбежать, но всё впустую. Даже записки не передать.

– А вот Иринка оказалась более сообразительной. Держите… – наставник вынул из перчатки небольшой клочок бумаги и протянул их высочеству.

Ярик порывисто выхватил послание, но тут же стушевался, бросив на мастера виноватый взгляд, смущённо улыбнулся и углубился в чтение… Выведенные поспешным, но довольно аккуратным почеркам строчки, молниями проносились перед глазами:

 
«Меня снова не пускают к тебе, любимый. Я столько раз приходила к воротам замка, но охранники, словно онемели. Даже на вопросы не отвечают…»
 

Воображение королевича живо рисовало себе ужасы задворцовой действительности, как льёт дождь, а Иринка, маленькая и одинокая, стоит перед массивной железной громадой, глядя на равнодушные лица стражников… Как те загораживают дорогу, скрещивая пики, едва она пытается приблизиться к ним… И голос её, смешиваясь с мучительной и прекрасной болью за любимое существо, зазвучал в сознании их высочества столь явственно, словно бы девушка была сейчас рядом с ним:

 
«…Вот, встретила на рынке Учителя фехтования. Он пообещал стать нашим ангелом-хранителем. Я каждую ночь думаю о тебе. Извини, что так мало пишу, ведь пишу на́скоро. Надеюсь, мы ещё будем вместе.
 

Твоя Иринка».

Ярик улыбнулся, свернул записку, спрятал в перчатку и откинулся спиной на стену. Напряжение последней недели как-то разом спало: она помнит о нём! Она всё так же хочет быть вместе с ним!

– Я пообещал ей, что всё будет хорошо… Надо бы как-то сдержать слово, ваше высочество… – заметил наставник довольно безотносительно, но так, чтобы наследник престола почувствовал в его словах приглашение к бою. – Что б вы сделали, если б вышли наружу?

Королевич с интересом взглянул на мастера:

– Думаю, мы сбежали бы в соседнее королевство, – осторожно ответил он, так как в последнее время с друзьями и честностью вокруг наблюдался большой дефицит, – и повенчались там, если здесь все так против. А что?

Учитель покачал головой:

– Что ж, если вы, действительно, так любите девушку, а девушка любит вас… Я помогу вам. Только не ошибитесь, ваше высочество. За ошибки приходится дорого платить, и часто – собственной жизнью. Вы готовы так рисковать?

Ярик со смешанным чувством сомнения и надежды кивнул:

– Да-а… Но почему вы помогаете нам?

– Отдаю долг одной маленькой девочке… – таинственно и как-то грустно ответствовал учитель фехтования, затем обвёл залу взглядом заговорщика и, вплотную приблизив лицо к лицу их королевского высочества, добавил чуть слышно, почти не размыкая губ: – Мы поступим вот как…

глава 17

Побег назначили на следующую ночь: дерзкий и неожиданный даже для самого учителя фехтования, но иначе поступить в сложившихся обстоятельствах было решительно невозможно. Никто не гарантировал, что канцлер вдруг что-нибудь не пронюхает или не выкинет нечто совершенно неожиданное. Шпионы Будраша слыли отличными слухачами и весьма наблюдательными пронырами. Стало быть, действовать надлежало стремительно, с нахрапом и молодецкой удалью.

Едва луч солнца протиснулся сквозь задёрнутые шторы опочивальни, где Ярослав впервые за несколько недель спал мертвецким сном, учитель уже навещал Иринку, нашёптывая по́ходя, чтобы в полночь она появилась на северном кладбище неузнанной, с собой имела необходимый минимум одежды и еды, но так, чтобы ни то, ни другое не обременяло свободы дальнейшего передвижения.

– Мостик помнишь?

– Угу… – кивала Иринка с видом самым сосредоточенным.

– Шестая могила справа от него, по шестой тропинке, – шествуя среди базарных рядов, чуть слышно инструктировал наставник невесту их высочества. Почувствовав же на своей спине изучающий взгляд некоего весьма подозрительного господина, он поспешил распрощаться с барышней в как можно более непринуждённой манере: – …а насчёт вашей просьбы: ничем не могу помочь… Приказ есть приказ…

Сообщив это таинственным образом и без особых комментариев, учитель фехтования затерялся в толпе, оставив девушку пребывать в тревожном недоумении весь день, пока сумерки не сгустились над кладбищенскими крестами, а проснувшаяся на болотах выпь не подала голос. Лёгкого подмигивания и полуулыбки на губах доброго вестника хватило, чтобы сообразить, речь шла о них с Яриком, а таинственность и поспешность, с которой всё было доложено, позволяли допустить: нынешним вечером история их отношений сделает крутой вираж. У Иринки даже дух перехватило от ощущения предстоящей перспективы.

Королевич между тем перерыл весь театральный хлам в поисках маскировочных лохмотьев и прочих, более или менее подходящих, составляющих для конспирации. Вечером, когда дворцовые коридоры опустели, он сел перед зеркалом и, выудив из коробки импровизированную бородку, превратился в старика-крестьянина, а посох старичка-лесовичка из сказки, придуманной им два года назад на рождество, довершил картину одряхления. Сложив всё необходимое в заплечный мешок, беглец окинул комнату прощальным взглядом… В этих стенах он вырос, сделал свои первые шаги, назвал маму мамой, с удивлением обнаружил, что ложкой возможно не только есть, но и пуляться, впервые запустил кашей в отца, про битую посуду да поломанные игрушки и вспоминать не стоило, хотя почему нет, раз уж они являются неотъемлемой частичкой детства. И вот теперь от всего этого приходилось бежать, словно он преступник… даже с родителями нельзя было проститься по-человечески. И невероятная, пронзительная боль защемила сердце их высочества. Но в этот момент в дверь раздался тихий, условленный стук, и с сантиментами было покончено.

Ряженый беглец выглянул в коридор и увидел наставника.

– Путь свободен, – прошептал тот и на всякий случай оглянулся, проверяя, нет ли кого постороннего.

За́мок безмолвствовал. Прикрыв дверь, учитель и ученик, крадучись, двинулись по дворцовым лабиринтам в направлении, ведомом лишь идейному вдохновителю дерзкого побега, да, пожалуй, провидению. Даже юный влюблённый не был посвящён во все тонкости хитроумного плана…

Неожиданно, Ярик вздрогнул, увидев торчащие из-под портьеры сапоги. Он аккуратно отогнул занавесь и вздохнул с облегчением. Связанный стражник сидел на полу с кляпом во рту и жалостливо взирал на странно одетого дедка. Глаза бедолаги, округлившиеся до рубля, молили об одном: не убивать…

– Ноги подбери… – буркнул Ярик.

Стражник кивнул и судорожно подтянул конечности.

* * *

Тем временем на кладбище, где учитель фехтования назначил влюблённым встречу, одна ушастая тварь баловалась разорением могил. Это был экстремальный, в чём-то даже дерзкий, но любимый способ гадания Маленького Бло. Остальные шуршики относились к подобному виду прорицания будущего брезгливо, считая делом недостойным славного имени дикого охотника. Что до черно-бурыша, то он свято верил, подобный способ гадания самый верный! Что скажут кости, не скажет ни одна каша, ни один дуб Лота. И хотя от многих предчувствий и страхов в чреслах ощутимо присутствовало нешуточное беспокойство, чтобы не перетрухнуть окончательно, он напевал песенку. Если любопытно, то я привожу её нижеследующим образом, если же вас интересует дальнейшее развитие событий, не обращайте на неё никакого внимания и следуйте дальше за пером автора, который развлечёт вас поистине ужасающими картинами дальнейших событий…

 
Выкопай могилку и
Трупик подревней найди,
Чтоб скелетик видом был
                            и чист, и ми-ил,
Чтобы мяса ни клочка,
Ни жучка, ни червячка.
Это не для новичка —
                           рытьё моги-ил.
 
 
В этом деле важен нюх,
Опыт и могучий дух,
Ибо это дело – ух! —
                          не так-то просто!
Нужно много брать в расчёт:
Месяц, час, число и год,
Чтоб луна – блином,
                          а в небе – звёзды!
 
 
Выпадает раз в сто лет
Счастье – откопать ответ,
Что случится в новый век:
                          какие страсти,
Что б им противостоять,
Честь свою не посрамлять,
Дабы после не стирать
                         штанишки часто.
 
 
Может, я пою не в склад
И, тем более, – не в лад,
Рифмы – те и то: тяп-ляп,
                        что в целом – гадко…
                                                    Но!
Главное: среди всего
Не случилось ничего
Страшного… А, вот оно!
                        Нашёл лопатку!
 

Холодный туман клубился средь чернеющих могильных холмов. И, хотя песенка, в целом, была оптимистична, на фоне крестов и скрючившихся вязов, тронутых инеем, до веселья было далековато. Даже сверчки умолкли, напуганные свалившимися заморозками. Комья земли, вылетающие из облюбованной шуршиком могилки, разбивали сгустки тумана. Изредка к ним присоединялась какая-либо кость, тазобедренный сустав, фрагмент ребра, пока, наконец, совершенно перепачканный, зверь не появился из ямы, потрясая трофеем – человеческой лопаткой. Он упрятал находку в мешок и вернулся в раскоп, ибо требовалось отыскать вторую кость – вещь в высшей степени необходимую!

Именно на фоне сего вандализма в кладбищенскую сень ступила нога воспитанницы королевы, переодетой под мальчика. Похолодание заставило её позаимствовать у Мити полушубок, который был безусловно великоват, но обещал тепло, даже в лютую стужу, на плече лежала палка, на палке болтался узелок с едой для неё и их высочества, на лице громоздилась печать тревоги, на макушке – потрёпанная временем и несколько понадкусанная молью шапочка.

– Эх, Ярик! Всегда обожала тебя, за изобретательность… – бормотала Иринка, шествуя среди покосившихся крестов. – Конечно, экстремальность в отношениях – в этом есть свой цимес… Шестая могила справа от мостика… И всё-таки, как-то уж слишком стремновато…

Средь выстуженного безмолвия откуда-то из-под земли до ушей беглянки донеслось развесёлое песнопение, и сердце красавицы мгновенно рухнуло в пятки, став маленьким и очень испуганным. Она притаилась за подвернувшимся стволом дерева и прислушалась. Весёлое бормотание и озорной похихик, перемешанный с кряхтением и хрустом, шествовали из могилы неподалёку. Любопытство по обыкновению взяло верх над разумом, и невеста их королевского высочества, набравшись храбрости, осторожно приблизилась к развороченной яме. Она хотела было заглянуть внутрь, но в это самое мгновение из чернеющей бездны донёсся натужный голос:

«А я тебя всё равно оторву!»

И с глухим посвистом из могильного мрака вылетела человеческая лопатка. Кость шлёпнулась прямо перед Иринкой, и барышне ничего не оставалось, как дико заверещать, прижав ручонки ко рту. Голос во тьме тут же стих. И тогда бедняжка трясущимися от перепуга губами произнесла сакраментальную фразу:

– Кто там?!

– А там кто? – донеслось в ответ.

– Я, – ответила Иринка.

– Тогда тут – я, – и макушка Маленького Бло осторожно показалась из разорённой могилы…

Девчушка едва не задохнулась от переизбытка чувств, пронзивших её и без того разволновавшееся сердечко, когда вместо человека нос к носу столкнулась с чёрной, как смоль, огромной белкой, ещё и лепетавшей по-человечьи! Скорее спинным мозгом, нежели разумом, она осознала: изрядно перепачканная землёй зверюга с большими ушами – не кто-нибудь, а шуршик! Уж очень он походил на нарисованного на стене странного война в латах, виденного ею в развалинах замка с месяц тому назад и четырёх рыжих собратьев, появившихся затем из ниотку́да и ушедших в никуда, когда они с их высочеством поднялись по лесенке в зал из утонувшего в песках подвала. Прежде ей не доводилось сталкиваться с этими существами, она даже подумывала, что байки о них – выдумка, пустой трёп взрослых, легенда, страшилка для малышей, наконец, и вдруг – на тебе! – чудовищная реальность уже второй раз являлась пред нею во всей своей неприглядной красе! Тут уж хочешь, не хочешь, а задумаешься об очевидной закономерности происходящих событий!

«Что-то многовато шуршиков на квадратный аршин! – подумала Иринка с содроганием. – Особенно в последнее время… А этот вообще чёрный… и смотрит как-то подозрительно… и недо́бро…»

Тут замерший в вопросительном оцепенении зверь чуть дёрнулся, как дёргаются обыкновенно их более мелкие и менее смышлёные представители семейства беличьих, и девушке, от охватившего её приступа паники, захотелось вновь огласить окрестности воплем ужаса, однако черно-бурый копатель предупредил порыв:

– Тсс! Тихо ты! Всех покойников распугаешь! Я тоже нервничаю. Мне тоже страшно. Но я же не делаю из этого проблемы. Лопата, к примеру, нужна?

– З-зачем? – растерялась воспитанница королевы, заикаясь от волнения.

– Н-ну, может быть покопать хочешь? – волнуясь в не меньшей степени, предположил Бло.

– З-зачем? – не поняла Иринка.

– Н-ну, там поесть, попить? – пожал плечами разоритель могил.

– Н-нет, спасибо. У меня с собой. Тьфу! – взмахнула она рукой, отгоняя от себя страхи и этот странный, нелепый разговор. – Какого чёрта?!

– Тсс! Тихо только! Шучу я. Не понятно, что ли? Разряжаю обстановку. И, кстати, поступаю мудрее, чем ты…

Тут вдруг из могилы показалась костлявая человеческая длань, сжимающая маленькое зелёное яблоко. Выбеленные временем кости, прежде бывшие живыми пальцами, поднесли фрукт к самому рту зверя. Ни секунды не колеблясь, тот звучно надкусил плод, хруст которого едва не лишил бедную девочку сознания, ибо неописуемый страх отразился в глазах ребёнка, заставив всю сжаться и задышать часто-часто. Бло поймал взгляд незнакомки и озадачился: может быть, он поступает невежливо? Тогда, не без восторга от себя любимого, мол, да, вот, однако же, как оно бывает, чтоб вы люди знали, но и шуршик способен на широкий жест, широким же жестом протянул своей неожиданной знакомой огрызок.

– Хочешь?

Только тут барышня заметила, что это не покойник протягивал шуршику фрукт, а сам зверь держит в лапе истлевшую человеческую кисть, которая, собственно, и сжимает это самое яблоко, будь оно трижды проклято! Иринка с облегчением выдохнула, взяла себя в руки и даже подумала при этом: «Вот же – ёпэрэсэтэ! Мы – люди, используем для еды вилки и ложки, а эти твари – истлевшие человеческие руки! Да – не живые, да – ставшие костями, и всё равно – до чего ж противно!». Она даже поёжилась от столь неприятной мысли и решительно отказалась:

– Нет, спасибо…

– Зря. Отличное яблоко. Вон с той яблони.

– И что?

Шуршик задумался, потом как-то неопределённо повёл лапой, свободной от костлявой человеческой конечности:

– Да, в общем-то, ничего особенного. Просто подумал, вдруг заинтересуешься. Надо же о чём-то говорить, когда нечего говорить, а то опять заголосишь.

– И что?

Бло вконец озадачился. Неужели кроме канцлера, остальные человеки изъясняются так примитивно? И ответил по возможности вежливо и пространно:

– Этим вопросом ты ставишь меня в тупик.

– И что?

«Точно, – утвердился в подозрениях чумазый зверёныш, – крайне примитивный народец!»

Он мгновенно утратил интерес к продолжению знакомства и поставил жирную точку:

– Ладно. Это я так, чтобы поддержать компанию… – выскочив из ямы длинным, летучим прыжком, ушастый разоритель могил сунул найденную лопатку в мешок, стянул верёвочкой, чтоб не растерять трофеи, и буркнул на всякий случай: – Уже ухожу…

Он помахал на прощание костлявой рукой-вилкой, но не успел сделать и двух шагов, как был окликнут.

– Шуршик! – Иринка догнала зверя и остановилась, как вкопанная. – Ты могилу раскопал зачем? Не погадать ли?

Бло окинул человеческое дитя с головы до пят и скептически хмыкнул:

– Ну, допустим? Это не преступление. Могиле больше ста лет. А значит, в принципе, копать можно. Спроси у любого могильщика.

– Я не о том… – глаза красавицы смущённо забегали. – Ты про моё будущее рассказать можешь?

Мордочка зверя отобразила серьёзную работу мысли, потом сказала без всякой надежды на продолжение:

– Нет, шуршики не помогают человекам…

Он снова сделал несколько шагов по облакам тумана, но был настигнут настойчивым:

– Ну, пожалуйста. Позарез надо. А я тебя накормлю…

Иринка умудрилась найти самое волшебное из самых волшебных слов! «Накормлю» пронзило мозг Маленького Бло и упало прямёхонько в желудок, который немедленно оживился и завопил: «Дай! Дай мне то, что пока не знаю, что, лишь бы это что-то можно было переварить и насытиться! Да-а-ай!!! Надоели уже эти яблоки!». Но Бло был шуршикам хоть и безалаберным, однако, зачатки некоторого воспитания получившим. И оное – чтоб ему пусто было! – не позволяло сдаваться без боя. Следовало поломаться. Во всяком случае, в этом виделся некоторый здравый смысл. Сострадание? Нет. Он даже не думал проникаться чем-то подобным к человеческому дитяти. Просто мысль о еде была озвучена, как нельзя вовремя. За последнюю неделю его рацион состоял в основном из диких яблок, грибов и прочей мелочи, которой удавалось поживиться у зазевавшегося люда. Всё остальное, согласно набирающим ход событиям упрямо кисло и тухло, не доходя до рта. Потому в его мешке и поселилась костлявая человеческая длань. Слушалась она зверя великолепно, с едой обращалась виртуозно и даже баловала хозяина ощущением, будто бы это НЕКТО кормит его, а не он сам себя. Вроде бы мелочь, а приятно! Кроме того, разоритель могил унюхал не без удивления странному, но в чём-то очень закономерному стечению обстоятельств, что под одеждой мальчишки скрывается та, благодаря которой пророчества Страдалимуса не исполнятся! Стало быть, показать девице, что планы его резко изменились, значило бы, продемонстрировать слабость. А этого черно-бурый хитрец позволить себе никак не мог. Великая это вещь – воспитание!

– Накормишь? – переспросил он.

И девочка, переодетая в мальчика, утвердительно кивнула.

– Хорошо, – моська чёрного копателя делово заострилась, – только если тебе что-то не понравится…

– Будь спокоен… – со всей категоричностью заявила Иринка.

И тут я должен заметить, что зря…