Текст книги "Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги"

* * *

В главной зале за́мка в кресле, напоминающем королевский трон, нежели седалище обыкновенно шуршика, за огромным дубовым столом восседал Большой Бло. Глаза его недовольно сверлили притихших собратьев. Последние стояли перед ним хоть и навытяжку, но с видом исключительно виноватым, готовые к любому самому суровому наказанию. Первым нарушил молчание Пэк, так как минутка уныния затягивалось, а заставлять вожака ждать было вне правил хорошего тона.

– Мы не нашли кольцо, Бло, – пробормотал он и покосился на сотоварищей.

Товарищи, не сговариваясь, тут же отвели глаза, точно нашкодившие сорванцы.

– Но зато вот… – Крошка выставил вперёд лапу с мешочком, отливающим голубоватым сиянием. – Это сердце! Пару часов назад мы вырвали его из груди наёмника и убийцы…

Пламя факелов на стенах тронной залы дрогнуло. Огромная тень пронеслась по её сводам, и вожак навис над понурой четвёркой, отчего рыжики испуганно сжались. Так перемещаться никто из них не умел! Это вызывало уважение и одновременный страх. Самый маленький из самых маленьких даже закрыл глаза, полагая, что сейчас схлопочет по хитрой рыжей морде. Но Чёрный гигант только проурчал низко и чрезвычайно страшно:

– Сейчас не об этом надо думать, а о своих кукузиках!

Большой Бло особо говорить не любил, но, ежели держал речь, даже видавшим всякое шуршикам, становилось не по себе: колени подкашивались, а уши никли со страшной силой! При этом в воздухе начинало остро пахнуть серой, а в сочетании с глухо, словно бы из недр преисподней гремящим голосом, впечатление производилось убийственное! С последним словом, гигант так шваркнул по выставленной лапе Пэка, что ещё чуть-чуть и милашка непременно бы обмочился, а может быть и того хуже – обделался, что покрыло бы чёрным пятном позора его и без того шаткую репутацию завидного неудачника. От удара мешочек вылетел из лапы малыша и упал на каменные плиты пола.

Наблюдавший за всем этим с высоты галереи второго этажа, выходящей в главную залу, Халвус завопил, что это его сердце, и решительно прыгнул вниз, неосторожно обозвав в полёте вожака стаи уродом. Если б он всё ещё был человеком, прыжок стал бы для наглеца последним. Однако трансформация делала своё дело: превращенец приземлился на все четыре конечности. Длинным броском он ринулся к мерцающему в полутьме органу, но едва вознамерился схватить столь жизненно-важную вещь, как шпага Большого Бло с лязгом и едва ли не по самую рукоять вошла в каменную плиту пола, словно в масло, отчего мешочек, отливающий синевой, коротко вспыхнул и погас!

Оторопевший от случившегося бывший убийца, лишь растерянно развел своими полу-лапами, в негодовании задыхаясь от осознания того факта, что вернуть всё на круги своя более шанса не представится! Не в силах подобрать слов, дабы описать всё, что в данную минуту разрывало, топтало, крошило и перетирало в пыль мозг почти дозревшего шуршика-полукровка, бывший наёмник взвыл, плюхнулся на пол и стал в отчаянии колотить лапами по холодному полу, аки дитя малое, что лишили любимой игрушки.

– О! – заметил Лум с воодушевлением, надеясь, что его скромное замечание некоторым образом сгладит неприятную тяжесть момента: – А это как раз он и есть – убийца! Новенький!

– А-ааа… – в отчаянии сипел Халвус пронзительным фальцетом.

Дальше произошло с одной стороны – предвиденное, с другой – никем не ожидаемое: выхватив из ножен шпагу и выставив её в направлении похитителей сердец, отщепенец так стремительно швырнул своё тело вперёд, что стряслось непоправимое. Отягощённые виною за неспособностью выполнить приказ своего лидера, расстроенные и лишённые сколько-нибудь положительного настроения, шуршики успели лишь довольно неловко отскочить в сторону, Лум даже навернулся, споткнувшись о собственную ногу, вот только Пэк, бедняга, маленький Крошка Пэк… зазевался… И тут, пожалуй, даже мне, рассказывающему эту историю, делается грустно, так как я, если честно, успел полюбить этих ушастых обаяшек. Да, бестолковых, в чём-то на редкость занудных, но так похожих на нас – людей. Ведь даже человек, если искренне прикипает к своей второй половинке, то принимает все её достоинства и недостатки, мирится даже со способностью бухтеть во сне и сотрясать стены раскатистым урчанием, ибо в делах амурных подобные мелочи не главное! Любишь не «потому что…», а «несмотря на…» и «вопреки все… му».

– Ой, – тихо сказал Крошка Пэк, близко-близко видя колючий взгляд того, с кем ещё совсем недавно он залихватски резался в карты. И было в этом «ой!» что-то очень наивное, пронзительное и чрезвычайно растерянное. Даже бывший наёмник не сразу сообразил, что именно приключилось. Он сделал два неловких шага назад, и собратья увидели, что из груди их друга торчит эфес шпаги, а само лезвие прошло насквозь, окрасившись в голубоватую кровь. Да-да, шуршики были существами голубых кровей, как бы это смешно ни звучало! Да и откуда было бы взяться крови алой, если они – существа бессердечные?!

Крошка покачнулся и медленно осел, не понимая, что это такое странное происходит с его маленьким, но довольно шустрым прежде телом? Боли не было. Не было и желания тут же оторвать нерадивому отщепенцу тумку, невзирая на всю вспыльчивость характера свойственного его дерзкой натуре. Стало вдруг невероятно покойно и тихо. И ещё лапы… Они вдруг сделались холодными, тяжёлыми и какими-то чужими, непослушными, а мир вокруг стал медленно сворачиваться в спираль.

«Вот как оно, оказывается, бывает… – успел подумать самый маленький из самых маленьких. – Как это у людей называется? Во что там Тук хряпнулся неделю назад? Об-ми-рок? Об-мы-лок? Нет… Об-ти-рок…»

Он ещё успел улыбнуться тому, как забавно звучат все эти слова, проносящиеся в странно тяжелеющей голове, и закрыл глаза.

В мгновение ока оказавшись перед растерявшимся Халвусом, Большой Бло с такой силой отшвырнул его от раненого собрата, что тот, перелетев через всю залу, едва не обрушил колонну и не распростился с собственной хилой душонкой. Однако придя в себя, вновь увидел перед собой вожака стаи, выросшего буквально из ниоткуда. Запахло серой и словно бы из глубин самой преисподней прогрохотали слова скупые, но для бывшего наёмника горькие, как судейский вердикт:

– Дело сделано. Полдень!

С тех пор как сердце покинуло грудь наёмного убийцы, прошло ровно шесть часов, в которые ещё возможно было бы что-то изменить, однако в очередной раз с неизбежностью ста процентов этого не случилось. Кого-то печальная участь настигала по незнанию, кто-то, как в нашем случае, так и не сумел воспользоваться пусть ничтожным, но шансом остаться человеком. Хотя было ли в нём хоть что-то человеческое – большой вопрос!

С последним словом чёрного гиганта недавний картёжник и конокрад содрогнулся в конвульсиях и окончательно превратился… Нет, не в шуршика! Он поднял руку на единокровного брата, а это неизбежно навлекало на отщепенца проклятие!

Теперь перед Большим Бло стоял гвирдум: кривые ножки, свирепая полу-волчья, полу-крокодилья пасть и голодные, всё ненавидящие, красные глазки, жаждущие крови и плоти. Ещё он отвратительно вонял серой и разлагающимся трупом, но для существа с короткой жизнью этот момент особого значения уже не имел.

Гвирдум принюхался, прислушался, прохрипел:

– Какие странные ощущения… Меня зовут… – и тут же, отступив от вожака стаи на безопасное расстояние, резко прыгнул на колонну, проворно вскарабкавшись по которой на галерею второго этажа, затем исчез в полутьме с тем, чтобы навсегда покинуть логово охотников на человеческие сердца и раствориться в рядах дикой нечести, что наводнила Широкороссию, принося её жителям горе, страдания и смерть.

Большой Бло только и успел, что ощериться, готовясь к драке. Однако скорое бегство противника, только раздосадовало его. Отправляться же по следу в такой трагический для стаи момент гигант посчитал излишним. Рыжиков вскоре непременно накроют вопросы, и на них нужно будет дать не самый утешительный ответ…

глава 25

Крошка Пэк лежал на огромных лапах Неве́ры Лума, дыхание сделалось прерывистым, словно он хотел вдохнуть воздух полной грудью, да никак не получалось! И хотя Глоб вынул треклятую шпагу, лучше рыжему не стало! Шуршики возвышались над товарищем в немом оцепенении и не могли взять в толк, что происходит? Да и откуда им было знать?! Они ведь никогда не видели, как умирает шуршик! На примере братьев Бло им было твёрдо ве́домо, что соплеменники их живут долго, едва ли не вечность, что глюнигатэн при разумном употреблении завсегда восстановит силы, при необходимости заживит даже глубокие раны, а тут…

Пэк взглянул на Лума и тихо прошептал не без ноток сомнения в совершенно растерявшемся голосе:

– Это то, во что Тук… Помнишь? На последнем нашем обеде… Он упал… Смешно так… Помнишь? Это, ведь, оно? Да?

– Помню… – тихо отозвался Неве́ра и, наверное, улыбнулся бы, а то и вставил в ответ шутку другую, но почему-то именно сейчас ему было совсем не до смеха. Что-то, прежде неведомое, поселилось там, где должно было быть сердце, что-то ноющее, застревающее у самого горла, от чего хотелось сглатывать чаще обычного, однако становилось только хуже.

Повидавшие на своём веку всякое охотники на сердца посматривали то друг на друга, то на малыша, стремительно теряющего былую удаль и задор, а понимание всё не наступало.

– Что с ним, Бло? – тихо спросил Тук, когда вожак стаи медленно накрыл их своей тенью.

Шуршики обернулись, задрав носы вверх, и впервые за столетие удивились, как резко переменился и размяк их грозный предводитель, в кошачьих глазах которого растеклась печаль, замешанная на боли тысяч утрат.

– Может, ликёр поможет? – с надеждой спросил Тихоня. – Я метнусь? Я мигом…

Но Большой Бло молчал, глядя на самого маленького члена стаи, и морда его, рассечённая глубоким шрамом, становилась всё мрачнее и мрачнее, пока судорожное дыхание раненого война не прекратилось, Крошка не замер с последней улыбкой на растерянной мордахе, и не стало совсем тихо. Лум осторожно опустил тумку друга на пол и, выпрямившись, сделал шаг назад к товарищам, оставив тело лежать на холодных плитах тронной залы.

– Он умер… – донёсся утробный рык чёрного гиганта.

И снова запахло серой.

– Умер? – хором подхватили рыжики и перевели растерянный взгляд на почившего, что безмолвствовал и смотрел куда-то далеко-далеко… дальше, чем Луна.

А ещё через мгновение произошло и вовсе не вероятное: их озорной приятель стал меняться на глазах, пока не превратился в человека очень скромного ростика лет тридцати, возможно, с хвостиком. И шуршики, в конец сбитые с толку, с превеликим любопытством обступили новоиспечённого незнакомца.

– Ты что-нибудь понимаешь? – тихо спросил Толстина́ Глоб Неве́ру Лума.

– Я среди нас самый тупой… – угрюмо пробубнил любитель рифм.

Первым дотумкал Тук:

– Бло, а К-Крошка что, отщепенец?

Вожак стаи нахмурился. Уж очень не хотелось огорчать осиротевшее племя ещё больше, да и не ко времени было, ибо внезапно в ноздри ударил посторонний запах, и это не был запах гвирдума!

Это был запах человеков!

– Кто здесь? – прогрохотал гигант и повернулся в сторону коридора, ведущего в холл. Остальные шуршики последовали его примеру. Загородив собою тело павшего товарища, они положили лапы на эфесы шпаг, готовые, если потребуется, немедленно пустить их в дело.

Тогда из полумглы коридора выступили Маринка и Ярик – дерзкие лазутчики, до сего мгновения с любопытством наблюдавшие за происходящим.

– Это я, Бло, – громко сказала девушка и продолжила держать речь за дышащего серой вожака: – А вы, парни, такие же полукровки, как и Пэк. Так что, проткни вас шпагой – и шансов выжить не останется!

Звери тревожно переглянулись. Бло же недовольно взревел, и от ярости его содрогнулись каменные своды трапезной:

– Что тебе нужно, дочь трактирщика?

Но теперь вперёд вышел Ярик и, заслонив собой девушку настолько, насколько позволял рост, сказал, как можно миролюбивее:

– Это мне нужно… сердце человека, которого вы сегодня превратили в шуршика, – и он указал на мешочек, нанизанный на шпагу, воткнутую в каменную плиту.

Внезапный порыв ветра заставил трактирщицу зажмуриться и отвернуть голову в сторону, сделав шаг назад. Когда же она вновь обернулась, Большой Бло стоял перед их высочеством, вцепившись гигантской лапой в горло потенциальной жертвы, да так, что струйка крови от острого когтя, оцарапавшего кожу, заскользила вниз по вздувшейся от напряжения жилке. Ярик даже пикнуть не успел, как был прижат к стене на почтительном расстоянии от своей спутницы. Маринка вознамерилась было кинуться в драку и даже схватилась за эфес клинка, но была немедленно остановлена рыжиками, что преградили дорогу, разом обнажив шпаги. И только слова вожака стаи уберегли буйные головы от весьма нежелательного для обеих сторон кровопролития.

– Ты не такой, как все! – сердито прорычал зверь. – Ты видишь, какие мы на самом деле! Я не могу убить тебя – не по «Кодексу», но я бы с превеликим удовольствием сделал это… Зачем тебе сердце убийцы?!

– Чтобы сделать противоядие, – бесстрашно прохрипел принц и, не скрывая ярости, добавил: – …от вашего же «снотворного» – будь оно трижды проклято! Канцлер отравил им мою невесту!

Услышав слово «канцлер», гигант ослабил хватку, с любопытством изучая добычу, переполненную нешуточной яростью, а потом и вовсе вернул дерзкого паренька на́земь.

– Канцлер? – повторил он озадаченно. – Это интересно! – сделав знак соплеменникам, чтоб опустили шпаги, вожак вернулся к трону и, сев во главе стола, погрузился в крепкую тумку.

Ярик и Маринка заинтриговано переглянулись.

«Со всей очевидностью, – смекнули они, – произошло что-то весьма и весьма неординарное!» Но что именно – оставалось деликатно дождаться ответа, ибо волновать столь грозного зверя поспешными расспросами, представлялось делом крайне бестактным, как, впрочем, и на последствия чреватым.

Наконец, Большой Бло заговорил, однако лютая холодность его слов только укрепила тревогу, прежде и без того поселившуюся в переполненных нехорошими предчувствиями умах.

– Стало быть, у этого Джурчаги оказалось наше «снотворное», полукровки стекаются к столице королевства, сбылись пророчества Страдалимуса-младшего, теперь ещё вы явились за противоядием для какой-то невесты… Чрезвычайно интересно! – он взвешенно покачал огромной тумкой.

Теперь многое из последних событий становилось объяснимым. Причина оказалась до банальности проста: младший братец таки сунул свои подлые лапчёнки в то, что было запрещено строго-настрого!

– Ах, Бло, Бло! – с горечью прогрохотал гигант. – Вот к чему привели твои игры!

Он взглянул на непрошенных гостей и небрежно бросил:

– Мы не помогаем человекам. От вас одни неприятности! Скоро мы сами превратимся в рабов вашего канцлера! «Кольцо шуршиков» моя стая не нашла. Самим еды будет не достать, а та, что окажется под носом, будет киснуть и тухнуть, не доходя до рта. Мы станем зависимы от вас, но что ещё хуже – от канцлера, который превратился в получеловека-полузверя. А это – верная смерть! Потому уходите! У меня появились заботы посерьёзней ваших!

Но Ярик сдаваться не собирался! Выхватив из-за голенища нож, он рассерженно метнул его, да так, что лезвие вошло в трон аккурат рядом с кончиком уха Большого Бло, которому жест сей весьма не понравился! Гневное рычание, похожее на рык тигра, эхом разорвало тишину главной залы, призванное посеять страх в сердцах пришедших, а то и обратить оных в бегство. Но королевич, только крепче сжал кулаки.

– Я никуда не уйду! – упрямо заявил он. – Если не вернусь в столицу с противоядием, Широкороссия будет стёрта с лица земли. А это и твой дом, между прочим! Погибнут не только люди, но и твои же соплеменники! Слышишь, грызун несчастный?!

Шуршики испуганно переглянулись и инстинктивно сгрудились вокруг их высочества, не на шутку встревоженные озвученной перспективой. Только что погиб их товарищ, а значит, шансы уйти в звенящую пустоту вслед за собратом, не такие уж призрачные!

– Вот что, зверь, – продолжил наследник престола, – если тебе так уж необходимо чьё-то сердце, возьми моё! Совершим обмен! Пошепчи над ним, что вы там шепчите, но умоляю: сделай противоядие! Маринка отнесёт его Иринке, а я хотя бы буду знать, что отдал жизнь не напрасно!

В отчаянии Ярик рванул на груди рубаху, готовый тут же, не сходя с места расстаться с жизнью, но…

Ослепительная волна света, исторгнутая кольцом, висящим на груди их высочества, отшвырнула от него всех, кто стоял поблизости, и Маринку, и полукровков, и даже Большой Бло, поднявшийся было, чтобы вышвырнуть прочь назойливых чужаков, неловко плюхнулся на свой трон, едва не опрокинув массивную громадину. Кошачьи зрачки его немедленно схлопнулись в две удивлённые щёлочки. Голубоватая волна, искрящаяся бенгальским огнём, прокатилась по сводам главной залы, стирая в мерцающую пыль вековые наслоения грязи и копоти, вычищая замусоренное, выравнивая покосившееся, восстанавливая поломанное и возвращая к жизни умерщвлённое. Вновь зажужжала муха, что Пэк прихлопнул собственнолапно недели две назад. Она лезла в его тарелку, и это выводило Крошку из себя. А тут на тебе! Провисшие под тяжестью пыли и времени паутинки вновь натянулись, а паучки, прежде ссохшиеся, забегали вновь, полные сил и соскучившиеся до охоты. Утайка с сердцем, пронзённая шпагой Большого Бло, засияла фосфоресцирующим сиянием, а рана на плече наследника престола затянулась совершенно, вызвав при этом острый зуд. Единственный, кого не коснулась метаморфоза, был Крошка Пэк. Он так и остался лежать на плитах трапезной, разве что морщины на лице разгладились, да одежда в некоторых местах, основательно повреждённая, восстановилась, обещая бывшему отщепенцу приличные похороны. Совершив поистине эпохальное дело, волна растворилась в глубинах коридора, потрясая стены каменной цитадели своей таинственной мощью.

– Б-Бло, а это не оно ли часом? – вымолвил Тихоня, совершенно обалдевши взирая на вещицу, болтающуюся на груди юного отрока.

– Маленькое, оловянное и светится, – закивал Глоб, поддакивая: – Всё, как ты рассказывал, Бло!

В то, что произошло дальше, не поверил бы ни один вольный охотник, что в те времена слонялся по земле, наводя ужас на человеческие поселения, и тем не менее так оно и случилось на самом деле: Большой Бло – шуршик по крови, оставивший за плечами не одно тысячелетие, чей род корнями уходил в начало времён, когда и человека-то нельзя было толком назвать человеком, пересёк залу, сотрясая каменные своды замка тяжёлой поступью, и опустился перед их высочеством на колено. Озадаченные подобным поведением, Лум, Глоб и Тук последовали его примеру. Даже Маринка, пришедшая, наконец, в себя после падения и старательно потиравшая ушибленный локоть, едва не защемила челюсть, в таком удивлении она распахнула рот, да вовремя спохватилась.

Вожак стаи указал на кольцо и глухо проурчал:

– Его искала моя стая. Если оно выбрало тебя своим хранителем, значит, ты – наш хозяин и король.

– Ну, и дела… – с трудом поднимаясь на ноги, произнесла дочка трактирщика. – Бло, что оно для вас?

Мрачный гигант сурово взглянул на девушку-богатыря и сказал коротко:

– Всё… – потом помедлил и пояснил: – С ним мы бы снова стали хозяевами самим себе. С ним мы избавились бы от власти подлого Джурчаги. Именно с его исчезновением были связаны все предсказания и пророчества. И именно его отсутствие привело к тому, что сейчас происходит на нашей земле.

– Стало быть, кольцо всё расставит по своим местам? – трактирщица с восхищением хмыкнула и, покачав головой, обратилась к наследнику престола: – Ваше высочество, у вас «ключ от города». Что собираетесь делать?

Ярик растерянно пожал плечами. В этом мире он всего лишь хотел быть счастливым, да чтобы мать и отец этому были рады и жили бы ещё долго в любви и согласии. Только и всего! Вполне простое желание вполне простых житейских истин! Сняв оловянную находку, он протянул её черному гиганту.

– Возьмите. Иринка отдала его мне на память. Но, если оно кому-то более необходимо, я готов отдать его. Берите… Только помогите вернуть к жизни Иринку…

Тогда Большой Бло поднялся и, всё так же сурово взирая на юного принца, сказал сухо:

– Не в наших правилах помогать человекам. Но, если человеки готовы помочь нам, почему мы не можем что-то сделать для них? И да простит меня «Кодекс»!

Шуршики, не сговариваясь, трижды поплевали через плечо, Маринка и Ярик вопросительно переглянулись, гигант же подвёл черту под принятым решением:

– Мы поступим вот как… Вы, ваше высочество, отдадите нам кольцо, но… когда всё закончится. Оно выбрало вас, значит, в этом был божий промысел! Кажется, так у вас говориться? А сейчас нам есть, с чем пожаловать в столицу и надрать кое-кому его кукузик…

Впервые за все время, сколько рыжая стая знала Большого Бло, он искренне и озорно ухмыльнулся. Смешок был короткий, но его оказалось достаточно, чтобы все, кто присутствовал при этом, почувствовали: затевается что-то поистине грандиозное, и мрачный предводитель их теперь покажет, что такое наводить ужас и со свойственной шуршикам широтой души озорничать не по-детски!

– Тогда я бы поспешил, – заметил королевич, явно растроганный неожиданно заключённым союзом.

– У нас всего три дня… – вставила Маринка свои пять копеек.

– Боюсь, друзья, куда меньше… – мрачно ответствовал вожак рыжей стаи. – И всё-таки, прежде нам следует проститься с товарищем. Даже если я на время готов не обращать внимания на «Кодекс», забывать о традициях предков – негоже!