Текст книги "Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги"

* * *

Видя, сколько боли доставило Ярославу исчезновение Иринки в проплывающем над их тумками мироздании, шуршики пошептались меж собой и вскоре приволокли королевичу огромный камень.

– В наших былинах говорится, будто бы человеки своим ушедшим ставят камешки. Мы не уверены, что это поможет… – вежливо заявил бирюзовый грызун.

– Но, если это послужит утешением, мы будем рады… – закончил Крошка Пэк.

Принц стёр непослушную слезу и, взяв камешек скромного размера, попробовал нацарапать даты жизни и смерти, а также имя любимой, но стараний хватило ненадолго. Надпись скоро поблёкла, пока не пропала вовсе. Попытка повторить – успехом не увенчалась. Что и говорить, когда время буквально утекает сквозь пальцы! Совершенно отчаявшись, Ярик бессильно привалился к валуну и опустошённо уставился на зверьков, безмолвно взирающих на его труды. Им было совершенно невдомёк, как поступают в подобных случаях, да и откуда было бы знать, когда живёшь вечно! Потому разношёрстая братия поспешила незаметно затеряться в дебрях ковыля, пока не оставила королевича один на один с равнодушной каменюкой. Странное голубое солнце над головой к тому времени закатилось, погрузив неведомый мир в пелену ночи. Только дерево над их высочеством продолжало сотворять будущую жизнь. Что-то в ветвях дышало и чуть потрескивало, пока сверху, расшаркивая листву, не свалилось нечто округлое и не стукнуло королевича прямёхонько по макушечке. Ярик поднял непонятный предмет и с интересом повертел в руке. Это оказался плод с дерева, очень напомнивший каштаны, что однажды были привезены в столицу заморскими купцами. В следующую секунду, едва воспоминание обожгло мозг, желудок наследника престола осознал, что штучку, оказавшуюся в руке хозяина, вполне можно было бы употребить в пищу! И тогда юного отрока захлестнуло невыносимое чувство голода, о котором он совершенно позабыл, завидев любимую. Одно смущало: слова Иринки, что перед ним – сердца будущих планет! Однако голод крепчал. И рука невольно потащила неведомую вкусняшку ко рту, но громкий шёпот буквально оглушил королевича:

– Ты с ума сошёл?

Ярик вздрогнул и, инстинктивно отпрянув в сторону, поднял голову вверх.

– Пэк? – почему-то тоже шёпотом осведомился принц.

– А кто же ещё! – осуждающе отозвался шуршик. – Ты что, собрался проглотить целый мир?

Наследник престола неопределённо пожал плечами:

– Я не хотел… не хочу… просто кушать очень хочется…

– Ага, и ты ничего лучше не придумал, как запихнуть в рот целую планету?

– Извини, – королевич распустил ладонь.

И каштановый микромир, засветившись в полумраке красно-оранжевым светом, тут же поднялся в воздух. Медленно подплыв к стволу дерева, в котором образовалась арка, планетарное сердце нырнуло в волнующуюся неверную рябь, а затем выпрыгнуло на небосвод гигантской сферой, чью поверхность рассекали тоненькие паутинки лавы.

– И вот это всё, – заметил голос в ветвях дерева жизни, – сейчас бы оказалось в твоём желудке. Как думаешь, ему бы это понравилось?

Ярик испуганно сглотнул. Переваривать даже крохотный кусочек лавы тут же расхотелось.

– Понимаю, что с тобой творится… – ушастый малый выпрыгнул из кроны, после чего сунул лапу в карман штанов, откуда вытащил горсть орехов. – Извини за скудность, но это лучше, чем ничего. Можно было бы поохотиться на хучиков или дрючиков. Тут их в изобилии, да только у меня нет никакого оружия. Да и не любят тут его…

– Хучики и дрючики?

– Да. Это животные такие, которых никто не видит, потому охотиться на них, во-первых, не каждому придёт в голову, а во-вторых – дело, как ты понимаешь, не из простых. Но если повезёт поймать, вкуснятина получается неимоверная!

– Хучики и дрючики… – повторил Ярик задумчиво.

– Они. А ты что, знаком с ними?

– Ну, как сказать… Пробовать, во всяком случае, доводилось…

– Ишь ты, лярвики мерзопакостные! – Пэк приблизился к королевичу. – Когда? Как? При каких обстоятельствах?

– Это было ещё на Земле. Мы тогда с твоими товарищами ехали в столицу биться с канцлером.

– Так-так-так…

– И Большой Бло подстрелил такого зверя.

– Да-да. Большой Бло может. У него за спиной века. Лапа, как говорится, набитая…

– Именно… Хучики и дрючики, – снова повторил королевич и добавил. – Он сказал, что они появляются на тропе шуршика в самый ответственный момент.

– Есть такая ботва! – авторитетно кивнул зверь.

– А значит, они как-то попадают на нашу землю… Логично?

– И это правильный вопрос! – не без восхищения Пэк поднял острый коготь вверх и погрозил им своему новому приятелю. – Я же говорил, самое главное: задать правильный вопрос!

– И? – их высочество в нетерпении попытался подтолкнуть дальше мысль зверька.

– Это шанс вернуться на землю… – заключил рыжий хитрец.

Ярик тут же вцепился в беличьи плечи, отчего бедолага болезненно пискнул.

– И ты знаешь, где найти этих хучико-дрючиков?

– Я тут недавно. Но можно спросить у местных, – и шуршик со знанием дела присвистнул.

Тут же из ковыля в него прилетел стручок, очень похожий на початок кукурузы, а вслед за ним, гневное:

– Не свисти! Кукузик отвалится!

Крошка взвесил початок и протянул его человеку:

– Это очень даже можно кушать. Зачётная штука, между прочим! Перевариваться будет долго, но ведь и мы никуда не спешим.

Ярик шустро очистил фрукт или овощ, ибо сам не знал, к чему можно было бы отнести забавное растение, однако впившись в него зубами, довольно кивнул, прогудев сквозь набитый рот, что вещь, и в самом деле, преотменная!

– Эй, браты, нашему другу нужна ваша помощь…

Из ковыля тут же высунулись сонные, но любопытные морды, и тогда Пэк добавил:

– Нужен хучик или дрючик. А лучше и то, и другое!

– Дождитесь рассвета! – рявкнул бирюзовый зверь, и ушастые вновь затерялись в зарослях ковыля.

– А теперь можно и поспать, – заметил Крошка, забираясь на дерево.

– А рассвет-то тут при чём? Зачем дожидаться его?

– Тебе сказали «рассвет», значит, жди «рассвет»! Что вы за племя за такое? Лишь бы языками чесать!

Шуршик затих. И Ярику ничего не оставалось, как последовать его примеру:

– Что же, можно и вздремнуть, – довольный внезапно обретённой надеждой на скорое возвращение домой, согласился королевич, укладываясь возле Иринкиного камня.

Сунув руки под голову, он уставился на плывущие по небу планеты, что вереницей убегали в пугающую своей бесконечностью черноту космоса, с улыбкой размышляя о том, что уже на зорьке он, возможно, окажется на родной планете! То-то обрадуются родители! Впрочем, если всё сложится не до конца гладко, возможно, он окажется и не совсем дома. Но, что за беда?! Разве он не отыщет дорогу к отчему крову? Непременно отыщет! Недаром говорят: язык до тридевятого царства доведёт!

Размышляя таким образом, Ярик не заметил, как уснул. Он, и в самом деле, был измотан не на шутку, причём не только физически, но и эмоционально.

* * *

Открыв глаза, Мефодий увидел над собой крайне озабоченные морды шуршиков, а также недоумевающие взгляды Маринки и Ляли.

– Дяденька Мефодий, – молвила кроха, шмыгнув носом, – вы по что мышака отпустили? Как же мы теперь спасём их высочество от неминуемой погибели?

– Кто отпустил? – пытаясь привести себя в чувство, тяжело вздохнул святой отец, с трудом принимая вертикальное положение. – Я отпустил?

– Угу! – как-то подозрительно дружно угукнули нависающие над ним. Шуршики для пущей убедительности даже хлопнули лапой об лапу, подчёркивая немой вопрос, мол: «Что за дела за такие?!», после чего Тук вежливо озвучил мотивацию всеобщего протеста:

– Нынче утром я, как водится, поднялся раньше остальных. Дай, думаю, проверю ловушечки. Глядь, а в одной из них непорядочек! Пока мы предавались праздной дремоте, кто-то наведался в гости, потому как приманка была съедена, а вот самого едока и след простыл! Я принюхался… – он окинул соплеменников соответствующим взглядом, и те кивнули, авторитетно поддерживая сотоварища. – Из западни пахло мышью… не крысой, не ещё какой бы то ни было букакой, а именно мышью!

– Но мышь не могла залезть в ловушку, отужинать, так сказать, и преспокойно отправиться дальше… – Глуб выразительно сложил лапы на улюляке, со значением обнаружив второй подбородок.

– Стало быть, – и лапы Лума угрожающие хрустнули, свернувшись в две внушительные кувалды, а косая сажень в плечах угрожающе поднадулась. – Кто-то помог воришке смыться.

Монах перевёл взгляд на Большого Бло, что в угрюмом молчании подпирал угол, сложив лапы на груди и безмолвствовал, дожидаясь ответа, на поставленный, так сказать, ребром вопрос.

– Чичас… – подняв указательный палец вверх, отшельник поднялся со своего лежбища, молча пересёк избушку, вышел в сени, где, бросив коняге: «Привет, вафля!» – распахнул дверь во двор и, ступив босыми ногами на заснеженную пустошь, зачерпнул пригоршню снега и лихо утопил в нём своё лицо. Растерев шею и грудь второй пригоршней, он вернулся в дом и, остановившись в дверях, заявил со всей серьёзностью: – Стало быть так, дети мои, я всё расскажу вам, однако несколько позже… а пока нам следует поспешить обратно, ибо уверяю вас и король, и королева будут весьма раздосадованы, не увидев наши добрые… – он хотел было сказать «лица», но наткнувшись на морды ушастой братии, обобщил: – … моськи…

– Без единой мыши? – изумилась Маринка.

– С пустыми лапами? – озадачились шуршики.

– И без плана на спасение их высочества? – возмутилась красная шапочка, хотя в эту минуту самой шапочки на голове не было, были лишь гневно растрёпанные волосёнки.

– Угу, – запросто кивнул отец Мефодий и добавил значимо: – Ибо сказано в Библии: «Не будь духом твоим поспешен на гнев; потому что гнев гнездится в сердце глупых.6060
  Библия. Книга Экклезиаста, глава 7, стих 9


[Закрыть]»

К чему была высказана столь эпичная цитата, никто особо не понял, и только Тихоня одобрительно хмыкнул, ибо сам был не прочь при случае увильнуть от ответа подобным же образом.

* * *

На рассвете шуршики разбудили Ярика и, попросив вести себя крайне осмотрительно и чрезвычайно тихо, заговорщически поманили за собой. Углубившись в заросли ковыля, маленький отряд долго куда-то полз, причём их высочеству с завидным постоянством доставалось по пятой точке, которая упрямо стремилась приподняться над ковылём выше положенного. Однако разбираться со странностями разношёрстого племени времени не было. Вскоре бирюзовый шуршик, что был очевидно крупнее королевича, а потому возвышался над травкой-муравкой куда более, нежели сам, королевич, даже с приподнятой попой, показал когтём, что пришла пора остановиться и подсобрать внимание… Следующие за ним тут же притихли, вжавшись в землю… Вскоре две фаланги на лапе бирюзового разошлись в разные стороны, и зверьки, смекнув замысел, расползлись по сторонам весьма дисциплинированной вереницей. Человеку пришлось последовать их примеру, с той лишь разницей, что выбрал он сторону любителей крупных форм.

Когда коготь бирюзового толстопопика нарисовался над муравкой и описал круг, как бы подводя черту небольшому путешествию, звери и человек аккуратно раздвинули тугие стебли. И тут королевич увидел перед собой плоское, истоптанное копытами поле, на котором… никого не было! Их высочество глянуло по сторонам, но тут же схлопотало подзатыльник. Пэк, неизвестно как оказавшийся рядом, знаком показал, чтоб он не вертел головой, словно занюханный суслик с планеты Земля, а повнимательнее вгляделся вдаль.

Вскоре из-за горизонта выкатилось голубое солнце, и в её призрачном свете принц уловил неверное движение воздуха, который затем подозрительно сгустился и перешёл в движение, ещё более втаптывая и без того слежавшуюся травку-муравку в не проснувшуюся степь. А ещё через чуть-чуть, вслед за топотом невидимых ног, Ярик разглядел силуэты неведомых ему прежде животных. Ему до мурашек захотелось рассмотреть эдакое расчудесное чудо, однако, как на зло, под рукой не оказалось ни подзорной трубы, ни тем более телескопа, пусть даже самого среднего и захудалого.

– Это кто? – тихо выдавил королевич. – Это они? Хучико-дрючики?

– Угу, – авторитетно угукнул Кроха чуть ли не в самое ухо.

– А мы можем подойти ближе?

– Ха! – хмыкнул ушастый приятель. – Если б это было так просто!

И тут Ярик заметил, как диковинные животные одномоментно замерли, повернув головы в сторону ушастых охотников, а Пэк раздосадовано прошипел:

– Всё! Спалили… Учись держать свои помыслы и желания при себе!

Королевич хотел было возразить, что ни при чём, что лежал, как и все остальные! Но тут Солнце поднялось выше, диковинные звери пропали из поля видимости, и настала исключительная тишина, ни топота ног, ни шуршания травы, ничего, словно бы деликатесная дичь разом испарилась, подобно утренней росе…

Ярик окинул вопросительным взглядом шуршиков, обложивших его со всех сторон, которые осуждающе сверлили его взглядами.

– Чего? – не понял принц, испытывая искреннее смятение.

– Они услышали твои мысли, – раздался над их высочеством басок бирюзового предводителя. Наследник престола обернулся и снизу вверх взглянул на толстопопого грызуна, нависшего над ним всем своим авторитетом.

– Услышали мысли? – Ярик ловко поднялся на ноги, а за ним из ковыля вытянулась и остальная стая. – Как можно услышать чужие мысли? Это же мысли! Они же не имеют ни вкуса, ни запаха, ни объёма! Это же не камни и не трава…

– Э-э, человек! – бирюзовый помахал укоризненно когтем. – Может, у них и нет объёма, но у помыслов скверных всегда есть дурной запах и звук. Возможно, ты не слышишь, потому что глух, но хучики и дрючики чувствуют и слышат их очень отчётливо, о чём в «Кодексе» писано: «Отправляясь на охоту, настоящему войну надлежит помыслы очистить до синевы призрачной, ибо только чистому сердцем и мыслью скверной не затуманенному улыбается удача…».

– Да мне просто захотелось рассмотреть их поближе, и только… Я ни о чём плохом не думал… – растерялся Ярик, чувствуя, что где-то он всё-таки дал маху.

– А о том, что когда-то тебе довелось попробовать мясо зверя, подумал? – вставил свои пять медяков Пэк.

Королевич сверху вниз покосился на шуршика и только губу поджал:

– Ну, мелькнула такая мысль… но на секундочку всего лишь…

И остальные шуршики осуждающе загудели, но бирюзовый толстопоп, резким движением лапы оборвал возмущённый хор.

– Ша, браты! Человек плохо воспитан, и с традициями нашими не знаком. Осуждать же несведущего…

– Последнее дело… – хором отрезала стая.

Бирюзовый величественно возложил лапу на плечо их высочества и поставил на дискуссии точку:

– Помни о том, что нынче было сделано, и чаша горечи минует тебя, не забрызгав и каплей…

– Я запомню, – кивнул Ярик.

И тогда стая, развернувшись к голубому светилу спиной, раздвигая ковыль, зашагала в обратный путь.

Ярик плёлся позади, недовольный своей дремучестью и тем, что надежда вернуться домой, рассыпалась, словно бы карточный домик, причём по его же вине…

* * *

Именно в этот момент, хотя и несколько позже, нежели на заре наступившего дня, у королевской усыпальницы остановилась карета правительницы Померании, из которой тут же выпрыгнули король и королева Широкороссии, щурясь от заливающей всё вокруг снежной белизны, а также их подруга и союзница – Марго.

Ольга тут же распорядилась перенести хрустальный гроб в склеп. Ваня, Митя и его товарищи немедля ни секунды взялся за дело. Вскоре Иринку внесли в пугающие пределы царства мёртвых, где на плите прикрытого надгробия, в котором дожидался своей участи королевич, была обнаружена записка, составленная рукой отца Мефодия:

 
«Ничего не предпринимайте. Скоро вернёмся. У нас появился план спасения их высочества…»
 

– Интересно, чего они там задумали? – с явными нотками зависти пробурчал Маленький Бло.

– Что бы ни задумали, – Марго ласково погладила шуршика и почесала его за ухом, отчего тот заметно поплыл, – лишь бы это вернуло к жизни Ярика и бедную девочку.

– Хорошо, – подхватила Ольга и обратилась к забугорной подруге. – А пока давайте перенесём сюда всё, что прихватили из твоего за́мка.

– И то верно… В таких делах каждая секундочка может стать на вес золота!

С помощью гвардейцев из багажной повозки в склеп перекочевали: котёл для варки зелья, колбочки и баночки, со смесями и зельями, которые затем были заботливо расставлены в строгой последовательности так же, как стояли прежде в гадальной комнате. Последним внесли зеркало и прислонили его к стене, так как подвесить куда бы то ни было возможным не представлялось. Как только последний пузырёк занял своё законное место, дверь в усыпальницу распахнулась, и вошли шуршики в сопровождении Маринки, Ляли и отца Мефодия.

Ольга тут же протянула в их сторону записку и с надеждой в голосе спросила:

– Вы придумали, как вернуть к жизни моего сына?

– Не совсем так, но разгадка близка… – заявил отец Мефодий и, выйдя перед всеми, он продолжил: – Я достаточно пожил на земле, чтобы ещё чему бы то ни было удивляться, а вот в неизведанном не бывал ни разу. И нынешней ночью я подумал, что было бы неплохо отправиться в небольшое путешествие. Вот вы же вернулись, ваше величество, – обратился он к Владиславу.

– Это совсем другое! – тут же вклинился в монолог Маленький Бло. – Их величество выпило глюнигатэн, и только потом противоядие! Но противоядия от противоядия не существует.

– И прекрасно! – улыбнулся монах. – Сперва я выпью его, а потом вы накапаете мне в рот свой эликсир. Вернусь к жизни, стало быть, и королевича оживить возможно, нет – похороните меня по-человечески – и будет! – он помолчал, обводя присутствующих лукавым взглядом, и добавил, оборотившись к шуршикам: – Собственно, поэтому я и отпустил Викентия. Ну, чего зверька гонять туда-сюда! И потом, он вряд ли что-то расскажет о потустороннем, а я смогу, коли на то будет воля божья…

– К сожалению, вы ничего не вспомните… – вмешался Владислав, на что Мефодий, чуть покачал головой:

– А это вот бабка надвое сказала. Вам ведь сначала глюнигатэн влили, а потом уже противоядие. Я же начну сразу с последнего, и кто знает, как оно там обернётся… Тут без эксперимента не обойтись.

Возникла неловкая пауза, которую разрушила Ляля. Она подошла к святому отцу и всем своим хрупким существом крепко обняла его, после чего задрала голову вверх и заявила:

– Дяденька Мефодий, так не честно. И не совестно вам воровать чужие идеи?

Отшельник растроганно улыбнулся и, поправив красную шапочку, возразил:

– У тебя вся жизнь впереди, а моё время осталось далеко за горизонтом. И вообще, негоже отказывать дедушке в его последнем желании. Ну, да полно в любезностях расшаркиваться… Где это ваше противоядие?

Все обернулись к Маленькому Бло, который в свою очередь перевёл взгляд на королеву Померании. Марго грустно вздохнула, подошла к выстроенным в ряд колбочкам и выудила оттуда маленький, но довольно плотный пузырёк с зеленоватым густым составом внутри, затем подошла к Мефодию и протянула ему шуршиковское варево.

– Вы ведь догадываетесь, мы не в курсе, что потом произойдёт?

– Наша жизнь – вообще один большой сюрприз, дочка. За столько лет я уже успел к этому привыкнуть… – он откупорил крышечку, принюхался к содержимому и удовлетворённо махнул бровями: – Пахнет вполне себе удобоваримо… Ну, как говориться, с богом… – и, перекрестившись, отправил зелье чудодейственное по назначению…

Короткий общий вздох порвал тишину последнего пристанища королей. И это всё, что успел услышать отец Мефодий. В следующее мгновение он оказался среди безбрежного поля, безмятежно волнуемого ветром, где насколько хватало глаз, не было видно ни души, и где по небу из конца в конец перекатывались гигантские разноцветные сферы…

глава 34

Ползком на животе – одно, а вот на своих двоих – совсем другое дело! Ярик очень удивился, когда, поднявшись на холм, разглядел впереди родное дерево. Они столько ползли, чтобы увидеть хучиков, столько примяли травы, а нужно было всего-то подняться на холм! И в чём заключался хитрый замысел?

«Нет, понять логику этих инопланетных грызунов решительно невозможно! – саркастически вскинув брови, покачал головой королевич и стал спускаться следом за бодро шагающей разноцветной оравой. – Главное, скоро я будут дома, и можно будет блаженно растянуться на шёлковой травке. Дома…»

Тут их высочество многозначительно закусил нижнюю губу: не прошло и суток, как странное дерево, у которого судьба вновь свела их с Иринкой, он уже называет «домом»!

«Ещё чуть-чуть, и переберусь жить прямо на ветви, покроюсь шерстью и перейду исключительно на орехи, которые стану таскать за щекой!» – от подобной мысли, он довольно смачно хмыкнул, что немедленно подхватил Пэк, оказавшийся, как водится, рядышком.

– Чего хмыкаем? – поинтересовался он, топая в ногу.

– Да так, подумалось тут…

– Чего подумалось?

– Какая разница! Подумалось, и всё…

– Ну, расскажи, не умничай… Жалко, что ли, поделиться с товарищем смешными поду́малками?

Ярик взглянул сверху вниз на любопытного сумасброда, отметил по́ходя, что тот почему-то стал несколько меньше, чем днём раньше, но не придал этому значения и, улыбнувшись, пояснил:

– Да подумалось тут, а ну как превращусь в шуршика, вот смеху-то будет!

Он снова как бы подчеркнул мысль выразительным хмыком, но не без удивления отметил, что зверёк, даже ухом не повёл, более того, через пару шагов высказался совершенно серьёзно, словно поразмышлял над словами человека довольно концептуально:

– А что, если, и в самом деле, превратишься?

– Ты серьёзно?

– «Помыслы вселенной неисповедимы… – заявил Крошка печально, чем не на шутку насторожил Владиславовича. – Осознав главное, ты изменишь сущее…»

Ярик непонимающе покосился на ушастого приятеля:

– Ты о чём?

– Да, видишь ли, когда я появился здесь, мне было сказано: «Помыслы вселенной неисповедимы… Осознав главное, ты изменишь сущее…» Как думаешь, о чём это? Что «главное», а что «сущее»?

– Не знаю, – в тон отозвался наследник престола. – Это цитата? Кто мыслишку-то высказал?

Но зверь лишь плечами пожал, и оба надолго замолчали. Королевича же слова самого маленького из самых маленьких и вовсе погрузили в суровые размышления о том, что планетка, на которой он оказался волею случая, действительно, не так проста, как показалось на первый взгляд, и кто знает, сколько ещё сюрпризов припасено у неё на тот или иной случай.

Истоптанное невидимыми копытами или лапами поле, осталось позади, как и неведомые зверюшки, а ещё вдруг обнаружилось, что одежда их высочеству стала тесновата, а обувка мала. Причина происходящего была очевидна: он стремительно менялся – набирал возраст! Это расстраивало, потому что года, отпущенные для жизни, таяли неумолимо. Одно вселяло оптимизм: даже босиком топать к заветному дереву оказалось вполне себе сносно…

«Интересно, – размышлял принц, следую за совершенно неизменившимися шуршиками, – как я сейчас выгляжу?»

Но ни зеркала, ни лужи, ни иной какой-либо зеркальной поверхности вокруг не наблюдалось.

– Пэк! – окликнул он ушастого товарища. – Как вы тут питаетесь, я понял, а вот попить у вас можно?

– Конечно! Сколько угодно! Дождь начнётся, только язык подставляй…

– И часто у вас случаются дожди?

– А на Земле часто?

– Ну, как сказать…

– Вот и у нас так же…

– А реки у вас есть? Или там озеро?

– Ну, я тут как бы недавно. Но, если тебе прям невтерпёж… Вот… – он выдрал из земли стебель с довольно толстым корнем и, ловко срезав когтем часть ботвы, так чтобы осталась лишь небольшая трубочка, протянул королевичу. – Дуй, как говорится, ни в чём себе не отказывай…

– Ты не понял. Мне бы так, чтобы можно было бы отражение увидеть?

– Странные вы, человеки, существа. Отражения какие-то! Ты посмотри, какая красота кругом! Это же жизнь! Что может быть лучше?! А ему – отражения подавай!

– Ты не понял, дружище… – Ярик повертел корень в руке, заглянул в трубочку и увидел, что внутри она полая. – А что с этой штуковиной делать?

– Вставить в рот и сосать… – отозвался Крошка. – Зачем ещё нужна трубочка с дырочкой-то?!

Принц внял совету более искушённого и обнаружил, что жидкость внутри клубня вполне себе употребительна. На вкус, как молоко с клубникой…

– Удобная штукенция, – кивнул он.

– Ты про корешок? – обернулся ушастый малый.

– Не-а, про трубочку… Если доведётся вернуться на Землю, нужно будет озадачить Митю, изготовить подобное же… А вкус у этих корешков одинаковый, или бывают разные?

– Ну, захочешь ещё попить – узнаешь… – философски завернул шуршик.

Разноцветный отряд спустился с холма и, достигнув долины, ни с того ни с сего грянул песенку, от которой всколыхнулось бесконечная степь и отозвалась не менее стройной полифонией тысяч голосов её обитателей, что c вечера затихарились в ковыле от любопытного глаза. Натренированное ухо королевича немало удивилось музыкальной слаженности импровизированного хора. А уж когда Солнце в такт чеканному шагу добавило яркости, в небо взвились пёстрые бабочки, неизвестно откуда появились, рассекая небосвод маленькие юркие птички, что вплели в общую мелодию свою заливистую трель, Ярик и вовсе впечатлился. Неведомый мир словно гигантский организм просыпался, расправляя плечи под удалой марш ушастой братии… Расскажи кому – ни в жизнь не поверили бы!

Тут что-то внутри их высочества завибрировало, выпрямило спину, развернуло плечи в косую сажень, наполняя лёгкие неописуемым восторгом, и через мгновение, он уже голосил вместе с разноцветными зверьками удалой гимн, шествуя к древнему дереву, к которому буквально рвалось его резонирующее в такт музыке сердце. Он ещё удивился, откуда ему ве́домы слова совершенно незнакомой песенки?! Уж не корешок ли тому виной? Но думать мысль дальше не стал, потому как хотелось слиться в едином порыве захлестнувшего воодушевления.

 
У нас, у шуршиков есть только коготочки,
Пусть сердца нет, но это – не беда!
Пока другие нюхают цветочки,
Мы прорезаем поступью века!
 
 
Мы родились, раскрасить серость будней,
Чтобы любой поверил в чудеса.
Пускай к мечте тропинка будет трудной,
Её проложим даже в небесах!
 
 
Упрямо,
               уверенно,
                              дерзко
Взлохматим просторы полей,
Жилось чтоб
               в пределах
                              Вселенной
Зверькам всех мастей веселей!
 

Песенка ширилась, поднималась ввысь и убегала за горизонт. Ярику иногда казалось, что даже проплывающие по небу планеты, вторят голосам соплеменников разноцветной стаи, встраиваясь в общее многоголосие. От этого в сердце теплело, а на губах растягивалась улыбка.

 
Мы любим шутки, любим прибаутки,
Мы «Кодекс» чтим – в нём силища веков.
Тем, кто дерзит, мы надираем ушки!
Из чёрствых сердцем делаем компот!
 
 
Кто уважает честность? – Это шуршик!
За справедливость кто? – Мы тут же шаг вперёд!
Любую ложь раскусим, как орешек,
Пытливый глазик нас не подведёт!
 
 
Упрямо,
               уверенно,
                              дерзко
Взлохматим просторы полей,
Жилось чтоб
               в пределах
                              Вселенной
Зверькам всех мастей веселей!
 

Вскоре ушастое братство достигло заветного деревца, где песенка, наконец, стихла, и шуршики, вооружившись початками, принялись за завтрак. Поделились и с королевичем, хотя тот чувствовал, что вполне себе сыт. Поинтересовавшись, можно ли отложить трапезу на потом и получив утвердительный ответ, он растянулся на травке и закрыл глаза, намереваясь поразмышлять о последних событиях, как тут же рядышком плюхнулся Пэк, с аппетитом точа вкусняшку, что развеяло пытливую думку их высочества.

– Знаешь, чего я вдруг понял… – объявил он с эдаким философским замахом.

– М-м? – промычал Ярик в ответ.

Но приятель не успел договорить, так как из-за холма, где они только что побывали, донёсся шум. Что-то невидимое стремительно приближалось, располовинивая ковыльную степь, и королевич сразу смекнул: так может бежать только хучик или дрючик.

– Хучик, – авторитетно заявил Пэк, вглядываясь в непонятное.

– Хучик? – повторил Ярик вопросительно.

– Он, – кивнул Крошка, отсаживаясь в сторонку, дабы не оказаться на пути бегущего животного. И королевич подумал даже, что надо бы расспросить ушастого, чем же различаются зверьки, ежели оба невидимы? Но тут бег прекратился, из травки-муравки в небо взвился огонёк, стремительно метнулся к дереву, в широком стволе которого образовалась арка, и пылающая малипусичка тут же скрылась в ней, издав характерный бульк.

Шуршик и человек, не сговариваясь, вскочили, подбежали к загадочному проходу и разглядели по другую сторону весьма знакомые на первый взгляд очертания. Перед ними с вероятностью девяноста процентов была Земля, однако, чудна́я и незнакомая своей растительностью. Искренне восторгаясь необычным, Пэк кинул на их высочество озорной взгляд и заявил:

– Не знаю, как ты, а я – туды… Айда, со мной?

– Но что, если это не Земля… – заколебался королевич.

– Тогда тебе придётся подождать свою планету! – ответил Крошка.

– И долго?

В ответ зверь только плечами пожал:

– Может, день, может, год, а то и столетие… На Земле должно приключиться что-то очень значимое, чтобы хучик или дрючик смогли пройти арку времени. Это ведь – дар планеты, а не хухры-мухры…

И не дожидаясь ответа, самый маленький из самых маленьких уверенно шагнул в пределы неизведанного. Ярик даже растерялся от эдакой решимости.

– А что ты понял-то? – спохватился он, осознавая, что возможно расстаётся с забавным приятелем навсегда, но тот не заторопился с ответом. Остановившись за волнующейся пеленою перехода, Пэк замер, растерянно посмотрел окрест, явно не понимая, где оказался и что там делает, после чего обернулся, и принц увидел не крупную белку, а человека очень скромного роста. Это обстоятельство повергло его в совершеннейшее смятение, только укрепив сомнения, что, ежели шаг в неизвестность будет сделан, он – Ярик – может и вовсе перестать быть человеком!

«А если руку сунуть?!» – осенило его внезапно. Он даже потянулся к непонятной субстанции, но в следующее мгновение арка исчезла, и королевич остался один на один с гигантским деревом, с ужасом осознавая, что домой он попадёт уже навряд ли…

Недаром говорят: сомнения – путь к смерти!

– Чёрт, – выругался он и хотел, было, стукнуть по стволу кулаком, но за спиной раздался бас бирюзового крепыша:

– Значит, твой час ещё не пришёл, – заявил тот.

– И, видимо, уже не придёт… – тяжело вздохнул незадачливый трусишка.

– Напрасно сокрушаешься. «Помыслы вселенной неисповедимы… Осознав главное, ты изменишь сущее…»

– Изменю «сущее»? А что «главное» -то?

– Кажется, наш друг Пэк понял это… А он разве не сказал тебе?

– Не успел…

– Не печалься. Помни заветное: «осознав – изменишь…»

И похлопав их высочество по плечу, бирюзовый углубился в заросли ковыля, где вскоре затерялся, невзирая на всю свою крупность.