Текст книги "Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги"

* * *

Выглядывая из укрытия, маленькая разбойница с нескрываемым любопытством наблюдала за тем, как шуршики вместе с королевой Померании покинули пределы дворца и направились куда-то с очень воинственным видом.

– Хм, – хмыкнула малышка, прикидывая, как бы проследить за подозрительно ведущими себя грызунами, но остаться при этом незамеченной. – Ещё эта ведьма померанская! Ох, не нравятся мне эти букаки… Тьфу, ты! Девочки ведь не ругаются! А, смотри-ка, привязалось – не оторвёшь, чтоб вас перевернуло и шлёпнуло! – пробормотала она и тут же заметила, как Маленький Бло, идущий позади стаи, остановился, повёл ухом и пристальным оком окинул окружающую действительность.

Красная шапочка едва успела спрятаться, чтобы не быть замеченной. Уняв же несносное сердцебиение, она вновь высунулась из-за колонны, осмотрелась и, решительно покинув стены дворца, шустро перебежала к ближайшему дереву.

Ушастая банда вскоре затерялись меж деревьев, и отважная шпионка возобновила охоту, прячась за всем, что подворачивалось на пути. Вскоре она вновь настигла преследуемых.

– Угу, – тяжело дыша, заключила малышка. – К кладбищу идут! Интересно, что им там понадобилось?

И вновь, бросив себя вперёд, кроха постаралась как можно тише добежать до кладбищенской ограды.

– Что-то я совсем расслабилась… – недовольно вытирая испарину со лба, пробормотала она. – Пыхчу, как толстопузый ёж… Нет, мирная жизнь слишком расслабляет! Ты не боец, ты превращаешься в тряпку, деточка…

– Мне одно не понятно, почему нельзя было подойти и просто спросить, можно ли с вами? – раздался шёпот совсем рядышком.

От неожиданности Ляля вскрикнула и, отшатнувшись, судорожно перекрестилась:

– Вот чертяка, чтоб тебя пусто было! Зачем же так пугать-то?!

– А зачем ты следишь за нами? – невозмутимо парировал Маленький Бло.

– А чего вы так тихаритесь? Это подозрительно, между прочим!

– А мы должны были бы весь за́мок перебудить?

– Признавайся, вражина, что задумали?

– Если честно, даже я не знаю, что мы задумали. Это знает Тук. Вернее, я предполагаю, что он знает, что задумал. Но он тот ещё молчун! Пока не будет уверен наверняка – слова не вытянешь. Если тебе, действительно, интересно, что будет дальше, хватит прятаться, и пойдём посмотрим…

– Вот так просто?

– А чего мудрить?

Ляля некоторое время недоверчиво изучала зверя, потом выдохнула и решительно махнула ручонкой:

– Идёт… Но, если ты обманешь меня, я тебе этого ни в жизнь не прощу…

Бло навис над девочкой и заявил авторитетно:

– Ты плохо знаешь шуршиков. Мы никогда не врём! – и он протянул дерзкой преследовательнице лапу.

– Я не маленькая! – гордо заявила кроха. – Я и сама могу дойти!

Она встала, отряхнула ладошки, привела себя в порядок, развернулась и зашагала вперёд, однако пройдя с десяток шагов, обернулась, чтобы удостовериться, что черно-бурыш топает следом, и не нашла его.

– Я тута, – опять раздался голос за спиной.

– Вот ты зверюга! – охнула девочка. – Как ты это делаешь?!

– Я же шуршик. Идём?

– Идём…

Теперь они пошли рядышком, нагоняя ушедших.

– А меня научишь? – поинтересовалась Ляля, по привычке засовывая пальчики в лапу зверя.

– О-ооо… Это годы тренировок… – отозвался ушастый, бережно сжимая детскую ладошку.

– Ну, так и я ещё не старая… У меня вся жизнь впереди…

– Ну, может быть, мы потренируемся…

– Обещаешь?

– Кусаками клянусь…

– Какими ещё кусаками?

– Зуб даю, по-вашему…

– А… Смотри! Ты кусаками своими поклялся!

* * *

Едва Марго и шуршики вошли в усыпальницу, то немало удивились. И Ирнка, и отец Мефодий лежали так, словно бы беда приключилась с ними буквально только что. Померанская ведьма даже перекрестилась от увиденного, ибо холодок незамедлительно тронул позвоночник инеем.

– Отлично! – тут же заявил Тихоня, довольно хлопнул лапами и растёр их, как давеча делал отец Мефодий.

Повинуясь оптимизму собрата, остальные рыжики поступили так же. Даже Марго развела руки, чтобы повторить жест, но вовремя спохватились, подумав: «Вот же заразительные, чертяки!»

Тук содрал с зеркала холщовое покрывало, извлёк из басе́тки чашу, на которой была выгравирована надпись на непонятном наречии, и протянул её померанской ведьме.

– С-смешай, п-пожалуйста, глюнигатэн с п-противоядием…

– Хорошо, – кивнула колдунья, удивлённая тем, что какой-то зверёк так беспардонно приказывает ей! Она всё-таки королева! Тем не менее спорить не стала и принялась за дело, с удивлением отметив, что в её жизни это что-то новенькое, хотя и уточнила на всякий случай с некоторой претензией: – А смешать прямо сейчас?

– Безус-словно… – кивнул Тихоня и вытащил из кармашка листок, на котором было опять же написано что-то непонятное, но вполне читабельное, так как писано на кириллице. – Когда будешь п-помешивать, читай вот это…

– Ну, допустим, – нахмурилась Марго ещё больше, подумав с неудовольствием, что теперь ей ещё и абракадабру какую-то начитывать! Листочек, однако, взяла и не менее вежливо поинтересовалась: – А в какой пропорции смешивать?

– Один к-к одному, разумеется…

– Разумеется! – хмыкнула ведьмочка. – Мне, к примеру, это совершенно «не разумеется», но так уж и быть…

Она занялась приготовлением зелья, рыжий гений меж тем вручил каждому из шуршиков по свечке и попросил встать вокруг двух тел, лежащих в готовых к будущему погребению гробах.

– Мы тоже что-нибудь будем говорить? – поинтересовался Неве́ра Лум с нескрываемым оптимизмом.

– Н-нет, вы будете просто стоять со свечками…

– Ага! Хорошо. Это я могу…

– Это мы можем! – подхватил Глоб.

– А где Бло? – спохватился Тук.

– Мы тута! – донеслось из-за дверей, и в усыпальницу вошли Ляля и черно-бурый зверёк. – Я не один, я с маленьким шпиёном…

– Очень хорошо… Шпиён нам очень даже пригодится… Вставайте по кругу! – в его лапе появился мел, которым он очертил идеальную окружность.

– Готово! – объявила Марго и отложила серебряную ложечку в сторону. Подхватив чашу, она вошла с нею в очерченное пространство…

Выудив из котомки вторую чашу, учёный гений по капельке располовинил получившееся зелье так, чтобы в обоих сосудах его оказалось поровну, затем достал кольцо и, подойдя к Иринке, озадачился, как же надеть-то его, если оно такое большое? Не найдя ответа, пожал плечами и ловко нанизал вещицу на безымянный пальчик. Пустив по ободку голубоватый всполох, оловянный артефакт тут же сжался до размеров пальчика девушки.

– Ух, ты! – воскликнул Тук.

– Что не так?! – хором выпалили остальные.

– Смотрите, как забавно… – хихикнул шуршик и, когда все сгрудились за его спиной, аккуратно снял украшение. Колечко тут же обрело прежнюю форму, чем вызвало восторженное: «О-О-О!» – у остальных. – А теперь смотрите…

– Мне плохо видно! – тут же заявила Ляля, пытаясь протиснуться сквозь кукузики зверей. – Пропустите человека, не вредничайте!

Маленький Бло тут же подхватил кроху и усадил себе на плечи.

– Так видно?

– Ага…

– Продолжай, Тук…

– Теперь я делаю вот так… – он вновь надел колечко на пальчик возлюбленной их высочества, и оно сжалось до нужного размера с характерным всполохом. – Забавно, да?

– Ага… – заворожено протянули остальные.

– Может уже продолжим? – недовольно рявкнула Марго.

Шуршики даже вздрогнули от резкости в её голосе, а шерсть на загривках встала дыбом.

– Время, дорогие мои, хитропопики, время! – тут же пояснила она ласково.

– Маргоша дело говорит, – кивнул Бло. – По местам…

Шуршки и люди вернулись в круг, взяли свечечки, а Тук поднёс к губам невесты их высочества заветную чашу с зельем.

– Так вы нашли способ оживить её? – воскликнула Ляля обрадованно, от чего все снова отпрянули от гроба.

– Ну, конечно! – заверил маленькую разбойницу Бло. – А ты думала, мы их съесть собираемся?

– Я ничего не думала! Почему я должна была что-то подумать?! Думаете тут вы. Я – подозреваю!

– Давайте продолжим, – тяжело вздохнул Тихоня.

Все снова вытянули спинки, воспряли носами и выставили свечи перед собой.

– Прошу прощения, – заметила королева Померании. – А мы не должны зажечь вот эти штучки? – и она выразительно помахала своей восковой палочкой.

– А? – остановился Тук и оглядел, присутствующих. – Да, это важно…

– А у кого есть огонь? – озадаченно поинтересовалась Ляля.

Хмыкнув, Марго поджала губки и звонко щёлкнула пальчиками. На фитильках тут же вспыхнули и заколыхались огоньки.

– Зачётно! – авторитетно хмыкнул Неве́ра Лум.

– Я тоже так хочу! – подхватил Толстина́ Глоб.

– Ша, браты! – перебил Бло. – Сначала дело!

Наконец, с третьей попытки всем удалось выстроиться в идеальный круг и сосредоточиться: в руках – горящие свечи, в глазах – надежда, в лапе умудрённого книжной мыслью – заветная чаша! Тук прошептал какую-то таинственность, от которой засветилась надпись на ободке сосуда, и тогда капля за каплей аккуратно упали в чуть приоткрытый рот девушки.

Все замерли, ожидая чудесного воскрешения, однако прошло несколько секунд, полминуты, минута, но ничего так и не произошло. Стоящие в круге переглянулись, а королевишна поинтересовалась:

– Ты ничего не упустил?

– Не знаю, – растерянно посмотрев на товарищей, пожал плечами Тихоня.

– Может всё-таки упустил чего? – подхватил слова подруги Маленький Бло.

– Нет, вроде…

– Может, надо сказать «пожалуйста»? – нарушила общую растерянность Красная шапочка и неуверенно дёрнула плечиком. – Так во всех детских книжках писано…

Шуршики переглянулись.

– Ты «детские» -то успел прошерстить? – Глоб вопросительно изогнул бровь.

Тук ничего не ответил, но, пристально поглядев на малышку, наклонился к уху Иринки и шепотом, но достаточно внятно, произнёс:

«П-пожалуйста…»

* * *

«П-пожалуйста…» – прозвучал таинственный шёпот над миром, где раскатывали горизонт сферы гигантских планет. Грянул гром, и из ковыля, волнующегося под ласковыми порывами ветерка, словно по команде, высунулись любопытные морды шуршиков, вытаращившихся на невиданное прежде зрелище: по небу перекатывались разноцветные всполохи фантастической красоты.

– А-ааа! – пронеслось над полем восторженно-дружное.

Затем, откуда-то из бездонной высоты вниз, словно снежинки, посыпались голубоватые пылинки, что, заворачиваясь в спираль, проявили у заветного дерева уже знакомую зверькам девушку.

– О-ооо! – восхищённо протянули шуршики и заторопились навстречу, бормоча наперебой «не может быть!», «вот это да!», «укусите меня кто-нибудь!», «ай, не грызи мой кукузик!».

Увидев старых друзей, Иринка улыбнулась, а уж когда из ковыля выскочил самый маленький шуршик, которого ещё только ждало взросление, подбежал и обнял ноги девушки, то совершенно растрогалась:

– Я скучал по тебе! – заявил малыш с довольной мордой.

За ним тут же нарисовался бирюзовый толстяк и объявил:

– Ты не представляешь, как мы рады твоему возвращению!

– А что происходит? – поинтересовалась воскресшая.

– Кажется, твои друзья задали правильные вопросы и нашли верные ответы! – с воодушевлением объявил крепыш. – Ты возвращаешься домой…

За спиной Иринки в широком стволе дерева возникла арка, за которой зверьки, столпившиеся под деревом, увидели стоящих в круге собратьев со свечами в лапах.

– Они очень ждут тебя, – грустно вздохнул бирюзовый большеух. – Ступай к ним…

Невеста их высочества окинула взглядом бесконечно-шерстяное поле влюблённых глаз, из которых выкатывались слезинки.

– Мы ещё увидимся? – спросила она.

– Помыслы вселенной неисповедимы! – мудро заметил самый авторитетный шуршик. – Но загадывать не стоит.

Иринка кивнула, потрепала по тумке всё ещё обнимающего её малыша Эйха, подмигнула бирюзовому и, взглянув на остальных соплеменников, прощально взмахнула ручкой:

– Один, как все! – крикнула она.

– И все, как один! – грянули шуршики, уважительно вскинув вверх лапы.

Тогда воскресшая развернулась, с бешено колотящимся сердцем подошла к арке, чуть помедлила, справляясь с нахлынувшей внезапно неуверенностью – а правильно ли она поступает? – однако зажмурила глаза и решительно шагнула в неверную, волнующуюся пелену.

* * *

Остановившись за спинами шуршиков, что, в абсолютном благоговении закрыв глаза, сжимали свечи, ожидая обещанного Туком чуда, она тихо сказала:

– Ой!

Впавшие в транс звери, охнули, шарахнулись в сторону и сгрудились вокруг королевы Померании, испуганно выставив перед собой свечи, что тут же погасли. Увидев Иринку, Марго от души расхохоталась:

– Слава богу, я уже видела, как это происходит! – она с чувством хлопнула себя по коленке и тут же болезненно сморщилась.

Ушастые же непонимающе переводили взгляды с Иринки, стоящей перед ними, на Иринку, покоящуюся в гробу, не зная, как отнестись к двум барышням, находящимся в комнате одномоментно. Увидев себя же, невеста королевича растерялась не меньше и даже перекрестилась:

– Это как же? Разве такое возможно?

Однако, когда покойница, засветившись призрачным свечением, осыпалась, превратившись в голубую пыль, что, взвившись под потолок усыпальницы, вылетела в распахнутую дверь, звери с облегчением выдохнули. Девушка проводила взглядом невиданное зрелище и вопросительно взглянула на присутствующих в склепе, пытаясь осознать себя, как оказалась здесь и кто те, что рассматривают её с нескрываемым любопытством.

И тогда, справившись, по-видимому, с собственным конфузом, Толстина́ Глоб нарушил всеобщее оцепенение, отвесив Туку подзатыльник:

– Предупреждать надо!

– А я знал, к-как оно будет-то! – развёл лапами Тихоня.

– А я хоть и видел, всё одно чуть с кукузиком не поссорился, – хмыкнул Бло.

– А что происходит? Кто вы? И как я здесь оказалась? – остановившись взглядом на Маленьком Бло, девушка задумалась, а потом, ткнув в него пальчиком, погрозила. – С тобой мы, кажется, встречались… Да-да… На кладбище… Ты мне ещё на костях гадал…

– Гадал? – осуждающе грянули хором остальные рыжики.

– Кушать хотелось, а тут деловое предложение… – пояснил Бло.

– А как же «Кодекс»?

– «Кодекс» безусловно следует чтить… Но ситуации бывают разные! А на яблоках долго не протянешь… Можно подумать, у вас было как-то иначе?

Тут рыжики виновато опустили тумки, ибо сами были грешны, наведываясь в «Трактир у трёх дорог». Дабы положить конец звериным распрям, Марго отделилась от взъерошенной компании и, подойдя к девушке, аккуратно коснулась её руки. Иринка тут же отступила назад:

– И вас я помню. Вы колдунья – королева Померании. Мать невесты Ярика.

Шуршики многозначительно переглянулись – эта сторона жизни королевича до сих пор была им неведома.

– Это уже в прошлом, дорогая. Что ты ещё помнишь?

– Помню, как мы бежали через поле к развалинам за́мка шуршиков.

– От кого бежали?

– От канцлера. Хотели пожениться… Тайком.

– А что было потом?

– Потом? Потом пришёл чёрный человек, против моей воли что-то влил мне в рот. Темнота. И вот я стою здесь… – тут Иринка узнала отца Мефодия, лежащего в гробу, как и она прежде. – Ой! Это же отец Мефодий. Что с ним?

– То же, что было с тобой, – отозвалась Марго. – Если позволишь, мы хотели бы и его вернуть к жизни…

– Я что же, умирала?

– Я тебе всё расскажу, только наберись терпения… Хорошо?

– Хорошо, – кивнула Иринка.

– В любом случае, я искренне рада твоему возвращению… – на этот раз ей удалось крепко сжать пальчики невесты их высочества, хотя сама ожи́вшая, всё ещё не доверяя померанской ведьме, невольно убрала руку за спину и отошла в сторонку, наблюдая за происходящим.

Шуршики окружили Мефодия, привели свечи в надлежащее положение, королева щёлкнула пальцами, вспыхнуло пламя на фитилях, Тук взял вторую чашу и только тут спохватился, что у него нет заветного артефакта.

– Верните, пожалуйста, колечко, – подойдя к Иринке, вежливо попросил он.

Только тут девочка заметила на безымянном пальчике украшение, которое прежде было так велико ей, а теперь оказалось исключительно впору. Она отчётливо помнила, как отдала его суженому, теперь же таинственная находка красовалось на её руке. Удивительно! Много вопросов разом обрушились на бедняжку, но она постаралась взять себя в руки, надеясь, что вскоре мать рыжей соперницы из сопредельного королевства сдержит слово и всё объяснит. Она сняла оловянную вещицу и положила её в протянутую лапу шуршика, который вернулся к святому отцу и аккуратно надел украшение на безымянный палец отважного старца.

Обряд возобновили. Однако в этот раз чуда не произошло. Никто не вышел из зеркала и не сказал, что рад всех видеть. Попытка повторить успехом тоже не увенчалась. Тогда свечи были задуты, а непонимание причин случившегося вогнало зверьков в исключительную печаль, как, впрочем, и Марго с Лялей, которые успели прикипеть к забавному монаху.

– Может, мы плохо сказали волшебное слово? – нарушила кроха гнетущую тишину.

Тук в ответ, лишь обречённо пожал плечами:

– Больше я не знаю, что предпринять… – вздохнул он, поникнув ушами.

– Боюсь, – нарушила Иринка всеобщую растерянность. – Объяснение может быть только одно. Отец Мефодий завершил свой жизненный путь.

– «Завершил»? – ахнули хором остальные шуршики.

– К сожалению, – кивнула девушка.

– Пожалуй, человек прав, – кивнул Бло. – Это мы живём вечно, человеки – увы! – смертны.

Тут все услышали тоненький писк. Из норки выбрался Викентий и остановился, взирая на товарищей Мефодия. Тогда Ляля подошла к нему и, протянув руку, позволила мышонку взобраться на детскую ладошку.

– Теперь я буду твоим другом, – она приветливо улыбнулась и пальчиком погладила любителя сыра.

– Ну, как так-то? – на глазах королевы Марго проступили слёзы. – Почему смерть всегда забирает самых достойных? – она подняла покрывало и занавесила уже никому не нужное зеркало.

Смирившись с тем, что ничего уже не исправить, Тук снял кольцо с руки почившего монаха. Едва это приключилось, порыв ветра хлопнул дверью усыпальницы, ворвался внутрь, тронул бороду старика и, прежде чем кто-то успел что-либо сообразить, тело осыпалось мерцающей пылью, что взвилась под потолок и умчалась прочь в неизвестность, оставив лишь потрёпанные временем и испытаниями одежды храброго старца.

Видя искреннюю боль на лицах и мордах собравшихся в склепе, но не зная, чем ещё помочь в сложившейся ситуации, Иринка, извинившись, тихо покинула усыпальницу. Ей нужно было подумать, привести мысли в порядок.

Остановившись на ступенях последнего пристанища королей, воскресшая из небытия зажмурилась от мгновенно ослепившего её Солнца, что, просеиваясь сквозь совсем ещё молодую листву деревьев, отправляло ей солнечных зайчиков. Только совсем освоившись, она заметила островки пока не растаявшего снега, а, заметив, отчётливо поняла, что пока отсутствовала непонятно где, в королевстве приключилось что-то определённо престранное…

– Мне многое придётся тебе рассказать и объяснить, – остановилась за спиной девушки королева Померании, – прежде, чем ты встретишься с Яриком.

– Хорошо. Я готова вас выслушать, – обернулась Иринка.

Тут из усыпальницы вышли шуршики, ведомые маленькой разбойницей. Догадавшись, что дамам требуется разговор наедине, Ляля лукаво улыбнулась и, спрятав Викентия в карман, заявила, как бы между прочим:

– Ну, вы тут пообщайтесь, а нам с этими головорезами нужно кое-кого к кое-чему подготовить и рассказать кое-кому кое-что… Я всё правильно сказала? – обратилась она к Маленькому Бло.

– Про головорезов, конечно, лестно… Но можно было бы и помягче…

– Обещаю, исправлюсь, – кивнула кроха и, вложив ручонку в лапу черно-бурого друга, повела отряд в сторону королевского дворца.

– Во-первых, – начала длинный разговор королева Марго, – вы с Ярославом поистине завоевали своё право быть вместе, и я не стану препятствовать вашему счастью… А во-вторых…

глава 36

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ

С тех пор как королевич побывал в неведомом мире, именуемом «Звенящей пустотой», вернулся обратно, а сознание воссоединилось с рассудком, спальни он не покидал. Запершись на ключ, отгородившись от окружающего наглухо закрытыми окнами, убитый горем подросток тонул в покрывалах, как в омуте. Возвращаться к жизни без Иринки у наследника престола не было никакого желания. Есть не хотелось, делать что-либо – тем более! Дабы избавиться от ноющей боли, их высочество пытались забыться сном, но сон был не стойкий, беспокойный. Иногда овладевало забытьё, и тогда наваливались странные видения, в не меньшей степени напоминавшие о любимой, с той лишь разницей, что встречались они воочию. В шестнадцать лет любовь воспринимается исключительно трагически, ибо, столкнувшись с этим чувством впервые, думаешь, что оно чуть ли не на столетие. Тут же и счастливым-то не успел побыть, а весь смысл будущей жизни утерян.

Шел пятый день, как их высочество лежали пластом, бессмысленно уставившись то в надорванный полог над головой, то в край подушки или грязное окно. В дверь стучали, напоминали, что следует откушать, просили хотя бы испить водички – безрезультатно! Наследник никого не желал видеть, разговаривать с кем-либо не жаждал, теша в сердце своём и мыслях тоску-печаль, да и, в принципе, отказывался хотеть чего-либо хотеть! Отчаяние разрывало юношу раскалёнными клещями, и поделать с этим он ничего не мог, более того к вечеру четвёртого дня в искалеченные думки стали захаживать помыслы о войне, в крайнем случае – пустяковом бое, дабы смерть скорее нашла его на поле брани и избавила от душевных терзаний. Но он своими же руками сотворил мир! Ну, не горькая ли ирония?! Теперь только и оставалось, что ненавидеть себя за содеянное, ибо откуда взяться покою, когда кругом пустота? Слова шуршиков о проклятии – не миф, и случившееся – блестящее тому подтверждение, а, стало быть, не отец, а он сам виновен в той великой беде, что обрушилась на королевство из-за его твердолобого упрямства. Виновен! Ярик нещадно сжигал себя в костре вины за смерть Иринки, и не знал, как найти из всего этого выход, а может и не стремился уже.

Выход нашёл Митя! Раздобыв довольно длинный кусок веревки, он привязал один её конец к трубе камина, аккурат над спальней их высочества и только собрался освоить искусство верхолазания, как за спиной раздался голос.

– Я так и подумала. Как говорится, не в дверь, так в окно! Очень предсказуемо, дружище…

Митя обернулся и, щурясь от Солнца, недовольно смерил Маринку взглядом.

– Вместо того, чтобы блистать дедуктивными способностями, лучше б удачи пожелала. Я ведь могу и сорваться, между прочим!

– Можешь…

– Чёрт! Ты не поддерживаешь! Ты издеваешься?! – пробурчал он.

– Само собой!

– А, давай, ты такая уйдёшь, а я тут как-нибудь сам, без сопливых…

– А дверь сломать, вытрясти душу из упрямца и образумить его – такие мысли не посещали?

– Вот ты вроде бы умная, а дура та ещё! – идейный верхолаз решительно подошёл к трактирщице и, взглянув на неё снизу вверх, заявил со знанием дела: – Его не трясти нужно. Он должен сам захотеть жить! Сам! А жить – значит беспокоиться о друзьях, родных, близких, понимаешь?

– А, догадалась! Ты как бы хочешь воззвать к совести, болтаясь колбасой за окном…

– Ой! – тяжело вздохнул друг королевича. – Ты вроде такая большая, но такая…

– Дура. Я в курсе. Ты повторяешься… А это – фу, как не солидно…

– Подстрахуешь меня?

– Идёт…

– А силёнок хватит?

Маринка подхватила друга королевича под мышки и приподняла над крышей, отчего парнишке стало откровенно не по себе.

– Поставь обратно! – запротестовал тот, с вызовом сложив руки на груди.

– Уверен?

– Чтоб я сдох!

И оба рефлекторно поплевали через плечо. Девушка-богатырь удовлетворённо хмыкнула и вернула паренька на твёрдую опору. Митя сурово взглянул на чудо-бабу и кивнул:

– Сработаемся… Значит, ты меня страхуешь туточки. Если что-то пойдёт не так, кричи…

– Лучше ты кричи, если что-то пойдёт не так. А я уж тебя как-нибудь да вытяну.

– Ну, как вариант… – и взявшись за свободный конец верёвки, герой смутного времени стал аккуратно спускаться к окнам царствующего затворника. Высоту он недолюбливал исключительно, однако иного выхода достучаться до товарища не сыскал. Ещё недавно друг детства старался спасти целый мир, нынче же пришла его – Митина очередь совершать подвиги «во имя», «вопреки» и, так сказать, «несмотря на…».

Зависнув перед окнами опочивальни и судорожно цепляясь за не слишком надёжную страховку, ибо следует отдать должное поджилкам, которые упрямо трепещали, он чуть раскачался, чтобы дотянуться до витража, и неуверенно стукнул в стёклышко. Разглядеть в сумраке спальни изрядно отощавшее тело их высочества, как с искренним состраданием думал верный друг, было трудновато.

– Ты четвёртый день ничего не ешь! – прокричал друг детства, как можно громче, дабы быть услышанным.

Прислуга, занимавшаяся приведением лужайки перед дворцом в благопристойный вид, немедленно подняла головы, закрываясь от солнца козырьками ладоней. При этом женская половина ахнула, а мужская одобрительно качнула головами.

– Может, хватит уже нюни-то распускать?!

Ответа не последовало. Зато верёвка, на которой болтался отважный паренёк, внезапно осела, от чего горе-верхолаз вцепился в неё ещё крепче, сопроводив судорогу в пальцах коротким: «Ай-яй!»

– Марин! – громко позвал он. – Ты там как?!

– У меня всё путём! – донеслось с крыши. – Страхую!

– У меня тоже… пока путём… – подхватил Митя, добавив сам себе не без сомнения: – Видимо… – и оборотившись к окну, вновь воззвал к совести их высочества: – Твои родители волнуются за тебя! – крикнул он так, чтобы это не отразилось бы на веревке. Не помогло. Страховка вновь затрещала – волокна одно за другим медленно и неотвратимо лопались под тяжестью человека, стираясь о край черепичной крыши.

– Мить! – позвала Маринка. – Тут как бы…

– Что?! – испуганно отозвался Митя.

– Пока ничего страшного. Но я бы на твоём месте в качельки бы не заигрывалась…

– Иначе что?!

– Иначе будет плохо…

– Насколько плохо?!

– Совсем-совсем!

Всё-таки он был прав, недолюбливая высоту и всё, что с нею связано! И Митя стал спешно выискивать, за что бы уцепиться. Ничего лучше ставенки не нашлось, хоть и она показалась средством крайне ненадёжным. Иного же выхода остаться в живых не наблюдалось. И чтобы хоть чуток ослабить давление на страховку, пришлось воспользоваться первым подвернувшимся.

– Ярик! – завопил Митя. – Хватит быть эгоистом! Спаси своего друга! Я очень люблю жизнь!

Услышав возню за окном, королевское чадо нехотя высунуло нос из омута пастельных принадлежностей и прохрипело:

– Ты зря пришёл, Митя! Уходи!

– Каким образом? – возразил друг, стараясь не сильно раскачиваться.

– Каким пришёл сюда! – донеслось в ответ, после чего измученное высочество перевернулось на живот и вновь затерялось средь подушек.

Тут озорной ветрок, обогнув дворец, наткнулся на болтающуюся, как будто специально для него, игрушку и стал забавляться ею, аки дитя малое, отчего сердце не любителя высоты немедленно ушло в пятки.

– Не могу! Убьюсь! – завопил он. И всё по твоей вине! Моя погибель ляжет чёрным пятном на твою совесть! Слышишь?! – вопил друга детства со свойственными ситуации нотками, лишёнными всякой иронии и тем более юмора, ибо в них проклюнулся очевидный ужас.

И Ярика порвало негодование. Путаясь в одеялах и простынях, спотыкаясь и падая, он выбрался из кровати, подбежал к окну и, сжав кулаки, вывернул наизнанку все, что отравляло ему жизнь последние дни с тех пор, как он пришёл в себя и, открыв глаза, обнаружил, что покоится в каменном саркофаге королевской усыпальницы.

– По моей вине?! А что ты знаешь о вине?!

Тут, пожалуй, следует сделать некоторое отступление.

Подобно отцу, вернувшись из «Звенящей пустоты», королевич напрочь забыл всё, что приключилось с ним с того самого мгновения, как стрела разбила склянку с противоядием, отравив кровь шуршиковским снадобьем. Он помнил только резкую боль в груди, а потом – бесконечный чёрный провал. Покинув развалины за́мка шуршиков, где в день возвращения из небытия захотелось спрятаться от посторонних глаз, Ярик попытался начать жить, но в тот же вечер, за ужином, выслушав рассказ друзей и родителей о печальном исходе его похода, а главное, почему Иринку спасти не удалось, он впал в совершеннейшее уныние, отказался от ужина, а затем и вовсе заперся в спальне, заявив, что никого не хочет ни видеть, ни слышать!

Теперь же слова Мити о совести, раскипятили затворника нешуточно:

– А что ты знаешь о вине?! – кричал шестнадцатилетний мальчишка. – Иринка умерла по моей вине! Королевство разграблено нечистью тоже по моей вине! Отец постарел сразу на десять лет – из-за меня же! Мою мать чуть не убил канцлер, и в этом виноват только я и никто другой! Уж лучше бы стрела гвирдума убила меня!

– И всё это сделал ты?! – с убийственным спокойствием отозвался старый друг. – Силён! Просто варвар-разрушитель какой-то…

– Ничего смешного! Оставь меня, Митя, без тебя тошно!

Королевич хотел было вернуться в кровать, но тут приятель истошно завопил:

– Ярик!!!

Верёвка как-то очень подозрительно огрызнулась, и верхолаз, вспомнив и черта, и бога, в ужасе вытаращил глаза:

– Если ты не впустишь меня, я, действительно, покину этот мир и уже навсегда!!!

Поняв, что Митя не стал бы сотрясать воздух просто так, узник совести выразительно сплюнул, распахнул окно и за шкварник втащил товарища в горницу. И вовремя! Едва спасённый оказался на подоконнике, верёвка лопнула и со свистом пронеслась мимо вниз, чуть не утащив за собой беднягу. За нею же последовала и ставенка. Друзья с любопытством проводили падение обоих предметов и только потом переглянулись, смекнув, что вполне могли бы доиграться до малоприятного.

– Ещё бы чуть-чуть – и амба. От меня осталось бы мокрое место! – перекрестился Митя и, высунувшись в окно, крикнул: – Мари-и-ин?!

– Прости, – донеслось в ответ. – Сама в шоке!

Выдохнув с облегчением, друг спрыгнул с подоконника и порывисто обнял их высочество:

– Никогда не забуду! По гроб жизни, как говорится! Спаситель! Проси, что хочешь, всё исполню!

– Да оставь ты меня в покое, шут гороховый! – высвободившись из объятий, Ярик отвернулся, и апатия с самоуничижением вновь овладели его истерзанной душой. Дойдя до кровати, он повалился в самые её недра, точно сметана в квашню с тестом.

Прежде, чем предпринять ещё какие-либо шаги по возвращению их высочества к жизни, Митя решительно распахнул все окна. Друг-ветерок, прежде беспечно забавлявшийся им, теперь ворвался в душную светёлку, взметнул вверх подвернувшиеся бумаги, опрокинул ширму и наполнил спальню прохладой и всевозможными запахами, на что донеслось сдавленное мычание, умоляющее не шуметь, оставить человека в покое и дать благополучно умереть! Дальше, пожалуй, последовали бы уговоры, призывы к благоразумию, возможно, договорились бы даже до кризиса веры, но в дверь постучали, и наследник престола, с помятым видом усевшись на кровати, только обречённо развёл руками:

– Ну, что за утро, за такое? Даже сдохнуть спокойно не дадут! Кого там ещё принесло?!