Текст книги "Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги"

глава 28

К исходу седьмого дня над кромкой леса показались шпили Мирославль-града – столицы Широкороссии, и шуршики заметно «оживились». Собственно, задача, поставленная вожаком стаи перед воинами дикого племени, была до прозрачности незамысловата: делать круглые глаза, показывать языки, хихикать, желательно попротивнее, и тупить, как можно тупее, одним словом, валять дурака, что и без приказа рыжикам удавалось на раз! Цель: сойти за своих, слепо подчинившихся воле великого Джурчаги, дабы без приключений просочиться во дворец!

И всё было бы ничего, если бы на подступах к городу дорогу дерзкому отряду не преградили фигуры высотой в два человеческих роста. Глаза их пылали адским пламенем, а мощные челюсти ещё издали заставили сердца удвоить биение. Большой Бло слыл шуршиком крупным, внушительнее всех прежде виденных рыжей стаей. Эти же превосходили гиганта на целую голову и, не в пример вожаку, выглядели ощутимо мощнее, нежели те, с кем ранее их праведному воинству уже довелось схлестнуться в смертельных поединках.

Спрятавшись за деревьями, люди и звери озабоченно изучали очередную преграду, пытаясь осмыслить, как быть дальше. Их прежний план сойти за зачарованных тупиц разваливался на глазах. Такие не поведутся на дурь, свойственную рыжей братве, попросту не поймут её странного поведения – и это в лучшем случае, в худшем – сочтут за наглость, и тогда миссии каюк! Можно было бы устроить очередную заварушку и с боем продвинуться вперёд, но не факт, что с крепостных стен за периметром не наблюдает какая-нибудь шибко любопытная тварь. Тогда намерения будут раскрыты, а с благополучным исходом предприятия придётся распрощаться раз и навсегда, как и с жизнью, что, в принципе, дело нехитрое, а потому малопривлекательное, как для простых смертных, так и для ушастых сорвиголов, коим расставаться с прекрасной вечностью не было никакого резона.

– Откуда они взялись такие огромные, Бло? – с досадой поинтересовался Ярик.

– Жареное мясо, – сурово отрезал чёрный гигант.

Королевич выразительно присвистнул, да так, что остальные вздрогнули от подобного фокуса, чудовища же, стоящие на довольно почтительном расстоянии, тут же повели ушами в их сторону.

– Прошу прощения. Вырвалось… – и, виновато пожав плечами, королевич поспешил втянуть голову в полушубок.

Рыжики, наоборот, одарили его завистливым взглядом. Им захотелось незамедлительно, прямо не сходя с места, научиться эдакой штуке, но, заметив с какой укоризной сверкнула глазами Маринка и как ощетинился Большой Бло, поспешили тут же состряпать недовольные морды и покачать тумками, мол: «Ай-яй-яшеечки, как некрасиво-то!».

– И как нам пройти их? – озабоченно поинтересовалась дочка трактирщика, уводя разговор в деловое русло.

– Заинтересовав свежим мясом… – прорычал Бло и как-то особенно недобро взглянул на своих спутников. Даже рыжики настороженно вытянулись, услышав такой знакомый и такой нелюбимый ими тон.

Одетые в железные латы с дурацкими шлемами на макушках, сколоченных явно на́скоро, где сквозь дыры торчали лысые уши, чудовища жадно втягивали сопливыми носами воздух и, развернувшись в сторону приближающейся четвёрки – трёх рыжих и одного чёрного с глубоким шрамом, рассекшим морду, пытались сообразить, что за странный «замес» принесло к ним ветром. Завидев зубастых страшилищ, лошади под всадниками нервно завибрировали, предчувствуя очевидную опасность. Снежка тоже насторожилась, уловив едва заметное смятение вожака стаи, однако не дрогнула и сурово набычилась, готовая защищать ушастых хозяев, даже если её хватит только на один бодрый, хоть и последний, удар копытами. Рыжики заметно попритихли и дурака уже не валяли. Трое – Бло, Тук и Глоб – ехали верхом, четвёртый – Лум – правил санями. Те, что поменьше, с разинутыми ртами пялились на приближающихся громадин, на поясах которых болтались здоровенные, чуть ли не средневековые, мечи, в сравнении с которыми шпаги рыжиков выглядели хрупкими веточками, что будут срезаны первым же махом.

Крепко связанные, Маринка и Ярик валялись в санях с кляпами во рту. В просвет меж небрежно наброшенным на них полушубком и остальным скарбом королевич с трудом, но мог различить растерянные мордочки шуршиков, что совершенно утратили хулиганский настрой, отчего мысли относительно финала их путешествия лезли в голову самые прескверные. Едва тронулись в путь, пленники попытались помочь друг другу высвободиться, но, судя по скорости и ловкости, с которой их спеленали, рыжие союзники отменно знали своё дело: до узлов не добраться, перерезать путы нечем, порвать же – и вовсе немыслимо! Хочешь не хочешь, а когтям Большого Бло в такую минуту искренне позавидуешь! С его лезвиями, они бы уже вернули должок предателям, причём по самой высокой стоимости! Нащупав заиндевевшие пальцы друг друга, пленники крепко стиснули их, пытаясь вселить хотя бы малую толику храбрости в растревоженные изменой сердца. Оба со всей ясностью ощущали: игры кончились, и путь их завершается бесславно. Реальность, как это обычно бывает, оказалась штукой ещё более жёсткой, если не сказать, жестокой, да ещё с привкусом разочарования! Ох, не зря предупреждали легенды: союз между людьми и хитропопыми грызунами невозможен! Теперь эту очевидность Ярику и Маринке придётся расхлёбывать большущими ложками!

Когда покачивание и скрип полозьев прекратились, время для королевича и его спутницы потянулось особенно медленно. Где-то над их головами что-то совершенно точно происходило, воображение же – штука страшная, особенно, когда прислушиваешься, нежели воочию оцениваешь масштаб опасности! Руки связаны! Рот заткнут! Не люди, а блинчики с гарниром!

«А может быть, – мысль буквально обожгла наследника престола своей очевидностью, – в этом и состоял план вожака стаи: подать их бывшему канцлеру на блюдечке с золотой каёмочкой?! Отменный способ сразу выбиться в приближённые при такой гадине!»

Один из самых крупных гвирдумов, что был по экипировке и более приличному шлему, нежели у других, явно за старшего, приблизился к Большому Бло, некоторое время обнюхивал его, пока, наконец, не проревел:

– Куда?

И воздух немедленно наполнился запахом серы, таким знакомым по дыханию вожака рыжей стаи, что тот не стал спешить с ответом, со всей суровостью глядя в глаза чудовища, ожидая, как зверь поведёт себя дальше. И гвирдум заметно напрягся, а потому, оскалив пасть, повторил ещё более грозно:

– Куда?

Ярик и Маринка утроили слух, до хруста стиснув руки друг друга, ибо сейчас от ответа гиганта зависела их жизнь.

– К хозяину, – ответил тот. – Везу свежее мясо…

И королевичу стало обидно до слёз. Как же быстро из союзника он превратился в обыкновенное «мясо»! Нет, это не походило ни на уловку, ни на очередную хитрость, на которые ещё можно было бы как-то понадеяться, это походило только на измену, на предательство чистой воды! Впрочем, что взять со зверя? Шуршик он и в Померании шуршик! Гвирдум же, уловив запах серы, исходящий от Большого Бло, озадачился и покосился на остальных зверьков, что загипнотизировано таращились на него. Поравнявшись с рыжиками, мордочки которых тут же сделались до невероятного глупыми, а глаза округлились, демонстрируя полнейшую покорность и невменяемость, он задал похожий вопрос:

– Туда же?

Глоб, Лум и Тук благоговейно поникли ушами и загипнотизировано кивнули. Тут чудовище принюхалось и, покосившись на багаж, сваленный в центре телеги, резко дёрнуло лапой, содрав полушубок, под котором обнаружились связанные Маринка и Ярик. Увидев гигантскую фигуру со сплющенной волчьей пастью и глазами, пылающими недобрым огнём, что, наклонившись над ними, тут же затмила собой полнеба, королевич и его спутница едва не лишились рассудка. Они инстинктивно прижались друг к другу и даже закрыли глаза, когда отвратительно воняющая пасть, придвинувшись совсем близко, обнажила острые жёлтые клыки, с жадностью вдыхая запах человечины.

Однако перед его мордой тут же опустилась шпага Большого Бло, а голос прогрохотал угрожающе:

– Это сын короля… Разве ваша свора не ищет его?

Монстр выпрямился и, положив лапу на рукоять меча, стал нарочито медленно извлекать его из ножен. Остальные чудовища, заметив движение старшего, тут же выхватили свои кладенцы. Тогда шпага Бло, ловко описав стремительную дугу, аккуратно застыла у горла гвирдума, готовая проколоть глоталово зверя, что в ответ лишь сердито лязгнул зубами.

– Это наша добыча. Захочешь поспорить с этим и ляжешь тут навсегда.

Ответом было утробное, полное ненависти рычание, которое вдруг оборвал истерический смех Тихого Тука. Противный, тонкий фальцет порвал тишину, отчего чудовище сморщилось, явно не в состоянии вынести мерзкий писк. Совладав с инстинктами, он медленно сунул меч обратно в ножны, затем наотмашь саданул лапой хохотунчика по мордочке, дабы тот заткнулся, а другой подал знак, чтобы его свора пропустили гостей.

– Езжайте… – рявкнул монстр и тут же добавил свирепо: – Но помни, шуршик, при следующей встрече я обязательно оторву тебе голову.

– Ты не первый, кто тешит себя подобными глупостями, гвирдум… – нисколько не смутившись, парировал Бло.

Оба подарили друг другу непримиримый оскал, после чего вожак стаи, прикрыв перепуганное «свежее мясо» полушубком и присвистнув, увлёк маленький отряд дальше по дороге, ведущей к воротам столицы. Остальному зверью оставалось лишь расступиться. Сквозь просветы, истёртого до дыр полушубка, видимо, служившего долгое время обычной подстилкой, а потому и воняющей соответственно, Ярик и Маринка с ужасом увидели проплывающие над ними морды чудовищ.

Только когда пост остался позади, шуршики вздохнули с облегчением. Не скажу, что пленники разделили их чувства, но одно точно порадовало: они выиграли у смерти ещё парочку часов, а за это время могло произойти очень и очень многое!

* * *

Ребятишкам почти удалось нагнать отряд их высочества, однако, остановившись у кромки леса, они с разочарованием осознали, что опоздали и двигаться дальше – себе дороже! Миновать посты гвирдумов без риска быть растерзанными на месте, не свезло бы! Спе́шившись и привязав Печеньку к дереву, Ваня и Ляля, прячась за покрытыми мхом стволами деревьев, наблюдали за тем, как гигантские чудовища крайне недружелюбно окружили обоз шуршиков.

– А где наши? – с беспокойством прошептала Ляля. – Я не вижу ни их высочества, ни Марину.

Ваня торопливо вытащил припрятанную в складках одежды подзорную трубу и, припав к окуляру, принялся высматривать наследника престола и дочь трактирщика. Как раз в этот момент самый страшный из гвирдумов содрал полушубок, и парнишка гневно поджал губы:

– Они связали их!

– Как?! – ахнула кроха. – Кто связал?

– Вероятно, эти, рыжие!

– Не может быть! Они же говорили, шуршики – друзья!

– Вот такие, стало быть, друзья, чёрт бы их побрал! Зверьё, оно и есть – зверьё! – подросток хотел было спрятать трубу обратно, но Ляля выхватила её, и сама припала к окуляру.

В эту секунду обоз дёрнулся и не торопясь миновал пост. Высмотреть ещё какие-либо стало решительно невозможно. Отдав оптическую игрушку товарищу, Ляля медленно присела прямо в снег и, закрыв кулачками глаза, тихо заплакала. Надежда, что возвращение королевича, всё вернёт восвояси, стремительно таяла вместе с её слезами! Ваня опустился рядышком и заботливо обнял малышку.

– Ну-ну, кроха, – тихо произнёс он. – Я понимаю, обидно. Но – увы! – слезами горю не поможешь. Сейчас каждый выживает, как может.

– «Как может»?! – возмутилась девочка. – Они предали их! Ярик и Марина поверили этому зверью, а оно предало их, лишь бы спасти собственные шкуры! Они мне сразу не понравились! Найду – на шубейки порежу!

Ваня коротко хмыкнул. Даже в самой прескверной ситуации, Лялька умудрялась ввернуть шутку другую!

– Это всё?! – расстроенно буркнула девочка. – Дальше пути нет? Вань, что ты молчишь? Мы же должны помочь их высочеству! Ваня?!

– Тут бы самим выбраться невредимыми… – возразил он недовольно.

– Что ты там бурчишь? – нахмурилась девчушка. – Всё время ты чем-то недоволен! Бурчишь и бурчишь под нос, бурчишь и бурчишь! Я, между прочим, человек и уже взрослый, а взрослому человеку не только можно, но и нужно доверять! Как есть, так и говорить!

Ваня достал нож и аккуратно срезал с осины две полоски коры, чтобы покормить Печеньку. Печенька ткнулся носом, понюхал принесённое и неохотно попробовал пожевать.

– Извини, дружище, – вздохнул Ваня. – Больше порадовать нечем.

Ляля помолчала и сменила гнев на милость:

– Вань, нам нужно что-нибудь придумать… Мы не можем бросить их! О том, что случилось, знаем только мы. И надеяться им больше не на кого!

– Вот именно! – вздохнул паренёк тяжело-тяжело.

– Вань, мы же не звери, мы – люди… Люди должны помогать друг другу!

– Погоди, Пална! – нахмурился подросток. – Я думаю… Прямо поедем – отправимся к чудовищам на ужин, назад повернём – участь ничем не лучше, да и здесь – либо замёрзнем, либо всё равно станем чьим-нибудь перекусом. Поэтому, Ляль, надо крепко подумать, как быть дальше…

– А чего тут думать?! – девочка деловито развела руками. – Как ушли из города, так и вернёмся!

Ваня удивлённо взглянул на отважную разбойницу. А ведь права, забияка! Покинули они город по подземному ходу. Если нечисть не пронюхала про него, то дорога в город открыта!

– Мысль, конечно, неплохая… Только куда мы Печеньку денем? – гладя верного друга по холке, с болью пробормотал мальчишка. – Там ему не пройти, а без нас он долго не протянет…

– Это да! – согласилась Ляля и, обняв конягу за шею, тихо спросила: – Печенька, что скажешь?

Но ко́нек молчал. Впервые в жизни дети столкнулись с неразрешимой дилеммой: или предать друга, бросить на погибель, но двинуться вперёд, или забыть о помощи и умереть, но зато с чистой совестью. Повисла гнетущая пауза, нарушаемая лишь редким хрустом снега под копытами верного скакуна. Неизвестно, догадывался ли Печенька о том, что тяготило его юных друзей, но он, молча, стоял рядышком, пытаясь тщетно прожевать осиновую кору, которая никак не хотела прожёвываться. Возможно, муки совести продлились бы до самого вечера, а то, пожалуй, и вовсе судьба сама решила бы участь бедовой троицы, только в лесу послышался треск сучьев. И тут же настала тревожная тишина.

– Я на разведку, – настороженно прошептал Ваня и достал из ножен шпагу.

* * *

Ближе к стенам города и без того серое небо стало темнеть. Сквозь просветы полушубка Ярик различил уходящие ввысь сторожевые башни внешней крепости. Проплыла над их головами и кованая решётка с угрожающе торчащими зубьями. Они въезжали в столицу, над которой в чёрном небе, кружило вороньё, стоял жуткий сладковатый смрад чего-то гниющего, и это был отнюдь не запах залежалых продуктов.

У ворот королевского за́мка, где шестнадцать лет назад королева Марго ждала своей участи, отряд вновь остановили. Теперь это были упыри, на которых нелепо болтались латы королевской стражи, и чьи свинячьи пятачки, натренированные на поиск свежей крови, живо унюхали запах человеческой плоти. По сему кровожадная не́жить4848
  Не́жить – ожившие мертвецы (англ. undead). В художественной литературе Нового и Новейшего времени, существа, которые умерли, но ведут себя как живые. Нежить может быть бестелесной, как призраки, или иметь телесную оболочку, как вампиры и зомби. Эти персонажи характерны для таких современных жанров, как фэнтези и ужасы.


[Закрыть] разом окружила сани. Однако их тут же осадил скрипящий и такой неподражаемо знакомый голос:

– Не сметь…

Упыри расступились, открывая взору шуршиков уже известного им персонажа. Халвус, а вернее то, во что он окончательно превратился, прошёл сквозь строй мерзости и остановился, не без удовольствия облизывая клыки. Бывший наёмный убийца тоже успел соскучиться по свежей крови, да только служба при дворе не позволяла устраивать кровавый беспредел, потому он довольно прицельно разглядывал Большого Бло и его свиту, ибо что-то в этих пришлых казалось ему знакомым, но что именно – он никак не мог вспомнить.

– Куда? – поинтересовался он.

– К хозяину, – ответил гигант.

И запах серы, низвергнутый им, заставил упырей расступиться. Перед ними был не гвирдум, но несло от него так же. И связываться с таким существом, почему-то тут же расхотелось. Однако в санях было припрятано что-то, несомненно, более аппетитное. Потому Халвус резво содрал полушубок и алчно облизнулся, увидев Ярика и Маринку.

– А эти? – указал он на потенциальную еду.

– А это моя добыча… – отрезал вожак стаи. – И я привёз её вашему властелину. Не думаю, что он захотел бы с вами поделиться.

Бывший наёмник призадумался, но каким-то странным образом: чуть скосив морду в бок и словно бы заглядывая внутрь себя. Потом недовольно хмыкнул и, махнув лапой с крючковатыми когтями, приказал кровопийцам пропустить гостей. Упыри нехотя расступились, впуская обоз на территорию королевского дворца. Впереди шёл бывший наёмник, освещая дорогу факелом, а вокруг и позади нежданных визитёров тьма оскаливалась, мерцая кроваво-красными глазищами и холодящим кровь голодным урчанием.

* * *

Несмотря на обилие снега, Ваня старался двигаться бесшумно, как учили, ориентируясь по направлению ветра, дабы вражи́на не смогла учуять его запах. Вскоре меж деревьев мелькнуло нечто подозрительное, и подросток сбавил темп. Ступая ещё медленнее и ещё осторожнее, он сократил расстояние, пока отчётливо не разглядел… человека.

Из-под короткой шубейки не по размеру, снятой явно с чужого плеча, торчала чёрная ряса, довольно потрёпанная, кое-где надорванная и совершенно грязная. Священник собирал хворост и аккуратно складывал его в маленькие самодельные салазки, причём ломая корявый валежник, святой отец совершенно не заботился о том, что может быть услышан лесным зверьём. И Ваня не преминул воспользоваться этим, делая шаг всякий раз, когда дерево трещало под уверенным нажимом отшельника, пока не подобрался совсем близко. Тогда, вынув пистоль, он взвёл курок, который тут же предательски щёлкнул, отчего спина старика замерла согбенно.

– Кто таков? – шепотом поинтересовался дерзкий отрок, поняв, что его присутствие уже не тайна.

– Отец Мефодий, – не оборачиваясь, отозвался сборщик лежи́ны4949
  Лежи́на – буреломный лес, ветровальный, обломанный навалом снега или ожеледью и т. п.


[Закрыть].

– Что здесь делаешь?

– Дровишки собираю, вестимо5050
  Вестимо – устаревшее наречие, употреблялось, как вводное, соответствуя по значению слову: конечно, известно.


[Закрыть].

– Это понятно. Почему здесь? Почему не ушёл с остальными?

Монах медленно обернулся, окинув хитрым прищуром паренька, что недоверчиво взирал на него, наставив оружие.

– А кто ж за могилами-то присматривать будет? – ответствовал он с завидной невозмутимостью и как ни в чём не бывало вернулся к своему занятию.

Ваня даже растерялся. Казалось бы, у него целый пистоль в руке, а его совершенно не боятся!

– Эй! Не двигаться! – добавив в голос больше суровости, пригрозил дерзкий басурман. – Я ведь могу и выстрелить!

– Хотел бы выстрелить, давно б выстрелил, – тяжело вздохнув, ответствовал батюшка и, развязав на поясе бечёвку, принялся старательно обвязывать ею нехитрую свою добычу, дабы оную не растрясло по дороге.

Ваня опустил пистоль, озадаченно наблюдая за действиями бесстрашного самоубийцы, что не обращал на него никакого внимания, отчего душу паренька даже бередили некоторые обидки. Его, такого ловкого, такого ответственно подготовленного и так умело подкравшегося, нисколечко не боятся! Как тут не расстроиться?! Когда же с приготовлениями было покончено, Мефодий вновь глянул на паренька, что растерянно обшаривал взглядом окрестности на случай внезапного появления непрошенных гостей, и миролюбиво поинтересовался:

– Сам-то ты откель будешь? И как в краях наших оказался?

– Да я местный. Мы тут… – начал было мальчишка, но осёкся, ибо офицер учил их, что чужаку на войне доверяться опасно! Конечно, перед ним был слуга божий, но кто знает, кому он прислуживает, ежели шастает по лесу, как у себя дома. – А вы чего это тут выспрашиваете? Шпионствуете? Смотрите, у нас со шпиёнами разговор короткий: ба-бах – и готово!

– Да, бог с тобой, сынок. Тайна, есть тайна! Разве ж я не понимаю? В наши смутные времена доверяться незнакомцу весьма опрометчиво. Но ты не пужайся, не выдам я ни тебя, ни сестрёнку твою…

Ваня вконец опешил от услышанного:

– Откуда знаете, что я не один?

– Так я первый вас заприметил, ещё издали. Кругом снег, зима, деревья голые – куда тут спрячешься? Только подходить не стал. Не дай бог, учинили бы шум – и тогда пиши пропало5151
  Пиши пропало (разг.) – употребляется как выражение неизбежности какой-либо, потери, неудачи и т. п.


[Закрыть]! Столько дикого зверья развелось в округе – страсть! Учуют – порвут, как тузик грелку. Людей и без того полегло немало, земля им пухом, – он перекрестился, вздохнув сочувствующе. – А вы – дети совсем. Вам ещё жить да жить, коли с напастью сладить удастся.

Только тут подросток решился спрятать пистоль обратно за пояс, ибо в измотанной недоверчивостью душе вновь затеплилась лёгкая искорка надежды, что далеко не все люди отравлены паскудством5252
  Паскудство – мерзость, непорядочность.


[Закрыть].

– И потом, ежели прячетесь, стало быть, причина имеется, стало быть, надо вам. Вот и решил не тревожить. Да вы сами нашли меня. Ну, а раз уж разговор у нас такой душевный затеялся, может, откушать желаете? Тогда ступайте за мной, силёнок поднаберётесь, согреетесь чуток, да продолжите своё дело праведное… – и видя очевидное замешательство паренька, добавил: – Не терзайся понапрасну, хлопчик! У меня вас точно никто искать не станет. Я в сторожке зимней вроде как на законных правах обитаю… Нынешний правитель…

– Будраш?

– Он, супостат5353
  Супостат – старое русское слово, обозначающее противника, врага, недруга и даже дьявола. Произошло из двух частей: приставки «су», обозначающей неполноту чего-либо (например, су мрак) или связь, отношение частей, и «поставить».


[Закрыть]! Наказал, вишь ли, строго-настрого своим шавкам не трогать меня. Отчего благосклонность такая – не ведаю, да и чего головушку ломать. Дарёному коню, как говорится, в зубы не смотрят!

Ваня подумал-подумал, и махнул рукой:

– Хорошо. Мы вам даже поможем с доставкой. У нас ведь целый коняга имеется! А, может, вы и присмотрите за ним?

– Отчего ж не присмотреть, присмотрим. Зови сестрёнку, да ступайте за мною…