Текст книги "Твоя капля крови"

Он отогнал мысли о Юлии и прикрыл глаза.

Около Княжьего замка горели костры, их зажгли гвардейцы под прикрытием своих стрелков. Освещенная ими площадь была пуста: повстанцам наглядно показали, что близко к остландским позициям подходить не надо. Но что делать дальше – никто не имел понятия. Растерянность, которой сперва не давали выхода – было не до того, – теперь напала и обезоружила.

– Отставить панику! Будем дожидаться подкрепления! Долго ждать не придется, войска наверняка пошлют завтра же…

– Да все войска теперь в Драгокраине…

– Отставить разговоры! Ах ты ж… Кто запустил этих тварей? Вон, вон, закройте окна, тьфу!

Свора летучих мышей влетела в окно, забила крыльями. Начальнику досталось крылом по щеке, он крепко выругался. Остальные пригнулись, пока мыши с громким скрежетом пролетали над головами, устремляясь вдоль гулкого коридора.

– Льетенант, чтоб его, бросил нас. А внизу этот Гайос. Я ему не доверяю, он такой же, как эта братия…

– Отставить подозрения! – Кажется, к концу заварушки начальник отучится говорить что-либо, кроме «Отставить». – Капитан Гайос давал ту же присягу, что и вы…

Это, кажется, никого не убедило. Перечить начальнику не стали по одной причине: только у него получалось изображать, будто он знает, что делать.

Мыши пронеслись по коридорам, покружили над внутренним двором, где тихо и беспокойно переговаривались гвардейцы Гайоса, развернулись и, пролетев над крышей замка, отправились обратно к палацу Белта. Когда они были уже близко, Стефан встрепенулся, приходя в себя. Он протер глаза, которые на время перестали видеть; под веками плясали цветные круги, и казалось, будто он не видел, но слышал собственными ушами все происходящее в замке. Повернулся неловко – на миг показалось, что вместо рук у него крылья.

– Что это ты, друг, – зевнул Корда, – уже репетируешь речь с балкона?

Он выглядел заспанным и усталым, и Стефан в который раз пожалел, что вовлек его в авантюру.

– Рано. – Он шагнул с балкона в комнату, к столу, взял бумагу и карандаш и стал быстро записывать, чтоб не забыть. – Стрелки – на втором и на мансардном этажах, в галереях, в обоих крыльях замка… Внизу – люди Гайоса. Оружия у них немного, но в замке своя оружейная… Всего, – он снова прикрыл глаза, – всего там около двух сотен человек, считая гвардию…

– Откуда ты все это знаешь?

– Гонцы принесли…

Корда только вздернул брови.

– Гайос на их стороне, – проговорил он. – И даже если б мы смогли склонить его на свою, прежде надо подойти к замку под огнем.

Стефан облизнул губы. Перспектива ночной вылазки уже наполняла его предвкушением.

– Ты что, опять собрался изображать Янко Мстителя?

Стефан улыбнулся во все зубы. На сей раз Корду это не испугало.

Они с анджеевцем двинулись первыми, за ними – отряд княжеской милиции. Огня было велено жечь как можно меньше, и бойцы вполголоса ругали темноту, хотя ночь выдалась лунной.

– Вот что, пан Стацинский, – говорил Стефан негромко. – Мы с вами единственные, кто может… провернуть эту аферу, если выражаться жаргоном моего друга. Я видел вас в бою.

Анджеевец машинально потер висок.

– И не только видел. – Стефану опять стало совестно.

– Что мы собираемся делать?

– Глупость, – сказал Стефан. – За которую воевода, если узнает, по голове нас не погладит.

Конечно же, у мальчишки загорелись глаза.

– Нам с вами необходимо пробраться в замок и проложить путь отряду. Сперва пойду я. Я постараюсь прокрасться незамеченным через одно из окон. Вы, я думаю, не сомневаетесь, что у меня получится.

– Там два этажа стрелков, князь. Вы им всем глотки перегрызете?

– Даже чудовище неспособно в одиночку с ними справиться. Вы, думаю, тоже владеете наукой лазать в чужие окна?

Хотя в окна к девушкам Стацинский вряд ли забирался, в его школе должны быть другие порядки…

– Я их отвлеку, а вы подниметесь на третий этаж и бросите туда вот это. – Стефан протянул Стацинскому еще один глиняный горшочек.

– Все обрушится, – сказал анджеевец, покачав горшок в руке.

– Вряд ли. Это не полновесная бомба… я слышал, бойцы господина Галата называют ее «пугалкой». Бросите – и тут же обратно. Огня будет мало, но будет дым и шум. Остается только надеяться, что это отвлечет стрелков и наш отряд сможет штурмовать ворота. Мы подойдем со стороны правой башни, она нас прикроет…

– Думаете, они не ждут атаки среди ночи?

– Думаю, сейчас они ждут чего угодно от кого угодно. Может быть, дня через три они бы расслабились, но, боюсь, через три дня уже придут выкуривать нас…

Город, над которым прочно сомкнулась ночь – темная, непривычная, – вызывал в сердце смятенную нежность. Редкие целые фонари высвечивали небольшие, почти провинциальные дома, стершиеся носы и локти статуй, полузатертые гербы на дверях особняков. Тревожная тишина полнилась запахом поздних белых роз. Стефан замер на мгновение, глядя через заросли пышных цветов на чье-то освещенное окно. Оттуда лилась музыка, и показалось на миг, будто это та самая мелодия, что играла в доме с серыми ставнями. Но нет, конечно, нет.

– А что, – спросил он, – граф Лагошский отменил свой заказ на мою голову?

Мальчишка вскинулся.

– Откуда вы знаете?

А потом повторил заученное:

– Мы не берем заказов.

Возможно, и не берут. Стефану только теперь пришло в голову, что он зря винит покойного Долхая. Может, никакого заказа и не было, но орден Анджея сам был достаточно обеспокоен возможным союзом Белта и Лагошей. Логично предположить, что, вступив в союз с вампиром, Лагош перестал бы давать Ордену деньги, а может, и лишил бы своего гостеприимства. Такие неприятные ситуации стоит подавлять в зародыше. Теперь он уже вряд ли узнает, но, может быть, «отступники», поджидавшие его тогда на дороге, стали таковыми только после неудачной охоты…

Но Стацинскому он о своих догадках не скажет.

– А следовало бы взять, – сказал он вместо этого. – Вам бы весьма пригодился гонорар, если бы пришлось бежать в Чезарию. Сейчас Лагош с нами, но, если ветер переменится… возьмите вы заказ, пан Стацинский. Только на своих условиях.

– Вы хотите сказать, на ваших.

Стефана это рассмешило. Он потянулся и взъерошил мальчишке волосы. Тот шарахнулся, едва не упал с коня.

– А вы в прекрасном настроении, князь, – пробурчал он, отъехав чуть подальше.

– Я дома, – только и сказал Стефан.

Не доезжая замка, он остановился. Отправил гонца к Самборскому, а после обратился к своему отряду:

– Я и мой адъютант пойдем в замок первыми. Устроим переполох. Ваша задача – дождаться, пока в окнах появится свет, и атаковать. Лучше разделиться, половина – к главному входу, половина – к правому крылу, там, возможно, будет легче войти…

Тень на ярко освещенной площади стрелки упустили из виду. Стефан не сомневался, впрочем, что, даже начни они стрелять, он сумеет увернуться от пули. Но пока он осторожно крался вдоль стены, укрытый темнотой. Горящие костры на безлюдной площади придавали всему нереальный вид. Будто декорации для странного спектакля на пустой сцене. Все ворота были закрыты, решетки опущены, нижние окна заставлены чем попало. Даже старинный мост через реку умудрились поднять.

Стефан жалел, что не взял с собой Черныша – взлететь бы и опуститься на крышу…

Но и там выставлены стрелки, чтоб отгонять смельчаков из Студенческой армии…

Те, кто сторожил снаружи, переговаривались по-белогорски. Один из караулящих развернулся, краем глаза заметив движение. Стефан вжался спиной в стену, теряясь в спасительном обрывке тьмы. Солдат покрутил головой и отошел обратно. Тем, кто засел наверху с ружьями, костры освещали площадь, но здешним караульным из-за близкого огня ночь должна казаться еще темнее. Стефан осторожно двигался вдоль стены. Окна первого этажа низко, но все закрыты, заставлены на случай штурма.

Насколько Стефан помнил, помещения для слуг находились в правом крыле замка, с той стороны, что выходила на реку. Там наверняка следят, чтоб по реке никто не перебрался, но можно попробовать проникнуть на нижнюю галерею…

Стефан подождал, пока нагонит его вторая тень – Стацинский, и двинулся вперед. Берег тут уходил вниз почти отвесно. Они со Стацинским пробирались неслышно, цепляясь за пожухшую траву и пытаясь отыскать окно, через которое можно попасть внутрь и не наделать шума.

Наконец им повезло: одно из окон оказалось приоткрыто. Свет не горел, как и во всем замке, но внутри разговаривали. Двое, судя по голосам. Стефан вытащил из-за пояса чезарский кинжал, одной рукой уцепился за оконный проем и, в тот момент, когда в галерее, почуяв неладное, замолчали, вбросил себя внутрь.

Первому гвардейцу, кинувшемуся наперехват, он сразу вонзил кинжал под мышку, тот бесшумно сполз по стене. Второй смотрел с ужасом, приоткрыв рот, и, поняв, что в этот рот сейчас прорвется крик, Стефан рванул его на себя и полоснул по горлу. Крик захлебнулся, кровь хлынула – тяжелая, сладкая – Стефану на одежду. Он развернул тело, наклонился и жадно хватал губами кровавый ручей, пока он не иссяк.

Если забравшийся вслед за ним Стацинский и смотрел с осуждением, Стефан слишком проголодался, чтоб обращать на это внимание. Он быстро отер кинжал и сунул за пояс.

Куртка мокро липла к телу, но что поделать. Они все рассчитали правильно и оказались в коридоре для слуг, вот только слуг здесь больше не было. Осторожно ступая по разукрашенным плитам, Стефан вспомнил вдруг, как приезжал в замок по приглашению льетенанта. Розовое вино, розовые конфеты и белая сахарная ручка жены льетенанта – сейчас, верно, супруги уже на полпути к Стене… Интересно, висит ли еще в парадных покоях тот портрет?

Стефан, стараясь ступать бесшумно, устремился к черной лестнице; анджеевец так же тихо поднимался за ним. С лестницы было видно галерею второго этажа, бойцов, приникших к окнам. Галереи были темны – слишком широкие и высокие створки попытались закрыть. Шторы опустили, окна внизу заложили сорванными с кресел вышитыми подушками. На подушках там и тут почивали ружья. Бойцы явно опустошили замковую оружейную: на полу у их ног лежали сумки с патронами. Те солдаты, что не караулили у окон, забылись сном прямо на полу.

Он кивнул Стацинскому, и мальчишка рванулся вверх по лестнице. Через мгновение сверху грохнуло.

– Какого… – сказал вдруг один из бодрствующих солдат и вскочил.

– Измена!

Солдат, заметивший Стефана, надвинулся на него – и тут же получил лезвием в бок. Стефан действовал почти безотчетно. Стрелок завалился на пол. Затрещало чье-то огниво, запылал факел: солдаты пытались разглядеть гостя. Хорошо – он обещал своим людям свет…

– Нечистая! – вдруг взвыл один из бойцов, указывая на широкое зеркало в галерее, в котором неожиданный противник не отражался. – Нечистая сила, братцы, бей, во имя цесаря!

Тут уж на него накинулись всем скопом. Стефан привык к своей новой легкости, к тому, как замедлялись в драке чужие жесты. Остландцы быстро поняли, что сабля его не берет, начали палить. От нескольких пуль он сумел уклониться, но другие вонзились в тело. «Не серебро», – твердил он себе, через силу двигаясь дальше, не позволяя резким вспышкам боли себя свалить. В глазах у солдат появился ужас. На лицах читался один и тот же вопрос: «Что ты такое?»

Но теперь он мог ответить.

– Я князь Стефан Белта. – Из его ран текла кровь, должно быть, чужая, своей-то почти не осталось. Но раны на глазах затягивались. – Избранный князь Бялой Гуры и полноправный хозяин этого замка. Извольте… – Удар; парировать; да хватит терзать пистоль, ты же давно его разрядил… – Извольте его покинуть.

Сверху доносились крики – и выстрелы. Стефан глянул на ступеньки – Стацинского не видно. Ах, пес, он-то не бессмертный.

Едва отдавая себе отчет в том, что делает, Стефан задрал голову вверх, закрыв на миг глаза, нащупывая сознанием летучих мышей, прикорнувших на чердаке. Мыши проснулись, встрепенулись, снялись с пыльных балок – и тут же влетели в галерею третьего этажа.

Что-то ударило в плечо, Стефан отвлекся, запоздало парируя удар. Он рубил саблей почти не глядя, с одним желанием – обезвредить противника, а сам отступал потихоньку к лестнице. В нижней галерее уже гудело, слышно было, как в парадные ворота ударяют чем-то тяжелым. Он достиг черной лестницы в тот момент, когда его люди уже теснили солдат с другой стороны галереи. Затихший на время замок наполнился шумом. Стефан взбежал вверх, на миг потерялся в задымленной темноте, поперхнулся и еле успел увернуться: на него кинулись сразу же.

– Стацинский! – закричал он. – А, пес… Феликс!

– Феликс ему!

– Ребята, бей!

«Бить» не вышло: в первого попавшегося он разрядил пистоль и снова схватился за саблю. Те, в дыму, плохо видели, против кого сражаются. Летучие мыши носились по этажу с бешеным скрежетом.

– Ах, чтоб тебя!

– Берегись!

Сомлевший Стацинский оказался за одной из колонн. По боку у него растеклось темное. Стефан вздернул его на ноги. Поддерживая бесчувственного анджеевца, Стефан ступил к окну, бросил взгляд вниз. И Самборский не терял времени: только начался переполох в замке, и вот его солдаты уже на площади, сцепились с гвардейцами, еще немного – и прорвутся…

С другой стороны галереи, с парадной лестницы, раздавался топот. Гвардейцы Гайоса бежали по ступенькам на помощь товарищам. Стефан торопливо усадил Стацинского, прислонив к мраморной вазе, и быстро пересек коридор – мыши последовали за ним, как собака за хозяином.

Огромная парадная лестница, раздваиваясь, шла вниз, и по ней уже поднимались люди. Стефан замер на самом верху.

– Не стрелять! – своим, не оборачиваясь.

– Стойте! – А это уже капитан гвардейцев. Замер внизу с обнаженной саблей в руке.

Солдаты его тоже замерли, как на странном батальном полотне; на лицах дрожали отсветы факелов.

– Капитан Гайос, – сказал Стефан. Тот чуть наклонил голову.

– Князь Белта.

Узнал, хотя с лицом, покрытым кровью, князь, должно быть, больше походил на беглого каторжника.

– Позволено мне будет спросить, что вы здесь делаете?

– Как избранный князь Бялой Гуры, я пришел занять место, предназначенное мне по праву.

– На сколько дней? – спросил Гайос. – И какую цену мы заплатим за эти дни?

Он говорил спокойно. Можно подумать, они ведут светскую беседу. Если бы не тревожные отблески факелов, не звуки борьбы сверху. Гвардейцы сейчас отомрут, решат, что незачем разговаривать с преступником, – и бросятся.

Стефан сошел на несколько ступеней вниз. Поймал взгляд капитана.

– Прикажите вашим гвардейцам не стрелять.

Стефан заметил, как гвардейцы переглядываются.

– Льетенант сбежал, – проговорил Стефан, – вам больше некого охранять. Комендант города взят в плен. Я не уговариваю вас нарушить присягу. Я прошу только, чтобы вы приказали своим людям сдаться.

У Гайоса дернулся уголок рта.

Он явно сомневался. Совсем рядом шло сражение, гибли те, с кем он давал одну и ту же присягу. Красные отмороженные руки сжались в кулаки. Гайос отморозил их на Хуторах, куда попал за участие в восстании.

– Я прошу вас, – сказал Стефан четко и отчаянно, глядя в светлые глаза капитана, – сдавайтесь. Не будут же Ее дети на Ее земле убивать друг друга.

«Ну же! Чтоб тебя! Сдавайся!»

– Дайте мне слово, – через силу проговорил Гайос, – что вы сохраните жизнь всем моим гвардейцам.

– Я даю вам слово Белта, что сохраню жизнь всем, кто сдастся.

– Гвардия, – Гайос обернулся к своим, – льетенант бежал из города, не оставив нам приказов. Город захвачен. Мы в отчаянном положении. Я приказываю вам сдать оружие.

По рядам гвардейцев прошло смятение: с десяток человек, закричав: «Измена!» – выломились из общего застывшего ряда и загрохотали по ступенькам свободной лестницы вверх, на помощь товарищам. Остальные застыли в нерешительности. Гайос шагнул к Стефану, вынул саблю из ножен и протянул ему.

– Благодарю вас, – произнес Стефан куда суше, чем ему бы хотелось, но он не сомневался, что Гайос поймет, насколько Белта ему признателен.

Залязгало: подражая своему капитану, гвардейцы бросали сабли на пол.

– А‐а, да какого! – сказал вдруг один из них и стал ожесточенно срывать с себя эполеты. Несколько человек его поддержали; один стащил с себя кушак и разорвал его на две части, отбросив красную полосу.

В этот момент на лестницу высыпали люди Стефана, кашляя от дыма; кажется, бой на втором этаже кончился.

– Это же предательство, господа! – вдруг звонко сказал молоденький гвардеец. – Капитан, мы не можем сдаться сейчас, это предательство!

– Извольте подчиняться приказу!

Несколько гвардейцев бросились по ступеням вверх, на Стефана, а у гвардейца в руке оказался пистоль, и он целился в Гайоса. Стефан выстрелил раньше, выхватив пистоль у кого-то из своих: собственный он успел разрядить. Юноша охнул, выронил оружие и схватился за плечо. Зазвенели сабли: гвардейцы сцепились с повстанцами, ринувшимися на защиту князя. Поверх их голов Стефан поймал пораженный взгляд Гайоса: кажется, все произошло слишком быстро. Остландцев скрутили; впрочем, их только разоружили и вывели из города. Гвардейцев и вовсе отпустили на все четыре стороны. Некоторые остались, так же разорвав кушаки и получив обратно только что отданные сабли.

Велев препроводить Гайоса к себе домой, Стефан вернулся к Стацинскому. Анджеевец уже пришел в себя. Он оказался далеко не единственным раненым этим вечером, но, слава Матери, не попал в число убитых. Когда Стефан нашел его, юноша помогал уложить на носилки бойца с залитым кровью лицом. Белта с трудом узнал его: это был друг Зденека, еще один милициант. Стефан склонился над раненым, сказал несколько ободряющих слов, но так и не понял, услышал ли его бедняга. Стацинскому сказал:

– А вам самому носилок не полагается?

– Пустяковая царапина, – ответил тот. – Все прошло.

Но говорил он с неестественным апломбом, и при этом от него несло чем-то напомнившим чезарский эликсир. Стефан увлек анджеевца в сторону.

– Ну-ка признавайтесь, чего вы наглотались.

Стацинский сверкнул глазами.

– Это специальное зелье. Его делают у нас в Ордене. Оно в два счета ставит на ноги.

– И долго ли вы проживете, если после всякой раны будете так лечиться?

– Воины ордена Анджея обычно долго не живут…

Еще один. Но у Стефана хотя бы есть причина.

– Так вы рискуете не дожить и до конца восстания. Сопроводите этого несчастного в приют и оставайтесь там сами. Отоспитесь хотя бы остаток ночи. И не вздумайте оспаривать приказ.

Ополченцы уходили из города тихо, без бравурных маршей и клятв на площади, под тихое благословение доброго отца. Отправлялись нагонять багады, уже ушедшие к Планине и Казинке, вооружившись тем, что вешницу удалось своими заклятиями спасти от пожара. Галат и его товарищи морщились: сколько же порошка потрачено впустую, сколько оружия они не успели спасти с пылающих складов…

– Так зато и остландцам не достанется, – беззаботно пожал плечами пожилой хожиста. Старики не слишком жалели о черном порошке, дай им волю – армия и вовсе обошлась бы без огнестрелов.

Галат и Бойко решили остаться в городе: оба гораздо лучше были приспособлены к войне в университетских двориках и кабаках. Самборский же ушел, хоть Стефан и предпочел бы не выпускать его из виду. Но молодой князь так рвался защищать родину, что возражения оказались бесполезны. Вуйнович, хоть и подгонял бойцов, говоря, что раньше города и вовсе обороняли вдовьи роты да дети, сам остался в Швянте.

– Воевода должен быть одесную князя, – говорил он непреклонно. – Сейчас они все слетятся на нас, как пчелы на мед. Когда их одолеем, тогда нагоню остальных.

В полупустом городе оставались теперь только Стефан со своей ротой, Студенческая армия да багад Бранки. И вяло отстреливающиеся из своих убежищ цесарские солдаты. Вопрос со взятой крепостью решили радикально – наглухо заперли ворота. Говорили, что ночью солдаты осаждали тюремные стены – только теперь уже изнутри, чтоб вырваться и бежать.

В конце концов потянулись прочь и горожане.

– Нужно сказать, чтобы убирались подальше, – заметил Корда.

– О чем ты?

– Они доедут до тетки в деревне и счастливо там останутся. А завтра в ту же деревню заявится армия твоего друга, чтобы осадить город…

– Ты прав, – кивнул Стефан, с усилием не заметив «твоего друга».

– Я скажу Бойко, – проговорил военный интендант Швянта. – Пусть велит своим вестовым предупредить горожан.

Бежали не все. Те, кто в начале восстания вышел на баррикады, оставались в подчинении у Студенческой армии. К роте Стефана на третье утро прибавилась семья саравов: отец и четверо сыновей, все здоровые, все с оружием, которое неисповедимым образом добыли себе сами.

– Кто бы и кого сейчас ни бил, кончится все равно тем, что станут бить саравов, – объяснил старший, когда его спросили, отчего он хочет сражаться. – Так уж лучше мы начнем первыми…

На четвертый день Стефана разбудили днем. Даже через темные занавеси солнце светило так, что заломило виски и заслезились глаза. Надо попросить у вешница еще порцию его колдовства…

– Что такое? – спросил он хрипло.

– Они прислали парламентеров. Там, у моста…

У моста действительно ждали несколько конных. Одного из них Стефан узнал даже с такого расстояния.

– Матерь добрая. Это же Голубчик!

– Голубчик? – смешался генерал.

– Генерал и военный советник Лотаря. Его так прозвали оттого… впрочем, неважно теперь. Я думал, он командует войсками в Чеговине…

Всадники стояли недвижно. Стефан перевел взгляд на здание у моста: на крыше засели стрелки. Как бы им голову не напекло.

– Я поеду, – сказал Стефан. – Нужно с ним объясниться. При дворе мы были… почти друзьями.

– Я, пожалуй, ничего не стану говорить о твоем выборе друзей, мальчик…

Стефан накинул плащ с капюшоном, чтоб хоть как-то уберечься от раскаленно-белого солнца. Хорошо, что благодаря вешницу он вообще может выходить днем.

Около моста стояла тревожная, оглушающая тишина – такая бывает во сне, когда не слышишь выстрелов, будто заложило уши, только видно, как пули вспарывают землю и как падают убитые.

– Вот уж удружили вы мне, голубчик, – сказал парламентер. На коне он смотрелся еще лучше, чем во дворце, картинка, да и только. – Сделайте милость, сдайтесь, пока это все не перешло в… – Он поискал слово. – В погром, прости цесарь. Его величество любит вас, вы же знаете. Он в гневе, но я уверен, что он вас простит, если вы сдадитесь сейчас. – Голубчик усмехнулся: – Помните, вы приглашали меня к себе? А теперь, кажется, вовсе и не рады…

– Я рад любому гостю, который не приходит в мой дом с оружием.

Стефан невольно оглянулся на крышу – тихо.

– Боитесь, как бы ваши люди не выстрелили ненароком в парламентера? – ухмыльнулся Голубчик. – Если вы со своими не можете совладать, как от чужих будете отбиваться?

– Как-нибудь, – сказал Стефан, – отобьемся.

– Я со дня на день ждал отправки в Драгокраину, – вздохнул генерал. – а его величество берет и посылает меня в Белогорию…

– Все-таки у вас в столице превратное представление о нашем княжестве. Я давно уже не влияю на распоряжения цесаря, но я сделаю все, чтоб вам здесь было не скучнее, чем в Драгокраине.

– Он разгневается, – тихо сказал Голубчик. – А вы сами знаете, что, если его величество будет в гневе и пожелает вас наказать… Он пришлет сюда войска, не глядя на войну. Вы с ним поссорились, пусть, ваше дело, но обрекаете вы не только себя.

Как же все они вдруг забеспокоились о судьбах Бялой Гуры. Хотя Редрику Стефан готов был поверить.

– Если цесарь пришлет сюда войска, армия Бялой Гуры будет иметь честь дать им бой, – улыбнулся Стефан.

– А я ведь вечно заступался за вас, – с неожиданной обидой сказал Голубчик. – Когда говорили, что все белогорцы по натуре буяны, что им нельзя давать волю, я всегда ссылался на вас. Да, видно, зря…

Он поехал по мосту обратно, не оглядываясь, и Стефан понял: больше Остланд с ними разговаривать не будет. Теперь их будут бить.