Текст книги "Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг"

Чтобы читатель не подумал, что это уникальный случай, приведем отрывок письма В. Д. Бонч-Бруевича, которое тот написал в 1939 году внучке П. И. Бартенева, жившей в нужде и решившей расстаться с рисунком Пушкина, но просившей за него 15 тысяч рублей:

Я охотно верю, что Вам нужны деньги, точно так же, как они нужны многим лицам, но нельзя же исходить из этой нужды при оценке тех исторических ценностей, которые случайно принадлежат Вам, а должны бы принадлежать нашему государству и храниться в нашем Государственном литературном музее. Мы наверное знаем, что эти литературные ценности находятся у Вас, они зарегистрированы у нас в наших анналах. Вы за них ответственны перед законом. Неужели Вы хотите, чтобы я обратился к правительству за изданием особого постановления о незамедлительной передаче Вами этого документа в наш Гослитмузей? Я никогда не прибегал к этим мерам, и мне не хотелось бы этого делать, но… сокрытие этой величайшей культурной ценности ото всех в своем собственном обладании – это может заставить меня применить эту крайнюю меру.

Нужно ли говорить, что сам И. С. Зильберштейн, единственный из советских коллекционеров, у которого в собрании имелись две дарительные надписи А. С. Пушкина на книгах, достоянием общественности сделал только одну (купленную у вдовы П. Е. Щеголева, и при весьма непростых, скажем так, обстоятельствах), а вторую, полученную им после войны от А. Мазона, он хранил тайно, остерегаясь того, что государство рабочих и крестьян попросит (вероятно, все-таки не через начальника УНКВД) подарить этот автограф Пушкинскому Дому или еще кому-то.

Таким образом, ни при советской власти, ни в наши дни демонстрация владения шедеврами ничуть не придает уверенности, что ваши сокровища кому-то не приглянутся. И если даже в СССР музейные работники (которые и сами, как мы сказали, были коллекционерами) с кровожадностью натравливали на несговорчивых владельцев органы НКВД, то что уж говорить о нынешних временах, когда желающих получить задаром шедевры сыщется намного больше, чем в прежние годы. Особенно если вы не персона из списка Forbes или же ваше имя в кадастровых реестрах давно именуется «Российская Федерация», а просто человек.

В силу описанных причин, когда в 1998 году мы с А. Л. С. опубликовали и публично продемонстрировали дарительную надпись А. С. Пушкина внучке Суворова княгине М. А. Голицыной на первом издании «Евгения Онегина», то довольно скоро были вынуждены заявить, что «предмет продан». И сделали это исключительно ради того, чтобы обезопасить себя от многочисленных желающих заполучить этот шедевр. Затем более двадцати лет это сокровище пролежало в банковском сейфе и появилось вновь только в 2021 году, когда мы открыли миру свой «Музей книги».

Отдельные оттиски

В издательской практике существует и такое явление, как «отдельный оттиск», получивший особенное распространение в XIX и XX веках при выпуске периодических изданий или коллективных сборников и представляющий собою фрагмент книги или журнала со страницами определенного произведения. Фрагменты эти могут быть выделены изначально, а могут быть изъяты из журнала или сборника впоследствии; в зависимости от этого происходят и названия таких изъятий – оттиск или же вырезка (выдерка). Оттиски или вырезки, которые существовали в отдельности изначально, – обычно предназначались их авторам; те же, которые изымались из полных изданий впоследствии, – есть уже плод книжного собирательства или даже охоты.

Думается, что самым знаменитым отдельным оттиском в истории русской книги навсегда останутся «Стихотворения А. С. Пушкина (из Северных цветов 1832 года)». Десятилетием позже Н. В. Гоголь попросил несколько оттисков из журнала «Москвитянин», причем даже сам автор путает число напечатанных экземпляров. Он упоминает это невиданное издание не менее трех раз в своей переписке: Н. М. Языкову, 30 марта 1842: «Получил ли ты от князя Вяземского статью мою, помещенную в Москвитянине, под заглавием Рим, которую я велел для тебя отпечатать отдельно?»; Н. Я. Прокоповичу, 9 апреля 1842: «Из-за тебя я велел отпечатать пятнадцать брошюр отдельно»; и, наконец, А. С. Данилевскому, 9 мая 1842: «Посылаю тебе отрывок под названием „Рим“, который я нарочно тиснул в числе 10 экземпляров отдельно».

Оттиск может иметь различное полиграфическое исполнение и чаще вовсе не имеет отличий от аналога в полном экземпляре журнала или сборника, то есть это печатный лист (листы), изготовленный сверх тиража именно для оттиска. Но порой оттиск может быть напечатан на иной (порой более качественной) бумаге. Отметим же очевидные различия, которые можно наблюдать.

Первое – это пагинация, которая либо сохраняется, либо вводится заново, то есть нумерация страниц конкретной статьи в оттиске либо полностью соответствует нумерации страниц журнала или сборника (таким образом, при печати оттиска не производится никакого вмешательства в наборную форму), либо же в оттиске устанавливается уже отдельная пагинация, с первой страницы. Для последнего необходима частичная переверстка наборных форм, то есть после печати основного тиража в полосы с конкретной статьей вносятся изменения – в них меняются колонцифры, а затем полосы располагаются в печатных формах так, чтобы при фальцовке лист начинался первой полосой статьи. Бывает, что при превращении статьи в оттиск с применением переверстки происходят и недоразумения, поскольку оттиски обычно не проходили корректуру. В тексте выпадают буквы или даже строки набора, но это все-таки крайне редкий казус. Нужно признать, что при идентификации издания (оттиск это или вырезка) отдельная пагинация является едва ли не главным свидетельством того, что перед вами именно отдельно напечатанный оттиск.

Второе – наличие отдельной печатной обложки, на которой указано название журнала или сборника, а также зачастую имеется обычная в таких случаях ремарка «Отдельный оттиск». Разные печатные издания по-разному могут указывать сведения на обложках оттисков: в одних принято указывать только название журнала, в других – фамилию автора и название статьи, в третьих – и то и другое; варианты могут быть различны. Но вы в любом случае всегда сможете отличить обложку оттиска от обложки того печатного издания (журнала или сборника целиком), из которого этот оттиск происходит. Собственно, печатная обложка – это также важнейший признак, по которому можно утвердительно судить о том, что перед вами именно оттиск, а не вырезка. Единственным исключением можно считать оттиски, в тексте которых уже имеются указания, что это оттиск.

Третье – специальная ремарка. Вне зависимости от того, имеет оттиск печатную обложку или же он покрыт оберткой (то есть листом бумаги без всякого текста), зачастую сведения о том, что это происходит из конкретного журнала, сборника или даже газеты, – должны иметься внутри. Так, многочисленные оттиски из периодических изданий XIX века – «Журнала Министерства народного просвещения» и многих других, а также оттиски из столичных и провинциальных газет, которые переверстывались и представляли собой на выходе уже брошюру, а не газетный лист, – все они имеют в конце текста ремарку о происхождении текста. К примеру, «Из № 137–139 Московских Ведомостей» или нечто подобное. Нередко там же имеется и цензурное разрешение, поскольку печать оттисков с определенного момента требовала отдельного прохождения через цензуру.

В XX веке вошло в практику, когда академические журналы начинали каждую следующую статью с новой полосы, а на спуске первой полосы статьи указывали не только автора и название этой статьи, но и выходные сведения – название, год и номер периодического издания. Это было свойственно журналам Академии наук СССР, издававшимся во второй половине XX веке без особенных мыслей об экономии средств. И хотя они могут иметь специальные обложки для оттисков, но и отдельные статьи с такими сведениями, облаченные в характерную для вырезок немую обертку или даже без оной, когда полосой бумаги закреплен корешок, также относятся к категории отдельных оттисков (ценность их, к слову, достаточно велика, потому как именно журнальные статьи в области естественных наук были первыми публикациями научных открытий).

Четвертое – это специальный титульный лист. Вообще для авторских оттисков специальный титульный лист совершенно не характерен. Другое дело, когда автор не удовлетворялся несколькими экземплярами, а заказывал за свои деньги 10, 20, 50 или даже более отдельных оттисков. Это было для автора не так дорого – ведь основной расход состоял в наборе и корректурах, и этот расход обычно покрывался суммами основного издания; то есть если издатель давал добро, договариваясь об этой довольно неприбыльной и трудоемкой процедуре с типографией, то на автора ложился лишь расход за бумагу (за перемены колонцифр и переверстку, а также за титульный лист никто обычно счета не выставлял). Также довольно часто таким способом пользовались и сами издатели, которые для большей выгоды печатали некоторые статьи отдельно: во-первых, те, на которых редакция предполагала заработать помимо журнальной публикации, – так бывало во многих журналах, к примеру бартеневский «Русский Архив» довольно часто печатал оттиски, иногда переверстывая их, тиражом около пятидесяти экземпляров.

Во-вторых, многие статьи не умещались в одном номере, а разделялись на два или три; вот в этом случае оттиск представлял собой полный текст статьи или даже литературного произведения или перевода, собранный таким образом воедино. Конечно, порой это были целые монографии, бывало и многотомные, которые печатались во многих трудах учебных заведений продолжительное время. Такие оттиски снабжались отдельным титульным листом и в этом виде поступали либо к автору (для раздачи и подношений), либо к книгопродавцам для продажи. Причем в XVIII веке в практике Академии наук довольно частым было печатание для авторов «Ежемесячных сочинений» их статей с отдельными титульными листами и новой пагинацией; после этого авторы отдавали их в продажу уже от себя, тем самым получая гонорар (некоторые такие оттиски вошли отдельными номерами в Сводный каталог, некоторые почему-то не вошли).

Бывают случаи, когда нет возможности понять источник оттиска, или даже более того – довольно часто оттиск может быть описан в библиотечном каталоге в качестве самостоятельного издания, особенно если на нем нет указания о том, что это действительно отдельный оттиск. А когда доподлинно неизвестен источник, то брошюрка будет иметь в каталожной карточке аннотацию «Без обозначения места и года издания» или даже «анонимное издание». И все потому, что не удалось установить, откуда это издание взялось на свет.

В нашей практике был и совсем запутанный случай, когда в Апостольской библиотеке Ватикана мы нашли издание «Писем к князю Федерико Чези» Галилео Галилея, якобы 1641 года; то была брошюрка без титульного листа и выходных данных. Эта небольшая книжка хронологически попадала в корпус прижизненных изданий ученого, сохранился только один полный экземпляр этого издания, что затрудняло идентификацию. Из всего, что могло бы в этом помочь, – только издательская виньетка с вензелем в конце. Пришлось просмотреть все публикации Галилея в периодических изданиях: сперва XVII века – это не принесло никакого результата, затем XVIII века. И вот в нескольких номерах римского «Литературного журнала» 1749 года оказался искомый текст, а заставка на титульном листе журнала с вензелем полностью повторяла ту, что имеется на последней странице книжки из Ватикана, указывая на имя издателя. Этой находке была посвящена отдельная статья в ежегоднике РАН «Памятники культуры. Новые открытия». Однако нам в общем-то повезло, поскольку сочинения Галилея и о Галилее все-таки неплохо (хотя и не на 100%) учтены библиографически; трудность же состояла в том, чтобы найти все эти публикации и просмотреть их de visu. Когда же речь идет хотя бы и о русском, но малозначимом авторе, поиски источника могут быть и вовсе бесплодными.

Вырезки (иначе называемые «выдерками»), то есть изъятия из журналов или сборников, произведенные после выхода полного журнала или сборника в свет, призваны заменить собой отдельный оттиск. Как мы упомянули, они могли существовать изначально – это было в ХX веке, когда советская полиграфическая практика постоянно боролась за экономию, и печатать отдельные оттиски считалось дорогим удовольствием, доступным разве что Академии наук. Поэтому авторские экземпляры статей в менее значительных изданиях (научные сборники вузов и тому подобное) брались из уже отпечатанных и сфальцованных, но еще не подобранных в будущие блоки листов. Их-то можно было отпечатать сверх тиража (без дополнительной возни с печатными формами, приладкой и прочим) сколько угодно – и несколько десятков экземпляров тут погоды не делали. Там же, в типографии, подбирались отдельные статьи в нужном количестве экземпляров. Причем если статья начиналась не с нечетной полосы, а заканчивалась не в конце четной, то все лишнее (будь то фрагменты предыдущей и/или последующей статьи) чаще всего заклеивалось бумагой, а сама статья покрывалась оберткой из такой же простой бумаги или же только заклеивалась полоской вдоль корешка. Затем такая вырезка скреплялась проволочными скрепками «на прокол», и – готово! Теперь, под видом «отдельных оттисков» это передавалось авторам. В любом случае это было авторам много проще, чем покупать за свои кровные полноценные экземпляры.

Но еще в XIX веке бывало, что собиратель или просто читатель формировал специальные сборники из статей, вырезанных из периодических изданий, по тематическому или иному принципу. Все помнят так называемые ефремовские конволюты – те, которые по тематическому принципу составлял для себя издатель и библиофил XIX века П. А. Ефремов, присоединяя к отдельным изданиям статьи из журналов и даже вырезки из газет. В XX веке особенно прославился М. И. Чуванов, который обычно вкладывал в книги отдельных авторов и вырезки их статей из различных журналов и сборников; по крайней мере, для авторов рубежа XIX–XX веков это было частым явлением в библиофильской практике Михаила Ивановича.

Но много большее распространение получила такая практика во второй половине ХX века, когда наблюдался необычайный подъем интереса к литературно-художественным («толстым») журналам. Многие могут и сейчас, потянувшись к книжной полке, найти собранные воедино романы, вырезанные из подшивок «Нового мира», «Знамени», «Октября», «Иностранной литературы», «Даугавы»… Иного свойства были вырезки у специалистов – историки и филологи, стесненные размерами квартир, не могли оставлять себе полные комплекты журналов по своей специальности и время от времени сидели, утруждая руки, и раздирали их, отделяя то, что идет в макулатуру, от того, что останется на полке, но будет переплетено в тематические сборники. Целые стеллажи таких вырезок я помню в домах многих филологов, особенно этим славится Л. И. Соболев, который даже старался переплетать одинаково такие сборники, а многие видевшие эти «собрания статей» стремились получить от него координаты умелого переплетчика.

Последние два-три десятилетия в России в области антикварной книги возник новый «бум», который принял столь угрожающие масштабы, что мы скоро уже не будем иметь полных экземпляров некоторых журналов или сборников даже в главных библиотеках страны, не говоря уже о провинциальных книгохранилищах. Дело в том, что стоимость публикаций некоторых авторов так высока, что деятели антикварного рынка либо сами, либо через «посредников» изымают эти публикации из периодических изданий в государственных собраниях. Тут стоит вспомнить первые публикации русских писателей: А. С. Пушкина в 13‐м номере «Вестника Европы» за 1814 год, А. А. Блока в «Литературно-художественном сборнике» студентов Петербургского университета 1903 года и им подобные. Однако тот же пушкинский номер «Вестника Европы» чаще крадут полностью, потому что общеизвестно, что никаких отдельных оттисков в то время из «Вестника Европы» не делалось, то есть вырезка именно этой публикации не слишком удачный вариант, хотя в любом случае даже она легко конвертируется в дензнаки. Но иногда выдрать несколько страниц из некоего сборника – значит обогатиться серьезным образом. Приведем несколько таких примеров, интересных к тому же и библиографически.

Первая оригинальная публикация Ф. И. Тютчева – стихотворение «Урания» – датируется 1820 годом (за год до этого вышел перевод «Послания Горация к Меценату», известны случаи и ее бытования в виде двух листков, выдранных из библиотечного экземпляра). Стихотворение «Урания» было продекламировано одним из преподавателей в торжественном собрании (акте) Московского университета 6 июля 1820 года и вошло в состав собрания речей по случаю этого акта (шесть страниц с отдельной пагинацией); весь же сборник включал несколько сочинений, причем все остальные имели собственные титульные листы и собственную пагинацию; всего вместе 102 страницы, без общего титульного листа. Но, согласно мифу, даже канонизированному исследователями творчества поэта, существовали и оттиски этих сочинений, в том числе «Урании», причем даже с титульным листом. Не будем здесь вдаваться в рассмотрение ошибок библиографов и их причин, изложив нашу собственную версию:

6 июля 1820 года состоялся годичный акт Московского университета, и сразу же после этого, в течение двух недель, в Университетской типографии были отпечатаны некоторые сочинения, зачитанные на годичном акте: 1) речь профессора И. И. Давыдова «О духе философии греческой и римской» на латинском языке (26 с.); 2) ее перевод на русский язык, выполненный кандидатом В. Чюриковым (30 с.); 3) «Слово о необходимости знать законы гражданские» профессора Н. Н. Сандунова ([2], 28 с.); 4) Краткий очерк истории университета за прошедший год, написанный профессором И. А. Двигубским (10 с.); и, наконец, 5) тютчевская «Урания». Не были, однако, напечатаны ни сочиненные А. Ф. Мерзляковым торжественные хоры, ни французское приветствие, ни заключительная напутственная речь ректора А. А. Прокоповича-Антонского. Все изданные сочинения продавались вместе, объединенные в издательский конволют, причем некоторые из них (как минимум имевшие титульные листы речи Давыдова и Сандунова) и по-отдельности. Каждый из авторов, как было заведено, получил по некоторому числу экземпляров своего сочинения. А то обстоятельство, что подборка материалов акта 6 июля 1820 года не имела общего титульного листа, сыграло злую шутку: в начале 20‐х чисел Совет Университета разослал обязательные экземпляры, а также экземпляры, предназначенные для других учреждений и учебных заведений ведомства Министерства народного просвещения; рассылались они, как было принято, не в переплетенном виде, а стопочкой брошюр; в связи с этим родился миф о рассылке «отдельных оттисков», который вошел даже в Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева. Однако никаких «оттисков» не было, а были изначально несколько сочинений, которые продавались как вместе, так и порознь. И уж точно никогда не существовало «Урании» с собственным титульным листом, о котором много где написано; ведь даже обязательный экземпляр Императорской Публичной библиотеки (ныне утраченный) был без титульного листа и не имел никаких данных об издании, как и свидетельствует сохранившаяся печатная карточка с указанием даты и места издания в квадратных скобках. То есть, как бывало в книгоиздательской практике, сочинения эти существовали и по-отдельности, и вместе; другой вопрос, что сохраниться такое сочинение – шесть страниц, еще и увеличенным форматом в четвертую долю листа, – смогло практически только в издательских конволютах (что характерно для летучих изданий). Именно эти конволюты, посвященные годичному акту Московского университета 6 июля 1820 года, скоро во всех библиотеках будут лишены первой публикации тютчевской «Урании»; с другой стороны, на антикварный рынок время от времени будет выходить и триумфально продаваться «редчайший отдельный оттиск» первого стихотворения Тютчева.

Еще проще, но и более угрожающе обстоит дело с журнальными публикациями Н. И. Лобачевского, чья неевклидова геометрия, казавшаяся современникам чудачеством казанского профессора, в XX веке оказалась выдающимся научным достижением. И если в XIX веке только место ректора Казанского университета позволило Лобачевскому беспрепятственно опубликовать большинство своих ученых трудов в казанских журналах – сперва в «Казанском Вестнике», а затем – в «Ученых Записках Казанского университета», то в наше время за всеми его изданиями – как книгами, так и статьями – ведется настоящая охота. Казалось бы, вполне понятен интерес к отдельным изданиям (а книг у него вышло совсем немного), но почему также находятся охотники до вырезок из журналов? Дело тут в том, что Лобачевский обычно не довольствовался несколькими авторскими экземплярами журнала, а заказывал себе отдельные оттиски, которых обычно печаталось несколько десятков экземпляров. Особенно это было ему важно тогда, когда статья печаталась на протяжении нескольких выпусков и собрать ее воедино иным способом не было возможности. Впрочем, печатались такие оттиски не всегда, и различным тиражом (этому вопросу мы посвятили много времени и сил и смеем надеяться, что очерк о прижизненных изданиях Лобачевского нами будет все-таки закончен); однако общеизвестно, что значительная часть его статей издана и по-отдельности и даже поступала отдельно в библиотеки как обязательный экземпляр. Тому способствовали обстоятельства – будучи ректором университета, он мог за дополнительную плату получать требуемое число оттисков. Эти оттиски крайне редки и в общем-то давно осели в государственных собраниях; однако умельцы пошли другим путем: они разными способами начали изымать статьи Н. И. Лобачевского из хранящихся в государственных собраниях периодических изданий и «делать» из них новые отдельные оттиски.

Тут присутствует серьезная трудность: все отдельные оттиски сочинений Н. И. Лобачевского имели как минимум новый шмуцтитул, а чаще – отдельный титульный лист, на обороте которого следует указание, откуда этот оттиск. Именно поэтому такие новоиспеченные «отдельные оттиски» работ Лобачевского вместо подлинного титульного листа обычно имеют его качественно изготовленную копию. По крайней мере, мы имели возможность видеть такие экземпляры, однако сам подход «изготовителей» – внимательный и верный подбор бумаги, а иногда и имитация высокой печати – делает такие копии близкими к оригиналу, а главное, обычно покупатель интересуется совершенно другим – чтобы на таком экземпляре не было библиотечных печатей или их следов, а на заново изготовленном титульном листе этого как раз не будет по определению. Таким образом, численность «отдельных оттисков», в действительности вырезок, достаточно велика, а комплектных казанских журналов, крайне редких самих по себе, – ничтожно мала, поскольку их тираж был очень невелик в 1830‐х годах. События же последних лет, когда из многих библиотек странным образом исчезли некоторые тома казанских журналов 1830‐х годов, нанесли невосполнимый урон.

То же самое касается статьи Д. И. Менделеева «Соотношение свойств с атомным весом элементов» в № 2/3 «Журнала Русского химического общества» за 1869 год. Эта работа великого химика, помещенная на с. 60–77, представляет собой первую публикацию обоснования открытого им Периодического закона – одного из фундаментальных законов естествознания. Причем, как и в описанном выше случае с работами Лобачевского, по заказу автора были отпечатаны отдельные оттиски этой статьи: они имеют новую пагинацию (с. 1–18) и не только сведения на первой полосе об источнике статьи, но и цензурное разрешение – на последней. Тираж оттиска, как мы установили в своей книге «Загадка таблицы Менделеева: История публикации открытия Д. И. Менделеевым Периодического закона» (2019), составил 64 экземпляра; но представляет он собой исключительную редкость и сохранился разве что в нескольких библиотеках, куда поступил в качестве «обязательного экземпляра» (БАН, РНБ). Однако спрос на антикварном рынке на подобное издание – очень велик. И вот, чтобы его удовлетворить, для изготовления «оттиска» умельцы использовали полный том журнала, также довольно редкого (тираж 300 экземпляров), из государственных собраний.

Как это? Просто поделимся наблюдениями: с одной стороны, ни в Российской государственной библиотеке, ни в Российской национальной библиотеке этой статьи теперь уже нет, она была вырвана из хранящихся там томов журнала, причем не ранее, чем в последние двадцать – двадцать пять лет. Мы убедились лично в этом, когда писали нашу работу о первых изданиях таблицы Менделеева. С другой стороны, под видом «отдельного оттиска» на антикварном рынке как на Западе, так и в России за последние же годы появлялось не менее пяти таких «оттисков», но с пагинацией журнала (с. 60–77), которые представляют собой, конечно же, вырезки из журнала, а никакие не оттиски (один из них в 2001 году был продан более чем за 30 тысяч английских фунтов, а в 2019‐м оценивался в России в 850 тысяч рублей). Вывод, думается, напрашивается сам собой, а проверка экземпляров «Журнала Русского химического общества» в государственных библиотеках сможет выявить и более серьезные лакуны, чем указано выше.

По-видимому, ровно такое же происхождение имеют «оттиски» из № 47 (с. 461–484) и № 48 (с. 493–512) газеты «Медицинский вестник», в которых впервые опубликована основополагающая работа И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга». То есть при изготовлении таких «оттисков» опять же в большинстве своем пострадали полные комплекты этой малотиражной газеты, хранящиеся в государственных собраниях. Вероятно, если обратиться к экземплярам федеральных библиотек, в этом также можно будет убедиться.

Мы бы могли продолжить эту печальную констатацию, рассказав о судьбах первых публикаций основополагающих работ А. С. Попова, К. Э. Циолковского, П. Н. Яблочкова и других титанов науки, но надеемся, что приведенные примеры вполне доходчиво объясняют феномен таких «отдельных оттисков».