Текст книги "Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг"

Переплеты церемониалов

В XIX столетии, особенно начиная с середины века, при императорском дворе получил распространение жанр печатных церемониалов. Российский императорский дом стал настолько многочисленным, что Министерство императорского двора не нашло лучшего выхода, нежели извещать заранее членов коронованной фамилии посредством печатных изданий о порядках грядущих при дворе торжественных церемоний – крещений, въездов, присяг, миропомазаний, бракосочетаний. Как и большинство изданий подобного рода, церемониалы практически полностью проигнорированы библиографией и весьма скудно представлены в библиотеках.

Печатались церемониалы исключительно для императорского двора, тиражом в несколько десятков экземпляров; выходных данных они традиционно не содержат, лишь в редких случаях в колофоне имеется название типографии. Обычно в них вовсе нет даты церемонии, даже года, а лишь указано, что она состоится «в назначенный день», «в назначенные его императорским величеством день и час» и тому подобное. Столь неточная формулировка употреблялась умышленно, на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы можно было перенести церемонию на другой день без перепечатки церемониалов.

Основную ценность ныне они представляют не столько собственно собой как изданием, сколько переплетом. Дело в том, что нередко экземпляры церемониалов имели особое исполнение – переплет красного сафьяна (позднее – хорошо проклеенного коленкора) с государственным гербом; для траурных случаев употреблялись сафьян или коленкор черного цвета. Причем даже в мизерном основном тираже церемониалов имелись особые экземпляры, которые неизменно переплетались придворными переплетчиками и ныне воспринимаются в качестве наилучших образцов русского переплетного искусства XIX века.

А. Петерсон

Одним из лучших петербургских мастеров 1860–1870‐х годов, чьи произведения давно знакомы собирателям, был Андриан Петерсон (однофамилец будущего знаменитого владельца альбомной фабрики А. Д. Петерсена, основавшего свое дело в 1860 году и получившего признание в конце века). А. Петерсон имел свое ателье на Невском проспекте, в доме Сутгофа (рядом с Пассажем), и в начале 1850‐х был преемником другого известного петербургского переплетчика немецкого происхождения – В. Б. Шмита (Schmitt, по-русски почти всегда пишется ошибочно как Шмидт), одного из поставщиков императорского двора в 1830–1840‐х годах. Петерсон был постоянным переплетчиком Академии наук и ряда учреждений, в том числе Петербургского университета. Особенно вошел он в моду в 1860‐х годах, когда освоил технологию рельефного тиснения на коже посредством цельных металлических форм, с применением новейших больших прессов, закупленных им на родине. Вплоть до своей кончины (ок. 1874) он имел большие государственные заказы. Но и в середине 1870‐х годов под его маркой уже работали другие мастера, о чем свидетельствуют подлинные счета на изготовленные переплеты для императорского двора. По крайней мере, к 1875 году его марку выкупили переплетчики Р. Гефтлер (R. Hefftler) и Р. Молин (F. Molin), которые, организовав товарищество на паях, некоторое время работали в Петербурге как «содержатели переплетной Гефтлер и Молин», но под маркой «А. Петерсон».

К. Гааг

Переплетный мастер Карл Гааг работал в Петербурге в 1850–1870‐х годах; кроме собственно книжных переплетов, среди которых особенно ему удавались коленкоровые с золототиснеными сюжетными украшениями, он славился своими альбомами. Эта область его мастерства удостоилась официального признания: в 1862 году он получил почетное право быть экспонентом русского отдела Всемирной выставки в Лондоне, где представил свой шедевр – альбом в переплете, который он оценивал в 225 рублей серебром. Именно за него К. Гааг удостоился почетного отзыва Всемирной выставки «За хорошей работы изящные переплеты». В 1870‐х годах К. Гааг в своей мастерской в доме купца Ф. Ф. Зайцева (Стремянная, 19) исполнял обширные заказы Императорской Публичной библиотеки и получил официальное звание «Переплетный мастер Императорской Публичной библиотеки». Также он продолжал выступать экспонентом европейских выставок, получив в 1876 году почетный диплом Германской художественно-промышленной выставки в Мюнхене.

Несколько лет спустя место Гаага занял другой крупный переплетный мастер второй половины XIX века – Людвиг Адамович Мартенс (Martens), эстляндский немец, прибывший в январе 1882 года в Петербург из города Вейсенштейна (ныне Пайде) с дипломом подмастерья, вскоре выдержавший экзамен в Петербургской ремесленной управе на звание мастера переплетно-футлярного ремесла и в том же 1882 году взявший в свои руки мастерскую Гаага. (Не стоит путать Людвига Мартенса с более знаменитым петербургским мастером Федором Мартенсом, который с 1861 года поставлял свои произведения ко двору, а в 1875 году был пожалован званием поставщика двора его императорского величества.) Причем Людвиг Мартенс получил дело Гаага вместе со всеми контрактами, оставаясь официальным мастером Публичной библиотеки, а заведение его еще несколько лет именовалось «Л. Мартенс бывш. Гааг». Оставаясь в 1880‐х годах мастером Публичной библиотеки, он стал косвенным виновником утраты ряда купленных у Иосифа Бэра во Франкфурте ценных книг – в ночь с 17 на 18 мая 1886 года в его мастерской на Стремянной улице произошел пожар. После этого мастерская Гаага – Мартенса была продана последним другому мастеру, везенбергскому мещанину Юлиусу Крюгеру, который, как и предшественник, унаследовал контракты с Публичной библиотекой и работал для нее в течение 11 лет. После его смерти мастерская в 1887 году перешла к сыну, Виктору Юльевичу Крюгеру, который за свои работы для библиотеки, по представлению Д. Ф. Кобеко и по указу государя императора, был в 1909 году пожалован серебряной медалью «За усердие» для ношения на шее на ленте ордена Св. Станислава.

Т. И. Гаген

Теофиль Иванович Гаген (1831–1912), потомственный эстляндский дворянин, был владельцем одной из наиболее знаменитых переплетных фирм дореволюционной Москвы начиная с 1860‐х вплоть до 1917 года. В середине XIX века он приехал в Москву и начал здесь торговлю, открыв в 1861 году переплетную и линевальную мастерскую, а вскоре и большой писчебумажный магазин, который долгие годы располагался в доме Голицына на Большой Лубянке. Переплетная мастерская в действительности была скорее добавлением к основному направлению его коммерческой деятельности: прежде всего Гаген был поставщиком конторских книг, которые считались лучшими в Москве. Имя его было известно и за пределами России: в 1873 году Гаген получил почетную награду Всемирной выставки в Вене. В 1889 году его Торговый дом был реорганизован в «Торгово-промышленное товарищество Т. И. Гаген в Москве», на что 3 ноября 1899 года было получено высочайшее соизволение. «Товарищество Т. И. Гаген» получило 16 ноября 1902 года звание поставщика великого князя Сергея Александровича, а после его гибели, с 11 июня 1905-го, – поставщика его вдовы, великой княгини Елизаветы Федоровны. Это звание давало право на помещение императорского герба на продукции. В 1910 году капитал товарищества был увеличен на 200 тысяч рублей – до 600 тысяч. В 1913 году, после смерти Т. И. Гагена, наследники решили продать дело, а на высочайшее имя было подано ходатайство об увеличении капитала до миллиона рублей. А в 1917 году наследники удивительно прозорливо продали предприятие великобританскому подданному, который 4 мая 1917 года даже увеличил вдвое капитал общества, но в результате это приобретение не принесло новому владельцу ничего, кроме разорения.

Переплеты этой мастерской разнообразны, красивы, а неординарные экземпляры всегда привлекают внимание собирателей. Нельзя не сказать о том, что стремление следовать за модой и техническими усовершенствованиями не позволило этому предприятию выработать единый стиль, почему мы можем встретить и вполне качественный, аккуратный переплет, и выдающийся образец переплетного искусства, но нередко и далекий от эстетического совершенства.

А. П. Петцман

Московская переплетная Адольфа Петровича Петцмана была одной из наиболее известных в дореволюционной России. Стоит обратить внимание на характерные черты его продукции: широкие расставы и углы, блинтовое (а не золототисненое) выделение бинтов (в иных случаях Петцман употребляет золото, но тогда бинты декорированы и заходят далеко на расставы своими линейками); скромные флероны; наклейка с названием прямоугольной формы в золототисненой рамке, которая почти всегда заметно ýже ширины корешка. Поначалу для маркировки своей продукции мастерская употребляла каучуковый штамп с указанием адреса, но довольно быстро перешла к типографским наклейкам, столь памятным собирателям.

Начало мастерской было положено в 1895 году, долгие годы она располагалась в Мясницком проезде и была в большой моде у москвичей; он поставил переплетное дело на широкую ногу, что видно по сведениям из страховых документов – одних только заграничных кож в его мастерской было запасено почти на три тысячи рублей. В 1910‐х годах он расширил дело, обосновав типографию и учредив «переплетно-футлярную и конторских книг фабрику», закупил оборудование на электрическом приводе; в 1914‐м годовое производство оценивалось в 38 тысяч рублей; сотрудников у фабрики было около полусотни. Ассортимент продукции, который виден из рекламных объявлений фабрики Петцмана, был достаточно типичным для переплетного предприятия: «изящные папки для подношений, альбомы для любителей фотографии, изящные любительские и простые переплеты». В работе его предприятия деятельную помощь оказывала и супруга – Антонина Яковлевна Петцман. Будучи наиболее известным из московских переплетчиков начала ХX века, он до последнего не закрывал свое дело и его мастерская проработала вплоть до 1919 года, после чего была национализирована.

А. Д. Петерсен

Уроженец лифляндского города Верро (эст. Выру) Александр Данилович (Александр-Беньямин) Петерсен (1839–?) в 1860 году основал в Петербурге собственное переплетное заведение. Специализацией его был не столько книжный переплет, сколько различные альбомы, папки, бювары, футляры и тому подобное. В 1870‐х годах Петерсен был уже признанным петербургским мастером, купцом 2‐й гильдии, присяжным мастером переплетного цеха Петербургской ремесленной управы, то есть был одним из принимавших экзамены на звание переплетного мастера от имени цеха. В 1882 году А. Д. Петерсен участвовал во Всероссийской художественно-промышленной выставке в Москве, представляя различные альбомы по цене от одного до 250 рублей (!), и был удостоен серебряной медали «за альбомы отличной работы и изящной отделки, при значительном производстве». Также он выставлял свои изделия на Всероссийской художественной и промышленной выставке 1896 года в Нижнем Новгороде и награжден золотой медалью «за художественно-исполненные альбомы, переплеты и разные кожаные изделия, в особенности за прекрасные работы по тиснению кожи». Кроме того, в 1895 году он удостоился малой серебряной медали от Русского технического общества «за весьма изящно выполненные альбомы, папки и пеналы, покрытые кожей» на Первой всероссийской выставке печатного дела в Петербурге; тогда же он был приглашен в число экспертов переплетного отдела выставки.

Получив звание поставщика двора и разрешение украсить свою продукцию государственным гербом, он работал в Петербурге-Петрограде вплоть до 1917 года, называясь под конец «Альбомной фабрикой Петерсена». Расположенная в том же доме «Мастерская художественной чеканки по золоту, серебру и другим металлам» Ф. Гейльмейера регулярно выполняла накладки и металлические украшения к подарочным и адресным папкам, которые делались А. Д. Петерсеном. Редкие заказы именно книжных переплетов он получал не только от частных лиц, но и из Зимнего дворца, периодически исполняя переплеты для Собственных его императорского величества библиотек; забирал дворцовые заказы для фабрики и доставлял обратно готовые книги ко двору сотрудник А. Д. Петерсена, занимавшийся преимущественно художественной частью – Эрнст Графгаузен.

В. Нильсон

Переплетный мастер Виталис Нильсон, родом швед, один из лучших переплетчиков Стокгольма, несколько лет проработал в Петербурге в последнее десятилетие XIX века. В Петербург он попал благодаря родственным связям: его брат Карл-Август был известным петербургским комиссионером и торговцем дорогими кожами. Приехав в Россию в начале 1870‐х молодым человеком, Карл-Август открыл в 1873 году контору и магазин кожевенных товаров на Малой Морской, 7, в котором многие переплетчики, и не только переплетчики, покупали сафьян, шагрень и лайку; в 1890‐х он даже имел собственный заводик по окраске кож, которые закупал у русских поставщиков. Именно по его приглашению Виталис Нильсон прибыл в Петербург в середине 1890‐х годов. К тому времени он был одним из лучших шведских мастеров переплетного дела, причем известный и за рубежом: в 1893 году он представлял свои произведения на шведском стенде Колумбовой выставки в Чикаго и был удостоен диплома и медали этой знаменитой международной экспозиции за прекрасно исполненный переплет Библии. Нильсон был достаточно сильно расположен к свободной жизни, и в действительности главным его увлечением оставалась стрельба (даже в его мастерской в Стокгольме стоял шкаф для ружей), к тому же его утонченно-изысканные переплеты не находили в Швеции достаточного спроса. Несмотря на широкую рекламу и известность в кругу шведских любителей книги, он в 1895 году был вынужден переехать из своей мастерской в более скромное место, а вскоре, соблазнившись рассказами о богатых петербургских заказчиках, около 1896 года приехал в Петербург в поисках коммерческого успеха. В Петербурге Нильсон в 1898 году открыл мастерскую на Троицкой ул., 36, но, в отличие от Юлия Мейера (см. о нем ниже), который работал и для двора, и для частных заказчиков, имел монопольный контракт, благодаря чему «работал исключительно по заказам Товарищества М. О. Вольф», как для книжного магазина Товарищества, так и для его клиентов. По этой причине ряд переплетов имеет марку Товарищества, а не его самого.

Несмотря на оригинальный, изысканный стиль переплетов, проработал он в России недолго: мастерская Нильсона закрылась в 1900 году, и он вернулся в Стокгольм. Предприимчивое Товарищество М. О. Вольф продолжило переплетать книги в стиле Нильсона. Возможно, переплетчик по контракту обязан был обучить русских учеников.

С именем Нильсона связан ренессанс редкого стиля в обработке переплетных кож, который был весьма популярен в первой половине XVIII века и оказался полностью забыт полтора столетия спустя. Это специфическая окраска кож, которая напоминает шпон дерева, а точнее – шпон его корня (наиболее распространенный пример употребления в русском искусстве оригинального шпона такой фактуры, но светлого, – мебель так называемой карельской березы, которая, однако, значительно светлее фактуры корня дерева). Этот способ декорировки переплетов был от Нильсона перенят многими петербургскими переплетными заведениями, прежде всего А. А. Шнелем (см. о нем ниже) и его подмастерьями.

З. М. Тарасов – последователь В. Нильсона

В. Нильсон быстро вернулся на родину, а стиль его неожиданно стал пользоваться спросом у русских заказчиков. Одним из тех, кто сделал стиль Нильсона буквально своим, был переплетный мастер, сперва работавший на главного столичного переплетного мастера А. А. Шнеля, – Захар Матвеевич Тарасов (1880 – после 1926), почему переплеты такого типа еще у библиофилов прошлого века всегда именовались «тарасовскими». Очевидно, З. М. Тарасов довел этот стиль до совершенства, иначе библиофильская молва вряд ли связала бы такие переплеты с его именем – хотя мы, признаться, никогда не встречали переплетов подобного типа, украшенных собственной подписью Тарасова. Примечательно, что в литературе вопроса он постоянно титулуется «московским переплетным мастером З. М. Тарасовым» (без раскрытия имени и отчества – конечно, по скромности, а не по невежеству). В действительности Тарасов никакого отношения к Москве не имеет, а биография его, нами вкратце восстановленная, достаточно удивительна для придворного переплетного мастера.

З. М. Тарасов родился в деревне Рождествено Корчевскóго уезда Тверской губернии. Учился в сельской школе, но курса ее не окончил, а ушел на заработки в Петербург. Выучившись на переплетчика, он работал в других мастерских, а в начале 1910‐х годов начал работать самостоятельно, открыв переплетную у себя на Васильевском острове (5-я линия, 10). К 1917 году расширил дело, переведя мастерскую на Екатерининский канал, 17. Как доносит до нас книга пропусков Собственных Его Императорского Величества библиотек, сохраняющаяся в Архиве Государственного Эрмитажа, с 1912 года З. М. Тарасов стал переплетать книги для библиотеки Николая II в Зимнем дворце. С началом Первой мировой войны он был призван в армию и служил в звании рядового, после 1917‐го со всей душой встретил новую власть, имея за плечами посещение марксистского кружка, а 4 ноября 1918 года вступил в Российскую коммунистическую партию (большевиков), получив должность комиссара полка. Возвратившись в Петроград, он, сохраняя занятие переплетного мастера, был зачислен в штат Военно-морского училища (б. Адмиралтейство) на должность организатора коллектива РКП(б), то есть, используя более поздний термин, стал парторгом. В этой должности он четыре раза (!) выдвигался в Петроградский губернский совет рабочих и красноармейских депутатов, вплоть до 9‐го созыва (1923). С 1924 года, оставаясь активным коммунистом, Тарасов работал по своей основной специальности на переплетной фабрике «Унион»; в 1926 году перешел переплетчиком на ниточную фабрику «Китаб» и вскоре умер. Мы должны также сказать, что переплеты, несправедливо называемые «тарасовскими», в Петербурге, а точнее уже в Ленинграде, делались даже до 1930‐х годов, по крайней мере мы встречали некоторые издания ГИХЛа, облаченные именно в переплеты такого типа.

А. Шнель

Среди мастеров, работавших в России на рубеже XIX–XX веков, существует мифологизированная триада, знаменующая собой вершину русского переплетного искусства. Это три фамилии – Мейер, Ро, Шнель. Мы их назвали триумвиратом петербургских переплетчиков. Их произведения всегда ценились собирателями, и в XX веке любой переплет, отмеченный их ярлыком, пользовался спросом. А. Шнель был самым знаменитым, и мы начнем с него.

Александр Александрович Шнель, австрийский подданный, уроженец венгерского города Печ – один из наиболее известных столичных переплетных мастеров конца XIX – начала XX века. Сперва он работал в Вене, но в 1883 году перебрался в Санкт-Петербург, где в 1886‐м официально открыл свою мастерскую, а впоследствии и магазин канцелярских принадлежностей на Большой Конюшенной; записался в петербургское купечество 2‐й гильдии и уже сравнительно поздно, 6 мая 1909 года, получил за переплетные работы для двора право именоваться поставщиком его императорского величества и ставить на продукции российский герб. Именно в 1890‐х годах он с триумфом представлял русское переплетное искусство на выставках. Среди своих наград мастер особенно гордился следующими: серебряная медаль Сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в Боровичах (1894), большая золотая медаль Первой Всероссийской выставки печатного дела в С.-Петербурге (1895), золотая медаль Венгерской национальной выставки (1896) и, наконец, золотая медаль Всероссийской промышленной и художественной выставки (1896) в Нижнем Новгороде с формулировкой «За весьма тщательную мозаичную работу из кожи, как с технической, так и с художественной стороны, а равно и за изящное исполнение тисненых золотом переплетов». Тогда же он расширил свое производство и по состоянию на 1908 год имел мастерскую со штатом в 60 человек, получая многочисленные заказы и от казны, императорской фамилии, и от петербургских библиофилов высокого вкуса. Основные материалы и инструменты были привозными – как кожи и бумага, так и шрифты и переплетные украшения. В начале 1910‐х годов Шнель постепенно отказывается от массовых заказов, не выдерживая конкуренции с полиграфическими гигантами столицы, и сокращает свое производство, оставляя преимущественно изготовление художественных и библиофильских переплетов; осенью 1911 года закрывает магазин канцтоваров, в 1912 году вдвое сокращает численность сотрудников переплетной. С началом Первой мировой войны, в сентябре 1914-го, Шнель захотел сменить австро-венгерское подданство на русское, но не получил ответа на свое прошение, уехал в Будапешт и, по-видимому, уже более не возвращался в Россию.

На антикварном рынке книги в переплетах, на которых стоит марка мастерской А. А. Шнеля, встречаются достаточно регулярно, однако это можно сказать о полукожаных достаточно скромных переплетах. Что же касается цельных марокенов, декоративных сафьянов, они всегда были заветной мечтой для собирателей, и по-настоящему качественных шедевров этого мастера на рынке практически не встречается.

Э. Ро

Фамилия этого мастера общеизвестна в кругах исследователей и любителей, биография его известна не так хорошо, а полное написание имени долго оставалось неизвестным. Звали же его Луи-Шарль-Эдуард Ро, он был французским подданным и приехал из Франции уже сложившимся мастером. В российской столице он работал с 1880‐х годов: сперва на Малой Морской, а с начала 1890-х – на Моховой улице, где содержал «Французскую переплетную» и, с середины 1890-х, магазин. Ро предлагал «переплеты всякого рода, специальные изящные переплеты, мозаичные вензеля и украшения». После его смерти, случившейся в 1900 году, мастерская перешла к его вдове, Ирине Абросимовне Ро, которая продолжала дело под маркой «Эдуард Ро» вплоть до 1917 года. Несмотря на высокий уровень этой мастерской, она работала преимущественно для частных лиц, а не для двора или казны: тому виной, как и в случае с А. А. Шнелем, баснословно высокая стоимость переплетов. Как и у других лучших переплетчиков, у Ро были свои «монопоклонники», что объяснялось привязанностью к конкретным мастерам его ателье и особенным «европейским» стилем его работы. Постоянными клиентами Ро, а затем его вдовы были богатейшие коллекционеры-купцы Г. В. Юдин и М. Е. Синицын. Традиционно переплеты его помечены наборным штампом «E. Rau» на дублюре, обычно золотом.

Ро и Лондонская переплетная выставка

Хотя Эдуард Ро не участвовал в выставках и вообще был равнодушен к рекламе, довольствуясь своей исключительной репутацией, мы разыскали единственный случай, когда он отступил от этого правила, и случай прелюбопытный.

Речь идет о начинании, предпринятом лондонским книгопродавцем-антикваром Джеймсом Трегаскисом. В 1890 году он вместе с женой заказал известным переплетчикам Великобритании и Европы переплести на свой вкус одинаковые экземпляры сказки Чарлза Кингсли «Дети воды». В марте 1891 года 41 экземпляр этой книги в различных переплетах был выставлен в их магазине на Холборн. Этот опыт оказался удачным, так что два года спустя, в 1893‐м, проект был повторен – на этот раз при участии их постоянного клиента, издателя Уильяма Морриса. Трегаскисы выкупили часть тиража переложенной и изданной Моррисом в 1893 году французской сказки XIII века «Роман о короле Флоре и прекрасной Жанне» (76 экземпляров из тиража в 365) и привлекли к переплету экземпляров не только европейских и английских мастеров, но и переплетчиков всего мира, поставив перед ними единственное условие – чтобы переплеты не превосходили по своей стоимости двух английских фунтов (совсем немало по ценам того времени). Из русских мастеров в этом беспрецедентном художественном предприятии принял участие один-единственный мастер – Эдуард Ро.

В результате 27 июня 1894 года в их салоне на Холборне были выставлены одновременно 73 (!) экземпляра сказки Уильяма Морриса в совершенно различных переплетах, как по технике и манере, так и по употребленным материалам, которые изготовили мастера со всего света – из 28 стран; три экземпляра, однако, так и не были переплетены: один погиб в Греции при землетрясении, второй в Альтенбурге при пожаре, а третий, отправленный в Кашмир, вернулся непереплетенным, потому как там не удалось найти мастера. Каталог экспозиции сопровождала статья крупного специалиста в области переплетного искусства Сирила Давенпорта. Ни одного переплета ценою два фунта не оказалось – самый дешевый, изготовленный на острове Ява, стоил 2 фунта 10 шиллингов, а самый дорогой, выполненный в Копенгагене, – марокен с мозаикой из сафьяна 13 цветов – 21 фунт.

Эдуард Ро исполнил переплет из оранжевого мелкозернистого левантийского марокена, натиснив его тонким золотым орнаментом и украсив инициалами Уильяма Морриса в центре крышек. Выставка произвела большое впечатление на публику: в частности, ее пожелала увидеть королева Виктория, для которой течение экспозиции было прервано ради того, чтобы устроить персональный показ в Большом коридоре Виндзорского замка. Он состоялся 3 июля 1894 года, и королеву, которая «осталась в восторге», сопровождали при этом несколько высоких гостей. Среди них были «русский царевич» – наследник цесаревич Николай Александрович, прибывший в Великобританию на яхте «Полярная звезда», и внучка королевы – принцесса Гессенская Алиса, будущая русская императрица Александра Федоровна. Почти наверняка высокородные зрители обратили внимание на единственную работу русского мастера, представленную на выставке. Несмотря на то что половина экземпляров уже была зарезервирована богатыми английскими и американскими книголюбами, им не суждено было получить свои заказы: Трегаскисы уступили всю коллекцию переплетов целиком вдове Джона Райландса – крупнейшего и самого богатого текстильного фабриканта эпохи. После его смерти вдова учредила в память о нем библиотеку в Манчестере, которую щедро комплектовала и где до настоящего времени сохраняется это переплетное собрание.

Одним из косвенных последствий этого предприятия оказалось то, что имя русского мастера Эдуарда Ро встало в один ряд с именами лучших мировых переплетчиков своего времени. При этом сам исход экспозиции, серьезно пополнивший счета Трегаскисов, оказался не слишком приятен тем, кто рассчитывал на приобретение не всей коллекции (о чем и мыслей не было), а шедевров конкретных переплетных мастеров. По этой причине некоторые из переплетчиков по окончании экспозиции получили от Трегаскисов, желавших заработать и на отдельных экземплярах, заказы на повторение, хотя бы и с вариациями, своих переплетов для конкретных собирателей. Одним из таких мастеров стал и Эдуард Ро, поскольку на этом настоял заказчик – лондонский библиофил, член совета Общества изучения книжного знака Франк Хауэлл.

После смерти Хауэлла в 1911 году в Лондоне его книжная коллекция была продана с аукциона, и экземпляр «Короля Флора и прекрасной Жанны» уплыл в Америку, чтобы пополнить коллекцию крупного собирателя Чарлза Уокера Эндрюса. После того как и это собрание пошло с молотка, экземпляр сменил еще двух владельцев, вернулся в Старый Свет и в конце концов, уже в 2000‐х годах, был куплен одним из старейших антикварных магазинов Великобритании (Henry Sotheran Ltd, est. 1761; London). Именно здесь мы приобрели этот фантастический экземпляр, который мог бы стать украшением любого музейного собрания, для нашего «Музея книги».

Ю. Мейер

Жюль (Юлий Степанович) Мейер, французский подданный и французский переплетный мастер. В отличие от других именитых современников, Мейер чаще выполнял заказы императорского двора, нежели частных клиентов. Его работы для нетитулованных особ были крайне ограничены, поскольку на протяжении 35 лет – с 1879 по 1914 год – он был императорским переплетчиком, причем с конца 1906 года работал исключительно для двора, в том числе и для Николая II лично. Изначально не слишком обеспеченный, Мейер основным своим богатством считал природное дарование переплетчика и нажитые инструменты и благодаря им имел постоянный доход. Занимая место заведующего переплетной при исправительном арестантском отделении Санкт-Петербургской городской тюрьмы, он на правах одного из лучших столичных мастеров в 1895 году вошел членом-экспертом в состав Экспертной комиссии Первой Всероссийской выставки печатного дела. Когда в 1906‐м мастерская исправительного арестантского отделения была «сокращена», то работы по переплету частично оказались переданы в переплетную мастерскую Царскосельского Комитета Общества Красного Креста, которой заведовал известный переплетный мастер П. П. Ариничев. Однако к тому времени Ариничев уже собирался в отставку, так что реорганизация лишь подтолкнула его к скорейшей подаче прошения. И тогда заведующий Собственными его императорского величества библиотеками и арсеналами В. В. Щеглов попросил начальство о назначении Мейера в свое ведомство:

Позволяю себе очень рекомендовать вам на освободившееся место – переплетного мастера Юлия Мейера, уже много лет работающего для Высочайшего Двора, заслуженно пользующегося репутацией отличного знатока своего дела, и кроме того заведовавшего в продолжении 16 лет переплетной мастерской исправительно-арестантского заведения.

А год спустя, в 1907-м, Мейер сделался не просто нужным, а совершенно необходимым двору, причем при драматических обстоятельствах: 11 января на третьем этаже Зимнего дворца, ровно над помещением библиотеки, прорвало водопроводную трубу. В результате 32 шкафа с книгами оказались подмочены струившейся сверху водой, особенно пострадали 368 книг и 112 переплетов, которые нуждались в срочной реставрации. Мейер получил тогда пять порций пострадавших книг, общим числом 327 томов, и денно и нощно трудился над ними несколько месяцев. Этот труд «знатока переплетного дела и специалиста по реставрированию господина Мейера» был в июне отмечен в докладной записке Щеглова, и повелением Николая II переплетчика наградили золотыми часами на цепочке с изображением государственного герба. В эти же годы он получил от дворцового ведомства казенную квартиру на Миллионной улице, а в 1912 году – мастерскую непосредственно в Зимнем дворце. После его смерти в 1914 году уже не было переплетных мастеров, кто бы работал для государя непосредственно во дворце.

Разыскивая два с лишним десятилетия переплеты Юлия Мейера, мы собрали беспрецедентную для частного собрания коллекцию его исключительных по художественной ценности работ, и без всяких размышлений можно сказать, что этот мастер был наиболее совершенным из всех, кто когда-либо работал для русского императорского двора.