Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

Ярость вырвалась наружу и с протяжным скрипучим криком, граф Дракула обнажил свои выточенные клыки и длинный двуручный меч.

– Ты прав, поэт, мы пересмотрим ставки на твоё возвращение. Вы все трое уже покойники.

– Что ты наделал? – со всей ненавистью, Шатопер схватил Гренгуара сзади за ворот плаща и притянул к себе. – Это конец!

– О, нет, mon cher. – Певец Парижа с довольной улыбкой от уха до уха, обернулся и посмотрел полицейскому прямо в ясные голубые глаза полные отчаянья. – Это только начало.

Феб никак не мог понять, почему Гренгуар продолжает оставаться совершенно спокойным и даже веселым, ведь ситуация была совершенно безвыходной. Неужели он изначально планировал пустить их план под откос? Неужели он все же предал их? После всего что было! После всех его слов!

– Взять этих двух голубков! Поэта не трогать! Он мой! – громко скомандовал Цепеш и грешники, с ним во главе, всей массой ринулись к обреченной на гибель троице.

Шатопер обернулся к возлюбленной и их взгляды встретились.

– Прощай, любимая. Я буду вечно любить тебя, – голос полицейского дрогнул от досады, ведь спасение было так близко.

– Прощай, любимый. Даже смерть не разлучила нас, а значит и им это будет не под силу. Наша любовь будет вечной. Навсегда. – Джульетта влюблёнными глазами, полными слез печали, смотрела на своего светлого рыцаря.

И в тот момент, когда Феб изо всех сил обнял любимую, а их губы слились в страстном поцелуе, над пустырем раздался жуткий нечеловеческий крик боли. Влюблённые оторвались друг от друга, испугано глядя на Гренгуара, стоявшего к ним спиной. Шатопер слышал, как рвутся его мышцы и ломаются рёбра, но никак не мог понять, что происходит. Армия трупов тоже замерла, с ужасом глядя на Певца Парижа. И в следующий миг поэт вскинул вверх правую руку, в окровавленном кулаке которой сжимал что-то светящееся и пульсирующее. Феб внимательно пригляделся к слабому источнику света и все понял – Гренгуар держал над собой своё собственное сердце.

Армия грешников во главе с Цепешом резко шарахнулась назад, спотыкаясь и падая друг на друга. Шатопер с Джульеттой бросились к поэту.

– Гренгуар, – в голосе полицейского были слышны тревога и стыд. – Как ты?

– Хм, – усмехнулся поэт, опустив голову на грудь и тяжело дыша, – будто мне вырвали сердце. Черт! Это даже в буквальном смысле звучит до мерзости сентиментально.

Перед глазами спутников предстала крайне странная картина – целая толпа вооруженных до зубов головорезов застыла в ужасе, глядя на сжатое в кулаке над головой поэта, сердце.

– Ну, что ж, mes amies, я так понимаю, что желающих мешать нам больше нет? – поэт поднял свой взгляд на Цепеша, и его перепуганную армию. – Точно? Говорите сейчас или молчите всю жизнь! Больше я этот фокус проворачивать не собираюсь!

Толпа ответила ему громким молчанием.

– Хорошо, – кивнул Гренгуар и обернулся к своим спутникам, не опуская вниз руку со светящимся органом.

– Ты вырвал своё сердце! – с глазами полного ужаса Джульетта смотрела на Певца Парижа.

Взгляд поэта на несколько секунд застыл на девушке, и он вновь посмотрел на полицейского.

– А она у тебя сообразительная, – с неприкрытым сарказмом заметил поэт. – Видишь, на что я готов пойти ради нашей общей цели. Итак, слушайте меня внимательно, – Гренгуар заговорщически обвёл взглядом влюблённых и продолжил. – Свет моего сердца, мягко говоря, не особо сильный. Что поделать. Будем рады тому, что есть. Именно этого света так боятся эти отморозки, поэтому пока мы втроём освещены им, нам ничего не угрожает. План действия таков, я пойду вперёд сквозь эту толпу головорезов, а вы следуйте за мной, как можно ближе и не отставайте. Примерный радиус освещения один метр и лучше, нам не уточнять, так ли это. Эти ублюдки постараются любым способом нас достать. Все понятно?

– Кучкуемся и идём напролом. Все предельно ясно, – уверено ответил, Феб, а Джульетта лишь, молча, кивнула.

– Превосходно. – Певец Парижа широко улыбнулся и, вновь повернувшись к перешептывающейся толпе трупов, направился в их сторону, а возлюбленные последовали за ним, дыша в затылок.

По мере того, как спутники, озарённые сердечным светом, медленно приближались к армии грешников, те нерешительно расступались, образуя живой коридор. Лишь Цепеш стоял, не шелохнувшись, и смотрел на троицу исподлобья взглядом полным ненависти. Спутники остановились в метре от предводителя грешников.

– Не расстраивайся, mon amie. – Гренгуар открыто глумился над румынским князем. – По моему глубокому убеждению, тебе здесь будет намного лучше без меня. Пойми, дело не в тебе. Дело во мне. Мне нужно уйти, чтобы разобраться в своих чувствах. Прости.

– Люцифер никогда не простит тебя, поэт, – в тихом скрипучем голосе графа Дракулы было слышна вся та ненависть и ярость, что бушевала у него внутри. – Ты будешь до конца своих дней расплачиваться за то, что здесь натворил.

– О, за это можешь не переживать. Я давно перестал жить опасениями за будущее, ведь его просто не существует. Есть только настоящее. И в этот самый момент, я не просто творю величайшую историю, которую запечатлеют в веках. Я пишу новую Библию. Возможно даже через пару столетий, у меня появятся собственная вера и последователи.

– Своя религия? Ты серьёзно думаешь, что все это сойдёт тебе с рук? У тебя окончательно крыша поехала? – Цепеш аж задыхался от гнева и возмущения. – Ты не Бог!

– Иисус тоже им не был, но это никак не помешало ему вернуть душу Лазаря и вознестись в рай.

– Ты сумасшедший! Ты и впрямь возомнил себя Иисусом?

– Боже упаси! Я – Певец Парижа, поэт Гренгуар! А теперь прочь с моей дороги.

Поэт сделал лишь шаг в сторону Цепеша, и свет его сердца коснулся бледной кожи предводителя грешников. Оглушающий визжащий крик невыносимой боли вырвался из груди графа Дракулы и он, бросившись на землю, в адских муках принялся кататься из стороны в сторону, пытаясь хоть как-то заглушить свою боль. Бледная кожа на лице и под доспехами плавилась, как воск, а из груди доносился тягучий стон, будто раненого зверя. Армия, глядя на страдания своего предводителя, ещё дальше отступила от спутников, сделав проход между их строем шире.

– Крепись, mon amie. Такие ожоги долго заживают. – Гренгуар с наслаждением смотрел на силу своей самовлюбленности в действии. – Ну а нам пора. Au revoir.

Подмигнув на прощанье истязаемому жуткой болью румынскому князю, поэт своей легкой и непринужденной походкой направился сквозь строй испуганных, но озлобленных головорезов, а влюблённые поспешили за ним, стараясь не отставать ни на шаг. В их случае, промедление могло стоить им жизни.

Спутники медленно и осторожно двигались по проходу между клацающими оружием мертвецами, которые только и ждали возможности вцепиться в их плоть. Словно коршуны, грешники следили за каждым шагом идущих мимо них поэта с, практически вплотную прижатыми к нему влюблёнными, выжидая одну единственную ошибку. Но Гренгуар уверенно держал сердце над собой. Вскоре путники миновали толпу грешных душ и направились по изначально проложенному маршруту – напрямик через весь Ад к Стиксу. Несмотря на то, что Цепеш и основная часть Армии осталась позади, небольшие группы гниющих воинских душ продолжали преследование троицы, ускорившей шаг. Поэт видел, как их тени периодически мелькали по обе стороны от них.

– Нам ещё далеко? – неожиданно прервала молчание Джульетта.

– Это, смотря как посмотреть, но в любом случае большая часть пути уже позади, – всматриваясь прямо перед собой, ответил Певец Парижа.

– Ты спас нам жизнь, – неуверенно прозвучал голос юной Капулетти. – Я… представить себе не могла, что ты способен на подобное… – было слышно, как тяжело даются ей эти слова. – Я должна извиниться за…

– Ну, все! Хватит! – Гренгуар был польщен, но сами слова и то, как она их произносила, заставляли его чувствовать себя крайне омерзительно. – Во-первых, ваши жизни, я ещё не спас. Во-вторых, не стоит извиняться. Красивым девушкам это не к лицу. Особенно перед такими, как я. У меня нет души, как вы помните, а значит я не испытываю душевных терзаний – ни благодарности, ни обид, ни разочарования. Ну а в-третьих, как тебе уже говорил твой ненаглядный, у меня хобби такое – спасать его жизнь. Так что давайте сосредоточимся на нашем благополучном возвращении в мир живых, потому что козыри в моих рукавах закончились.

Спутники продолжали свой путь в полном молчании. Лишь изредка Феб перешёптывался с Джульеттой, а иногда они даже хихикали, что безумно раздражало поэта, который продолжал упорно держать своё сердце над собой в затёкшей руке. Они миновали пустынный Тракт Самоубийц и уже направлялись прямиком к мертвому лесу, через который они должны попасть в сеть подгорных туннелей, и уже по ним добраться до скалистого берега Стикса. Осталось совсем немного, и они будут дома. Гренгуар помнил прошлый опыт и потому не спешил радоваться раньше времени. Будь он один, как обычно, вряд ли его что-либо беспокоило сейчас, но теперь на нем ответственность ещё за две души, которые едва ли в состоянии позаботиться о себе в этом проклятом месте. Вернуть их целыми и невредимыми в мир живых было теперь первостепенной задачей. И дело не в том, что бездушный поэт пропитался к этой, до мерзости сентиментальной парочке симпатией, просто он уже слишком много сил вложил в эту грандиозную аферу, и теперь просто никто не имел права отнять у него заслуженный триумф. По крайней мере, именно так он объяснял себе своё чрезмерное волнение за судьбы своих спутников.

Когда троица вступила под кроны чёрных, как уголь, деревьев с голыми кривыми ветвями, торчащими в разные стороны и напоминающих застывшие в адских муках человеческие силуэты, перемещаться вплотную друг к другу стало крайне проблематично – мешали торчащие повсюду из-под земли сухие корни чёрных гигантов. Путники перебирались очень медленно, глядя себе под ноги и аккуратно переступая древесные препятствия. Даже сам поэт двигался очень сосредоточенно и осторожно. Вскоре они пересекли небольшой сырой овраг, и вышли на пустынную поляну. У Джульетты уже опухли лодыжки от трудного перехода через лесную чащу, и она остановилась перевести дух. Феб приобнял её за плечи.

– Ты как? – участливо поинтересовался юноша.

– Все хорошо. Ноги немного ноют, – с извиняющейся улыбкой ответила юная Капулетти.

– Ради всего святого! Вы издеваетесь? – Певец Парижа с наигранным возмущением обернулся к влюблённым. – Вы ещё привал устройте! Вас ничего не смущает? – поэт указал вверх на зажатое в кулаке сердце.

– Устал держать? – с насмешкой спросил полицейский.

– Ха-ха. Как смешно. Да ты прям шутник, – язвительно отозвался Певец Парижа. – Только я не об этом. У вас как обстоят дела с глазомером? Как ты думаешь, mon cher, какое сейчас между нами с тобой расстояние? Ну, так навскидку.

Теперь Шатопер понял, о чем так возмущённо им говорил поэт – влюблённые находились вне световой защиты сердца. Феб взял любимую за руку, и они приблизились к Гренгуару.

– Замечательно! Теперь мы можем продолжить наш путь, юная леди? – Певец Парижа с издёвкой обратился к Джульетте. – Потому что, если что, вы, конечно, можете присесть здесь, устроить пикник и в полной мере насладиться прекрасными пейзажами этого невероятно живописного леса, пока ваш прекрасный рыцарь будет массировать ваши изнеженные ступни.

Возмущённый Феб уже был готов ответить дерзящему поэту, но девушка остановила его, крепче сжав его руку, и юноша посмотрел на неё.

– Он прав. Сейчас не время для слабости. Мы должны выбираться отсюда, – Джульетта была полна решимости, и Шатопер одобрительно кивнул.

– Умница, mon chéri! – Певец Парижа был приятно удивлён боевым настроем этой хрупкой девушки. – Отдохнем на том свете, а с этого пора валить. В путь.

И Гренгуар ускоренным шагом направился к деревьям расположенным на другом конце поляны. Влюблённые поспешили за ним. Напряженность и тревога отступили. Уже увереннее и легче путники пробирались сквозь мрачную лесную чащу, а поэт даже принялся насвистывать веселую мелодию. Феб и Джульетта помогали друг другу перебираться через труднопроходимые участки, и вскоре троица вышла на широкую тропу.

– По ней мы доберёмся до подгорного туннеля, который выведет нас прямиком в Долину Самоубийц, а уже там, через пустоши, мы выйдем к Причалу Теней, – объяснил Гренгуар и все трое быстрым шагом направились вперёд.

С каждым шагом поэт ускорялся все больше и больше и уже скоро путники почти бежали. Джульетта едва поспевала за их провожатым. Как вдруг, справа от неё, из непроглядной темноты леса с леденящим душу воплем к девушке бросился полуразложившийся труп. Джульетта лишь мельком увидела безумные выпученные глаза и гнилые зубы в держащейся лишь на сухожилиях челюсти, когда свет сердца с шипящим звуком ошпарил жуткого грешника, и он с диким криком отпрыгнул назад вглубь леса. Девушка от неожиданного испуга шарахнулась вперёд, пытаясь увернуться от нападавшего, и всем телом налетела на Гренгуара. Поэт потерял равновесие, зацепившись ногой за ногу, сделал два неуклюжих шага вперёд в попытке все же устоять на ногах, но рухнул на пыльную землю. Он, словно в замедленном действии, видел, как его кулак непроизвольно разжался и выпустил сердце и оно, пролетев несколько метров, исчезло среди деревьев. Не теряя времени, поэт вскочил на ноги и бросился следом за ним, но ему уже преградили путь трое вооружённых мечами воина. Певец Парижа выхватил трость из-за пазухи и молниеносно нанёс удар вороном-набалдашником точно в переносицу ближайшего к нему грешника. Казалось, и на другом конце Ада было слышно, как хрустнул его нос, бросив меч на землю, несчастный закрыл травмированное лицо руками и отшатнулся назад. Гренгуар повернул набалдашник до щелчка и извлёк из шафта дьявольски красивый клинок. Воспользовавшись заминкой среди нападавших, которые едва могли уследить за проворным поэтом, Певец Парижа двумя точными ударами проткнул их тела насквозь. Когда все трое его противника лежали на земле в собственной крови, Гренгуар увидел, что к нему спешат уже новые солдаты армии Цепеша. Поэт, понимая, что не успеет добраться до своего сердца, оглянулся назад. Феб, заслоняя спиной Джульетту, медленно отступал назад, а с обеих сторон леса медленно появлялись все новые и новые грешные души с копьями, мечами, топорами и прочими колющими и режущими орудиями смерти.

– Феб! – крикнул Певец Парижа, и полицейский обернулся к нему. – Надерем этим ходячим трупам их костлявые задницы?

– С удовольствием! – с усмешкой отозвался Шатопер. – Только чем? У меня только руки!

– Лови! – Гренгуар подцепил носком сапога, лежащий рядом с ним небольшой одноручный меч и метнул его в сторону влюблённых.

Феб ловко поймал клинок за рукоять и резко обернулся к подступающим трупам, приняв боевую стойку.

– Идём до конца, и будь, что будет. – Поэт подмигнул Джульетте, в ужасе застывшей за спиной своего возлюбленного, и приподнял слегка шляпу в знак почтения. – Mon chéri, прошу следовать за мной. Ваш тыл, будьте уверены, в надежных руках.

– Иди за ним, – не оборачиваясь, скомандовал полицейский, и юная Капулетти бросилась к Гренгуару.

Певец Парижа шёл вперёд, только и успевая пронизывать тела нападавших своим блестящим клинком, словно прорубая тропу в густых джунглях. До туннеля оставалось совсем немного, но головорезов становилось все больше и больше. Джульетта, в отчаянии от беспомощности, следовала за поэтом, то и дело, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что с любовью всей её жизни все в порядке. Феб превосходно владел мечом, словно он был продолжением его руки. Почти играючи, он одним взмахом сносил головы напирающим на него грешным душам, отбивая многочисленные атаки, и отступая, следовал за своими спутниками. Джульетта, и в самом деле, была надежно защищена от вооруженных головорезов. Удачный тандем продолжал уверенно продвигаться вперёд, но и грешники продолжали пребывать в таком количестве, что уже всем не хватало места на лесной тропе и они выстраивались в несколько рядов, пытаясь дотянуться до кого-нибудь из троицы. Гренгуар, ловко уворачиваясь от вражеских ударов, безустанно резал глотки, пронзал сердца и вспарывал животы каждому, кто становился у него на пути. И вскоре путники уже продвигались к цели, в прямом смысле, по трупам. Несмотря на мастерство и таланты тандема, ситуацию усугубляло то, что те, кого они уже оставили лежать на тропе без дыхания не умирали, и через короткое время вновь поднимались на ноги и снова бросались в бой. Вскоре огромная толпа, преследующая спутников, достигла такого количества, что для Шатопера они превратились в сплошную массу человеческих тел. Он уже физически не мог уследить за атаками грешников, и потому принялся просто размахивать мечом из стороны в сторону, стараясь не подпустить к себе ни одного из них. Полицейский и сам понимал, что долго это продолжаться не могло, как вдруг длинное копьё пронзило его бедро и он, вскрикнув, повалился на землю. «Джульетта!» – единственное, что пронеслось у него в голове. Юная Капулетти в ужасе обернулась на крик и увидела, как толпа уродливых мертвецов окружила её обезоруженного возлюбленного сбитого с ног. Девушка оцепенела от страха. И в следующий миг, она только краем глаза успела заметить, как сверкнула сталь над её головой, но вдруг перед ней возникла спина в фиолетовом плаще, и рельефное лезвие топора со всей силой вонзилось в грудь Гренгуара. Поэт, захлебываясь собственной кровью, повалился к её ногам. Певец Парижа принял на себя смертельный удар, который предназначался ей. Джульетта была в шоке. Все вокруг происходило в замедленном действии, словно в кошмарном сне. Звуки будто доносились со дна колодца, и голова разрывалась от протяжного писка, а её взгляд был прикован к огромному викингу с гигантским топором в руках, с лезвия которого до сих пор капала на землю кровь бездушного поэта. Все лицо этого громилы было покрыто длинными светлыми волосами, и лишь крохотные голубые огоньки, покрытые пеленой ярости, смотрели на нее. Все тело Джульетты, будто стало ватным, и она не могла пошевелить ни пальцем. Она лишь смотрела, как скандинавский варвар, с предвкушением свежей крови, угрожающе приближался к ней. Юная Капулетти зажмурилась изо всех сил и приготовилась к смерти, как вдруг по всему лесу пронёсся гул медного рога, и все замерли, обернувшись назад. Джульетта нерешительно открыла глаза и увидела, как грешники дружно выстроились, в строй по краям тропы. К ней навстречу шёл сам граф Дракула, громыхая тяжелыми доспехами, а сзади у него развивался длинный бордовый плащ. Цепеш остановился возле бездыханного тела поэта. На его обезображенном жутким ожогом лице отобразилось ликование, и он с презрением плюнул на труп Гренгуара.

– Месть будет жестокой и очень сладкой, ублюдок. Как я и обещал, ты будешь всю вечность сожалеть о том, что бросил вызов мне, Владу Цепешу, графу Дракуле, – с ненавистью и омерзением румынский князь толкнул ногой тело поэта, перевернув его на спину.

Певец Парижа резко открыл глаза и громко втянул ртом воздух, будто вынырнув из-под воды. Цепеш позволил поэту, шатаясь, подняться на ноги.

– Mon amie, ты жутко выглядишь. – Гренгуар с деланным сочувствием изучал изуродованное лицо своего злейшего врага. – Это все нервы. Я тебе честно говорю.

– Верю, – злобно усмехнувшись, Цепеш положил свою левую руку на плечо поэта, а правой выхватил из-за спины длинный кинжал и, прижав Гренгуара к себе как можно плотнее, с лицом искаженным бесконечной ненавистью, принялся наносить ему множество мелких ударов острым кортиком в живот.

У Певца Парижа подкосились ноги, но Дракула, придерживал его, не позволяя упасть и продолжая протыкать тело ненавистного поэта, а тот так и не издал ни звука.

– Я могу так развлекаться вечно, – с наслаждением маньяка произнёс Цепеш. – Но, к сожалению, ты создал мне кучу проблем, которые необходимо срочно решать.

Граф Дракула, вонзил свои заострённые зубы в шею поэта и, разодрав ему глотку, отпустил безжизненное тело, и оно вновь рухнуло на ещё не впитавшую кровь землю. Цепеш небрежно вытер лезвие кинжала об ткань бордового плаща и посмотрел на перепуганную Джульетту, которая вдруг поняла, что первоначально накидка румынского князя была чёрного цвета.

– Ну, что, дорогуша? Похоже, ты просчиталась в выборе союзников, – с высокомерием победителя Цепеш смотрел на юную Капулетти, облизывая окровавленные зубы. – Соблазн вернуться в мир живых всегда велик. Я понимаю и потому прощаю тебя на первый раз.

Девушку трясло так сильно, что она слышала, как стучат её сомкнутые изо всех сил зубы, а сердце готово было вот-вот вырваться из груди, чтобы спалить весь этот Ад до основания.

– А где её храбрый рыцарь? Где этот наглый хорёк? – Цепеш принялся озираться по сторонам. – Вот ты где, жалкое отродье.

Толпа преданных слуг, молча, расступилась, и взгляду графа Дракулы предстал окровавленный, но ещё живой Феб. Он лежал на боку и из последних сил сжимал кровоточащую рану на бедре. Полицейский с большим усилием поднял взгляд полный ненависти на предводителя грешников. Грязные и мокрые волосы падали ему на глаза, но он видел, как искривились в презрительной ухмылке перепачканные кровью поэта губы Цепеша.

– Ты, жалкий червяк, посмел нарушить фундаментальные законы Ада, – румынский князь приблизился к раненому юноше. – Ты покусился на то, что человеку не под силу. Ты серьёзно собирался выкрасть душу у самого Люцифера? Ничтожество, жертва собственной гордыни. Для тебя, я здесь создам отдельную камеру пыток, где тебе придётся страдать каждую секунду своей вечности. Живая душа? Добро пожаловать в Ад! – в глазах Дракулы сверкнули красные огоньки. – Убейте его, – равнодушно произнёс Цепеш и повернулся к Шатоперу спиной.

Острая сталь меча в руках палача, чьё лицо было скрыто чёрной маской, взмыла вверх над головой Феба.

– Нет! – раздался полный отчаяния женский крик, и Джульетта бросилась вперёд, но её остановил огромный викинг, схватив своими гигантскими грубыми ладонями за её тонкие хрупкие руки, и притянул к себе – Умоляю! Нет! – девушка кричала, почти срывая голос, а слезы ручьями лились по её щекам. – Отойди от него! Будь ты проклят!

– Стой, – одним тихим словом граф Дракула резко оборвал девичий крик и заставил замереть клинок в руках палача в нескольких сантиметрах от шеи полицейского. – Ты так ничего и не поняла, дорогуша. Ты не за тех волнуешься. С ним у тебя здесь не будет будущего. Но я знаю, как тебя перевоспитать, – с ехидной улыбкой, Цепеш выдержал театральную паузу. – Своими слезами ты лишила его быстрой и почетной смерти. Что может быть для человека хуже смерти? Только смерть ради развлечения. – Граф Дракула обернулся к своим верным воинам, окружившим истекающего кровью Шатопера. – Приведите его в порядок и доставьте на Арену. Сегодня нас ждёт крайне увлекательное зрелище.

Без лишних слов, один из громил поднял на ноги раненого Феба за шкирку.

– А что мы будем делать с девчонкой, господин? – скрюченный иссохший грешник с выпученными глазами, словно голодная собака вертелся возле Джульетты.

– Ты ничего не будешь с ней делать, Иуда. – Цепеш смерил угрожающим взглядом своего самого преданного прихвостня, который по воле Люцифера был обречён на безмерную преданность, даже себе во вред. – Юная Капулетти займёт место рядом со мной в ложе, и будет с лучших мест наблюдать за тем, как душу её возлюбленного поглотит сам Ад.

– Как пожелаете, господин. – Иуда низко поклонился своему предводителю.

– А как же я? Ты опять забыл обо мне, mon amie. Какое наказание ждёт меня? – Гренгуар уже стоял позади румынского князя и улыбался от уха до уха своей белоснежной улыбкой.

– О, нет, – ненависть с примесью презрения отобразилось на изуродованном лице Цепеша, и он медленно обернулся к поэту. – Тебя я оставил на десерт. Тебя, mon amie, ждёт Суд Люцифера! – в глазах Дракулы вновь блеснули красные огоньки, и он оглянулся на толпу своих подданных, ища взглядом лишь одного. – Где Робеспьер?

– Ты серьёзно? – брови Певца Парижа удивлённо взмыли вверх.

– Я здесь, месье, – из толпы воинов вышел худощавый молодой человек в белом парике с высоким гладким лбом, тонким ровным носом и холодными карими глазами. Держа идеальную осанку, он слегка склонил голову в знак почтения, и вновь приподнял подбородок. На нем был чёрный бархатный камзол, надетый поверх белой рубашки с пышным воротом, который скрывал тонкий шрам от гильотины. Весь внешний вид молодого человека говорил о его надменной сдержанности, а безжизненный взгляд – об отсутствии каких-либо эмоций, кроме гордыни и высокомерия.

– Возьми с собой Железнобокого, – Цепеш кивнул головой в сторону викинга, – и Мари-Луизу. Доставьте этого шута к его создателю, и пусть Люцифер свершит над ним суд. Теперь ему уже не избежать дьявольского пламени.

– А как же вы, мой господин? – из-за спины Робеспьера выскочила женщина с безумными глазами навыкате. – Разве, вы, не хотите посмотреть, как свершится долгожданное возмездие?

– Хочу больше жизни. Но… – румынский князь перевёл взгляд на Джульетту. Он знал, что ещё ни разу, за все время существования Ада, грешная душа не покидала склеп раньше срока. И теперь ему, графу Дракуле, как ответственному за то, что происходит на этой стороне Ада, не стоит появляться на глаза его господина до тех пор, пока он не разберётся, как решить эту проблему и вернуть все на свои места, дабы не сыскать немилость Люцифера и не оказаться рядом с поэтом на скамье подсудимых. – К сожалению, у меня слишком много неотложных дел, благодаря этому стихоплёту.

Цепеш вплотную подошёл к ухмыляющемуся Гренгуару и с ненавистью посмотрел ему в глаза.

– Я мог бы, конечно, посадить тебя на цепь до того момента пока не разберусь со всеми последствиями твоего визита, но я не дурак и учусь на своих ошибках. Я знаю, что ты придумаешь, как сбежать за время ожидания Суда и создашь ещё больше проблем. Нет. Я не дам тебе такой возможности. Больше не дам.

– Так себе ты компанию мне подобрал, Владик. – Певец Парижа не отводил взгляда от маленьких глаз графа Дракулы. – Людоедка, варвар и тиран. А последний так ещё и мой старый друг. Как дела, Макси? – выглянув из-за плеча Цепеша, Гренгуар помахал Робеспьеру, но тот лишь, молча, с надменным презрением смотрел на поэта. – Да уж. Не в таком окружении я мечтал умереть.

– Я выбрал именно эти души, исключительно, потому что их ненависть к тебе не знает границ. Если бы им предложили выбирать между своей жизнью и твоей смертью, нет сомнений, они предпочли бы второе.

– И это крайне странно. Ну, с этими двумя я знаком и, допустим, у них могут быть причины желать подобного. Но Бьёрн? Чем я успел так разозлить этого милого волосатого великана?

– О, если честно, ему все равно. Этот варвар по своей сути ненавидит все живое. В вашем коротком путешествии он будет отвечать за грубую силу.

– Ну что ж. Это будет увлекательно. – Поэт игриво подмигнул свирепому викингу. – Мне будет, конечно, тебя не хватать, mon amie, но я справлюсь. Обещаю.

Граф Дракула и Гренгуар ещё некоторое время смотрели друг другу в глаза, как вдруг Цепеш что-то заметил под пальто поэта.

– А это что такое? – румынский князь протянул свою руку к предмету, который так упорно пытался сохранить Гренгуар, и тот резко отшатнулся назад, но его остановили стоящие позади головорезов.

Цепеш выхватил из фиолетового пальто Гренгуара чёрную трость с серебряным набалдашником в виде головы ворона и принялся её изучать. Певец Парижа испепеляющим взглядом следил за каждым движением графа Дракулы.

– Любопытно, – румынский князь с большим интересом изучал набалдашник трости и вдруг раздался щелчок. Цепеш выхватил из остова тонкий стальной клинок невероятной красоты и вытянул его перед собой, разглядывая изящную работу. – Великолепно! Я, пожалуй, оставлю себе этот шедевр в качестве трофея.

Глаза поэта вспыхнули фиолетовым пламенем, но он все же смог достаточно быстро взять себя в руки.

– И снова ты допускаешь роковую ошибку, mon amie. – Певец Парижа заставил себя вновь улыбнуться, превозмогая ярость, нарастающую в груди. – У тебя же все так хорошо сложилось. У тебя появился реальный шанс избавиться от меня навсегда, но нет. Ты, в очередной раз, умудрился себе сам все испортить. Это должна была быть наша последняя встреча, но теперь, к нашему общему сожалению, мне придётся вернуться, и ты очень сильно об этом пожалеешь.

– Угрозы из уст покойника звучат крайне забавно, – усмехнулся румынский князь и обернулся к викингу. – Все. Забирайте его, а то хозяин уже заждался.

Бьёрн схватил Гренгуара за шкирку и толкнул вперёд. Не имея возможности сопротивляться такой силе, поэт, едва устояв на ногах, сделал несколько, больших и крайне неуклюжих, шагов в указанном направлении и остановился, прям перед своими конвоирами. Толпа позади надменного Робеспьера и безумной Мари-Луизы расступилась, образовав живой коридор.

– Следуйте за мной, – тихий бесцветный голос революционера прозвучал также спокойно, как и тогда, когда он, ещё при жизни, выносил смертные приговоры своим согражданам.

– С большим удовольствием, mon amie. А то от такого количества унылых рож, меня уже начало подташнивать, – с ехидной улыбкой отозвался Певец Парижа.

– Я не к тебе обращался, Гренгуар, – едва уловимая ухмылка легла на тонкие губы Робеспьера. – А к нему, – глядя, за спину поэту добавил Максимилиан и, повернувшись спиной к поэту, направился сквозь строй грешных душ.

Гренгуар вновь почувствовал сильный толчок между лопатками и был вынужден подчиниться.

– Да иду я, иду. К чему эта беспородная грубость, – с напускным недовольством отозвался Певец Парижа и, возмущённо оглянувшись на волосатого варвара, последовал за Робеспьером.

– Я не спущу с тебя глаз, шут. Имей в виду, – поравнявшись с поэтом, злобно сообщила Мари-Луиза.

– Рад за тебя, mon chéri. Главное не вырони их. – Гренгуар издевательски подмигнул вечно голодной грешнице и ускорил свой шаг, оставив её позади, кипеть от ненависти и испепелять безумным взглядом свою спину.

Когда Певец Парижа проходил мимо израненного Феба, их взгляды встретились, и он впервые испытал очень странное чувство – он хотел что-то сказать, но так и не смог подобрать слов. Вместо этого, он лишь виновато пожал плечами. Он подвёл себя и их. Тех, кто доверился ему, и так рассчитывали на него. Напрасно.

– Как ты там любишь говорить, Гренгуар? – вдруг раздался позади крик Цепеша, и поэт, остановившись, оглянулся назад, пытаясь за огромным викингом разглядеть своего заклятого врага. – Au revoir!

Граф Дракула разразился скрипучим смехом, а Певец Парижа лишь слегка приподнял шляпу-цилиндр.