Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

Шок сковал все тело Мари-Луизы. Её трясло, а губы дрожали, словно она изо всех сил пыталась что-то сказать, но невидимые чары не позволяли голосу вырваться наружу.

– Они навечно застыли там, окружив её убежище плотным кольцом чёрных деревьев, которые никогда уже не смогут зацвести. Их гладкие чёрные стволы, устремлённые в небо, надежно скрыли изгнанницу от посторонних в мрачной глуши проклятого леса.

О… она п-превратила их в… деревья? – дрожащими губами произнесла грешница и по её щекам потекли слёзы.

– Опять-таки, не знаю, как она это делает, но, пожалуй, это самое подходящее описание. – Певец Парижа с наслаждением вдыхал каждую эмоцию истеричной людоедки и ждал. – А теперь я тебе расскажу, кто на самом деле виновен в ваших несчастьях. Да, я забрал твоего мужа, который был единственным кормильцем в вашей семье, ты сошла с ума от голода и съела своего полугодовалого сына, а потом, пытаясь вскрыть свой желудок, чтобы спасти его, убила себя. Ты даже не осознавала, что творишь. И с этой точки зрения, я главный виновник всех ваших страданий, но это не так.

Гренгуар замолчал, ожидая, когда Мари-Луиза сможет осмыслить им сказанное.

– Не вздумай винить моего Жерара. Он любил меня! Он был хорошим… – задыхаясь от бушующих внутри эмоций, предупредила людоедка.

– Не могу с тобой согласиться, но, несмотря на это, не он стал причиной ваших несчастий. А голод…

– Голод? Серьёзно? Ты решил обвинить во всем что-то безличное?

– О, нет! У того, что происходит с народом, всегда есть своё лицо. Поверь мне. Я это знаю наверняка. Этот голод стал всего лишь побочным явлением той безмозглой политики, которую проводило руководство страны в то время. – Поэт сделал паузу, чтобы грешница успевала за его мыслью, по которой он вёл её разум, как по тоненькой тропинке, чтобы подвести к обрыву. – Они тратили огромное количество денег на войну с другими народами, вместо того, чтобы накормить свой. Они грызлись между собой, сидя в тёплых хоромах, сытые и довольные, в то время, когда люди умирали в грязи и нищете. Они уничтожали мятежников, прикрываясь высокой моралью, но просто на просто пытались удержать в своих руках власть…

– Хорошо поёшь, стихоплёт. Каждый может свалить вину на того, кого здесь нет. – Мари-Луиза облизала запекшуюся на губах кровь. – На того, кто не может ответить.

– И снова ты ошибаешься, mon chéri. – Гренгуар расплылся в ехидной улыбке. – Он здесь. И в данный момент времени, всего в нескольких шагах позади тебя.

– Ты лжёшь! – грешница остановилась и резко обернулась назад.

– Это было бы крайне неразумно с моей стороны, ведь ты сама можешь у него спросить, – поэт тоже замер, глядя, как викинг и Робеспьер неторопливым шагом приближались к ним.

– Где ты был, когда мы умирали от голода? – резко крикнула людоедка, не дожидаясь, когда спутники нагонят их.

Максимилиан и Бьёрн посмотрели друг на друга, не понимая, к кому она обращается.

– Я тебя спрашиваю, белоручка! Где ты был, когда французский народ голодал?

– Не знаю, что тебе наговорил этот двуличный подонок, но, поверь, это все ложь. Не поддавайся на его уловки. Он использует тебя…

– Где ты был?! – крик ярости вырвался из груди людоедки и словно завис над каменной пустошью изрезанной огненно-алыми разломами.

– В Комитете Общественного Спасения, – нехотя ответил Максимилиан, но не опустил взгляда, глядя в безумные, налитые кровью глаза грешницы.

– Спасения? Похоже, дерьмово работал твой комитет.

– Всех спасти невозможно…

– Мне кажется, вы немного не понимаете друг друга, – осторожно вмешался в диалог Гренгуар. – Видишь ли, mon chéri, Комитет Общественного Спасения занимался спасением не народа. У него были несколько иные приоритеты…

Мари-Луиза озадаченно посмотрела на Певца Парижа, но тут же перевела взгляд на бывшего тирана.

– И кого же вы спасали?

Общество, – в голосе Робеспьера звучал металл. Он и не думал раскаиваться. Он был полностью уверен, что все сделал тогда правильно.

– Разве народ – это не общество? – людоедка от злости закусила окровавленную губу.

– Они спасали общество от народа, – пояснил поэт.

– Революцию! Мы спасали революцию! – повысил голос Максимилиан.

– А как же мы – люди? – Мари-Луиза аж покраснела от возмущения. – Разве мы не часть революции?

– Как я сказал, всех спасти невозможно, – лицо Робеспьера превратилось в надменную каменную маску. Ему претила сама мысль оправдываться перед необразованной хабалкой, которая при всех усилиях не смогла бы понять и оценить того, что он сделал для Свободной Французской Республики и её народа. – Я управлял целой страной. Я делал все, чтобы идеалы революции продолжали жить, чтобы каждая жертва не была напрасной. Но средств не хватало…

– И все же на войну вы их нашли, – как бы невзначай проронил Певец Парижа.

– Закрой свой рот! – вновь повысил голос тиран

– Он прав, – дрожащим от ярости голосом согласилась людоедка. – Вместо того чтобы позаботиться о голодающем народе, вы тратили деньги на армию.

– Народ сам виноват, что довёл свою страну до голода и разрухи, – не выдержал Робеспьер. – Да! Вы сами были виноваты в своих бедах. Ваше упрямство и раболепное благоговение перед королем. Я пытался спасти вас всех, вернуть вам свободу, но вы при каждом тяжелом моменте так и норовили вернуть ему власть. Каждый из нас принёс многое в жертву ради свободы, но только стадо продолжает ныть и жаловаться на свою судьбу, которую сами и заслужили…

Кинжал, молнией сверкнул над дышащей огнём каменной пустыней, и вонзился в горло негодующего Максимилиана. Он лишь успел выдохнуть и с кончиков губ бывшего тирана потекли тоненькие струйки крови. Ноги подкосились, и он рухнул на одно колено, руками пытаясь нащупать рукоять кинжала в собственной шее. Бьёрн от неожиданности застыл с открытым ртом, глядя как Мари-Луиза, выхватив из-за спины ещё два кортика, стрелой бросилась к раненому предводителю их конвоя. Брызжа от ярости слюной, она повалила Робеспьера на спину и принялась наносить ему беспорядочные удары по всему телу, вонзая лезвия как можно глубже в его худощавую плоть.

– Мрааааазь! – истошный вопль вырвался из груди людоедки. – Тварь! Чтоб ты сдох! Ублюдок! Будь ты проклят! Ты убил нас всех!

Пока Мари-Луиза продолжала кромсать тело несчастного тирана, Гренгуар освободил руки от веревки и, не торопясь потирал покрасневшие запястья. Ещё пару мгновений насладившись великолепным зрелищем терзания тела поверженного Максимилиана, поэт похлопал онемевшего викинга по плечу:

– Главное, проследи, чтобы она его не сожрала, а то потом сложно будет объясняться перед Цепешем.

Бьёрн озадаченно посмотрел на Певца Парижа и только кивнул.

– Молодец. А мне пора. Au revoir! – Гренгуар улыбнулся от уха до уха и, приятельски похлопав варвара по спине, направился прочь.

Бьерн ещё какое-то время в смятении смотрел в спину удаляющемуся Певцу Парижа, когда к нему наконец-то пришло осознание произошедшего.

– Эй! Поэт, похоже, сбежал, – неуверенно озвучил собственные мысли викинг.

Но Мари-Луиза не слышала его. Она продолжала кромсать бездыханное тело тирана, забрызгав всю себя его кровью.

– Дура! Брось его! Поэт сбежал! – уже крикнул Бьёрн, но так и не заслужил внимания обезумевшей людоедки.

Викинг бросился к Мари-Луизе, которая в очередной раз замахнулась, чтобы вонзить свой кортик в истерзанную плоть, и остановил её руку. Людоедка, в припадке бешенства, среагировала моментально – повернула к варвару своё измазанное кровью лицо с взглядом полным ненависти, свободной рукой вонзила кинжал по рукоять в грудь викинга, разжала пальцы удерживаемой руки, отпустив кортик, и поймала его освободившейся, и с дьявольской скоростью вонзила лезвие точно в глаз Северянина. Бьёрн захрипел и опрокинулся навзничь, содрогаясь всем телом. Мари-Луиза застыла над телами поверженных напарников, тяжело дыша. Рассудок медленно возвращался в её затуманенную голову. Она огляделась по сторонам, и вдали увидела убегающего поэта. Осознание обрушилось на неё, словно снежная лавина.

– Ублюдок! Все же облапошил нас, – сквозь зубы процедила грешница. – От меня не уйдёшь!

Мари-Луиза вытащила кинжалы из тел бездыханных соратников и, словно хищная кошка, со всех ног бросилась в погоню за сбежавшим пленником.

Феб с такой силой сжимал прутья решетки, что костяшки его пальцев побелели. Сердце, казалось, сейчас вырвется из груди, а глаза боялись моргать. Крылатое чудовище скрылось за стенами чёрного замка вместе со своей добычей – прекрасным хрупким ангелом.

– Что это было? – сдавленным от ужаса голосом, в никуда задал вопрос полицейский.

– Цепеш. Будь он неладен. В своём истинном обличии, – пояснил Тич. – Я про эту крылатую тварь, ясное дело. Хе! Кому не повезло стать его добычей, понятия не имею. Бедняжка! Она не первая и не последняя.

– Это моя Джульетта. – Феб спрыгнул на землю и словно заведённый принялся метаться по всей камере.

– Черт подери! Так ты её знаешь? – пират вновь перебрался к решётчатому зазору у потолка между их камерами. – Это ради неё ты спустился сюда? Её вытащили из склепа раньше срока?

Шатопер лишь продолжал ходить от стены к стене со стеклянным взглядом, нервно зачесывая волосы назад и шепча себе под нос что-то неразборчивое. Боль в ноге испарилась.

– Эй, ты рано паникуешь, салага. Она здесь – в замке. И, судя по всему, вы все ещё часть мира живых. Ты ещё можешь её вернуть! – попытался приободрить соседа бородач.

– Как?! – заорал отчаявшийся полицейский и резко вскинул голову вверх, впившись глазами в пирата. – Как я смогу её вернуть? Я в чертовом подземелье за решеткой, откуда ты восемьдесят лет не можешь выбраться. А любовь всей моей жизни в руках крылатого монстра и только Господу Богу известно, что он собирается с ней сделать.

– Хе! Ты сильно ошибаешься, дружище. Причём по всем пунктам, – ухмыльнулся Тич. – Ну, во-первых, Богу неизвестно, что здесь происходит – у Люцифера каперский патент на истязания грешников, а, во-вторых, я же тебе объяснял, что не выбирался отсюда исключительно по собственной воле.

– Не смей внушать мне ложные надежды, пират. – Феб испепеляющим взглядом сверлил соседа. – Я не ты! И не собираюсь успокаивать себя самообманом.

– Как грубо, – с усмешкой бородач покачал головой. – А что, если я скажу, что знаю, как отсюда выбраться?

Феб вновь вскочил на каменный выступ и приблизился к решетчатому зазору под потолком, где виднелась заросшая чёрными волосами часть лица Эда, улыбающегося золотыми зубами.

– Тогда тебе лучше перестать чесать языком и помочь мне сделать это.

– И снова остаться одному? – корсар продолжал, щурясь, вглядываться в полное решимости лицо полицейского.

– Твоё одиночество – это твой выбор, которого у Джульетты не было.

– Я выбрал заточение, а не одиночество. Это разные вещи. Мне нравится твоя компания…

– Так пойдём со мной…

– Ну, уж нет. Там снаружи моя иллюзия закончится…

– Неужели твоя иллюзия, твоё добровольное заточение в этом гиблом месте важнее жизни юной девушки, которая обречена здесь на вечные муки?

– Как и все мы. Это Ад. И каждый здесь обречён на вечные страдания.

– Но её ещё можно спасти. Ты же знаешь, что ждёт её. Ты знаешь, что Цепеш сделает с ней. А если бы это была твоя дочь?

– Все! Достаточно! – Тич спрыгнул на землю. – Ты теперь меня с ума сведёшь своими взываниями к моей совести. Лучше наслаждаться тишиной. Хе!

Шатопер внимательно следил за каждым движением легендарного пирата. Эд вплотную прислонился к тюремной решетке и, просунув левую руку по плечо сквозь металлические прутья, принялся шарить по наружной стороне их общей стены в районе потолка. Феб задержал дыхание. Каменный скрежет заставил сжаться его сердце и молиться, чтобы все получилось. Пират усердно пытался вытащить камень, который, упираясь в монолитный потолок, удерживал их решетки на металлических петлях. Секунды для полицейского превратились в часы. Он терял терпение, но не знал, как помочь соседу. Прошло ещё пару мгновений, и камень поддался и, под настойчивой силой Чёрной Бороды, выскочил из своей ниши. Образовавшегося пустого пространства над петлями решёток вполне хватало, чтобы снять их. Тич ухватился обеими руками за металлические прутья и изо всех сил потянул решетку к потолку. Ограждение поддалось, подталкивая верхнюю петлю от решетки камеры полицейского вверх, но та перекосилась и застряла, упершись одним краем в стержень, на котором держалась.

– Смотрю, ты не очень сильно торопишься к своей возлюбленной, – сдавленным от напряжения голосом произнёс пират. – Не хочешь помочь?

Феб будто очнулся. Он бросился к своей решетке, и, также схватившись за прутья, потянул их вверх. Кое-как выровняв петлю, с третьего толчка у них все же получилось – решетка соскочила со стержня и с оглушающим металлическим грохотом рухнула на противоположную стену мрачного и пустынного коридора. Шатопер был свободен. Он бросился к камере соседа, чтобы помочь ему освободиться.

– Нет-нет-нет, дружище! – остановил полицейского Тич. – Я остаюсь здесь…

– Но это глупо… – возмутился Феб.

– Глупо терять время, когда твоя возлюбленная находится в руках кровожадного маньяка. А мое пребывание здесь, как ты и сам заметил, это мой осознанный выбор. Здесь я капитан, а снаружи, без корабля, я всего лишь обычный грешник, как миллионы тех, кто вынужден пресмыкаться перед Цепешем, чтобы хоть как-то облегчить своё пребывание в этом проклятом месте. Ступай!

Шатопер был растерян и не мог решить, как ему сейчас поступить. Бежать со всех ног спасать Джульетту, было совершено разумно, но и бросать в этой темнице того, кто помог ему выбраться, казалось совершенно неблагодарным делом. С другой стороны, он прав – это его выбор.

– Спасибо, Эд! – глядя в глаза двухметрового улыбающегося золотыми зубами пирата, будто извиняясь, произнёс полицейский.

– Хе! Не надо благодарностей. Просто растопчите этого упыря, – ухмыляясь, ответил Тич.

Шатопер кивнул и бросился вперёд по пустынному коридору сумрачного подземелья.

– Удачи, салага! – крикнул в спину удаляющемуся полицейскому корсар.

Поэт бежал со всех ног, то и дело, спотыкаясь об камни и валуны, валявшиеся по всей площади каменной пустыни. Он был уже далеко от места, где безумная людоедка кромсала надменного тирана, но что-то подсказывало ему, что опасность ещё не миновала. Он точно знал, что должен сделать, но спокойствия это не прибавляло. Сердце неслось галопом. Другого выхода нет. Он обязан это сделать, ведь иначе их не спасти. Он вынужден принять удар на себя и, хотя бы раз в жизни, сделать все правильно. Ему доверились и это его шанс доказать, что он лучше, чем о нем привыкли думать.

Как вдруг, за спиной беглеца раздался безумный визг гарпии, полный ярости. Поэт рефлекторно, на бегу, оглянулся на крик, и тут же, споткнувшись об каменный выступ, рухнул на землю. Придерживая на голове шляпу, он вновь поднялся на ноги и увидел вдалеке женский силуэт с растрёпанными волосами. Она передвигалась с невероятной скоростью, прыжками, словно пантера. Больше нельзя было медлить, и поэт вновь бросился прочь, пытаясь уйти от погони.

Под ногами беглеца уже начал хрустеть песок, который ещё больше затруднял его бег. Ступни, то и дело утопали в крохотных дюнах, а тут ещё перед ним оказался небольшой холм, и путь устремился в горку. Взбираясь на вершину песчаного холма, поэт периодически сползал вниз. Постоянно оглядываясь, он видел, что его преследовательница подбирается все ближе. Собрав в кулак всю свою силу и упорство, он рванул вверх, ещё интенсивней разрыхляя песчаную поверхность своими ногами, и все же смог забраться на вершину холма. Едва переведя дух, он вновь бросился вперёд, как вдруг, адская боль пронзила колено, и он плашмя рухнул на живот, уткнувшись лицом в песок. Мари-Луиза все же настигла его.

Поэт распластался на земле, отплёвываясь от песка, а из-под колена у него торчала рукоять кортика. Он попытался перевернуться на живот, но людоедка вонзила кинжал ему между лопаток. Из груди поэта вырвался пронзительный вопль боли.

– Ты куда собрался стихоплёт? Думал, что у тебя получится сбежать от меня? – тяжело дыша, Мари-Луиза нависла над беглецом. – Ты хорошо постарался, и у тебя почти все получилось, но я оказалась проворнее. Голод заставляет тебя упорней бороться, а ты уже пресытился своим бессмертием. Пришло время восстановить справедливость. Не хорошо заставлять Хозяина ждать.

Поэт, лёжа на животе, смог лишь прохрипеть в ответ и вновь, уткнулся лицом в песок. Людоедка, не торопясь, опустилась к своей жертве. Она схватила его за волосы и задрала ему голову.

– А пока мы ждём моих провожатых, я не могу отказать себе в удовольствие ощутить вкус твоей плоти. – Мари-Луиза облизнула свои окровавленные губы и ещё ближе нагнулась к поэту.

Глаза жертвы расширились от осознания предстоящего ужаса. Грешница вцепилась зубами в его ухо и резко рванула голову назад, отрывая плоть от плоти. Звенящий крик адской боли разнесся на сотни километров от них. Проглатывая сырой кусок человечины, Мари-Луиза причмокнула от наслаждения.

– А на вкус ты значительно приятней, чем на вид, – с ехидной ухмылкой заметила людоедка.

Поэт выл, как раненая собака, не в силах пошевелиться, и слезы, словно искры, текли из его глаз.

– Господи, Боже мой! Это омерзительно! – раздался возглас Робеспьера с неприкрытым отвращением. – Ты совсем потеряла рассудок. Нашла время ужинать.

Мари-Луиза выпрямилась в полный рост и обернулась к Максимилиану. Следы её увечий все ещё медленно заживали на его теле.

– Когда это все закончится, я позавтракаю и твоей гнилой плотью. Клянусь!

Робеспьера даже передернуло от жути.

– Отойди от него. – Максимилиан оттолкнул людоедку в сторону и, опустившись на одно колено, вытащил кинжалы из тела пленника и бросил их безумной грешнице. Он принялся связывать веревкой поэту ноги, а затем и руки за спиной – тот даже не думал сопротивляться. Сейчас он был безумно благодарен бывшему тирану за его своевременное появление. Закончив с конечностями, Робеспьер поднялся на ноги и осмотрел свою работу. Помедлив ещё секунду, он принялся ощупывать свой камзол, пока не нашёл в одном из карманов грязный носовой платок и затолкал его поэту в рот.

– Ну, вот теперь он точно не представляет ни для кого опасности, – отряхивая руки, заключил тиран.

– Сразу надо было так поступить, – фыркнула Мари-Луиза и принялась озираться. – Где варвар?

– Сейчас будет. Он слегка отстал.

Через несколько минут на вершине песчаного холма показалась массивная фигура Северянина.

– Я что-то пропустил? – Бьёрн осмотрел всех присутствующих и его взгляд остановился на связанном поэте.

– Да. Кое-что изменилось, – Робеспьер приблизился к викингу. – Ты понесёшь его на себе. Мы больше не можем позволить себе остановок.

Максимилиан направился вниз с холма. Мари-Луиза бросила презрительный взгляд на пленника и тоже последовала за ним. Бьёрн с досады сплюнул в сторону и, водрузив связанного поэта себе на плечо, направился вслед за остальными.

Джульетта застыла посреди просторного холла перед массивными деревянными воротами обитыми чёрным металлом. Вокруг неё, на углах квадрата, застыла четверка рыцарей в полном обмундировании. Даже забрало на шлемах были плотно закрыты, и девушка не могла разглядеть их лица, да она и не пыталась. Взгляд остекленел, глядя куда-то внутрь собственного сознания. Ей казалось, что все её тело парализовало, и она не могла двигаться. Даже когда служанка с покрытым бородавками лицом с силой натягивала на неё это безвкусное платье грязно-розового цвета с бесконечным количеством рюшечек и бантиков. Джульетта до сих пор ощущала прикосновение огромной чёрной мохнатой лапы вокруг её талии. Чудовище поймало её у самой земли. В паре сантиметров от освобождения. Кто он? Человек или зверь? Чёрные перепончатые крылья, словно драконьи. Как в тех сказках, что ещё совсем недавно читал ей на ночь отец. Нет! Это было очень давно. Слишком давно, чтобы вспоминать об этом. Это было в другой жизни. А может, и не было вовсе? Джульетту начало трясти.

– Стой спокойно, куколка, – хриплым голосом приказала служанка с крючковатым носом. – Я тебе не нянька. Мне сказали одеть тебя, а не бороться с твоими истериками.

Юная Капулетти словно вынырнула из небытия. Взяла себя в руки и уже осознанным взглядом посмотрела на сгорбленную перед ней женщину.

– Прошу прощения, – тихо извинилась девушка.

– Прошу прощения, – передразнила её служанка. – Вы посмотрите-ка на неё. Сама любезность. Даже здесь продолжает считать себя выше остальных. Ты в Аду, милочка. Здесь нет места манерам и любезностям. Мы все просто выполняем приказы Князя. Так что закрой свой милый крохотный ротик и дай мне закончить мою работу.

Джульетта была обескуражена подобным обращением и решила последовать совету сварливой прислуги.

– Тебе посчастливилось примерить платье самой леди Батори, – туго затягивая корсет на бледной спине девушки, пробурчала служанка. – В нем она лишала жизни таких же юных и надменных девчонок, как ты.

– Вы закончили? – неожиданно раздался хрипучий голос под сводами замка.

– Да, мой господин, – прислуга резко обернулась, к спускающемуся по лестнице графу Дракуле и склонила голову.

На румынском князе были облегчённые чёрные доспехи с золотыми вставками и золотистый плащ с изображением чёрной летучей мыши с расправленными крыльями. Длинные русые волосы Цепеша были заплетены в тонкую косичку, благодаря чему Джульетта смогла разглядеть на его выбритых висках и затылке татуировки в виде чёрных символов и иероглифов. Граф Дракула остановился перед своей пленницей и пристально осмотрел её с ног до головы своими крохотными глазами.

– Почему она без перчаток? Я же предупреждал…

– Ох! Тысяча извинений, мой господин! Совсем вылетело из головы! – испугано встрепенулась служанка и вытащила из-за пазухи пару длинных перчаток, такого же грязно-розового цвета, как и платье. – Забегалась, подбирая ей туфли для вашего свидания…

– Туфли ей не понадобятся, – оборвал причитания женщины князь и, не сводя взгляда с юной Капулетти, протянул руку.

Служанка попыталась вложить перчатки в раскрытую ладонь Цепеша, но тот резко схватил её за запястье и притянул к себе.

– Ещё хоть раз ты пренебрежёшь моими указаниями, я отрежу тебе голову, насажу её на пику, а тело брошу на съедение свиньям. Тебе понятно?

– Д-да, господин. Этого б-больше не повторится, – заикаясь от страха, пролепетала женщина.

Князь выхватил у неё из рук перчатки и протянул их оцепеневшей Джульетте.

– Надевай!

Юная Капулетти не шелохнулась. Летучая мышь. Вот в кого он обратился тогда в башне.

– Советую поторопиться. В противном случае мне придётся тебе отрезать руки, – с ледяным спокойствием в голосе предупредил Цепеш. – Но ты не умрешь. Я прижгу твои обрубки раскалённым железом, чтоб ты не истекла кровью, и ты все равно поедешь со мной на представление.

Дрожащими руками девушка взяла перчатки у румынского князя и, под его пристальным взглядом, натянула их на свои ледяные кисти.

– Осталась последняя деталь, – граф Дракула обернулся к прислуге. – Принеси «Ожерелье Преданности».

– Сию минуту! – встрепенулась служанка и выбежала в соседнюю дверь.

Вдруг оттуда донеслось металлическое клацанье, и Джульетта нахмурила брови, ожидая возвращения женщины, чтобы увидеть, что собой представляет это ожерелье. Когда служанка вновь появилась в дверях, у юной Капулетти перехватило дыхание. Прислуга быстрыми мелкими шагами приблизилась к своему господину и протянула ему тяжелый металлический ошейник с железными шипами на внутренней стороне и прикрепленными к нему четырьмя цепями.

– Я понимаю, что это будет несколько неудобно, но принимая в расчёт твою страсть к причинению себе вреда, у меня не осталось выбора, – со зловещей усмешкой объяснил Цепеш.

Он нацепил на тонкую бледную шею онемевшей Джульетты массивный ошейник, который оказался настолько тяжелым, что от неожиданности у девушки подкосились ноги, но она устояла, не смея дернуться в сторону, дабы шипы, что так и норовили вонзиться в нежную плоть, не коснулись её.

– Прекрасно! – лишь усмехнулся князь и, не спеша, взял все четыре свободных конца цепей и прицепил по одному к металлическим петлям на доспехах каждого из охранявших юную Капулетти чёрных рыцарей.

Оцепеневшая от напряжения и страха, Джульетта стояла посреди просторного холла в центре квадрата, образованного четырьмя рыцарями в чёрных доспехах, к каждому из которых тянулась массивная чёрная цепь, другим концом закреплённая на металлическом ошейнике хрупкой девушки, а Цепеш с чувством полного удовлетворения наслаждался этой картиной, будто шедевром искусства.

– Теперь нас ждёт поистине захватывающее зрелище. Выдвигаемся! – скомандовал граф Дракула и направился к выходу из замка.

Юная Капулетти не спешила за своим тюремщиком, но рыцари, последовавшие за господином, не оставили ей выбора – как только цепи, прикреплённые к первой двойке чёрных стражей, натянулись, она ощутила, как сзади шипы уперлись в шею, и ей пришлось подчиниться. Следуя в окружении бряцающих доспехами воинов к высоким чёрным воротам, Джульетта полностью осознала, что металлический ошейник на её шее полностью заслужил своё имя – «Ожерелье Преданности».

Как только двери чёрного замка распахнулись, взору девушки предстала довольно широкая улица, полностью заполненная грешными душами. Она заметила и римских легионеров в шлемах с карийскими гребнями, и обычных горожан современной Европы с телами, покрытыми многочисленными язвами, большое множество чернокожих жителей африканского континента с ног до головы увешанные побрякушками и амулетами с белыми известковыми линиями на телах и лицах. Конкистадоры, индейцы, викинги и множество других, когда-то живших на Земле, народов, некоторых из которых, юной Капулетти, были совершенно не известны. Она стояла и смотрела на эту разношерстную толпу, которая при её появлении на верхней ступеньке замковой лестнице взорвалась криками. Девушка, как заворожённая наблюдала за собравшимися, когда у неё закружилась голова, все звуки отошли на второй план, и она потеряла равновесие.

– Ну-ну! Сейчас не время для обмороков, – подхватив юную Капулетти под локоть, тихим голосом на ухо прошипел румынский князь. – Я обещал им чудо. Они здесь ради тебя. Так что нужно с должным уважением относиться к своей публике.

Джульетта встряхнула головой, приводя себя в чувство, и поцарапалась об один из шипов её ошейника. Разум просветлел, а гул и крики толпы вновь ворвались в её голову. Только теперь она смогла разобрать, что кричали собравшиеся у замка грешные души: «Жива!»

– Ты им рассказал? – девушка с изумлением посмотрела на Цепеша.

– Они бы все равно узнали. Слухи разносятся здесь быстрее чумы, – объяснил граф Дракула. – Даже если у тебя есть власть над народом, нельзя забывать, что нехватка информации у него порождает слухи, слухи, в свою очередь – сомнения, а сомнения толкают людей на всевозможные глупости. И все это кончается кровавым месивом, а у меня сейчас нет времени отвлекаться от своей главной проблемы, – Цепеш сделал паузу и с ухмылкой покосился на пленницу. – От тебя, моя живучая красавица. Так что, таким образом, я убил сразу двух зайцев – лишил возможности своих грешников шептаться за моей спиной, и устроил им поистине потрясающее зрелище. Скука и однообразие – главное из мучений здешних обитателей и ты, моя дорогая, вместе со своим доблестным рыцарем идеально разбавите наше однотипное существование.

Джульетта вновь посмотрела на беснующуюся толпу, когда среди плотной массы грешных душ промелькнул худощавый силуэт, и она узнала его.

Толпа продолжала напирать на стражу, которая изо всех сил пыталась сдерживать натиск, чтобы не подпустить их к князю и его спутнице. Юная Капулетти была озадачена тем, как они смогут добраться до места сквозь это бесконечное море из людских тел, но уже в следующее мгновение перед воротами замка появилась большая карета, запряженная шестнадцатью мужчинами с обнаженными рельефными торсами и в чёрных масках, скрывающих их лица. Толпа слегка притихла и была вынуждена отступить назад. К карете позади была прицеплена огромная деревянная платформа на двух колёсах, обитых металлическими пластинами, и с двумя пивными бочками на ней.

– Как ты понимаешь, в карету вы не поместитесь, так что я позаботился, чтобы тебе не пришлось идти пешком, – с издевательской усмешкой пояснил граф Дракула. – Прошу!

Первая пара чёрных рыцарей приблизилась к импровизированной телеге и спустила бочки на землю прямо перед собой и, воспользовавшись ими как ступенью, взобрались на деревянную платформу. Девушка была вынуждена последовать за ними. Когда она поднялась, то увидела металлический поручень посреди площадки, за который ей предстояло держаться во время поездки, чтобы устоять на ногах. По краям же телеги, где расположилась её стража, торчали свинцовые столбики, которые служили им опорой. Когда все пассажиры заняли свои места на двухколесной платформе, Цепеш с довольной усмешкой приблизился к своей карете и один из его преданных слуг распахнул перед ним дверцу. Князь поднялся на первую ступеньку.

– Трогай! – крикнул граф Дракула и скрылся внутри экипажа.

Шестнадцать полуголых мускулистых рабов двинулись вперёд. Слуга захлопнул дверцу кареты и уже на ходу запрыгнул на козлы. Телега дернулась, и Джульетта от неожиданности чуть не рухнула наземь, едва удержавшись руками за ржавый поручень. Колёса платформы с протяжным скрипом, нехотя, двинулась с места и уже потом, площадка более плавно покатилась следом за каретой.

Юная Капулетти поймала себя на мысли, что в своё время точно также по улицам Парижа, через весь город, заполненный требующими крови людьми, провозили преступников перед казнью. Её сердце сжалось от ужаса. Нет, она знала, что смерть сейчас ей не грозит, да она была бы и не против чего угодно, лишь бы избавиться от этого кошмара. Тем не менее, она все же ехала на казнь. На казнь того, кого любила больше жизни. Откуда-то издалека донёсся высокий протяжный визг, и девушка устремила свой взгляд в сторону, туда, где на фоне озарённого бликами угасающего костра чёрного неба виднелись десятки человеческих силуэтов, насаженных на десятиметровые колья. Тошнота подступила к горлу и вновь закружилась голова. Джульетта с ещё большим остервенением вцепилась в свой поручень. Изверг! Чудовище! На что ещё он способен? Что ждёт её храброго рыцаря, милого Феба? Будь проклят этот кровожадный психопат!

И в этот момент девушка почувствовала, как платформа под её ногами качнулась. Она вновь посмотрела вперёд и увидела, как увеличивается расстояние между телегой и экипажем. Лишившись главной точки опоры, крепления к карете, неустойчивая деревянная платформа принялась неуверенно балансировать на двух колёсах. Рыцари переглянулись между собой, но не рискнули сдвинуться с места, дабы не нарушить устоявшийся баланс. Но в следующий миг с обеих сторон из-под телеги появились двое мальчишек-близнецов с взъерошенными кучерявыми волосами. Почти молниеносно и синхронно, четырьмя взмахами изогнутых кинжалов, они через стыки грудного и шейного доспехов проткнули тела стражей и аккуратно уложили их там, где они стояли. Инерционное движение платформы закончилось, и она остановилась. Где-то справа среди толпы грешных душ раздались крики и грохот. Онемевшая от неожиданности, Джульетта, продолжая изо всех сил сжимать металлический поручень, обратила свой взгляд туда, где с небольшой возвышенности, давя всех на своём пути, нёсся огромный деревянный воз с пылающими алым огнём бочками с горючей смесью. В следующее мгновение, словно в замедленном действии, горящая повозка на всей скорости врезалась в карету с Цепешем, и раздался взрыв. Пламя рвануло высоко вверх, а куски горящего дерева и расплавленного металла дождем осыпали близстоящую толпу, вынудив всех броситься прочь от эпицентра событий.