Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

Кровь поэта забрызгала маньяка с ног до головы, и на его лице отобразилось бесконечное наслаждение, будто умирающий в пустыне от жажды путник подставил своё лицо под прохладные капли дождя. Ноги Гренгуара подкосились, но Тибальт поймал его и лёгким движением вытолкнул окровавленный труп поэта в открытое окно.

Джульетта застыла с опустошенным выражением лица, глядя невидящим взглядом прямо перед собой. Её словно вырвали из этого мира. Все вокруг потеряло какое-либо значение, и она ощутила привкус горечи во рту. Странное равнодушие охватило все её существо, а сердце билось едва-едва, с каждым ударом замедляясь все сильнее. Пустота – вот и все, что ей осталось. Никакой боли, злости или страха. Никаких мыслей или желаний. Она стояла посреди балкона в окружении двух трупов, будто моряк на чумном корабле посреди океана во время штиля. Как вдруг, что-то холодное коснулось её бледной шеи, и она слегка вздрогнула от неожиданности.

– Тссс! – раздалось тихое шипение за её спиной, и девушка поняла, что к её горлу приставили что-то острое. – Я, наконец, нашёл тебя.

– Ты пришёл убить меня? – равнодушно спросила Джульетта.

– Что? – удивился пришелец. – Нет. Конечно, нет. Я здесь, чтобы спасти тебя. Не бойся.

– Я не боюсь, – бесцветным голосом ответила девушка.

– Но ты вся дрожишь.

– Прохладно, – все также, глядя прямо перед собой потухшим взглядом, пожала плечами Джульетта. – И от кого же ты будешь меня спасать?

– От маньяка, – тихий мужской голос был полон искренности. – Он хочет убить тебя. Убить великую любовь.

– Тогда ты опоздал, – девушка обернулась к собеседнику, поцарапав себе шею об тонкую острую сталь. – Она уже мертва.

Незнакомец испугано отпрянул назад. Это был худощавый юноша в грубых серых домотканых штанах и рубахе, босой с короткими седыми волосами, стоявшими дыбом и бледно-голубыми глазами полными безумия. Тонкими длинными пальцами правой руки он сжимал опасную бритву, по лезвию которой стекала капля девичьей крови.

– Мы знакомы? – удивление промелькнуло в глазах девушки.

– Я… я… – будто собираясь с духом, заикался юноша. – Я люблю вас, мадемуазель.

– Любишь? Меня? – нахмурилась Джульетта. – Но я вас не помню.

– Вы не знаете меня! – тут же выпалил незнакомец, вытаращив свои глаза. – И я вас тоже. Но разве это имеет значение для великой любви?

– Думаю, имеет. Кто ты?

– Ромео, – юноша неловко склонил голову.

– Ромео? Какое необычное имя. Я где-то слышала его. Откуда ты, Ромео? И как ты меня нашёл?

– Я живу в больнице Святого Августа. Там заботятся обо мне. Но сегодня мне пришлось сбежать оттуда. Мне было видение…

– Так ты сумасшедший? – без каких-либо церемоний, прямо поинтересовалась девушка.

– Нет! – возмутился юноша. – Я часто вижу всякое. Это очень важно. Вам грозит опасность…

– Это уже не имеет значения.

– Ещё как имеет! Вы не понимаете! Он уже совсем близко…

– Так вот ты где, mon chéri, – вдруг раздался возбужденный голос за спиной Ромео, и он обернулся.

Перед ними в арке, ведущей к лестнице, стоял человек. Его кудрявые чёрные, как смоль, волосы беспорядочно падали на глаза, в которых плясали дьявольские огоньки. Он весь был в крови, а в каждой из рук сжимал по бритве.

– Я все-таки нашёл тебя, юная Капулетти. – Маньяк в предвкушении облизал свои губы и сделал шаг вперёд.

– Ты её не получишь! – юноша прикрыл собой девушку. – Ни за что!

– А ты ещё кто такой? – с омерзением осмотрев безумца с ног до головы, поинтересовался Тибальт.

– Ромео! Ромео Капулетти! – с вызовом ответил сумасшедший.

– Что? – Джульетту словно окатили ледяной водой. – Что ты сказал?

– Я сын месье Жерома Капулетти.

Он бредит? Девушка пыталась осознать услышанное. Этого не может быть.

– Так вы брат с сестрой. Что ж, Ромео, сын Капулетти, ты уже труп, – усмехнулся маньяк и направился к нему.

– Вам пора! – юноша в панике обернулся к Джульетте. – Я не позволю ему вас убить.

– Но… – растерялась девушка. – Что мне делать?

– Ничего. Я уже все придумал, – и одним резким взмахом Ромео рассек ей бритвой горло.

Джульетта даже не успела понять, что произошло. Она ничего не почувствовала, когда её собственная алая кровь фонтаном брызнула на улыбающегося от уха до уха безумца. Её ноги подкосились, и она рухнула навзничь, глядя своим удивленным взглядом в бесконечно чёрное небо Парижа.

– НЕТ! – крик полный ужаса и ярости разлетелся во все стороны от башни и должен был быть слышен и в Соборе Парижской Богоматери.

– Я смог! Я успел! Я спас её! – Ромео застыл с безумной улыбкой, глядя, как кровь вместе с жизнью покидает хрупкое девичье тело, в тот самый момент, когда за его спиной показался маньяк с пеленой ярости на глазах и молниеносным движением перерезал ему горло.

Сумасшедший рухнул к ногам убийцы, будто и не заметил, что его только что лишили жизни. Но Тибальт не собирался на этом останавливаться. Он нагнулся над истекающим кровью Ромео и принялся наносить ему удар за ударом.

– Ублюдок! Мразь! – брызжа слюной, маньяк вымещал на бездыханном теле сумасшедшего всю свою боль и злость.

Исполосовав его до неузнаваемости, убийца поник над телом той, чьей смерти жаждал больше собственной жизни. Все кончено. Все его труды больше не имели ни малейшего смысла. Все было напрасно. Слёзы градом потекли по его щекам. Он был так близок к цели всей своей жизни. Но у него все забрали. Один взмах бритвы лишили его всего. Он так и не ощутил её запах, её страх, её дрожь.

– А-а! – крик отчаяния вырвался из легких Тибальта и он, вскочив на ноги, бросился к одной из химер, но замер у края балкона, глядя вниз, где толпа людей разводила гигантский костёр.

– Нет, – глубокий сдавленный шёпот заполнил пространство балкона, и маньяк обернулся назад.

Фролло медленно, с немым ужасом в бесцветных глазах, приближался к трупам Ромео и Джульетты. Его тело словно отказывалось подчиняться старику. Его трясло, а ноги подкашивались. Так и не добравшись до трупов, учёный рухнул на колени, но продолжал ползти. Его глаза застилала пелена слез, а рот неестественно скривился в беззвучном крике. Он был похож на раненого пса, преданно следовавшего за своим хозяином. Тибальт с любопытством наблюдал за этой странной картиной.

– Доченька, – еле выдавил из себя старик, все же добравшись до тела Джульетты. – Доченька.

Фролло приподнял за плечи тело девушки, и её голова запрокинулась назад, ещё сильней оголив рану на её бледной шее. Из груди Клода вырвался звук похожий на предсмертный стон зверя. Он аккуратно приподнял голову Джульетты и взглянул в её остекленевшие глаза, в которых все ещё читалось изумление.

– Это я виноват, – севшим от горя голосом прошептал старик. – Я! За что? Боже! За что? – к учёному вернулся голос, и он заорал изо всех сил. – ЗА ЧТО? Ты уже забрал у меня одну любовь! Тебе мало? Ты самый кровожадный бог. Она же ещё дитя. Моё дитя.

Фролло нежно провёл пальцами по бледному лицу своей дочери, содрогаясь всем телом. Что-то подсказало Тибальту, что ему пора по-тихому выбираться отсюда, но он едва успел сделать пару шагов.

– Ты! – учёный поднял на маньяка налитые кровью глаза. – Ты все же добрался до неё…

– К сожалению, я не успел, – раздраженно ответил убийца.

– Ты забрал у меня мою девочку. Все это время, я пытался её защитить от тебя, но бог в очередной раз предал меня, – Клод угрожающе, медленно поднялся на ноги.

– Ты что задумал, старик? – удивился Тибальт. – Уж не отомстить мне за то, чего меня лишили?

– Я вырву твоё сердце! – Фролло с голыми руками бросился на маньяка.

Но тот был уже готов. Убийца вцепился старику в горло, полоснул бритвой по животу и локтем ударил точно в переносицу. Учёный, вскрикнув, отлетел назад и рухнул на каменный пол. Маньяк навис над распластавшимся перед ним немощным стариком, готовясь нанести последний удар, как вдруг раздался выстрел. Тибальта отбросило назад к парапету, и он лишь чудом успел удержаться за статую шута, который словно смеялся над ним. Резкая боль обожгла его плечо, и убийца зажал кровоточащую рану на плече. Он вскинул голову и увидел на противоположном краю балкона Гренгуара. На нем не было привычного фиолетового пальто и цилиндра, а его глаза полыхали фиолетовым огнем, и он напоминал ангела смерти. В вытянутой вперёд руке, поэт сжимал дымящийся револьвер и продолжал целиться в Тибальта.

– Нет! – испугано вскрикнул убийца, пытаясь закрыться свободной рукой от смертельного выстрела.

– Ты все испортил, – голос поэта звучал угрожающе, словно раскат грома.

– Это не я! Клянусь! – в панике зажмурился маньяк.

– Это больше не имеет значения. – Гренгуар спрыгнул с парапета на балкон. Его палец, лежащий на курке, напрягся. – Больше ничего не имеет значение.

Певец Парижа уже был готов спустить курок, как вдруг Фролло вскочил на ноги.

– Сдохни! – с криком полным ненависти и боли учёный бросился на скукожившегося от страха Тибальта и вместе с ним исчез за краем балкона.

Резкая острая боль пронзила все искореженное тело Квазимодо. Он чувствовал, как кто-то крепко обматывал толстой верёвкой его мощные запястья за спиной. Плечо вновь обожгло огнём. Горбун ещё никогда в жизни не ощущал подобной боли, но теперь что-то изменилось. Он медленно открыл свои разных размеров глаза, покрытые пеленой. Перед его взглядом маячили десятки огоньков, а вокруг гудело множество голосов, как на парижских улицах по воскресеньям. Что происходит? Квазимодо изо всех сил постарался сфокусировать свой взгляд, но пульсирующие волны боли от разрубленного и кровоточащего плеча, то и дело мешали ему сосредоточиться.

– Итак, – раздался поставленный мужской голос, и все вокруг затихли. – Монстр Квазимодо, ты обвиняешься в убийствах двенадцати юных парижанок и похищении моей дочери, Джульетты Капулетти. Ты признаёшь свою вину?

Горбун даже не сразу понял, что обращаются к нему, но имя его ангела очистило сознание, будто выдернув из небытия.

– Что? – прохрипел Квазимодо.

Его взгляд прояснился, и он увидел вокруг толпу людей с факелами в руках, застывшие в предвкушении зрелища. Он медленно опустил взгляд, где у его ног было сложено большое количество хвороста. Только теперь горбун понял, что привязан к стволу свежесрубленной сосны и находится в центре гигантского костра, который оставалось только зажечь.

– У меня нет времени с тобой тут чесать языками! – граф Капулетти тыльной стороной ладони ударил горбуна по лицу. – Ты сознаешься?

– Я…? В чем? – растерялся Квазимодо, обводя испуганным взглядом толпу. – Они будут бросать в меня камни?

– Отвечай на вопрос! – Жером побагровел от злости и жестко схватил горбуна за загривок. – Ты сознаешься в убийствах?

– Я… – зажмурился от страха Квазимодо. – Я убил того бедолагу. Я случайно. Я не хотел. Отец будет недоволен.

– Убил! – громко прокричал граф, обернувшись к толпе. – Вы слышали, народ? Он признался!

Толпа взорвалась восторженными криками.

– Теперь у нас есть полное право совершить правосудие! – Капулетти выносил смертный приговор, но все его мысли были только о дочери. Он должен быстрее найти её. Главное, чтобы она была жива. Где этот трусливый юнец, Меркуцио? Он должен был уже найти её. – Итак, монстр Квазимодо, за убийства юных парижанок и похищение моей дочери, Джульетты Капулетти, ты приговариваешься к смертной казни через сожжение на костре!

Толпа взревела ещё громче.

– Но я не убивал их. Я спасал Джульетту. Ей грозила опасность. Я просто хотел помочь… – все оправдания горбуна поглотил гомон жаждущей его смерти толпы.

– Поджигайте! – скомандовал граф Капулетти и люди с факелами, дружно приблизившись к беспорядочно сваленным кучам сухих ветвей, почти одновременно бросили полыхающие остовы на них. Огонь охватил хворост, но сразу же, на удивление, сошёл на нет.

– Несите ещё факелы! – приказал Жером. Он не мог больше ждать. С этим пора было заканчивать.

Паника и страх овладели уродцем. Он никак не мог понять, за что все эти люди его так ненавидят. Может они не понимают, как это больно?

Ещё семеро человек приблизились к привязанному к деревянному столбу горбуну и бросили факелы в костёр, но пламя вновь погасло. Квазимодо испуганно следил за всем этим действом вокруг, пытаясь понять, что происходит.

– Дай сюда! Сам все сделаю! – потеряв терпение, граф в бешенстве выхватил факел у ближайшего мужика и сунул его в самую гущу хвороста.

Пламя все же занялось, но никак не хотело разгораться, как бы ни старался Жером, раздувая его. И в следующий миг с неба что-то рухнуло прямо на толпу. Люди отскочили в сторону, расталкивая друг друга, когда глазам Квазимодо предстали два искореженных тела на земле, и он узнал одного из них. Фролло. Отец. Мертв. Капулетти бросил факел и обернулся. И тут костёр вспыхнул в полную силу, охватив все пространство вокруг перепуганного горбуна, который изо всех сил прижался к столбу, пытаясь как можно сильней отдалиться от навязчивых языков пламени, что уже обжигали его колени и кисти, но никак не мог отвести слезящиеся из-за жара глаза от трупа отца. Как это вышло? Он должен был защитить Джульетту. Кто теперь позаботится о ней? Он не может оставить её без защиты. Он обещал. Он поклялся. Паника и страх отступили. Он больше не чувствовал жар от огня, но хорошо ощущал пламя, зародившееся у него в груди.

Капулетти направился прочь от полыхающего костра, в эпицентре которого разъярённый горбун до последнего продолжал бороться за свою жизнь, пытаясь освободиться от верёвок. Граф застыл вместе с толпой, глядя на переломанные тела учёного и кудрявого мужчины, лежащие прямо перед ними. Жером с ужасом посмотрел вверх, где на фоне чёрного осеннего неба он едва мог различить макушку старинной башни. Джульетта. Холодок пробежал по спине, проник внутрь и мертвой хваткой сжал его сердце, перехватив дух. И в этот момент сзади раздался животный рёв. Он обернулся и увидел, как рассвирепевший горбун вырвал вместе с корнем ствол сосны, к которой был привязан и одним взмахом разметал горящий хворост в стороны. Он был похож на огненного демона, охранявшего ворота в Ад. Он разорвал веревки на запястьях, перехватил в руках дерево и, на манер огромной дубины, бросился на перепуганных и визжащих от страха людей. Жером едва успел пригнуться, когда деревянный ствол пронёсся у него прямо над головой. Горбун без труда раскидывал всех на своём пути, расчищая дорогу к башне. Люди бросились в рассыпную, спасая свои жизни, но десятка два несчастных так и остались лежать на земле, истекая кровью. Монстр добрался до башни, бросил сосну в сторону и скрылся внутри.

Вряд ли, кто-либо в здравом уме последовал бы за обезумевшим чудовищем, но там оставалась Джульетта. Его маленькая беззащитная дочка. Сегодня он либо вернёт её, либо умрет вместе с ней. Терять все равно больше нечего. И граф устремился к башне.

– НЕТ! – вырвался крик из груди поэта, но было уже поздно.

Гренгуар опустил револьвер и бросился к краю балкона, где мгновение назад исчезли Фролло и его единственный шанс освободиться от уз Ада. Певец Парижа застыл, глядя, как внизу вспыхнул гигантский костёр, а толпа людишек, словно в разрушенном муравейнике, бросилась в разные стороны. Вот и все. Это конец. Время. Жуткая раздирающая дьявольская боль пронзила позвоночник поэта, будто кто-то хотел его вырвать. Гренгуар отшатнулся назад, изо всех сил сжав челюсти, чтобы не заорать. Новая вспышка и все внутри, словно сжали в кулак. Пелена слепой боли лишила поэта зрения и подкосила его. Едва удержавшись на ногах, он продолжал бессмысленную борьбу с адскими муками. Поэт ощущал, как что-то эфемерное растёт внутри него, разрывая на части все внутренности, перемалывая их. Нечеловеческий вопль невыносимых страданий разнесся над башней и Гренгуар все же рухнул на корячки. Упершись руками в пол, он из последних сил сопротивлялся жгучей боли, которая медленно и тягуче пробиралась наружу, охватывая обжигающим жаром его плоть. Ему казалось, что кожа буквально плавится на нем, и он принялся ногтями сдирать её. Поэт разорвал рубашку на груди и увидел, как десятки чёрных шрамов ровными тонкими линиями покрывали его живот и грудь. Стало трудно дышать. Пусть все это закончится. Шрамы добрались до шеи, затем до подбородка и вот они уже стремительно вновь уродуют его лицо, словно дьявольские чернила использовали его тело, как холст.

– Пьер! – вдруг раздался до боли знакомый и приятный голос. – Что с тобой?

Эсмеральда бросилась к поэту, испуганно глядя на чёрные полосы, покрывающие его тело.

– Что это? – ужас охватил колдунью, и она опустилась на колени рядом с ним.

– Расплата, – сквозь сжатые зубы ответил Певец Парижа. Каждая клеточка его тела разрывалась от невыносимой боли, и все же он попытался улыбнуться ей. Правда, это было больше похоже на судороги. – Прости.

– Нет, нет, нет! – в панике запричитала ведьма, касаясь ладонью его израненного тела, будто пытаясь остановить распространение этих чёрных шрамов. – Ты не можешь сейчас умереть! Только не сейчас!

Но Гренгуар уже не слышал её. Тонкий чёрный ручеёк вытекал из его ушей. Он видел её – красивую и напуганную. Её губы быстро двигались, и он никак не мог уловить суть. Он понимал по яркой жестикуляции отдельные слова «ненавижу», «умоляю», «люблю». Какая-то бессмыслица. Оставив попытки понять, он просто напоследок любовался ей – преданной и непокорной, темпераментной и холодной, жесткой и милой. Он утопал в глубине её карих глаз, наполненных слезами. Она в отчаянии. Почему? На ней же нет ни единого шрама, в отличие от него, и, тем не менее, она страдает куда сильнее. Только теперь поэт понял, что больше не ощущает этой невыносимой боли. Только тонкий мерзкий писк в голове, как после контузии. Он улыбнулся, и из его носа медленно потекла чёрная кровь. Эсмеральда утёрла её своей рукой, словно заботливая мамаша ухаживает за своим сопливым сынком. Гренгуар улыбнулся ещё шире, от уха до уха, своей белозубой улыбкой. Удивление отобразилось на лице колдуньи. Она никак не могла понять, почему он улыбается. Что его так веселило? А поэт впервые, за все время своего бессмертия, наслаждался этим несуразным и нелепым моментом. Страх исчез. Он был счастлив. Счастлив, как никогда. Странно. Почему он никогда раньше не думал, что у него было все для счастья. Почему только сейчас? За миг до…

Чёрные шрамы полностью покрыли его худощавое тело и уже заполняли последние просветы кожи под глазами, а затем белки его глаз также окрасились в чёрный, слившись со зрачками, и по щекам потекли ручейки чёрной крови. Эсмеральда изо всех сил трясла Гренгуара за плечи, рыдая навзрыд от бессилия и горя, пока он не превратился в безжизненный чёрный, будто обугленный, труп с широкой белоснежной улыбкой. Колдунья почувствовала, как обмякло тело поэта, и он больше не подавал ни малейшего признака жизни. Она обняла его и не собиралась отпускать. Никогда. Она не готова была с ним прощаться. Только не сейчас. Только не так. Она отказывалась верить. Нет. Он всегда возвращался. Он не мог умереть. Но Певец Парижа так и остался стоять на коленях безжизненным изуродованным трупом в объятиях несчастной женщины с разбитым сердцем.

Как вдруг внизу у лестницы раздались тяжелые шаги. Кто-то торопливо поднимался на балкон. Ведьма встрепенулась и неожиданно все поняла. Её лицо наполнилось суровой решимостью и она, аккуратно опустив мертвое тело поэта на пол, поднялась на ноги. Оглянувшись по сторонам, она приблизилась к стене башни и прижалась к ней, в надежде, что ночная темнота позволит ей остаться незамеченной. Так и вышло. В следующий миг на балкон, буквально влетел неуклюжий гигант. Квазимодо застыл посреди четырёх трупов, лежащих на холодных камнях. Он обвёл их своими разномастными глазами, нервно двигая нижней челюстью из стороны в сторону, как вдруг его взгляд остановился на ней, и он оцепенел. Перед ним лежал его ангел. Прекрасный, как колокольный звон, бледный, как итальянский мрамор, мертвый, как и его отец. Горбуна будто парализовало, и он просто стоял, не в состоянии пошевелить и пальцем. Что-то словно щелкнуло внутри него, и он забыл даже, как дышать. Осознание было несоизмеримым с его восприятием мира. Лишь время спустя, он все же сдвинулся с места и, приволакивая за собой правую ногу, приблизился к телу Джульетты. Его плохо сшитое лицо не выражало ни единой эмоции. Он сел рядом с трупом и осторожно взял его на руки, словно собирался укачивать, как дитя. Он со всей возможной нежностью скинул с её лица светлую прядь и лишь выдохнул.

– Ну что ж. Теперь ты там, где больше никто не сможет причинить тебе боли. Я не справился. Прости. Это моя вина. – Одинокая слеза сорвалась с гигантского темно-карего глаза, и горбун изо всех сил нанёс себе удар кулаком по голове. – Это я. Это я. Плохой. Никчёмный. Болван.

Квазимодо колотил себя своими мощными руками по лицу и голове до такой степени, что вскоре рассек себе бровь, а из носа брызнул фонтан крови и забрызгал мертвенно бледное лицо Джульетты, и он вновь замер. Он опять все испортил. Он принялся вытирать неловкими движениями кровь с лица девушки, но только ещё сильнее размазал её, когда вдруг случайно коснулся большим пальцем тонких бледных губ, и его словно ударило током. Он застыл, глядя на своего мертвого ангела. Странное чувство зарождалось в его груди. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, как его сердце раздулось больше прежнего, почти перестав биться. Невероятно приятное чувство растекалось от него по сосудам, охватывая все его существо и наполняя каждую клеточку неудержимым наслаждением. Что это? Счастье? Но он уже был счастлив. Тогда, когда она была ещё жива. Когда они болтали дни и ночи напролёт, когда он приносил ей еду и свежие цветы, когда она касалась его и чесала его непослушные волосы. Его сердце вновь увеличилось. Уже до предела и больше не могло сокращаться и разгонять кровь. Горбун почувствовал легкий холодок в кончиках пальцев. Он не понимал, что происходит, но её губы неудержимо влекли его. Мысли превратились в бесконечный хаос, а на лбу выступил холодный пот. Все его тело трясло. Он сопротивлялся из последних сил. Это неправильно. Я не должен. Но это чувство было превыше всего. И поддавшись искушению, он медленно нагнулся над ней, чтобы поцеловать её губы. Но за миг до соприкосновения, его сердце взорвалось, будто воздушный шарик. В мгновение жизнь угасла в его глазах, словно где-то внутри выключили свет, и горбун обмяк поверх тела своей возлюбленной, продолжая сжимать его в своих мощных руках.

Эсмеральда не могла пошевелиться. Её сердце обливалось кровью, а в горле застрял ком. Все должно было быть иначе. У них же все получилось. Девчонку вытащили из самого Ада, и до счастья оставался лишь шаг, но все пошло прахом. Все мертвы. Они даже не успели насладиться вторым шансом. Какое глупое стечение обстоятельств оборвало их жизни. Неужели судьбу и в самом деле нельзя обмануть? Или может так распорядился Бог, покарав всех причастных. Тогда почему она ещё жива? Это лишь благодаря ей им удалось нарушить естественный ход событий. Это она виновата в столь жестоком и стремительном божественном возмездии. Это она навлекла на них его гнев. Она погубила всех. Или нет?

В этот момент на балконе показался ещё один силуэт, и ведьма узнала его. Вот, кто помешал им, кто все испортил. Из-за него эта башня сегодня ночью превратилась в склеп.

Граф Капулетти не мог поверить своим глазам. Это все напоминало какой-то жуткий ночной кошмар. По всему балкону лежали трупы, а по камням медленно растекались лужи багряной вязкой крови. Он нерешительно осматривал каждое тело, боясь найти среди них ту единственную, что любил больше жизни – своё юное дитя. Жером молился про себя всем богам, чтобы её здесь не оказалось. Он так долго жил мечтой найти её, а теперь отдал бы все, лишь бы этого не произошло. Не здесь. Не сейчас. Он брезгливо осмотрел почерневший труп поэта, но вряд ли даже узнал его. Недалеко от него, Жером увидел бездыханное тело Феба с огромным кровавым пятном на белой рубашке. Бедный мальчишка. Какая бесславная смерть. Зачем ты в это полез? У тебя была вся жизнь впереди. В нескольких шагах от него располагалось ещё более жуткое зрелище – юный Либертье сидел, прислонившись спиной к парапету, с застывшим во взгляде ужасом и держал в руках вывалившиеся из распоротого живота собственные кишки. Тошнота подкатила к самому горлу графа, и он прикрыл рот ладонью, едва сдерживая рвоту. Он резко отвернулся в сторону и вдруг онемел. Это невозможно! Этого не может быть! Как? Капулетти бросился к сыну, которого много лет назад собственноручно отправил в лечебницу для душевнобольных. Но вот и он здесь, тихо лежит исполосованный бритвой, глядя в небеса своим безумным взглядом. Боже! Жером опустился рядом с Ромео, коснувшись его груди, будто пытаясь убедиться, что он настоящий и ему это все не мерещится.

– Что ты здесь делал? Что? – пробурчал себе под нос Капулетти и осторожно прикрыл сыну веки.

Он не любил его. Он даже ни разу не видел его с тех пор, как тот убил во сне собственную мать, его жену. Он не простил его. И все же что-то дрогнуло в нём, когда он увидел его мертвым. Неужели Фролло похитил и его? Граф поднялся на ноги, сжал пальцами переносицу и крепко зажмурился. Его будто эмоционально выжали, вывернули наизнанку, а разум затуманился, словно от целого бочонка французского вина. Его начало трясти и ему потребовалось время, чтобы вновь взять себя в руки. Несмотря ни на что, был и хороший момент – среди всех этих тел не было его дочери. Значит, возможно, она ещё жива. Она, должно быть, напугана и где-то здесь прячется. Конечно, был ещё один труп, но к нему графу не нужно было даже приближаться, чтобы опознать. Тот, кому ещё несколько минут назад он вынес смертный приговор. Огромный горбатый монстр лежал, завалившись вперёд, поодаль. Похоже, раны, нанесённые во время пленения, все же добили его. Далеко убежать ему не удалось. Теперь осталось только найти Джульетту. Жером развернулся, чтобы быстрей покинуть этот пропитанный дыханием смерти балкон, но, вздрогнув от неожиданности, замер на месте. Перед ним стояла темноволосая женщина и пристально смотрела на него своими карими глазами.

– Ну как тебе зрелище, граф? – с презрением спросила она.

– Кто вы? Что вы здесь делаете? – растерялся Жером.

– Я ведьма и мое имя Эсмеральда! – с вызовом ответила колдунья. – И я здесь, как и ты, наблюдаю за делом твоих рук.

– Что?

– Оглянись. Ты убил их всех. Ты! – повысила голос Эсмеральда.

– Я? Да я их и пальцем не тронул! – возмутился Капулетти. – Они уже были мертвы, когда я пришёл.

– Ну, конечно! Ты убил их не своими руками. Ты не из тех, кто марает руки. Но именно ты привёл сюда толпу этих жадных до крови животных, которым только дай повод, и они разорвут любого во имя благой цели, которой прикрывают свои низменные страхи и преследуют свои порочные желания.

– Они пришли спасать мою дочь!

– О, не сомневаюсь! И вот он результат! – зло усмехнулся колдунья. – Надеюсь, ты доволен!

– Результат? – Жером вновь оглянулся на тела, разбросанные по балкону. – Ты хочешь сказать, что их всех убил Либертье? Это ты ему вспорола живот?

Капулетти с ужасом посмотрел на полную ненависти ведьму, но та лишь рассмеялась ему в лицо.

– Я? К сожалению, не имела подобного удовольствия. Нет. – Эсмеральда сделала паузу. – Это дело рук твоей ненаглядной Джульетты.

– Что? Какая чушь! – граф смотрел на ведьму, как на полоумную. – Ты сошла с ума?

– Как твой очаровательный сынок? Нет. К счастью, меня миновала эта участь, – ведьма покачала головой. – Ты мне не веришь? Что ж, позволь я тебе расскажу, что здесь произошло.

Капулетти нахмурив брови, следил за каждым движением колдуньи, которая двинулась в сторону трупа Шатопера.

– Спасаясь бегством от разъяренной толпы, благородный Феб и прекрасная Джульетта поднялись сюда, на этот балкон, в то время как несчастный горбун принял на себя удар этого стада линчевателей. Они знали, что маньяк уже в башне и потому пришли сюда в поисках того единственного, кто мог их защитить – поэта Гренгуара. Но не нашли его. Тогда и появился твой прихвостень. – Эсмеральда приблизилась к телу Меркуцио. – По твоей воле он хотел забрать Джульетту, и между ним с Фебом завязалась потасовка, в ходе которой, ублюдок пронзил своим кинжалом Шатопера. Бедная Джульетта обезумела от горя и, схватив клинок, которым был убит её возлюбленный, вспорола живот предателя.

Граф лишь нервно качал головой из стороны в сторону, отказываясь в это верить.

– И в этот момент, непонятно откуда возник твой безумный сынок. Он обещал спасти разбитую Джульетту от рук убийцы, но тот оказался проворнее и нанёс удар первым. Ромео был уже мертв, когда Фролло появился здесь и в бешенстве бросился на маньяка. Тот убил бы старика, если бы не вмешался поэт. Одним выстрелом из пистолета он отбросил убийцу к парапету. Гренгуар был готов завершить начатое, но Клод опередил его. Фролло накинулся на раненого маньяка и вместе с ним рухнул вниз. Меркуцио не убивал их всех, но именно он положил начало череде этих бессмысленных смертей. Не будь его здесь, все было бы совершенно иначе. Они все были бы живы.

Капулетти в ужасе вновь обвёл взглядом, устланный трупами балкон. Слова ведьмы звучали безумно и в то же время очень убедительно.

– Так ты была здесь все это время? – совершенно потерянным взглядом Жером посмотрел на Эсмеральду.

– Увы, но нет. Я могла бы помешать, этому случиться, но вместо этого, я была внизу, чтобы помочь Квазимодо освободиться из рук этой бездушной толпы.

– Но я тебя там не видел, – удивился граф.

– Я не покидала башню. Я пыталась от входа заговорить огонь, чтобы не дать ему сжечь Квазимодо.

– Но раз ты была там, – медленно размышлял вслух Капулетти. – Значит, ты не могла видеть, что происходило здесь.

– Увидеть будущее невозможно, даже для меня, – колдунья пристально посмотрела в глаза графа. – Однако заглянуть в прошлое, тем более не далекое, довольно просто. Особенно, когда оно касается чьей-либо смерти. Видишь ли, когда душа покидает тело, остаётся сильный энергетический след, который легко можно преобразовать в память. Если, конечно, знать, как это делается.

– То есть, ты и в самом деле все это видела? Видела, как все они погибли? – с нотой надежды в тревожном голосе спросил Жером, и ведьма утвердительно кивнула. – Значит, ты видела, куда делась Джульетта?

– Видела, – с презрительной ухмылкой ответила Эсмеральда. Этот эгоцентричный богач даже не думал раскаиваться в содеянном.

– Где она? – Капулетти бросился к ведьме и, схватив за плечи, принялся трясти её. – Ты должна мне сказать! Где моя дочь?

– Успокойся. – Колдунья вырвалась из рук графа. – Ты заслужил узнать, где та, кого ты называешь своей дочерью, пусть она таковой и не является. Я покажу тебе.