Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

Глава 15. (Воскрешение и Смерть)

За Парижем, 1799

Круглую комнату на вершине мрачной и одинокой башни, возвышающейся прямо за западными воротами Парижа, освещали десятки длинных бордовых свечей в обшарпанных позолоченных подсвечниках, наполняя её неровным призрачными светом. Воск медленно стекал по ним, словно сгустки крови. Фролло стоял возле небольшого деревянного стола и пристально наблюдал за манипуляциями, которые проделывала колдунья с принесенными с собой ингредиентами. Прямо перед ней, в небольшом котелке на медленном огне кипела жидкость серо-голубого цвета. Эсмеральда старательно измельчала в ступе стебли, неизвестных ученому, растений. Шкрябание песта о деревянное дно вызывало у ученого жуткое раздражение, но он даже не думал ей мешать. Закончив измельчать ростки, Ведьма бросила все содержимое ступы в бурлящую жидкость, и над ней поднялся сиреневый пар, который ударил Клоду в нос и заставил поморщиться от резкого и неприятного запаха, напоминающего гниение трупа. Выждав ещё пару минут, Эсмеральда разлила содержимое котелка по двум деревянным чашам.

– Готово, – сообщила колдунья.

Она взяла первую чашу и сделала шаг в сторону лежащих на полу трупов влюблённых.

– Вторая для мальчишки. Ты можешь и помочь, – оглянулась на учёного ведьма, но Фролло лишь брезгливо поморщил нос. – Да уж. Все же человечности тебе не хватает, старик.

Эсмеральда приблизилась к горбуну, который ни на секунду не отрывался от своего прекрасного ангела, и опустилась перед ними на колени.

– Ей нужно это выпить, – объяснила колдунья, демонстрируя чашу с зельем. – Иначе, она может никогда не очнуться.

Квазимодо, избегая встречи со взглядом карих глаз, настороженно оглянулся на своего создателя. Только после того, как он кивнул, горбун позволил ведьме влить содержимое чаши в уста Джульетты. Фролло пристально следил за этим действом, надеясь, что вот сейчас она откроет глаза, но девушка не шелохнулась, и Клод стал ещё мрачнее обычного. Эсмеральда осмотрела ротовую полость самоубийцы, а затем, приподняла её веки, изучая цвет глазных яблок. Закончив осмотр, колдунья поднялась и вновь вернулась к столу.

– У неё есть ещё два часа, – сообщила она ученому. – Им этого хватит. Не переживай.

Но даже Фролло заметил, как полный уверенности тон, с которым ещё недавно она уверяла его, что все будет хорошо, сменился низким тревожным голосом. Он вновь промолчал. Ведьма поставила на стол пустой бокал и, взяв полный, направилась к телу Шатопера. Она приподняла за шею его голову, которая так и норовила запрокинуться назад, и осторожно принялась вливать снадобье в его рот. Как вдруг юноша резко распахнул глаза и со всей силы вдохнул воздух, а вместе с ним и зелье из чаши. Задыхаясь, он принялся громко откашливаться, пытаясь отхаркнуть жидкость. Эсмеральда от шока даже слегка растерялась, глядя на ожившего Феба изумленным взглядом, будто уже и сама не верила, что они вернутся. Но быстро взяв себя в руки, она помогла ему сесть и нормализовать дыхание. Ошеломлённый Фролло бросился к ним.

– Джульетта? – единственное, что смог произнести учёный.

– Она… она… – юноша, шатаясь, пытался подняться на ноги и никак не мог набрать достаточно воздуха в легкие.

И в следующий миг, самоубийца с громким вздохом очнулась. Она открыла глаза и увидела перед собой плохо сшитое, но безумно родное лицо своего Квазимодо, который расплылся в счастливой кривой улыбке.

– Жива! – радостно воскликнул горбун и так крепко прижал к себе Джульетту, что у неё перехватило дыхание, и все же она ответила ему взаимностью. – Жива!

– Как ты, мой хороший? – рассмеялась девушка. Квазимодо щекотал её шею своим дыханием. – Я скучала.

– Скучала! Я тоже! Тоже! – складывалось впечатление, что он никак не мог ей надышаться, когда их окружили, и Квазимодо поднял голову.

Феб бросился к возлюбленной, обнял её и со всей страстью впился губами в её уста.

– Мы смогли! Мы сделали это! – едва оторвавшись друг от друга, с придыханием вымолвил полицейский.

– Мы живы! Снова! – Джульетта нежно обхватила ладонями лицо юноши, глядя на него бесконечно влюблёнными глазами.

На Квазимодо никто никогда так не смотрел. Его охватил жар. Сердце гулко грохотало в его груди. Ему хотелось сжать в своих руках прекрасную голову юноши и раздавить её, как дыню. Но он видел, как она смотрит на него, как он дорог ей. Он бы никогда не посмел причинить ей боль. Лучше задохнуться от собственного гнева, чем видеть слезы в её глазах.

– Где Гренгуар? – низкий взволнованный голос колдуньи словно окатил влюблённых ледяной водой.

Феб замер. Счастье вмиг стерлось с его лица, сменившись горькой болью, и он закрыл глаза, не зная, что ответить.

– Где он? Я спрашиваю! – уже угрожающе повторила Эсмеральда.

Шатопер с Джульеттой поднялись на ноги, и юноша, обернувшись, нашёл в себе силы посмотреть ведьме в глаза, взглядом полным скорби.

– Он не смог с нами выбраться оттуда, – сквозь боль ответил полицейский, дрожащими губами.

– Не смог? – в карих глазах колдуньи вспыхнул огонь. – Что это значит?

– Он велел нам уходить без него…

– И ты его бросил?! – ярость наполнила все существо Эсмеральды. – Он ради тебя и твоей глупой девчонки рискнул всем, а ты его бросил?!

Ведьма, угрожающе, приблизилась к юноше и схватила его за ворот рубашки, притянув к себе.

– Ты жалкий трус и предатель! Ты и мизинца его не стоишь! Он продал свою душу Дьяволу. Но даже при всём при этом у него её было больше, чем у любого из вас!

– Ты права. – Феб изо всех сил старался не опускать взгляд.

– Права?! – брови колдуньи удивленно взмыли вверх.

– Да! Во всем! Я сбежал, как трус, когда ему была нужна моя помощь, как никогда до этого. Пусть бы я и не спас его, но мы должны были вместе остаться там. Плечом к плечу встретить свою смерть. – Шатопер видел, как слёзы подступали к глазам ведьмы. – Гренгуар хотел, чтобы я вытащил Джульетту оттуда. Чтобы все наши старания не были напрасными. Он грезил этим. Но этого бы не свершилось, если бы я остался там…

– Так ты себя успокаиваешь? – Эсмеральда изо всех сил пыталась сдерживаться, но её голос дрогнул.

– Нет. Даже не смотря на все это. На все его уговоры, я должен был остаться там. Рядом с ним. И чтобы ты не сделала со мной, как бы ни проклинала, как бы ни ненавидела меня, это будет капля в море той ненависти, боли и презрения, которые испытываю к себе я сам. Но нет наказания хуже, чем смотреть на человека, которого любишь больше всех на свете и каждый раз вспоминать, что обязан этим всем тому, кого бросил. Кого не спас…

– Великолепная характеристика! Я сейчас сам разрыдаюсь, – раздался высокий голос позади колдуньи, и она, оглянувшись, обомлела.

Перед ними стоял, наигранно надув дрожащие губы, Певец Парижа без единого шрама на лице. Феб бросился к нему, оттолкнув ведьму в сторону, и крепко сжал его в своих объятиях.

– Господи, mon cher, – возмутился поэт сдавленным голосом. – Тебе стоит пересмотреть способы демонстрации собственных чувств. Я же не твоя ненаглядная, которая в восторге от обнимашек-целовашек.

– Как? Как ты выбрался? – полицейский отпустил Гренгуара и с улыбкой во все лицо посмотрел на своего напарника.

– Вплавь, mon cher, вплавь. – Поэт принялся отряхивать пальто, словно брезгуя прикосновениями юноши. – Не хотелось бы хвастаться, но я очень неплохой пловец.

– Я думал ты…

Умер? – возмутился Певец Парижа. – Ну, уж нет! Я не умру, пока не узнаю, чем закончится вся эта эпопея.

– Прости меня! Прошу. Я бросил тебя… Я должен был помочь… – полицейский взглядом полным сожаления посмотрел на поэта.

– Боже упаси! – Гренгуара даже передернуло. – Ты впервые сделал все правильно. Если честно, то я впечатлён. Впервые, ты сделал все так, как я тебе велел. Да это моя личная победа. Поступи ты иначе, мы все бы остались в Аду навсегда. Так что не слушай этих перепуганных сентиментальных девчонок.

– Ты кого назвал девчонкой? – Эсмеральда стремительно приблизилась к поэту и со всего размаха залепила ему пощечину.

– Ау! – вскрикнул Певец Парижа, схватившись за покрасневшую щеку. – За что?

– За то, что так долго, – испепеляющим взглядом колдунья смотрела на Гренгуара. – Никогда больше не смей заставлять меня столько ждать.

– Виноват, – с усмешкой, поэт склонил голову. – Исправлюсь. Но все же хорошо закончилось. Все живы. Все счастливы. Или не все? Что с тобой, Фролло?

Ученый стоял слегка поодаль от остальных с совершенно потерянным выражением лица и не мог отвести взгляда от Джульетты.

– Я сдержал обещание. – Певец Парижа указал на Джульетту. – Она жива. Ты же об этом мечтал.

Только сейчас девушка заметила своего тюремщика, застывшего в стороне, который не сводил с неё своих серых, почти бесцветных, глаз.

– Так это правда? – Джульетта с вызовом приблизилась к онемевшему учёному. – Все это время…

– Что? – растерялся Клод. – О чем вы, мадмуазель?

– Ты мой отец? – с отвращением спросила девушка, через силу выговаривая эти слова.

– Что? Откуда? – ужас сжал желудок Фролло, и он бегающим взглядом посмотрел на поэта, который был удивлён не меньше его.

– Не смотри на меня! – выше обычного воскликнул Гренгуар. – Я думал, ты просто влюблён в эту девчонку. Сам понимаешь, свобода слова, веры и любви. Чего только не встретишь в этом мире. Но теперь все встало на свои места. Ах ты, негодник, Фролло.

– Как ты узнала? – старик с бесконечным чувством вины посмотрел в голубые глаза дочери, полные презрения.

– Я в Аду встретил вашу… – Феб запнулся, не зная, как назвать женщину из подземелья арены. – Мать Джульетты. Она мне все рассказала.

– Изабель?! Как она? – на лице ученого отобразилась бесконечная скорбь.

– Она в Аду! – резко ответила девушка. – А ты нет. Но там твоё место. И скоро ты там будешь. Тебе не хватит и вечности, чтобы искупить все свои грехи, старый мерзавец…

– Придержите язык, юная мадмуазель! – неожиданно вмешалась в разговор Эсмеральда и все посмотрели на неё. – Вы обязаны этому человеку жизнью. Дважды.

– О! Да вы здесь сдружились, пока нас не было, – присвистнул поэт. – Любопытно.

– Он бросил меня! Выкинул, как ненужного котёнка! – возмутилась Джульетта.

– Он отдал вас богатейшему человеку Франции. – Ведьма впилась своими карими глазами в разъяренную девчонку. – Благодаря ему, вы не знали нужды. Вам не приходилось голодать и мерзнуть на улице. У вас было все, о чем можно было только мечтать. Вряд ли плод греха двух священнослужителей мог рассчитывать на подобную жизнь, оставаясь рядом со своим истинным родителем.

– Священнослужителей?! – Джульетта резко обернулась к ученому. – Ты был священником?

Фролло впал в оцепенение и не мог ничего ответить. Все происходящее, казалось ему, кошмаром наяву.

– Значит, Изабель вам не все рассказала, месье Шатопер, – с укоризной колдунья посмотрела на шокированного юношу.

– У нас было мало времени, – попытался оправдаться Феб.

– Я вспомнил! – вдруг воскликнул Гренгуар. – Сестра Изабель! Это же та красавица-монашка, которая так усердно служила Господу под твоим началом, Фролло. Когда в детстве мы посещали церковь, я не мог отвести от неё взгляда. А ты хорош. Такую девчонку отхватить.

– Твои родители посвятили жизнь Богу, но их любовь оказалась сильнее любых обетов, – наконец объяснила Эсмеральда. – Но при родах, твоя мать умерла.

Джульетта никак не могла поверить в услышанное. Она вновь обернулась к ведьме.

– Он похитил меня. Держал в холодной клетке. И не сказал мне ни слова. – Девушка с трудом говорила, задыхаясь от злости и отказываясь воспринимать слова колдуньи. – Ну, уж нет. У меня один отец. Жером Капулетти. Он растил меня, любил и всегда оберегал. Он…

– Самонадеянный дурак, – перебила Эсмеральда. – Это из-за него ты оказалась здесь. Не дай бог, девочка, тебе узнать, каково это видеть, как твоих детей растят чужие люди. Тем, как Фролло держал все это в тайне, можно только восхищаться. Мало кто смог бы это выдержать. Он просто знал – стоит ему хоть намекнуть тебе о твоём истинном происхождении, его сделка с графом Капулетти будет расторгнута и твоя прекрасная жизнь закончится. Он держался до последнего. Но ни один родитель не останется в стороне, когда его чаду угрожает опасность. Объявив о твоём скором замужестве, Капулетти все равно, что принялся размахивать красной тряпкой перед глазами разъяренного быка. Считай, он объявил на весь Париж, что самая красивая девушка столицы через три дня лишится своей невинности. С этого момента, ты стала главной целью для маньяка, убивающего самых красивых девственниц Парижа. Так что было делать твоему настоящему отцу? Сказать правду он тебе не мог, но и оставить без защиты тоже. Да. Он похитил тебя. Да. Он держал тебя в клетке. Иначе бы просто не смог сохранить свою тайну. И даже после того, как ты покончила с собой, он не опустил руки. Он пришёл ко мне и буквально на коленях умолял о помощи. Меня! Ту, кого презирал всем сердцем. Он убедил твоего ненаглядного Феба отправиться с поэтом, которого ненавидел больше всех на свете, в Ад, чтобы вернуть тебя. Этот человек сделал все, перешагнул десятки раз через все свои принципы и гордость, чтобы вернуть тебе жизнь. Да он и сам готов был отправиться за тобой, но я не пустила. И теперь, ты, вернувшись сюда, живой и невредимой, смеешь бросать ему в лицо оскорбления? Так ты выражаешь своё почтение и благодарность. Печально. Думаю, ты не заслуживаешь такого отца. Граф Капулетти тебя очень плохо воспитал.

Джульетта застыла, словно её окатили ледяной водой, с открытым ртом, но никак не могла найти слов. К её глазам подкатили слёзы бессилия. Она все понимала, но эта правда её не устраивала. Все её нутро отвергало мысль о том, что её настоящий отец жуткий старик. С малых лет её до ужаса пугал взгляд этих серых глаз, которые так пристально следили за ней, когда они с отцом отправлялись в церковь. Они снились ей в кошмарах. Нет! Это уже слишком!

– Ты права, – неожиданно произнёс Фролло, и девушка через силу повернулась к нему. – Я не твой отец.

Удивление отобразилось на лице Джульетты.

– Не важно, чья кровь в тебе течёт, – превозмогая боль в груди, после небольшой паузы продолжил учёный. – Истинный отец – тот, кто вырастил тебя, воспитал. Это то, чего я желал бы больше всего на свете. Это то, о чем я буду жалеть до конца своей жизни. Я никогда не стану твоим отцом. Я для тебя совершенно чужой человек. Кого должно волновать, что когда-то давно ты родилась от нашей безмерной любви с твоей матерью, которую ты никогда и не знала. Я прошу твоего прощения…

Джульетта видела, как тяжело ему давалось каждое слово. Его буквально разрывало от переполнявших эмоций.

– Но только за то, что не смог сохранить эту тайну. Единственное, что для меня имеет значение – это твоя жизнь и твоё счастье. Я совершил множество ошибок в своей долгой жизни и о многом сожалею. Но не о том, что отдал тебя графу. Возможно, это был мой единственный поступок, лишенный какого-либо эгоизма и высокомерия. Я буквально оторвал от себя часть собственного сердца, но я сделал бы это снова, лишь бы вновь увидеть, как сияет от счастья твоё личико, когда тебя качают на качелях в ирисовом саду, как заливисто смеясь, ты выпрыгиваешь из кареты в красивом розовом платье с крохотными бантиками на подоле, как ты бросаешь в разбегающихся голубей крошки хлеба и с искреннем удивлением не можешь понять, почему они не хотят с тобой играть. Это мои лучшие воспоминания из всей жизни, и я бы их ни на что не променял. – Клод еле сдерживал слёзы. – Нет. Я не твой отец. Я просто старик, который любит тебя больше жизни.

Джульетта от злости со всей силы сжала свои челюсти, а из её грустных голубых глаз ручьями хлынули слёзы.

– Так нечестно! – девушка никак не могла разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, она ненавидела его за все, что он сделал, но сейчас он вызывал у неё только жалость и сочувствие. Но она хотела только ненавидеть его. – Так не должно быть! Это не справедливо!

И Джульетта бросилась прочь из комнаты, и Шатопер поспешил за ней. Эсмеральда проводила их взглядом и медленно приблизилась к ученому, застывшему без сил.

– Ей нужно время. Она все поймёт и вернётся. На неё слишком много всего обрушилось за столь короткий срок.

– Главное, что она жива. Остальное не важно, – Фролло попытался принять свой обычный холодный вид, но у него это плохо получалось. Он был разбит. – Спасибо тебе.

Колдунья приятно удивилась его словам, и даже слегка улыбнулась.

– Я просто рассказала ей правду. Рада, что впервые за много лет ошиблась в человеке, и он оказался лучше, чем я о нем думала. Так что, не за что, mon amie.

– Если бы не ты, она бы была мертва. Я буду в вечном долгу перед тобой…

Неожиданно ведьма вцепилась пальцами в запястье ученого, и он вздрогнул. Все её тело натянулось, как струна, а зрачки закатились назад. Она глубоко вдохнула воздух, слегка дрожа от напряжения. Зрелище было пугающим, и Клод взволновано смотрел на неё, не понимая, что с ней происходит и что ему делать. Но уже в следующий миг она приняла свой обычный облик, словно вынырнув из глубин собственного сознания.

– Что с тобой? – с тревогой спросил Фролло. – Что это было?

– Он здесь! – выдохнула Эсмеральда.

– Кто? – учёный был в полном смятении.

– Убийца! – ведьма испуганно посмотрела на Клода. – Он пришёл за ней.

Фролло почувствовал, как редкие волосы на его голове встали дыбом от ужаса.

– Её нужно вернуть! – колдунья принялась озираться по сторонам. – Где поэт? Куда он делся?

– Квазимодо! – громко крикнул старик. – За мной!

Горбун встрепенулся, готовый без вопросов следовать за своим создателем, и они бросились вслед за влюблёнными. Выскочив из комнаты в тот же выход, где исчезли юноша с его дочерью, Фролло застыл перед двумя лестницами, ведущими в разные стороны.

– Послушай меня, Квазимодо, – взвинченный учёный обернулся к уродцу. – Нам нужно найти Джульетту и вернуть её обратно. Любой ценой. Это вопрос жизни и смерти.

– Жизни и смерти, – кивнул горбун. – Я найду её.

– Хорошо. Ты пойдёшь вниз по восточной лестнице, я по западной. Один из нас её догонит.

Квазимодо слегка растерялся, пытаясь понять, где восточная, где западная лестница. Он постоянно в них путался. По его подсчетам, к вершине башни вели семь разных лестниц, которые не пересекались между собой. Людовик XIII задумывал эту башню на тот случай, если однажды ему придется бежать из крепости, и для этого у него было семь разных путей. Наконец сориентировавшись, горбун устремился вниз по правым ступеням, Фролло же направился влево. Они должны успеть добраться до Джульетты раньше маньяка. Они должны защитить ее, во что бы то ни стало. Он не может потерять её. Только не сегодня. Только не опять. Паника охватила некогда холодный разум ученого, пока он нёсся вниз, прыгая через несколько ступеней, словно юнец. Они не могли далеко уйти.

Гренгуар застыл на балконе в компании мрачных каменных горгулий. Ему нравился их вид и то, как они, молча, вместе с ним наслаждались прохладной осенней ночью. Их окружала беспросветная тьма. Словно он до сих пор не вернулся из Ада. Таким можно увидеть небо, лишь за час до рассвета. Значит, осталось совсем немного. Он с силой втянул носом свежий воздух и почувствовал, как жизнь наполняет собою каждую клеточку его тела. Он закрыл глаза и ощутил, как она бежит по его венам к самому сердцу, а затем фонтаном эйфории заполняла его голову. Он никогда не ощущал ничего прекраснее жизни. Все сознание заполнялось разноцветными яркими брызгами. Все его нутро обволакивало прекрасным тёплым чувством, подобное тому, которое ты испытываешь в те редкие моменты абсолютного счастья. Он закрыл глаза и буквально растворился в безмятежной тишине предрассветного Парижа. Но его покой нарушил женский голос:

– Пьер!

Он давным-давно в Аду, mon chéri, – не оборачиваясь и не открывая глаз, ответил поэт.

– Что ты здесь делаешь? – Эсмеральда приблизилась к нему со спины. – Я думала ты в восторге от подобных драматичных сцен.

– И ты не ошиблась. Но у меня сейчас, к сожалению, нет на это времени.

– Он здесь.

– Знаю, – Певец Парижа открыл глаза. – Я тоже его почувствовал. Где Джульетта с мальчишкой?

– Сбежали, но Фролло с Квазимодо скоро вернут их сюда, – ответила ведьма.

– Вернут? – Гренгуар слегка повернулся к колдунье. – Думаешь, это была хорошая идея, возвращать добычу туда, где её поджидаете охотник?

– Конечно! Он её найдёт и за стенами башни, а здесь мы сможем её защитить.

– Мы? Защитить? Ты серьезно? – усмехнулся поэт и обернулся к озадаченной Эсмеральде. – Мы будем её защищать?

– А как же? Ты прошёл через Ад, рискуя ради неё всем, не для того, чтобы маньяк смог добраться до неё здесь.

– Гренгуар разразился громким смехом.

– Ради неё? Ну, уж нет. Я выкрал её душу из Ада только с одной целью, поквитаться со старым приятелем. Он украл мою душу, а я его. Банальный обмен любезностями.

– Месть? Это слишком мелочно для тебя, – усомнилась ведьма.

– Когда я помогал мстить тебе, ты так не считала, – заметил поэт.

– И что теперь? – нахмурилась Эсмеральда. – Ты позволишь ему убить её?

– Ему не нужно мое позволение, но нет. Её он не получит.

– Значит, ты его все же остановишь? – с надеждой в голосе спросила колдунья.

– Ради этого я и вернулся, – улыбнулся Певец Парижа.

– Только ради этого? – обида промелькнула на лице Эсмеральды.

– О чем ты? – поэт слегка растерялся.

– А как же я? – неожиданно выпалила ведьма. – Я ждала тебя! Переживала!

– И я не подвёл. – Гренгуар осторожно положил руки на её плечи и заглянул в большие карие глаза. – Я здесь и все ещё жив.

– Когда мальчишка сказал, что ты не выбрался… Я думала, что потеряла тебя… – она смотрела на поэта взглядом, переполненным чувствами.

– Тебя послушать, так я неплохой человек… как будто… – усмехнулся Певец Парижа.

– Ты лучше! – Эсмеральда бросилась к нему на шею и изо всех сил прижала к себе. – Я не встречала никого лучше тебя.

– Ох, слышал бы тебя кто-нибудь сейчас, ты бы вновь подняла бы такую волну народного гнева. Больше никогда не говори об этом никому, а то закончишь свои дни в больнице Святого Августа.

– Они не знают тебя. Не знают, так как я. – Колдунья вновь посмотрела в бесконечно чёрные глаза поэта. – Ты жесток с жестокими, добр к добрым и насмешлив с глупцами. Ты никогда не предавал того, кто тебе предан. Ты справедлив. Ты всегда даёшь людям то, что они заслужили…

– И чего же заслужила ты? – улыбнулся Певец Парижа.

– Любви, – вдруг ответила Эсмеральда, и улыбка исчезла с лица поэта. Он застыл, не зная, что ответить. – Я люблю тебя, Пьер.

Гренгуар оцепенел. Его лицо превратилось в непроницаемую каменную маску, а в глазах мелькнули фиолетовые огоньки.

– Ответь, что-нибудь! – раздраженно потребовала колдунья. Она уже пожалела, что сказала эти слова, но отступать было поздно.

– Ты права, – вдруг ответил поэт. – Ты заслуживаешь любви. Заслуживаешь, как никто другой. Но я не люблю тебя.

В грудь Эсмеральды словно вонзили металлический кол и, медленно поворачивая, разрывали её сердце. Она не могла дышать, а резкая острая боль внизу живота, вынудила её издать тихий стон. На что она рассчитывала? Дура! Фролло все же был прав! Он никогда не будет её.

– Я знаю, – через все муки ответила ведьма, стараясь принять свой надменный вид. – Я просто хотела, чтобы ты знал. Я никого никогда не любила до тебя.

– Есть знания, которые дают тебе силы, – Гренгуар не сводил своего пронзительного взгляда с колдуньи, которая едва сдерживала от обиды слёзы. – Другие тебя разрушают.

– К чему ты это? – слёзы все же, против воли, вырвались из глаз Эсмеральды, и ей пришлось усмехнуться, будто это помогало скрыть ту боль, которая разрывала на миллионы частей всю её душу.

– Мы сами выбираем, какое влияние окажет на нас то или иное знание…

– Иди к черту со своими заумными речами! – вдруг взорвалась колдунья и отвернулась от поэта, чтобы, наконец, дать волю своим эмоциям.

Гренгуар застыл, настороженно глядя на содрогающуюся всем телом ведьму, повернутую к нему спиной. Он понимал, что должен что-то сделать, но не мог придумать что. Он, впервые, не знал даже, что сказать. Зачем? Зачем он ляпнул это? Она ему говорит о чувствах, а он ей про знания. Что за идиот?

И вдруг, откуда-то издалека донеслись неразборчивые человеческие голоса. Поэт развернулся и вновь вгляделся в кромешную тьму парижской ночи. Звуки становились все отчетливей. Он почувствовал, как Эсмеральда, приблизилась к нему сзади и тоже настороженно всматривалась в сторону города. И уже в следующий миг, далеко внизу, среди деревьев мелькнули огоньки, которые словно светлячки разлетелись в разные стороны, медленно приближаясь к башне. Певец Парижа распознал в голосах людей строевое пение. Они шли на битву.

– У нас гости, – усмехнулся Гренгуар.

– Что мы будем делать? – тревожно спросила колдунья. – Вряд ли им удастся попасть в башню.

– Это лишь вопрос времени. Найдите Джульетту и Феба. Пусть они ждут меня здесь.

Поэт быстрым шагом направился прочь с балкона.

– А куда ты? – окрикнула его ведьма.

– Поболтать со старым приятелем, – не останавливаясь, ответил Певец Парижа и исчез в лестничном проеме.

– К оружию, граждане,

– Постройтесь в батальоны,

– Идем, идем!

– Пусть нечистая кровь

– Пропитает наши поля!

Марсельеза. Именно под эту мелодию он лишился почти всего, что у него было. Состояния, фамилии и чести. Она забрала у него так много, но оставила ему главное – жизнь. Но сегодняшняя ночь все изменит. Сегодня он вернёт себе все, что его по праву. Сегодня он очистит своё имя. Сегодня он станет героем, народным любимцем. Меркуцио буквально летел вперёд. Граф Капулетти и три сотни разъяренных граждан Свободной Французской Республики спешили за ним меж высоких и мрачных деревьев к возвышающейся перед ними башне Квазимодо, которая почти терялась на фоне ночного неба. Толпа организованно следовала за своими предводителями, освещая себе дорогу многочисленными факелами и поднимая свой и без того боевой дух, распевая хором гимн – Марсельезу. Их голоса заполняли ночную тишину и предавали юному полицейскому ещё большей уверенности в праведности их миссии. Он ощущал сладкое возбуждение. У него захватывало дух. Впервые люди идут за ним, за Меркуцио Либертье. Ещё вчера он и мечтать о подобном не мог, но вот они здесь. Послушная толпа, которая ждёт его команды – всего лишь слова, всего лишь жеста. Это было очень странно – он наслаждался каждым мигом, каждым шагом. Но с другой стороны, он хотел, чтобы все это скорее закончилось, чтобы собирать плоды своей великой победы. В его голове, лишь одна маленькая мысль не давала ему в полной мере наслаждаться происходящим – «Что может пойти не так?». Все ли он просчитал? Не ждёт ли их там сюрпризов? Главное ему первому добраться до Джульетты, чтобы никто не смог присвоить себе его победу. Их три сотни человек. Кто может им помешать?

И вот деревья расступились, и глазам жаждущей крови толпы открылась старая крепостная башня. Меркуцио не мог поверить своим глазам. Проход в башню был открыт. Почему? Здесь что-то не так.

– Сегодня Господь к нам благоволит. Мы на верном пути. – Граф Капулетти поравнялся с озадаченным юношей и крепко хлопнул его по спине, что тот аж выплюнул весь воздух.

Воодушевленный Жером направился ко входу, но Меркуцио за ним не спешил. Он принялся озираться по сторонам. Разве тот, кто держит у себя в заложниках одного из самых ценных людей Франции, мог себе позволить оставить входную дверь открытой? Тот, кто прячется от окружающего мира, мог позволить себе подобную непредусмотрительность? Нет. Все это похоже на ловушку.

– Идём! – граф заметил, что Либертье отстал и обернулся к нему. – Ты чего замер?

– Я? – растерялся полицейский. Он судорожно пытался придумать, что ответить. Жером ни за что не прислушается к его опасениям. Уж слишком близко они подобрались к смыслу его жизни. – У меня появился план.

Толпа, молча, застыла за его спиной, ожидая дальнейших указаний.

– Какой? – граф нахмурился, ощущая трусливую нервозность в голосе юноши.

– Ступайте вперёд. Вместе с людьми. А я буду прикрывать наш тыл, – сбивчиво объяснял Меркуцио, первое, что пришло ему в голову.

– Прикрывать тыл? – лицо Капулетти побагровело от сдерживаемой злости. – От кого?

– На всякий случай. – Либертье уже понял, что не сможет убедить графа.

– Ну, уж нет. Когда возьмём ублюдка, ты будешь со мной. – Жером угрожающе приблизился к юноше. – Вперёд. Они идут за тобой.

Капулетти грубо толкнул Меркуцио в сторону башни и тот подчинился. Он приблизился к темному проходу и с опаской заглянул внутрь. Никого. Он закрыл глаза, глубоко дыша и набираясь храбрости. Вариантов нет. Будь что будет.

– Народ! – со всей возможной уверенностью в голосе Либертье обернулся к следящей за каждым его шагом толпе. – Мы у цели! Здесь, на вершине этой башни, прямо сейчас монстр Квазимодо истязает дочь нашего достопочтенного гражданина. Наш долг вернуть её живой и покарать это чудовище!

Толпа взорвалась одобрительными возгласами.

– Сегодня справедливость восторжествует! Истинная народная справедливость!

Люди ещё громче принялись поддерживать полицейского, и Меркуцио почувствовал, как вновь закипает его кровь. К нему возвращалась уверенность в собственных силах, а воинственная энергетика толпы опьяняла его разум.

– Пришло время положить конец этим жестоким бесчеловечным убийствам! Мы вернём покой и мир на наши родные улицы! Мы защитим наших женщин и детей! Сегодня это чудовище сгорит в праведном огне!

– НА КОСТЁР! НА КОСТЁР! – возликовала толпа. – НА КОСТЁР!

Почему он сказал именно про огонь? Да это был просто оборот, метафора, образ. Но людям понравился это жестокий и варварский способ казни. Ну что же? На костёр, так на костёр. Пожар в сердцах свободного французского народа уже вовсю полыхал.

– НА КОСТЁР! – крикнул воодушевленный Меркуцио. – Все за мной!

И Либертье нырнул внутрь башни. Встревоженный, но довольный результатом, граф Капулетти последовал за ним, а вооружённая топорами и вилами толпа, охваченных жаждой мести людей, бросилась следом за ними, расталкивая друг друга в стороны, чтобы первыми пролезть в небольшой и низкий проход мрачной башни Квазимодо.

Квазимодо, неуклюже переставляя ноги разной длины, торопливо спускался вниз по лестнице. Он отчетливо слышал, как его сердце, сбиваясь с ритма, грохотало в горле, а в висках пульсировала кровь. Чтобы не оступиться и не упасть, он усердно смотрел себе под ноги. Вопрос жизни и смерти. Он не должен подвести. Не в этот раз. Пусть он оглохнет и больше никогда не услышит колокольного звона, только пусть у него все получится. Касаясь правой ладонью стены, чтобы контролировать своё равновесие, горбун быстро спускался по каменным ступеням восточной лестницы. Как вдруг до него донеслись странные звуки. Он замер и прислушался. Это было похоже на всхлипывание. Квазимодо осторожно двинулся дальше, прислушиваясь к голосам.