Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

– Я знаю, что ты делаешь. – Певец Парижа изо всех сил держался, чтобы не опустить свой взгляд и не дать слабину. Она только этого и ждёт. – Ну что ж, мы можем играть в гляделки здесь хоть всю вечность. Слава Богу, времени у меня хоть отбавляй. Я, кстати, чемпион в этом…

– Ты сам, лично, придумаешь наказания для каждого из своих новых друзей, – вдруг сообщила Дьяволица. – Я говорю про всех них.

Люцифер посмотрела вниз, на площадь перед склепом, и Гренгуар проследил за её взглядом.

– Раз Ад не справился с этой задачей, ты сам исправишь ту проблему, которую и создал, – девушка вновь посмотрела на поэта.

– Ты хочешь, чтобы я придумал наказание для Феба и Джульетты? – удивленно уточнил Певец Парижа.

– И для всех остальных тоже. Клод Фролло и Квазимодо, Жером и Ромео Капулетти, Меркуцио Либертье и малыш Тибальт. Ты вынесешь приговор каждому из них и приведёшь его в исполнение.

– Это какая-то шутка? – Гренгуар с недоумением перевёл взгляд на Люцифера.

– Ни в коем случае, – казалось, девушка пожирала поэта своими золотыми глазами. – Все серьёзней некуда.

– То есть, я должен сам придумать им наказание на всю вечность в Аду? Любое наказание, которое сочту подходящим?

– Любое.

– Я даже, например, могу заставить Феба, наконец-то, сжечь свой безвкусный чёрный френч и всю оставшуюся вечность носить такое же пальто и шляпу, как у меня? – усмехнулся Певец Парижа.

– Можешь, – улыбнулась Дьяволица.

– Боже, да я всесилен! – рассмеялся Гренгуар. – Или я могу, по твоему подобию, приказать им самим придумать себе наказание. Правильно?

– Правильно, – кивнула девушка. – Только имей в виду, люди порой наказывают себя сами сильнее прочих. Им это доставляет какое-то странное удовольствие.

– В чем подвох? – улыбка резко исчезла с лица поэта. – Я слишком хорошо тебя знаю и это, если честно, не очень похоже на наказание.

– Никакого подвоха, – удивлённо вскинула брови Люцифер. – Просто это только вторая часть твоего наказания.

– Точно! – усмехнулся Певец Парижа. – Это было предсказуемо. И что там за первая часть?

Дьяволица вновь приблизилась к Гренгуару. Она смотрела в его глубокие чёрные глаза, в которых разгорались тревога и страх.

– Я заберу у тебя кое-что, – соблазнительно прошептала на ухо поэту красотка, и он молниеносно схватился за трость, спрятанную во внутреннем кармане его пальто.

– О, не переживай! – расплылась в коварной улыбке Люцифер. – Твоя декоративная тросточка мне не интересна.

Внезапно, она прильнула своими губами к его, и он онемел от неожиданности. Поэт не мог пошевелиться, крепко зажмурив глаза. Он чувствовал, как она высасывает из него жизнь, как опустошает его, но ничего не мог поделать. Через мгновение их губы разъединились, и Певец Парижа открыл глаза. Прямо перед ним стояла ехидно улыбающаяся Дьяволица, а рядом с ней его точная копия, испугано озирающаяся по сторонам, не понимая, что произошло.

– Пьер? – вдруг осознал Гренгуар, глядя на свою душу. – Как это возможно?

– Ты сам дал мне эту власть, когда пошёл на сделку, – Люцифер наслаждалась моментом. – Я забрала у тебя душу, оставив тебе её крохотную часть, как и было до твоей смерти…

– Зачем тебе это? – удивился поэт, вновь ощущая бесконечную пустоту внутри себя.

– Таким ты мне нравился больше. С тобой было весело и мне не хочется с этим расставаться, – развела руками Дьяволица. – Да и наказания, я уверена, ты придумаешь куда увлекательней, чем эту чушь про пальто и шляпу.

– Браво! – Певец Парижа принялся громко аплодировать своей хозяйке. – Ты превзошла все мои ожидания. Я впечатлён.

– Я знала, что тебе понравится. – Девушка аж светилась от восторга.

– Гренгуар, – вдруг дрожащим голосом вмешался в разговор Пьер. – Что произошло?

– Как обычно, mon amie. Я снова подвёл нас, – пожал плечами поэт. – И тебе не повезло. Прости.

– Сделка? – с ужасом осознал Пьер и Певец Парижа, закусив нижнюю губу, лишь кивнул головой.

– И что его ждёт? – Гренгуар обратился к Люциферу.

– О! За него не переживай. – Дьяволица нежно приобняла его душу. – Он останется со мной. Я позабочусь о нем.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся поэт. – И что теперь?

– Ничего. – Девушка сверкнула своими золотыми глазами. – На этом мы с тобой пока расстанемся, но я буду пристально следить за твоими успехами. А теперь ступай и веселись. Тебя уже заждались.

Певец Парижа задумчиво посмотрел на распахнутые двери склепа.

– Ты права. Я и так здесь слишком сильно задержался. Пришло время вкусить плоды своих трудов. – Гренгуар напоследок бросил взгляд на перепуганного Пьера, подмигнул Дьяволице и направился к выходу.

– Уверена, их наказания будут настоящими шедеврами! – крикнула вслед поэту Люцифер. – С нетерпением жажду увидеть твой злой гений в деле.

– Увидишь. Обязательно. – Певец Парижа замер у самого порога и вновь обернулся к своей хозяйке. – Когда-нибудь.

– Что это значит? – напряглась Дьяволица. – Ты обязан придумать им наказания. Это условие нашей сделки.

– Знаю. Я без сомнений сделаю это, – расплылся в злорадной улыбке Гренгуар. – Однако сроки мы не обговаривали, mon chéri.

И поэт покинул гигантский каменный склеп, шагнув навстречу неизвестности и, оставив у себя за спиной свою едва улыбающуюся душу и, кипящую от бессилия и ярости, Люцифера.

Все взгляды грешников были прикованы к картине, которую вряд ли кто-нибудь из местных здесь когда-либо видел воочию – счастливые объятия воссоединившейся семьи. Отец, мать, дочь и приёмный сын. Их любовь буквально озаряла все вокруг и даже у самых гнусных головорезов на глазах навернулись слёзы. Когда кто-то вдруг дернул Феба за рукав, и он обернулся. Перед ним стоял взволнованный Жан Гренгуар.

– Сынок, как ты? – заботливо поинтересовался кузнец у Шатопера.

– Я в порядке. Спасибо, – дружелюбно улыбнулся юноша.

– Вот и молодец. – Жан дружески похлопал своей гигантской ладонью по плечу Феба. – А где же, Пьер?

– Прошу прощения, месье, – виновато произнёс юноша. – Но, боюсь, его с нами не было. Но это же хорошо. Он все ещё жив.

– Что? – нахмурился кузнец. – Нет. Что значит, его с вами не было? Мы сутки назад вас всех вместе встретили на Причале Смерти и доставили в Склеп.

– В смысле? – изумился юноша. – Гренгуар тоже был с нами? Он мертв? Но как? В склепе я его не видел…

И в этот момент по огромной толпе грешных душ прокатилось встревоженное роптание, словно далекие раскаты грома, и все устремили свои взгляды к гигантским воротам Склепа. Когда Шатопер обернулся, у него перехватило дыхание. На вершине лестницы застыл Певец Парижа поэт Гренгуар. Он высокомерно смотрел на столпившиеся, на площади, грешные души, словно обводил взглядом свои владения. Когда роптание стихло, поэт принялся медленно спускаться по лестнице, акцентируя каждый свой шаг. Вокруг повисла напряженная тишина. И в тот момент, когда Певец Парижа все же ступил на площадь, Феб стремительным шагом приблизился к нему, застыв на расстоянии вытянутой руки. Они, молча, смотрели друг другу в глаза, будто безмолвно общаясь, пока Гренгуар не нарушил эту гнетущую тишину:

– Мы проиграли, – развёл руками поэт. – Я подвёл нас.

– Тогда почему я так рад тебя видеть? – юноша протянул руку в знак приветствия.

– Может, потому что теперь у тебя будет шанс мне отомстить? – расплылся в улыбке Певец Парижа и пожал протянутую ему руку.

– Возможно. – Феб резко притянул к себе Гренгуара и изо всех сил сжал в своих объятиях. – Я никогда тебе этого не забуду. Ты спас нас. Я не знаю, чтобы без тебя делал. Благодаря тебе теперь я, наконец-то, счастлив. Мы счастливы. Спасибо.

– Ну-ну-ну! – запротестовал поэт и завертелся, как уж, пытаясь вырваться из объятий, но Шатопер его не отпускал. – Боже, а без всего этого можно было обойтись? Ты в Аду, mon cher. Здесь неприлично быть таким счастливым. Прояви уважение.

Феб рассмеялся в голос и отпустил возмущённого поэта.

– Смерть ничуть тебя не изменила. Я этому рад. Боялся, что ты размякнешь…

– И стану, как ты? Упаси, Господь! – сконфузился Певец Парижа.

– Гренгуар! – раздался радостный женский крик, и поэт увидел спешащую к нему Джульетту.

– Нет, нет и нет! – испугано затараторил Певец Парижа. – Даже не думай! Не смей!

Но было уже поздно. Девушка бросилась к нему на шею и крепко поцеловала в щеку.

– Вы что, здесь все одержимы этими объятиями? – возмутился Гренгуар. – Сколько можно обниматься?

– Я так рада, что ты здесь! – Джульетта со счастливой улыбкой посмотрела в чёрные глаза поэта.

– Ты с ума сошла, chéri? Мы в Аду! Вряд ли стоит радоваться здесь чьему-либо появлению, если, конечно, ты не желала ему зла. А может как раз в этом и все дело?

– Ага! А бесконечные объятия будут твоим наказанием, – подыграла поэту довольная девушка.

Певец Парижа рассмеялся в голос:

– Да уж! Пожалуй, это наказание будет весьма подходящим, чтобы заставить страдать меня здесь всю вечность.

– Гренгуар! – окрикнул поэта Адам, чтобы привлечь к себе внимание. – Предлагаю продолжить ваше милое общение чуть позже.

Джульетта отпустила Гренгуара.

– Адам! Mon vieil ami!2222
  Мой старый друг (фр.)


[Закрыть] Я не рассчитывал, что и ты придёшь встречать меня. Я тронут. Это так мило. – Певец Парижа своей легкой походкой направился к Повелителю Падших.

– Я здесь, чтобы свершить волю народа, – объявил Первый Грешник.

– Не знал, что у этого народа есть воля, – усмехнулся поэт.

Шагая в сторону Адама, Гренгуар осматривался по сторонам и встретился взглядом с Фролло. Учёный кивнул ему в знак приветствия, и Певец Парижа ответил ему тем же. Недалеко от старика, он увидел счастливое бородатое лицо своего отца и подмигнул ему, а Жан неуверенно помахал ему рукой.

– Итак, – поэт с самодовольной улыбкой замер перед Предводителем Павших. – У меня всего два вопроса. Первый, с каких пор у вас здесь демократия? Второй, и чего же жаждет этот народ?

– Ты обманом проник на колокольню La Mort и ударил в колокол, вопреки установленным правилам! – Адам нарочито повысил голос, добавив ему торжественности, словно зачитывал приговор в суде. – Ты сразился с Владом Цепешем, их предводителем, и победил его! Ты бросил вызов Люциферу, Хозяину Ада, и против его воли вернул к жизни душу самоубийцы!

– Спасибо за напоминание, – усмехнулся Певец Парижа. – Но я и так прекрасно знаю все свои достижения. Более того, я могу еще и дополнить твой список двумя десятками моих не менее потрясающих заслуг перед человечеством. Однако что-то мне подсказывает, что вы здесь все собрались не для того, чтобы вручить мне медаль.

– И ты прав, – Адам строгим взглядом следил за поэтом. – Твоя дерзость, наглость, презрение к вековым устоям и бесстрашие перед сильными мира сего заставили содрогнуться земли, которые итак повидали многое. И эти души, собрались здесь, чтобы ты возглавил их.

– Чего? – опешил Гренгуар, потеряв дар речи.

– Ты их герой. И они сделали свой выбор, – объяснил Адам с едва уловимой улыбкой на губах.

– Гренгуар! – вдруг раздался крик из-за спины Повелителя Падших, его тут же подхватили, и он разнесся по всей толпе.

– Поэт Гренгуар! Певец Парижа! – скандировали сотни тысяч грешных душ, с каждым разом все громче и громче.

Ошеломленный поэт принялся оглядываться по сторонам. Все больше людей подхватывали его имя. Он видел, как к этому безумию присоединились Феб, Джульетта, Фролло, граф Капулетти, его отец и даже Квазимодо. Понимая, что это уже невозможно остановить, Гренгуар вновь посмотрел на Адама.

– Теперь ты, их предводитель, – сообщил Первый Грешник. – Повелитель Верхних Земель.

Певец Парижа расплылся в торжествующей улыбке от уха до уха. Адам отступил в сторону, освободив ему дорогу, и поэт шагнул в толпу. Его тут же, со всех сторон, облепили души. Они тянули к нему руки, только для того чтобы коснуться, будто он святой. Гренгуар медленно продвигался через скопища грешников в самую глубь толпы. Неужели он получил то, чего так желал. Ещё недавно, когда он угрожал Цепешу занять его место, он просто дразнил его и не мог себе даже представить, что это случится так скоро и таким странным образом. В его голове это выглядело, как революция – восстание с захватом власти и жестокой тиранией над приспешниками Графа Дракулы. А здесь все иначе. Все те, кто ещё совсем недавно ненавидели его всей своей душой, сейчас смотрят на него, словно на божество. Певец Парижа был уже в самом центре скопления грешных душ. Плотность продолжала увеличиваться и пробираться вперёд сквозь них становилось все сложнее, когда неожиданно несколько грешников схватили его и в следующий миг подняли над своими головами. Гренгуар сначала даже растерялся от неожиданности, оказавшись над толпой. Это было чертовски странным зрелищем. Его принялись передавать по рукам. Он словно плыл на спине по течению бурной реки, а вокруг эхом звучало его имя. Вскоре толпа двинулась прочь с площади у склепа, утаскивая его вместе с собой. Куда они меня несут? Поэт слегка напрягся, пытаясь осознать происходящие, но поймав себя на мысли, что терять-то ему особо и нечего, расслабился и полностью отдался воле своего народа. Это эксцентричное шествие с выкриками имени Гренгуара и всеобщим ликованием уже продолжалось довольно долго, когда он увидел перед собой руины Цитадели Цепеша. Толпа торжественно внесла поэта через разрушенную стену и направилась мимо, слегка накренившейся на правый борт, «Месть Королевы Анны», прямиком на главный двор, где уже была сооружена небольшая деревянная платформа на четыре квадратных метра и высотой с человеческий рост. Гренгуара поднесли прямо к ней, и он взобрался на площадку, которая одновременно могла служить ему и сценой, и эшафотом. Певец Парижа, возвышаясь над сотнями тысяч грешных душ, которые заполнили собою все видимое пространство вокруг, невольно восхитился масштабами и безумной энергией, которая распространялась, словно ударная волна, с каждым выкриком его имени. Места во дворе уже не хватало, и особо пронырливые обитатели Ада забирались на полуразрушенные крепостные стены и даже на столбы для пыток, лишь бы как можно лучше видеть и слышать его, Гренгуара. Впечатленный этим невероятным зрелищем поэт, оглядел руины мрачной и уродливой Цитадели Графа Дракулы.

– Слово! Слово! Слово! – скандировал народ, подняв такой гомон, что закладывало уши.

Певец Парижа вновь обернулся к толпе и резко вскинул вверх правую руку, в которой сжимал свою бесценную трость из красного дерева с серебряным набалдашником в форме головы ворона, и все тут же стихли. Воцарилась совершенная тишина. Неслышно было даже дыхания. Грешные души застыли, ожидая речи своего нового повелителя, но поэт не собирался торопиться. Он опустил руку и несколько раз медленно прошагал по платформе вперёд-назад, отстукивая тростью по деревянному помосту. Он получал удовольствие, накаляя обстановку, изводя и без того перевозбужденную толпу.

– У меня для вас две новости, – вдруг громко сообщил Гренгуар, и все души вокруг превратились в слух. – Одна хорошая, а другая плохая. И по традиции, начнём с плохой, – поэт сделал театральную паузу, ощущая, как возрастает напряжение вокруг него, буквально электризуя воздух. – Вы все в Аду! – широко улыбнулся Певец Парижа, и толпа с заторможенной реакцией все же ответила ему неуверенным смехом. – Теперь к хорошей, – продолжил Гренгуар. – С этого момента все изменится.

Души принялись озадачено переглядываться, надеясь, что может, кто из соседей догадывается, о чем говорит поэт, но встречали лишь такие же растерянные взгляды.

– Мой предшественник, Влад Цепеш, будь он неладен, – Певец Парижа впился глазами в толпу, полностью подчинив её своему голосу. – Превратил это место в свою личную камеру пыток, потакая своим прихвостням, и беспощадно карая тех, кто смел ему перечить. Он творил все, что было угодно его проклятой душе. Он пытался насытить свою жажду человеческой крови и удовлетворить свои изуверские потребности. Он получал удовольствие, истязая, каждого кто был ему не по нраву. Насилие ради насилия. В этом не было никакой мысли. Это он создал для Ада славу места вечной боли и страданий. Он забыл его первоначальное предназначение, хотя, скорее всего никогда и не знал его. Ведь Ад – это, в первую очередь, место высшей справедливости, где по воле нашего Господа, мы все получаем ровно то, что заслужили. Не больше и не меньше. Давайте будем честны с самими собой – среди нас нет безгрешных душ. Те мучения, которые выпали на нашу участь, всего лишь отражение наших самых темных сторон. И в этом есть смысл. Наказание должно вести к осознанию. Да. Через боль. Да. Через страдания. Но лишь приняв все это, мы создадим здесь совершенно другой Ад. Ад покаяния. И тогда вечность для нас уже не будет невыносимой пыткой. Она станет нашим инструментом в стремлении понять себя, принять себя и, в конце концов, смириться с этим, чтобы очистить свои души. – Гренгуар расставил широко руки перед благоговеющей толпой, словно мученик на распятие. – Вы готовы строить со мной Новый Ад!?

Грешные души взорвались восторженным одобрением.

– ГРЕНГУАР! ГРЕНГУАР! – толпа принялась синхронно топать ногами, буквально сотрясая весь Ад.

– И начнём мы с вами с разрушения старых храмов, – Певец Парижа указал на замок графа Дракулы. – Мы должны стереть с лица земли этот символ бессмысленной жестокости и тирании, чтобы на его месте построить другой, который будет ознаменовать начало новой эры – Эры Покаяния!

– ДА! – дружно поддержали своего нового повелителя грешные души. – ДА!

– Тогда чего вы ждёте?! – поэт, предвкушая зрелище, расплылся в широкой улыбке. – Я хочу, чтобы от него камня на камне не осталось. За дело!

И толпа уже была готова броситься к руинам Цитадели, но над площадью раздался голос:

– Пьер!

Грешники резко умолкли и все дружно озадаченно оглянулись на звук. Кто посмел прервать их повелителя в тот момент, когда здесь вершится история?

Гренгуар узнал голос, и улыбка исчезла с его лица. Он застыл в изумлении, не смея обернуться. Этого не может быть.

– Пьер! – вновь окликнул поэта властный женский голос и взволнованный Певец Парижа все же оглянулся. Напротив него, примерно на одном уровне, на развалинах крепостной стены, позади толпы, стояла та единственная из людей, кто могла подчинить его своей воли – Эсмеральда. – Я пришла за тобой!