Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

У Джульетты все разрывалось внутри от бессилия. Смотреть, как её возлюбленный изо всех сил борется за свою жизнь и не иметь возможности помочь ему – худшее из всех мучений, которые ей уже пришлось пережить. Толпа вокруг была в бесконечном восторге. Они орали, свистели, бросали на арену горящие факелы. Цепеш был более сдержанным – с довольной ухмылкой он смотрел смертельное представление, периодически аплодируя ленивыми хлопками.

– А он неплох. Я был уверен, что мальчишка и минуты не протянет. – Румынский князь покосился на парализованную девушку, из немигающих глаз которой по щекам текли слёзы. – Он займёт достойное место в моей армии. Конечно, только после того, как мой любимец разделается с ним.

Джульетта почувствовала, как мизинец на правой руке, которой она пыталась изо всех сил сжать в кулак, дрогнул.

Цербер вновь поднялся с земли и повернулся к своей жертве. Феб принялся медленно пятиться назад, следя за каждым движением трехголового чудовища. Он точно знал, что животные не могут прорабатывать стратегию боя, они живут исключительно на инстинктах, а значит, крайне предсказуемы, и поэтому в сражении всегда исходят из действий противника. Шатопер понимал, что неожиданностей в атаке не будет. Все будет максимально прямолинейно, а значит, ему остаётся только выбрать стиль своего поведения, чтобы вынудить монстра атаковать так, как ему будет это выгодно. Цербер так же медленно двигался в сторону полицейского, пока тот продолжал отступать, благо пространство это позволяло. Ещё два шага назад и Феб, развернувшись к противнику спиной, бросился бежать. Монстр кинулся следом. Понимая, что в скорости он проигрывает трехголовому псу, Феб принялся через каждые десять шагов резко менять направление движения. Неповоротливость огромного монстра заставляла его терять на поворотах те секунды, которые позволяли полицейскому удерживать дистанцию между ними. Но бесконечно это продолжаться не могло. Выйдя на новый отрезок, Шатопер собрал все свои оставшиеся силы и совершил резкий рывок вперёд, оторвавшись от стремительно набирающего скорость преследователя на пару десятков метров, он внезапно остановился, повернулся лицом к несущемуся на него Церберу и бросился навстречу. Окончательно преломив модель атаки гигантского монстра, полицейский вынудил пса оттормаживаться, чтобы прицелиться и ухватить жертву своей пастью, что позволило юноше занять максимально удачную позицию – он встал на одно колено, закрыл весь свой корпус щитом и принялся ждать. Цербер с трудом остановился, но Феб оказался настолько близко к нему, что псу даже пришлось сделать шаг назад, чтобы иметь возможность атаковать свою жертву. Юноша продолжал терпеливо выжидать спланированного им нападения. И вот в тот момент, когда пёс широко распахнул свою огромную пасть, чтобы вцепиться в тело полицейского, Феб выждал, когда он максимально приблизится к нему и в последний момент перед тем, как челюсти должны были сомкнуться, вставил круглый щит глубоко в пасть монстра между дальними зубами, где расстояние между верхней и нижней челюстью было минимальным. Цербер не сразу понял, что произошло. Изо всех сил стараясь сжать челюсти, он никак не мог с этим справиться. Давление в задней части челюсти значительно слабее и потому, у него не получалось сломать щит зубами. Феб вывел на время из боя среднюю голову пса, но у того для продолжения сражения оставалось ещё две, да и щит все равно довольно скоро поддастся его усилиям. Шатопер принял решение не дожидаться новой атаки чудовища и, перехватив в руке меч, разбежался и бросился к мотающему у земли обезоруженной головой противнику. На скорости приблизившись к Церберу, в двух шагах от его беспомощной головы, Феб изо всех сил оттолкнулся ногами от земли, вскинул над головой меч, держа его двумя руками, и в прыжке вонзил клинок по рукоять в самый центр чёрного кожаного носа чудовища. Скулящий вопль разлетелся над ареной, заставив зрителей умолкнуть и затаив дыхание, внимательно следить за происходящим в Кругу Смерти.

У любой собаки нос – самое чувствительное место, и не важно какого она размера. Феб видел, как искры брызнули из карих глаз трёхголового монстра. Он изо всех сил продолжал сжимать рукоять меча вонзённого в нос противника в тот момент, когда в приступе невыносимой боли тот резко вскинул голову вверх, издав жуткий полный страданий вой. Полицейский взмыл в небо, не удержавшись за своё оружие и продолжив по инерции движение вверх над восторженными зрителями этого жестокого представления. Через мгновение он достиг наивысшей точки и на доли секунд завис над огромной ареной. Ускорение, дарованное его телу чудовищем, утратило свою силу и юноша, махая руками во все стороны, словно пытаясь ухватиться за воздух, устремился вниз.

У Джульетты перехватило дыхание, когда у неё на глазах, тот, кого она любила больше жизни, взмыл вверх, будто тряпичная кукла. Цепеш был больше не в силах скрывать своего восторга и, наряду со своими слугами, вскочил со своего места, свистел и хлопал в ладоши. Девушка опустила глаза на свою трясущуюся руку, чьи верхние фаланги пальцев согнулись под прямым углом. Ещё немного! Умоляю! Совсем чуть-чуть! Длинный кинжал с сапфировой рукоятью в виде змеи, болтавшийся на бедре у графа Дракулы, был совсем близко – на расстоянии вытянутой руки.

Шатопер приготовился к жесткому удару при соприкосновении с землёй, но вместо этого рухнул словно на мягкий ворсистый ковёр. Он лежал, глядя в непроницаемо-чёрное небо, и переводил дух, когда неожиданно для себя понял, что, то на чем он лежит, тоже шевелится. Юноша моментально сел и его опасения подтвердились – он приземлился прямиком на холку своего противника. Цербер потерял его из виду, а из-за пониженной чувствительности, благодаря которой он почти не ощущал боли, не мог почувствовать жертву, удачно расположившуюся на своей спине. Все три головы пса крутились в разные стороны, пытаясь отыскать обидчика, но все было напрасно. Феб, чтобы ненароком не сорваться со столь удачной позиции, вцепился руками в густую гладкую шерсть монстра, словно за гриву не оседланного дикого коня. Он может довольно долго изводить Цербера своим отсутствием, пока тот не сдастся и не вернётся в свою конуру, откуда полицейскому будет уже куда легче выбраться. Но это крайне сомнительная перспектива. Маловероятно, что наблюдающие за ними грешники, позволят таким образом закончиться столь вожделенному шоу. Но даже если пёс все же поймёт, что Шатопер у него на спине, это вряд ли ему поможет – ни одна из трёх голов, даже при огромном желании не сможет до него дотянуться, а значит, у него есть довольно много времени, чтобы придумать новый план действий. Щит был полностью раскромсан и ошмётки от него валялись в стороне, меч так и остался торчать из носа средней морды Цербера, причиняя ему жуткую боль. Другого оружия у него не было, да и не будет – здесь его негде взять… Но это же арена! Здесь по любому, где-нибудь в песке должны были заваляться старые мечи и копья от предыдущих боев. Вряд ли кто-то убирает это поле после сражений. Копьё бы ему сейчас очень пригодилось. Но сможет ли он его найти? Очень рискованно, в сражении с огромным трехголовым монстром, полагаться на удачу…

Едва уловимое шипение нарушило фейерверк мыслей в голове полицейского. Он прислушался – тишина. И вновь раздался шелестящий звук позади него, уже более отчетливо. Феб осторожно, без резких движений, обернулся назад, и его самые худшие опасения подтвердились – на него смотрели два огромных желтых змеиных глаза, а из пасти, между ядовитых клыков, словно заигрывая, то и дело выскакивал тоненький раздвоенный язычок. Шатопер совсем забыл про хвост Цербера – кобру. Инстинкт самосохранения сработал моментально – за мгновение до броска змеи, юноша метнулся в сторону и принялся скатываться по телу чудовища вниз, цепляясь руками за чёрную гладкую шерсть, дабы плавно спуститься на землю. Времени раздумывать, больше не было. Спрыгнув на песок, полицейский со всех ног бросился прочь от своего противника. Цербер обернул все три свои головы в направлении удаляющейся жертвы и, издав полный ярости рык, бросился следом. Феб продолжал бежать зигзагами, но то ли чудовище прибавило в скорости, то ли его уже покидали силы, но трехголовый пёс подбирался к нему все ближе с каждым шагом. Собрав в кулак все свои силы и волю к жизни, Шатопер сделал рывок в надежде оторваться от преследователя и все же попытаться найти среди песка хоть какое-нибудь оружие. Он нёсся так быстро, как никогда в жизни. Открылось второе дыхание, и адреналин вновь наполнил его мышцы энергией. Цербер понемногу отставал. И в тот момент, когда юноша на бегу обернулся назад, чтобы оценить обстановку, его правая нога обо что-то запнулась и Феб, на всей своей скорости, полетел через себя вперёд. Рухнув на песок, он ещё дважды перекрутился, ведомый собственной инерцией. Моментально отойдя от удара об землю, Шатопер открыл глаза – Цербер был уже всего в пяти метрах от него. Бежать было бесполезно. Он вскочил на ноги и, глядя в глаза стремительно приближающегося противника, готовился достойно принять свою смерть. Это был конец!

Глаза Джульетты расширились от ужаса, а у зрителей от восторга перехватило дыхание в тот момент, когда бравый полицейский замер перед настигающим его трехголовым псом. Это ещё не конец! Не конец! Он не мог сдаться! Но в следующий миг Цербер распахнул свою гигантскую пасть средней головы, его клыки окружили тело её возлюбленного, а в следующее мгновение он исчез. Жуткий, звонкий клацающий звук сомкнутых челюстей монстра прозвучал, словно пушечный залп в кромешной тишине Круга Смерти. Все было кончено. Ожидая яркого и зрелищного конца этой эпичной битвы, зрители были обескуражены и озадачены столь посредственным и скучным завершением сражения. Они принялись переглядываться между собой вопросительными взглядами и вопрошать: «И это все!?» Но это был ещё не конец!

Дикий, надрывный, полный ярости крик вырвался из хрупкого тела обезумевшей Джульетты, пресекая роптание толпы. Все устремили свой взгляд на безутешную самоубийцу. Она все же смогла сжать пальцы в кулак и вновь ощутила своё тело. Джульетта почувствовала, как мозг послал импульс в её правую руку, которой она молниеносно выхватила из ножен кинжал, висевший на бедре, застывшего в замешательстве, Цепеша, и с безумной ненавистью нанесла ему удар в самое горло. От неожиданности толпа оцепенела, продолжая, молча наблюдать, как у их Князя подкосились ноги, и он рухнул на колени перед своей спутницей, забрызгав её фонтаном крови из сонной артерии. Но Джульетта не собиралась останавливаться и с криком, едва ли имеющим человеческое происхождение, нанесла ещё с десяток ножевых ударов в шею кровожадного ублюдка. Ей доставляло невероятное удовольствие, и даже умиротворение, вонзать в ненавистную плоть длинный острый кинжал с волнистым лезвием и созерцать, как он истекает кровью, содрогаясь в конвульсиях, а лицо искривляется от боли, которую ему доставляет она сама, своими руками. Но вскоре и это перестало заглушать невыносимую боль от потери любимого. На неё вновь накатил ужас и паника. Она окончательно потерялась, а все вокруг перестало иметь какое-либо значение. Джульетта опустила кинжал и позволила истекающему кровью телу графа Дракулы упасть лицом вниз к её ногам. Вся перемазанная алой кровью, девушка медленно подняла свой взгляд с безжизненного тела ублюдка на обступающую её толпу. В их глазах мелькал страх и сомнения, но они продолжали сжимать вокруг неё плотное кольцо. Джульетта вскинула голову вверх, издав протяжный полный нестерпимой боли и отчаяния крик, и без сил рухнула поверх тела своей жертвы.

Париж, 1799

Западные ворота. Больница Святого Августа.

Дождь только закончился, и в глубокой ночной тишине было слышно, как за окнами струи воды, стекая по карнизу, прерывисто тихо барабанили по каменным подоконникам и крышам нижних башен величественного архитектурного сооружения. Белые мраморные ангелы, грустно глядели со стен больницы Святого Августа вниз, на спящий Париж и словно оплакивали его, дождевыми каплями, стекающими по их холодным безжизненным лицам с пустыми глазами. Третий этаж приюта для умалишенных был погружён в беспросветную темноту и на первый взгляд, казалось, что здесь царил совершенный покой. Но если как следует прислушаться, то отовсюду звучали едва уловимые звуки – шарканье ног, сопение, легкое гулкое постукивание, тяжелые вздохи, монотонное гудение и цоканье языком. Все они сливались в одну единую симфонию, которая, переплетаясь с дождевой дробью, так сладко убаюкивала дежурившую на этаже молодую худенькую медсестру с русыми волосами, аккуратно убранными под белой косынкой. Она сидела боком на стуле, сложив свои тонкие кисти между плотно сжатых бёдер и опершись виском на стену, и сладко спала. Сопение – один из звуков местной симфонии, исполняла именно она. Как вдруг резкий скрежет нарушил местную идиллию, и девушка сразу же встрепенулась. Протерев слипшиеся ото сна голубые глаза, она огляделась по сторонам, всматриваясь в темноту, и вновь прислушалась. Показалось. Или опять мыши вылезли из своих норок? Тишина. Медсестра уже вновь успела принять на стуле удобную для сна позу, как вдруг звук раздался вновь, только теперь долгий и ещё более раздражающий, будто ножом скребли по каменной плите. Девушка схватила фонарь, стоявший подле её стула, и вскочила на ноги. Взволновано, трясущимися от волнения руками, с третьей попытки она все же зажгла небольшой огонёк в ручном фонаре и вновь оглядела коридор в обе стороны – никого. И снова раздался скрежет, уже не такой протяжный, а, наоборот, мелкий, но частый. В напряжении медсестра двинулась по коридору на странный звук мимо запертых палат пациентов больницы. Она остановилась возле палаты №136. Звук шёл именно оттуда. С опаской, оглядевшись по сторонам, она поняла, что звать кого-либо на помощь из персонала глупо – это просто беспокойный пациент, а помогать им, это её работа. И днём и ночью. Девушка медленно приблизилась к двери палаты, со звонким щелчком отодвинула щеколду и приоткрыла откидное окошко. Подсвечивая себе тусклым светом мутного фонаря, она заглянула внутрь. К сожалению, света хватало только на то, чтобы выцепить из темноты худощавую фигуру пациента, трясущегося возле стены своей кельи.

– С вами все хорошо? – взволновано поинтересовалась девушка, но больной не ответил. – Вам нужна помощь?

Медсестра прислушалась и, сквозь мерзкий скрежет, услышала неразличимый шёпот. Пациент, что-то без остановки тараторил себе под нос. Девушка закрыла окошко на щеколду и принялась шарить по карманам своего больничного фартука в поисках ключей. Несмотря на то, что граф Капулетти строго настрого запретил посещать больного №136, кому-либо из персонала больницы кроме доктора Фролло, она должна постараться успокоить его, прежде чем звать санитаров. Отыскав необходимый ключ, медсестра открыла дверь палаты №136 и осторожно, чтобы не напугать больного, вошла внутрь. Повесив свой ручной фонарь на свисающий с потолка крюк, её взгляду предстала очень странная картина. Все стены были исцарапаны символами в виде крестов и кругов, чередующих друг друга, а сам пациент сидел на полу у стены, спиной к девушке, и продолжал упорно карябать по стене, неизвестно где раздобытым, куском известняка все новые и новые круги с крестами и быстро шепча неразборчивые слова. Девушка с открытым от удивления ртом, округлившимися глазами оглядывала преобразившуюся палату.

– Вы что-то пытаетесь этим сказать? – медсестра вновь посмотрела на сгорбленное у стены тело больного, но тот не обращал на неё ни малейшего внимания.

Пытаясь разобрать, что же он шепчет себе под нос, она приблизилась к пациенту и опустилась на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне.

– Крестик, нолик, крестик, нолик, крестик нолик. Повсюду чёрный кролик, – словно заклинание из раза в раз, как в бреду, лепетал, своими тонкими посиневшими губами, Ромео.

Девушка выпрямилась и вновь осмотрела палату, размышляя как ей поступить. С одной стороны, пациент ведёт себя крайне странно, с другой стороны, он умалишенный и, возможно, так оно и должно быть. Однако, по-хорошему, она должна забрать у него камень, дабы он не причинил себе вреда, но и то, что она была внутри палаты №136 хорошо бы сохранить в тайне. Начальство будет недовольно, а нормальной работы сейчас трудно сыскать. Мечась в сомнениях, медсестра приняла решение все же оставить пациента и обратиться к дежурному врачу. Пусть он направит за доктором Фролло, а тот уже решит, что делать с этим несчастным мальчишкой. Она уже потянулась за фонарем, висевшим под потолком палаты, когда Ромео неожиданно умолк. Девушка замерла на секунду и обернулась к больному. Тот неподвижно сидел перед изрисованной стеной, будто глядя сквозь неё.

– Близится та самая ночь! – глаза Ромео распахнулись ещё шире, а голос зазвучал, будто со дна колодца. – Алые реки выйдут из своих берегов и утопят город Ангелов в своих водах. Нарушен естественных событий ход. Они вернутся. Очень скоро. Его сердце разобьют, ощутит он вкус предательства и боли. Её руки замёрзли. Она согреет их тёплой, но грязной водой и успокоится навечно. Отец не отдаст её матери. Он выберет страшный суд, и певец споёт свою последнюю песню про любовь. Лишь открыв ворота в Ад, не сможешь их закрыть назад. Он близко! Очень близко! Он идёт за ней! Он скоро будет уже здесь и лишь я могу помешать ему. Я должен! Не хочу, но должен! Любовь съедает все моё нутро, не смею больше сопротивляться. Раз сын Ада зовет за собой, мы все должны встать с колен и идти за ним. На другую сторону. Мне виден город на реке! Париж горит! Париж в огне!

В палате повисла гнетущая тишина. Девушка застыла в ужасе, глядя на умолкшего пациента, сидящего на полу перед стеной, изрезанной символами. Жуткий страх парализовал все её тело, и она боялась шелохнуться. Как вдруг, тело Ромео выгнулось назад, голова запрокинулась, а глаза закатились и теперь смотрели на медсестру своими белками. Судороги охватили пациента и его начало трясти. Он повалился на пол, содрогаясь всем телом. Медсестра все же совладала со своим страхом и бросилась к нему на помощь.

– Тихо-тихо! Все хорошо! Я здесь! – растерянно лепетала девушка, приподняв голову пациента и пытаясь привести его в чувство.

Она не знала, что делать и судорожно метала взгляд по сторонам.

– На помощь! – крикнула медсестра в надежде, что её кто-нибудь услышит, но пустынный коридор третьего этажа отозвался лишь гулким эхом.

Как вдруг судороги прекратились, и Ромео обмяк на её руках. Девушка склонилась ближе к больному, чтобы понять дышит ли он и в этот момент он резко открыл глаза. Медсестра невольно отпрянула. Он смотрел на неё своими бледно-голубыми глазами полными безумия, словно она была чем-то сверхъестественным.

– Как вы? Как ваше самочувствие? – робко спросила девушка. – Я могу вам помочь?

Но Ромео не ответил, лишь закивав головой.

– Что мне для вас сделать? Позвать врача? – медсестра пыталась вытащить из него хотя бы слово, чтобы оценить последствия судорог, но пациент лишь жестом попросил её ближе наклониться к нему.

Девушка поняла, что он хочет, что-то сказать ей на ухо и аккуратно опустила к нему свою голову.

– Я должен спасти её, – прошептал Ромео, так загадочно и завораживающе, что она даже не успела почувствовать, как его длинные тонкие пальцы обволокли её бледную нежную шею.

Глава 14. (Битва мертвых и живых)

Ад

Феба утянуло в кромешную темноту. Словно сама пустота поглотила его всего без остатка. Он не понимал где верх, где низ; жив он или мертв. Может именно так погибают живые души? Как скоро он очнётся в лодке посреди Стикса? Или же он спит и теперь очнётся только в Склепе? Это значит, что не раньше, чем через сутки он сможет вновь отправиться спасать свою Джульетту. Нет. Он не сможет так долго ждать. Он должен проснуться сейчас. И в этот миг тьма, окутавшая все его существо, исчезла, и его словно выплюнуло на землю. Вдруг Шатопер осознал, что не может вздохнуть и, ощутив горечь во рту, он резко перевернулся на живот и его вырвало. Только теперь юноша осознал, что его нос и рот были забиты песком и землёй. Тяжело откашливаясь и стирая грязь с лица, полицейский с трудом поднялся на четвереньки.

– Ты чего, Спартак, не мог поладить с домашним питомцем? – вдруг раздался за спиной Феба до боли знакомый высокий насмехающийся голос.

«Этого не может быть!» пронеслось в голове Шатопера, и он замер на четвереньках, боясь обернуться.

– Ты решил помолиться, mon cher? Так ещё рано. У нас куча дел, – вновь донёсся голос из-за спины полицейского.

«Он сошёл с ума!» отозвались в голове его мысли полные сомнений, но больше не было смысла тянуть, и Феб поднялся на ноги и обернулся. Все его тело словно прошибло молнией. Он не мог поверить своим глазам. Прямо перед ним, улыбаясь во все зубы, стоял Гренгуар.

– Как? Как это возможно? – Феб принялся озираться по сторонам. – Как я здесь оказался? Как ты вытащил меня с этой чертовой арены?

– Проще простого. Вон через тот лаз. – Поэт указал Шатоперу за спину и тот обернулся. – Весь Ад трещал о твоей битве с Цербером и потому я знал, где тебя искать.

– Что это за нора? – юноша приблизился к небольшой воронке в земле и сел на корточки, изучая странное образование. В дали, в паре километрах от нее, виднелись высоченные стены Арены Смерти, где еще совсем недавно он вел неравный бой с трехголовым псом.

– Ха, это не нора, mon cher, – усмехнулся Гренгуар. – Это один из входов в сеть подземных тоннелей, часть из которых так же проходят и под Кругом Смерти.

– Это те тоннели, о которых ты мне рассказывал? – Феб резко поднял испуганный взгляд на поэта и выпрямился. – Которые прорыли Заблудшие Души, чтобы избегать встречи с остальными?

– А ты, смотрю, хорошо выучил мои уроки. Пятерка.

Наконец-то Феб все осознал: в моменте, когда Цербер уже был готов сомкнуть его в своей пасти, он оказался прямо под присыпанным землей входом в сеть тоннелей заблудших душ. Именно через него Гренгуар чудом успел втащить его под землю, буквально вырвав из зубов чудовища.

– Ты спустился в подземелье, кишащее теми, кто одним прикосновением могли навсегда лишить тебя покоя, чтобы спасти меня? – шок охватил все нутро полицейского.

– Звучит отвратительно, – лицо Гренгуара передернуло от омерзения. – Предлагаю опустить эти никчемные подробности. Тебя надо было вытаскивать оттуда, а я специалист в безумных поступках. Только полный псих мог пойти на это…

– Ты ошибаешься. Только смелый человек с большим сердцем мог поступить так, – взглядом полным уважения и даже восхищения Шатопер смотрел поэту прямо в глаза.

– Здесь, как раз ошибаешься ты, mon cher. Если помнишь, то у меня нет сердца, благодаря неуклюжести твоей ненаглядной Джульетты. – Певец Парижа пытался свести на нет то, к чему подводил разговор полицейский.

Поэт протащил его на несколько километров от Арены, прежде чем осмелился выбраться с ним наверх, чтобы их никто не заметил.

Феб медленно приблизился к Гренгуару, не отрывая от него взгляда и замер перед ним.

– Опять будем играть в гляделки? – усмехнулся поэт. – Один раз я тебя уже победил.

– Спасибо, – искренне произнёс юноша и протянул Гренгуару руку.

Певец Парижа, в удивлении вскинул брови, глядя на протянутую ему раскрытую ладонь полицейского. С подозрением он вновь посмотрел на Шатопера, ища подвох, но тот был совершенно серьёзен. Поэт помедлил ещё секунду и крепко пожал протянутую руку Феба, глядя ему в глаза.

– А в этот раз в гляделки я выиграл, – с улыбкой произнёс полицейский, продолжая сжимать руку Гренгуара. – Больше ты не чемпион.

– Я знал, что где-то ты меня все же наколешь, – в ответ улыбнулся Певец Парижа. – Ну, а раз все формальности соблюдены, я предлагаю вернуться к делу.

– Подожди! Тебя же отправили к Люциферу! – вдруг осознал Шатопер. – Как ты сбежал?

– О, это потрясающая история, mon cher! Потрясающая…

Пламя погасло и все застыли, изумлённо глядя на поэта. Он стоял на четвереньках перед Люцифером и тяжело дышал. Боль от ожогов дьявольского пламени до сих пор пульсировала в каждой клетке его худощавого тела.

– Что происходит? – взвизгнула Мари-Луиза. – Почему он ещё жив?

Хозяин Ада был озадачен не меньше остальных. Хмуря брови, он продолжал изучающе осматривать поэта, до сих пор корчащегося у его ног. Как вдруг он все понял, но решил убедиться. Подойдя ближе к своему несчастному слуге, он вновь взял его за подбородок и поднял на себя взгляд непроницаемых чёрных глаз и пристально вгляделся. Люцифер разразился громоподобным смехом. Тучи под сводами тронного зала посветлели, и из-за них уже даже показалось солнце. Троица переглянулась в полном смятении. Они совершенно не понимали, что происходит и что так развеселило Дьявола.

– Что? Что вы там увидели, Хозяин? – людоедку разрывало от злости, обиды и ужаса. – Почему он не сгорел в дьявольском пламени?

– Вы кретины! – едва отсмеявшись, восторженно объявил Люцифер.

– Что? Почему? Что не так? – уже откровенно психовала от нетерпения Мари-Луиза.

– Это не Гренгуар, – уже совершенно спокойным голосом, но с довольной ухмылкой, ответил Хозяин Ада.

В зале повисла оглушающая тишина. Небо под сводами зала приняло бирюзовый оттенок, и на нем безмятежно светило яркое солнце, наполнив все пространство вокруг ярким светом. От поднявшегося на ноги и обернувшегося к своим конвоирам поэта, словно исходило божественное свечение, как от святого. Троица грешников, жмурясь от яркого света, вновь переглянулась и озадачено посмотрела на того, кого с таким трудом все же удалось доставить до конечной точки, но и этого оказалось недостаточно.

– Знакомьтесь, – вновь раздался бархатный голос Люцифера. – Пьер – душа Гренгуара.

Крик ярости, жгучей ненависти, переплетенный с отчаянием, вырвался из груди Мари-Луизы, словно вопль гарпии. Робеспьер застыл в оцепенении под тяжестью осознания произошедшего, а Бьёрн, казалось, так и не понял, что произошло, и потому переводил свой озадаченный взгляд с одного на другого.

– Он все же сбежал, – констатировал Максимилиан.

– Браво! – пару раз хлопнув в ладоши, воскликнул Дьявол. – Ты чертовски смышлёный, Робеспьер. Но недостаточно.

Грешник поднял вопросительный взгляд на своего Хозяина.

– Иначе, вы бы уже со всех ног неслись к Цепешу, – пояснил Люцифер. – Потому что, мне что-то подсказывает, что его ждут очень большие проблемы. Вряд ли Гренгуар так просто покинет теперь это место.

Он прав. Робеспьер взял себя в руки после столь сокрушительного поражения.

– Да, Хозяин. Мы найдём и приведём его к Вам. Обещаю, – склонив голову, произнёс Максимилиан.

– Никогда не давай обещаний, которых не сможешь выполнить, – усмехнулся Дьявол. – Лучше приведите девчонку и её бравого рыцаря. Если он ещё жив, конечно.

– Слушаюсь, – торопливо отчеканил Робеспьер и, кивнув своим спутникам, они чуть ли не бегом бросились прочь из Цитадели Дьявола.

– И захватите с собой Цепеша! Нам есть, что с ним обсудить! – крикнул Люцифер вдогонку горе-конвоирам, перед тем, как дверь в тронный зал за ними захлопнулась.

– Так Пьер все это время следил за вами? – полицейского охватили весьма противоречивые чувства. С одной стороны, план был потрясающий, с другой – страшно представить, что пережила душа поэта на дьявольском суде.

– Да. Я заметил его с холма ещё до того, как мы добрались до огненной пустыни, – объяснил безмерно довольный Гренгуар. – Но мало было просто не заметно поменяться местами. Надо было убедить этих идиотов, что мне надо было заткнуть рот, а ещё лучше связать, иначе даже они, со своим крайне ограничены умом, могли заметить подмену.

– На удивление, тебе потребовалось довольно много времени, – с улыбкой заметил Феб.

– Они не столь чувствительны к моей манере общения, в отличие от Вас, мой высоконравный друг, – в ответ парировал Певец Парижа.

– А как же Пьер? С ним все будет в порядке?

– О, не сомневайся. Он и так уже мертв, да и ничего такого не сделал. Люцифер никогда не наказывает одни души, чтоб навредить другим. У него в ходу только личная ответственность.

Феб вновь расплылся в улыбке. Если бы ещё вчера ему сказали, что он будет рад видеть бездушного поэта, он бы подумал, что у того поехала крыша. И вот, ещё не прошло и суток, а он уже встречает его, как лучшего друга. Безумие. Но вдруг озадаченность стёрла с его лица счастливую улыбку.

– И что нам теперь делать? – Феб обернулся назад, где в нескольких километрах от них возвышался мрачный замок графа Дракулы.

– Все как обычно, – совершенно спокойно пояснил поэт. – Спасать твою ненаглядную. Считай, мы просто вернулись к отправной точке, но теперь у нас есть значительное преимущество.

– О чем ты? – вопросительно взглянул на напарника Феб.

– Внезапность. Для них мы мертвы. Ты в желудке у песика, я – в адском пламени. Плюс к этому, ты набрался опыта в сражениях за свою душу…

– И доверие, – прервал объяснение Гренгуара полицейский.

– Это тоже довольно важный фактор, из-за отсутствия которого мы теряли кучу времени раньше, – нехотя, согласился Певец Парижа. – Есть, конечно, и минусы.

– Она в лапах Цепеша. Под его присмотром, заперта в защищённом замке, охраняемом целой армией грешников.

– Исчерпывающе, – пожал плечами поэт. – Но не безнадежно.

– И каков план?

– Не поверишь. Никакого. Доберемся до замка и будем импровизировать.

– Воодушевляет, – иронично произнёс юноша, глядя вдаль, где, укрывшись с одной из сторон каменистыми холмами, раскинулась обитель румынского князя.

– Но мы все ещё живы. А это самое главное, – подвёл итог Гренгуар, поравнявшись с полицейским и глядя в ту же сторону, где их ждала самая главная битва в их жизни. – Пора. Путь не близкий. Нам придется сделать нехилый крюк, чтобы добраться до ближайших ворот и не быть замеченными дозорными.

Феб, молча, кивнул и они быстрым шагом отправились в путь.

Поэт и полицейский довольно быстро пересекали безлюдный пустырь, усеянный всевозможным колющим и режущим оружием. Сам антураж говорил о том, что в своё время, это место было эпицентром эпических баталий небывалого размаха. Где-то местами из земли торчали древки с оборванными или опалёнными знамёнами. Но чего-то здесь не хватало для полноты картины – скелетов и тел. Если найти подобное место в мире живых, то оно было бы усеяно черепами и костями. Но это Ад, а души не оставляют за собой трупов.

– Думаю, нам стоит вооружиться, – не останавливаясь, предложил Шатопер.

– Ты серьёзно собираешься вступать в рукопашный бой? – удивлённо взглянул на напарника Певец Парижа. – Крайне сомнительная идея. Наш единственный шанс – пробраться туда незамеченными и раствориться среди местных. Или ты планируешь брать штурмом центральные ворота? – усмехнулся поэт. – Тогда советую взять вон ту дубину.