Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

– Клод, – граф поднял взгляд на Фролло, но в этих глазах больше не было надменности и презрения. – Прости меня.

Учёный опешил. Капулетти ни перед кем не извиняется. Никогда.

– Прости меня, – вновь повторил Жером, и Джульетта тоже посмотрела на озадаченного Фролло. – Это все моя вина. Я должен был прислушаться к тебе тогда. Должен был забыть про гордость. Я испугался. Испугался, что ты заберёшь её у меня навсегда. Прости. Если бы я тогда позволил тебе спрятать её, сейчас мы были бы все живы.

– Все случилось так, как случилось. – Клод был поражён услышанным признанием. – Мы оба в этом виноваты. Важно то, ради чего мы здесь.

– Я здесь, чтобы попытаться исправить свои ошибки и постараться загладить свою вину, – объяснил Капулетти.

– Что это значит? – Джульетта озадаченно взглянула на отчима.

– Он твой родной отец. Вы должны узнать друг друга, и я не буду этому мешать.

– А как же ты? – с тревогой в голосе спросила девушка.

– Я тоже буду рядом, – улыбнулся граф. – Однако у меня будет куда больше родительских хлопот.

Фролло и Джульетта в смятении смотрели на Капулетти.

– О чем ты говоришь? – настороженно поинтересовался учёный.

– Я должен тебя кое с кем познакомить, малышка, – с глубоко виноватым видом, Жером посмотрел на Джульетту и отошёл в сторону.

Из-за массивного тела графа показался худощавый юноша с полностью седыми волосами в серых домотканых штанах и рубахе. Он нерешительно поднял на девушку свои испуганные голубые глаза.

– Ромео. – Джульетта невольно отступила назад. – Так это правда? Он твой сын?

Капулетти молча, кивнул, опустив глаза в пол.

– Это он. Он убил меня. – Девушка была в полной растерянности и не понимала, что происходит.

– Прости… я… – запинаясь, подал голос юноша.

– Он не понимал, что творит, – объяснил граф и все же поднял полный боли взгляд на Джульетту. – Как и тогда, когда убил свою мать, мою жену. Это моя вина. Я никогда не был хорошим отцом. С малых лет я был крайне строг с ним. Крайне жесток. Это сложно… – Жером тяжело вздохнул. Слова давались ему крайне сложно. – Я бил его. Сильно. Особенно, когда был пьян. Но его мать, та единственная кого я любил, убеждала его, что это все от большой заботы и любви. Не знаю, в какой момент, но он решил, что это значит – насилие и есть высшая форма любви. Я должен был это понять, когда однажды он возмутился тем, что мать никогда меня не била. Но вместо этого, я вновь его отлупил. Через какое-то время, он решил проявить свою любовь к матери, когда она спала. Он перерезал ей горло во сне. Я довёл своего собственного сына до безумия! – на глазах графа выступили слезы, и он поднял взгляд вверх, пытаясь их удержать. – Я отправил его в лечебницу. Я бросил его. И вот он сбежал оттуда, чтобы проявить свою любовь к тебе, к самой прекрасной девушке Парижа, к своей сводной сестре.

Джульетта с ужасом и сочувствием переводила взгляд от отчима к его испуганному сыну.

– Теперь рассудок вернулся к нему, – объяснил Жером. – Он все осознал. Он нашёл меня здесь первым и все объяснил. Боже. Я чудовище.

– Это не так. – Ромео обнял отца за плечи. – Ты просто ошибся. Люди всегда ошибаются.

– Я загубил столько жизней. Единственное, что мне остаётся, это приложить все силы, чтобы искупить хотя бы крохотную часть грехов перед вами за вечность, уготовленную нам всем здесь. – Капулетти вытер слезы рукавом своего атласного сюртука и постарался взять себя в руки.

Девушка почувствовала, как сзади к ней приблизился Фролло и осторожно положил ей руки на плечи. Тот, кого она считала чудовищем, пожертвовал собой ради ребёнка, а тот, кого она боготворила, наоборот, пожертвовал своим ребёнком ради себя. Но все же раскаялся. Невольно она почувствовала гордость, что кровные узы связывают её с этим пусть и холодным, но самоотверженным человеком.

– Ты прав, Жером. Мы все совершили многое из того, о чем будем сожалеть здесь всю вечность, – учёный с сочувствием посмотрел на своего пациента, которого использовал лишь из собственного научного интереса, даже не пытаясь понять природу его безумия. Словно зоолог, он просто изучал его повадки, не подозревая, через что тому пришлось пройти. – Этого уже не исправить. Теперь имеет значение только то, как мы распорядимся тем, что имеем. Несмотря на то, что мы в Аду, лишь от нас зависит, позволим ли мы ему поглотить наши души или сохраним их, пытаясь, стать лучше ради тех, кому при жизни причинили столько боли. Это прозвучит безумно, но нам невероятно повезло, что в этом проклятом месте у нас появился этот шанс. Мы вместе и пока рядом те, кого мы любим, Ад – это всего лишь географическое положение наших душ.

Странное чувство воодушевления вновь наполнило Джульетту и она, улыбнувшись, посмотрела на Фролло, а затем на графа Капулетти и его родного сына.

– Согласна. – Девушка приблизилась к отчиму и нежно взяла его за руку. – Мы вместе, а значит, все будет хорошо. Мы со всем справимся и все исправим. На это у нас теперь есть целая вечность.

Жером поднял стыдливый взгляд на Джульетту и не смог не улыбнуться ей в ответ. И в этот миг по коридору разнесся громкий скрежет, и все одновременно обратили свои взгляды к выходу. Гигантские каменные двери склепа медленно раскрывались сами собой у них на глазах. Вскоре они полностью освободили проход наружу, и грешники застыли, переглядываясь друг с другом. Взгляды Феба и Джульетты встретились.

– Нам пора, – ободряюще улыбнулся юноша и протянул возлюбленной руку.

Ей большего было и не нужно. Она поспешила к любимому и, взяв его за ладонь, оглянулась ко всем оставшимся.

– Не бойтесь. Пойдёмте. Нас уже ждут, – позвала Джульетта, и влюблённые направились наружу, а остальные нерешительно последовали за ними.

Гренгуар из укрытия следил за тем, как грешные души покидали склеп и все его нутро охватил мандраж. В какой-то момент он хотел окликнуть их, но голос подвёл его, а теперь и ноги не особо хотели слушаться. Поэту пришлось сделать усилие над собой, чтобы все же медленно приблизиться к воротам. Один вопрос не давал ему покоя. Раз все те, кто погиб минувшей ночью в башне Квазимодо здесь, почему до сих пор он не встретил душу Тибальта? Неужели ему удалось выжить?

Стоя, чуть в глубине коридора, Гренгуару открывалось поистине необычное зрелище. На площади перед склепом столпилась огромная толпа грешных душ, которые молча, не двигаясь, ждали, когда вновь прибывшие спустятся к ним по лестнице. Певец Парижа никогда не видел здесь одновременно такого количества грешников, да еще и терпеливо выжидавших пришествия новых душ. В былые времена, они просто набрасывались на новичков под безумные крики и вопли, и буквально разрывали их на части. Это было своего рода посвящением. Сейчас же здесь царила совершенная тишина.

Гренгуар разглядел внизу в первых рядах Адама в блестящих серебряных доспехах с изображением золотого ветвистого дерева на металлическом нагруднике и Каина с аккуратно сложенными за спиной гигантскими чёрными крыльями, а позади них Готфрида вместе со всем войском Падших. Чуть правее от них, во главе с его отцом в кожаном фартуке поверх серой домотканой рубахи и Эдвардом Тичем в чёрной треуголке, темно-синем камзоле с серебряными пуговицами и полном вооружении, располагались толпы самоубийц, которые смешались среди прочих головорезов, сражавшихся против них в битве за Цитадель Цепеша. Но самого графа Дракулы нигде видно не было. Значит, он так и не выбрался из Эго. Слева от Повелителя Эдема Дьявола застыли в ожидании смуглый старик с длинной седой бородой, двое кучерявых близнецов и кучка грешных душ в длинных чёрных балахонах с капюшонами, не так давно освобождённые Фебом из склепа раньше срока. Как только влюблённые ступили на площадь, служители древнего ордена ассасинов одновременно опустились на колени, не сводя преданных взглядов со своей спасительницы. Было видно, как Джульетта растерялась и посмотрела на Шатопера в поисках поддержки, но тот лишь улыбнулся. И в этот момент из толпы преклонивших колено выскочил худенький мальчик лет десяти с чёрными кудрявыми волосами в коротких льняных штанах и бросился к девушке. Завидев его, Джульетта рухнула на колени и мальчишка, не сбавляя скорости, кинулся в её объятия. Поэт узнал его даже издалека. Вот почему души маньяка не было в склепе. Девчонка спасла его заблудшую душу, разорвав последнюю связь с тем чудовищем, что утопило Париж в реках девичьей крови. Мальчик уткнулся лицом в плечо Джульетты, стараясь как можно сильнее прижаться к ней. От переполняющей нежности, она не смогла сдержать слёз. Несколько секунд спустя, Тибальт все же разжал объятия и девушка, поднявшись на ноги, взяла его за руку, и они уже втроём с Фебом направились к Адаму. Первый грешник, с едва уловимой улыбкой на губах, протянул Шатоперу руку в знак приветствия и юноша с почтением пожал её.

– Так значит вы теперь здесь главный? – поинтересовался Феб.

– Временно, – ответил Адам. – Поддерживаю порядок, пока не подберу достойного повелителя Верхних Земель.

– У вас очень хорошо это, получается, – улыбнулся Шатопер.

– Благодарю, – кивнул первый грешник. – Ну что ж, добро пожаловать в Ад. Теперь вы здесь навечно.

– Так вы пришли просто, чтобы нас встретить? – удивился юноша.

– Нет. Чтобы передать власть.

– Передать власть? – растерялся Феб. – Кому?

– Сколько можно болтать? Ещё начешетесь языками! – огромный бородатый пират буквально сжал в своих объятиях Шатопера, так что тот, чуть не выплюнул свои легкие. – Как ты, дружище? Не думал, что мы так скоро встретимся.

– Я тоже. – Феб едва выбрался из стальных тисков Тича. – Рад видеть тебя Эд. На свободе.

– Хех! Я больше ни за что не вернусь в эту конуру. – Чёрная Борода аж светился от счастья. – Ох, и натворим мы теперь с тобой здесь делов. Это она? Та самая? – пират расплылся в неловком реверансе, низко склонившись перед Джульеттой. – Теперь я понимаю, почему он так был одержим вами, мадмуазель, что его невозможно было ничем остановить. Вы прекрасны. Прекрасней, чем я представлял. А уж у меня фантазия хорошая, хех.

– Благодарю, – от смущения, легкий румянец покрыл щеки девушки и она, улыбнувшись, опустила глаза.

– А ну прекращай этот цирк, – со смешком Шатопер толкнул Тича и тот, отступив назад, рассмеялся.

– Вообще-то я серьезно.

– Клод! – раздался высокий женский голос, и из толпы грешников выбежала босая девушка в белой ночной рубашке с кровавым пятном на животе и бросилась к оцепеневшему Фролло. – Любимый!

Она кинулась на шею учёного и принялась зацеловывать его лицо.

– Это правда, ты! Скажи! Умоляю! – девушка, как обезумевшая ощупывала поражённого Клода, который не мог поверить своим глазам. – Почему ты молчишь?

– Изабель? – Фролло боялся поверить в то, что все это правда.

Девушка прижалась своими тонкими губами к сухим губам возлюбленного, и они слились в долгом страстном поцелуе.

Взгляды всех присутствующих буквально приковались к этой необычной паре – к прекрасной юной девушке и мрачному худощавому старику. Учёный почувствовал их, но ему было уже всё равно.

– Я все это время ждала тебя. – Изабель вновь взглянула в серые изумленные глаза Клода.

– Я уже слишком стар для тебя. – Учёный попытался отступить назад, но она его не отпускала ни на секунду, вцепившись в его плащ.

– Неправда! – возмутилась девушка. – Ты все такой же серьезный и милый. Годы тебе к лицу.

– Это какой-то розыгрыш? – Фролло огляделся по сторонам, отказываясь верить в происходящее. – Это часть моего наказания? Я не достоин тебя. Я не заслужил всего этого…

– Заслужил, – раздался хриплый голос Квазимодо, и возлюбленные обернулись к горбуну, который без тени стеснения, в упор смотрел на них с кривой улыбкой на потрескавшихся губах. – Ты заслужил это, отец. Я никогда не видел тебя счастливым. Ты жертвовал всем ради других. Ты прошёл через столько испытаний, но ни разу не поступил против совести. Ты забыл про гордость, пытаясь спасти ту, которую любил. Ты отдал жизнь, защищая её. Ты, как никто другой, заслужил быть счастливым. Пусть даже в Аду.

– Отец? – удивилась Изабель, оглядывая горбуна с ног до головы. – Он твой сын?

– Он моё творение, – объяснил учёный, ошеломлённый речью своего создания. – Результат научных трудов.

– Научных? – девушка вновь посмотрела на возлюбленного. – А как же Бог?

– После твоей смерти у нас были с ним крайне сложные отношения, – признался Клод и стыдливо опустил глаза.

– Я понимаю, – ободряюще улыбнулась Изабель и, нежно проведя ладонью по его впалой щеке, приблизилась к горбуну. – У тебя есть имя?

– Квазимодо, – ответил уродец, испуганно сжавшись.

– Не бойся, Квазимодо, – дружелюбно улыбнулась девушка и протянула к нему руку. – Наверно, Клод, был с тобой излишне строг. Это в его характере.

– Не больше, чем я того заслуживал, – ответил горбун и ощутил, как тонкие пальцы девушки коснулись его взлохмаченных волос. Только теперь он понял, кого ему она напоминала – его ангела, его Джульетту.

– Ты запуган, – с грустью в голосе заметила Изабель, ласково проведя рукой по его волосам. – Тебе больше нечего бояться. Мы больше не дадим тебя в обиду. Обещаю. Я позабочусь о тебе, Квазимодо. Ты веришь мне?

Горбун лишь нерешительно кивнул головой, с опаской следя за реакцией Фролло, и был удивлён, когда увидел, что тот смотрел на них с, не свойственной ему, умилительной улыбкой.

– Так это вы? – раздался тонкий женский голос позади Изабель и она, обернувшись, увидела перед собой Джульетту. – Вы… вы моя…

– Жули! – воскликнула девушка и бросилась к своей уже взрослой дочери. – Дитя моё!

Джульетта слегка опешила, когда Изабель сжала её в своих объятиях, но все же ответила взаимностью.

– Я думала, это все злые языки дразнят меня слухами, что ты вернулась сюда, – лепетала девушка, все сильнее прижимая к себе дочку. – Вы же сбежали. Тот юноша спас тебя. Как и обещал. Все об этом говорили.

– Мы не могли быть счастливы в мире живых, – с легкой улыбкой ответила Джульетта. – Люди не желали, чтобы мы с Фебом были вместе.

– Я тебя понимаю, милая. У нас с твоим отцом было тоже самое. – Изабель выпустила дочь из материнских объятий и принялась пристально разглядывать её. – Какая же ты красивая. Самая.

Джульетта ещё сильнее расплылась в улыбке.

– Это наша дочь, Клод! – девушка обернулась к Фролло и её голос дрогнул. – Наша маленькая доченька! Я не могла даже мечтать о том, что мы вновь будем все вместе.

Изабель не смогла справиться с эмоциями и слезы искрами брызнули из её глаз. Джульетта снова обняла рыдающую мать, которая выглядела старше её едва ли на лет десять, и сама расплакалась от переполнявших её эмоций.

Квазимодо нерешительно постарался приобнять содрогающихся от слёз девушек, чтобы успокоить, но никак не мог понять, почему они плачут. Ведь все же хорошо. Фролло тоже приблизился к ним и аккуратно, с бесконечным трепетом, будто боясь все испортить, обнял тех единственных, кого любил за всю свою долгую жизнь, тех, чью любовь уже не надеялся заслужить, тех ради кого был готов пойти на все. И вот он возвышался над ними, по-отечески прижав к своей груди, в которой билось сердце, переполненное счастьем.

– Какое тошнотворное зрелище, не правда ли? – совсем рядом раздался глубокий женский голос и Гренгуар, вздрогнув от неожиданности, повернулся на звук.

Перед ним стояла красивая женщина с каштановыми волосами и пухлыми губами. Её фигуристое тело с большой упругой грудью обтягивало тонкое полупрозрачное платье из батиста. Но, отнюдь, не соблазнительные формы её тела привлекли особое внимание поэта, а золотые глаза, пристально смотревшие на него из-под тонких бровей.

– Ты что, плачешь? – презрительное омерзение отобразилось на красивом лице девушки.

Только сейчас Певец Парижа заметил, что по его щекам текут слезы и поспешил стереть их рукавом своего пальто.

– Люцифер, – поэт вновь принял свой надменный вид.

– Душа, явно, не идёт тебе на пользу, Гренгуар. Эти людишки не стоят твоих сожалений.

– Сожалений? – удивился Певец Парижа. – Мне их не жаль. Это слезы радости.

– И чему же ты так обрадовался, что разрыдался, как девчонка? – Дьявол с подозрением смотрела на Гренгуара.

– Я столько сил потратил, чтобы спасти их. Я прошёл через Ад, чтобы вернуть им жизнь. Чтобы назло тебе, они были счастливы. И вот мы все снова здесь – в Аду.

– И в чем тогда причина твоей радости? Ты проиграл.

– Ты действительно этого не видишь? – поэт расплылся в своей белоснежной улыбке. – Присмотрись. Да, они в Аду. Но они счастливы. Счастливы, как никогда при жизни.

– Это невозможно! – рассмеялась Люцифер. – Склеп забирает из душ все счастье, а Ад преумножает их страдания.

– Но не в этом случае. Может Бог ошибся с тем, что отправил их всех в Ад. Нет! – озарение снизошло на Гренгуара, и он вновь обернулся к Дьяволице. – Возможно, он поступил так специально, зная, что таким образом сделает их счастливыми.

– Что за бред ты несёшь? – Люцифер смотрела на поэта, как на сумасшедшего. – Вернув себе душу, ты, похоже, лишился рассудка.

– Ну, уж нет. Я вменяем. Посмотри на них. Посмотри внимательно на каждого из них. Они счастливы. Каждый из них получил то, чего жаждал больше всего. – Певец Парижа и сам светился от счастья. – Прощение, признание, любовь. Но самый бесценный дар получил, конечно, Квазимодо. И это доказывает, что моя теория верна.

– О чем ты говоришь? – легкая тревога отобразилась на прекрасном лице Дьяволицы.

– Он получил душу! – ликующая улыбка победителя озарила лицо поэта. – Квазимодо был создан Фролло против Божьей воли. А это значит, что его душа, которая попала в Ад после смерти тела, могла быть создана только Богом.

– Быть может учёный, при его создании, вложил в него часть собственной души, – предположила Люцифер.

– Не знал, что подобное возможно, но как бы там ни было, итог остаётся прежним – Ад не поглотил их души, и потому не смог лишить их того бесконечного счастья, что переполняет их сейчас.

– Возможно, ты и прав, – равнодушно пожала плечами Дьяволица. – Я думаю, все дело в девчонке. Вы с этим мальчишкой нарушили естественный ход событий, когда вытащили её из склепа в первый раз раньше срока, и теперь она каким-то образом блокирует влияние Ада на души тех, кто находится рядом с ней. Она излучает надежду и свет, которые получает от своего возлюбленного. Однако не все получили то, чего жаждали больше всего при жизни.

Гренгуар вопросительно посмотрел на Люцифера, на губах которой проявилась злорадная ухмылка.

– Ты так и не попал в Рай, – объяснила повелительница Ада, игриво вздёрнув тонкие брови.

– Откуда…? – на миг растерялся поэт.

– Ты действительно думал, что я не знала, что ты задумал? Я поняла это с первого взгляда при нашей последней встрече. Мне было интересно понаблюдать за твоими жалкими потугами, разорвать нашу сделку. Это было крайне увлекательное зрелище и у тебя почти получилось. Почти. Но в итоге ты здесь.

– Ты права. – Певец Парижа взял себя в руки и самоуверенно посмотрел прямо в золотые глаза своей хозяйки. – Но попасть в Рай, было навязчивым желанием моей бездушной версии. Теперь я целый и я рад быть здесь. Ты же сама мне говорила, что в Раю, конечно, хорошо, но в Аду знакомых больше. В итоге я получил даже больше, чем рассчитывал – я все же обыграл тебя. Так или иначе. – Гренгуар издевательски подмигнул Дьяволице и она, закрыв глаза, склонила перед ним голову и принялась хлопать в ладоши.

– Браво! – воскликнула Люцифер и вновь посмотрела на поэта. – Однако ты, похоже, забыл о нашей последней сделке.

– Разве? – возмутился Певец Парижа. – Все, как мы договаривались. Сутки и вот я здесь в твоём царстве страха и боли. Весь без остатка и принадлежу только тебе. Или тебе мало?

– Ты же знаешь, Гренгуар, мне всегда мало. – Люцифер, глядя на поэта своим соблазнительным взглядом, приблизилась к нему почти вплотную и их груди соприкоснулись. – Ты забыл всего одну крохотную деталь. Не так ли?

Поэт нахмурился, пытаясь судорожно вспомнить, что он упустил…

Ад. Сутками ранее.

Гренгуар шагнул внутрь пылающих ворот и оказался в длинном мрачном коридоре. Здесь было настолько темно, что ему приходилось двигаться вперёд на ощупь. То тут, то там периодически в воздух взмывали искры, но быстро растворялись и исчезали. Поэт привык, что обитель Дьявола, как и он сам постоянно меняли свой внешний облик, чтобы хоть как-то сгладить однообразие своего бесконечного заточения в этом проклятом месте. Певец Парижа добрался до высоких чёрных дверей, ещё раз огляделся по сторонам в кромешной тьме и, наконец-то, распахнул тяжелые металлические створы. Гренгуар аж присвистнул, оглядев тронный зал Люцифера. По совершенно пустому, погружённому во мрак пространству, в центре которого возвышался гигантский каменный чёрный трон, будто грубо вытесанный прямо из гранитной скалы, летали огромное множество огоньков, словно гигантские светлячки. Поэт медленно вошёл в зал и осторожно двинулся вперёд, то и дело, озираясь по сторонам. Хаотично мечущиеся огоньки невольно завораживали его, и в какой-то момент он просто остановился и застыл, глядя на причудливые танцы светящихся шариков. Как вдруг, где-то рядом, раздались быстрые мелкие шаги и Гренгуар обернулся. Звук затих так же быстро, как и возник, а вокруг никого не было. Поэт пристально вглядывался в темноту, когда боковым зрением уловил стремительное движение и шаги вновь эхом разнеслись под сводами замка. Но стоило Гренгуару повернуться в ту сторону, как они снова затихли. Кто-то настойчиво играет с ним в прятки. Снова шаги. Уже позади. Резкий поворот. Тишина. Никого. Движение справа. Взгляд. Пусто. Движение слева. Взгляд. Пусто. Поэт принялся с бешеной скоростью озираться по сторонам, стараясь уловить неугомонного любителя пряток, но вскоре бросил эту затею, осознав её бессмысленность, и снова замер. Хочешь остановить чужую игру, просто перестань в неё играть. Но когда, он ощутил сзади легкое похлопывание по своей спине, волосы на его затылке встали дыбом. Певец Парижа медленно повернулся, и ему стало ещё больше не по себе. Перед ним стояла маленькая девочка лет семи-восьми с темными густыми волосами, заплетенными в две толстых косички и едва заметными конопушками на носу и щеках. На ней было свободное синее платье в белый горошек и крохотные чёрные сандалики с фиалками, надетые на белые гольфы. Она стояла, насупившись, скрестив на груди руки, и исподлобья возмущенно смотрела на поэта своими яркими золотыми глазами.

– Почему ты перестал со мной играть, Гренгуар? – девочка обиженно надула губы.

– Прошу прощения моя госпожа…

– Маленькая госпожа! – резко поправила поэта девчонка. – Ты же видишь, что я едва достаю тебе до пупка.

– Прошу прощения, моя маленькая госпожа, – исправился Певец Парижа и изобразил низкий реверанс. – Но, к сожалению, у меня очень срочное дело.

– Ты опять был слишком хорошим мальчиком, – возмущение на лице девочки сменилось досадой.

– Я бы так не сказал…

– Ты бы не сказал, но твоя рожица говорит сама за себя.

Поэт рефлекторно ощупал своё изрезанное тонкими чёрными шрамами лицо.

– Ну что тут сказать, моя маленькая госпожа, – виновато усмехнулся Певец Парижа. – Я просто люблю рисковать. Без этого моя жизнь слишком скучна и однообразна.

– Из-за скуки, ты ломаешь мои игрушки?

– Виноват, – раскаялся Гренгуар и склонил голову. – Я пришёл, как раз, для того, чтобы положить этому конец.

– Продолжай, – непосредственное детское любопытство промелькнуло на лице маленькой Дьяволицы.

– Я хотел предложить вам, расторгнуть наш договор досрочно. Конечно, в вашу пользу, моя маленькая госпожа.

– Что это значит? – озадаченно нахмурилась девочка.

– Я больше не хочу вас расстраивать и потому прошу закончить моё бессмертное существование в мире живых, чтобы вы могли всецело завладеть моей грешной душой, – объяснил поэт.

– Прямо сейчас? – удивилась девчонка.

– Нет. Прошу дать мне последние сутки, и я весь ваш, без остатка.

– И что же ты хочешь взамен, мой непокорный слуга?

– Мелочь, – заискивающе улыбнулся Певец Парижа. – Мне известно, что у вас остался тот самый плод с райского древа, что вкусили первые грешники в Садах Эдема.

– Тебе нужен этот старый огрызок? – Дьяволица подозрительно посмотрела на поэта. – Зачем?

– Я хотел бы выменять его на одну важную для меня вещицу.

– Похоже, очень важную, раз ты пришёл ко мне.

– Вы, как всегда, очень проницательны, моя маленькая госпожа, – Гренгуар включил все своё обаяние.

– Тогда это будет нечестно, – пожала плечами девочка.

– Почему? – удивился поэт.

– Тебе эта штучка очень нужна, а мне твоя душа нет, – объяснила Люцифер. – Она и так принадлежит мне. И нет разницы, сколько придётся ждать, чтобы получить её остатки. День, неделю или месяц.

– Я могу прожить ещё годы. Или даже века, – возмутился Певец Парижа.

– С твоей глупой привычкой портить мои игрушки, ты не протянешь и месяца, – девочка развернулась и вприпрыжку направилась к каменному трону.

– Могу ли я предложить вам что-то ещё, моя маленькая госпожа? – Гренгуар сделал над собой усилие и смиренно опустил голову на грудь.

– Дай подумаю. – Девчонка с трудом взобралась на гигантский трон и, поёрзав, устроилась поудобнее. – Есть у меня одна мысль.

– Я согласен. – Поэт поднял голову и с бесконечной надеждой на лице приблизился к своей хозяйке.

– Да она тебе очень нужна, как я посмотрю. – Девочка расплылась в широкой улыбке, хлопая в ладошки. – Хорошо! Я заберу твою жизнь ровно через двадцать четыре Земных часа, но после этого, ты позволишь мне самой лично придумать для тебя наказание здесь.

– Не понимаю, – растерялся Певец Парижа. – А разве может быть иначе? Вы же всегда сами выбираете наказания для ваших душ.

– Ты дурачок, Гренгуар! – рассмеялась Люцифер. – Ты серьёзно думал, что я сижу здесь целыми днями и придумываю, кого и как наказывать. Тут миллиарды душ. Да мне бы не хватило вечности на это.

– Тогда кто? – поэт был сбит с толку.

– Ты так до сих пор и не понял? Я разочарована. – Девочка с досадой покачала головой. – Ад – это самостоятельный живой организм. Бог все продумал, чтобы исключить моё самоуправство, оставив мне лишь следить за этими грешными душами. Как ты думаешь, для чего нужен склеп?

– Чтобы у человека было время осознать свою прожитую жизнь? Раскаяться и принять неизбежное? – до этого момента Гренгуар был уверен, что точно знает, как все здесь устроено.

Девчонка громко рассмеялась.

– Ты серьёзно все это время верил в это? – Люцифер снисходительно смотрела на поэта. – Какая глупость! Склеп – это то место, которое впитывает в себя все самые потаённые страхи и желания грешных душ. Он собирает всю информацию и на основе этого формирует индивидуальное наказание для каждой из них.

Певец Парижа был ошеломлён. Он даже предположить подобного не мог. Получается, что Люцифер не имеет ни малейшего отношения к этим изощрённым и изобретательным наказаниям, которыми он так восхищался.

– Но для меня, вы хотите придумать наказание самостоятельно? – уточнил Гренгуар.

– Помимо того, что для тебя выберет сам Ад, – пояснила Дьяволица.

Поэт на одно мгновение усомнился в необходимости сделки с такими условиями.

– Наказанием больше, наказанием меньше. Какая разница? – улыбнулся Певец Парижа и развёл руками в стороны. – Я согласен.

– Тогда по рукам? – девочка протянула Гренгуару свою крохотную ручку, и он с готовностью её неловко пожал.

– Превосходно! – девчонка спрыгнула с трона, щелкнула пальцами, и в её руках образовался из воздуха небольшой кожаный мешочек, который она бросила поэту.

Певец Парижа едва успел его поймать. Он тут же ослабил на нем шнуровку и вытащил из мешочка засохший яблочный огрызок. Его глаза вспыхнули фиолетовым пламенем, и он расплылся в торжествующей улыбке от уха до уха.

– Благодарю вас, моя маленькая госпожа. – Гренгуар низко поклонился.

– Не стоит, – усмехнулась девочка. – Ты все равно пожалеешь об этом, как и всегда.

– Быть может, – согласился поэт. – Но сейчас, это не имеет значения. А теперь я вынужден откланяться.

– Ступай. И веселись, Гренгуар, – Дьяволица с хитрым прищуром смотрела на Певца Парижа. – Времени на это, у тебя осталось совсем немного.

– До скорой встречи, моя маленькая госпожа, – поэт вновь поклонился своей хозяйке и воодушевлённый направился к выходу своей легкой походкой.

– Гренгуар! – вдруг окликнула его девочка у самых дверей, и он удивлённо обернулся. – Красивым ты мне нравишься больше, – она вновь щелкнула пальцами, и поэт почувствовал, как чёрные шрамы, покрывающие все его тело и лицо, исчезают.

Он посмотрел на своё отражение в блестящем чёрном мраморе пола и увидел себя точно таким же, как и двадцать лет назад. Было даже непривычно вновь видеть свое чистое худощавое лицо. Будто Пьер с укором смотрел на него со дна мутной чёрной реки. Насмотревшись на свой обновлённый образ, Гренгуар поднял свой изумленный взгляд на Люцифера.

– Не благодари. Пусть это будет моим бескорыстным подарком для тебя, – самодовольно улыбнулась девчонка.

Но поэт и не собирался рассыпаться в благодарностях. Он точно знал, что данный жест доброй воли был ничем иным, как ещё одним методом измывательства над ним. В шрамах больше не было смысла, ведь, по её мнению, он и так через сутки будет всецело принадлежать ей. Но теперь, когда он вновь приобрел изначальный вид, а боль от шрамов его больше не беспокоит, желание жить с новой силой наполнило его существо, однако, расплата уже неизбежна и она совсем близка. Люцифер всегда мастерски играла на человеческих чувствах, желаниях и их слабостях. Заключив этот договор, Гренгуар расстался со своей жизнью, и она не могла не воспользоваться моментом, чтобы во всей красе напомнить ему то, от чего он только что добровольно отказался. Поэт вновь сделал над собой усилие и улыбнулся своему палачу.

– Au revoir, ma petite dame2121
  До свидания, моя маленькая леди (фр.)


[Закрыть]. – Певец Парижа расплылся в низком реверансе и устремился прочь из этой обители бесконечного зла.

Ад. Настоящее время.

– Точно! – Гренгуар расплылся в улыбке. – А я думаю, чем обязан такой чести, что меня встречает сама Повелительница Ада. Как я мог забыть? Ты здесь ради моего личного наказания.

– Именно, mon cher, – ехидно улыбнулась златоглазая красотка. – Именно.

– Ну что ж. Договор есть договор. Я готов. Давай, удиви меня. Мне уже не терпится оценить твою гениальную идею. Уверен, у тебя были тысячи вариантов. Наверное, сложно было определиться? Так что же будет моим наказанием? Что за подарок ты мне приготовила? – поэт, как мог, демонстрировал ей свой азарт и веселое предвкушение, в то время как внутри все леденело от ужаса.

Спектакль был напрасным. Люцифер насквозь видела его душу и потому с презрительной усмешкой на пухлых губах наблюдала за этим нелепым представлением и не торопилась оглашать приговор. Она видела, как ожидание неизбежной кары изводило её любимую игрушку, и она получала от этого невероятное удовольствие. Она даже ощутила возбуждение, которое не испытывала уже очень и очень давно.