Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

За окном завывал ветер, кружа белые хороводы падающего снега. Уже засыпая, Равиль услышал звуки деревенского набата. Кто-то бил шкворнем о рельсу. Интервалы ударов были такими, что каждому жителю становилось ясно, где-то пожар. Набат разбудил и Нурию. Толкая в спину дочь, она кричала ошалелым голосом: «Горим, горим».

Выскочив во двор, Марта увидела бегущих к амбару людей, возле которого уже гарцевали на лошадях всадники. Пламя было настолько сильным, что подступиться к пылающему зданию ближе десяти метров не было никакой возможности. Выскочил во двор и Равиль.

– Что за шум, а драки нет? – спросил он потягиваясь.

– Горит хозяйский амбар, – пояснила Марта, натягивая сапоги.

– Вот оно что, – с сожалением в голосе отозвался тот. – Я сейчас оденусь и догоню тебя.

Равиль не торопясь направился в курятник, оделся и по дороге догнал Марту.

– А что хранилось в этом амбаре? – спросил он. Не дождавшись ответа, предположил: – Все что угодно, лишь не сельхозтехника.

– Какая там техника, – остановилась девушка. – Там хранился весь урожай моего хозяина.

– И богатый был урожай?

– Очень богатый, – ответила Марта, смахивая с глаз слезы.

– Ты чего хнычешь? – взяв девушку за руку, сочувственно спросил Равиль. – Твой что ли урожай горит?

– Конечно, мой. Ведь именно благодаря мне и моим рабочим сад дает такой богатый урожай.

Когда подошли к горящему амбару, там уже собралась вся деревня. Люди даже не пытались сбить пламя. Пожар уже сделал свое дело. Стены и крыша рухнули. С треском догорали доски, глухо взрывался шифер, разбрасывая по сторонам раскаленные осколки.

– Не плачь, сестренка, – обнимая девушку за плечи, громко успокаивал Марту Равиль. – Не рви душу. Чему быть, тому не миновать. Приедут пожарные, разберутся.

Три пожарные машины прибыли, когда уже совсем рассвело. Из кабины вылез старший, обошел пепелище.

– Тушить уже нечего, – почесал он затылок. – Мы возвращаемся, – крикнул он водителю. – Тут только для тебя работа, – обратился он к инспектору.

Развернувшись, пожарные машины уехали. Инспектор долго ходил вокруг пожарища, внимательно вглядываясь в дымящиеся бревна.

– Кто первым увидел пожар? – обратился он к притихшим жителям.

– Я, – вышла из толпы Райка Плюхина. – Я дежурила на утиной ферме вместе с мужем, – стала она рассказывать тихим голосом, словно в чем-то виноватая. – Когда я от него вышла, то сразу увидела горящий амбар. Бросилась к мужу, а он сразу позвонил пожарным и Василю Иванченко. Василь живет рядом с деревенским набатом.

Инспектор подробно записывал показания в блокнот. В это время к нему подскочила Кадычиха.

– Чего тут спрашивать, – заголосила она, дергая инспектора за воротник. – И так ясно, что это сделала бабка Голованька. Вон смотри, валяется газовый баллон. Я его из миллиона узнаю. В деревне только у нее такие баллоны. – Повернувшись к толпе, Кадычиха продолжала разглагольствовать. – Она у нас особенная. Ее сын Мирон ходит в деревне по головам всех жителей, и его полоумная мать туда же. Ты спроси, сынок, у любого, – снова повернулась она к инспектору, – тебе каждый скажет, что она больная на голову. Вот недавно подоила свою корову, потом вылила молоко, выскочила на улицу и стала кричать, будто ее буренку кто-то выдоил раньше.

– Товарищ майор, – раздался голос директора конного завода, – не слушайте вы эти глупости. Прасковья Демьяновна уважаемая в деревне женщина, к тому же у нее больные ноги. Зачем ей идти в такую даль по такой отвратительной погоде?

– Господин инспектор, – схватила за руку майора Кадычиха, – но баллон-то точно Голованьки. А поджечь амбар мог и Яшка Хмельницкий. Он бегает за внучкой Прасковьи. Да и сам Мирон очень завистливый человек, не любит он людей, которые занимаются бизнесом и зарабатывают больше, чем он со своей дочкой-лахундрой.

– Этот, что ли, баллон? – инспектор подошел к обгорелому газовому баллону.

– Да, да, именно этот, – заорала Кадычиха.

– Положите в ящик, – сказал майор своему помощнику и пнул баллон ногой. – Приобщим к делу.

Тем временем Мирон вскочил на своего жеребца и помчался к матери. Заехал во двор, соскочил с коня и зашел в летнюю кухню. У стены стоял один газовый баллон, другого не было. Он недоуменно осмотрелся. Еще вчера было два и оба заправленные под завязку. Вдруг словно молния мелькнула догадка. Он снова вскочил на жеребца и погнал его к пожарищу. Не дожидаясь, пока лошадь остановится, соскочил с седла.

– Ах ты змея подколодная, – схватил он за воротник шубы Кадычиху. – Что же тебе такого плохого сделала моя мать? – Мирон сильно тряхнул женщину, от чего у той голова так дернулась, что казалось, вон-вон оторвется от плеч. – Зачем ты подбросила к амбару баллон?

– Если это сделала я, – рухнула на колени Кадычиха, – пусть меня покарает небо, – она демонстративно подняла руки вверх.

Наблюдавший за этим спектаклем Николай Викторович тихо сказал Яшке:

– Что-то я не вижу здесь нашу кладовщицу Нурию. Ну-ка смотай к ней домой.

– Это я мигом, – ответил Яшка и одним прыжком вскочил в седло своего скакуна.

Когда он вошел в дом Нурии, то увидел валяющуюся на полу пьяную женщину. В одной руке в нее была недопитая бутылка. Рядом стояла открытая сумка, в которой лежало еще несколько бутылок с вином. Парень заглянул в сарай и обнаружил там мешки с орехами, которые стояли в два ряда вдоль стены.

Вернувшись к толпившимся у пожарища любопытным, Яшка подъехал к Николаю Викторовичу. Но не успел сказать ему ни слова, тот его опередил.

– Ничего не говори, – усмехнулся он. – Я уже все знаю. – Заметив удивленный взгляд своего подчиненного, пояснил. – Как только ты направился к дому Нурии, ее племянник, заметив это, вскочил на мотоцикл и уехал из деревни.

Николай Викторович отозвал в сторону деда Муханю и предложил тому поехать к дому Нурии, погрузить на сани мешки с орехами и раздать людям.

– Очень правильная экспроприация, – лукаво прищурив глаза, усмехнулся дед.

Молодцевато запрыгнув в сани, он дернул за вожжи своих рысаков. Заехав во двор Нурии, загрузил мешки с орехами, отвез в деревню и молча раздал людям.

Тем временем Николай Викторович подошел к Василю, который молча смотрел на груду обугленных бревен.

– Жалко, столько сгорело добра, – сказал он сочувственно. – Но как это добро пришло к Ашоту, так и ушло. Все это ему досталось за гроши. Ведь этот сад растили наши родители десятилетиями. На их рубахах до сих пор не просох пот от работы в этих садах. – Прощаясь, он протянул руку Василю. – Там Леонид Тимофеевич остатки орехов в деревню повез, надо бы людей предупредить, чтобы они об этом никому не говорили. Не было никаких орехов. А то, если Ашот узнает, что к пожару имеет отношение Нурия, без разговора уволит Марту с работы. Девушка останется не только без гроша в кармане, но и без крыши над головой.

Убийство хряка Мырдика

Рано утром, когда деревня только просыпалась, Жорка привел к колодцу поить Пролетариата. Выкрутив несколько ведер воды, он аккуратно слил их через желоб в деревянное корыто. Бык пил не спеша, периодически поднимая голову и наблюдая за действиями хозяина, который скалывал со сруба колодца лед. «Что за народ пошел, – тихо ругался Жорка. – Разливают воду, а убирать за собой не хотят. Так скоро к колодцу вообще подойти нельзя будет». Закончив скалывать лед, он подошел к своему любимцу, погладил его по крутому лбу и стал развязывать веревку, которой привязал Пролетариата к столбу. Бык, словно понимая, что его сейчас отведут в теплое стойло, одобрительно кивал головой.

Когда Жорка направился уже к своему дому, до него донесся крик тетки Марфы. «Видать поскользнулась», – подумал он, ускоряя шаг, чтобы помочь женщине. Но прежде чем зайти к Марфе, он завел в сарай быка, бросил ему охапку сена. Выйдя за калитку, увидел стоявшую у входа в дом соседку с поднятыми к нему руками.

– Бедный мой Мырдин, – причитала женщина, – кому же это ты помешал?

Войдя во двор к Марфе, Жорка обомлел от увиденного. У самой двери лежала окровавленная голова хряка, а рядом запекшиеся в крови его половые органы. У мужика пересохло во рту. Много лет он колол в деревне свиней, ни свиного визга, ни крови никогда не боялся, а тут просто оторопел.

– Успокойся, Марфа Федоровна, – тронул он за локоть женщину. – Слезами горю не поможешь. Мы сейчас с Клавдией опалим тушу, разделаем ее. А ты приготовишь домашнюю колбасу. Только больше чеснока и перца положи, а то мясо хряка пахнет мочой.

Он нагнулся, чтобы поднять голову и отнести ее за сарай, где обычно смолил свиней.

– Положите голову хряка на место и отойдите в сторону, – услышал Жорка чей-то незнакомый голос.

Обернувшись, Жорка увидел, что у дома Марфы собрались чуть ли не все жители деревни, а в калитке стоит невесть откуда появившийся капитан милиции.

– Да, пожалуйста, – отходя в сторону, спокойно сказал он. – Я только и хотел, что помочь соседке опалить хряка и разделать его.

– Еще успеешь, – приказным тоном ответил страж порядка. Обращаясь к тетке Марфе, попросил рассказать все по порядку.

Хозяйка стояла как вкопанная, смахивая с глаз слезы, и не могла проронить ни слова.

– Гражданка, – повысил голос милиционер, – я вас спрашиваю. Назовите фамилию пострадавшего.

– Мырдин, – едва слышно произнесла Марфа. – Кому помешал мой кормилец? – снова запричитала она.

– Какой такой кормилец? – заметно раздражаясь, уточнил капитан милиции.

– Бизнесом занималась наша Марфа, – пояснила подошедшая Нурия. – Она со своим хряком оказывала сексуальные услуги деревенским свиньям. – Она тронула за рукав милиционера и, понизив голос, сказала: – По всей деревне бегают поросята от этого хряка. Вот конкуренты его и прикончили.

– Понятно, – медленно проговорил капитан. – Значит, гражданка Голикова, в обход налоговых органов извлекали дополнительные доходы? – ехидно улыбаясь, подошел он к убитой горем Марфе.

– Да какие там доходы, – вмешался в разговор Жорка. – Корма нынче, знаете, сколько стоят? А Марфе Федоровне уже далеко за семьдесят.

– Вы помолчите, – строго посмотрел милиционер на Жорку. – Скажите, гражданка Голикова, – снова подступил он к Марфе, – быть может, вы знаете, кто отрезал голову и прочие достоинства вашему кормильцу?

Женщина стояла молча, глазами полными слез смотрела на смеющегося над ее горем блюстителя порядка. Притихли и собравшиеся. В тишине особенно громко прозвучал голос Кадычихи. Она вышла на середину двора и в свойственной только ей одной манере, размахивая руками, крикливым голосом стала выдвигать свою версию случившегося.

– Да какой там бизнес? – махнула она рукой. – Хряк у Марфы был старый и никому уже не нужный. А голову ему отсобачил Афонька Чижиков. От этого бешенного пса можно всего ожидать.

Капитан стал поспешно записывать показания Кадычихи в протокол. А та, поняв, что привлекла к себе всеобщее внимание, продолжала развивать свою мысль.

– Этот дурачок держит в страхе всю деревню, – нагнетала она атмосферу. – На прошлой неделе стою в магазине за хлебом, а он мне прямо в глаза смотрит и говорит: «От тебя, тетка Ефросинья, так водкой воняет, что у меня кружится голова». Это же надо, от меня и водкой… Да я ее в рот не беру.

– Афоня был прав, – раздался из толпы голос Яшки Хмельницкого. – Ты, тетка Кадычиха, постоянно гонишь самогон и снимаешь с первока пробу. Только не знаю, у тебя для пробы чайная ложка или граненый стакан?

Вокруг засмеялись. Разгневанная Кадычиха бросилась в толпу, отыскала Яшку и схватила его за рукав куртки и с силой дернула. Рукав оторвался и повис на руке парня.

– Я тебе, уголовная морда, сейчас расскажу, как я снимаю пробу, – заорала она. – Так расскажу, что ты век будешь меня помнить. – Она повернулась и, обращаясь к толпе, запричитала: – Дожили до такого срама, что каждый паршивый урка качает в деревне свои тюремные права. Товарищ милиционер, избавьте нас от этого уголовника. Я уже боюсь из дома выходить.

Яшка, все это время раскручивая оторванный рукав, молча слушал разбушевавшуюся Ефросинью. Потом, словно нечаянно, уронил кусок материи на снег. Нагнувшись, он почти незаметным для глаза движением, нанес ребром ладони удар под коленку Кадычихи. Скандалистка взвыла от жуткой боли и рухнула задницей в снег.

– Твою озлобленную физиономию даже ноги держать не хотят, – проговорил он, отходя в сторону.

Не только стоявшие вокруг люди, но даже сама Кадычиха не поняла, что же произошло. Мгновенная резкая боль в коленном суставе также быстро утихла, как и появилась, но подняться она по-прежнему не могла, поэтому ревела, сидя в снегу.

– Вот видите, товарищ милиционер, этот бандит свалил меня в снег.

– Да никто тебя, здоровенную дылду, не трогал, – раздался из толпы чей-то голос. – Разбушевалась тут, словно фантомас, и рухнула с копыт.

– Этот урка потому умничает, – хныкала Кадычиха, – что его защищает директор конезавода. Пригрел этого змея у себя в фирме. А недавно еще троих беспризорников привел во главе с этим дурнем Афонькой. Им всем место в тюрьме.

– Что же это, граждане, – подал голос капитан милиции. – Не уж-то в вашей деревне перевелись мужчины, которые способны помочь подняться упавшей женщине?

– Нет, не перевелись, – вышел чуть вперед дед Муханя. – Но руку подавать этой старой хаврошке ни у кого нет желания. Как сама падала в снег, так сама пусть и поднимается.

– Ах ты, одноглазый козел, – кряхтя и охая, стала подниматься Кадычиха. – Ты позорным считаешь подать мне руку? А как каждый день брать у меня в долг бутылку самогона, так ты не стесняешься. – Она подошла вплотную к деду. – Вот тебе больше самогона, – скрутила она ему дулю. – Чтобы ты, козлиная твоя морда, и близко к моему дому не подходил.

– Не напирай, не напирай, – попятился дед Махоня. – Подумаешь, благодетельница. Дает самогонку в кредит, в а день зарплаты, как упырь, высасывает с деревенских мужиков все деньги. – Он подошел к капитану милиции. – Вот скажи мне, разлюбезнейший блюститель порядка, не пора ли привлечь к ответственности за самогоноварение госпожу Кадычиху? Ведь она сознательно наносит вред всему мужскому населению деревни.

– Не морочь мне голову, дед, – строго посмотрел на маленького добродушного старика капитан. – Я здесь не по вопросу самогоноварения. Мне поручено выяснить, кто именно совершил глумление над хряком?

– Я вам, господин милиционер, со всей ответственностью заявляю, – снова подскочила Кадычиха, – что такое зло мог совершить только Афонька Чижиков.

Капитан занес слова Кадычихи в протокол и попросил ее расписаться. Взяв авторучку и злобно сверкнув глазами на Яшку, та поставила свою закорючку. Страж порядка молча спрятал документ в папку, сел в машину и уехал из деревни.

Собравшиеся стали тоже расходиться, не забывая выразить свое сожаление хозяйке погибшего хряка. Жорка с женой вытащили тушу за сарай и приступили к знакомому ремеслу. Разделав тушу на куски и промыв кишки, они начинили их мелко нарезанным мясом и салом, добавляя солидные порции чеснока и черного молотого перца. Когда работа была закончена, кольца обжаренной колбасы сложили в выварку и тазы, готовые к продаже на рынке.

– Клавдия, – сказала хозяйка помощнице, – вы с Георгием Даниловичем мойте руки и проходите в дом, а я сбегаю в магазин к Варьке за бутылочкой. Помянем моего Мырдина, хотя он и не человек, но все равно божье создание.

Купив полулитру водки и триста грамм зефира в шоколаде, Марфа направилась обратно. Дома у нее были гости. К Жорке и Клавдии присоединились Васька и Альбина. Едва хозяйка вошла в дом, Альбина тут же накрыла клеенкой стол, поставила на него миску с квашеной капустой и мочеными яблоками, водрузила чугунок с вареной картошкой. Васька достал из кармана куртки бутылку армянского коньяка и стал разливать его по рюмкам.

– Давайте помянем нашего Мырдина, – поднял рюмку Василий, – он это заслужил.

Никто ему не ответил. Выпили молча и так же молча стали закусывать жареной колбасой. Марфа к мясу не притронулась. Когда бутылки опустели и Жорка с Клавдией собрались уходить домой, Васька попросил их чуточку задержаться. Он вышел в сени и вернулся с мешком.

– Вот, Марфа Федоровна, – вытряхнул он на пол поросенка. – Мы с Альбиной дарим вам сына вашего Мырдина. Наша свиноматка после свидания с покойным хряком принесла двенадцать поросят: восемь свинок и четырех кабанчиков. Двоих кабанчиков кастрировали, а двоих оставили. Нам хватит и одного. А у вас через год вырастет второй Мырдин. Впрочем, имя у него может быть и другим.

Растроганная Марфа подняла с пола поросенка, посадила его к себе на колени, почесала за ухом. Тот радушно захрюкал. Хозяйка, чмокнула его во влажный пятачок.

– Твой отец был для меня, как член семьи, – смахнула она набежавшую слезу. – С сегодняшнего дня его уже нет, но мой двор не опустел. Теперь у меня есть память о твоем отце. И назову я тебя Шуриком.

– Ну, Шурик, так Шурик, – согласились гости. – Имя ты ему дала от души, – почесывая брюшко поросенку, сказал Жорка.

Гости ушли, а тетка Марфа, пытаясь отогнать от себя плохие мысли, положила с собой в кровать Шурика. «Пока стоят морозы, будешь жить в доме, – проговорила она, заботливо укрывая поросенка пледом. – А весной, когда пригреет солнышко, я устрою для тебя жилье в сарае твоего отца.

Приезд оборотней на конезавод

Васька с Альбиной неторопливо возвращались из гостей домой. Он придерживал жену под руку, а она с благодарностью жалась к его плечу.

– Похоже, что теперь стражи порядка в нашей деревне станут частыми гостями, – высказал давно мучавшее его предположение Васька.

– Почему ты так думаешь?

– А ты обратила внимание, что с момента обнаружения Марфой головы Мырдина до прибытия милиционера прошло не более получаса. И еще один факт: капитан с большим желанием записывал в протокол показания Кадычихи и совершенно не обратил внимание на слова Леонида Тимофеевича о том, что Ефросинья гонит самогон. Не обратил он внимание и на пьяные бредни Нурии. По всему видно, что милицию интересует только Афонька. Сейчас уже поздно, а завтра с утречка поеду на конезавод к Николаю Викторовичу. Хочу с ним поговорить о своих предположениях и догадках.

– Надеюсь, ты ему не станешь рассказывать о нашей поездке в Ростов? – глядя в глаза мужа, спросила Альбина.

– Какой Ростов? – удивленно переспросил Васька. – Я лично ни в каком Ростове не бывал и тебя прошу забыть о нем. – Какое-то время шли молча. – Меня другое волнует, – остановился он у своей калитки. – Кто известил милицию о случившемся? И еще. До деревни из города ехать восемнадцать километров. С учетом скользкой дороги потребуется не меньше часа, а машина примчалась через полчаса. Кто звонил в милицию? Почему капитан не поинтересовался об этом у жителей деревни? Очень много непонятного. У меня, Альбина, плохое предчувствие. Сердцем чую, что нашу деревню в ближайшее время ждут испытания.

Всю ночь Васька ворочался в кровати. Предчувствия чего-то недоброго не давали уснуть. В голове роились всякие мысли о том, что члены мафиозной группировки, вероятно, уже знают, что на кирпичном заводе похозяйничали жители деревни. Если им удастся поговорить с Афонькой, то тот по своему простодушию может все им выложить. Доверится он не каждому, а вот капитану милиции может. Не зря же того так заинтересовали показания Кадычихи. Парень не знал, как ему вести себя в сложившейся ситуации. Единственное, что он четко понимал: нельзя допустить встречи Афоньки с капитаном милиции.

Так и не заснув до утра, Васька с первыми проблесками рассвета встал с постели и поставил кипятить в электрическом чайнике воду. Выпив крепкого чая, вышел во двор управиться по хозяйству. Почистил в коровнике и отвел коров к колодцу, где напоил их чистой водой. Затем заполнил ясли мелко изрубленной соломой, перемешанной с комбикормом. Работа валилась из рук. Он взял лопату и стал расчищать землю вокруг дома.

– Василий, – позвала его Альбина, – иди завтракать. Я приготовила тебе яичницу на сале.

Поставив в сарае лопату и стряхнув снег, Васька вошел в дом. Есть ему совершенно не хотелось, но чтобы не обидеть жену, а главное, не выдать своего волнения, он съел все, что ему приготовили. Часы показывали без четверти десять.

– Надо же, как быстро летит время, – обратился он к Альбине. Не услышав ответа, продолжил: – Ты занимайся хозяйством, а я пойду в мастерские. Надо прогреть КамАЗ. Вчера забыл отключить аккумулятор.

Не успел Василий выйти в сени, как раздался телефонный звонок. Он быстро схватил трубку. Звонил Николай Викторович.

– Василий, бей в набат, – кричал он встревоженным голосом. – Собирай народ и веди к конезаводу. Надо перекрыть посторонним вход на территорию. Только что подъехало два микроавтобуса с людьми в камуфляжной форме. Руководит ими какой-то капитан милиции. От меня требуют выдать опасного для окружающих психически больного Афанасия Чижикова.

– И вы его решили выдать? – спросил он, едва ворочая пересохшим вдруг языком.

– Нет, выдавать я его не собираюсь. Мы своих не выдаем. Я уже позвонил в город полковнику Малову, он обещал оказать помощь. Нам бы продержаться…

– Вы держитесь, – прокричал в трубку Васька. – Слышите, Николай Викторович, держитесь. Мы сейчас перекроем все подходы к заводу. – Он положил трубку телефона и заорал стоявшей рядом Альбине: – Бегом, бей в набат, собирай деревню и направляй всех к заводу. Там какие-то бандиты хотят напасть на работников.

Не задавая лишних вопросов, женщина выскочила на улицу. Через минуту над укрытыми снегом домами понесся тревожный набат. Люди бросали свои домашние дела и спешили на зов. Узнав в чем дело, направлялись к заводу. Им не нужно было объяснять, какая именно помощь от них требуется в сложившейся ситуации. Схватив вилы или лопату, мужики и женщины торопились на помощь. Вера сняла с гвоздя коромысло и бросилась вслед за остальными.

Васька тем временем бежал в мастерские и молил бога, чтобы его КамАЗ завелся. Машина не подвела. Несмотря на крепкий мороз, двигатель завелся с первой попытки. Немного погазовав, чтобы хоть немного прогреть мотор, рванул по укатанной дороге к конезаводу. Подъехав к проходной, он резко затормозил и круто повернул руль. Огромную машину занесло, и она боком стала перед шлагбаумом, полностью перегородив въезд на территорию. Закурив папиросу, Васька стал наблюдать из кабины за микроавтобусами, возле которых с мегафоном в руках нервно суетился капитан милиции, приезжавший вчера разбираться с инцидентом. Из окон выглядывали лица в черных масках. У парня сжалось сердце. Ведь если эти головорезы начнут штурмовать завод, охрана не сможет оказать им достойного сопротивления. Он пытался всячески гнать от себя тревожные мысли. «Не может быть, – думал он, – чтобы вот так просто, без предписания прокуратуры, можно арестовать человека. Впрочем, здесь и сейчас главенствует не закон, а произвол».

Тем временем капитан милиции в очередной раз поднес к губам мегафон и напомнил охране завода и директору, что в их распоряжении осталось пятнадцать минут. «Если по истечении этого времени вы добровольно не выдадите опасного для общества психически больного Афанасия Чижикова, то мы начнем штурм».

С высоты кабины КамАЗа Васька увидел, как со стороны деревни, всего в сотне шагов, движется толпа жителей. Они подходили к его машине и без команды занимали места. Выстроившись в три шеренги «ополченцы», держа наперевес подручные средства обороны, угрюмо смотрели на незваных гостей. «Этим людям не впервой приходится отстаивать права своей деревни, – подумал он с теплотой в душе. – И сегодня они не дадут в обиду своего земляка».

– Мужики! – громко крикнул Васька, встав на подножку КамАЗа. – Перед вами наемники, которые по приказу своих хозяев в любой момент могут броситься на штурм завода. Им нужен Афанасий Чижиков, которого они объявили психически больным. Но мы-то с вами прекрасно знаем, что Афоня нормальный человек и никакой опасности для нас не представляет. Знают это и они, – показал он рукой на микроавтобусы. – Знает это и оборотень в погонах в лице капитана милиции. Они также знают, что Афанасий видел в лицо убийцу своего отца, вот и хотят с ним расправиться.

Ропот возмущения пронесся по толпе. Каждый вспомнил тот страшный день, когда бандиты угнали их кормилец, убили пастуха и изувечили молодого парня. Послышались угрозы в адрес капитана. «На кого работаешь, оборотень»? – неслось из толпы. Васька не успокаивал земляков, давая им возможность выговориться. Затем ударил кулаком по кабине, привлекая к себе внимание. Дождавшись, пока все успокоятся и обратят на него внимание, снял шапку.

– Земляки! – крикнул он, как только мог громче. – Спасибо вам за понимание и тот порядок, который вы соблюдаете. Только что поступила информация, что из района сюда направляются две машины с бойцами ОМОНа. С ними же прибудет работник прокуратуры, который и решит нашу проблему.

Люди ждали, что им скажет Николай Викторович, который стоял тут же с четой Шандыбиных, но директор конезавода молчал, боясь своим выступлением спровоцировать драку.

Васька специально говорил очень громко, чтобы его мог слышать капитан милиции. Выслушав речь водителя КамАЗа, тот зашел за микроавтобус и стал звонить по мобильному телефону. После этого сел в салон, и машины тут же уехали из деревни.

Толпа ликовала. Жители наперебой стали говорить о том, насколько они были готовы вступить в драку за своего земляка. Мать Афанасия вышла из толпы, стала на колени перед Николаем Викторовичем.

– Спасибо тебе, Коленька, что не дал моего сына в обиду, – поклонилась она, обливаясь слезами.

– Ну что вы, тетка Мария, – наклонился к ней директор конезавода. – Я ничего особенного не сделал. Это я должен вас всех благодарить, что не пустили это бандитское отребье на завод.

– Воздастся тебе, Коленька, за добро и от Бога, и от людей, – не унималась Мария.

– Вместе мы, тетя Маруся, сила, – обняв за плечи женщину и помогая ей подняться, сказал Николай Викторович.

– Вижу идущую милицейскую машину, – крикнул стоявший на подножке КамАЗа Васька.

– Это, наверно, бойцы спецназа? – высказал кто-то из толпы свое предположение.

– Нет, это не спецназ, – уверенно сказал Николай Викторович. – Это прибывает собственной персоной полковник Малов. После того, как на оборону завода встала вся деревня, ОМОНу у нас делать нечего.

– Здравствуйте, дорогие земляки, – соскочил с подножки милицейского уазика полковник и козырнул собравшимся. – Разрешите всех вас поблагодарить за выдержку и терпение. Также спасибо и за то, что вы не допустили кровопролития. Ведь если бы не вы, то эти люди, – указал он в сторону уехавших микроавтобусов, – обязательно вступили бы в схватку с охраной завода. Но ваша решительность отбила у этих головорезов всякое желание. Еще хочу сказать, что в автобусах были не работники правоохранительных органов, а недобитые бандиты. Ими займутся следственные органы, – указал он на стоявших поодаль двух офицеров милиции. – Приступайте к опросу свидетелей, – сказал он им.

– На улице холодно, – подошел к полковнику Николай Викторович. – Пусть свидетели зайдут в актовый зал, там и поговорите с ними.

– Хорошо, – согласился Малов.

– Сынок, – подошла к полковнику Елизавета Николаевна с внуком на руках. – Пойдем домой, я тебя отличным борщом накормлю. Как знала, что ты сегодня появишься в деревне, с утра сварила свеженького.