Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Марфины врачевания Ленички

Тетка Марфа с утра пораньше нагрела выварку воды и, поставив у печки детскую оцинкованную ванну, принялась купать поросенка Шурика. Чисто вымытого и раскрасневшегося будущего производителя завернула в старый фланелевый халат. Тот притих у нее на руках и только изредка похрюкивал. Прижимая своего любимца к груди, женщина говорила ему всякие ласковые слова и чмокала в пятачок.

Наигравшись с поросенком, она пустила его на пол и подвинула ногой ближе к теплой печке. «Теперь ты у меня чистенький и сухонький, – ласково проговорила она, – можно и кашки с молочком съесть на завтрак. – Марфа налила чашку теплого молока и добавила несколько ложек кукурузной каши. – Что сама ям, тем и тебя потчую».

В это время в дверь постучали. Боясь застудить поросенка, Марфа вышла в сени, плотно прикрыв за собой дверь в комнату.

– Кто там? – спросила она, когда стук повторился.

– Это я, Алевтина Муханина.

– Что-нибудь случилось?

– Заболел мой дед. Вот за помощью пришла.

– Проходи, – открыла дверь Марфа. – Извини, что не приглашаю в хату, – виновато улыбнулась хозяйка. – Я только что выкупала Шурика. А холод в комнату проникает быстро, боюсь, протянет его сквозняком. Вон как ветер по ногам дует.

– Тебе что, дети внука привезли?

– Какого там внука. Шурик – поросенок, сын покойного Мырдика.

Алевтина ничего не поняла из объяснений соседки, но и уточнять, откуда у нее появился какой-то Шурик, не стала.

– Марфуша, – взяла она за руку хозяйку, – заболел мой Леничка. Всю ночь стонал, температура поднялась. Позвала я ветеринара с утиной фермы, а тот сказал, что у него фурункулез. Говорит, что может быть заражение крови. В больницу нужно срочно везти. А кто его повезет? Это он на своих лошадках всех возит. Кого на базар, кого в больницу, а когда сам заболел, стал никому не нужен.

– Что ты такое говоришь? Почему не нужен? – положила она на плечо Алевтины руку. – Вот ты ко мне обратилась и правильно сделала. Фурункулез мы с тобой вылечим мигом. У тебя пчелиный мед есть?

– Да откуда же ему взяться? – в сердцах воскликнула Алевтина. – Тот мед, что деду подарили на Рождество, когда он ходил и всех христославил, мы за три дня съели.

– А мука пшеничная есть?

– Мука найдется, – закивала головой Алевтина.

– Вот и отлично. Иди домой, натопи хорошенько хату. Я через пару часов приду к вам.

Успокоенная Алевтина ушла. Тетка Марфа справилась по хозяйству и пошла через дорогу к деду Ивану. Дернула за ручку двери. Она оказалась запертой на крючок изнутри. «Совсем еще недавно никто из жителей деревни не закрывал двери, – мелькнула у нее мысль, – а теперь закрываются, даже когда дома находятся». Сняв висевший на стене серп и засунув его в щель двери, без труда откинула крючок. Тихонько переступила порог, вошла в комнату. Дед Иван лежал на кровати, подложив под голову две огромные пуховые подушки, и смотрел телевизор.

– Надо же, словно князь, лежит на перине и смотрит телевизор, – громко сказала она. – Где же это видано, чтобы в деревне средь белого дня бездельничали?

– А что мне делать, одинокому казаку? – поднимаясь с кровати и усаживаясь на край, спокойно ответил дед Иван. – Я сам себе хозяин. Пенсию заработал, детей выучил. Больше мне делать нечего. В хате достаток, не голодаю. Я свое, моя драгоценная соседка, уже отработал.

– Да ты, Ванюша, молодец, – похвалила Марфа. – В хате у тебя чисто и тепло.

– А почему у меня должно быть грязно? Каждую неделю приезжает из города внучка Олеся. Все приберет, постирает, погладит, разносолов всяких наготовит, а мне только и остается, что золу с печки выгрести да хату натопить.

– Ты прав, Ванюша, мы с тобой свое уже отработали. И дети у тебя недалеко. На автобусе всего час до города ехать. А мои живут далеко. Один раз в год приезжают. – Марфа присела на табуретку. – Я смотрю, твои внуки, хоть и родились в городе, а тебя не забывают и деревенскую работу, когда приезжают, выполняют не хуже нас. Давеча видела, как твоя внучка снег убирала. Сноровисто лопатой орудует. И воду на коромысле носит по всем правилам, как заправская казачка, не плечами, а бедрами. Любая из наших девок позавидует.

– Олеся, хоть и родилась в городе, но выросла, можно сказать, в деревне, – довольный словами Марфы, уточнил дед Иван. – Все каникулы проводит у меня. Помню, когда на пасеке качали с ней мед, я не успевал подносить рамки. А как она помогала мне его продавать… Только появится на пасеке покупатель, она тут же наливает в миску мед, макает в него кусочки хлеба и уминает за обе щеки. Как-то приехал оптовик и застал ее за такой процедурой. Посмотрел и говорит: «Мед – это здоровье. Без всякой рекламы видно по румяному лицу красавицы-внучки».

– С этим не поспоришь, – согласилась Марфа. – Мед – это, действительно, здоровье. Я как раз по этому поводу к тебе и зашла. Не осталось ли у тебя стаканчика меда на лечение деда Мухани?

Дед Иван молча слез с кровати, взял полиэтиленовый пакет, нож и вышел в сени. Вернулся через пару минут и протянул пакет Марфе.

– Это майский липовый мед. Лечи своего Леничку. Знаю, что ты к нему неравнодушна.

– Да что ты такое говоришь, Иван Васильевич? – засмущалась тетка Марфа. – Я всю жизнь любила только одного мужчину, своего Григория. Вот это был красавец. А Муханя мне до плеча едва доставал. Скажу по секрету, – понизила голос Марфа, – не люблю маленьких мужиков, они мне не интересны.

– Это потому, – авторитетно заявил дед Иван, – что ты сама гром-баба. Зачем тебе мелкие мужчины.

Тетка Марфа поблагодарила деда и, не заходя домой, пошла врачевать Ленчика. До его дома было не более трехсот метров. Словно в узкой траншее пробиралась она по протоптанной в снегу тропинке. Глубина снега доходила почти до плеч. Случись с кем повстречаться, разойтись было бы трудно. Оглядывая бескрайние поля, подумала: «Снег идет почти каждый день, жители убирают его, но от этого толщина покрова меньше не становится. Что же будет весной, когда вся эта снежная армада начнет таять? Наверняка зальет не только дворы, но и подвалы, где хранятся все запасы. Нужно уже сейчас думать, куда перенести картошку и другие овощи. Кадушки с соленьями, конечно, не вытащить, да им особенно-то ничего и не сделается. А вот картошку… Ее в подвале больше тонны. Где набраться сил, чтобы справиться с такой работой»? От таких мыслей закололо сердце. Тетка Марфа остановилась, чтобы перевести дыхание, оперлась о край снежной стены. Еще раз окинула взглядом снежные заносы. «Зачем преждевременно поднимать себе давление, зачем мучить уставшую душу? – тихо сказала она. – Пусть все идет своим чередом. Что людям, то и мне».

Когда тетка Марфа подошла к саманной хате Муханиных, в глаза бросилась просторная деревянная веранда с большим окном, рама которого была выкрашена голубой краской. «Вот я смеюсь с маленьких мужиков, – подумала она, – а ведь Муханя хоть и маленький, да удаленький. Вон какую роскошную веранду пристроил к хате. Такой нет даже у деревенского плотника».

На пороге ее встретила хозяйка. Пропуская гостью вперед, вежливо проговорила:

– Проходи, Марфуша, в комнату. Я приготовила полную чашку муки, – указала она на стол своей короткой пухлой рукой.

Тетка Марфа молча разделась, вымыла в сенях руки с мылом, насухо вытерла чистым полотенцем. Прошла в спальню и присела на табуретку возле кровати.

– Как наши дела, больной? – спокойным голосом спросила она у Ленички.

Муханя лежал на животе, его ответом на вопрос Марфы был тихий стон. Она приподняла простынь и ахнула от увиденного. Вся спина маленького крюченного человека была покрыта десятками мелких фиолетово-красных фурункулов.

– Леонид Трофимович, ложитесь полностью на живот, чтобы мне была видна вся ваша спина, – попросила она больного.

Леничка чуть шевельнулся, попытался выпрямить правое плечо, потом вдруг заорал, да так громко, что тетка Марфа выронила из рук сумку.

– Ты чего кричишь? – обратилась она к больному. – Я до тебя еще не дотронулась даже.

Муханя продолжал материться, с трудом выравнивая спину. Наконец ему это удалось, и он затих. Тетка Марфа позвала из другой комнаты Алевтину.

– Я насчитала двадцать семь фурункулов, – указывая рукой на спину, тихо сказала она. – Обрабатывать каждый в отдельности у меня не хватит лейкопластыря. Поэтому будем накладывать на всю спину сразу.

Она засучила рукава халата, высыпала на деревянную дощечку половину чашки муки, сделала в образовавшейся горке ямочку, положив туда самый крупный кусок засахаренного меда, стала размешивать тесто. Когда масса по своей вязкости стала похожа на пластилин, сделала квадратную лепешку и обсыпала ее с двух сторон мукой. Затем ловким движением шлепнула на спину больного. Не обращая внимания на реакцию Мухани, быстрыми движениями рук прижала пышку к телу. Она не убрала руки даже тогда, когда тот заревел от боли и стал крыть ее матом. Накрыв тесто куском чистой наволочки, закрепила его скотчем.

– Зря ты, Леничка, на меня орал и матерился, – спокойно сказала тетка Марфа. – Свою работу я сделала на пять баллов. Теперь очередь за тобой. От тебя требуется спокойно лежать на животе и ни в коем случае не переворачиваться на спину.

– А как же я… – хотел было спросить Муханя, но осекся на полуслове.

– Потерпи. Завтра я приду в это же время, сниму с тебя повязку, и ты забудешь о своих чирьях. Станешь бегать как молодой жеребчик. – Она вышла в сени и стала мыть руки. Подозвала Алевтину. – Брось все свои дела и сиди рядом с ним. Не позволяй ему снять повязку, – строго приказала она хозяйке.

– Спасибо тебе, Марфуша, – слезно проговорила Алевтина. – Как только Леничка поправится, он привезет тебе воз сена с запасной скирды от конезавода.

Следствие капитана-оборотня

Подходя к своему дому, Марфа увидела у порога работника милиции. Это был тот самый капитан, который вел расследование по факту убийства Мырдина. У женщины сильно забилось сердце. В голове мелькнула мысль, что незваный гость пришел с обыском. «Наверно, будет искать баранье мясо?» Она остановилась на некотором расстоянии от капитана, перевела дух.

– Здравствуйте, товарищ капитан, – стараясь казаться бодрой, сказала она. – Или вас нужно называть господин капитан?

– Это не важно, как вы ко мне обратитесь, – нахмурил тот брови, – это к нашему делу не относится.

– К какому нашему делу? – насторожилась тетка Марфа, а сама подумала: «В дом, милок, я тебя не пущу. Скажу, ключ в кошельке оставила у больного. Если пошлет за ключом, то раньше ночи не возвращусь». – Так вы мне не ответили, – подходя ближе, наседала женщина. – Как мне вас теперь называть?

– Почему теперь? – испуганно глядя на собеседницу, уточнил тот.

– Другие времена наступили.

– Какие другие?

– Говорят, товарищами называть не принято, а на господина вы можете оскорбиться, – усмехнулась она, немного осмелев. – Дело в том, что я забыла у больного кошелек с ключами от своего дома, сейчас сбегаю за ними.

– Да не надо никуда бежать. Я задам вам пару вопросов прямо на улице.

– Хорошо, задавайте. Если это, конечно, не займет много времени. А то на морозе разговаривать холодно.

– Я вот что хотел у вас уточнить, гражданка Голикова, – перешел на официальный тон капитан. – Вы случайно не получали какую-нибудь информацию о гибели вашего хряка?

– Да какая там информация, – спокойно ответила совсем успокоившаяся тетка Марфа, – что с воза упало, то пропало. Да и от кого в деревне я могла получить информацию? Я старая женщина, ни с кем не общаюсь. Моя ежедневная дорога – от дома до колодца и обратно.

– У вас в деревне в последнее время стали пропадать люди, – глядя с недоверием в лицо собеседницы, строгим голосом заговорил капитан. – Вы что-нибудь слышали об этом?

– Нет, – твердо ответила она. – Ни о каких пропажах я не слышала. Да и кто у нас тут может пропасть? Деревню занесло снегом по самые трубы, люди целыми днями убирают его от своих домов. У нас не принято без дела шляться по соседям и разносить сплетни.

– А ваш сосед, Василий Иванченко, куда отлучается?

– Откуда же мне знать, – пожала плечами тетка Марфа. – Вижу его каждый день с лопатой в руках то у своего дома, то у дома его стариков. Раньше ходил мимо моих окон в мастерские, а теперь не ходит. Там все снегом занесло. – Она окинула взглядом занесенную деревню. – Вот сегодня иду к больному и думаю, что же будет весной, когда весь этот снег начнет таять? Ведь затопит деревню и помощи ждать не от кого. Каждый живет сам по себе. Вот, к примеру, у меня сейчас заканчивается сено. Где его брать? До весны еще далеко, а под нож пускать скотину жалко. У соседей просить – пустое дело, там такая же беднота. – Она зябко передернула плечами и спрятала руки в карманы. – Когда был совхоз, можно было выписать хотя бы ячменной соломы, а сейчас приходится надеяться только на Бога.

Тетка Марфа стояла, переминалась с ноги на ногу, всем своим видом показывая, что она уже замерзла, но капитан не собирался уходить. Он крутил в руках кожаную папку, пристально глядя в глаза женщины.

– Как вы думаете, кто вчера сжег сеновал гражданки Кадычковой? – неожиданно спросил капитан.

– Какой сеновал? – переспросила тетка Марфа, даже глазом не моргнув. – Я впервые об этом слышу. Хата Ефросиньи находится за балкой, я в ту сторону не хожу, нечего мне там делать.

– А недоброжелателей у нее много?

– Почем мне знать. Лично мне она ничего дурного не сделала. Да и я ей никогда не вредила. Единственное, что меня обижает, так это ее пренебрежение моими медицинскими услугами. Ездит лечиться на Центральную усадьбу. Ну и ладно. Как говорится, баба с возу, кобыле легче.

– Спасибо за важную информацию, – криво усмехнулся капитан. – Совсем я замерз тут с вами. Пойду поговорю с вашими соседями, – и он направился к соседнему дому.

Тетка Марфа с тревогой посмотрела ему вслед. «Иди, иди, красавчик, никто тебе ничего не скажет». Она видела, как капитан дошел до края деревни и направился в сторону сада. Стало ясно, что он держит путь к дому Нурии. «Это ты правильно решил, – усмехнулась женщина. – Вечно пьяная воровка тебе такого наплетет, сам черт не разберется». Войдя во двор, она закрыла калитку на засов, достала из кармана куртки ключ, быстро открыла дверь, прошмыгнула вовнутрь и закрылась на крючок.

На следующий день тетка Марфа с утра стала кормить своих питомцев. Насыпала немного зерна птице, подогрела каши Шурику, прикрепив к шее коровы короткий налыгач, повела ее на водопой к колодцу. «Совсем худая стала моя кормилица, – гладя корову по впалым бокам, думала хозяйка. – А ведь ей скоро телиться. Сено закончилось, а от соломы большого прока нет. Вот если бы ее комбикормом посыпать, тогда другое дело. – Она тяжело вздохнула. – Даст бог, Муханя поправится, привезет сена. Самой по такому глубокому снегу от конезавода не дотащить. Только на грузовых санях и можно привезти, а такие сани только у Ленички на конюшне».

За своими тревожными мыслями она не заметила, как к колодцу с ведрами подошла Альбина.

– Здравствуйте, тетка Марфа, – с радостью в голосе сказала она. – У нас сегодня приятная новость, вылупился из яйца первый индюшонок, – сообщила Альбина, опуская на снег ведра. – Понесла индюшкам, сидящим на яйцах, утром корм, смотрю, из-под крыла у одной выглядывает пушистая головка птенца. Приподняла из гнезда наседку, а там почти все яйца наклюнутые. Попросила Василия принести в курятник второй электрообогреватель. Ведь птенцы могут вылезти из гнезда и задубеть на холодном полу.

– А ты попроси мужа, чтобы он соломой пол устлал, – порекомендовала тетка Марфа.

– Это он уже давно сделал. Даже буржуйку установил в курятнике и купил три тонны угля, чтобы топить. Но помещение большое и тепла от печки может не хватить. Хотя мы и законопатили все щели, а входные двери оббили старыми телогрейками, все же от таких морозов это не спасает.

– Когда у меня начинали вылупляться цыплята, – вздохнула тетка Марфа, – я забирала их в дом и до тепла из хаты не выпускала.

– Это правильно, – одобрила ее действие Альбина. – Но у меня на гнездах сидят двадцать шесть индюшек. В доме для всех птенцов места не хватит. Вот поэтому и буржуйку там приспособили, и два электрообогревателя ставим. Сейчас как раз наступает ответственный момент.

– Согласна, работа серьезная. Как ты с ней одна справляешься?

– Я не одна, – улыбнулась Альбина. – Родители мужа помогают. Следят, чтобы печка не затухала. Свекровь даже на буржуйку поставила выварку и наложила в нее булыжников. От них тепло идет как от десятка обогревателей.

Альбина осталась у колодца, а тетка Марфа повела свою кормилицу домой. Привязав корову и бросив в ясли охапку измельченной соломы, посыпала кукурузной крупой и сбрызнула соленой водой.

– Ешь, моя дорогая, что бог послал, – погладила она корову по шее, – на лучшее пока не надейся.

Она вернулась в дом, достала из коробки упаковку стерильного бинта, сунула ее в сумку и, замкнув дверь, пошла к больному. Утро было солнечным. Яркие лучи, отражаясь от белого снега, слепили глаза. Поглядывая на чистое небо, тетка Марфа подумала: «Как зима ни упирается, а сдавать свои позиции весне все же придется».

Когда она подошла к дому Муханиных, на пороге ее встретила Алевтина и, приветливо здороваясь, проводила вовнутрь. Как и в прошлый раз, тетка Марфа разделась, вымыла руки и присела на краешек кровати рядом с больным.

– Как наши дела, Леонид Тимофеевич? – тихим голосом спросила она. Но Леничка молчал. Вместо него ответила хозяйка.

– Могу точно сказать, что пошел на поправку, – уверенно сказала Алевтина. – Вчера, когда вы ушли, он еще какое-то время стонал, а потом как уснул и не просыпался до самого утра. Я даже беспокоиться начала, подходила и слушала, дышит ли? Судя по храпу, очень даже хорошо дышал.

– Это хорошо, что он крепко спал, – снимая со спины больного одеяло, сказала тетка Марфа.

От прикосновения Леничка открыл глаза и одними губами улыбнулся своему доктору. Заметив это, тетка Марфа поинтересовалась:

– Так как все-таки наши дела, Леонид Тимофеевич? Сильно спина болит?

– Болит, но не очень сильно, – с трудом открывая рот, проговорил тот. – А вот чешется здорово.

– Чешется, говоришь? Сейчас мы ее почешем. – Она осторожно взяла наволочку, прикрывавшую медовую лепешку, и резко сорвала ее со спины. – Леничка заорал словно ошпаренный. – Успокойся, мой хороший, – ласково сказала тетка Марфа, – все страшное уже позади.

Она положила на стол лоскут лепешкой вверх, из которой торчали, словно ржавые гвозди, двадцать семь зеленовато-серых гнойных стержня.

– Смотри, какой урожай мы с тобой собрали, – показала она хозяину результаты своего врачевания и, открыв кочергой дверцу плиты, бросила все в огонь.

Алевтина смотрела на спину мужа и не верила своим глазам. Вместо фурункулов на теле виднелись глубокие ямки, в каждой блестела сукровица.

– Теперь, Леонид Тимофеевич, придется немного потерпеть, – сказала тетка Марфа. – Я тебе сейчас буду спину чесать.

Она обмакнула в перекись водорода кусок ваты и стала протирать вокруг воронок, стараясь чтобы жидкость не попала вовнутрь. Затем наложила на каждую ранку бинт и снова закрепила все скотчем.

– Неделю не снимать и не мыться, – опуская рубашку, сказала она больному. – Вот в этот день, – ткнула тетка Марфа в настенный календарь, – снимешь мужу бинты. Если он не умудрился занести инфекцию, на спине останутся только глубокие синие оспины. Но это, думаю, не страшно. Он уже не молодой парень, чтобы показывать свои мускулы. И благодари Бога, Леонид Тимофеевич, что эта зараза высыпала у тебя не на лице.

– Послезавтра, как и обещал, привезу тебе сено, – садясь на кровати, сказал Леничка.

Тетка Марфа кивнула головой в знак согласия и направилась к выходу. В сенях ее остановила Алевтина.

– Вчера перед заходом солнца ко мне заходил милиционер, – сказала она, понизив голос до шепота. – Зыркал глазами по хате, интересовался, жарю ли я баранину. Я так и обомлела. Какую, говорю, баранину, мы овец не держим. А он свое талдычит, говорит: «Ты давай не придуривайся, я носом чую жареную баранину». Я не растерялась, хвать с печки сковородку с мясом и на стол, ешь, говорю ему, ребрышки молодой козочки. Мы с мужем только коз разводим. Многие в деревне не признают козлятину, а мы ее обожаем. Свинья – грязное животное, ест из одного корыта с крысами, а коза питается только травой и овощами. Взяла прямо рукой из сковородки ребрышко и протягиваю ему. Он так брезгливо отстранил мою руку и говорит: «Правильно делают ваши жители, что не признают козлятину. Для меня лично свинина незаменима». – Алевтина еще понизила голос и склонилась к уху тетки Марфы: – Я думала, что он после этого уйдет, а он бесцеремонно уселся толстым задом на стул и устроил допрос: «А скажите мне, гражданка Муханина, почему в вашей деревне пропадают люди? Поговаривают, что если кто чужой появляется, то живым отсюда не уходит».

Я как стояла, так и рухнула на край кровати. Когда немного пришла в себя, он стал меня добивать. Я подумала, что он хочет подвести меня к мысли о том, что люди из-за голода убивают чужаков себе на еду. Только хотела открыть рот, а он мне тут же его и закрыл. «Вот ты себя и выдала. Давай выкладывай все, что знаешь». Я хочу ответить, а слова не получаются. Глотаю воздух словно рыба и молчу. А он, паразит такой, осмелел и давит на меня.

– Мне сегодня все жители деревни в один голос заявили, что ты со своим мужем в курсе всего происходящего. Более того, принимаете самое активное участие в происходящем.

– Не знаю, что было бы дальше, если бы мне на выручку не пришел муж. Как он сумел подняться с кровати, можно только догадываться. Дошел до сеней и как рявкнет: «Ты чего тут врешь, мент паршивый. Ни я, ни моя жена ничего не знаем. А то, что ты тут сейчас выдумываешь, – сплошной наговор. Я в этой деревне родился, здесь состарился, но не помню случая, чтобы жители деревни обидели чужого человека. Если бы ты видел, сколько нищих проходит по нашей улице весной, и никому мы не отказываем в помощи, делимся последним куском хлеба».

– А вас, гражданин, я ни о чем не спрашивал, – крикнул на Леничку милиционер. – Если ты, дед, будешь так ерепениться, то я пришлю за тобой наряд милиции и отправлю в СИЗО.

– Отправляй, басурманин подлый, – храбро шагнул к милиционеру старик. – Я вымученный тяжелым крестьянским трудом и уже ничего не боюсь. Я старый и больной человек, никому не нужен, даже вашей милиции.

– Идите гражданин в свою комнату, – взял за плечи деда капитан, – с вами я поговорю чуточку позже. А сейчас я задам последний вопрос вашей жене. Если она мне на него честно ответит, то я сразу же оставлю вас в покое. – Он резко повернулся и спросил: – Мне сказали, что вы видели, кто поджег сеновал гражданки Кадычковой. Это правда?

– Видимо, в деревне знают то, чего мне неведомо, – ответила я ему, немного успокоившись. – Я впервые слышу о поджоге от вас. А если действительно сеновал подожгли, так туда ему и дорога. На этом сеновале, товарищ капитан, дети Фроськи Кадычковой устроили притон для разврата, водили туда всякую шпану.

– Кто тебе об этом сказал? – зло посмотрел на меня капитан.

– Никто не говорил, я сама видела. Прошлым летом иду как-то с огорода домой. Картошки накопала, огурчиков собрала, думаю, приготовлю хороший ужин мужу. Ему в тот день как раз зарплату выдавали. Муж мой любит выпить, это не секрет. Вот я его и караулила возле хаты Кадычковой. А он к сеновалу подъехал, туда же дочка Фроськина Тонька с бутылкой самогона направилась. Я подбежала, да как треснула ее сумкой по голове, аж картошка рассыпалась. Но девка хоть бы хны, даже ухмыляется. Говорит мне: «Что ты бегаешь за своим мужем, разве не видишь, что надоела ему? Он хочет побыть в обществе молодой женщины». Вот вам, товарищ милиционер, конкретный случай разврата. А что касается пожара на сеновале, так я об этом ничего не знаю. У моего мужа фурункулез, так мы с ним никуда из хаты не выходим и никаких новостей не знаем.

– Ну, если больной, тогда оставляю его пока в покое, зайду в другой раз.

– Это тот милиционер, который в прошлый раз у конного завода требовал выдать Афоньку Чижикова, – сказал Леничка, когда капитан ушел.

– Вот такой гость у нас побывал, – закончила свой рассказ Алевтина.

– Все правильно ты ему сказала, – выслушав хозяйку, подытожила тетка Марфа. – Он думает, если живем в деревне, то глупые. Моя мама любила повторять, что в деревне рождаются и живут очень мудрые, одаренные земной хитростью люди, и нет в мире такого человека, который бы разгадал эту на первый взгляд простоватую хитрость.