Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Мгновенно подавив в себе желание последовать примеру друга, Васька снова забрался на сложенную из кирпича тумбу, приложил к глазам бинокль и стал всматриваться в ту сторону, откуда донесся собачий лай. Метр за метром он осматривал помещение, но пса нигде не было видно. Когда окуляры бинокля остановились на том месте, куда несколько минут назад скрылся Докку, перед ним вдруг возник мужчина в камуфляжной форме, который держал за поводок огромную немецкую овчарку черного окраса. Собака злобно лаяла и рвалась именно в том направлении, где были наблюдатели. Испытывать дальше судьбу было слишком рискованно. Поэтому Васька поспешно опустился на пол и, освещая себе дорогу фонариком, поспешил за Афанасием.

Когда он вылез из развалин, то увидел Афанасия, который уже пробирался через заросли. По протоптанной тропинке быстро догнал друга.

– С тобой опасно ходить в разведку, – сказал он с усмешкой. – Бросил своего напарника в трудную минуту.

– Там Аслан, – тихо прошептал Афанасий, стыдливо опуская глаза. – Он снимет с меня шкуру, как с овцы.

– Не трусь, – обнял парня за плечи Василий. – Где Аслан, а где мы? Вот мы с тобой уже дошли до узкоколейки, а там и до деревни рукой подать. – Он застегнул на курке молнию до самого подбородка. – А теперь давай прибавим шаг. Нас ждет Николай Викторович.

У поворота балки они снова разделились. Васька пошел в деревню, а Афоня напрямую к конезаводу. Вскоре они оба сидели за столом в кабинете хозяина конного завода и пили чай с бутербродами.

Выждав, пока ребята попили чай и дожевали угощение, Николай Викторович подвинул ближе к столу свой стул.

– Давайте, земляки, подумаем вместе, как направить на благо полуголодной деревни краденое мясо. – Он достал из шкафа армейскую плащ-палатку и протянул Ваське. – Отдашь ее Антону Шандыбину. – Затем вынул из письменного стола чистый лист бумаги, авторучку. – У меня есть некоторые соображения на этот счет. Смотрите, – стал он чертить линии, – это наиболее вероятный маршрут движения рефрижератора. Ты, Василий, садишься вместе с Антоном в его микроавтобус, и вы едете по направлению Кабарды. На повороте дороги перед пересечением с федеральной трассой поставите автобус так, чтобы его нельзя было объехать. Антон в плащ-палатке и с жезлом в руках остановит рефрижератор, попросит водителя выйти из кабины. Ты набросишь ему на голову мешок, слегка успокоишь и свяжешь. Только успокаивай не очень сильно, чтобы живой был. Водителя погрузите в микроавтобус, и Антон привезет его в деревню. А ты развернешь рефрижератор – и следом за ним. Машину остановишь посредине улицы напротив колодца. Мясо выгрузишь прямо на снег. На это тебе отводится не более сорока минут. Затем отгонишь машину в мастерские. У тебя будет еще четыре часа, чтобы разобрать ее на запчасти. Только после этого водителя рефрижератора вывезете из деревни и высадите в безопасном месте. Как вам мой план?

– Такой план мог придумать только настоящий полковник, – с одобрением отозвался Васька.

– Не подхалимничай, – улыбнулся в ответ Николай Викторович. – Давай собирайся. Тебя Антон уже давно ждет.

– А как же я? – подскочил со стула Афанасий.

– У тебя будет не менее ответственное задание, – положил ему на плечо руку Николай Викторович. – На время выполнения этой операции назначаю тебя своим ординарцем. Будешь выполнять все мои поручения. Поэтому с территории завода ни шагу. И помните, – обратился он к обоим, – никому ни слова.

Положив в пластиковый пакет плащ-палатку и увесистую резиновую дубинку, Васька вышел за территорию конного завода и стал ждать Антона. Вскоре из-за конюшен выехал светлый микроавтобус без номеров, с двумя широкими светлыми полосами по периметру салона. На кабине автомобиля, словно у удода чуб, торчала милицейская мигалка. «Это не наш микроавтобус, – подумал Васька и, посмотрев на часы, чертыхнулся. – Что же он так задерживается? Ладно, главное спокойствие, – стал он сам себя успокаивать. – Мимо меня не проедет».

И действительно, автобус мимо него не проехал. Он остановился напротив Василя, дверца открылась, из салона, приветливо улыбаясь, замахал рукой Антон. «Ну и пендюх же я, – усмехнулся Васька, пожимая руку подельнику. – Мог бы и сообразить, что в игре, которую жители деревни затеяли с бандитами не на жизнь, а на смерть, требуется соответствующая маскировка».

– У тебя под ногами мешок, веревка и скотч, – трогая с места микроавтобус, сказал Антон. – Сможем мы вдвоем упаковать водителя?

– У тебя есть на этот счет какие-то сомнения?

– Если он возит краденые грузы, то, скорее всего, у него есть оружие и он владеет приемами рукопашного боя.

– А ты уже забыл, чему тебя в армии учили? – спокойным голосом отозвался Васька. – Ведь всего полгода как демобилизовался.

– Меня этому не учили, – грустно констатировал Антон. – Я служил в роте связи. Там критерием отличной службы была отлаженная связь и знание новой техники. Вот мы все свободное время и посвящали учебе. Наука, как известно, не стоит на месте.

– Не дрейфь, связист, – усмехнулся Васька, рассматривая сверток. – Я служил в разведке, а критерием нашей службы были хитрость, смекалка, ловкость и терпение. А владение приемами рукопашного боя даже не обсуждается. Они для нашего брата как ложка к обеду, всегда наготове.

За разговорами не заметили, как выскочили на федеральную трассу.

– Так, приехали, – тронул он за руку Антона. – Тормози здесь. Давай еще раз прорепетируем наши роли.

Они до мелочей обсудили вариант остановки рефрижератора и свои действия по нейтрализации водителя. Закурили, греясь папиросным дымком. В это время сквозь поредевшую снежную пелену показался свет фар идущей машины.

– А вот и наш клиент, – втаптывая в снег окурок, сказал Васька. – Надень перчатки, – посоветовал он Антону. – Объясняться будем не словами, а жестами. Ну, с богом, – и он скрылся в кювете.

Набросив плащ-палатку, Антон вышел на середину дороги и поднял руку с жезлом. «Только бы водитель вовремя заметил меня и остановился», – думал он, напряженно вглядываясь в приближающуюся многотонную фуру. Его переживания оказались напрасными. Рефрижератор остановился в пяти метрах от него. Водитель сам выскочил из кабины и, доставая на ходу из бокового кармана куртки документы, направился к «инспектору». Но дойти не смог. Васька, словно рысь, набросился на него сзади и набросил на голову мешок. Вскрикнув, водитель рефрижератора попытался освободиться, но поскользнулся и, увлекая за собой нападавшего, покатился в сугроб кювета. Антон бросился на помощь товарищу. Вдвоем они быстро упаковали перепуганного водителя, подхватили его на руки и отнесли на заднее сиденье микроавтобуса.

Дальнейшие действия разворачивались строго по намеченному плану. Развернувшись, Антон осторожно повел свой микрик по заснеженной дороге в деревню. След за ним двигался рефрижератор, за рулем которого сидел Васька. У намеченного места обе машины остановились.

– Отгони автобус к пруду, – тихо сказал Антону Васька, и будь с мешком до того момента, пока я не разгружу фуру.

Парень молча кивнул головой и погнал машину к указанному месту. Остановившись, решил немного подремать в кабине, но сделать это никак не получалось. Упакованный в мешок водитель рефрижератора стал дергаться и материться. Антон шлепнул его резиновой дубинкой. Тот сразу замолчал. Чуть опустив стекло дверцы, закурил и стал наблюдать за деревней.

В это время Васька остановил рефрижератор возле колодца, выключил фары и, открыв заднюю дверь фуры, стал поджидать Николая Викторовича. Но тот не появлялся. Первым к машине на санях подъехал дед Муханя.

– Здорово, Василий Митрофанович, – протянул он парню руку, молодцевато спрыгивая с саней.

– Привет, Леонид Митрофанович, – хлопнул ладонью о ладонь Васька. – Принимай товар. По двадцать тушек на каждый двор. Тетке Марии отвезешь два раза. Там дети голодные.

Васька быстро подавал бараньи туши, а дед укладывал их в сани на сено. Следом за Муханей подъехал Мирон.

– Привязал к ручке двери Кадычихи собаку, – сказал он, здороваясь с Васькой. – Чтобы она сидела в избе и нос не высовывала на улицу.

К стоящему рефрижератору один за другим стали подъезжать сани. Подъехал и Яшка с конюхом и стал передавать последние распоряжения Николая Викторовича.

– Когда закончим развозить мясо, – сказал он, – я и мой напарник поступим в твое распоряжение для разборки рефрижератора.

– Добро, – удовлетворенно кивнул головой Васька.

Развозя по деревне баранину, извозчики тихонько стучали в дверь хозяев и, когда те заспанные выходили на улицу, тихим голосом объясняли: «Экспроприация экспроприированного, – и, сбросив туши на снег, добавляли, – никому ни слова».

Разгрузив во дворе родителей Василя верхом нагруженные сани, дед Муханя две ходки сделал себе домой. Сбрасывая мясо в снег, сказал жене:

– Если ты сможешь это мясо переработать, то я еще привезу.

– Вези, Леничка, вези, – застегивая на ходу телогрейку, сказала Алевтина. – Я все переработаю. Это же надо быть дурой, чтобы такой божий дар пропал, – и она стала с такой энергией таскать в дом бараньи туши, что справилась с работой в считанные минуты.

Выйдя за калитку, стала наблюдать, как к машине одни за другими подъезжают сани. Постояв несколько минут и почувствовав, как ее начинает пробирать мороз, вернулась в дом. Взглянув на кучу бараньих туш, сваленных в сенях, подумала: «Зачем я жадничаю? Ведь столько мяса мы не съедим за всю нашу оставшуюся жизнь». Сняв телогрейку и вооружившись острым ножом, стала резать баранину на мелкие кусочки и складывать в двухведерный чугунок. «Муж вернется домой, – размышляла женщина, ловко обрезая туши, – а у меня свежее мясо ему на завтрак будет готово». Она нарезала меленьких кусочков с шеи, сложила их в сковородку и поставила в духовку. «Пусть хорошенько потушится, – с заботой подумала она. – Ведь мужу жевать-то особенно нечем. Все зубы растерял».

Когда в фуре осталось около сотни бараньих туш, Василь подозвал деда Муханю.

– Леонид Тимофеевич, ты случаем не забыл отвезти чуток баранины и к моему дому? А то останусь, как тот сапожник, без сапог.

– Как ты мог обо мне так подумать, – обиделся дед. – Две ходки сделал к твоему дому. Твоя жена-красавица даже угостила меня мармеладными конфетами.

– Не обижайся, – улыбнулся Васька, – это я на всякий случай решил уточнить. А Шандыбиных не забыл?

– Не забыл. Я, Вася, хоть и старый, но не глупый. Понимаю, что к чему. К дому твоих стариков и к дому Шандыбиных я сделал по четыре ходки.

– Ну, коли так, тогда сделай еще две ходки ко мне, а остальное мясо забирай себе.

В это время к рефрижератору подъехал Мирон. Остановив лошадей, он соскочил с саней и подошел к мужикам.

– Василий, кому еще везти? Кажись, никого не обидели.

– Отвези еще одни сани тетке Марии. Пусть у нее будет запас.

Когда фура совсем опустела, Васька собрал мужиков.

– Сейчас я отгоню машину в мастерские, а сам отлучусь по делу ненадолго. А вы приступайте к разборке. Кабину и колеса затащите за сарай, забросайте соломой, а сверху еще снегом прикройте. Тебя, Мирон Андреевич, попрошу обратить внимание на демонтаж электрооборудования. Все это нам очень пригодится.

– Не беспокойся, Василий, сделаю все в лучшем виде, – заверил тот. Я умею и с электрикой ладить, и с морозильными установками знаком.

– И еще об одном хочу попросить вас, мужики, – поднимаясь на подножку машины, четко сказал Василий. – Нам всем жить в этой деревне, поэтому о сегодняшнем рейде никому ни слова. И разборку машины постарайтесь без лишнего шума производить, – он бросил Мирону связку ключей от помещения, где хранились инструменты, и завел КамАЗ.

Антон через окно двери увидел, как почти бегом к нему спешит Василий. Как только тот сел к нему в кабину, он завел микроавтобус и погнал его по тому же маршруту, по которому они проезжали около часа назад. Доехали до поворота на федеральную трассу. Васька молча показал рукой, что ехал по магистрали. Когда впереди показался поворот на Нальчик, а рядом виднелись многоэтажные дома, Васька попросил Антона остановиться. Оба молча вышли из машины, взяли связанного водителя рефрижератора и отнесли его к крайнему пятиэтажному дому. Аккуратно посадили мешок у двери и бегом вернулись к автобусу. Когда уже садились в кабину, услышали громкое мычание, это связанный звал на помощь.

Ребята молча сели в машину и помчались в деревню. Когда закончилась трасса и микроавтобус затрясло на гравийке, оба облегченно вздохнули.

– Я думаю, мужик не замерзнет, – предположил Васька, обращаясь к напарнику.

– Ничего с ним не станется, – успокоил его Антон. – Слышал бы ты, каким отборным матом от меня материл.

К утру рефрижератор был разобран. Часть запасных частей Жорка спрятал на сеновале своего двора, а холодильное оборудование дед Муханя упаковал возле бани в сарае, где хранились двора. Когда Васька вернулся в мастерские, вокруг был порядок и никакого намека на то, что еще несколько часов назад здесь стоял длинномер. Он вошел в контору. Здесь жарко пылала печка, на которой стояло два чугунка с вкусно пахнущей жареной бараниной. Уставшие от ночных похождений мужики с нетерпением ждали, когда Клавдия Шандыбина закончит готовить закуски и пригласит всех к столу. Наверно, ждать пришлось бы еще долго, но тут в проеме двери появилась Альбина. В распахнутой куртке и без головного убора она быстро вошла в помещение, поставила на стол эмалированную глубокую миску с соленьями, рядом положила три круглые булки еще горячего хлеба и торжественно водрузила четыре бутылки водки.

– К такой закуске, – кивнула она в сторону печки, – водка просто необходима.

– Закуска уже готова, – поспешно отозвалась Клавдия и поставила на середину стола жареное мясо. – Налетай мужики, – весело крикнула она, – будем праздновать Новый год.

– Вот что, мужики, – обратился к собравшимся Васька. – Давайте выпьем по две-три рюмки – и по домам. Отмечать нашу прибыль будем позже, когда обстановка прояснится. – Он присел к столу, поднял полный стакан водки. – Ну, за удачу!

Все собравшиеся в конторе дружно выпили и с аппетитом стали закусывать. Налили по второй. Выпили молча.

– Когда все разойдутся, – обратился Васька к женщинам, – вымойте посуду с порошком, чтобы не осталось бараньего запаха. Кости бросьте в печку и протопите ее хорошенько. – Он поднял очередную стопку. – Давайте по последней – и по домам. Мне тут еще по делам нужно сбегать, а вы чтобы через десять минут освободили помещение.

– Сейчас допьем последнюю бутылку и выполним твое распоряжение, – слегка заплетающимся языком сказал дед Муханя.

Выйдя с территории мастерских и закрыв за собой калитку, Васька посмотрел на часы. Маленькая стрелка почти добралась до восьми. На востоке стало заметно светлеть. Однако погода не унималась. По-прежнему дул сильный ветер, кружа по деревенской улице хлопья снега. Выйдя на дорогу, он направился к конному заводу. Занятый тревожными размышлениями, не заметил, как добрался до нужного места. Остановившись у проходной, позвонил Николаю Викторовичу по мобильному телефону.

– Я давно тебя жду, – послышалось в трубке. – Сам не звоню, потому что знаю, занят делом. Сейчас тебя проводят.

Через пару минут Васька уже сидел за столом в жарко натопленном кабинете директора конного завода.

– Все прошло так удачно, что меня даже пугает, с какой легкостью мы это провернули, – сказал он, глядя на Николая Викторовича.

– Почему пугает? – улыбнулся тот. – Мы ведь до мелочей проработали план действий. Потому все гладко и прошло.

– Я уверен, что пропавшую машину хозяева начнут искать и обязательно появятся в деревне, – с тревогой глядя в лицо собеседника, сказал Васька. – А тут они без особого труда смогут обнаружить вещественные доказательства в виде бараньих тушек. – Он нервно закурил. – Еще меня беспокоит тот факт, что охрана с собакой, по всей вероятности, побывала на том месте, откуда мы с Афоней наблюдали за работой бойни.

– Не волнуйся, мы их опередим, – Николай Викторович поднялся со стула, достал из кармана мобильный телефон, набрал номер. – Здорово, Серега, – тихим голосом поздоровался он с собеседником, – с Новым годом тебя и с заслуженной наградой!

– И тебя с Новым годом, – донеся из трубки громкий голос. – А вот то, что ты пророчишь мне награду, я воспринимаю как новогоднюю шутку. В последнее время у меня сплошные выговоры. Их у меня уже как у собаки блох.

– Нет, товарищ полковник, – с твердостью в голосе сказал Николай Викторович, – это не шутка. Наберись терпения и внимательно слушай, что я тебе сейчас расскажу. Овец, которых разыскивает милиция, уже нет в живых. А вот кто их украл и где забил, могу подсказать.

– Интересно, – протяжно отозвалась трубка мужским голосом.

– Ты там хорошо сидишь, не упадешь? – поинтересовался Николай Викторович у своего собеседника. – В то, что я тебе сейчас скажу, трудно поверить, но это факт.

– Опять ты меня разыгрываешь?

– Нет, Серега, это не розыгрыш. Ты еще не забыл развалины кирпичного завода?

– А зачем мне их помнить? Ну, есть такой за деревней, бурьяном весь заросший.

– Так вот, дорогой мой дружок, на этом заводе давно действует криминальная бойня. Я о ней узнал всего несколько часов назад. Поэтому бери своих ребят и гони на завод. Въезд со стороны глиняного карьера. Людей бери побольше. У наших противников большая охрана. Им есть за что драться. И вот еще что. Не забудь поставить людей со стороны деревни. Если в течение часа успеешь блокировать банду, награда тебе обеспечена.

– А ты, Николай, уверен в правдивости информации?

– За это я несу персональную ответственность, – сказал он резким голосом и отключил мобильник.

Васька молча слушал разговор Николая Викторовича с полковником милиции. Потом поднялся, одел шапку.

– Я в деревню.

Вскоре он сидел в доме у Шандыбиных и, покуривая папиросу, слушал Жорку. Изрядно приняв на грудь спиртного, хозяин дома с хохотом рассказывал историю про собаку Мирона Голованя.

– Ему Николай Викторович, как ты помнишь, поручил следить за Кадычихой, чтобы та, значит, носа из дома не высовывала, – захлебываясь смехом, тараторил Жорка. – Так он ей к дверной ручке привязал своего волкодава. Тот уселся на пороге, и только хозяйка решила выйти до ветру, а он как рявкнет. Та от страха даже свет в доме выключила. Выглядывает в окно. На улице ветер, мороз и полная луна светит. Псу холодно сидеть на порожках, но уйти не может, так как хозяин приказал стеречь. Вот он от такой собачьей жизни и завыл во весь голос. Мужики, которые развозили по деревне бараньи туши, рассказывали, что вой этот был похож на волчий, только гораздо громче. А дед Муханя посочувствовал даже: «Бедная Ефросинья, как бы ее от страха кондрашка не хватил». А Мирон в свое оправдание и говорит: «Не волнуйся, не хватит. У нее нервы крепче бредня, сколько не тяни, не порвешь». Вообще-то Мирон правильно поступил. Если бы он подпер дверь снаружи, Кадычиха бы через окно вылезла и тут же помчалась докладывать хозяевам баранины. А так она ничего не видела и только может догадываться, – Жорка сделал паузу и закурил. Потом продолжил. – Всю ночь жители деревни не только разгружали мясо, но и усердно его перерабатывали. В потемках женщины выстраивались в очередь у колодца за водой. Суета улеглась только к утру. Протоптанную тропинку к колодцу и следы от саней занесло снегом. Занесло следы и Мирона, который по завершении операции подошел к дому Кадычихи со стороны сараев и забрал своего верного пса. Единственный отпечаток его обуви и огромных лап остался на ступеньках у порога, куда снег почти не залетал.

– Когда я утром повел к колодцу поить быка, – продолжил свой рассказ Жорка, – увидел, как с ведрами в том же направлении бежит Фроська. Вся какая-то взъерошенная, испуганная. Сразу видно, что ночь у нее была веселенькой. Подошла ко мне, тихо поздоровалась. Я ей в ответ: «Доброе утро, Ефросинья»! А она со злостью: «Какое к черту доброе. Всю ночь под окном собака выла. До самого утра лежала, закутавшись одеялом с головой».

– А мы с Клавдией выпили по стаканчику твоего самогона и до утра спали как убитые. Хорошая у тебя, Ефросинья, самогонка.

– Хорошая, – кивнула она головой.

– Помнится, раньше в твоем доме жил Толик Демин, – хитро щуря глаза, проговорил Жорка, выливая в корыто очередное ведро воды. – Он любил по ночам поливать овощи.

– Не помню я никакого Толика. Когда мы перебрались в эту хату, в ней никто не жил.

– Это точно, никто, – согласился Жорка. – Потому что боялись. Говорят, что Толик умер не своей смертью. Незадолго до своей кончины он мне рассказывал вот такую историю: «Иду ночью со смены, смотрю, у моего дома на порожках сидит огромная волчица. Брюхо огромное, из него соски торчат, а с них волчье молоко капает. Я подумал, что у нее кто-то забрал волчат и теперь она ищет виновника. Известно, как жестоко мстят волки за свое потомство. Закрыл глаза от страха и стою. Но никто не бросился. Открываю глаза, а на пороге стоит старуха в белой одежде и, протягивая худую руку, изъеденную экземой, говорит: «Подай, Анатолий, милостыню. До нового урожая осталось две недели, моя семья с голоду вся умерла». Толик зашел в дом, отрезал полбуханки хлеба и вынес женщине. Но на пороге уже никого не было. Он выскочил на улицу, и там пусто. После это он вскоре и умер».

Выслушав рассказ Жорки, Кадычиха опустила голову. Щеки ее тряслись от страха. А хозяин быка, словно не замечая этого, продолжал.

– Ты, Ефросинья, выброси все из головы. Живешь ведь в деревне не первый год, знаешь, что под Новый год, да еще в полнолунье, выходит на улицу всякая нечисть. А вот то, что ты не встретилась лицом к лицу с волком, это хорошо. Когда вернешься домой, собери волчью шерсть у порога, скатай ее в комочек и подожги. Пепел сдуй за калитку и хорошенько смети со ступенек следы. Думается мне, что это был не волк, а оборотень.

– Почему ты так думаешь? – заикаясь от страха, спросила Кадычиха.

– Ты же сама мне сказала, что на порожках были волчьи следы и человечьи.

– Были, – закивала перепуганная женщина.

– Тщательно смети их и можешь больше не волноваться. Через три дня обо всем случившемся забудется.

Слушая рассказ Жорки, Василий и сам расхохотался.

– Что-то не припомню, Георгий Данилович, чтобы ты прежде сказки мог сочинять.

– За такую гору свежей баранины не только сказку сочинишь, но и музыку напишешь, – кивнул хозяин дома на полку в сенях.

Васька приподнялся со стула и заглянул в сени. На деревянных полках в несколько рядов в стеклянных банках стояла законсервированная баранина.

– Все успели переработать?

– Не знаю, – пожал плечами Жорка. – Клавдия с Антоном этим занимались. А ты свою баранину куда определил?

– Я уже сутки дома не был, так что ничего конкретного сказать не могу. Знаю только, что дед Муханя сделал несколько ходок к моим старикам и меня не забыл.

– Старики точно знают, что нужно делать с дармовым мясом, а вот жене твоей наверняка требуется помощь. Иди, помогай, – протянул он руку. Прощаясь, добавил. – Крестьянская бедность приучила людей к звериной хитрости. Обрати внимание, какая тишина стоит в деревне. Даже пьяных песен не слышно. Все прячут баранину.

Домой Васька возвращался с мыслью порубить все мясо и засолить его в кадушках. Но когда вошел в дом, то увидел, как Альбина в халатике с коротким рукавом и фартуке обжаривает и пропаривает куски баранины. В обеих комнатах, как и у Шандыбиных, стояли стеклянные банки с консервированным мясом. Он отдернул в сенях занавеску и увидел три оставшихся туши, висевших на гвоздях.

– Я только освободился, – ласково проговорил Василий, обнимая жену, – сейчас стану помогать своей хозяюшке.

– Твоя хозяюшка все успела сделать без лысых, – помогая мужу снять полушубок, – улыбнулась Альбина.

– Я не лысый, – парировал Васька, снимая сапоги. – Я – кучерявый от рождения. А за то, что ты практически переработала всю нашу ночную добычу, объявляю тебе благодарность.

– Одной благодарностью ты не отделаешься, – глядя в глаза мужу, с откровенной улыбкой сказала Альбина.

– Я уже готов, – подхватил жену на руки Васька.

– Я не об этом, – стала она вырваться. – Помоги мне банки с бараниной в погреб снести.

Вместе они быстро перенесли все банки и разместили их на деревянных полках обширного погреба. Затем, хорошенько вымыв руки, решили немного передохнуть. Ночь для обоих выдалась весьма напряженной.

Проводив Ваську за ворота конного завода, Николай Викторович направился в конюшню, оседлал жеребца и направился в деревню. Ехал неторопливо, наслаждаясь красотой зимнего утра. Солнце уже поднялось над макушками деревьев и играло золотыми блесками на снежном насте. Ветер стих, ослаб и ночной мороз.

Николай Викторович пустил коня через замерзший пруд. Подъезжая к противоположному берегу, заметил женщину, полоскавшую белье в проруби. Рядом с ней стояли детские санки, на которых стоял тазик с уже прополосканными рубашками и наволочками. Здесь же лежал топор и пластмассовый ков с длинной ручкой. В женщине он без труда узнал жену Голованя.

– Доброе утро, Юлия Константиновна, – поздоровался Николай Викторович, останавливая коня.

– Доброе, – ответила женщина, поднимая от проруби голову и глядя на гарцующего наездника усталыми глазами.

– Тебе помочь? – поинтересовался он из приличия.

– Спасибо, я сама управлюсь, – выжимая красными от мороза руками пододеяльник, ответила женщина.

– Тогда удачи тебе, – дернул уздечку Николай Викторович и слегка пришпорил жеребца. Тот рванул с места в галоп и в мгновенье ока вынес седока на бугор.

Остановившись на вершине, Николай Викторович чуть приподнялся на стременах и огляделся. Совсем некстати нахлынули воспоминания о молодости. В деревне было много молодежи. Из девушек особенно выделялась Юлька, белолицая, с большими карими глазами, высокая девушка с густыми темными волосами. Из-за нее дрались все деревенские парни. Но однажды осенью после срочной службы на флоте вернулся Мирон Головань. Высокий красавец в широченных брюках-клеш, полосатой тельняшке и золотыми якорями на лентах бескозырки сразу прекратил бессмысленные драки. Он собрал всех деревенских парней, снял ремень с медной бляхой и, похлопывая им себя по ноге, пропел: «Юлька, красавица, со мной останется, а вы свободны, господа!» Парни молчали. Тогда Мирон застегнул ремень, достал пачку папирос и, угощая земляков, пригласил всех на свадьбу.

Вот так, рационально использовав силу, привлекательность и напор, он повел Юльку в сельский совет, где и зарегистрировали их брак. На свадьбе моряка целую неделю гуляла вся деревня. Кажется, что было это совсем недавно. На самом деле у Юльки уже пятеро детей. За это время она успела из красавицы превратиться в сморщенную старуху. А ведь ей чуть больше сорока лет. Вроде бы Мирон ее не обижает. Живут в достатке. Почему же она так рано сдала?

Танцующий под ним жеребец натянул повод и захрапел. Николай Викторович похлопал его по шее: «Отдохни чуток, потом дальше поедем. Ты ведь уже не молод. Тяжелая работа не только людей быстро старит, но и лошадей. Вон и Юлька тоже выглядит гораздо старше своих лет. И не только она одна. Практически все деревенские женщины от тяжелого крестьянского труда к сорока годам выглядят дряхлыми старухами». Из далекой молодости на память пришли слова песни, которую он услышал от одной крестьянки:

 
Не кори ты меня, что душа отцвела,
Что любви не хочу никакой,
Я такой не была, никогда не была,
Это ты меня сделал такой…
 

Николай Викторович чуть тронул поводья и, покачиваясь в седле, продолжал размышлять о нелегкой крестьянской жизни. А жизнь эта всегда была тяжелой. Взять, к примеру, Мирона, у него ежедневно не высыхает рубаха от пота.

Проезжая по деревне, заметил, что все жители словно получили от кого-то указание убрать от своих домов снег. Этой работой занимались даже дети. Поравнявшись с домом Веры, Николай Викторович отметил, что эта хрупкая городская девушка уже стала привыкать к деревенской жизни. Закутанная в старое пальто и платок, она также разгребала сугробы снега вокруг своего жилища. Он остановил коня, спрыгнул на землю. Молча прошел в сарай, взял большую деревянную лопату и стал помогать девушке. Расчистив вокруг дома дорожку шириной более метра и убрав снег со двора, воткнул лопату в сугроб.

– Спасибо за помощь, – смущаясь поблагодарила Вера.

– Не меня нужно благодарить, а тебя, – сказал улыбаясь Николай Викторович. – Это твоя хата стоит на самом краю и принимает на себя первые порывы ветра и снежные заряды. Ты лучше угости меня кружечкой воды.

Вера прислонила к забору свою лопату и пошла в дом. Николай Викторович направился следом за ней. В сенях девушка набрала из ведра кружку воды, подала гостю.

– Извините, что из ведра, – смущенно проговорила она. – Бачок у меня временно занят.

Николай Викторович заглянул в комнату и увидел, что почти вся она заставлена банками с консервированной бараниной. Он потрогал ладонью одну из них.

– Уже остыли, – констатировал он. – Полезай в погреб, а я стану тебе подавать.

Взяв пластиковый пакет, он стал собирать с пола банки и осторожно складывать их. Под кроватью заметил какой-то металлический чемодан. Когда работа была закончена, Николай Викторович помог Вере перенести из сеней в погреб трехведерную кастрюлю с засыпанным солью мясом. Вымыл под рукомойником руки, насухо вытер их полотенцем.

– Что это у тебя за ящик такой под кроватью стоит? – поинтересовался он у хозяйки.

– Вы про этот спрашиваете? – подняла край покрывала Вера. – Это же компьютер. – Она опустилась на колени и вытащила металлический чемодан серого цвета. – Мне его где-то месяц назад Афанасий притащил. – Девушка с трудом подняла и поставила ящик на кровать.

– А где он взял его?

– Сказал, что на развалинах кирпичного завода нашел.

– Это, Верочка, не компьютер, – задумчиво проговорил Николай Викторович, внимательно осматривая чемодан. – Это переносной сейф.

– Давайте его откроем. Я сейчас принесу топор, – бросилась к двери девушка.

– Топор здесь не нужен, – остановил ее Николай Викторович.

– А где мы возьмем ключ? – притрагиваясь пальцем к выпуклым цифровым клавишам, спросила Вера.

Николай Викторович придвинул к кровати стул, сел на него и поставил на колени чемодан. Долго подбирал комбинации цифр, но замок не открывался.

– Принеси лист бумаги и авторучку, – попросил он Веру, – будем записывать комбинации цифр, чтобы не повторяться. Мне уже доводилось встречать такие сейфы в Афганистане. Как правило, они открываются на сумму цифр 27. Нам только нужно набрать шесть чисел, сумма которых и станет ключом.

Они долго набирали разные комбинации, но цифры-ключа так и не смогли подобрать. Терпение было на пределе.