Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Душевная болезнь Марфы Федоровны

Наступила зима, выпал первый небольшой снежок. Землю сковали морозы. Коров уже не выгоняли в стадо. Заметно поредели и стаи домашних гусей и уток. Хозяйки порезали их и отвезли на рынок. Оставили самых породистых для развода и для себя. Ведь зимой деревенский люд живет только за счет собственных запасов. В магазине покупают в основном хлеб, соль, сахар да крупы.

Вера со своими домочадцами тоже подготовилась к зиме. Запаслись продуктами, утеплили землянку. К сожалению, из-за отсутствия денег не смогли купить Олегу зимнюю обувь, и он, намотав на ноги портянки, продолжал ходить в старых кроссовках. Вера по-прежнему ездила с Альбиной на рынок продавать резаных индюков, но заработанных денег хватало только на оплату электроэнергии и заправку газового баллона. В первое зимнее воскресенье она вернулась с рынка уставшая и недовольная своей работой. Войдя в землянку, увидела, что Олег лежит на кровати, укутавшись с головой одеялом, и сильно кашляет. Вера сразу побежала за теткой Марфой. Осмотрев мальчика, бывший фельдшер поставила диагноз: сильная простуда.

– Температуры у него сейчас нет, – пряча в карман градусник, сказала тетка Марфа, – но она может появиться в любое время. Мне не нравится его кашель. Сейчас пойду подою корову и приду, поставлю ему банки на спину. Эту процедуру я делаю не так, как все. Поэтому не удивляйся. Пока буду корову доить, ты почисть три картошки средней величины, вырежи девять квадратиков из хлопчатобумажной ткани размером восемь на восемь сантиметров и приготовь полстакана керосина. Все остальное я прихвачу с собой.

Темнело. Вера растопила печку. В доме стало тепло и уютно. Девушка присела на краешек кровати возле брата.

– Не волнуйся, Олежка, – приглаживая ладонью его торчащие ежиком волосы, приговаривала она. – Тетка Марфа тебя поднимет на ноги за несколько дней.

Не успела Вера договорить, как на пороге появилась деревенская врач со своим инструментом. На этот раз она была без медицинского халата. Постелив на столе чистое полотенце, выложила какие-то склянки и приборы, затем погрела над конфоркой руки и стала резать очищенную картошку на три одинаковых кружочка.

Закончив эту работу, замотала кусочки в приготовленную материю и перетянула ниткой. В результате получилось девять картофельных трюфелей, кончик каждого из них она обмакнула в керосин. Разложив приготовленное народное средство на спине Олега, стала поджигать и тут же прикладывать банки. Огонь на трюфелях тут же гас, а кожа втягивалась вовнутрь. Проверив надежность поставленных банок, Марфа укрыла спину мальчика одеялом.

– Давайте чай пить, – предложила Вера гостье. – Чай настоящий, цейлонский.

Девушка, разоткровенничавшись перед Марфой Федоровной, рассказала ей, как досталось им такое богатство. Помешивая ложечкой в стакане и прихлебывая ароматный напиток, тетка Марфа поведала Вере, что она ее землячка. Родилась и жила в станице Михайловской. Окончила медицинское училище и была направлена в сельскую больницу. Там познакомилась с будущим мужем, и Григорий Голиков увез ее в деревню.

– Мои родители, терские казаки, очень хотели, чтобы я вышла замуж за своего станичника, – усмехаясь, рассказывала Марфа Федоровна, – а я с первого взгляда влюбилась в совхозного агронома. Он проводил меня несколько раз с ночного дежурства домой и однажды предложил выйти за него замуж. Я тут же согласилась. Вот и прожили вместе уже более сорока лет. Я родила ему двух дочерей. Обе пошли по моим стопам, окончили медицинский институт и работают в городе врачами. Обе удачно вышли замуж, и у них уже свои детки. Мужа я очень любила. И сейчас люблю. Думаю, что буду любить до конца своей жизни.

– А где сейчас ваш муж?

– О, деточка, мой муж вот уже девять лет, как ушел в мир иной, – с ностальгией ответила Марфа.

– Извините, Марфа Федоровна, – смутилась Вера, – я не знала. Мы живем уже больше года, но большую часть времени обитали в коровнике за деревней и с жителями деревни почти не общались. Мы ведь беженцы из Грозного. Родители погибли при взрыве автобуса, когда возвращались домой из станицы Орджоникидзевской.

– Знаю я эти места, – перебила девушку гостья. – Раньше эта станица называлась Слепцовской, в честь генерала Слепцова. А моя станица называлась Михайловской. Сейчас – город Серноводск.

Вера с интересом слушала рассказ Марфы о ее жизни на берегах Терека. Когда та закончила, продолжила свою историю.

– Мне один военный сообщил, что наши родители погибли в автокатастрофе, – мрачнея говорила девушка. – От автобуса остались одни кусочки. От этого известия я потеряла сознание. Мне даже жить не хотелось больше. Целый месяц в таком состоянии пролежала в военном госпитале. Олег, словно щенок, и дневал, и ночевал рядом со мной, всячески пытался отвлечь меня от глупой мысли. В госпитале военные очень хорошо к нам относились. Они даже поставили брата на котловое довольствие, и каждый пытался кормить его лучшими кусочками.

Марфа Федоровна внимательно слушала рассказ Веры, а потом вдруг расплакалась.

– Терять близкого человека для каждого живого существа – ни с чем не сравнимая боль, – сказала она, вытирая слезы полой халата. – Я когда потеряла мужа, почувствовала, что и моей жизни пришел конец. Мой Григорий был крепким и здоровым мужчиной. Никогда ни на что не жаловался. Однажды мы с ним сидели за столом, ужинали. Вдруг слышу, громкий стук в дверь. Он вскочил с места и говорит: «Я открою». Подошел к двери, открыл дверь настежь, а там никого нет. И в этот момент он рухнул словно подкошенный. Падая, разбил о косяк двери лоб. Я подскочила, взяла его за руку, но пульса уже не было. При вскрытии врачи обнаружили у него кардиосклероз. Все траурные дни дети от меня не отходили. Держалась только на уколах. Когда все разъехались и я осталась в доме одна, поняла, что жить мне больше не хочется. С потерей любимого человека жизнь потеряла всякий смысл. От того, чтобы наложить на себя руки, меня удерживал страх перед Богом и то, что моя душа будет вечно страдать.

Я ежедневно ходила на кладбище, ложилась на могилу мужа, рыдала, звала его и, обессилив, засыпала прямо на могиле. Часто дед Иван силой уводил меня домой. Сколько это длилось, уже не помню. Но вскоре каждую ночь мне стал сниться муж. Я перестала тосковать и плакать. Утром просыпалась спокойная и уравновешенная. Первое время снилось, что он идет со мной рядом. Даже во сне чувствовала, как от него исходит тепло и доброта. Потом я потеряла грань между сном и реальностью. Стало казаться, что муж не умер, что его смерть мне приснилась. Просто он куда-то на время отлучился.

Прошло еще некоторое время, и я убедилась, что мой муж жив и приходит ко мне ночью не во сне, а наяву. Каждую ночь я открывала задвижку в трубе, ложилась в постель и с замиранием сердца ждала его появления. Так длилось долго. Я перестала общаться с людьми, забросила хозяйство. Куры мои подохли, корова из-за несвоевременного доения потеряла молоко. Уборку в доме делать перестала. Даже мыться и расчесывать волосы не хотелось.

Жила я какой-то непонятной жизнью. Все сводилось к ожиданию появления моего Григория. Соседи стали считать меня умалишенной и перестали со мной общаться. Дети обходили мой дом стороной. Однажды утром посмотрелась в зеркало и испугалась собственного отражения. На меня глядела сморщенная старуха с завалившимися глазами, впавшими щеками, обтянутыми тонкой, словно пергамент, кожей. Подумалось, что это смотрит на меня какая-то другая женщина.

Помнится, я стала перед иконами, перекрестилась, прочитала трижды молитву Отче Наш и, не раздумывая, отправилась к Вакулинчихе. Та встретила меня приветливо, налила кружку чая с мятой, налила в тарелку липового меда.

– Я знала, Марфа, что ты рано или поздно очнешься от той жизни, которой живешь последнее время, – сказала тетка Ольга, присаживаясь рядом. – Выслушав мой рассказ, сказала: – К тебе приходил не твой муж, а нечистая сила, дьявол в лике Григория. Твой муж давно похоронен, душа его давно живет в ином мире. Ты своими грешными мыслями и словами призвала к себе дьявола. Скажи, тебе страшно, ты его боишься?

– Нет, тетя Оля, – отвечала я, не кривя душой, – после смерти мужа я перестала бояться темноты, мне не страшно появляться ночью на кладбище.

– Тогда слушай и запоминай, что и как нужно делать, – придвинулась ко мне Вакулинчиха и рассказала, как отвадить появление в моем доме нечистой силы.

Я шла домой с полной уверенностью, что смогу выполнить все, что мне посоветовали. В тот же день поставила на кухонном столе зеркало, налила эмалированную кружку свяченой воды, положила в блюдце две горсти льняных семян. В довершение приготовила две свечки, данные мне Вакулинчихой, и гребень, которым в деревне вычесывают овечью шерсть. Время было позднее, поэтому я открыла в трубе задвижку и стала ждать наступления полночи.

Без пяти минут двенадцать прочитала молитву, зажгла две свечи, расплела волосы и стала их расчесывать гребнем. Вдруг я почувствовала, что в комнате кто-то есть. Заскрипели половицы, пламя свечей затрепетало. Следуя совету тетки Ольги, насыпала в рот несколько льняных зерен и запила из кружки свяченой водой. Потом снова стала чесать волосы. Вдруг почувствовала, что он стоит за моей спиной. Я с испугом смотрю в стоящее передо мною зеркало, но никого не вижу. От страха захолонуло сердце. Но я решила раз и навсегда избавиться от него. Слышу, у самого моего уха голос: «Что ты делаешь?» Я отвечаю: «Чешусь». Он опять спрашивает: «Что ты ешь?» Опять отвечаю: «Вшей». Так он три раза меня спрашивал, а я ему отвечала.

Потом в доме наступила тишина. Даже пламя свечей перестало колыхаться. И вдруг он как ударит по зеркалу, стекло разлетелось мелкими кусочками, словно рисовые зерна рассыпались. Свечи мои погасли. Я упала с табуретки и долго была в бессознательном состоянии. Когда очнулась, на четвереньках добралась до того места стены, где был выключатель, поднялась на трясущиеся ноги и включила свет. В комнате никого не было.

Я подошла к стоявшим в углу комнаты на тумбочке иконам, почистила лампаду, налила свежего подсолнечного масла, зажгла и поставила на место. Став на колени, долго молилась Богу. И в тот период я поняла, что у меня есть дети моего любимого Григория и нужно жить ради них, а он будет смотреть на нас с мира иного и радоваться.

Утром я помыла голову, надела чистую одежду и с восходом солнца отправилась в станицу Новопавловскую в церковь. Там я заказала сорокоуст за упокой раба Божьего Григория и за здравие рабы Божьей Марфы. Исповедалась перед священником, причастилась и после окончания службы в храме вернулась домой.

С того периода я перестала метаться. Навела порядок в доме, сходила на могилку мужа, привела ее в порядок и поставила у креста огромный букет полевых ромашек. Не прошло и полгода, как я поправилась. У меня появился румянец на щеках, кожа стала свежей и упругой. Одним словом, я вернулась к нормальной жизни и живу теперь только ради детей. Вот держу корову, гусей, курей и хряка Мырдика, к которому со всей округи привозят невест. Он для меня сейчас главный кормилец. Я сама не поем, а его накормлю.

Неизвестно, как долго бы еще Марфа рассказывала о своей нелегкой жизни, если бы их не прервал голос Олега.

– Не пора ли снимать банки? – поинтересовался больной. – Такое ощущение, что они содрали с меня всю кожу.

– Отличные банки получились, – улыбнулась Марфа, снимая одеяло со спины Олега. – Всю хворь вытащили.

Она аккуратно стала снимать одну банку за другой, смазывая лиловые отметины керосином. Затем, опустив майку, снова укрыла одеялом.

– Эти трюфеля выбросите, а послезавтра мы приготовим свежие картофелинки, – давала указания Марфа. – Я приду в такое же время, как и сегодня. А ты, Верочка, приготовь все то же самое, что и сегодня. – Она пожелала Олегу спокойной ночи и сказала его сестре: – Пойдем со мной, я дам твоему брату кирзовые сапоги мужа. Они почти неношеные и по размеру будут в самый раз.

Приключения на Георгиевском рынке

Зима полностью вступила в свои права. Землянки в деревне засыпало снегом по самые крыши. Толстым панцирем льда покрылись пруды. Домашняя птица зимовала в теплых помещениях. Днем, когда пригревало солнце, куры выходили из курятников и, добывая себе пищу, разгребали лапами снег. Гуси и утки, спрятав лапки в перья, неподвижно лежали на снегу.

Жители деревни резали жирных гусей и уток и относили на рынок в станицу Новопавловскую. Туда они ходили пешком, поднимаясь на плоскогорье по узкой протоптанной тропинке. Такой путь был в два раза короче, чем по накатанной дороге.

Альбина своих индюков резала не только в будние дни, но и по выходным. Товар продавала на рынке города Георгиевска. Когда в ее дворе осталось шестьдесят голов птицы, которых она наметила для продажи, неожиданно возникла проблема с реализацией. Однажды в пятницу она приготовила для продажи шестерых индюков. Разложила их в сенях на столе в пластиковые пакеты. В субботу утром, уложив товар в багажник и прихватив с собою Веру, как обычно отправилась на рынок. К базару подъехали как раз к его открытию. Людей было немного. Только у входа стояло несколько длинных фур. Альбина неторопливо сходила в ветеринарную службу и показала своих индюков, заплатила за место, получила белый фартук и нарукавники, стала подбирать место на пустующих прилавках. Выбрав место и поставив весы, стала вытаскивать из пакетов индюков. За работой не заметила, как к ней подошли двое мужчин в камуфляжной форме.

– Чего это ты, красавица, расположилась на нашем месте? – тронул один из них Альбину за руку. – Здесь занято. За место уже заплачено.

Альбина подняла голову от своих индюков. Перед ней стояли крепкие парни и сердито хмурились. Один из них посоветовал поискать себе другое место, так как весь ряд был забронирован. Альбина улыбнулась и попыталась договориться с сердитыми парнями, но ее аргументы никто не захотел слушать.

– Ты что, дебильная? – рявкнул до этого молчавший парень постарше возрастом. – Не понимаешь, что здесь хозяева мы. Если хочешь продать свой товар, его у тебя купят прямо сейчас оптом. И нечего тебе здесь торчать. Сколько у тебя птицы? – наседал он.

– Шесть индюков, – ответила Альбина. – Птицы крупные, в каждом больше десяти килограмм.

– Дай ей две тысячи четыреста рублей и отнеси пакеты в павильон, – сказал своему напарнику старший.

– Как, две тысячи? – возмутилась Альбина. – Я за своих индюков могу выручить не меньше шести тысяч. В прошлый раз я продавала таких по тысяче двести за штуку.

– Ну, не хочешь, твое дело, – недовольно ответил парень. – Только имей в виду, все прилавки заняты. Если не хочешь неприятностей, то принимай мои условия. На размышление тебе двадцать минут, – и он посмотрел на часы. – Ровно в восемь часов я буду ждать тебя на этом месте.

– Давай поставим пакеты вон у той стенки, – предложила Альбина трясущейся от страха Вере, показывая рукой на пустующее место у входа в рынок. – Ты присмотришь за товаром, а я схожу к заведующему мясным отделом, – Не снимая фартука и нарукавников, она решительно направилась в мясной павильон.

В приемной секретарь грудью закрыла дверь заведующей.

– Вы куда, гражданочка? – угрожающе прошипела она прямо в лицо Альбине.

– К заведующей, – не понимая такой агрессии, ответила девушка.

– Ульяна Остаповна занята, – пытаясь изобразить на лице улыбку, секретарь не двигалась с места. – У нее совещание.

– И долго будет длиться совещание? – отступив от двери, поинтересовалась Альбина.

– Я не знаю, – успокаиваясь и садясь на свое место, проговорила секретарь. – У нее всегда по утрам планерка. А сколько она продлится, мне никто не докладывает.

Опираясь на косяк двери и разглядывая приемную, Альбина прочитала табличку, висевшую у дверей: «Заведующая мясным и рыбным отделом Дмитренко Ульяна Остаповна». Простояв у двери около часа и не дождавшись окончания совещания, Альбина толкнула вовнутрь дверь и переступила порог кабинета. Увидев заведующую, замерла от удивления. За столом в высоком кожаном кресле сидела та самая девушка, которая так лихо отплясывала на деревенской вечеринке.

– Кто вам разрешил появляться в моем кабинете без предварительной договоренности? – взвизгнула девица. – Сейчас же закройте дверь с обратной стороны и не мешайте работать.

В кабинете никого, кроме заведующей, не было. Следовательно, никакого совещания не проводилось. Альбина хотела объяснить сложившуюся ситуацию, но секретарь с силой дернула ее за руку и вытащила в приемную, закрыв дверь.

– К кому же мне обраться? – отталкивая руку секретарши, вслух произнесла Альбина. – За место и инвентарь я заплатила, прошла санитарный контроль, а мне запрещают торговать.

– Причем же тут Ульяна Остаповна? – с ехидцей спросила девушка-секретарь. – Она что ли места распределяет? Иди к контролерам и договаривайся. Нечего здесь хозяйничать.

Делать в приемной было нечего, и Альбина побрела обратно к своим пакетам.

– Бесполезно искать правду у начальства, – сказала она одиноко стоявшей у стены Вере. – Надо договариваться с контролерами. Смотри, – тронула она девушку за плечо, – прилавки заполняются такими же торговками, как и мы. Пойди, Верочка, спроси, как они договаривались?

Вера подошла к пожилой женщине, торгующей птицей с краю прилавка.

– Тетенька, а почему вам разрешают торговать, а нам нет?

– Здесь, детка, торгуют одни перекупщики, – глядя на посиневшую от холода девушку, сочувственно ответила та. – Посторонних тут мало.

– Вы тоже перекупщица?

– Нет, я сама выкармливаю птицу. А дозволено мне потому, что моя племянница работает на этом рынке главным бухгалтером.

– А можно договориться с местным начальством? – глядя в глаза женщине, спросила Вера посиневшими губами.

– Можно, если отдашь свой товар за полцены. Ты разве не заметила, что рынком управляет кучка перекупщиков. Они не пускают сюда посторонних. – Женщина жалостливо посмотрела на Веру. – Ты вот что, деточка, положи одного индюка рядом с моим товаром, а остальных отнеси в машину. Когда покупатели будут интересоваться ценой, станешь отводить их к остальному своему товару и там договариваться.

Девушки послушались совета женщины, и все сделали именно так, как она советовала. Альбина осталась в машине, а Вера стала в сторонке возле прилавка. Первыми покупателями, которых заинтересовал индюк, были молодые мужчина и женщина.

– Сколько же стоит такой красавец? – осматривая птицу, поинтересовалась покупательница.

– Тысячу рублей, – тихо ответила Вера.

– Ну, тысячу, так тысячу, – пробурчал ее муж, доставая из кошелька деньги и протягивая их девушке.

– Пойдемте со мной. Я дам вам индюка из машины, – предложила Вера, принимая деньги. – Там вы сможете выбрать получше.

Жители города знали, что рынок контролирует местная мафия, поэтому предложение девушки покупателей не удивило. Укладывая тяжелого индюка в сумку, молодая чета поблагодарила девушек за внимательное обслуживание.

– Вы, девчата, смотрите, будьте поосторожнее, – предупредил мужчина. – Рынок крышуют серьезные парни, с ними шутки плохи.

Эти слова сильно испугали Альбину, но желание выручить за продажу индюков шесть тысяч пересилило страх. Вскоре у них таким же образом купили второго индюка, а к обеду они продали последнего. Альбина поблагодарила женщину за помощь и подарила ей коробку конфет. Когда они уже собрались отъезжать от рынка, перед капотом машины возникли те самые два парня в камуфляжной форме.

– Что вам нужно, молодые люди? – спросила через приоткрытое окно Альбина.

– Ничего, сучка деревенская, нам от тебя не надо. Единственное чего я хочу, так это чтобы ты усвоила своими куриными мозгами раз и навсегда, если еще раз появишься со своим товаром на нашем рынке, то останешься не только без машины, но и без головы, – он пнул носком ботинка в бампер и отошел в сторону.

Альбина не на шутку испугалась контролеров. Она с силой нажала на педаль газа, машина, визжа покрышками, выскочила с территории рынка, едва не сбив снующих покупателей.

Всю дорогу ехали молча. Только когда показались деревенские домики с дымящими трубами, страх стал проходить.

– А знаешь, подруга, кого я встретила на рынке? – улыбаясь, спросила Альбина. И видя непонимание в глазах Веры, продолжила. – В кабинете заведующей мясным и рыбным отделом я встретила ту самую саманщицу, которая пыталась на вечеринке соблазнить твоего Кирилла.

– Не говори глупости, – обиделась Вера. – Кирилл вовсе не мой. Он такой же неприкаянный, как и мы с братом. А в том, что Ульяна работает на рынке, ничего неожиданного нет. Ты обратила внимание на ее руки? Они у нее предназначены только для счета денег. Да и парни, которые ее опекали, не простые саманники. Мне кажется, что они глаза и уши бандитов. Поэтому с сегодняшнего дня моя нога больше не ступит на рынок Георгиевска.

– Да никто тебя не просит больше ездить. Я сама от страха чуть не описалась. К тому же, на этом рынке свет клином не сошелся. Есть и другие места. В следующий раз поедем в Пятигорск. Там и людей больше, и покупатели богаче. К тому же там два продовольственных рынка. Я там была однажды. Город красивый. Что ни говори, государство курортным городам уделяет большое внимание.