Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Чтобы отвлечься, девушка вышла на улицу и стала сметать снег со ступенек. Покончив с работой, она защелкнула калитку на щеколду и пошла в гости к Елизавете Николаевне. Ей долго пришлось стучать. Когда она уже собралась уходить, входная дверь чуть приоткрылась.

– Это ты, Вера, – выглянула Елизавета Николаевна, – а я думала кто-то чужой ломится.

– Извините, ради Бога, – смущенно опустила голову Вера. – Я не думала, что вы так напугаетесь.

– Входи быстрее, – распахнула хозяйка дверь. – Не напускай холода.

Вера вошла в переднюю и молча остановилась у печки, протягивая к теплу озябшие руки.

– Раздевайся и проходи, – предложила Елизавета Николаевна. – Я одна осталась. Владика в прошлый раз отец забрал. В садик его определили. А мне без него так скучно. Каждый день плачу.

Вера расстегнула пальто, но снимать его не стала, огляделась. Везде было чисто, на печке варился борщ. По запаху, идущему из-под крышки, безошибочно определила, что варит его хозяйка с бараниной. Словно разгадав мысли девушки, Елизавета Николаевна закрыла кастрюлю полностью.

– Я к вам на одну минутку, – уловив неловкость хозяйки, сказала Вера. – Хочу спросить у вас совета. Можно ли мне взять в шифоньере шерстяную кофточку покойной тетки Ольги?

– Зачем тебе мой совет? Ты теперь в доме хозяйка, бери все, что нужно и носи. У тетки Ольги много хороших вещей. Многие и сейчас еще в моде.

– Понимаете, я хотела сегодня надеть одну из кофт, но побоялась, что этим обижу хозяйку и она будет ко мне приходить с того света.

– Выбрось эти глупости из головы, – успокаивающе сказала Елизавета Николаевна и положила на плечо девушки руку. – С того света на землю еще никто не возвращался. – Она прошла в другую комнату и вынесла небольшую пуховую подушку, наволочка которой была расшита шелковыми нитками. – Вот эту подушку за несколько дней до смерти мне принесла Вакулинчиха. Сказала, что предчувствует свою скорую смерть, а в этой подушке она хранит вещи, предназначенные ее детям и внукам. «Эту подушку, – сказала мне тетка Ольга, – отдашь моим кровинушкам, когда меня не будет в живых. – Вытирая слезы краем фартука, добавила: – Мне один очень влиятельный человек в знак благодарности обещал разыскать моих деток. На коленях перед иконами клялся. Теперь и ты поклянись, что не распорешь подушку и не заберешь то, что в ней хранится». Я стала на колени и перед иконами дала клятву, что сохраню подушку и вручу ее наследникам. Так вот, у меня много раз возникал соблазн посмотреть содержимое, но как только брала в руки ножницы, на меня находил жуткий страх. Вот я и решила раз и навсегда больше не пытаться этого делать. А ты, детка, – обратилась она к Вере, – носи все вещи Вакулинчихи, она будет этому только рада.

Кража с утиной фермы

Не прекращающиеся снегопады засыпали сугробами пруды и дороги. В саду из-за этого были прекращены всякие работы, и Марта попросила Ашота предоставить ей десять суток отпуска. Тот без особых колебаний согласился. На другой день рано утром она уже ехала рейсовым автобусом, который проходил через деревню.

Этим же утром из города в деревню на иномарке прибыл Равиль. Остановив машину в нескольких метрах от моста через пруд, он перебросил через плечо увесистую сумку и пошел пешком по колее, проторенной в снегу грузовыми санями. Войдя в дом Нурии, он застал тетушку за работой.

– Фу, как ты меня напугал, – воровато пряча глаза, сказал она. – Я подумала, что это Кадычиха приперлась.

Равиль по-хозяйски поставил на табуретку сумку, неторопливо снял дубленку и небрежно бросил ее на кровать. Присел к столу.

– Во-первых, дорогая моя тетушка, когда работаешь с ворованным товаром, нужно обязательно закрывать дверь на крючок. Во-вторых, почему ты боишься эту самогонщицу? Одно твое слово, и она будет привлечена к уголовной ответственности за незаконное изготовление и сбыл алкогольной продукции.

– Я не столько ее боюсь, что она меня побьет, сколько не хочу, чтобы она на меня обиделась. А то даже понюхать самогона не даст. Вот на прошлой неделе встретила ее у пруда, а она мне и говорит: «Бессовестная ты, Нюша, и слова твои – пьяная болтовня. Ты мне на Рождество наобещала столько, что я даже дочери сказала, чтобы готовила наперник для перины. А ты что же? Подвела меня, подруга. Жду тебя день, второй, а ты не являешься и даже прячешься от меня». Я ей сказала, что мне все эти дни не здоровится. Так не поверила. Еще пригрозила, мол, разберусь, где ты деньги берешь на выпивку. Одним словом, пообещала я ей сегодня уток привезти. Вот готовлю, может, самогоном угостит.

– Давай, тетушка, заканчивай свою работу, – доставая из сумки бутылку коньяка, сказал Равиль. – У меня тут есть еще копченая колбаска, пара банок шпрот. Сейчас поджарю картошки, и поужинаем по-человечески.

Увидев на столе квадратную бутылку с золотистой жидкостью, Нурия с утроенной энергией взялась потрошить уток. Уложила в сенях на стол готовые тушки и позвала племянника.

– Смотри, каких крупных уточек на сей раз я добыла. Я их брала не из общей кучи, а в другом месте. Там их откармливают специальными калорийными кормами. Минувшей ночью я дважды лазила через забор. Боюсь, скоро этих уточек увезут, а на их место запустят молодняк.

– А этот молодняк где-то на другой ферме выращивают? – как бы ненароком поинтересовался племянник.

– Да на этой же ферме их и выращивают, – махнула рукой Нурия. – Это – двухмесячные утки-подростки. А в откормочный барак переводят уток, у которых уже выбились колодочки и стали расти перья. Их хорошо кормят четыре-пять месяцев, а потом отправляют на продажу. Вот, например, вчера я слышала, как Лушка говорила Ашоту….

– Какому Ашоту? – сделал удивленные глаза Равиль. – Если мне не изменяет память, ты в прошлый раз говорила, что хозяином утиной фермы является Савмел – зять Ашота.

– Правильно, хозяин Савмел, а руководит всем Ашот. Даже эта своенравная Лушка беспрекословно выполняет все его распоряжения. Я как-то слышала, – понизила голос Нурия, – она однажды обмолвилась, мол, если бы Ашот ежедневно не посещал ферму, то Савмел давно проиграл бы ее в карты.

– Он что, заядлый картежник?

– Я толком не знаю, – призналась Нурия. – Мне Степан по секрету сказал, что Савмел – картежник и наркоман, все добро Ашота пускает с молотка.

Хозяйка укрыла потрошеных уток старым халатом, вымыла под рукомойником руки и, побрызгавшись цветочным одеколоном, присела к столу.

– Как только ты, мой дорогой племянник, появляешься в моем доме, – ласково проговорила она, приглаживая редкие волосы на голове, – так сразу начинается пир на весь мир.

– Пировать, конечно, будем, но не на весь мир, – урезонил он тетушку. Наливая коньяк в стаканы, уточнил: – Так ты говоришь, с откорма уток увезут на бойню?

– Ага, – прожевывая большой кусок колбасы, подтвердила Нурия. – Степан сказал, что всех уток с откорма погрузят в машины и повезут не на свою на бойню, а в город.

– А ты, тетушка, не фантазируешь?

– Зачем мне фантазии развивать? – с тенью обиды сказала Нурия, подставляя пустой стакан.

– Хорошего понемногу, – отодвинул его в сторону Равиль. – Ты сейчас сходишь на утиную ферму и разведаешь, что там происходит. А после мы допьем с тобой оставшийся коньяк.

Зная, что спорить с племянником бесполезно, Нурия поднялась и стала одевать пахнущую навозом куртку.

– Я мигом смотаюсь, – сказала уже с порога.

Дождавшись, когда за тетушкой захлопнется дверь, Равиль достал мобильный телефон и долго разговаривал со своим подельником. Затем вышел в сени и через закопченную занавеску стал наблюдать за Нурией. Ему хорошо было видно, как она отодвинула в заборе доски и юркнула на территорию утиной фермы.

«Похоже, я недооценивал ее возможности, – глядя вслед исчезнувшей тетушке, подумал Равиль. – Она намного хитрее, чем я думал». Он налил себе крепкого чая, выпил залпом всю кружку и стал ходить по комнате из угла в угол. Снова позвонил по телефону и долго убеждал собеседника в привлекательности мероприятия. Затем вышел на крыльцо. Снова пошел снег и видимость резко ухудшилась. Утиная ферма уже почти не просматривалась, только темные очертания строений говорили о ее местонахождении. Он вернулся в комнату, прилег на теткину кровать не снимая обуви. Даже не заметил, как уснул.

Проснулся от стука закрывающейся двери. Это вернулась Нурия. Обметая веником сапоги и стряхивая с одежды снег, незлобно материла погоду.

– Что творится на ферме! – воскликнула она, входя в комнату. – Привезли три машины металлических клеток для перевозки птиц. Лушка всех рабочих отпустила по домам до четырех часов отдыхать. Вечером начнется погрузка уток. Когда всех погрузят, тогда из города придут машины и заберут груз. – Она повесила куртку, сняла платок и присела к столу. – Люди ругаются, Лушка матерится на них, чтобы работали в две смены.

– Хорошие новости, – улыбнулся племянник. – За это можно и выпить.

– За что за это? – переспросила Нурия.

– За то, что твой любимый Степан работает в две смены.

– А мне какая от этого выгода? – опрокинула она в рот одним движением руки стакан коньяка. – Я сегодня за утками уже не пойду. Там всю ночь будут рабочие толкаться туда-сюда. – Она подцепила пальцами несколько кусочков остывшей картошки и отправила их в рот. – Утки у меня есть. Только вот когда их Фроське переправить? По такой погоде не очень-то хочется идти в деревню.

– А тебе не придется туда идти, – назидательно сказал Равиль. – Ты только подумай, если сегодня Лушка увезет в город всех откормленных уток, то чем же вы с Мартой станете питаться? Свинину вы не едите, а другого мяса в деревне нет. Давай я сейчас перетащу утиные тушки в подвал, а то не дай бог кто зайдет к тебе в гости, а вещественное доказательство твоего воровского дела прямо на столе и лежат.

– Да кто ко мне зайдет? Ко мне никто никогда не приходит. Не любят меня в деревне.

– Ты, тетушка, брось эту ромашку: любят, не любят… А уток я все же опущу в погреб.

– Делай как знаешь, – махнула рукой Нурия. – У меня ноги промокли, я лягу и чуток отдохну.

Вскоре хозяйка захрапела. Равиль еще какое-то время выждал, потом надел теткину куртку с драным капюшоном и вышел во двор. Снег почти прекратился, и ему хорошо была видна территория утиной фермы. Он приставил к чердачному окну лестницу и взобрался наверх. Проделал между камышовыми кулями отверстие и стал наблюдать. Весь двор у него был как на ладони. Во дворе, прямо перед входом в помещение, валялись разбросанные клетки, сделанные из проволоки. Работники утиной фермы сновали взад-вперед и заносили их в помещение.

Равиль долго наблюдал за действиями рабочих, затем слез с чердака и вернулся в дом. Нурия сладко храпела после выпитого коньяка. Племянник криво усмехнулся, глядя на свою неряшливую тетушку. Достал мобильный телефон и позвонил своему подельнику. Разговор был коротким, но конкретным. Равиль велел прислать к одиннадцати часам ночи автомобиль-длинномер и четырех грузчиков из числа тех, что в прошлый раз грузили сухофрукты и орехи. Услышав подтверждение и согласие, он заварил крепкого чая и не спеша выпил полную кружку. Взглянув еще раз на спящую Нурию, достал из сумки бутылку портвейна, налил немного в стакан и бросил в вино горсть таблеток снотворного. Помешивая лезвием ножа в стакане, дождался, пока таблетки растворятся, затем аккуратно вылил вино из стакана обратно в бутылку и, плотно запечатав, спрятал ее в сумку. Покончив с приготовлением зелья, вышел на улицу и снова залез на чердак.

К тому времени уже заметно потемнело. И несмотря на освещающие территорию фонари, двор утиной фермы был почти не виден. Торчать на чердаке не было никакого смысла. Спустившись, он убрал лестницу и вернулся в комнату.

Тетушка уже проснулась. Она сидела на кровати свесив ноги и лениво потягивалась.

– Ну, как, выспалась? – поинтересовался племянник.

– Да я только чуть вздремнула. Даже глаза не успела закрыть.

– Ничего себе вздремнула, – усмехнулся Равиль. – Ты проспала больше четырех часов. А храпела так, что на улице было слышно.

– А на улице сейчас день ли ночь? – спросила Нурия, широко зевая.

– Это как посмотреть, – ехидно улыбаясь, ответил племянник. – На часах уже десять часов вечера.

– Для меня это уже ночь. – Она спустила ноги на пол и стала искать галоши.

– Зачем тебе галоши? Ты же сегодня целый день ходила в спогах, в них и спала.

– И правда, – с изумлением рассматривая обутые в сапоги ноги, пробормотала Нурия. – Обычно я хожу в галошах, а сегодня обула сапоги Марты. – Она подошла к бачку, зачерпнула ковшиком воды и стала жадно пить. – Это после конской колбасы так водичка пьется, – утирая ладонью подбородок, усмехнулась она. – Пересолили малость колбаску.

– А я думаю, что водичка так пьется после выпитой тобою бутылки коньяка.

– Ты сначала угощаешь, а потом попрекаешь, – сделал она обиженный вид.

– Да не попрекаю я тебя. Просто констатирую факт. – Племянник весело хлопнул тетушку по плечу. – У меня есть чем опохмелиться. Но, – сделал он паузу, – это чуть позже. А сейчас сгоняй на ферму и прозондируй обстановку. Да смотри, чтобы тебя никто не видел.

Нурия надела куртку, повязала голову шарфом и, предчувствуя скорую выпивку, бросилась выполнять задание своего благодетеля. Словно подросток, вприпрыжку, она добежала до забора утиной фермы и, проторчав там почти час, вернулась домой.

– В откормочном помещении все утки уже загружены, – довольная собой, стала она рассказывать племяннику об увиденном. – Рабочие с фермы уже ушли. Лушка тоже уехала на своей легковушке. Уезжая, предупредила сторожа, чтобы тот не проспал, в четыре часа ночи придут машины с городской бойни за утками. Сама она подъедет к пяти, чтобы выписать сопроводительные документы.

У Равиля загорелись глаза, и задергалась нижняя губа. Он взял телефон и снова позвонил. Его подельник ответил, что он уже в пути, машина будет у ворот утиной фермы через полчаса. Племянник сунул телефон в карман пиджака, надел дубленку, нахлобучил на голову вязаную шапочку.

– Бери в сумке бутылку вина, – сказал он Нурии, – и пошли в гости к Степану.

– А вдруг там его жена Райка? – заартачилась тетушка. – Она намного здоровее меня, поколотит.

– Не поколотит, – успокаивающе произнес Равиль. – Она что, дура, по такой погоде ходить на ферму. – Он вырвал из рук Нурии бутылку с вином. «Бутылка открытая, чего доброго хлебанет раньше времени».

– Ну, если ты уверен, что Райки в сторожке нет, то я не против провести пару часов со Степаном.

Они оба пролезли через лаз на территорию утиной фермы. Нурия шла впереди, а Равиль чуть сзади. Возле самой сторожки передал ей бутылку с портвейном, а сам спрятался за углом.

– Вот хорошо, что ты пришла, – заулыбался Степан, увидев Нурию. – Да еще с бутылочкой! Сегодня целый день на холоде проторчал, замерз как пес.

Они вошли в сторожку. Нурия поставила бутылку на стол и присела на кровать, а Степан достал из сумки кусок баранины и кукурузную лепешку.

– Очень люблю баранину, – искренне призналась гостя, нюхая аппетитный кусок мяса. – Даже не помню, когда в последний раз ела ее. А ты где раздобыл такую вкуснятину? Насколько я помню, овец у тебя нет.

– Сестра из города привезла. Она знает, что я тоже люблю баранину. Вот и прикупила на рынке. Она у меня богатая, не то, что мы с Райкой. Всю жизнь работаем и всю жизнь едва концы с концами сводим. – Он поставил на стол два граненых стакана, наполнил до краев портвейном. – Давай выпьем за хороших людей, – присаживаясь к столу, предложил сторож.

Выпив по стакану вина, они даже не успели закусить. Степан уронил голову на стол и захрапел. Нурия успела только слегка удивиться тому, что ее ухажер так быстро опьянел, и тут же сама свалилась под стол на валенки сторожа.

Равиль еще какое-то время выждал и вошел в сторожку. Дружный храп свидетельствовал о том, что его план сработал. Он выключил в помещении свет и тихонько прикрыл дверь. В это время показались лучи света от идущей машины. Быстро подбежав к воротам и сняв с них замок, он распахнул створки и помахал водителю рукой. Длинномер резво въехал на территорию утиной фермы. Следуя указаниям Равиля, водитель поставил машину бортом к дверям помещения, где стояли клетки с утками. Распахнув двери и включив свет, приступили к погрузке.

Работали все: и грузчики, и водитель, и Равиль. Клетки устанавливали в штабеля по четыре штуки. Всего насчитали триста три клетки.

– Если в каждом ящике по десять уток, – подытожил Равиль, обращаясь к водителю, – то мы взяли более трех тысяч голов.

– Потом посчитаем, когда разгрузимся, – урезонил его водила. – Дорога хоть и не дальняя, но вся в колдобинах. Да и мороз крепчает. А утки все же живой товар.

Закрыв борт, грузчики попрыгали в кабину, и машина медленно выехала за ворота. Равиль уточнил время, было уже около трех часов ночи. Он быстро закрыл на замок ворота, затем закрыл дверь помещения, где совсем недавно были утки. Подбежав к сторожке, он включил свет и собрал в пакет бутылку из под вина и стаканы. Уложил на топчан Степана и, подхватив под руки Нурию, потащил ее домой.

К этому времени снова закружила метель. Крупные хлопья сыпались с неба, быстро заметая следы. Сонная Нурия висела у него на плече как пудовая гиря. Собрав все свои силы, шаг за шагом он кое-как дотащил свою тетушку до дома. Из последних сил толкнул ногой входную дверь и бросил на пол свою непосильную ношу. Ударившись головой о стол, та разразилась таким отборным матом, что Равиль, выросший среди хулиганов, не удержался от смеха.

– Ну ты, тетушка, и материшься, – сказал он сквозь смех. – Я такие слова даже не осмеливаюсь произносить. Кто тебя только этому научил?

– А никто, – приоткрыв один глаз, сказала Нурия. – Слова в моей голове сами по себе рождаются. Я еще и не так могу загнуть.

– Да куда уж лучше. По матюгам ты, тетушка, специалист самой высокой квалификации. Если бы ты была на зоне, то своим жаргоном всех бы паханов воровского общества ставила на место.

– Здесь тебе не зона, – злобно выкрикнула хозяйка, поднимаясь с пола. – И попрошу в моем доме не распоряжаться. – Она кулем свалилась на кровать. – А то я тебе быстро покажу, где у меня дверь. Понял? – Ответа не последовало и она захрапела с особой силой.

Равиль снял с себя насквозь промокшую дубленку и поставил на печку чайник. Затем присел на край кровати.

– Мне на дверь показывать не надо, – положил он руку на плечо спящей тетушки. – Думаешь, мне доставляет большое удовольствие таскать на себе всякую пьянь? Я вот сейчас дождусь звонка от партнера и откланяюсь. Мне в деревне больше оставаться нет никакого резона.

Зазвонил мобильный телефон. Равиль поспешно поднес трубку к уху. Новости были хорошие. Груз успешно прибыл к месту назначения.

– За мной пришлешь машину сразу после обеда, – крикнул он в трубку подельнику.

Задуманное дело было доведено до конца. Равиль, радостно потирая руки, налил кружку крепкого чая, неспешно выпил его. Затем, закатав до локтей рукава рубашки, снял с кровати Марты перину и распоров в ней небольшое отверстие, стал заталкивать утиные перья, которые сушились в мешке над печкой. Покончив с работой, вынул из подушечки иголку с ниткой и аккуратно зашил отверстие. В это время с кровати поднялась Нурия.

– Оставлять мешок с пухом опасно, а сжигать такое добро жалко, – объяснил он хозяйке свои действия. – Пусть сестричка спит на мягкой перине и вспоминает своего заботливого братика.

Взяв пустой мешок, Равиль вышел во двор. Занимался рассвет. Снег прекратился, небо было чистым и подмигивало ему последними утренними звездами. Он перевел взгляд на дорогу. Ночной снегопад надежно засыпал все следы. Хорошенько вытряхнул мешок, вернулся в дом. Здесь он тщательно смел остатки пуха смоченным веником и бросил их в печку. Нурия молча следила за его действиями припухшими глазами.

– Я видела у тебя в сумке бутылку, – облизывая пересохшие губы, обратилась она к племяннику. – Плесни мне в стаканчик хоть самую малость.

– Нет, тетушка, сейчас я тебе ничего не плесну. Давай поднимайся и сходи на утиную ферму, разведай что там и как. А я тем временем картошки с утятиной поджарю. Только к ферме подходи не со стороны лаза в заборе. Следы оставишь. Иди через ворота по дороге. И будь осторожна. Вдруг там уже милиция работает.

– А если спросят, куда иду?

– Скажешь, что живот заболел, и ты к ветеринару за лекарствами идешь. Хватайся за живот, плачь. Да что я тебя учу, ты в нашем роду самая смышленая. А вернешься, мы с тобой под хороший закусь выпьем бутылочку коньяка.

Нурия снова обула сапоги дочери, надела куртку, повязала голову шарфом и вышла во двор. Сделав шаг, она остановилась и зажмурилась от яркого солнечного света, первые лучи которого отражались множеством переливающихся бриллиантов на нетронутом снежном покрове. Впрочем, ей сейчас было не до красоты зимнего утра. Нахлобучив на голову поверх шарфа капюшон куртки, двинулась на задание.

Вернулась она нескоро. Равиль давно приготовил обещанную закуску, а тетушки все не было. Племянник уже начал всерьез за нее переживать, как вдруг заметил через окно знакомую фигуру, вышедшую из-за угла утиной фермы. Едва она переступила порог дома, он помог ей снять одежду, усадил на стул. Нурия, веселая и довольная увиденным, стала рассказывать.

– Что творится, что творится, – всплеснула она руками. – В пять часов утра пришли машины грузить уток, а ворота закрыты на замок. Степан спит в своей сторожке, как убитый. Прибежала Лушка, стала его тормошить, искать в карманах ключи. Когда открыла ворота и замок на дверях сарая, застыла с открытым ртом. Помещение-то пустое оказалось. Заведующая схватила за грудки Степана. А тот отбивается, дескать, причем тут я, все замки на месте, а другое меня не волнует. Приехал Ашот со своими охранниками, всех людей вытолкали за ворота. На Лушку кричал до посинения. Говорит, ты мне, негодяйка, все убытки восполнишь, это твоих рук дело. Та расплакалась, стала оправдываться. Тут за нее вступился Степан. – Нурия сделала паузу. – Горло что-то у меня пересохло, плесни малость в стаканчик.

– Плесну, плесну, – закивал головой Равиль, – только чуть позже. Давай, рассказывай дальше.

– Ну так вот, – продолжила Нурия. – Степан говорил Ашоту, мол, ни он, ни Лукерья к делу непричастны. Говорит, нехорошо ты, хозяин, себя ведешь. Лучше спроси о пропаже у своего зятя – картежника и наркомана. Тут Ашот как вмажет Степану кулаком в лицо, тот и свалился в сугроб. А Лушка на Ашота как прыгнет и давай его молотить руками и ногами. Вцепилась, словно кошка. Кричит, что уходит от него и пусть он сам работает. Тут Ашот схватил ее за руки и стал успокаивать. Даже прощения попросил. Говорит: «Прости, погорячился, лишнее сказал». И с зятем своим обещал разобраться. Потом попросил всех разойтись по рабочим местам и не распространяться о случившемся.

– Так что же все-таки произошло на ферме? – с невинным видом спросил Равиль. – Я так толком ничего и не понял.

Нурия тем временем без разрешения достала из сумки бутылку коньяка и поставила ее на стол.

– Ты, племянничек, давай не придуривайся и из меня дуру не делай, – она откупорила бутылку и стала разливать коньяк по стаканам. – Я хоть и выпивоха, но точно знаю, что это твоих рук дело. Да ты не переживай, я никому не скажу. Ты же мой племянник, родная кровь.

Казалось, что последние слова Нурии Равиль пропустил мимо ушей. Он поднялся из-за стола, достал из духовки чугунок с аппетитно пахнущей картошкой с мясом и водрузил его посреди стола.

– Давай, моя дорогая тетушка, хорошенько перекусим. – Он поднял наполненные стаканы. – За твое здоровье. Ты сегодня сполна заработала свою пайку спиртного.

В кармане пиджака Равиля зазвонил телефон. Водитель иномарки сообщал, что ждет его, не доезжая деревенского моста.

– Мне пора, тетушка, – сказал племянник, надевая дубленку. – Даст бог, еще свидимся.

Он повесил на плечо свою пустую сумку, взял целлофановый пакет с бутылкой из-под вина и стаканами, которые забрал в сторожке, и вышел во двор. Возле сарая стояла колода, на которой Нурия колола дрова. Равиль положил на нее пакет и обухом топора стал бить по стеклу. Измельченное стекло пересыпал в другой пакет и направился к машине. Не доходя метров сто до моста, высыпал осколки стекла в сугроб и выбросил пакет. Поздоровавшись с водителем, Равиль сел на заднее сиденье машины, и иномарка помчалась по занесенной снегом проселочной дороге, увозя прочь экспроприатора чужой собственности.