Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Ефросинья в гостях у Нурии

Оставшись в доме одна, Нурия допила оставшийся в бутылке коньяк и, не в силах дойти до кровати, уснула за столом. В такой непристойной позе ее и застала Кадычиха. Поняв, что хозяйка пьяна, она стала шарить по комнатам в поисках обещанных уток. Заглянула в кладовку, под кровать, но не увидела даже следов, свидетельствовавших о том, что подельница была на утиной ферме. Разгневанная Ефросинья стала будить хозяйку, но та не хотела просыпаться. Устав ее тормошить, гостья села на кровать и сразу почувствовала под собой мягкую перину.

– Небось с ворованных уток нащипала пуха, – обратилась она к спящей хозяйке. – Вон какую перину сварганила. – Она подскочила к кровати Марты и отдернула занавеску. – Ах ты тыква раздолбленная, – завистливым голосом заверещала Ефросинья. – Значит, своей дочери сшила перину, а моей Антонине – дулю. Да ты не такая уж и бедная, как придуриваешься. Наверно, и денежки у тебя водятся, а у меня самогон постоянно в долг просишь. А я-то, дура, верила тебе, – стала она в ярости стучать кулаком по подушке.

Но сколько Кадычиха ни шумела, Нурия даже бровью не повела. Она спокойно спала после солидной дозы спиртного. Ее ответом на возмущении гостьи был заливистый храп. Наконец Ефросинье надоело слушать похрюкивание спящей хозяйки. Она поднялась, прошлась по комнате. Увидела свое отражение в разбитом зеркале, остановилась и стала себя разглядывать. «Ничего, – сказала она самой себе, – все, что тебе пообещала эта плутовка, она выполнит. Я ей еще и штраф за обман пришпандорю». Она вышла во двор, закрыла дверь и повесила замок. Ключ положила себе в карман. «Пока эта пьянь протрезвеет, пойду, похожу вокруг утиной фермы, может, какую нужную информацию почерпну».

Подойдя к забору, она стала через щель наблюдать за территорией. Во дворе никого не было. Все люди находились внутри помещений. Наконец, она заметила, что к воротам направляется какая-то женщина. Кадычиха подождала, пока та выйдет с утиной фермы, и быстро догнала ее.

– Вот пришла, чтобы купить с десяток утиных яиц, – начала она разговор, – вы не поможете? Я деньги сразу заплачу.

– Что вы, какие там яйца, – отмахнулась женщина. – Сегодня ночью обворовали птицеферму. Увезли все крупное поголовье. Хозяин орет, кулаками стучит, ногами топает, обещает всех отдать под суд. А мы-то тут причем? Вчера вечером поместили уток в клетки, к пяти часам утра пришли, чтобы загрузить их на машины. Замки везде висят, а три тысячи уток вместе с клетками словно корова языком слизала.

– А где же был сторож? – тихо спросила женщину Ефросинья.

– Сторож был на месте. Ничего не видел, ничего не слышал. С перепуга талдычит, что отвечает только за замки, а они все целые.

– Кто же мог такое воровство сотворить? – спросила Кадычиха попутчицу.

– Не знаю, – ответила женщина. – Все грешат на Самвела, зятя хозяина. Поговаривают, что он заядлый картежник. Но это не наше дело. Меня другое волнует. Теперь хозяин, наверно, сократит число работников и снизит зарплату. А куда ее снижать? И так копейки платит.

У развилки дороги попутчицы разошлись. Пересекая балку, Кадычиха размышляла над услышанным. «Не может такого быть, чтобы сторож ничего не слышал, – бормотала она себе под нос. – Ведь умыкнуть за одну ночь три тысячи утиных голов не так-то просто. Нужна грузовая машина, и даже не одна. А сторож ничего не слышал… Нет, тут без участия Нурии не обошлось. Вот, например, откуда у нее коньяк? Кто станет задарма поить ее таким дорогим продуктом? Ну, ладно, подруга, – погрозила она в сторону дома Нурии кулаком, – ты мне сегодня все расскажешь. Я тебя выведу на чистую воду».

Подходя к своему дому, Ефросинья увидела через окно Филиппа и еще какого-то незнакомого мужчину. Только когда она вошла в комнату, узнала в незнакомце Анвара.

– Я жду тебя, тетка Ефросинья, уже целый час, – сказал он, поднимаясь навстречу со стула. – Вот здесь, – протянул он пакет, – вам передали деньги. Обо всем остальном расскажет сын. Мне пора уходить, опаздываю. Если появятся какие-то новости, сообщите через него, – ткнул он пальцем в Филиппа и быстро выскочил во двор.

Когда гость ушел, Филипп рассказал матери, что Джохар просил проверить каждый дом. Он уверен, рефрижератор с бараниной спрятали где-то в деревне.

– Деньги за работу в столе, – сказал сын. – Мне тоже пора уходить. Через пять минут у меня встреча с ними на сеновале.

Кадычиха дождалась, пока сын уйдет на встречу, вышла в кладовку, взяла бутылку самогона. Наскоро перекусив жареным салом с картошкой, снова отправилась к своей подруге. Еще с дороги она услышала стук в дверь, доносившийся из дома Нурии. Подойдя ближе, услышала и отборный мат, которым хозяйка крыла тех неизвестных, которые подперли дверь снаружи. Тихонько подкравшись, Ефросинья не спеша открыла замок и отворила дверь.

– Доброе утро, Нюша, – сказала она, улыбаясь растрепанной хозяйке.

– Какое там утро, уже давно обед, – огрызнулась та. – Но все равно, утро или обед, а я рада тебя видеть. Проходи в дом.

– Кто это тебя закрыл? – поинтересовалась гостья, переступая порог. – Дочка, что ли?

– Какая там на хрен дочка, – со злостью крикнула Нурия. – Она в отпуске, гостит у подруги в городе.

– Кто же тогда тебя замкнул?

– Не знаю, – опустила глаза хозяйка.

– Я смотрю, Нюша, ты совсем зазналась. Разбогатела, наверно? – присела на край кровати Ефросинья. – Вон на каких мягких перинах спишь. Откуда только взялась такая роскошь? Не со Степаном ли бизнес крутишь?

– Это ты о каком Степане? – присаживаясь к столу, уточнила хозяйка.

– Это я о Степане Плюхине. Помнишь, ты мне рассказывала про любовь со сторожем с утиной фермы.

– Какая там к черту любовь, – взвилась Нурия. – Его жена каждую ночь с ним дежурит.

– Что-то плохо они несут службу, – усмехнулась Кадычиха. – Говорят, что вчера ночью ограбили птицеферму. Вывезли три тысячи уток.

– Да ты что? – всплеснула руками Нурия. – Как же такое могло случиться? У Степана не задуришь, он слышит даже, как крыса через двор перебегает. А уж вора-то и подавно услышал бы.

– Хватит придуриваться, Нюша, – примирительно сказала Ефросинья, ставя на стол бутылку самогона. – по глазам вижу, что ты имеешь прямое отношение к краже на птицеферме.

– Ты что, подруга, белены объелась? – вскочила с места Нурия. – Какое отношение я могу иметь к происшедшему? Лушка меня и близко не подпускает, ревнует к Максиму.

– Тебя к Максиму? – рассмеялась гостья. – Ты давно видела себя в зеркале?

– Видела и не один раз видела. А Максим прошлым летом каждую пятницу ко мне приходил. А потом поменял на твою толстозадую Тоньку.

Слова Нурии о дочери больно зацепили Ефросинью, но она сделала вид, что не обиделась.

– Это не мое дело, – сказала она примирительным голосом. – Пусть этой проблемой занимается Лушка. А ты, Нюша, перестань крутить. Лучше расскажи, что было в деревне ночью?

– Ну чего ты ко мне привязалась! – заорала хозяйка. – У меня был богатый любовник из города. Видишь, коньяком угощал. Поэтому я всю ночь в постели провела и никуда не выходила из дома.

– Ой, держите меня, – захохотала Кадычиха. – Любовник к ней приезжал. Разве в городе нет женщин, что он поперся в такую даль к такой амбразуре, как ты? – Заметив, как после этих слов обиженно засопела Нурия, примирительно сказала: – Ладно, не дуйся. Я пришла к тебе, чтобы выпить, а заодно спросить: не видела ли ты вчера в деревне светлую легковушку и двух мужчин в ней?

– Ты наливай, – придвинула стаканы хозяйка, – а я пока буду вспоминать.

Кадычиха распечатала бутылку и стала медленно цедить самогон в стаканы. Налила по половинке.

– Ну, давай, рассказывай, а потом выпьем.

Нурия молчала. В ее хмельной голове появилась тревожная мысль. «Вдруг Кадычиха капает под Равиля? Если узнают, что он у нее гостил, если узнают, что он причастен к краже уток, то и ей не поздоровится».

– Позапрошлую ночь я ничего не видела, – вымолвила Нурия. – А вот в прошлую видела светлую легковушку, стоявшую напротив фермы. В какое именно время стояла, я не знаю, на часы не смотрела. Примерно в полночь. Как раз перестал идти снег и ярко светила луна.

– А о чем они говорили?

– Откуда мне знать? Я стояла за углом, что-то услышать было невозможно.

– А что они делали?

– Да ничего не делали, просто сидели. Потом со стороны завода к ним подошел мужчина высокого роста, сел к ним в машину, и они поехали в сторону грейдерной дороги.

– А ты часом не пьяная была?

– Откуда. У меня в доме нет и капли спиртного, – с хрипотцой проговорила Нурия. – Что ты меня все пытаешь? – вскинулась хозяйка. – Скажи толком, что произошло?

– То и произошло, Нюша, что этих двоих вчера убили в нашей деревне.

– Господи, – подняла ко лбу руку Нурия. – Я тебе все рассказала. Больше ничего не видела.

Подруги молча выпили. Барабаня обгрызенными ногтями по стеклу стакана, гостья молча всматривалась в лицо собеседницы. А та, пряча глаза, думала о своем. «Ох, врешь ты все, подруга, – размышляла Нурия. – Я буду отвечать тебе тем же. Если ты считаешь меня дурнее себя, так мы еще посмотрим, кто есть кто».

– Чего это у тебя глаза прыгают из стороны в сторону? – пытливо глядя в лицо хозяйки, поинтересовалась Кадычиха. – Не могу понять, ты правду говоришь или лукавишь?

– Жду, когда ты по второй нальешь, – ушла от ответа подруга.

Ефросинья налила по второй стопке. Снова выпили молча.

– Ну, – поторопила с ответом Кадычиха.

– Не нукай, не запрягла, – Нурия стукнула кулаком по столу. – Я всегда говорю тебе правду.

Взрыв у подворья Альбины

Ночь, когда Равиль вывозил с подельниками с утиной фермы уток, запомнилась Ваське особенно сильным снегопадом. Прежде чем лечь спать, он вышел во двор, чтобы осмотреть сараи и курятник. Видимость была не дальше вытянутой руки. Создалось впечатление, что перед ним сплошная снежная стена. Васька прислушался. В деревне стояла мертвая тишина. Даже собаки не лаяли. Зайдя в коровник, увидел лежащую кормилицу, лениво жевавшую жвачку. Заглянул к свиньям. Там тоже была тишина, лишь изредка слышалось похрюкивание.

Когда хозяин подошел к курятнику, где в теплом помещении сидели на яйцах индейки, высиживая будущее потомство, почувствовал, как к его ноге прижалась собака. Он с удивлением посмотрел на своего волкодава. Оскалив пасть и ощетинив на загривке шерсть, тот злобно на кого-то рычал, глядя в кромешную тьму. Васька погладил пса, но тот, вместо благодарности, отпрыгнул в сторону и чуть пригнулся, словно готовился к прыжку. Такое поведение собаки не на шутку встревожило хозяина. Обычно эта огромная овчарка смело носилась по двору, никого и ничего не боялась, а в этот вечер, будто предчувствуя беду, вела себя предельно агрессивно.

Васька присел на корточки рядом с собакой и постарался проследить за ее взглядом. Но сквозь сплошное снежное покрывало ничего нельзя было разглядеть. Вдруг со стороны дороги, проходящей в нескольких метрах от индюшатника, донеслись чьи-то голоса. Он напряг слух, но разговор прекратился. Вдруг послышался гул двигателя машины. По звуку без труда определил, что это легковушка. Машина остановилась в нескольких метрах от курятника, фары тут же погасили.

Схватив собаку за ошейник, Васька потащил ее в дом. Увидев ничего не понимающую Альбину, махнул рукой, дескать, не волнуйся, так надо.

– Собаку не выпускай, – сказал он строго. – Она своим лаем только помешает делу.

– Какому делу?

– Потом, – махнул он рукой и стал набирать номер телефона Антона Шандыбина. – Бери ружье, патроны и бегом ко мне, – скороговоркой выпалил он в трубку.

Выйдя во двор, Васька тихонько пробрался в курятник и, стараясь не всполошить индюшек, стал через окно всматриваться и вслушиваться в темноту.

На какое-то время снегопад стал ослабевать. Сквозь разрывы туч выглянула луна, и Васька с ужасом увидел примерно в пятидесяти шагах от курятника двоих мужчин в темной одежде, у каждого в руках была канистра. Еще одна здоровенная полиэтиленовая бочка стояла возле машины. Один из них поставил емкость в снег и направился к забору, выдернул из плетня кол и вернулся. Было хорошо видно, как он просунул палку под ручку бочки и указал своему напарнику на другой конец. В это время за спиной Васьки раздался шепот Антона.

– Ружье заряжено жаканами, и еще пачка патронов с картечью в карманах.

– Тихо, – приложил Васька к губам палец. – Иди сюда, – и они стали вдвоем наблюдать за происходящим.

– Судя по всему, в канистрах бензин, – зашептал Антон. – Если они используют его, то от наших домов не останется даже труб.

Васька молча наблюдал за происходящим. Один из незнакомцев направился к стогу сена, который стоял рядом с коровником. Обошел вокруг него и пошел к курятнику. Потрогал руками края камышовой крыши, вернулся к напарнику.

– Ищут, гады, откуда удобнее поджигать, – предположил Антон.

– Дай ружье, – протянул руку Васька. Отработанным движением он вскинул приклад к плечу, тихо взвел курки двустволки. – В народе говорят, – тихо сказал он напарнику, – не рой яму другому, сам в нее попадешь. – Прицелившись в бочку с бензином, одновременно нажал оба спусковых крючка. Раскаленные свинцовые пули пробили емкость с бензином и ударились в багажник машины. Почти одновременно с выстрелом раздал сильный хлопок и в небо взметнулся огромный столб пламени. Вслед за хлопком прозвучал мощный взрыв, которым отбросило горящую легковушку в сторону. Васька велел Антону отнести ружье домой, а сам вышел на дорогу и стал наблюдать, как с треском горят колеса автомобиля, плавится обшивка салона. От сильного жара стали лопаться стекла. Людей нигде не было видно. Он подошел ближе. И только теперь увидел куски обгоревших человеческих тел. Бывший разведчик, прошедший через горнило чеченской войны, вдруг растерялся. Словно во сне он стал собирать в кучу руки и ноги.

– Не делай лишнюю работу, – раздался сзади голос Антона. – Я принес грабли и лопату. Смотри, какая воронка после взрыва образовалась. Похоже, у них в багажнике был баллон с газом, вот он и добавил мощности к бензиновому фугасу. Сейчас машина догорит, чуть углубим яму и сбросим ее туда вместе со всем остальным.

Воронка от взрыва была, действительно, большой. Они столкнули в нее остов обгоревшей машины, побросали все то, что осталось от двух человеческих тел, засыпали землей и присыпали снегом. Покончив с работой, присели на корточки и стали думать, что делать дальше. Копоть от пожара осела на снег в радиусе нескольких десятков метров. Утром бандиты станут искать своих дружков и по копоти сразу сообразят, что произошло. Найдут воронку и все то, что в ней схоронили. А это могло означать только одно: в такой же яме они потом закапают всех жителей деревни от стариков до детей.

Они вернулись в дом Васьки. Хозяин выпустил во двор своего волкодава. Перепуганная Альбина молча прижалась к плечу мужа. Она без слов догадалась о том, что произошло. В ее глазах застыл ужас.

– Сейчас только десять часов, – взглянул на висящие на стене ходики, сказал Антон. – У нас вся ночь впереди. Что-нибудь придумаем.

– Конечно, придумаем, – согласился с ним Васька, закуривая папиросу. – Я сейчас пойду в мастерские, выгоню трактор с боронами и пройдусь по этому месту несколько раз туда сюда. Никакой копи не останется.

Услышав, что муж снова собирается уходить, Альбина стала его отговаривать.

– Не волнуйся, – обнял ее за плечи Васька, – так надо.

Женщина вышла во двор вместе с мужчинами. Когда за ними закрылась калитка, она прошлась по двору вместе с волкодавом. Тот вел себя вполне спокойно и радостно вилял перед хозяйкой хвостом. Это немного успокоило ее. Пройдя к курятнику, она обмерла от увиденного. Огромная луна, светившая сквозь разрывы туч, словно прожектором высветила на снегу огромное темное пятно. От страха у нее застучали зубы. Спрятать такие улики было невозможно. «Спокойно, только спокойно, – сказала она самой себе. – Безвыходных ситуаций не бывает. Безвыходными их делают люди». Альбина вышла на дорогу и подошла к тому месту, где некоторое время назад была воронка. Она все внимательно осмотрела и пришла к выводу, что яму ребята засыпали очень качественно. Но что делать с копотью? Неожиданная мысль пришла ей в голову. «Сейчас позову Жорку, пусть заколет старую свинью, – улыбнулась она своей находчивости. – Будем опаливать ее соломой всю ночь. Конечно, жалко такую свиноматку под нож пускать. От нее такие хорошие поросята рождаются», – слезы сами по себе навернулись на глаза. Женщина зябко повела плечами. Она только сейчас сообразила, что вышла на улицу в тонком плаще. Развернувшись, пошла обратно во двор. В это время туча снова закрыла луну. Стало темно. На лицо упали первые пушистые снежинки. Остановившись, Альбина подняла голову. Снова начинался снегопад. Уже через минуту в шаге ничего нельзя было рассмотреть. Женщина подняла руки к небу: «Господи, благодарю тебя за милость, – прошептала она, – за твою помощь и твою благодать». Неожиданно она громко зарыдала. Так громко, что на плач выскочил из дома вернувшийся с мастерских муж.

– Что случилось? – подскочил он к Альбине. – Почему ты плачешь?

– Снег, снег идет, – продолжая плакать, повторяла она, словно заклинание. – Такого обильного снега я не видела еще в своей жизни.

– Пойдем в дом, ты совсем озябла.

В сенях он стряхнул с жены снежинки, обмел веником ее обувь. Затем подошел к шкафу и достал бутылку водки, стал разливать по стаканам.

– Выходит, наше дело правое, раз сам Господь Бог нам помогает. Не зря моя бабушка говорила, что наша деревня всегда была хранимая Богом.

Слушая Ваську, Антон взял стоявшее в углу ружье и попросил у хозяйки тряпку и немного растительного масла. Разобрал и тщательно протер все части, посмотрел на свет лампы через дуло.

– Чистота стерильная, никакой копоти, – сказал он, пристегивая цевье. – Пусть попробуют доказать, что это мы сделали.

– Ты думаешь, по этому делу будет проводиться расследование? – с тревогой спросила Альбина.

– Даже не знаю, – спокойно ответил Антон. – Нас никто не видел, воронку мы утрамбовали на совесть, снегом засыплет все следы…

– Антон, – окликнул Васька парня, – протри насухо внутри ствола чистым куском ветоши. Там не должно остаться даже намека на то, что из ружья стреляли, – он выпил налитую рюмку водки. – Что касается расследования, то лично я так думаю на этот счет. Бандиты получили конкретное задание – поджечь мое хозяйство. Следовательно, следы пропавших они станут искать возле моего дома.

– Ну и пусть ищут, – спокойно сказала Альбина. – Мало ли что может случиться по такой погоде. Может, они заблудились и где-нибудь застряли в снегу.

– Собака после такого снегопада след не возьмет, – продолжал Васька, взглянув на жену. – Искать машину миноискателем, думаю, они не посмеют. Похоже, что они объявили деревне тайную войну и этот воинственный поход не последний. Но бояться не следует. Они пришлые, а мы тут живем. Дома же, как известно, и стены помогают, – и он опрокинул очередную стопку водки.

Допив бутылку до конца и смахнув на ладонь крошки со стола, Васька стал одеваться.

– Давай-ка я провожу тебя домой, – сказал он Антону. – Только ты отцу ни гу-гу, – приложил он палец к губам.

– Он все знает, – вздохнул Антон. – Когда я брал ружье, он еще не спал. А когда наш с тобой трофей горел ясным пламенем, я заметил, как родители наблюдали за нами из-за сарая. Думаю, они были не единственными свидетелями. Такой фейерверк, наверно, видели все жители левой стороны улицы. Но смущать героев, отбивающих нападение чужаков, своим появлением не стали.

Антон был прав. Всю эту ночь засыпанная снегом по самые крыши деревня была в тревожном ожидании. Большинство жителей не спало, интуитивно чувствуя надвигающуюся беду. Бессонную ночь провела и семья Шандыбиных. Ближе к утру уставшая от переживаний Клавдия присела на край кровати сына.

– Ты, сынок, спи, – тихо сказала она, гладя ладонью его колючий ежик на голове. – Ни о чем плохом не думай. Все будет хорошо. Твоя бабушка, когда в деревне был голод, часто говорила соседям: «Не страдайте попусту, сейчас у нас все нормально, а будет еще и все хорошо. Ведь наша деревня хранима Богом».

– А я, мама, и не волнуюсь, – открыл глаза Антон. – Это не мы ходим по чужим деревням, это не мы грабим бедняков, не мы выходим на дорогу и отнимаем у людей последнее. Мы защищаем свое добро. И если при этом вынуждены применять насилие, то исключительно в благородных целях.

Рано утром, еще до восхода солнца, к месту взрыва легковушки подошел Жорка. Он внимательно осмотрел все вокруг. Никаких признаков трагедии обнаружить не удалось. «До весны тут что-то искать бесполезно, – размышлял он. – А когда потеплеет, земля просядет и все станет ясно».

За этими мыслями его и застал подошедший Васька. Он молча остановился рядом, и, словно догадавшись, о чем думает сосед, сказал:

– По весне привезу сюда КамАЗ битого самана и раскатаю его в лепешку. А чтобы желтое пятно не выделялось, сверху земли машину высыплю и тоже все разровняю.

– Это ты правильно маракуешь, – вздохнул Жорка. – Слава богу, вокруг пока все тихо.

– Осуждаешь? – напрямую спросил Василий.

– Нет. Я считаю, что вы с Антоном поступили правильно. Если бы они подожгли твой двор, то следом вспыхнули бы и другие подворья, расстояние ведь небольшое, – он подал руку, – если что, мы с Клавдией дома.

Васька вернулся домой и застал жену в курятнике, где она собиралась кормить индюков.

– Я так ночью напугалась, – сказала она, расставляя по сараю корыта для корма, – что у меня ужасно болит голова и сильная тошнота подкатывает под самое сердце.

– Давай я сам покормлю птицу, – с беспокойством сказал муж, глядя на бледное лицо супруги. – А ты немедленно в постель.

Альбина послушно поставила на пол ведро с кормом и пошла в дом, легла на диван и мгновенно заснула. Проснулась от холодного прикосновения ко лбу чьей-то руки. Открыла глаза и увидела склонившуюся над ней тетку Марфу. Улыбнувшись, та взяла руку женщины и стала слушать пульс.

– Что с ней? – тревожно спросил Василий.

– Выйди из комнаты, – вместо ответа, попросила его Марфа.

Напуганный неожиданной хворью жены, Васька вышел на кухню и закурил. Болезнь жены его сильно встревожила. «Неужели на нее так сильно повлиял вчерашний случай? – думал он, нервно куря одну папиросу за другой. – Не такая уж она оказывается и здоровая, как я о ней думал. Слегла от малейшего испуга». Он вышел во двор и полез на чердак, где жена хранила пучки разных сушеных трав. «Может, понадобятся?» – подумал он, возвращаясь в дом. В сенях встретил тетку Марфу, которая мыла руки под умывальником. На немой вопрос мужа ответила с улыбкой:

– Все у нашей девочки хорошо. Вот только с сегодняшнего дня таскать тяжести я ей запрещаю, – и, подхватив свой саквояж, направилась домой.

Войдя в комнату, Васька застал жену всю в слезах.

– Что, что она тебе наговорила? – почти закричал он.

– Марфа Федоровна сказала, что я беременна. Уже около пяти недель, – вытирая полотенцем слезы, сказала Альбина.

– Так чего же ты плачешь? – обнял жену Васька. – Этому же радоваться надо! А ты, глупенькая, рыдаешь.

– Я плачу потому, что не верю словам тетки Марфы.

– А вот это зря. Если тетка Марфа сказала, значит, так оно и есть. Она не один десяток раз принимала роды. Даже у моей матери, когда я рождался, принимала. Она мне рассказывала, что я родился длинным и с черными волосами, – Васька счастливо заулыбался. – А теперь, моя хорошая, поднимайся и пошли завтракать. Я по случаю такой радостной новости даже выпью рюмочку.

– Тебе можно, – кивнула головой Альбина, – а мне спиртного даже на нюх не нужно.