Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

– Я не радуюсь, что он меня бросил, – вздохнула Альбина. – Но благодарна судьбе за своевременно принятое решение о разводе. Все-таки хорошо быть свободной женщиной, – подмигнула она подруге и стала сбавлять скорость. За разговором не заметили, как доехали до деревни. – Как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, – словно ставя точку в разговоре, подытожила Альбина, – но уступать Варьке Василия я не собираюсь. Я ее теперь буду игнорировать. Все необходимое стану покупать в городе. Она потеряет постоянного и состоятельного клиента.

Поимка вора

Весь вечер Альбина носила воду из колодца, подготавливала хромую свинку. На этот раз она хотела, чтобы свинью резал не Жорка, а Василий. Несколько раз она подходила к его дому в надежде увидеть во дворе и попросить зайти к ней утром. Но двор был пуст, даже собаки не лаяли. Тогда девушка постучала в двери Шандыбиных и попросила Жорку заколоть свинью. Тот сразу согласился. Более того, с вечера сбегал к деду Ивану и попросил у того фронтовой штык-нож, которым всегда резал свиней.

Довольная тем, что удалось уладить все вопросы, Альбина возвращалась домой. По дороге встретила Елизавету Николаевну, которая была в гостях у матери Василия, своей двоюродной сестры. Женщина возвращалась с гостей вся в слезах. На вопрос Альбины: «Что случилось?», – поведала весьма грустную историю.

Оказывается, вчера еще до восхода солнца Жорка помог заколоть ей кабанчика, опалил его и разделал. Затем перенес мясо в сени. Женщина целый день возилась со свежатиной. Она нарезала длинными полосками сало, пересыпала его солью крупного помола и уложила в сундук. Затем занялась изготовлением колбасы. Ее Елизавета Николаевна делала из тонких кишок. Сделала более тридцати колец, для набивки которых ушло два ведра мелко нарезанного мяса вперемешку с салом. В начинку она добавила молотый черный перец и чеснок, посолила по вкусу. Оставшимся мясом она начинила тщательно промытый желудок кабанчика, зашила его нитками. Получился довольно увесистый сельдисон. У хорошей хозяйки ничего не пропадает. Нашлось применение и толстым кишкам. Их она использовала для приготовления кровяной колбасы.

Приготовив все полуфабрикаты, Елизавета Николаевна разожгла печку и стала готовить большие кастрюли для варки колбас. Тут она вспомнила, что забыла подоить коров. За работой не заметила, как на улице стало темнеть. Взяв подойник, женщина отправилась к своим буренкам. На дойку у нее ушло не более получаса. А когда она вернулась в сени, то сразу бросилось в глаза, что крышка сундука, на которой лежали приготовленные к варке колбасы, пустая. И колбаса, и сельдисон словно испарились. Только на табуретке лежала свиная голова, а в тазу еще теплый ливер. Женщина бросилась на улицу, но там никого не увидела. Она вошла в дом, села у плиты и заплакала. Увидев плачущую бабушку, на колени забрался внук Владик.

– Бабуля, не плач, – стал он вытирать ей слезы. – Вон там, за холодильником стоит «беда», выпей стаканчик и тебе станет легче.

– Знаешь, Альбина, я от этих слов даже рассмеялась, – вытирая краешком платка слезы, улыбнулась Елизавета Николаевна. – Говорю внуку: «Эта «беда» не для меня. Я ее купила у Варьки в ларьке и приготовила для дядьки Мухани, чтобы заплатить за вывоз навоза на кукурузное поле. Моя беда вон в сенях. Целый год кормила кабанчика, думала, хватит и нам с тобой, и твоим папке с мамкой. А теперь никому не осталось». Внук поцеловал меня в щеку и так серьезно говорит: «А ты позвони папе, он быстро найдет вора». Нет, говорю ему, этого вора ни одна милиция не найдет, его только на месте преступления ловить надо. А теперь ищи-свищи. Рядом дорога, схватил – и его только и видели. Сама виновата. Пошла коров доить, а сени оставила открытыми.

Женщина на минутку замолчала. Альбина уже решила, что на этом колбасная история закончилась и собралась было выразить ей свое сочувствие, но она ошиблась.

– И тут случилось вот что, – покачивая головой, продолжила свой рассказ Елизавета Николаевна. – Слышу, зашипела вода на плите. Я бросилась к кастрюлям, поднимаю крышки и вижу… Ты, Альбиночка, не поверишь. В одной кипит моя колбаса, а в другой – сельдисон. И только тут я вспомнила, что перед тем, как идти доить корову, сама положила варить часть колбас и сельдисон. Я так обрадовалась, словно клад нашла. Всю ночь не спала. Никому не рассказывала про случившееся, думала, будут смеяться.

– Ну и юмористка вы, Елизавета Николаевна, – улыбнулась Альбина.

– Да какой тут юмор. Вон на прошлой неделе из сеней Прасковьи Демьяновны унесли все мясо зарезанного поросенка. Я вначале не поверила. Ведь ее соседка Кадычиха на каждом углу трезвонит, что Прасковья с ума спятила, что каждую ночь то песни орет, то по-собачьи воет. И в деревне многие этому верят. Особенно после того случая, когда она голая гопака танцевала. Сын ее, Мирон, доказывал жителям деревни, что мать его здорова, а прошлый случай – последствие большой дозы выпитого лекарства. Но, похоже, переубедить всех так и не смог. Я же теперь верю, что у Прасковьи, как и у меня, кто-то украл мясо. А меня Бог наказал за такое неверие. Да еще сама виновата в том, что сколько живу в деревне, столько держу дверь нараспашку.

– А у меня тоже всегда дверь открыта, – призналась Альбина. – Я завтра тоже хочу к Новому году зарезать свинку. Холодильник пустой, я его месяц назад отключила.

– Ты, детка, учись на наших ошибках, – напутствовала Елизавета Николаевна, – не оставляй дверь открытой. Если бы ты только знала, как жалко терять свою собственность, нажитую нелегким трудом.

Женщины разошлись по своим домам. Как раз в это время из мастерских вернулся домой Васька. Наливая сыну горячего борща, мать сочувственно сказала:

– Приходила тетка Елизавета, очень плакала. Вчера вечером у нее украли свиное мясо. Оставили только голову с ножками и ливер.

– А где же она была в это время? – помешивая ложкой борщ, поинтересовался сын.

– Отлучилась на полчаса коров подоить. Вернулась, а в сенях пусто.

– Это кто-то из своих ворует, – убежденно сказал Василий. – Знает, гад, кто свинью зарезал, и выжидает удобный момент. Точно также украли мясо у матери Мирона Голованя. Пока женщина сходила за водой к колодцу, мясо уже испарилось.

– Ворует, конечно, наш, деревенский, – поддержала размышления сына мать. – Видать, узнает у деда Ивана, кто с вечера берет у него штык-нож, и караулит свою жертву.

– Не фантазируй, мама, – возразил Василий. – Зачем выпытывать у деда, светиться. Все гораздо проще. Свиней колют всегда рано утром до восхода солнца. Выйди на улицу – и сразу видно, в каком дворе горит костер.

Закончив ужинать, Василий молча поднялся из-за стола и отправился к деду Ивану, чтобы узнать, кто брал у него на завтра кинжал. Старик поведал, что несколько минут назад приходил Жорка. Он утром будет резать свинью Альбины. Парень немного посидел с дедом для приличия, оставил ему полпачки папирос «Беломорканал» и отправился к дому Альбины.

Молодая женщина в это время готовила сени для приема свинины. Она ножом отскоблила доски стола, промыла их горячей водой и насухо вытерла тряпкой. Занимаясь своим делом, она тихонько напевала, поэтому и не услышала, как к двери кто-то подошел. Это был Василий. Он немного постоял у двери, потом закурил папиросу. Почувствовав запах табачного дыма, Альбина приоткрыла дверь.

– Ты что, подслушиваешь, как я песни пою? – смахивая рукавом с лица пот, спросила она. – Так я всегда пою, когда работаю. Это поднимает мне настроение.

– Все песни подряд поешь или есть особо любимые?

– Не все. Только те, которые мне нравятся. Их я пою по несколько раз подряд. – Увидев, что за ними наблюдает дядька Муханин, который проезжал мимо на санях, предложила: – Холодно на улице, заходи в комнату.

Василий несмело переступил порог, остановился посреди комнаты и стал осматриваться. В доме у Альбины было тепло и уютно. В печке жарко пылали кизяки. Сверху плиты стоял до блеска начищенный алюминиевый чайник. На окнах висели белые накрахмаленные занавески. Кровать была застелена стеганым покрывалом, поверх которого громоздились в два ряда подушки из гусиного пуха.

Заметив, как внимательно гость рассматривает ее кровать, Альбина тихим голосом спросила:

– Тебе не нравится такая гора подушек? – Не дождавшись ответа, пояснила, – режу птицу, пух жалко выбрасывать. Шью подушки, перины, даже два пуховых одеяла сострочила. – Она присела на стул. – Птица у меня здоровая. Я даже пух не мою, просто хорошенько его перебираю. Когда изделие готово, сушу его. Зимою на лежанке, а летом – на солнце. В городе такое постельное не модно, но я живу в деревне, и у меня на все своя мода.

– Уютно у тебя, – виновато глядя на Альбину, тихо сказал Василий. – А пуховые подушки – это очень даже хорошо. Моя мать, когда была помоложе, тоже собирала гусиный пух.

На печке зашипел чайник. Хозяйка, не спрашивая гостя, налила ему большую кружку крепкого чая, подвинула поближе.

– Это травяной чай, – подвигая сахарницу, предупредила она. – Зимой это первейшее лекарство от простуды.

Василий молча положил в кружку ложку сахара, медленно размешал его и стал прихлебывать маленькими глотками.

– Может, хочешь пирожков с сушеными яблоками, – наблюдая за парнем, предложила Альбина. – Я их утром пекла.

– Спасибо, я только что от стола.

– Но ведь пирожков ты не ел, – пододвигая тарелку, улыбнулась она. – Не бойся, не приворожу.

– Я был бы рад, если бы ты меня к себе приворожила.

– Давай, выкладывай, что тебя привело ко мне? – отворачиваясь в сторону и пряча вспыхнувший на щеках румянец, спросила Альбина. – Не за приворотом же ты ко мне пришел.

– Ты права, не за этим я к тебе зашел, – отодвигая в сторону кружку с недопитым чаем и глядя в глаза женщины, серьезно ответил Василий. – Если я тебе нужен, так ты меня и без приворота полюбишь. Не по любовному делу я пришел. Вот какое обстоятельство привело меня к тебе. Ты ведь завтра будешь резать свинью.

– Да, буду. Но я уже договорилась с дядькой Жоркой. Он мне постоянно режет, а потом с теткой Клавдией помогает смолить и разделывать.

– Не волнуйся, я не собираюсь отнимать у Жорки кусок хлеба. Меня другое беспокоит. В деревне стали происходить случаи воровства. На этой неделе обворовали мою тетку, на прошлой – утащили все мясо у матери Мирона Голованя. Я уверен, что вор наш, деревенский. И если не ошибаюсь, то следующей жертвой станешь ты.

– Это почему же я? – удивилась Альбина.

– Потому, дед Иван дал кинжал, чтобы заколоть твою свинью. Значит, никто другой в деревне резать свиней не будет. И вор, по всей вероятности, будет за тобой следить. Как только ты куда-нибудь отлучишься, тут-то он твое мясо и слямзит. – Василий перевел дыхание, чуток помолчал. – У меня к тебе вот какая просьба. Никому не говори, что я устроил охоту на вора, даже Шандыбиным. Веди себя как обычно, двери не запирай. Если мои расчеты верны, то завтра вся деревня узнает вора.

– Хорошо, – согласно кивнула головой Альбина. – Я постараюсь. – Заметив, что Василий собирается уходить, поспешно сказала. – Я договорилась с директором супермаркета в Пятигорске о сдаче оптом индюков и свиней. Через день по три индюка и две свиных туши. Цена хорошая, и деньги хозяйка отдает сразу.

– А сколько у тебя еще осталось?

– Двадцать голов индюков и тридцать два поросенка. Нужно срочно их резать и продавать. В марте начнут пороситься свиноматки, что тогда буду делать. Места для всех не хватит. А силы для всей этой работы не хватает. Спасибо, что Вера помогает. Но она городская девочка, и убирать навоз ей не под силу. Вот и приходится одной и кормить, и убирать. За день так навкалываешься, что ночью уснуть невозможно, так руки болят.

– Чтобы содержать такое огромное хозяйство, тебе нужен помощник, – глядя на мозолистые ладони Альбины, сказал Василий. – Тебе надо замуж выходить.

– Согласна, давно пора. Да где взять надежного мужа? – усмехнулась хозяйка.

– Я тебе что, не нравлюсь?

– Ты мне нравишься. Но у тебя ведь есть Варвара.

– Нет у меня никакой Варвары, – Василий взял Альбину за руку. – У меня есть только ты. Другой мне не нужно. – Он резко развернулся и, толкнув дверь, вышел из дома.

Оказавшись на улице, Василий засек по наручным часам время и неторопливо пошел от калитки до колодца. Получалось, что Альбине потребуется три минуты, чтобы дойти, еще минут пять, чтобы выкрутить два ведра воды и три-четыре минуты на обратный путь. Итого больше десяти минут мясо останется без присмотра. Вполне достаточно, чтобы вор его успел украсть и уйти незамеченным.

На следующее утро, еще до восхода солнца, Жорка с женой были во дворе у Альбины. Сосед вытащил хромую свинку из сарая, отвел ее в сторону и свалил одним ударом кинжала. Та даже пикнуть не успела. Быстро опалив ее, стал разделывать. Делал это Жорка профессионально. Точно поставленными движениями снял длинными полосками сало, выложил в приготовленную посуду внутренности. Клавдия во всем ему помогала. В завершение работы соседи помогли хозяйке перенести свежатину в сени и, получив честно заработанные кусок мяса и сала, отправились домой. Альбина принялась отделять от жира кишки, промывать их и готовить к начинке колбас мясо, чеснок и специи.

Весь день Василий работал в мастерских. Когда солнце стало клониться к закату, он, стараясь быть незамеченным, огородами пробрался во двор Альбины. Тихонько постучав в окно, он жестом показал ей, чтобы она открыла дверь. Хозяйка приподняла крючок и впустила парня в дом.

– Странная ты женщина, – усмехнулся Василий, переступая порог. – Когда сидишь дома, дверь закрываешь на крючок, а уходя, двери оставляешь открытыми. – Видя, что Альбина занята начинкой колбас, он присел на табуретку у стола. – Я тебе мешать не буду. Тихонечко посижу рядом.

– Ну, уж нет, – смеясь, отреагировала девушка. – Я тебе без дела сидеть не позволю. Таким поведением ты будешь разлагать трудовую дисциплину. Давай помогай мне завязывать колбасы. Ты ведь знаешь, что вдвоем это делать быстрее и сподручнее.

– С удовольствием буду помогать, – придвигая поближе стул, заулыбался Василий. – Помнится, в детстве я всегда помогал матери. А теперь они с отцом вяжут колбасы. Разве что только попросят вдеть нитку в игольное ушко, чтобы сельдисон зашить.

Занятые работой молодые люди не заметили, как за окном стало темнеть. Это стало своего рода сигналом к действию.

– Слушай меня внимательно, – коснулся локтя девушки Василий. – Свет в доме не включай. Бери ведра, коромысло и отправляйся за водой. Но сначала чуток помельтеши по двору туда-сюда. А уж потом не спеша иди к колодцу.

Альбина сделал все именно так, как ей советовал Василий. Пока закрывала курятник и свинарник, совсем стемнело. Она взяла ведра и коромысло и вышла со двора. Не доходя несколько шагов до колодца, остановилась. Поставив ведра на снег, стала перевязывать платок.

Василий тем временем вышел в сени и схоронился у вешалки за занавеской, которая свисала до самого пола. Едва он привык к своему положению, услышал тихий скрип входной двери. В темноте сеней охотник за ворами различил силуэт высокого человека. Вошедший прикрыл за собой дверь, достал из кармана электрический фонарик и, подсвечивая, стал поспешно перекладывать со стола в мешок куски мяса и сала. Быстро справившись с работой, он забросил поклажу на плечо и направился к двери. В это время Василий выскочил из-за занавески и схватил вора за локоть. Отработанным приемом завернул ему руку за спину, включил свет в сенях. Мешок с плеч упал прямо в ведро с кровью. От боли непрошеный гость дико заорал и попытался вырваться. Но не тут-то было. Резко развернув человека к себе лицом, Васька от удивления воскликнул:

– Вот так вор! Тетка Кадычкова, ты ли это?

Воровка выпрямилась и заплакала. Василий стал у двери, закрыв собою проем.

– Давай, тетка Ефросинья, выкладывай из мешка все назад.

Кадычкова стала быстро вынимать куски сала и складывать их на стол. Когда очередь дошла до окороков, она, схватив мешок, бросилась к двери и попыталась оттолкнуть парня. Видимо, рассчитывала на неожиданность. Но ее расчет не оправдался. Васька ловким движением подхватил с пола пустой окровавленный мешок и в доли секунды надел его на голову воровке. Крепко держа ее за локоть, он вывел Ефросинью на улицу, подвел к акации, на которой висел кусок рельса. Свободной рукой парень поднял шкворень и стал бить им в рельс. Звуки набата понеслись по деревне, призывая ее жителей срочно собраться для важного сообщения.

Время было позднее. Многие уже сели ужинать. Поэтому собирались неторопливо. Первым появился дед Иван. Он был без шапки, в галошах и шерстяных носках, на плечах старика болталась безрукавка.

– Это ты что ли, Василий? – вглядываясь в темноту, спросил он.

– Я, дед, я. Неси огня, а то темно очень.

Дед Иван вернулся в свою землянку, надел полушубок, шапку, снял со стены керосиновый фонарь, зажег его и, держа высоко над головой, направился к дереву, куда собралась уже вся деревня.

Свет фонаря выхватил из темноты человека, на голову которого был надет окровавленный мешок. В толпе кто-то ахнул. Одни стали отодвигаться подальше, другие наоборот плотнее придвинулись к акации. Василий отпустил локоть вора и снял с него мешок. Люди всматривались в лицо человека. Но низко опущенная голова делали его в темноте неузнаваемым. В это время на гнедом жеребце подъехал Мирон Головань. Народ расступился, пропуская его вперед. Подъехав вплотную, он кнутовищем дотронулся до подбородка стоявшего человека.

– А ну-ка, Ефросинья, подними голову, покажи народу свое личико, – с насмешкой попросил он.

Только теперь все узнали в стоявшем человеке Кадычкову. Одета она была в мужские стеганые ватные штаны, старую телогрейку, драную кроличью шапку, тесемки которой были бантиком завязаны под подбородком. На ногах кирзовые сапоги, поверх которых надеты носки.

– Признавайся, Василий, где ты добыл такую красавицу? – смеясь, поинтересовался Мирон. – Может, на бал-маскараде?

– Нет, не на маскараде. Эта красавица воровала свинину в сенях дома Альбины. Я подождал, пока уложит все в мешок, а потом поинтересовался, мол, помощь не требуется? Женщина пожилая, а мешок тяжелый, – с иронией ответил Васька.

– Вот, гадина, – вытирая кончиком платка слезы, не вытерпела Елизавета Николаевна. – А я думала, что моего кабанчика увезли на санях. Ведь в нем было больше ста килограммов. Ни один мужчина столько не унесет за один раз.

– Зря сомневаешься, тетка Елизавета, – с усмешкой подначил Мирон. Он снова поднял кнутовищем подбородок Кадычковой. – Такой двухметровый бугай больше двух центнеров унесет за один раз. Вы посмотрите, люди добрые, на эту несчастную. Стоит, трясется, глазки опустила, делает вид будто ей стыдно. Но ничего подобного. Она и ее вороватая семья сколько живут в деревне, столько и воруют. Никто нигде не работает, ничего не выращивают, только гонят, паразиты, самогонку и спаивают мужиков. А теперь настолько обнаглели, что не просто подворовывают, а начисто все забирают. Неделю назад эти паразиты украли у моей матери все мясо. Старуха чуть ли не на четвереньках выкармливала для себя поросенка, а эти негодяи унесли его за несколько минут. Но этого им показалось мало. Они также бессовестно украли мясо у Елизаветы Николаевны. Однако и этого тварям не хватило. Сегодня попытались унести зарезанную свинью у Альбины. Но, как говорится, сколько веревочке не виться… – Мирон с высоты своего жеребца оглядел притихших жителей деревни. – Вор, благодаря Василию, пойман. И мы должны его судить всей деревней.

В наступившей тишине вдруг раздался громкий смех. Держась одной рукой за живот, а другой показывая на Кадычкову, хохотал Антон Шандыбин.

– Ты чего это, Антоха? – повернул к нему жеребца Мирон.

– Вы только посмотрите на тетку Фроську, – сквозь смех говорил тот. – Она готовилась идти на дело со всей серьезностью. Оделась так, чтобы никто не смог узнать. Вы посмотрите на ее ноги. Она поверх сапог носки нацепила, чтобы не оставлять следов. У нее даже на руках носки, видимо, чтобы не оставлять на месте преступления отпечатки своих воровских пальчиков.

– Тут и дураку ясно, что Ефросинья Кадычкова воровка, и мы ее будем судить всем миром, – громко подытожил Мирон.

– Не имеете права, – заголосила осмелевшая Кадычкова. – Я не воровка и чужого мяса не брала. Это все он на меня наговорил, – замахала она руками на Ваську. – Мстит мне за то, что я ему самогон не даю в кредит.

– Ты что, злыдня, врешь, – подскочил словно ужаленный Василий. – Ни я, ни мой отец никогда к тебе за самогоном не ходили. Если нам захочется выпить, так мы лучше купим бутылку водки в магазине. А тебя, тетка Фроська, я застукал на месте преступления.

– Все ты врешь. Я пришла к Альбине попросить кружечку свиной крови, – залилась слезами Ефросинья. – У меня ослабленная иммунная система и я лечусь горячей кровью. Об этом все в деревне знают.

– Тетка Ефросинья говорит правду, – выступив вперед и сняв шапку, сказал дядька Муханин. – Сколько ее знаю, она всегда пьет горячую кровь.

– Кровь горячей бывает когда только зарежут свинью, – возразил Мирон. – Свинью Альбины резали в шесть часов утра, а сейчас уже десять вечера. Кровь давно загустела и стала похожей на печенку. – Он повернулся к Муханину. – А ты защищаешь воровку потому, что она самогон тебе в долг дает. Получишь зарплату и все деньги несешь своей благодетельнице, а семье не достается ни копейки.

В толпе одобрительно загудели женские голоса. Мужики помалкивали. Вдруг кто-то выкрикнул: «В милицию ее надо везти».

– Вот вам всем, – скрутила дулю Кадычкова, сняв с руки носок, – ничего не докажете.

– Как это не докажем, – возмутился Васька. – А твой мешок, на котором написано «Кадычкова Е».

– А это ты написал мою фамилию своей рукой, – чуть замешкавшись, выпалила Ефросинья.

– Для определения почерка существует графическая экспертиза, которая безошибочно определит, кто именно сделал надпись на мешке.

Припертая к стенке женщина громко заплакала. Так громко, что завыл пес во дворе деда Ивана.

– Нечего лить крокодиловы слезы, – гарцевал на жеребце Мирон. – Суда людского тебе не избежать. Будем судить тебя, старую воровку, всей деревней.

В это время, освещая земляков карманным фонариком, подъехал Николай Викторович. Он долго стоял в стороне, сдерживая поводьями своего скакуна, слушал, кто и что говорил по поводу поступка Кадычковой.

– Сколько я тебя знаю, тетка Ефросинья, столько ты и воруешь, – он удобнее уселся в седле. – А ты, старая гидра, хоть раз задумывалась, у кого воруешь? Ты же обворовываешь старых, больных и одиноких людей, своих соседей и земляков. А знаете, – повернулся к собравшимся директор конезавода, – это мы вместе с вами виноваты в том, что всей деревней вскормили такую сучку, позволили ей спаивать своих мужей, отбирать у них последние гроши. – В толпе послышался тихий ропот. – А теперь, тетка Ефросинья, подними голову и послушай, что я тебе скажу. В милицию мы тебя не повезем. В деревне люди слишком заняты, чтобы ездить в район к следователю. Но и самосуд мы устраивать не станем. Выносим мы тебе последнее предупреждение. Запомни, если с завтрашнего дня у кого-то что-нибудь пропадет, мы тебя и твоих упырей, Тоньку и Филиппа, выселим из дома и сделаем в твоем дворе дезинфекцию, чтобы в деревне даже духа вашего не осталось. А сейчас иди домой и сними свой бальный наряд.

Воровка, низко опустив голову, направилась к дому. Люди расступались, пропуская Ефросинью. Пройдя сквозь толпу, она остановилась, подняла с земли свой мешок.

– А на тебя, Васька, я напишу жалобу, – сказала она зло. – Прокурору напишу.

– Да жалуйся хоть в Организацию Объединенных Наций, – нахлобучивая на голову шапку, усмехнулся Василий. И, подмигнув, со смехом добавил, – а мешочек-то свой прихватила, боишься оставлять вещественное доказательство.

– Вы меня еще запомните, я вам этого не прощу, – погрозила Ефросинья кулаком толпе. Но никто не обратил внимания на ее угрозы.

Люди потихоньку стали расходиться по своим домам, а Васька направился к дому Альбины. Постояв в нерешительности у дверей, он закурил и стал наблюдать через окно, как хозяйка резала квадратными кусками сало, обильно пересыпала его солью и складывала в ящик. Вот она уложила последний кусок, накрыла засолку белой материей и попыталась перетащить ящик из комнаты в сени. Поклажа оказалась слишком тяжелой для девушки. Она не смогла сдвинуть ящик даже с места. Васька улыбнулся. Его забавляла настырность хозяйки. Понимая, что одной ей не справиться, она, тем не менее, продолжала суетиться вокруг неподъемного груза.

Докурив папиросу, Василий решительно вошел во двор и постучал в дверь. На пороге появилась Альбина. Увидев парня, сделала шаг назад.

– Можно зайти на минутку? – спросил Василий. – Разговор есть.

– Заходи, – пригласила девушка. – Я тебя всегда рада видеть. К тому же я твой должник. Спас мои припасы от вора.

– Не от вора, а от воровки, – уточнил он, проходя в комнату. Он присел к столу и, направляя руки в сторону печки, пожаловался: – Руки совсем задубели. Забыл дома перчатки. Вот если бы хозяйка угостила гостя горячим чаем, то я был бы ей очень благодарен.

– У меня есть и погорячее чая, – достала она бутылку водки. Перехватив недовольный взгляд Василия, спрятала поллитровку обратно. – Извини, это я для ребят приготовила. Завтра утром Жорка с напарником будут резать свиней на продажу. Я ведь тебе уже говорила, что договорилась в Пятигорске с директором супермаркета насчет регулярных поставок мяса.

Рассказывая, Альбина успела включить электрочайник и вскипятить воду. Налила гостю большую кружку чая, на которой красовался рисунок сердца.

– Ты всех угощаешь чаем из этой кружки? – прихлебывая напиток, поинтересовался он.

– Это моя кружка. Из нее пью только я.

– А меня ты не считаешь?

– Я тебя от себя не отделяю.

– И давно не отделяешь?

– Давно. Очень давно, Василий. Даже сама не знаю как давно, – смущенно проговорила девушка, присаживаясь к столу напротив парня. – Ты ведь знаешь, что в мой дом мужчины не заходят.

– А Жорка разве не мужчина?

– Почему же, мужчина. Он и Клавдия – хорошие люди, всегда мне помогают. Правда, приходится им платить, но плата не такая уж и большая. А продавать мясо мне помогает Вера. – Альбина замолчала, наблюдая за Василием. – Знаешь, когда мы с Верой были последний раз на рынке в Георгиевске, я встретила там ту девушку, которая просилась к Кириллу на ночевку. Она – заведующая мясным павильоном. Сидит в отдельном кабинете. Я ее сразу узнала. Ее полное имя Ульяна Остаповна.

– А ты не могла ошибиться?

– Нет, Вася, я не ошиблась. Это точно была она. – Альбина о чем-то задумалась, потом продолжила: – На прошлой неделе мы с Верой ездили продавать индюков на рынок в Пятигорск. Там такая же ситуация, как и в Георгиевске. Перекупщики скупили все места, негде даже товар выложить. Можно сдать только оптом по бросовой цене. Я и там ходила к заведующему. А он меня отправил к контролерам. Контролерами работают мальчики с килограммовыми кулаками. У них один ответ: «Все места заняты, отдавай мясо оптом». – Вдруг Альбина вскочила и закричала, – я вспомнила, вспомнила, где видела этого человека.

– Какого человека? – обернулся к окну Василий. – Где ты увидела человека?

– Я сейчас говорю о заведующем мясным отделом в Пятигорске. Когда была у него в кабинете, никак не могла вспомнить, где же я его раньше видела. Даже спросила у него, не жил ли он в Воронеже. А сейчас вспомнила. Он был у нас в деревне и даже приглашал меня потанцевать на вечеринке.

– Успокойся, – взял девушку за руку Василий. – Такие люди на деревенские вечеринки не ходят. Они считают посещение подобных мероприятий ниже своего достоинства.

– Нет, и еще раз нет, – упорствовала Альбина. – Я уверена, что и Ульяна с Георгиевска, и Артур с Пятигорска были в нашей деревне и представлялись саманщиками.

– Не фантазируй. Даже если это и так, что в этом подозрительного. Летом на наших прудах отдыхает народ со всей округи.

– С этим я согласна. Но почему они представлялись саманщиками, а эта девица так настойчиво набивалась на ночлег к Кириллу? Зачем такой холеной кукле деревенский парень? Что ей было нужно от него?

– А что нужно было от тебя Артуру? Ты думаешь, я не видел как галантно он щелкал каблуками, приглашая тебя на вальс.

– Ты непредсказуемый человек, – рассмеялась девушка. – Я думала, ты этого момента не видел.

– Все я видел и слышал. Но вмешиваться не стал, так как ты ему сходу дала от ворот поворот. Единственно о чем подумал: как проучить этого наглеца? Но ты ему своими словами четко указала его место на вечеринке. – Василий замолчал, чуть сжал в своей ладони пальцы Альбины. – А действительно, – встрепенулся он, – что им было нужно в нашей деревне? Их ведь было трое. Третьим был старый знакомый твоей подружки, Джохар.

– Он знакомый не Веры, а ее брата Олега.