Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Гусиный бизнес Альбины

А обратном пути Альбина не переставая рассказывала Вере, как она начала заниматься бизнесом. Ставку сделал на домашних гусей. Для этого приобрела шесть молоденьких гусыней и одного гусака. Выделила им половину сарая, изготовив каждой гусыне по гнезду. Вскоре те стали нестись, а позднее уселись на гнезда для выведения потомства. Пока подружки сидели на яйцах, у входа в сарай неусыпное дежурство нес гусак. Когда те на некоторое время покидали гнезда, чтобы подкрепиться, он встречал своих красавиц громким гоготанием и вытягивал шею.

– Ты можешь мне не верить, – убежденно говорила Альбина, – но у гусей, как и у людей, существует любовь. Вот гусак выбрал себе серую с белой грудкой гусыню и обхаживал ее с особым вниманием. И крыльями ее обмахивал, и к гнезду провожал, пытаясь усесться рядом. А когда у той появились гусята, он гордо шагал рядом, не подпуская к выводку даже воробьев. Мне это напоминало арабские сказки, в которых рассказывается, что у шахов всегда в гареме была любимая жена.

От шести гусынь Альбина получила почти девяносто гусят. Особых трудностей по уходу она не чувствовала. Сразу за дорогой напротив дома было пшеничное поле. К тому времени, когда гусята подросли, поле скосили, но на нем осталось много колосков и осыпавшихся зерен. Гуси с утра до вечера кормились на поле, купались в пруду, а вечером сами возвращались домой. Но однажды утром Альбина увидела, что напротив дома пасутся гуси Марфы Федоровны, а ее ушли далеко в поле. Женщина пошла и вернула стаю обратно. Когда ее птицы поравнялись с птицами соседки, Альбина заметила, что ее гусак сторонится соседской стаи. А гусак Марфы отделился от своих гусынь и попытался ухватить за шею ее гусака. Стало ясно, что более молодой самец прогнал стаю подальше, а сам со своим гаремом расположился с краю. Альбине стало почему-то очень обидно, и она решила проучить чужого гусака, сделать его евнухом. Она подкараулила, когда Марфа с тазом белья пошла к пруду, поймала гусака и засунула указательный палец в заднее отверстие, прокрутила внутри по часовой стрелке. Затем поднесла к своему гусаку и дала тому возможность несколько раз клюнуть противника в шею. После такой процедуры Марфин гусак вернулся к своей стае вялый и с опущенными крыльями.

Вскоре Альбина забыла о своем злодеянии, а Марфа отрубила голову внезапно заболевшему гусаку, и ее стадо осталось без вожака. Голова ее была занята другим. Она с нетерпением поглядывала на подрастающих гусят, прикидывая, сколько денег сможет получить от их продажи. Но, как говорят в народе, много хочешь, мало получишь. Так случилось и с ней. Когда уже пришло время рубить головы молодняку, заболела белогрудая гусыня. Из ее распухшей ноги Альбина вынула занозу, обработала рану зеленкой и на следующий день оставила дома. Гусак тоже остался со своей избранницей и, оставив стадо, уселся с ней рядом.

– В том, что гусыня поправится, я не сомневалась, а вот за ее гусят, которые впервые самостоятельно вышли в поле без матери и отца, забеспокоилась. Эти беспокойства были не напрасными. В тот же день все мое стадо домой не вернулось. Не вернулись со степи в деревню и соседские гусиные стада. Люди забеспокоились. Дед Иван ударил в набат и собрал возле своей землянки односельчан.

– Гуси ваши уже не вернутся, – высказал он свое предположение. – Половили их чужие люди и увезли.

– Почему люди? – загудела толпа. – Может зверь какой затрепал?

– Посудите сами. Если бы, к примеру, лиса гусей половила, то всех бы не съела. Пять штук или десяток, больше не осилила бы. Оставила бы после себя следы. А в степи остался след только от грузовой машины. Так что вывод напрашивается сам по себе: отправились ваши гуси вслед за вашими коровами, которые пропали некоторое время назад.

– Надо ехать в район, загудела толпа, – сообщить в милицию.

– У меня тогда еще машины не было, – продолжала рассказывать Альбина. – Отрядили в район Мирона Голованя верхом на жеребце.

– И что было дальше? – заинтересовалась гусиной историей Вера. – Нашли гусиные стада?

– Нет, не нашли, – горестно вздохнула Альбина. – Милиция выдвинула версию, что их загнали в две-три большие машины, а кражу совершили опытные воры. – Женщина замолчала и стала сосредоточено смотреть на дорогу.

– Я правильно поняла, что ты с тех пор оставила гусиный бизнес и занялась индюшиным?

– Нет, не правильно, – не отвлекаясь от дороги, ответила Альбина. – На следующий год моя единственная гусыня со своим любимым гусаком вывела мне девятнадцать штук гусят. Зима была тогда очень холодная, поэтому два месяца держала малышей в сенях. И только с наступлением тепла выпустила их во двор. Гусята росли крепкими, быстро набирали в весе. Уже стали ходить на пруд со своей мамкой. Тут-то и приключилась беда.

Однажды вечером увидела в окно, что пошел сильный дождь и поднялся холодный ветер. Мои гусята прижались к гусыне, засунули головы к ней под крылья и пытались спрятаться от дождя. Но они были уже крупненькими, и их было много, поэтому все поместиться не могли. Я выскочила под дождь и загнала молодняк в курятник. Дождь шел всю ночь. А утром выглянуло солнышко, от лучей которого бриллиантами засверкали капельки росы. Пошла открывать курятник, чтобы выпустить птицу. Открыла дверь и обомлела. На полу курятника лежали мертвые все мои гусята с прокушенными головами. Гусак с гусыней сидели у самого входа с вывернутыми перьями на крыльях. Куры на высоких насестах тревожно кудахтали. Я догадалась, что в курятнике похозяйничал хорек. Вытолкав за дверь гусака и гусыню, снова закрыла курятник и пошла за вилами.

Вооружившись, проскользнула в дверь, стала на четвереньки и начала искать грызуна. Над моей головой кричали и хлопали крыльями куры. Но я их не выпускала, боясь, что через открытую дверь выскочит и хорек. Запах в сарае стоял отвратительный. У меня к горлу подступила тошнота. Но месть моя была сильнее омерзения и страха. Наконец я заметила в углу крупного зверька, который оскалил острые зубы и приготовился к схватке. Собрав все свое мужество, ткнула в него вилами. Зверек завизжал, пару раз дернулся и затих. Подтащив вилы к себе, увидела на всех четырех зубьях нанизанного хищника. Пятясь, вышла из курятника, волоча на вилах виновника моего несчастья. Испуганные куры, сбивая друг друга с ног, бросили на улицу через открытую дверь.

Я собрала в мешок всех девятнадцать гусят, туда же бросила хорька, вынесла за дорогу и, выкопав яму, вытряхнула всех вместе. Яму засыпала и утрамбовала. Этот день мне запомнился навсегда. Было жалко гусят, жалко осиротевших гусака и гусыню. Но больше всего было обидно за даром пропавшие труды. Гуси мне оказались только в убыток. Как говорится, не пришлись ко двору, и разводить их больше я не стала. Вспомнилось и то, как я пощупала соседского гусака и обидела старуху Марфу. Быть может, это мне расплата за мое злодеяние, отливаются Марфины слезы. Долго я переживала за утрату. А тут еще мой муж Максим ушел к этой рыжей Лушке…

– За нашими деяниями следит какая-то неестественная сила, – заканчивая свой рассказ, проговорила Альбина. – За причиненное зло другому человеку, она наказывает тебя вдвойне. Я, конечно, пытаюсь жить честно, никому не причинять зла, но у меня это не всегда получается. – Она остановила машину у своего дома и впервые за всю дорогу улыбнулась: – Ну вот и приехали. Спасибо за помощь и за компанию.

Ученики школы № 32

Вернувшись домой Вера положила на стол свой заработок: крупный индюшиный потрошок, полный полиэтиленовый мешочек внутреннего индюшиного жира и пятьдесят рублей денег.

– Пока я буду жарить картошку, – сказала она свои домочадцам, вы сходите к Альбине и принесите телевизор. Она обещала отдать нам свой старый во временное пользование.

Ребята быстро притащили старый, но еще хорошо работающий телевизор, установили его сверху холодильника и, поворачивая антенну, стали настраивать на разные каналы. Но все их труды оказались почти напрасными. На экране появлялась только программа первого канала.

– Для таких неприкаянных, как мы, – сказал Кирилл, присаживаясь на корточки, – смотреть даже одну программу – великое счастье.

Тем временем поспела и жареная картошка.

– Хлеба у нас нет, – сказала хозяйка, вручая каждому по ложке, – поэтому, если кто не может есть жирное без хлеба, рекомендую с вареной кукурузой, она тоже хлеб.

Не успели дети съесть по одной ложке, как в дверь кто-то тихонько постучал.

– Интересно, кто это может быть, – заволновался Олег. Посмотрев на сестру, спросил: – Ты окна хорошо завесила? С улицы не видно?

– Не волнуйся, – успокоила брата Вера. – Окна у нас плотно завешены. Кирилл, открой дверь, а мы в спальне спрячемся.

– Кто там? – спросил Кирилл, подойдя к двери. Ему никто не ответил. Он уже собрался уходить, как вдруг стук повторился. Подцепив пальцем дверной крючок, открыл дверь. На пороге стоял запыхавшийся Афанасий. Ничего не говоря, он проследовал в спальню.

– Ты это чего на ночь глядя напрашиваешься в гости? – улыбнулась ему Вера.

Афоня застеснялся и опустил вниз глаза.

– Ну ладно, коли пришел, садись с нами ужинать, – она насыпала ему в миску жареной картошки и заботливо размяла ее ложкой.

Ели молча, только слышался стук ложек. Афанасий старательно пальцем нагружал свой столовый прибор картошкой и быстренько отправлял в рот одну порцию за другой.

– Афоня, – положила ему на спину руку Вера, – сколько тебе можно говорить, ешь не спеша, не глотай, а то добавку не получишь.

После ужина Вера стала мыть посуду. Все ее трое мужичков смотрели телевизор.

– Я надеюсь, ты ночевать у нас не собираешься, – обратилась хозяйка к позднему гостю.

– Нет, – замотал головой Афанасий. Он поднял рубашку и вытащил из-за пояса большую фотографию. Положил перед Верой. – Вот Афонька, – ткнул он пальцем на снимок, с которого им улыбался симпатичный юноша с курчавыми каштановыми волосами.

Вера взяла в руки цветную коллективную фотографию, на которой внизу было написано: «Школа № 32, 8 «б» класс. 1982 год.» Когда девушка прочла это вслух, Кирилл даже вздрогнул. Оставив просмотр телевизора, он взял в руки снимок.

– Это мамин класс, – сказал он чуть слышно. – А вот эта строгая женщина в темном костюме – моя мама Лидия Викторовна. Она в этом классе была классным руководителем. – Кирилл обнял за плечи Афанасия. – Когда ты заканчивал восьмой класс, я ходил в эту же школу в третий. Ты помнишь свою классную руководительницу? – посмотрев в глаза парню, спросил Кирилл.

– Помню, помню, – закивал тот головой. – Моя учительница, – указал он пальцем на классного руководителя и вдруг расплакался. Вместе с ним заплакал и Кирилл.

– Я только сейчас понял, что все жители деревни учились в тридцать второй школе, – немного успокоившись, сказал Кирилл Вере. – Другой ведь школы в округе нет. Вот детвора и ходила на Центральную усадьбы за четыре километра. В этой школе, наверно, учились и Мирон Головань, и Жорка Шандыби, и их дети…

– Васька и Валька учились, – неожиданно сказал Афанасий.

– А ведь к нему еще может вернуться память, – шепотом сказала Вера на ухо Кириллу.

– Если за него хорошенько возьмутся врачи, – так же шепотом ответил он. А потом громко добавил: – Я думаю, что в эту деревню меня привела моя мама. Сейчас вспоминается толи сон, толи явь…Мне тогда было очень плохо, и я не знал, что мне делать. Мама стояла в дверях моей спальни и манила меня за собой. Вот и получается, что она нашла свой последний причал на деревенском кладбище, а ее сын нашел прибежище в доме ее бывших учеников. Для меня теперь люди, живущие в деревне, как родня. И я с этой деревни никуда не уеду.

– А я тебе давно хотела сказать, чтобы ты никуда не уходил, – отозвалась Вера. – Оставайся с нами. Места здесь много. Да и Олежка к тебе привык, меньше стал бояться, не вздрагивает от каждого шороха. Продуктов мы запасем. А то что нет денег, так их в деревне ни у кого нет. На следующей неделе, – продолжала строить планы хозяйка, – пойдем на заработки. Будем копать картошку. За десять накопанных мешков хозяин обещал один нам дать. Потом пойдем молоть кукурузу, следом подоспеет пора убирать капусту и овощи. Оплата такая же – натуральная. А потом Валька Хоресов начнет стричь своих овец. У него можно будет хорошо заработать. Так что, дорогие мои мужчины, мы здесь не пропадем. Деревня нас прокормит. – Она посмотрела на брата, потрепала его по голове. – Скоро твой промысел закончится. Ловить раков в холодной воде опасно.

– Будем использовать теплые деньки, – улыбнулся Олег. – Наловим раков с запасом, наварим, почистим и в холодильник положим. Будет запас на зиму.

– Нужно погреб почистить, – подключился к разговору Кирилл. – Там столько всякого хлама валяется, некуда будет овощи ссыпать. И лестницу починить надо. Гвозди поржавели, может оторваться ступенька.

– Ну вот и прекрасно, – радостно всплеснула руками Вера. – С такими помощниками к зиме подготовимся во всеоружии. – Она обернулась на настенные часы. Кукушка прокуковала одиннадцать часов вечера. – Пора всем спасть ложиться. Это, дорогой гость, и тебя касается, – взяла девушка за плечи Афанасия. – Ты один домой не боишься идти?

– Нет, – замотал головой парень. – Я в деревне ничего не боюсь.

– Тогда, вперед. А я посмотрю тебе вслед.

Вера, а вслед за ней и все остальные, вышли на улицу. Ночь была теплая. Тихое высокое небо с множеством ярких звезд манило в далекую неопознанную даль. Полная луна освещала деревню так ярко, что по улице можно было идти не глядя себе под ноги.

– Смотри, – обратилась девушка к брату, показывая рукой вверх, – и звезды, и небо такое же, как у нас в Грозном. Вот только такую яркую луну мне еще не приходилось видеть. Она освещает деревню, словно множество городских фонарей. Все дома видны как на ладони. Даже ручка колодца видна.

Афанасий вошел к себе во двор и закрыл за собой калитку. А Вера со своими домочадцами еще долго молча сидели у дома на завалинке.

– Странно, – нарушая тишину, сказала Вера, – я училась в школе, много читала, смотрела постоянно телевизор и видела мир таким, каким он был у нас в Грозном и в станице Орджоникидзевской. Тогда даже не подозревала о том, что существует и другой мир и что в нем живут такие же люди, как и мы, но, в то же время, совсем не похожие на нас. Первое время, когда мы поселились в коровнике, думала, что в этой деревне живет какая-то секта. А потом мне Елизавета Николаевна объяснила что секты никакой нет, и живут здесь люди от земли. На земле они рождаются, ее они возделывают, и она, земля, их, людей, кормит и обогревает. В отличие от городских жителей, – продолжала вслух размышлять Вера, – в деревне люди решают свои проблемы и споры по-своему. Здесь не бегут жаловаться на соседа в милицию, не пишут заявление в суд, не стреляют друг в друга. Здесь даже месть выглядит иронично. Вот, например, Афанасий бросил в борщ Елизавете Николаевне кусок мыла. Та его хорошенько отхлестала крапивой. Марфа Голикова подмочила Жоркин бизнес, а тот ей в отместку побрил хряка. Как говорится, и смех и грех. Порой, кажется, неразрешимые вопросы решают мирно, по-соседски, за столом с выпивкой и закуской.

Когда Вера и ребята собрались уже уходить в дом, девушку окликнула мать Афанасия – тетка Мария.

– Верочка, – окликнула она ее, – подожди минутку. А вы, ребята идите, мы тут о своем потолкуем. – Она присела на завалинку. Когда Кирилл с Олегом ушли, снова обратилась в девушке. – Я вот что тебе хотела сказать, – женщина по-матерински взглянула на Веру, – я хорошо шью и могу скроить тебе и ребятам трусы, наволочки, простыни прострочить. Приноси материю, не стесняйся. – Она взяла девушку за руку. – Я очень благодарна тебе за человеческое отношение к моему сыну. Он когда от вас возвращается, совсем другим становится. Начинает мне помогать по дому. В прошлый раз, когда ты его похвалила, он пришел домой, почистил в коровнике, перекидал вилами весь навоз на кучу. А вот сегодня вернулся в таком хорошем настроении, что я не знала, как все это понимать. Едва переступил порог, заявил: «Хорошие люди, не жадные». Я даже не поверила, что это произнес мой сын. Давно не слышала от него таких четких высказываний. Я у него спросила: «Афоня, а кто именно хорошие люди?»

«Учительница умерла, – показал он пальцем на фотографии на женщину, – а там, в землянке у Веры, ее сын плакал, жалел мою учительницу».

«А Вера тебе нравится?» – стала я допытываться у него.

«Да, – замотал он головой. – Она мне картошку дала, ложкой помяла. Очень хорошие люди там живут».

Тетка Мария вытерла глаза подолом фартука и стала рассказывать Вере о том, что Афанасий в школе учился хорошо. Хотел после ее окончания поступать в сельскохозяйственный колледж. Отец был добрый, работящий, спиртным не увлекался. Хорошо зарабатывал, ни от какой работы не отказывался. Когда бандиты убили его, думали, что и сын тоже погиб. Но парень выжил в том кровавом месиве. Выжить-то выжил, но видеть, как на твоих глазах убивают отца, – сильнейший удар по психике. Врачи говорят, что нужно время и хороший уход. Возможно, память к нему и вернется. А какой с моей стороны уход, рассуждала тетка Мария. Я не работаю, у меня больное сердце. А детей у меня шестеро. Это счастье, что мы живем в деревне. Тут люди хоть и не богатые, но своих земляков на произвол судьбы не бросают. Вот, например, директор конезавода Николай Викторович каждый год привозит для моей коровы три воза сена. Фермеры дают и пшенички, и пшена. А Мирон Андреевич Головань каждый год привозит десятилитровую бутыль подсолнечного масла. А когда к Новому году в деревне режут свиней, так каждый приносит то кусок сала, то мясца.

– Я родилась в этой деревне, – продолжала рассказывать тетка Мария о своей жизни, – здесь вышла замуж, родила детей, и моя родина меня не бросает. Если вдуматься, то получается, что деревня кормилица и заступница каждого своего жителя. Здесь свои законы, и мы все по ним живем. Деревенский житель, как правило, трудолюбивый и совестливый. Когда в чей-то двор приходит беда, соседи всегда спешат на помощь. Когда в доме свадьба, на ней гуляет вся деревня.

Помню, этак лет десять назад, на деревню напали цыгане. Был теплый летний день, все жители на работе, дома остались только дети и старики. А вон там, за дорогой, – показала рукой тетка Мария, – семь цыганских семей разбили табор. Разожгли костры. Мужчины стали ковать тяпки, вилы, подковы, а женщины с детьми буквально атаковали деревенские дворы. Полезли по курятникам и погребам, по кладовкам и садам, подчистую подбирали все, что было. Даже выдергивали кусты картошки и собирали в подолы юбок крупные клубни. Ничего после них не осталось.

В доме Мирона Голованя жила престарелая бабка. Опираясь на палку, она кое-как добралась до дома деда Ивана и ударила в набат. Вон, видишь, на акации весит стальная рельса, – показала она рукой, – а снизу всегда лежит металлический шкворень. Вот она изо всех своих сил и стала молотить этой железякой по рельсе. Звук разнесся не только по всей деревне, но и далеко за ее пределами. Люди сразу поняли, что случилась беда. Бросили работу – и к своим домам. Кто на коне скакал, кто пешком. У каждого то вилы наперевес, то лопата. За считанные минуты вся деревня была в сборе. Узнав о налете, окружили цыганский табор, но было уже поздно. Почти все продукты были уже съедены, а остатки запрятаны в кибитки. Цыгане, видимо, не в первый раз оказывались в таком осадном положении и быстро организовали оборону. Поставили кругом запряженные брички и из-за баррикады цепями и гайками, нанизанными на резиновые ленты длиною два-три метра, размахивали перед собой. Подойти близко, не получив увечий, было невозможно. Тогда Жорка Шандыбин прикатил водовоз и направил струю воды в морды цыганским лошадям. Это был хитрый ход. Лошади ошалели от сильной струи, встали на дыбы, перевернули повозки и помчались в степь. Только тогда к разгневанным крестьянам вышел цыган-вожак и пообещал немедленно убраться от их деревни.

С тех пор возле нашей деревни цыгане больше ни разу не появлялись. Кстати, первым на призыв набата тогда примчался в деревню на лошади Афанасий. Он тогда с отцом возил на кошары просяную солому. До болезни Афоня был бойким, работящим мальчиком. А вот когда его бандиты избили, он сразу поник и стал совсем другим. Бывают моменты, когда он хватает себя за затылок и пытается что-то достать на спине руками. В такие моменты он раздевается догола и мечется по дому. Случается, что в таком виде выскакивает на улицу. Потом, успокоившись, возвращается, но одежду не одевает, словно забывает про нее. Только когда ему напомнишь, он ощупает себя руками и, поняв, что голый, начинает одеваться.

Первые полгода он ничего не говорил, только мычал. А потом стал произносить слова, словно он малый ребенок. Позднее стал говорить отдельные предложения. А когда его Елизавета Николаевна отстегала крапивой, он стал нормально разговаривать. Правда, все высказанные в ее адрес слова были матерными. Второй раз он заговорил, когда вернулся от вас после встречи с Асланом.

– Это был не Аслан, – перебила соседку Вера. – Это был Джохар. Вероятно, Афанасий видел его среди напавших на них с отцом бандитов. У этого чеченца очень запоминающееся лицо – лиловый синяк на половину правой стороны. А имя Аслан, видимо, произносилось во время нападения. Но в любом случае к парню возвращается память, и он узнал своего обидчика.

– Ты права, сын узнал убийцу отца. Об этом надо рассказать Ваське. Он чеченские повадки знает и быстро во всем разберется.

– А откуда он знает их повадки? – поинтересовалась Вера. – Он тоже жил в Грозном?

– Нет, в Грозном он не жил. Он воевал в Чечне. Васька служил в Пятигорске во внутренних войсках и, как он сам рассказывал, их полк постоянно принимал участие в боевых действиях. Причем не только в Чечне, но и в других местах. – Тетка Мария поднялась с завалинки. – Засиделась я с тобой, Верочка. Пойду, уже поздно. – Она взглянула на небо. – Тучки поплыли, и ветерок холодный подул, завтра точно будет дождь. – Погладив девушку по плечу, сказала на прощание: – Ты заходи ко мне, не стесняйся. Мои детки будут рады видеть тебя у нас в гостях.

– Спасибо за приглашение, – улыбнулась Вера. – У нас появился телевизор, пусть ваши сорванцы приходят к нам смотреть передачи.

Женщина ушла, а Вера еще долго сидела на завалинке, вспоминала свою жизнь и строила планы на будущее.