Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Маленький гость

Живя в деревне уже почти два года, она так и не научилась носить воду на коромысле. Подойдя к дому, увидела закутанных в теплую одежду Елизавету Николаевну и Владика. Увидев девушку, женщина пошла ей навстречу, таща за собой упирающегося внука.

– Верочка, ты не будешь против если я оставлю у тебя до вечера Владика? – спросила она останавливаясь. – Мне нужно съездить на Центральную усадьбу получить в сберкассе пенсию. По такому морозу боюсь мальчишка простынет.

Вера занесла ведра в сени и вышла обратно во двор.

– Пусть бабушка едет по своим делам, – сказала она мальчику, беря его за руку, – а мы с тобой станем на санках кататься. А потом будем рисовать и играть в карты. Ты умеешь играть в карты?

– Не умею, – поднял зареванное лицо Владик.

– Я тебя научу играть в петушка. Это интересная игра. Мы с Олегом часто в нее играем. Он у меня выигрывает постоянно. Мне приходится залазить под стол и кукарекать. Ты у нас парень смышленый, думаю, тоже будешь у меня выигрывать.

– Буду, – самоуверенно буркнул малыш.

– Вот и договорились. А сейчас пойдем в сарай поищем санки.

Воспользовавшись моментом, Елизавета Николаевна быстренько вышла со двора и закрыла за собой калитку. Скорым шагом направилась к грейдерной дороге, где ходил рейсовый автобус.

Вера в этот время усадила на санки капризного малыша и стала катать его по двору. Раскрасневшийся Владик радовался, стучал сапожками по перекладине саней, иногда специально сваливался, и Вера вытаскивала его из сугроба. Наконец мальцу надоело кататься, и он заорал на весь двор: «Хочу играть в петушка». Ничего не оставалось, как поставить сани обратно в сарай и исполнять очередной каприз.

В хорошо натопленной землянке девушка сняла с Владика пальто, помогла разуться. Вместо сапожек натянула на ноги свои шерстяные носки. Мальчик долго терпел всю процедуру переодевания. Потом снова громко захныкал: «Хочу играть в петушка». Вера интуитивно поняла, что игрой в карты мальчика не заинтересуешь. Она придумала другую игру. Сняв с головы ситцевый платок, предложила:

– Мы с тобой сейчас будем играть в панаса. – Она завязала платком себе глаза и выставила вперед руки. – Владик прячется, а Вера его ищет.

Поставив мальчика посреди комнаты, она стала его кружить приговаривая: «Панас, панас, на чем стоишь? На камешке. Что продаешь? Квас». И снова закружила Вадика по комнате. Затем хлопнула в ладоши: «Лови кошек, а не нас». Она стала делать вид, что ищет мальчика. Хлопчику эта игра понравилась. Он прятался, приседал, залазил под кровать, но Вера его везде находила, брала на руки и смеясь приговаривала: «Ах, какой смелый мальчик, ах, какой сильный и хитрый мальчик. Он так умело прячется, что Вера его не может поймать». В землянке стоял смех и визг. Девушка давно уже так не веселилась. Наконец Владик остановился и попросил пить. Напоив ребенка, хозяйка предложила пообедать.

– Давай мы с тобой поедим отварной картошки с консервированными огурчиками и квашеной капусточкой.

Мальчик с удовольствием съел большую картошку с огурцом. После этого хозяйка предложила попить чаю. Намазала куски хлеба сливовым вареньем и придвинула их Владику. Тот не стал отказываться.

– Какие мы с тобой молодцы, – продолжала нахваливать Вера. – На санках покатались, в панаса поиграли, покушали, чай попили. А теперь мы ляжем отдыхать, и я расскажу тебе сказку.

– Ура! – захлопал в ладоши Владик. – Я очень люблю слушать сказки.

– Вот и замечательно, – одобрила его желание Вера, укладывая на кровати рядом со своей подушкой подушку для Владика. – Забирайся на кровать.

– Расскажи мне сказку про Бабу-ягу, – попросил мальчик и взял в свои ладошки руку Веры.

Девушка стала рассказывать одну сказку за другой. К счастью, она их знала много, в том числе и про Бабу-ягу. Когда запас сказок был исчерпан, Вера стала по ходу придумывать свои истории про хороших и плохих людей. Владик ее с интересом слушал, иногда задавал вопросы, она ему терпеливо объясняла. Наконец мальчик отвернулся к стенке и засопел. Вера никогда днем не спала, но в этот раз решила изменить привычке. Она по-матерински обняла спящего мальчика, прижалась к нему и вскоре тоже заснула.

Спали они долго. Сказалась долгая прогулка на свежем воздухе. Проснулась девушка от стука в дверь. Подскочив с кровати, пошла открывать. На пороге стояла Елизавета Николаевна.

– Владик еще спит, – пояснила она, пропуская в комнату соседку. – Он хорошо сегодня нагулялся.

– А я гостинцы купила, – Елизавета Николаевна достала из сумки четыре конфеты «Сникерс». – Это тебе с Вадиком, – положила она на стол две конфеты, – а это – твоим квартирантам. Всем по одному, чтобы никому не было обидно. – Женщина присела к столу, развязала платок. – Ведь Кирилл – сын моей бывшей коллеги по школе.

– Ребята придут домой в воскресенье, и я их угощу.

В это время проснулся Вадик. Он потянулся и сладко зевнул. Увидев свою бабушку, улыбнулся.

– Что ты мне принесла? – полез он в сумку.

– Вкусную конфетку, – протянула внуку «Сникерс» Елизавета Николаевна.

– Это тебе, – протянул половину конфеты Вере мальчик. – Ты хорошо играешь в панаса. Я завтра еще к тебе приду.

– Отдай мою часть бабушке, – отказалась от угощения Вера. – А в панаса я с тобой буду играть и без гостинца.

– Возьми, – топнул ногой мальчик.

– Бери, – подмигнула Елизавета Николаевна, – не обижай ребенка.

Ничего не оставалось, как взять конфету, положить ее в рот и тут же съесть. Вадик подошел к Вере, погладил ее по голове: «Хорошая, ты очень хорошая»! Гости стали собираться домой.

– А вы ко мне Вадика почаще приводите, – попросила Вера Елизавету Николаевну. – Можете даже с ночевкой.

– Маленький он еще, чтобы ходить ночевать к девушкам, – улыбнулась соседка. – Но если тебе одной скучно, можешь брать с ночевкой. – Гости попрощались и пошли домой.

Любовные приключения Максима Пыльцина

На улице стояли сильные морозы. Нурия докрасна раскалив конфорки на плите, обжаривала на сковородке большие куски зарубленной утки. Чтобы заполучить такой деликатес, ей пришлось до восхода солнца пробраться на утиную ферму. Дождавшись, когда птичницы откроют двери фермы и птицы гурьбой хлынут на улицу, она схватила самую крупную утку, сунула ее под куртку и опрометью кинулась домой.

Мясные куски шипели на сковородке, распространяя по комнате аппетитный запах. Посолив мясо и добавив щепотку черного молотого перца, хозяйка накрыла сковородку крышкой.

– Марта, – обратилась она к сидевшей у порога дочери, которая молола кукурузу, – смотри мясо не трогай. Это не для тебя.

– Тебе чужой мужик дороже собственной дочери.

– Ну, дороже или нет, это не тебе судить, – она подлила в сковородку из чайника немного воды и снова накрыла крышкой. – А спать в холодной постели одной мне не хочется.

Девушка закончила молоть кукурузу, ссыпала крупу в ведро. Затем разобрала и понесла в сарай ручную мельницу. Вешая на крючок доску, служившую основанием мельницы, Марта заметила лежавший на бочках мешок. Подойдя ближе увидела торчавшие из него пласты стекловаты. «А не хочет ли твой хахаль вместо утятины попробовать стекловаты, – недобро усмехнулась она. – Я отучу этого кобеля ходить в наш дом. Ему 25 лет, а матери почти 60. Позорит и себя, и меня».

Злость девушки была вполне объяснима. Красивая, чернобровая дивчина очень страдала из-за распутной жизни матери. Местные парни ее сторонились и не воспринимали всерьез. Целый день она думала, как же угостить мамкиного любовника жгучей ватой. Эта мысль не оставляла ее, даже когда она убирала во дворе снег.

– Марта, – позвала ее мать. – Вечером ко мне придет Максим. Ты на это время должна пойти к Варьке. Скоро домой не возвращайся. Я купила литр самогона, – похлопала она ладонью по запотевшей бутыли, – буду сегодня гулять.

– А почему только сегодня? – усмехнулась дочка. – Ты ведь гуляешь каждый день.

– Не твое собачье дело, – злобно отозвалась мать. – В пять часов вечера чтобы мухой вылетела из дома.

Марта опустила голову и продолжала отгребать снег. Закончив работу, она вошла в дом, незаметно положила под топчан пакет со стекловатой. «Как же ему подсунуть подарочек?» – размышляла она, сидя у окна. Сначала хотела засунуть вату в карманы полушубка Максима. Но, поразмыслив, отказалась от этого. У Максима кожа на руках грубая, обветренная. Он даже ничего не почувствует. Так ничего и не придумав, девушка решила действовать по обстановке. Когда мать и ее любовник напьются и заснут, она тихонько войдет в комнату и на месте сориентируется. Девушка взяла кусок сала и смазала дверные петли, чтобы не скрипели. Затем смазала и крючок, чтобы не гремел, когда она станет открывать его через щелку снаружи. Заканчивая приготовления, она задернула шторку, которая отделяла угол с установленным там топчаном от остального помещения. Часы на стене показывали половину пятого вечера. За окном уже опускались сумерки.

Марта молча лежала на топчане, наблюдая в щелку за матерью. Опрокинув полстакана самогона, она накрывала на стол и напевала песню:

 
Уж давно отцвели
Хризантемы в саду,
А любовь все живет
В моем сердце больном…
 

«Какая там у тебя любовь, – размышляла Марта, наблюдая за матерью. – И сердце у тебя болит из-за постоянного пьянства».

Мать тем временем закончила накрывать на стол, сняла одежду и стала брызгать на себя тройным одеколоном.

– У меня старое лицо, – разговаривала она сама с собою, глядясь в зеркало. – А тело-то совсем молодое. Я еще любой молодой девке дам фору.

В дверь постучали. Нурия быстро набросила на себя фиолетовый халат, бросилась открывать. На пороге, отряхивая с валенок снег, стоял Максим. Обнимая парня, хозяйка пригласила его в комнату и стала его раздевать. Сняв валенки и пригладив курчавые волосы, гость без приглашения придвинул к столу табуретку. Открыл бутылку с самогоном, налил сначала себе, затем Нурие.

– Будем здоровы, – скалясь беззубым ртом, стукнула своим стаканом о стакан Максима хозяйка.

– Будем, – буркнул любовник и опрокинул содержимое в рот.

Проглотив самогон, Максим принялся за утку, сдабривая жирное мясо щепотками квашеной капусты. Когда сковорода опустела, он вытер жирные пальцы о халат Нурии, быстро разделся, выключил свет и потащил хозяйку в кровать. Та едва успела сбросить с себя халат.

Марта притихла в своем закутке, стараясь даже дышать через раз. Но девичье любопытство было выше страха. Она приоткрыла занавеску, стала всматриваться в темный угол комнаты, где стояла кровать. Ничего увидеть ей не удалось. Зато лунный свет из окна четко высвечивал разбросанные по полу вещи Максима. Взгляд девушки остановился на трусах гостя. Она взяла стоявшую в углу кочергу и, затаив дыхание, тихонько подтянула их к себе. Завладев предметом мужской одежды, она отправила его в пакет со стекловатой и там несколько раз прокрутила. Убедившись, что трусы достаточно пропитались колючей пылью, бросила их обратно на кучу одежды. Поставив на место кочергу, Марта укрылась с головой одеялом и со страхом стала ждать развязки.

Ждать пришлось недолго. В темном углу комнаты послышались разговоры. Но, укутавшись в одеяло с головой, она не могла разобрать, о чем именно идет речь. Единственно, что смогла понять: Максим собирается уходить домой. Он вылез из-под одеяла, стал поднимать с пола разбросанные вещи. Марта поднялась с топчана, чуточку приоткрыла шторку и стала наблюдать. Вот парень надел майку, поднял с пола трусы. Еще мгновение – и он их надел. В тот же миг раздался душераздирающий крик любовника. Подпрыгивая на месте Максим, хватался то за заднюю, то за переднюю часть тела. Ничего не понимающая Нурия, голая, вылезла из под одеяла и, не найдя своего халата, кругами бегала вокруг визжащего и танцующего любовника. Наконец он догадался сбросить трусы.

– Что ты, старая ведьма, насыпала мне в трусы? – схватил он за волосы Нурию. – Ты что, старая макака, приворотами занялась? Колдуешь?

– Отпусти, – взвизгнула женщина. Она подняла с пола трусы, понюхала их, потом лизнула. – Ты бросил одежду на грязный пол. Мало ли что на нем может быть. И тараканы, и мыши здесь бегали. – Нурия обняла Максима за плечи. – Давай сюда свои трусы, я их сейчас выстираю и над печкой мигом высушу.

– Да пошла ты, пьянь вонючая, ничего мне стирать не надо, – он со злостью бросил трусы в лицо любовнице. Быстро оделся и громко хлопнул дверью на прощанье.

Нурия, отодвинув на окне занавеску, долго смотрела вслед уходящему Максиму. Когда тот скрылся из вида, она надела халат, подняла с пола трусы, стала их снова нюхать. Потом стерла ими с лица пот. И сразу же после этого раздался ее крик. Хлопая себя по лицу ладонями, она бросилась к стоявшей в коридоре бочке с водой. С разбега ткнула туда лицо. Держала, пока хватило дыхания. Затем подняла голову, сделала несколько глубоких вдохов и снова нырнула.

Наблюдавшая за мучениями матери Марта не на шутку испугалась. Она взяла кочергу, подтянула к себе валяющиеся трусы и бросила их в печку. На раскаленных кизяках материя тут же вспыхнула. Поставив кочергу на место, девушка отвернулась к стенке и спрятала голову под одеяло.

Нурия несколько раз проделывала водные процедуру. Наконец жжение прекратилось, и она вернулась в комнату, оставив открытыми двери в сени. Подойдя к столу с мокрой головой, вылила в стакан остатки самогона и одним залпом выпила. Закуски никакой не осталось, поэтому она занюхала выпитое рукавом халата и свалилась на пол.

Марта поднялась с топчана, закрыла входную дверь и стала перетаскивать мать с холодного пола на кровать. Покончив с этим, она присела к столу. Девушка чувствовала себя победительницей. Конечно, было жалко мать. Ее лицо распухло от стекловаты. Но еще больше радовало то, что Максим, этот распутный мужик, больше не переступит порог их дома.

А в это самое время Максим, словно ошпаренный, бежал в припрыжку домой. Нижняя часть тела безумно саднила. Ком нестерпимой боли подкатывал под самое сердце. Был момент, когда он хотел снять с себя брюки и сесть в снег. Он остановился, боль сразу стала утихать. Вот так с остановками он и двигался. Очутившись возле своего дома, вспомнил, что остался без трусов. Отсутствие такого элемента одежды вряд ли останется без внимания Лушки. Решил схитрить. Едва открыв дверь, он стал хныкать на всю комнату.

– Ты где, раскормленный жеребец, путляхаешься? – вцепилась ему в полушубок жена.

Но Максим не дал ей времени для разбирательства. Он схватился двумя руками за живот, всем своим видом показывая, что ему очень больно.

– Я отравился. У меня расстройство желудка. Кое-как добрался от Центральной усадьбы до дома. Всю дорогу останавливал лошадей и присаживался в канаве. – Заметив на лице жены недоверие, выдвинул последний аргумент. – Я даже трусы по дороге выбросил, так как не успевал снимать. – Он опять скорчился и застонал. – Лучше бы ванну мне горячую сделала.

Эти слова подействовали на женщину сразу. Она вышла в сени, сняла с гвоздя оцинкованную ванну и поставила ее на пол рядом с печкой. Налила из стоявшей на плите выварки горячей воды, разбавила холодной.

– Садись, – указала она Максиму на приготовленную воду. – Горячая вода помогает при расстройстве желудка.

Тот быстро разделся и погрузил свое тело в ванну. Боль сразу отступила. Зажмурив глаза, он медленно приходил в себя после выпавших на его долю мучений. Лушка сидела на краю кровати и с любопытством рассматривала смуглое, мускулистое тело мужа. «Пусть лечится, – думала она, – а я сделаю вид, что верю ему. Он, наверно, думает, что я не знаю, где он был». Конечно, Лушка не могла даже подумать, что ее молодой муж ходил к старухе. Но то, что он был у женщины, она не сомневалась.

Когда Максим отлежался в ванной, она взяла полотенце и стала вытирать ему спину.

– Я – дура, а ты дурнее. Значит, я тебя умнее, – сказала она мужу, как бы между прочим.

– Что ты этим хочешь сказать? – насторожился муж.

– Я хочу сказать, что не удивлюсь, если в следующий раз ты вернешься домой без своего писуна. – Она шлепнула его полотенцем по лиловой заднице. – Иди спать, пока я не вытолкала тебя голого в сени.

Максим понял, что если он сейчас начнет огрызаться и злить жену, то все закончится дракой. Поэтому он молча улегся на кровать, натянул на себя одеяло и почти мгновенно захрапел.

Убирая из комнаты ванну, Лушка тихо вытирала бегущие по щекам слезы. Остановившись у зеркала, стала внимательно рассматривать себя. «Конечно, я не красавица, – думала она, – но и не уродина. Что ему, кобелю, надо?»

Лушка была женщиной невысокого роста с почти плоской грудью. Длинные курчавые волосы цвета меди покрывали ее голову, конопатое лицо с чувственными губами и слегка раскосыми большими черными глазами делали ее даже привлекательной. Она была хорошей хозяйкой, заботливой женой и матерью. Работая на птицефабрике заведующей, она успевала вести и свое хозяйство.

Подтерев пол и выключив свет, она прилегла на кровать к младшему сыну. Как женщина ни пыталась себя успокоить, боль измены не давала ей покоя. Жалея себя, она думала: «Плохо тебе, Лушка. Муж гулящий и грубый. Но ведь было еще хуже, когда жила одна». Только под самое утро она заснул, и ей приснилась старая Кадычиха. «Завтра схожу к ней, – подумала Лушка, с трудом открывая глаза. – Пусть она мне погадает на картах. Правда, дороговато берет за свою услугу, но ее гадание верное.

На следующий день она вернулась с фермы пораньше. Накормила детей и, включив им телевизор, предупредила:

– Я отлучусь ненадолго, когда придет отец, пусть поужинает. В печке стоит тушеная картошка с мясом.

Сложив в пластиковый пакет тушку опаленной утки и полсотни утиных яиц, направилась к дому Кадычковых.

Постучав в дверь, она стала ждать, когда ей откроют. Вскоре в сенях появилась Кадычиха. Она не торопилась открывать дверь, рассматривая в щель Лушку, которая пришла так некстати. Хозяйка была занята варкой самогона, и посетители ей мешали. Не хотелось, чтобы посторонние видели ее производство. Но Лушку она не боялась. Даже обрадовалась ее приходу, когда та выложила на стол свои подарки.

– Ты извини меня за беспорядок, – вытирая рукой табуретку и приглашая гостью присесть, сказала она. – Сама видишь, чем занята. Но я уже заканчиваю. Последняя партия осталась. – Она присела напротив Лушки. – Ты, наверно, хочешь чтобы я тебе погадала? – напрямую спросила хозяйка. – Ничего не говори, – предупредительно подняла она руку, – я и так все знаю. Тебе нужно погадать на червонного короля. Сейчас я раскину карты.

Она ушла в другую комнату, которая служила спальней, и принесла замусоленную колоду карт.

– Выбери любую и задумай то, что ты хочешь, – предложила она гостье.

Лушка вынула из колоды карту, прижала ее к губам, что-то прошептала и отдала гадалке. Та стала раскидывать по столу карты из колоды и с озабоченным лицом толковать, что это значит.

– Мда, – процедила она сквозь зубы, – у твоего мужа есть молодая бубновая дама и он, как говорят карты, ее любит. Она здорово привязала его к себе.

– Что же мне делать? – заплакала Лушка.

– Да ничего особенного, – успокоила гадалка. – Мы с тобой сделаем так, что его любовь превратится в ненависть. Только для этого нужно время.

– И долго нужно ждать?

– Не так уж и долго. Всего тринадцать понедельников, – сказала, со знанием дела Кадычиха. – И он от тебя никуда не денется. Мы его намертво привяжем к тебе и твоему дому. Слушай меня внимательно. Каждый понедельник вечером, как только стемнеет, приноси мне его чистые носки. Я с ними поработаю, а ты их во вторник утром дай мужу одеть. И пусть он в этих носках ходит целую неделю. В воскресенье их постирай, а в понедельник приноси снова мне.

Гадалка подошла к висевшему на стене календарю и сделала на нем пометку о том, что через тринадцать недель Максим станет ручным.

Лушка повеселела. На ее конопатом лице появился ярко-красный румянец.

– А сколько это все стоит? – поинтересовалась она.

– Да пустяки, – успокоила гадалка. – Каждый понедельник будешь приносить сотню яиц, три зарезанных и хорошо опаленных утки и пятьсот рублей денег. Все это копейки по сравнению с тем, что над тобою нависло.

– Конечно, конечно, – поспешно согласилась гостья.

Кадычиха взяла календарь и красным карандашом отметила день прихода Лушки, приговаривая вслух:

– Значит, сегодня у нас пятница. Понедельник будет тринадцатое декабря. Вот с этого дня и берет свой отсчет наш с тобой договор.

Лушка поблагодарила хозяйку и отправилась домой.