Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Скитание Веры и Олега Моревых

Некогда добротное строение сейчас было наполовину разрушено. С одной стороны от него проходила проселочная дорога, а с другой – степная балка. И дорога, и балка шли параллельно друг дружке, уходя далеко к линии горизонта.

– Проходи, не стесняйся, – пригласил гостя Олег, открывая оббитую тряпками дверь. – У нас тут не очень просторно, зато не жарко.

Кирилл вошел в дверь, огляделся, поставил на пол рюкзак. Приметив деревянную лавку, присел на нее и стал снимать с уставших за день ног кроссовки. Тут его внимание привлек огромный черный кот, у которого не было одного глаза. Неслышно ступая мягкими лапами по полу, он сделал несколько шагов по направлению к гостю и замер в выжидательной позе. Его маленькие уши, словно локаторы, ловили малейший шорох.

– Кис-кис-кис, – позвал Кирилл кота. – Но тот лишь покосился на него единственным глазом и не сдвинулся с места.

Олег тем временем налил в ведро воды и, высыпав в него раков, поставил на печку, сложенную из кирпичей во дворе.

– Сейчас придет Вера, – сказал он, удобнее устанавливая ведро на конфорку. – Она пошла к колодцу за водой. Для раков у нас вода есть, а вот на чай не хватит.

Кирилл немного освоился и стал рассматривать жилище беженцев. «Конечно, живут ребята бедно, но не отчаиваются, – размышлял он. – Да и чего отчаиваться. Безвыходных положений не бывает». Он нагнулся и погладил забравшегося под лавку кота. Тот почувствовал на спине руку доброго человека и, выйдя из своего укрытия, стал тереться о больную ногу Кирилла. Нагнувшись, взял кота на руки. Тот не возражал. Продолжая гладить животное по спине, стал с ним тихонько разговаривать: «Наверное, это тебе местные коты глаз повредили в борьбе за красавицу кошку. Но ты ведь мужчина, а шрамы мужчин украшают».

Держа кота в руках и осторожно ступая босыми ногами, Кирилл вышел во двор.

– Раки уже закипают, – проговорил Олег, подкладывая в печку дрова. – Сейчас воду подсолю, добавлю укропчика, и ужин будет готов.

– Как зовут вашего кота? – поинтересовался у повара Кирилл.

– Мы его зовем Шамиль, – с ребячьей гордостью ответил Олег. – Свое имя он получил в честь героя, воевавшего на Кавказе вместе с генералом Слепцовым. Помнишь такого?

– Что-то припоминаю, – неуверенно ответил Кирилл. – По истории проходили. Но я слышал и о другом Шамиле, фамилия которого Басаев.

– Нет, мы кота назвали в честь чеченского героя, а этот – головорез и убийца. Мне о подвигах генерала Слепцова в войне с чеченцами отец много рассказывал. Сам он родом из станицы Слепцовской. А его родители были терскими казаками. С самого начала освоения Северного Кавказа жили вдоль рек Сунжи и Терека.

Раки давно сварились, а Вера все не возвращалась.

– Твоя сестра часто задерживается? – поинтересовался Кирилл.

– Часто, – спокойно ответил брат. – Она помогает местным пенсионерам.

– И много ей за это платят? – спросил Кирилл и даже постеснялся своего вопроса.

– Нет, копейки, – засопел обиженно Олег. – Деревенские пенсионеры бедные. У них не такая пенсия, как у городских. Поэтому Вера за работу берет продуктами. Кушать ведь что-то нужно. Одними раками сыт не будешь. А зимою, когда пруды замерзнут, и раков не станет.

– А вам тут и зимовать приходилось?

– Приходилось. Вот в этом шикарном зале, – Олег обвел взглядом помещение коровника, – всю прошлую зиму прожили. Конечно, было холодно. Но, как видишь, не замерзли.

Кирилл еще раз обвел взглядом ветхие стены коровника, залатанные кусками фанеры и тряпками дыры. На мгновение представил себе, как в лютые морозы тут может быть холодно, и передернул плечами.

– В конце июня будет ровно год, как мы тут поселились, – уточнил Олег.

– А где раньше жили?

– Жили с родителя в Грозном.

Олег рассказал своему новому товарищу о том, что его родители, после окончания Губкинского института как молодые специалисты были направлены на грозненский нефтеперерабатывающий завод. Предприятие выделило им квартиру. Зарплата была хорошая. Там же, в столице Чеченской Республики, родились и Олег с Верой. Сначала ходили в заводской детский сад, а потом в школу. Когда началась война, завод разрушили. Люди остались без работы.

– На что же вы стали жить после того, как родители остались без работы? – поинтересовался Кирилл.

– Я ведь тебе говорил, что мой отец родом из здешних мест, – напомнил Олег. – Он родился в станице Слепцовской. Правда, теперь она называется Орджоникидзевской. Так вот, там жили его родители. Пять лет назад мама отца, а моя бабушка, умерла и оставила нам дом с участком земли с садом. Родители обрабатывали землю, выращивали овощи и продавали на базаре.

– Все овощи продавали?

– Нет, не все, – уточнил Олег. – Кое-что оставляли себе, а картошку вообще на базар не выносили. Она у нас всегда плохая урождалась. Самим едва хватало.

– Расскажи, как погибли ваши родители, – попросил Кирилл.

– От взрыва мины, – вздохнул Олег. Немного помолчал и продолжил: – С ранней весны до глубокой осени родители жили в станице. В Грозный почти не приезжали. Наоборот, мы с Верой каждые выходные ездили к ним. Вот и в тот раз собирались приехать, чтобы помочь собрать клубнику. – Олег замолчал, поворошил в костре палкой угасающие угли, вздохнул и продолжил: – А тут непонятно, что их заставило ехать в город в середине недели. Произошло это в среду. Утром к нашему дому подъехала военная машина. Приехавший офицер и сказал нам о гибели родителей. От него мы узнали некоторые подробности. Впрочем, какие могут быть подробности, если миной разорвало рейсовый автобус с пассажирами на мелкие кусочки и раскидало их на сотню метров. Вера, услышав, что отец с мамой погибли, упала в обморок. Офицер отвез ее в госпиталь.

– А почему о гибели родителей сообщили военные, а не милиция? – полюбопытствовал Кирилл.

– Почему, почему, – огрызнулся Олег. – Потому что идет необъявленная война. Кругом орудуют банды озверевших чеченских головорезов, арабов, негров. Даже прибалты зарабатывают деньги на нашей крови. Милицию они не боятся, а вот федералы дают им прикурить.

– Говоришь, дают прикурить, – усомнился Кирилл. – Тогда почему не добивают до конца?

– Откуда мне это знать, – тихо ответил Олег. – Знаю только, что банды возглавляют местные главари, такие как Шамиль Басаев. Этих бандюков из одного района выбьют, а они в другом начинают орудовать. Помнится, отец сравнивал их со вшами, которых военные железной расческой вычесывают из одного места, а они в другом появляются.

– Значит, у чеченцев опытные командиры, – высказал предположение Кирилл. – Они воюют лучше наших солдат.

– Какие там опытные, – возразил Олег. – Они запугивают местное население, и люди вынуждены помогать бандитам. Вот возьми того же Шамиля Басаева. Это не воин. Он воюет только с женщинами, стариками и детьми. Федералов он боится как черт ладана. От них он прячется как трусливый волк.

Олег снял с печки чайник и разлил по кружкам кипяток. Подбросил в печку еще дров. На небе уже появились первые яркие звезды.

– Когда наши родители погибли, – продолжил свой рассказ Олег, – Вера закончила восьмой класс, а я перешел в пятый. Родители хотели продать квартиру в Грозном и переехать на постоянное место жительства в станицу, но покупателей не было. Чеченцы ждали, когда мы сами оставим собственное жилье.

В станице родителям тоже жилось неспокойно. Соседи часто подбрасывали им письма с угрозами. То грозили поджечь квартиру, то похитить детей. И внеплановая поездка родителей среди недели в Грозный, судя по всему, была вызвана тревогой за детей.

– А в милицию обращались? – поинтересовался Кирилл.

– Какая милиция? – усмехнулся Олег. – Я же тебе русским языком объяснял, что милиция боится бандитов. Их там самих, как утят, отстреливают.

Южная ночь уже окончательно вступила в свои права, усыпав небо крупными яркими звездами. К треску дров в печке добавился стрекот цикад и вскрики ночных птиц.

– Вера долго лежала в госпитале? – поинтересовался Кирилл, для того чтобы поддержать разговор. – Там, наверно, хорошо лечат?

– Я сейчас, – сказал Олег. Он вышел на дорогу. Какое-то время неподвижно стоял, чутко прислушиваясь к темноте. Его явно беспокоило долгое невозвращение Веры. Вернувшись, продолжил рассказ.

– Вера пролежала в госпитале месяц, – как-то по-взрослому ответил он. – У нее было шоковое состояние. Врачи сделали многое, чтобы она полностью пришла в себя.

– И как же ты все эти тридцать дней жил один? – продолжал расспрашивать Кирилл.

– С утра до вечера находился в госпитале. Меня там все жалели, подкармливали. Так что я был не один, – грустно усмехнулся Олег. – В госпитале, в основном, лежали военные. У них там тумбочки разными продуктами забиты. Они меня угощали всякими вкусностями. А заведующий столовой, прапорщик, всегда оставлял мне на кухне пайку.

– Солдатская пища, конечно же, не такая вкусная, как домашняя, – участливо вставил Кирилл. – Дома мама готовит с желанием, а там – по приказу.

– Может солдатская пища и не такая вкусная, как домашняя, зато она калорийная, – не согласился с ним Олег. – И готовят еду профессиональные повара.

Ребята опять надолго замолчали. Кириллу вспомнилось, как мама по праздникам пекла ароматные пирожки с повидлом и хрустящей корочкой. Запивая молоком, он, кажется, мог съесть их десяток.

Олег думал о своем. С того момента, когда родители потеряли работу, в доме совсем исчезло сливочное масло и мясо. Изредка бывала рыба. И только в госпитале они с Верой снова смогли кушать эти продукты.

– Чем же вы занимались после того, как сестра выписалась из госпиталя? – продолжил расспрашивать Кирилл.

– А ничем, – поникшим голосом отозвался Олег. Поковыряв палкой в печке и подбросив еще дров, продолжил свой рассказ.

Когда Веру выписали из госпиталя, ребята вернулись к себе в квартиру. Но не успели переступить порог, как вслед за ними вошел сосед по подъезду Магомед. Он работал на заводе вместе с родителями товарным оператором и всегда возмущался, что на семью из четырех человек им завод дал трехкомнатную квартиру, а ему из трех – двухкомнатную. Хотя общая площадь квартиры была одинаковой, и обижаться вроде бы не стоило. Магомед не спрашивая разрешения, вошел в Верину комнату и бесцеремонно схватил ее за волосы: «Ну что, вылечили тебя федералы?» Вера заплакала от боли. Олег схватил соседа за майку и закричал, чтобы тот не трогал сестру, и стал звать на помощь. Но Магомед не реагировал на крики мальчика и, продолжая держать девочку за волосы, размахивал перед ее лицом кинжалом. Потом отпустил ее и схватил за подбородок Олега.

– Смотри сюда, – указал он лезвием кинжала на настенные часы. – Когда маленькая стрелка будет на четыре, а большая на двенадцать вас в квартире уже не должно быть. – Он еще сильнее сжал мальчику подбородок. – А если я вас застану после четырех, его голова, – провел он кинжалом по шее Олега, – будет лежать у тебя на столе. Ясно? – обратился он к Вере.

– Дяденька Магомед, – взмолилась девочка, – куда же мы пойдем? У нас в городе нет ни родственников, ни друзей.

– Меня это не интересует, – сверкнул остекленевшими глазами сосед. – Езжайте в свою Россию.

Вера обратила внимание, что у брата изо рта по подбородку алой струйкой потекла кровь. Брюки его были мокрыми, а ноги стояли в луже. Она догадалась, что это значит.

– Дяденька, отпустите брата, – скорее простонала, чем проговорила девочка. – Мы до четырех часов освободим вам квартиру.

Магомед отпустил Олега, вставил кинжал в ножны.

– В четыре часа, не позже, – угрожающе проговорил он и хлопнул дверью.

Рассказ Олега потряс Кирилла. Он уже, как говорится, на собственной шкуре испытал жестокость, но чтобы под угрозой смерти выгоняли из собственной квартиры, такого ему и в страшном сне не привиделось бы.

– Когда этот стервятник ушел, – продолжил свой рассказ Олег, – Вера села на диван, прижала меня к себе и чуть слышно сказала: «Оставим ему жилье. Пусть он им подавится. Не мы первые из русских, не мы последние, кого постигла такая участь». Я ничего ей не ответил. Мы долго сидели молча. Потом Вера, словно очнувшись, скомандовала: «Пойди умойся и смени штаны. А я буду собирать вещи».

– Когда все наши переживания были позади, и мы с сестрой вспоминали тот ужасный день, Вера высказала предположение, что я стал заметно худеть и прекратил расти.

Кирилл поднял глаза и как будто впервые увидел хрупкого, с выделяющимися ребрами мальчика. На вид Олегу было лет десять, хотя ему исполнилось уже пятнадцать.

– Все же вам надо было обратится в милицию, – обнял за плечи товарища Кирилл. – Грозный входит в состав России, и в нем существуют российские законы.

– Это на бумаге, – дернул плечами Олег, – а на деле в Чечне наши законы не исполняют, русских никто не защищает. – Он поднялся и подошел к лежанке. Прилег, подложив руки под голову. – Ненавижу этих бандитов. Если бы не федералы, они нас всех давно бы там повырезали.

– Успокойся, братишка, – Кирилл присел рядом. – Здесь, – указал он пальцем в пол, – действуют наши законы, и вас здесь никто в обиду не даст.

– Ты что, слепой или больной на голову? – приподнялся с лежанки на локтях Олег. – Разве не видишь, что творится вокруг. Ежедневно толпы испуганных и усталых людей бредут по дорогам. Беженцы ютятся где только можно. А их подстерегают чеченские бандиты и отнимают последнее. – Он отвернулся к стене и замолчал. Потом резко повернулся: – Вот в станице Курской, это прямо на границе с Чечней, стоят наши войска, работают русские милиционеры, а хозяева в ней – бандиты.

– Не может быть, – усомнился Кирилл.

– Не веришь? – усмехнулся Олег. – А я это на своей шкуре испытал. У меня кровавые отметины остались ниже спины от издевательств этих уродов. Так избили, что я больше месяца кровью мочился. – Видя, что его товарищ не хочет верить в услышанное, добавил: – Вот вернется Вера, она тебе расскажет.

Ребята снова надолго замолчали. В печке потрескивали дрова, за окном трещали цикады, одноглазый кот терся о ноги Кирилла, выпрашивая что-нибудь вкусненькое.

– А куда вы пошли, когда вас Магомед из квартиры выгнал?

– Эвакуация была хоть и спешной, но обстоятельной, – чему-то своему усмехнулся Олег. – Отцовский велосипед был подвешен в квартире на двух толстых гвоздях под самым потолком. Пока Вера собирала вещи, я снял его и на всякий случай подкачал колеса. Покрутил руль, прокатил по коридору, средство передвижения было в полном порядке.

– Ты все вещи собрала? – спросил я у Веры. – Велосипед в полной готовности. Можно грузиться.

– Выдержит ли он такую нагрузку? – с сомнение спросила сестра, покрутив руль и похлопав велосипед по сиденью.

– Выдержит. Отец тяжелее был. Давай я выкачу его во двор, а ты выноси вещи.

– Успеем. У нас еще много времени. Нужно перед нашим путешествием подкрепиться. В банке осталось варенье, а в кастрюле на плите каша. Я подогрею ее и вскипячу чайник.

Когда с обедом было покончено, Вера закрыла дверь и выбросила ключ в окно в заросли крапивы. Повернувшись к окнам Магомеда, крикнула:

– Эй ты, облезлый шакал, полезай в крапиву, быть может, найдешь ключи.

– Не зли его, – схватил я ее за платье. – А то он выйдет и зарежет нас, как цыплят.

– Магомед, трусливый шакал, – кричала Вера не унимаясь, – будь ты проклят. Чтобы твоя дочка вместо ребенка родила тебе вонючего хорька. – Из квартиры Магомеда никто не вышел и никто не ответил.

Мы упаковали вещи, разместили их на велосипеде. Сумки повесили на руль. Чемодан Вера привязала на багажник старыми чулками. За плечи взвалили рюкзаки и тронулись в путь. Осмелев, я повернул голову в сторону окна соседа, плюнул и показал язык.

– Господи, защити нас, рабов твоих, – стала креститься и шептать молитву Вера, когда мы выехали со двора. – И помоги нам во всех путях и дорогах.

– Мы вышли на магистраль «Грозный – Ростов» и покатили велосипед по краю асфальта, – продолжал рассказывать Олег историю бегства из отчего дома. – Я шел сзади сестры, время от времени поправляя на плечах врезающиеся лямки рюкзака. Впереди нас двигалась чеченская чета. Женщина в длинной юбке и высоко повязанной косынке тащила за веревку тяжело груженного мешками осла. Сзади нее шагал молодой мужчина в резиновых галошах и в армейской униформе. Штаны были заправлены в серые шерстяные носки. Он опирался на сучковатую палку и слегка прихрамывал.

– Давай немного отдохнем, – тихо сказала Вера, останавливая велосипед. – Пусть эти Мухаммеды уйдут от нас подальше, – кивнула она головой в сторону чеченской семьи. – Чует мое сердце, что этот чеченец связан с бандитами. Не зря же он хромает.

Мы остановились. Но отдыхали недолго. Чеченцы свернули с дороги и, по едва приметной тропинке, направились в видневшееся из-за бугра селение.

– Может быть, они хорошие люди, – высказал я предположение, провожая глазами уходящую чеченскую чету. – Бандиты и их родственники ездят на машинах, а эти уставшие, еле ноги передвигают.

– Может и не бандиты, – ответила Вера, поднимая велосипед. – В наше время все может быть.

Было далеко за полдень и солнце уже не так безжалостно жгло наши непокрытые головы. Дорога была почти безлюдной. Лишь изредка проносились автобусы и военные грузовики.

– Ты обратила внимание, что в сторону Грозного машины идут груженые, а обратно – пустые? – спросил я у сестры.

– С чего ты взял, что они груженные? – усомнилась Вера. – Ведь кузова закрыты брезентом.

– По звуку двигателя. Груженые рычат, а пустые – урчат.

Так, изредка перебрасываясь фразами, мы шли целый день. Никто к нам не приставал, никто нас не останавливал.

– Куда же вы путь держали? – сочувствующе спросил Кирилл.

– Да мы и сами не знали, куда шли, – усмехнулся Олег. – Магомед нас так напугал, что мы даже не определились с маршрутом. Наверно, Вера решила идти в город Нефтекумск. Там живет младший брат отца. Кажется, его фамилия Морев, а зовут Владимир Михайлович.

– А как звали твоего отца? – поинтересовался Кирилл.

– Виктором, – печально ответил Олег. – Виктор Михайлович Морев, – уточнил он.

– Пешком до Нефтекумска, это очень далеко, – посочувствовал Кирилл. – Я хорошо знаю карту Северного Кавказа. С таким грузом вы бы неделю шли. Можно еще спросить?

– Спрашивай, – разрешил Олег.

– Как вы здесь оказались? Ведь Нефтекумск находится совершенно в другой стороне.

– Так сложились обстоятельства, – по-взрослому ответил Олег. – Мы в те дни сами не понимали, что с нами происходит. Просто шли и шли. Словно какая-то рука нас вела.

Мы катили и катили свой велосипед по трассе пока не заметили, что солнце уже ушло за горизонт и стало быстро темнеть. Вера внезапно остановилась. Справа от дороги виднелась небольшая лощина, покрытая высокой зеленью. Туда она и покатила велосипед. Приблизившись, мы поняли, что это заросли курая. Прекрасное место для ночлега. Выбрав место на пригорке, стали снимать вещи.

– Вот на этом пупке, – показала Вера на пятно высохшей травы, – мы и заночуем. – Она постелила старое покрывало, рюкзаки уложили в изголовье вместо подушек. – Снимай кроссовки, – скомандовала сестра. – Пусть ноги отдохнут.

В пакете с продуктами, которые мы захватили из дома, была гречневая каша и полная грелка компота. Правда, есть пришлось руками, а пить из горлышка, так в спешке забыли взять ложки и стаканы. Поужинав, легли спать. Заснули мгновенно. Да это и понятно. Целый день тащить по солнцепеку такую тяжесть.

Проснулись мы от яркого света. Но это был не свет солнца. В глаза светили фонарем. Вера прижала меня к себе.

– Мы беженцы, – пролепетала она в темноту, совершенно не видя, кто перед нами стоит.

– Не бойтесь, – ответил нам мужской голос. – Я вижу, что вы ничего плохого не сделали. – Мужчина опустил фонарь, и мы увидели, что перед нами стоит военный. – Но молодой девушке с подростком не годится ночевать в степи, – продолжал он назидательным тоном. – Если не секрет, куда путь держите?

– К родственникам в Нефтекумск, – ответила, успокаиваясь, Вера.

– Это нам не по пути, – вздохнул военный. – А вот до станицы Курской мы вас можем подбросить. Хотя, – замялся военный, – нам по уставу и не положено подвозить гражданских лиц. Ну да ладно. – Он повернулся и позвал сидевших в кузове машины солдат, – ну-ка помогите погрузить вещи.

Двое солдат мигом выпрыгнули из кузова, и в считанные секунды все наши пожитки вместе с велосипедом были погружены. В свете фар машины мы с сестрой рассмотрели военного. Это был рослый черноволосый капитан.

– У меня в Краснодаре тоже растут две дочери, – поделился он, подсаживая нас в кузов. – Примерно такого же возраста, как ваш сын.

– Он мне не сын, – улыбнулась Вера. – Это мой младший брат.

– Это неважно, – немного смутился капитан. – Важнее то, что в наше время дети больше страдают, чем взрослые. – Он сел в кабину, хлопнул дверцей, и мы помчались.

Ехали молча. Присутствие сестры явно смущало солдат.

– Через двадцать минут будем на месте, – сказал один из них, прикуривая сигарету. Потом, словно что-то вспомнив, спросил: – Хотите помидор? – и сунул мне в руку здоровенный овощ. В машине было темно, но я на ощупь определил сорт. Это было «бычье сердце». Точно такие росли у нас на огороде в станице. Разломив его на две части, большую протянул сестре.

Едва успели доесть помидор, как на дорожном знаке мелькнула надпись «станица Курская». Вскоре по обеим сторонам замелькали дома. Машина проехала еще немного и остановилась возле автостанции.

– Станция «вылезай», – подходя к кузову, весело проговорил капитан. – Тут светло и есть, где поспать. Укладывайтесь прямо на скамейках. Здесь вас никто не обидит.

Солдаты помогли занести вещи на автостанцию, туда же закатили велосипед. Мы поблагодарили их и пожелали счастливого пути.

Когда машина немного отъехала, мы стали осматриваться по сторонам. Сзади себя увидели вернувшегося к нам капитана. Он подошел и жалостливо сказал:

– Возьмите, – протянул сестре сухой паек, – утром позавтракаете. – Офицер погладил меня по голове, смущенно улыбнулся. – Не пасуй, малец, Россия большая и добрая. Своим гражданам пропасть не позволит. – Капитан направился к двери и, сев в машину, уехал.

– Вот так мы оказались в противоположной, от намеченного маршрута, стороне, – закончил свой рассказ Олег. Он поднял с пола на лежанку кота, посадил к себе на живот и стал гладить по спине. Одноглазый, прищурив от удовольствия свое зеленое око, громко замурлыкал. – А знаешь, какой мне сон на автостанции приснился? – снова приподнялся Олег. – Я его до сих пор помню.

А приснился парнишке тот самый капитан, который нашел их с Верой в степи. Вроде бы стоят они с ним возле огромной горящей скирды соломы, вокруг дым, летят искры, снуют какие-то люди. Но пламя почему-то никто не тушит. Вдруг офицер спрашивает: «Мальчик, ты знаешь, что такое война?» Олег отвечает: «Да, знаю. Война – это горящая скирда, которую никто не хочет тушить».

– Мама всегда говорила, что сон на новом месте всегда вещий и обязательно сбывается, – закончил пересказ сна Олег. – Только я никак не пойму, к чему такое приснилось.

– Рассказывай дальше, – попросил Кирилл. – Так интересно!

– Дальше было еще интереснее, – вздохнул Олег, поворачиваясь на бок и собираясь продолжить свой рассказ. – Дальше было утро. Проснулся я рано. Вера еще спала. Надев кроссовки, отправился искать туалет. Нашел его в другом конце помещения под лестницей. Помнится, там было грязно и сильно пахло хлоркой. Зато воды было вдоволь. Умылся под краном, помыл ноги, хотя рядом с раковиной и было объявление «Обувь и ноги под краном не мыть».

Как же не мыть, подумал я и быстренько снял кроссовки. Сутки ноги не мыл. Аж зудят от пота. Подставил ступню одной ноги под холодную струю воды и аж застонал от удовольствия. Подошва сразу перестала ныть, а между пальцами прекратился нестерпимый зуд.

«Куда же мы теперь двинемся? – размышлял я, возвращаясь к вещам. – Денег у нас нет. А бесплатно кто же нас пустит в автобус».

– Не грусти, – словно читая мои мысли, улыбнулась мне сестра. Не поднимая головы от сумки, которая служила ей подушкой, она стала меня успокаивать. – Сейчас подкрепимся и пойдем дальше. – Она выложила на газету остатки еды, взятой еще из дома. – Надо доесть, – приказным тоном сказала Вера. – Иначе пропадет. А сухой паек оставим на потом. С ним ничего не случится.

Тем временем на автостанции стали появляться люди. На стоянку подъехал рейсовый автобус, и пассажиры с сумками и мешками наперегонки бросились к распахнувшимся дверям.

Расправившись с остатками гречневой каши, мы стали собираться в дорогу. Я держал велосипед, а Вера привязала чемодан, повесила с обеих сторон на руль сумки и, взвалив на плечи рюкзак, взялась за руль. Пора. Я забросил за спину свою поклажу, и мы тронулись в путь.

Мы шли по широкой улице станицы и стучали почти в каждую калитку. Когда появлялись хозяева, Вера говорила им, что мы беженцы из Грозного и просила пустить нас пожить какое-то время. В ответ слышалось почти одно и то же: «Нет места» или «Самим скоро негде жить будет».

К полудню мы с сестрой так устали, что двигаться дальше уже не было сил. Остановились возле небольшого кирпичного домика. Вера прислонила к забору велосипед в тени развесистой акации.

– Хотя бы в какой-нибудь сарай нас пустили, – смахивая капельки пота, обронила сестра. – Нам ведь много места не надо. – Увидев на другой стороне улицы двух идущих женщин, попросила: – Олег, подойди вон к тем теткам, спроси, быть может, они знают, кто может нас взять на постой?

Я снял ранец и побежал на другую сторону улицы. Стал поджидать идущих.

– Тетеньки, – слезно обратился я к женщинам, когда они подошли. – Мы с сестрой беженцы из Грозного. Пустите нас пожить немножко. У нас погибли родители. А сосед-чеченец выгнал нас из нашей квартиры. Денег у нас нет и сил идти дальше тоже не осталось. – Слезы сами собой потекли по моим щекам.

– А документы у вас какие-нибудь есть? – спросила та, что была постарше.

– Есть, конечно, есть, – с надеждой в голосе ответил я.

– Может их направить к Нине Павловне? – обратилась к подруге за советом старшая из женщин. – Она живет одна. И двор у нее совсем пустой. – Немного поразмыслив, махнула рукой наблюдавшей за нами Вере, – идите за нами.

Дом Нины Павловны Алешиной стоял в самом конце улицы. Это было большое кирпичное строение с огромным садом и огородом, примыкавшим с тыльной стороны к сараю. Рядом с домом было еще одно небольшое строение.

Открыв калитку, женщины провели нас во двор. Та, что была помоложе, постучала в двери.

– Нина Павловна, – позвала она звонким голосом, – встречай постояльцев.

Входная дверь скрипнула, и на пороге появилась пожилая женщина с палочкой в руках.

– Я квартирантов не пускаю, – сказала она хрипловатым голосом. – Мне на жизнь и пенсии хватает.

– Бабушка, пустите нас хотя бы в сарай, – с дрожью в голосе и со слезами на глазах стала уговаривать Нину Павловну Вера. – Мы будем вам во всем помогать. Нам много не надо. Скоро я устроюсь на работу, и мы найдем себе жилье.

– Кто вы такие? – смягчилась хозяйка. – Откуда будете и сколько вам лет?

– Мы беженцы с Грозного, – торопливо выпалила Вера. – Родителей убили бандиты. Мне шестнадцать лет, а брату тринадцать.

– А родители ваши откуда родом? – продолжала любопытствовать старуха.

– Из станицы Слепцовской, – опередил я сестру. – Сейчас она называется Ордженикидзевская. А наши дедушка и бабушка были сунженские казаки.

– Ну, раз казаки, – пробурчала хозяйка, – тогда идите во двор и располагайтесь во времянке, – кивнула она в сторону небольшого строения. – Там сухо и вполне можно летом жить. – Она постучала по косяку двери палкой. – Провожать не буду. Я за порог своего дома не выхожу, потому что незрячая.

Кирпичная времянка, как ее назвала Нина Павловна, находилась во дворе между домом и сараем. Два небольших окна, расположенных напротив друг друга, делали помещение светлым и уютным. Одно окно выходило во двор, через него была видна улица. Через второе открывался красивый вид на сад. В помещении был электрический свет, кран с водопроводной водой и даже двухкомфорочная газовая плитка, к которой прислонился небольшой столик голубого цвета. На окнах висели пожелтевшие от времени занавески. У противоположной от двери стены стоял раздвижной диван, покрытый почерневшим от пыли и копоти покрывалом.

– Радости нашей не было предела, – продолжал рассказывать Олег историю своего скитания Кириллу. – Нам этот день запомнился навсегда. Ужиная разогретым на газовой плитке сухим пайком, мы были почти уверены, что кошмары, которые нас преследовали в последнее время, закончились и теперь начнется нормальная жизнь. К сожалению, – вздохнул Олег, – покой наш был недолгим. Через несколько дней мы вынуждены были покинуть этот теплый и уютный домик. Но об этом я чуть позже расскажу.

Мальчик поднялся с лежанки и вышел во двор. Минуты через две вернулся и снова залез на лежанку. Немного помолчав, словно собираясь с мыслями, продолжил свой рассказ. Утром следующего дня Вера постучала в двери к хозяйке.

– Нина Павловна, – спросила она, – может быть, вам чем-то помочь? – Не получив ответа, продолжила: – Давайте я полы помою или постираю.

– Спасибо, Верочка, – донеслось из-за закрытой двери. – Тебя так, кажется, зовут.

– Да, – подтвердила сестра.

Наступило долгое молчание. Вера собралась было уже уходить, как вдруг дверь открылась.

– Проходи в дом, – пригласила Нина Павловна. – Мне одной скучно. Я ведь уже два года не выхожу на улицу.

Вера нерешительно переступила порог, прошла в комнату и присела на краешек стула. Хозяйка, выставив вперед руку, подошла к дивану и уверенно опустилась на него.

– Люблю я сидеть на этом диване, – с усмешкой сказала Нина Павловна. – Он надежный.

Некоторое время хозяйка молчала. Вера заметила, что она вслушивается в тишину, пытаясь изучить собеседника.

– Кто были твои родители? – спросила она, положив палочку между коленями.

– Мы жили в Грозном, – начала сестра, придвинув поближе стул. – Папа и мама работали инженерами на нефтеперерабатывающем заводе. Когда предприятие разбомбили, они остались без работы.

– Как же вы жили после этого?

– А у нас в станице жили родители наших родителей – наши бабушка и дедушка. После их смерти нам от них остались дом и сад, – с ностальгией в голосе проговорила Вера. – А когда они погибли, то сосед-чеченец, угрожая кинжалом, выгнал нас с братом из собственной квартиры на улицу.

– У родителей, небось, были и другие родственники? – продолжала допытываться хозяйка.

– Я не знаю, где живут другие родственники, – призналась Вера. – Но точно помню, папа говорил, что в Нефтекумске у него живет младший брат. Я его запомнила, когда он приезжал на похороны бабушки.