Текст книги "Деревня, хранимая Богом"

Голод в доме Чижиковых

Утром тетка Мария вернулась из коровника в дом и молча присела на табуретку. Поставила у ног пустой подойник.

– Закончилась последняя солома, – сказала она детям, – корову кормить больше нечем. Кормилица наша так ослабла, что едва держится на ногах, даже доить ее жалко. Боюсь, долго она не протянет, – женщина горестно вздохнула. – Ведь через месяц должна была отелиться. А теперь, ни коровы, ни теленка у нас не будет. – Она промокнула кончиком платка выступившие слезы. Заплакали и обступившие ее дети. – Не ревите, – сказала она им строго. – Сейчас схожу к деду Мухане, может, он привезет нам несколько охапков ячменной соломы.

Набросив телогрейку и сунув ноги в валенки, тетка Мария пошла к Мухане. Едва за ней закрылась дверь, Нюрка дернула за рукав брата.

– Никита, собирайся. Пойдем к Кадычихе, заберем в ее сарае остатки соли. Ей она не нужна, а нам пригодится.

Брат молча оделся и вышел во двор. Нюрка тем временем принесла из сарая два пластиковых мешка.

– Одинарный мешок такую тяжесть не выдержит, – сказала она Никите. – Нужно двойные мешки сделать. Ты постой здесь, а я вернусь в дом, возьму еще пару пакетов.

Когда девушка вернулась к брату, он стоял нахмурившись, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты чего нахохлился?

– А если Кадычиха нас в сарае застукает, – сказал он с тревогой. – Я ее боюсь. Она может нас поколотить.

– Не бойся, – успокоила девушка брата. – Я собственными глазами видела, как Кадычиха уехала в город на рейсовом автобусе.

– Так это было вчера, – упирался Никита. – А сегодня она, наверно, дома.

– Нет ее дома и сегодня. Утром, когда я убирала снег у забора, видела, как она промчалась мимо и даже не посмотрела в нашу сторону. – Нюрка улыбнулась. – После того, как я чуть не отрубила ее сыну ногу топором, она меня не замечает. Недавно шли с мамой от пруда, поздоровались с ней, а она прошла молча и даже отвернулась.

– Ну, ладно, – вздохнул Никита. – Если ты уверена, что Кадычихи нет дома, то я согласен идти с тобой.

Они смело вошли во двор, молча открыли двери в сарай и, подперев их лопатой, стали быстро складывать остатки соли в пластиковые мешки. Когда наполнили доверху и собрались уходить, Нюрка заметила в углу сарая деревянную бочку.

– Подожди минутку, – тихо сказала она брату, – я посмотрю, что в бочке.

Она подошла к высокой пузатой бадье, закрытой куском фанеры. Осторожно сдвинув крышку, присмотрелась.

– Никита, – позвала она брата, – здесь комбикорм. Зачем он нужен Кадычихе, ведь никакого хозяйства у нее нет, – стала рассуждать Нюрка, словно взрослая женщина. – Это, наверно, Тонька натаскала с молочной фермы, – уверенно сказала девушка. – Помнишь, мама говорила, что когда она работала дояркой, то тащила домой все, что под руку попадется. Сейчас мы оттащим соль, а потом наберем пару ведер и подкормим нашу Милку.

Подхватив пакеты, они помчались домой. Поставив соль в сенях, Нюрка достала из-под лавки два ведра.

– Будем носить ведрами, сказала она брату. – Пакеты у нас дырявые, комбикорм станет просыпаться, и тетка Ефросинья нас вычислит.

– Лучше давай возьмем мешок, – предложил Никита, – им таскать удобнее будет.

Сестра согласилась с таким предложением, и они снова отправились в сарай Кадычихи. Как и в прошлый раз подперли двери лопатой и стали руками нагребать из бочки комбикорм. Когда мешок был наполовину полным, Нюрка завязала его старым чулком.

– Бери двумя руками за узел, – сказала она брату, – а я возьму за углы. Так будет и не тяжело, и нести удобно.

Дома Нюрка постелила на пол старую клеенку, на которую они высыпали комбикорм. И не сговариваясь, дети снова двинулись в сарай Кадычихи. Так без перерывов они перетаскали весь корм. Когда делали последнюю ходку, девушка закрыла фанерой бочку и, уже собираясь уходить, увидела в другом углу кучу сена.

– Что же ты молчишь? – тихо спросила она у брата. – Или не видишь, что тут еще и сено есть. – Она подошла к наваленной куче сухого душистого клевера, потрогала рукой, понюхала. – Как вкусно пахнет! Нашей Милке очень понравится. – Она повернулась к брату. – Сейчас возьмем два мешка и наберем сена.

– У меня болит спина, и руки не поднимаются, – захныкал Никита. – И живот тоже болит.

– Значит, ты хочешь, чтобы наша корова от голода сдохла?

– Мама пошла к деду Мухане, – продолжал хныкать брат. – Он привезет соломы для коровы.

– А если у Мухани кончилась солома? – схватив брата за куртку и сильно потянув на себя, спросила Нюрка. – Тогда что делать будем? Другой такой возможности у нас не будет. Тетка Ефросинья скоро вернется из города, – и она заплакала от безысходности.

– Ладно, бери свой конец, понесли мешок, – согласился брат. – А то чего доброго застукают нас здесь.

Добравшись до своего дома, дети не стали высыпать из мешка комбикорм, а оставили его рядом с уже насыпанной кучей. Сняв в сенях с гвоздя два других широких мешка, присели на минутку передохнуть.

– Сейчас по мешку сена принесем и будем долго отдыхать, – первой поднялась Нюрка. – Хватит рассиживаться, – толкнула она в бок брата.

Дети в очередной раз вернулись в сарай Кадычихи, и девушка стала наполнять мешок небольшими пучками сена. Когда один был полным, она помогла Никите взвалить его на спину, и тот, пошатываясь под тяжестью ноши, медленно двинулся домой. Быстро наполнив свой мешок, Нюрка вскинула его на плечи и, пригибаясь к земле, быстро направилась домой.

Войдя в коровник, девушка заметила, как Милка, почувствовав запах сена, замычала и потянулась к мешку. Выдернув пучок, протянула корове. Та с жадностью стала его жевать. В это время на пороге сарая показалась мать.

– У деда Мухани нет соломы, – сказала она, ничего не замечая после яркого дневного света. – Да и сам он болеет. Но есть и радостная весть. На следующей неделе из запасов Николая Викторовича всем привезут по возу сена. Но столько без еды наша корова не протянет.

– Еще как протянет, – весело отозвалась Нюрка. – Мы с Никитой для нашей Милки принесли корма получше, чем солома.

Тетка Мария внимательно вгляделась в полумрак сарая, всплеснула руками.

– У кого же вы набрали сена? – с неподдельным восторгом спросила она. – Ведь ни у кого в деревне не осталось и пучка.

– Ошибаешься, мама, – поглаживая корову по шее, сказала Нюрка. – У Кадычихи таким добром весь угол сарая забит. Мы с Никитой набрали только два мешка, но сена там еще много.

– Пойдем, дочка, принесем еще по мешку, – быстро вытряхивая сено, сказала Мария. – Кадычихе сено ни к чему, только мышей плодить.

– Можно перенести все сено, – предложила матери Нюрка. – Кадычихи все равно нет дома. Она уехала в город.

Так они и сделали. Перенесли в свой коровник все до последней былинки. Прожившая всю жизнь в деревне Пруды тетка Мария никогда не интересовалась тем, что хранится во дворах соседей. Но сейчас, плотно закрывая двери в сарае Кадычихи, она обратила внимание на высокий двухъярусный сеновал, стоявший в конце ее огорода.

– Какие порядочные люди живут в нашей деревне, – ставя мешок с сеном на снег, сказала она дочери. – Скот с голоду подыхает, но никто не рискнет взять хотя бы мешок корма с сеновала. – Она подняла было мешок, но потом поставила его на место. – А ведь этот сеновал не Ефросиньи. Насколько я помню, его строил покойный Толик Демин. Впрочем, чье бы там сено ни было, оно не наше. Нам на три дня и этого хватит. А там, бог даст, подвезет Муханя.

Вернувшись домой, тетка Мария присела в коровнике на мешок с сеном, чтобы перевести дыхание. Осматривая сарай, она вдруг заметила кучу комбикорма, аккуратно ссыпанного на клеенку.

– Это откуда здесь взялось? – вскочив с мешка, громко закричала она.

– Это мы с Никитой из сарая Кадычихи перетаскали, – пояснила Нюрка.

Хозяйка ничего не ответила. Она молча подошла к куче комбикорма, насыпала себе в подол несколько пригоршней и стала посыпать сено в яслях коровы.

– Сегодня корове больше ничего не давайте, – обратилась она к притихшим детям. – Она сильно отощала, большое количество корма может ей повредить. В обед сделаю ей ведро пойла с комбикормом, а на ночь положим остатки сена.

Целый день тетка Мария пребывала в отличном настроении. Она не знала, как благодарить дочку с сыном за ту работу, которую они проделали. Решила накормить их вкусным обедом. К столу подала огромную сковородку с жареной бараниной и кукурузную кашу.

– Ешьте, дети, вволю, – раскладывая еду в алюминиевые чашки, ласково приговаривала она. – Теперь до весны придется обходиться без молока. Скоро у нашей Милки появится теленочек, и доить ее сейчас нельзя. Да и молоко уже невкусное. Вместо молока стану варить вам компот из сухофруктов. Ничего, – потрепала она по голове Никиту, – месяц, полтора как-нибудь проживем. Солений у нас много, мяса тоже полно.

В доме тетки Марии наступили покой и согласие. Улетучилась тревога за голодную корову, а значит, и за будущее. Любой житель деревни скажет без сомнения, если в хозяйстве есть корова, значит, голод семье не грозит.

Когда с обедом было покончено, и сытая детвора занялась своими делами, тетка Мария подошла к дочери.

– Помой посуду и слей воду в ведро, – сказала она. – Я добавлю комбикорма и напою корову. А сейчас нужно пересыпать корм в какую-нибудь посудину, а то к утру от него ничего не останется. На запах со всей деревни мыши сбегутся.

Она ссыпала часть комбикорма в фанерный ящик, остальное в выварку. Стряхивая остатки в ясли, нежно обняла за шею корову.

– Теперь все будет в полном порядке, – тихо сказала она ей, словно животное могло понять свою хозяйку. – Я тебя хорошо подкормлю, и когда придет срок телиться, у тебя будет достаточно сил.

Следом за матерью, довольная собой, ходила Нюрка. Девушка чувствовала себя так, словно нашла клад. Она изредка подходила к ящику, в котором горой были сложены комья соли, затем обошла кучу сена. Вышла из коровника и, подхватив пустой мешок, сказала сама себе: «Пока Кадычиха не вернулась, пойду насмыкаю еще сена из нижнего яруса сеновала». Напевая веселую песенку, Юлька смело подошла к строению, стоявшему на отшибе в самом конце огорода, натолкав полный мешок сена, она присела на него и стала рассматривать сеновал. Это было высокое двухъярусное строение, сбитое из горбылей. Потолок строители обшили досками, поверх которого уложили рубероид, поэтому дожди и другие осадки были не страшны. Там было всегда тепло и сухо.

Взгляд девушки скользнул вниз. Здесь находилось достаточно много сена. «Будем с Никитой приходить сюда каждый вечер, – подумала она, – и брать по мешку. Этого хватит нашей Милке на целый день. А когда Кадычиха поедет в город, то можно и с запасом наносить». Она собралась уже уходить и взялась за мешок, как вдруг со двора хозяйки послышался звук шагов. Нюрка подумала, что это Кадычиха вернулась из города. Испугавшись быть уличенной в воровстве, она забросала охапками сена мешок, а сама спряталась в образовавшемся углублении в стоге. Пальцем раздвинула длинные стебли и в образовавшуюся щель увидела, как по лестнице, стоявшей в противоположной стороне сеновала, поднимается мужчина в синей куртке и такой же шапочке. Перед собой он держал большую сумку. Внизу у лестницы стоял Филипп.

– Ты иди, – сказал ему поднявшийся, – а через пару часов принесешь нам обед.

Филипп убрал лестницу и, воровато оглядываясь, направился к дому. Дождавшись, пока затихнут его шаги и успокоится сильное сердцебиение, Нюрка вылезла из своего укрытия, подняла мешок и хотела бежать домой. Но тут ясно услышала на верхнем ярусе сеновала мужские голоса. Судя по всему, разговор вели три человека.

– Отличный «калаш» с оптическим прицелом, из такого не промахнешься, так что успех гарантирован, – раздался хриплый голос. – Аслан велел убрать афганца и фермера. А печника нужно взять живым.

– Я буду вести наблюдение, – ответил ему другой голос. – Отсюда деревня как на ладони просматривается. А ты пока поспи. Если что, Анвар тебя разбудит. Обед будет только через два часа.

Нюрка дождалась, пока наверху наступит тишина, тихонько подхватила мешок с сеном и со всех ног пустилась бежать домой. От страха она потеряла всякую бдительность и пронеслась прямо через двор Кадычихи перед окнами ее дома. Ей сказочно повезло. Девушку никто не заметил.

Вбежав в свой коровник, Нюрка поставила на пол мешок и стремглав бросилась в дом. Увидев бледную от страха дочь, тетка Мария сама испугалась.

– Ты снова ходила во двор Кадычихи? – спросила она.

Девушка молча кивнула головой, и зачерпнув кружку воды, стала жадно пить.

– И она тебя увидела? – продолжала допытываться мать.

– Нет, – с трудом переводя дыхание, отозвалась дочь. – На верхнем ярусе сеновала живут чужие люди.

– Откуда ты это знаешь? Ты что, видела их?

– Одного видела, а остальных слышала.

– Выпей еще воды и успокойся, – строго сказала мать.

Наблюдая за дочерью, Мария поняла, что та говорит правду. Девочка она не из трусливых, так испугать ее могло только исключительное обстоятельство. Видимо, люди на сеновале Кадычихи, действительно представляют опасность для жителей деревни. Она ни о чем больше не стала ее расспрашивать.

– Пойдем к дядьке Мирону, – сказала Мария, надевая куртку. – Ему все подробно и расскажешь.

Взяв дочь за руку, она повела ее к дому Голованя. Но подошла не к калитке, к окошку магазина.

– Здравствуй, Варечка, – тихо сказала тетка Мария, засовывая в окошко голову. – Папа дома?

– Здравствуйте, тетка Мария, – равнодушно ответила Варька. – Отец дома, но он занят.

– Я не ради праздного любопытства спрашиваю. Он мне нужен по очень важному делу.

– Если вы пришли просить у него сена, то напрасно, – сделала капризное лицо девушка. – У нас у самих запасы кончаются. Не знаем, чем скот кормить. Отец ночами не спит, мечется. Коровы доедают остатки соломы.

– Я не за сеном, – строго сказала тетка Мария. – Твой отец мне нужен по другому делу.

– Ну ладно, – вздохнула Варька, прикрывая окошко. – Проходите во двор, собака привязана. – Выйдя на крыльцо через дверь, крикнула: – Отец, к тебе тетка Мария пришла. Говорит, что по важному делу.

– Так пусть заходит в конюшню, – раздался голос Мирона. – Чего ты ее держишь во дворе? – Он вышел на порог. – Мария, проходи в сарай, на улице вести разговор как-то не с руки.

– Даже не знаю, Мирон Андреевич, с чего и начать, – перебирая пальцами край платка, тихо сказала женщина, входя в конюшню.

– Знаю, о чем пойдет наш разговор, – со вздохом сказал хозяин, откладывая в сторону щетку, которой чесал коня.

– Нет, не знаешь. Я даже боюсь говорить. Пусть лучше она расскажет, – подтолкнула Мария в спину дочь. – Расскажи, что ты видела и слышала на сеновале у Кадычихи.

Нюрка подошла к Мирону и, взяв его за руку, стала подробно рассказывать о своих приключениях. Хозяин слушал ее внимательно, не перебивая. Только в самом конце уточнил.

– Ты четко слышала про афганца, фермера и печника?

– Да, четко, – подтвердила девушка.

Мирон сел на табуретку, закурил. Он неторопливо прокручивал в голове услышанное. Почувствовал, как где-то внутри тревожно зазвонил колокольчик.

– В доме Кадычихи сейчас есть кто? – спросил он Нюрку.

– Есть. Там Филипп обед им готовит. А тетка Ефросинья утром в город уехала. Я лично это видела.

– Действительно, очень ценная информация, – проговорил Мирон, глядя на Марию. – Спасибо, что сообщили. Но больше об этом никому ни слова. Сейчас идите домой и на улицу не высовывайтесь. Я сам разберусь с этими смельчаками. – Провожая их до калитки, успокоил: – Потерпи маленько, на следующей неделе дед Муханя привезет тебе воз сена. Думаю, до весны хватит.

– Спасибо, – ответила Мария, не оглядываясь. Она взяла дочь за руку и потащила ее домой.

Проводив гостей, Мирон зашел в дом и, сдерживая волнение, попросил жену сходить к матери и привести ее в гости. Перехватив недоуменный взгляд супруги, прикрикнул:

– Прошу, не отнимай у меня время и не задавай лишних вопросов. Делай, что сказал.

Юлия быстро оделась и пошла в дом свекрови. Мирон полез на чердак, вытащил из мешка краскопульт, при помощи которого летом опрыскивал в саду деревья, заполнил расширительный бак керосином, проверил шланг высокого давления. Все было исправно и готово к действию. Спустившись с чердака, он поставил аппарат в углу сеней и с тревогой стал ждать, когда жена приведет мать. Тревожиться Мирону было от чего. Мать – своенравная старуха – может не послушаться Юлию. Самому идти за ней и светиться перед прицелом бандитов не хотелось.

Сняв обувь, Мирон прилег на диван. Вспомнился разговор с Николаем Викторовичем, который как-то сказал, что бандиты вдоль и поперек рассматривают деревню в бинокль. «Не в бинокль они нас рассматривают, – криво усмехнулся Мирон своим мыслям, – а в оптический прицел». Прикидывая всякие варианты, которые способствовали бы скрытому передвижению и могли уберечь от киллеров, он на сто процентов был уверен, что бандиты не уйдут из деревни, пока не выполнят поставленную перед ними задачу.

Лежать на диване было невмочь. Мирон поднялся и стал ходить по комнате. В голове роем проносились мысли. «Первым делом нужно сделать так, чтобы мать оставила свой дом, – размышлял он. – Затем самому нужно незаметно пробраться в ее дом. Сделать это почти невозможно. Улица между их домами просматривалась невооруженным глазом. Значит, нужно дождаться ночи, – принял он решение. – От дома матери до сеновала рукой подать».

Приняв решение, Мирон возбужденно заходил по комнате. Потом вдруг остановился. Подумалось, а если у него прицел ночного видения? Тогда выполнение намеченного осложнялось. Он позвонил Николаю Викторовичу, но тот не отвечал. В отчаяние набрал номер секретаря, девушка ответила, что директор в отъезде и когда будет, она не знает. В это время в дверях появилась жена. Пропуская вперед недовольную свекровь, молча вздохнула.

– Что это ты придумал? – с порога строгим голосом спросила мать. – Я поставила тесто, а ты отвлекаешь меня. – Увидев поникшего сына, сменила гнев на милость. – Стряслось что-то?

– Пока нет, – ответил Мирон и, взглянув на мать, вдруг улыбнулся. – Юля! – крикнул он жене. – Я знаю, что мне нужно. – Он прошел в спальню и тихо сказал, – мне нужна одежда матери.

– Вот ты и попроси, чтобы она тебе ее позаимствовала. Мне она уже столько нервов попортила, пока уговорила сюда прийти.

– Вот жизнь пошла, – закричал хозяин, хлопнув себя по ляжкам, – с чужими людьми можно быстрее договориться, чем с родной матерью. – Он прошелся по комнате. – Мать, если ты хочешь видеть меня живым, снимай с себя юбку. Мне нужна твоя одежда.

– Чего ты раскричался, – смиренно проговорила Прасковья Демьяновна, – раз нужна, сейчас отдам. – Она прошла в спальню и стала раздеваться. – Резинка на юбке крепкая, – послышался ее голос, – хорошо держаться будет.

Мирон обул валенки, заправил в них штаны, сверху надел юбку. Подол опустился до самого пола. Набросил телогрейку, голову покрыл материнским пуховым платком, опустив его на самые глаза. В довершение переодевания нацепил брезентовые рукавицы, повесил на плечо мешок с краскопультом и вышел во двор. Сутулясь и сгибаясь под тяжестью ноши, он неторопливо побрел по улице к дому матери.

Достигнув двери, Мирон неспешно открыл ее, переступил порог. Оказавшись внутри, задернул на окнах занавески, снял платок и телогрейку, присел на табуретку и стал обдумывать, как незамеченным пробраться к сеновалу. До постройки было два десятка шагов, но пройти их незамеченным днем было невозможно. Перебирая в голове различные варианты, он все-таки решил приступить к реализации своего плана, когда стемнеет.

День тянулся очень долго. Когда наконец-то стемнело, Мирон решил подойти к сеновалу со стороны балки. По его разумению, это направление, скорее всего, не входило в сектор наблюдения бандитов. Накачав в баллон с керосином воздуха и тем самым создав давление, он разместил его поудобнее на спине, перекрестился и вышел во двор. Сделав несколько шагов, почувствовал, как страх, целый день терзавший его душу, стал улетучиваться. Голова работала четко, без посторонних мыслей.

Подобравшись к сеновалу, Мирон выставил вперед руку и через краскопульт стал распрыскивать горючее. Работу он выполнял не спеша, обстоятельно поливая керосином не только сено, но и деревянные стены. Когда баллон опустел, он свернул шланг и достал коробок спичек. Прежде чем поставить точку в этом деле, он оглянулся, прикидывая путь отступления, и только потом чиркнул спичкой. Краем глаза заметил, как быстро воспламенилось сено. Смотреть на пожар не было времени. Со всех ног Мирон бросился бежать домой, считая на ходу.

В сарай матери он забежал на счет двадцать. С такой скоростью ему бегать еще не приходилось. Выглянув в окно, увидел, что сеновал со всех сторон охвачен пламенем. Черный дым вперемешку с яркими языками пожарища отражались бликами в стекле. Вокруг стояла тишина, только слышался треск горящих досок. У Мирона даже мелькнула мысль, что там никого нет, а весь рассказ Нюрки – всего лишь детские фантазии. И тут он заметил бегущего к сеновалу с ведром Филиппа. Не добежав до сеновала метров десять, он споткнулся и упал. Ведро откатилось в сторону. В отсветах пожара было видно, что в нем находился ужин для бандитов. Филька поднялся и обошел вокруг горящего сеновала. Затем собрал со снега в ведро разбросанные продукты и вернулся домой.

Проводив взглядом Филиппа, Мирон продолжал внимательно следить за горящим сеновалом, изредка поглядывая на двери дома Кадычихи. Но никто больше из дома не выходил. Несомненно, все жители деревни видели полыхающий пожар, но ни один не выскочил его тушить. Даже любопытная деревенская детвора не показывалась на улице.

Когда пламя стало ослабевать, Мирон увидел, как из дома Кадычихи вышел Филипп. Повесив на плечо сумку, он направился по грейдерной дороге к Центральной усадьбе. Немного подождав, пошел к себе домой и наш герой.

– Мама, а тесто тебе придется ставить заново, – сказал он, переступая порог и протягивая матери ее одежду.

– Да зачем его ставить, – успокаивающе сказала Прасковья Демьяновна. – Сейчас соберу то, что осталось, добавлю кислого молока и отнесу кабану на ужин.

Рано утром следующего дня Мирон взял вилы и стал рыться в остывшей золе сеновала. Поиски оказались успешными. Его трофеями стали три пистолета и ствол винтовки, приклад которой полностью сгорел. Все это он собрал в мешок и, прихватив топор, направился на большой пруд. Прорубив прорубь, высыпал содержимое в воду. Долго стоял, пытаясь различить в темной глубине оружие сгоревших на сеновале людей. Впрочем, людей ли?