Текст книги "Я жил во времена Советов. Дневники"

31. I.80

Катя так вытянулась за счет роста ног, что словно ходит на ходулях.

А жалкий черный котеночек, которого я не мог оставить в Кратове в самом конце августа, когда приехал за ней, вырос в огромного черного кота-разбойника. Только в последние дни, вернее, когда я был в Малеевке, он оборвал в моей комнате на окне занавеску (выдрал штырь), смахнул с полки на пол магнитофон, что я привез из ФРГ, и, конечно, испортил его, пришлось Тане чинить (хорошо, помогла Нина), вчера разорвал Катину миллиметровку и т. д. То ли дело умник Паша! Залез в мой старый ботинок, что стоит у входной двери, и зимует там. А с рыбками мы расстались – отдали их вместе с аквариумом.

3. II.80, воскресенье

Перед Новым годом показывали по телевидению наш новый фильм «Три мушкетера». А Катя сейчас как раз читает всю эту эпопею. Как она волновалась, глядя на экран! Как только появлялась коварная Миледи, которую играла божественная Терехова, она сжимала кулаки и кричала: «Ах ты, дрянь! Ах ты, дрянь!»

7. II, четверг

Сегодня в половине шестого вечера, возвращаясь домой с продуктами в двух руках, полученных по талону в магазине на ул. Алабяна, 3, встретил Бенедикта Сарнова, прогуливавшегося с маленькой собачкой. Заговорили, пошли вместе и разговорились. Обошли вокруг нашего дома, потом ходили туда-сюда от подъезда к подъезду. Семанов говорил мне в Малеевке, что Сарнов написал статью-ответ на статью Лакшина о Солженицыне, и говорил, что Сарнов и Роднянская крестились. Я спросил. Нет, говорит, это Светов и статью написал, и крестился (Роднянская тоже). На Лакшина он зол. Можно, говорит, по-разному относиться к Солж, но он не понимает масштаба его личности. (Я молчу.) Лакшин преувеличивает свою роль в первой публикации С-на и других событиях. Он-де тогда не был членом редколлегии, я, мол, помню, мы вместе работали в «Литгазете». (Я-то этого не заметил, ибо у меня другое понимание масштаба личности Александра Исаевича – исключающее соблазн примазаться к ней.) Возмущался тем, что Л., будучи членом партии, печатается в каком-то западном издании. О статье Светова говорит, что написана плохо, но резко против Лакшина.

– Я читал твою статью. Если хочешь, выскажу свое мнение.

– Конечно.

– Надо было сказать о замысле, т. е. судить по законам, им над собой признанными.

Я ответил (как хотел ответить и Кладо), что моя статья – необычная, к ней нельзя подходить с принятыми литературоведческими мерками. Ее необычность определяется необычностью объекта: у нас нет другого писателя, который был бы так популярен при такой малограмотности. И задача статьи была в том, чтобы сдернуть с него мишурные наряды. Она эту задачу, кажется, выполнила.

– Да, но его популярность – это песни.

Я не стал доказывать, что и некоторые песни такие же малограмотные.

– Языковые примеры, которые ты приводишь, говорят о желании что-то освежить, обновить в языке.

– Но это может сделать лишь писатель, отлично знающий язык Стилистическая игра доступна только стилисту, а стилист уж обязательно должен быть грамотным человеком.

Он удивился и не хотел верить, когда я сказал, что Окуджава цитирует в речи персонажа «Архипелаг». Поговорили минут 15–20.

15. II.80, пятница

Мне нередко видится во сне война, и не только прошлая, но и будто бы случившаяся сейчас. Но до сих пор всегда снились немцы, а вот сегодня приснились американцы. Будто мы идем, 2–3 человека, мужчины, по полю или лугу. Вдруг из отдаленных кустов – вспышки. Это стреляют в нас. Мы бежим обратно, а по нам все палят и бросают нам наперерез гранаты, маленькие, круглые, а они не рвутся.

19. II. 198 0, вторник

Вчера к 16 часам ездил во Внуково встречать Мелиту Романовскую. На аэродроме мы сразу узнали друг друга, хотя Анна Вас. Луконина сказала мне, позвонив утром, что это крупная женщина лет под 60. Оказалось, ей всего 45, и меньше среднего роста. На вокзале она сразу сообразила, нашлась, позвала носильщика, и он получил ее вещи и посадил в такси. Она дала ему за эти десять минут хлопот 3 рубля.

Поехали к Лукониным – пр. Калинина, 31, к 13. Это на углу с Садовым кольцом.

На счетчике 6 рублей с чем-то, она дает червонец и просит донести до квартиры вещи. Но оба раза обращает мое внимание на то, что дает хорошо. Но без нажима, как о деле. Деловая европейская дама. Оказывается, как я понял, она занимается виноторговлей.

Пришли к Лукониным, дома только мать Лидия Ивановна. Гостья тут же извлекает бутылку армянского коньяка Ереванского завода, привезенную из Риги, и предлагает выпить.

Сидим, пьем. Часа через полтора приходит Луконина. Видно, широкой, прямой души женщина лет 40. Но не без актерского пижонства: «Когда мы с Мишей были в Париже» и т. п. Ах, это так простительно! Она играет в Театре на Таганке.

Просидел я у них почти до девяти. Как все в этом мире перепутано и тесно: нас, двух русских, москвичей, знакомит латышка, живущая во Франкфурте-на-Майне.

21.11.80, четверг

Когда много и сосредоточенно думаешь о чем-то, сколько открывается неожиданных сторон! Сегодня в 2.45 на пл. Революции в метро, ожидая поезда до «Бауманской», вдруг сообразил:

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ…

Виноградов, Ашукина и др. говорят: преданный – отданный во власть. Но почему во власть жандармов? Народ, т. е. на 90 % крестьяне, были отданы во власть прежде всего помещиков, потом чиновников, старост и т. д. А жандармов он во многих краях и знать не знал!

М. Романовская вчера улетела.

24. II, воскресенье

Пил всю неделю: в понедельник – у Лукониных по случаю приезда Мелиты коньяк (бутылка – Мелита, Анна Вас, я); во вторник – в ресторане «Интурист» с Мелитой джин со льдом (в «болотном баре») и шампанское (1 бутылка); в среду – на проводах Мелиты у Лукониных – шампанское, в машине коньяк; в четверг – на Бауманской коньяк; в пятницу дома – «Сибирская» водка; в субботу дома по случаю Дня Красной Армии – она же, проклятая! Не пора ли остановиться? Ведь тебе 57-й!

29. II, пятница

В книге критических статей Ст. Куняева «Свободная стихия» прочитал, что Николай I писал жене 12 июня 1840 г. по прочтении «Героя нашего времени» о Макс. Максимыче: «Характер капитана намечен удачно. Когда я начал это сочинение, я надеялся и радовался, потому что в этом классе есть гораздо более настоящие люди, чем те, которых обыкновенно так называют. В Кавказском корпусе, конечно, много таких людей, но их мало кто знает; однако капитан появляется в этом романе как надежда, которой не суждено осуществиться…» (с. 30).

Очень интересно! Как «хозяин земли русской», он, конечно, хотел, чтобы настоящим героем нашего времени писатель представил добропорядочного служаку Максима Максимыча, он жалеет, что о таких героях «мало знают». Точно так же наши руководители хотят сейчас видеть героем времени коммуниста. Но Николай по крайней мере не призывал писателей создавать образы героев, подобных М.М.!

И вчера пил – с Семановым в ЦДЛ виски со льдом.

5. III.80. Малеевка

Приехал опять в Малеевку. И все как-то с ходу было ловко да хорошо. Решил изменить своей привязанности к первым трем коттеджам и поселился в корпусе «Б» в 16-й комнате, вернее, квартире. Прекрасно! Это однокомнатная квартира со всеми удобствами. Два больших окна на уровне березовых крон. Словно паришь над землей. А какая тишина! И в этот же первый день поставил пломбу, вылетевшую накануне. И встретил своего ученика – Алексея Корнищенко (?), с которым сошелся в октябре – ноябре 78-го в Пицунде. Перед ужином выпили с ним «Сибирской». Ночью спал прекрасно. Крайне неожиданно приснилась из почти 30-летней дали Марочка. Еще приснилось, будто кто-то из «Молодой гвардии» сказал мне, что моя статья о Лермонтове не поместилась в ближайший номер, даем в следующем. Сколько я работал над этой статьей? Кажется, 3–3,5 месяца. Начал сразу, как только сдал Алексееву вторую статью об Окуджаве – «обзор».

5. III.80. Малеевка

Как хорошо началось мое пребывание в Малеевке, и какую гримасу вдруг увидел я вчера. Приехал Л. Л-ский. Я его всегда не любил, со времен «Молодой гвардии», когда он был инструктором ЦК комсомола. Медлительный, методичный, с тихой, тягучей и очень самоуверенной речью, он был мне и тогда несимпатичен, особенно когда совал свои статьи в журнал. Потом он окончил еще одну высшую школу фарисейства. И вот приезжает и начинает изливать восторги по поводу моей статьи. У него только одна претензия: у меня говорится, что шпионаж и доносительство в других странах были не меньше, чем в России, а ему поблазнилось, что я защищаю царскую жандармерию. А в остальном – блеск! великолепно! и т. д.

Но восторг его крайне удивителен. Ведь малограмотный русофобский роман напечатал как зам. главного в «Дружбе народов» – он, хвалебную статью о романе в «Литобозе» напечатал он, в этой статье какая-то дамочка бойко пнула меня – и вот он теперь восхищается моей статьей. Ну, действительно, до чего же может дойти комбинация чувств человеческих, как сказано у Достоевского!

Вчера перед ужином у Алексея выпили водки. После ужина пришли к нему опять, и пришел какой-то здоровенный мордатый и лысый мужик. Потом узнал – Карякин Юрий Федорович, автор «Литобоза», инсценировщик Театра на Таганке. Я уговаривал Алексея не делать этого, но он ставит бутылку грузинского коньяка, потом еще бутылку шампанского. Варвар ростовский! Я принес бутылку сухого и предлагал этим ограничиться. Нет! Они начали пить, я лишь чуть-чуть сухого и шампанского.

И вот этот К.Ю.Ф. сперва минут 15–20 молчал, а как раскрыл рот для первого глотка коньяка, так больше его и не закрывал. Мы узнали, что детство он провел в Перми, жена его Ирина какой-то большой специалист, дочери 25 лет, внучке 2 или 3, что он работал в Праге, в журнале «Проблемы мира и социализма», что там он встречался с Юрием Гагариным и учил его уму-разуму, что инсценировал для Театра на Таганке «Преступление и наказание», что с Любимовым он на «ты», что давно знает Окуджаву, что был у него два года тому. Это поразительно, как с такими подробностями, с таким вниманием к себе человек может рассказывать совершенно незнакомым людям. Я же ничего подобного о себе не сообщал ему.

Потом он «вычислил» (так сказал), что я автор статьи об Окуджаве. Заявил, что целиком со мной согласен, но потом прилип ко мне с расспросами, почему я так беспощадно с ним обошелся, и тут пошло! Стал требовать от меня примера моей культурности! То ли от чужого коньяка спятил, то ли от рождения дурак. Под конец заявил, что статья написана языком доносчика. Ну, тут я его назвал мудаком и ушел. И Леонард тоже все оправдывал Окуджаву, какой он советский, а не кадетский. Но тут же приводил примеры его русофобства – презрение к Репину, что-то еще.

Ну, ночью я, конечно, долго не мог уснуть… Уснул, проснулся без четверти четыре, потом – в шестом (перешел на другую кровать).

9. III.80. Малеевка

7-го вечером уехал в Москву, сейчас вернулся. В Москве время провел плохо: маму не посетил, опять выпивал, даже на Щелковской. 7-го вечером ходил в Театр кукол. Сейчас иду по черной дороге – навстречу этот гусь лапчатый Карякин, опять пробормотал-промямлил что-то вроде «Добрый день», и я опять посмотрел на него как на пустое место.

10. III. Малеевка

Позвонил в «Москву» Алексееву. Он рассерчал на мое письмо, посланное в редакцию. Там я, видите ли, матерком пустил, рассказывая анекдот, а он говорит, что письма читают в редакции. Ну, если ты такой демократ, что разрешаешь читать письма, лично тебе адресованные, то я-то при чем? Не буду, говорит, твою статью печатать. Что ж, это месяца два напряженной работы, сколько нервов, усилий, ума, – а он из-за грубого слова не желает печатать. Я перед ним как со связанными руками.

Занесло меня что-то, занесло. Эта статья – 130 стр., о Копелеве – 110, – и все это едва ли будет напечатано. А разве тут мое личное дело?

Вдруг почувствовал великое одиночество.

11. III. Малеевка

Сижу за одним столом с Вас. Федоровым, очеркистом Леонидом Ив. Ивановым (Омск) и его женой. Ивановы очень симпатичные люди. Федоров прихворнул, раздражен. Сегодня я принес в столовую его «Дон Жуана», чтобы подписал, так вспылил: «Что за детство! Убери!» Убрал.

Был разговор о целине. И Федоров, и Иванов отлично понимают, что это была грандиозная Никишкина авантюра. Иванов-то видел все своими глазами.

Спросил Федорова о Николае Тряпкине, который сейчас тут. «Отрок с крестиком на шее». Нет, ошибаешься. Я сейчас впервые почитал его стихи – книгу «Жнива» и «Вечерний звон». Много отличных стихов, самобытных, особенно в «Звоне». Конечно, в его облике и в стихах есть что-то схожее с Ник Глазковым: один – городской «дурачок» поэзии, другой – деревенский «дурачок».

Тряпкин в восторге от моей статьи об Окуджаве. А о статье по поводу «Прощай…» говорит «Странное открытие! Зачем это? Считали сто лет, что Лермонтов, пусть и дальше так будет. Мы же знали, что «Илиада» и «Одиссея» – плоды коллективного творчества, но считали, что Гомера». Удивительно, что не понимает.

Федоров со мной согласен, он читал почти всю статью, давал Шуртаков. Да, говорит, в стихотворении нет лермонтовской конкретной определенности.

16. III.80.Малеевка

Л.И Иванов рассказывает множество интереснейших вещей. Например, в Прибалтике центнер зерна государство покупает у колхоза за 13 р., а в РСФСР – за 7. Вот она, мудрая национальная политика в действии.

19. III

«Я люблю тебя так, что, если скажу как, тебе станет страшно».

Проскурин уехал. Приехал дня два назад Вл. Александрович Ильин, которого я тут уже не раз встречал. Математик, доктор, профессор, лет 50, чуть за. Славный, кажется, мужик, только уж очень вежливый. Как только ему такая вежливость не тягостна. Очень внимателен к себе, к своему здоровью. Ездил в Рузу, купил там морской соли и теперь делает морские ванны. «Носоглотка стала совершенно чистой». Похвастался полученными в прошлом году наградами – медалью им. Ломоносова, медалью ВДНХ, кажется, еще каким-то орденом и тем, что выдвинут на Гос. премию, и бицепсами похвастался, – но все это у него как-то просто, наивно, без противности. На лыжах ходит по 3 часа – в шортах. После еды 40 минут не садится и не ложится. В Рузе он купил 20 или 30 тюбиков «Поморина», 18 метров каната и 6 пачек морской соли. 12 тюбиков «Поморина» и 6 пачек соли купил, впрочем, и я под воздействием примера.

25. III, вторник

В пятницу вечером с В.С. мы уехали в Москву, а в воскресенье мы вернулись сюда с Катей, у нее каникулы. Вчера ходили с ней на лыжах, сделали кружок на полтора часа.

Сегодня уехал Л. Ив. Иванов с женой. На прощание, когда я зашел к нему в номер, чтобы пожелать счастливого пути, подарил мне маленькую бутылочку коньяка. Видимо, я пришелся ему по душе, как и он мне. Хвалил меня за смелость. Смелых людей, говорит, совсем не осталось. Я рассказал ему, как Марков предлагал мне сперва 200, а потом 400 р. для работы над книгой с Солженицыне, и как я посмеялся.

Он много видел, много знает о нашей экономике. Некоторые факты и цифры, что он привел, поразительны. Например, перед революцией сибирское масло давало стране золота больше, чем все золотые прииски Сибири. Или: в 1916 г. у нас было 34 млн. голов коров, к 28-му году мы достигли этой цифры вновь, а сейчас – 31 млн. Выше 28-го года никогда не поднимались. На войне он не был. Работал зам. директора треста совхозов. Он решительный сторонник совхозов и противник колхозов.

27. III.80. Малеевка

Какая простояла зима! Без диких морозов и без оттепелей, многоснежная. И весь март был такой же. Вчера еще насыпало снегу, и лежит он чистый, мягкий, сухой. Только что вернулись с Катей с лыжной прогулки. Ходили в лес, чуть побольше полутора часов. Ее, дурочку, приходится силой тащить. Ну что за глупое упрямство! Не оторвешь от Дюма. Прочитала «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя», три тома «Десять лет спустя» («Виконт де Бражелон»), «Королеву Марго», и вот теперь дочитывает «Графиню де Монсоро» – 850 страниц! Это у них в классе сейчас такое поветрие. Кажется, с Мариной они несколько разошлись, дружат сейчас с Леной Соколовой.

30. III, Москва. Вербное воскресенье

Ну куда деваться от этих идиотов! За наш стол на место Иванова сел Олег Зобнин и доверительно говорит:

– А ты знаешь, наш Марков-то (Георгий Мокеевич. – В.Б.) носит фамилию жены. А его собственная фамилия что-то вроде Фридмана.

Ведь 60 лет дураку, и было у меня с ним по этому вопросу объяснение – письмо я ему посылал и очень резкое. И вот опять!

А в электричке, когда ехали из Дорохова в Москву, В.А Ильин говорит:

– А ведь Блок-то еврей. Я опешил:

– Да какие у вас основания?

– А фамилия? А физиономия? Типичный!

И ведь шестой десяток идет! Профессор! Доктор наук!

Меня более удивляет даже не то, что эта порода людей так легко верит россказням, а то, что верит с какой-то даже радостью. Если бы я убедил его (я не убедил), что Блок не еврей, он был бы, видимо, очень огорчен. А ведь человек живет в математике – т. е. в мире точности, достоверности, доказательств. А тут никакие доказательства ему не требуются. Достаточно слухов, брехни.

2. IV.80. Москва

Вчера попал на спектакль Московского театра драмы и комедии «Валентин и Валентина» Рощина. Встретился там с Тамарой Пономаревой. Она подошла ко мне как-то поздравить после какого-то моего выступления на секции поэтов, кажется, о статьях Св. Соложенкиной в «Правде». На вид очень молода и женственна, пышные буйные волосы усиливают это впечатление. Но она слишком много говорила о себе и слишком похвально, и это впечатление блекло. Мы перекусили в ресторане ЦДЛ (я выпил бокал цинандали, она не стала), и т. к я раздевался в Поварском гардеробе, а она в Никитском, то мы встали из-за стола и разбежались к своим гардеробам за одеждой. Должно быть, это выглядело смешно: что такое? Сидели, ели, вдруг встают и не прощаясь разбегаются. А мы через пять минут встретились у стоянки такси. По дороге я разговорился с Чудаковым из ИМЛИ о Лермонтове, он что-то спросил меня, а я в ответ изложил ему свое «открытие». Он предложил сделать сообщение в ИМЛИ. Я отказался.

Пономарева читала много стихов, и одно мне очень понравилось – про «тот берег». А потом она благодарила за вечер. И кроме того, выяснилось, что она не знает, что такое Малый театр. «Какой Малый? – говорила она. – Малый Художественный?»

3. IV.80 Чистый четверг

Газеты и радио продолжают выражать великий восторг по поводу вручения Ленинской премии новому лауреату по литературе. Позавчера в программе «Время» слащаво и умильно выступил Алексеев. «Матушка-целина»! Уж вроде все получил, что можно – зачем еще-то выслуживаться?

4. IV

Минут 20 назад Пуся вывалился из окна Таниной и Катиной комнаты. Катя выбежала в прихожую с криком: «Упал!» Мы с ней наскоро оделись и помчались на улицу. Катя подобрала Пусю, когда он уже завернул за угол, словно направлялся к подъезду. Принесли домой. В лифте он орал, мы думали – какой-нибудь перелом. Дома орать перестал. Через несколько минут залез в толчок, стал писать. Моча с кровью. Видимо, что-то повредил. Но тут же стал играть, бегать за Катей. Ничто ему шесть этажей. Видно, упал на козырек парикмахерской.

7. IV..80

В святую ночь наша пропаганда бросила против Пасхи Татьяну Доронину. До полуночи передавали по телевидению посвященный ей фильм «Бенефис». Ну, как устоять Христу! И, должно быть, радовались: «Как это мы ловко, тонко придумали!»

В воскресенье Таня, Катя и я навестили маму с Галей. Посидели, распили бутылку «Совиньона». Вернулись домой в пятом часу.

А вечером я заказал Франкфурт. Дали в первом часу ночи. Говорил с Таней и Володей. Они были ужасно рады моему звонку. Таня через две недели собирается быть в Москве. Мелита у них была. Надо думать, передала и водку сибирскую, и коробочку икры.

А Пуся-то наш, оказывается, упал не на крышу парикмахерской, а прямо на землю, но – в мокрый, рыхлый сугроб. Только это его и спасло. Я нашел след от падения и сфотографировал. Катя – рядом.

Только что заходил В. Я дал ему листов сто бумаги. До чего же у него на все циничный взгляд! Совершенно убежден, что все соперники «пропустят» Корчного на матч с Карповым, что Петросян сейчас проиграл нарочно. Я ему говорю: «Кому приятно ходить с битой физиономией? Почему он и так не может выиграть, если он действительно один из сильнейших?» Не слышит, не верит. Дудит свое.

13. IV, воскресенье

В пятницу, 11-го, в 9.30 утра ходил в Дом офицеров (Красноармейская, 1). Там сняли с учета, гады. В военном билете поставили штампик «Исключен с воинского учета по достижению предельного возраста 31.12.1979».

Вот те на! А давно ли тебя, голубчика, забрили? Ужас – 38 лет тому назад!

И вот считай: в Светлое Христово воскресенье были у мамы, пили «Совиньон», в понедельник – на дне рождения у Васи пили коньяк (Тани не было); во вторник – пригласил Виктор Ревунов по случаю 60-летия, распили вдвоем бутылку коньяка («Плиски»); в среду, кажется, все было тихо; в четверг нарезался в ЦДЛ: началось культурно – джин со льдом и вермутом в баре с Семановым, а потом встретил литинститутцев – Чиркова, Валикова с женой Тамарой и Войткевича, которого не видел сто лет. Ну, и вначале по сто, еще по сто, потом я купил бутылку, и ее распили. На другой день не работал почти, болела голова, частило сердце. Ходил по делам.

16 апр.

Отправил письмо В. Оскоцкому.

17 апр.

Написал письмо Л.П. Жак Бросил в ее почтовый ящик

20. IV.1980.9 вечера.

У меня был сын, его звали Сергей. Сегодня он умер.

21. IV.

Когда он был совсем маленький, я однажды спросил его: «Зачем ты родился?» И он без запинки ответил: «Чтобы жить».

Ничем не обходит меня жизнь, всем наделяет полной мерой.

23 IV, 8.45 утра

Вчера схоронили Сергея. Было много его друзей. Поминки устроили в две очереди – сначала для друзей, потом для родственников, особенно близких. Я попросил его девушку Таню позвонить мне, хочу поговорить с ней, как, видимо, с самым близким ему человеком. В нелепой смерти его теперь обнаруживается много странного. Ребята говорят, что во второй половине вечера в нем произошел какой-то перелом, и он был в угнетенном состоянии. Жена Алексея Карцева (сына Анатолия) сказала мне, что он вообще в последнее время был странноват. Они склоняются к тому, что это лишь отчасти несчастный случай, но в то же время – он хотел испытать судьбу. Патрон, оказывается, был не того калибра. Он разорвался, но силы хватило и на пулю.

Оказывается, он значил в моей жизни гораздо больше, чем я думал

8.45 вечера. На все, на все теперь я смотрю с одной мыслью: он этого уже не увидит. Сейчас я стоял на балконе. Теплый весенний вечер. Тихо, пустынно, тревожно, и вовсю светит луна – а он этого уже не увидит. И сейчас вдруг подумал: поеду в Коктебель, сияющий полдень, море – а он этого уже не увидит.

Когда он был жив, возможно, по нескольку дней не вспоминал о нем. А теперь он во мне постоянно. Через свою смерть он словно вошел в мое сердце.

24 IV, 955 вечера

После крематория приехали к Васильевым. Вошли в квартиру Иры и Сергея. Разделись. Ирина сидела в кресле в первой комнате, в углу у окна. В безотчетном порыве я бросился перед ней на колени, обнял ее и, плача, стал выкрикивать: «Прости меня за все!.. Жизнь одна!» Ей бы смиренно ответить, как подобает в таких случаях: «Прости и ты меня. Оба мы виноваты». А она изрекла: «Я тебя прощаю».

26. IV.80

На поминках я прочитал из «Сына» Антокольского заключительные строфы:

 
Прощай, мое солнце. Прощай, моя совесть.
Прощай, моя молодость, милый сыночек.
Пусть этим прощаньем окончится повесть
О самой глухой из глухих одиночек.
Прощай. Поезда не приходят оттуда.
Прощай. Самолеты туда не летают.
Прощай. Никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам. Снятся и тают.
Мне снится, что ты еще малый ребенок,
Смеешься и ножками топчешь босыми
Ту землю, где столько лежит погребенных…
 

29. IV, вторник

Вчера отмечали девять дней, народу было немного: Ал. Дмитр., Ира, Лиля, Борина жена Галя (сам Борис уехал в Ялту, ему, конечно, надо отдохнуть), мы с Нелей, его друг Вахтанг из Сухуми, Ира и ее мать – тоже из Сухуми (Сергей учился в университете с В. и И.), Светлана Васильева (дочь художника) с дочерью Машей, Светлана Бартенева из Бронниц, Сенгур – то ли шофер, то ли адъютант Вал. Федоровича.

Когда встали из-за стола и перешли в другую комнату – Ира, Вахтанг и я, то поскольку мне говорили, что Ира видела все своими глазами, я спросил у нее, как же было дело. Она сказала так Увидела, что Сергей пошел на лестницу, и почему-то решила последовать за ним. У него был чем-то странный, тревожный вид. Открыв дверь, она увидела Сергея, стоявшего лицом к двери. Выражение лица и глаз – необычное (не помню точно, какое слово она употребила). И тут грохнул выстрел, и он упал. Кто-нибудь еще находился рядом? Она не помнит. Но многие говорят, что был тут какой-то Миша. Ирина вчера же сказала, что его реакция была очень сильной – его рвало. Вспоминаю: у гроба в крематории я стоял с левой стороны и видел пластырь, наложенный на левую часть головы. Что же, он стрелял левой рукой в левую сторону? Но если он стоял лицом к двери, то справа находилась соседская дверь, стена, а слева – пространство, лестница, и там мог находиться человек…

А днем мы с Нелей ездили в ин-т Склифосовского за его вещами. Он там прошел под номером 3757, а мешок с вещами – 1052. Рубашка и брюки были в крови. А потом пошли в реанимационное отделение к инкассатору за его часами. Ждали полчаса ушедшую инкассаторшу, а потом еще оказалось, что напутали при регистрации фамилии – записали то ли Булшин, то ли Болшин, то ли Болушин. Долго разбирались. Разобрались. Часы шли как ни в чем не бывало и точно показывали время. Часы электронные, японские, с цифрами вместо стрелок Цифры секунд и минут и двоеточие какое-то все время менялись, словно пульсировало сердце.

4. V.80, воскресенье

Я все более уверяюсь, что Сергей погиб не от своей руки. Теперь уже твердо известно, что Миша (как его звали приятели, Майкл) находился с ним на лестничной площадке. Что произошло там между ними – кто знает! Сегодня звонил Коле Прохорову, он же юрист. Говорит, что, конечно, следствие в таких случаях ведется обязательно. Тане Лавровой, оказывается, Сергей сделал предложение, но она будто бы сказала, что надо немного обождать. Но Саша (?) Гриневский, сказала Ирина, уверяет, что Сергей застрелился из-за нее. Он будто бы говорил ему, что сделает это, если она откажет. Я спросил Иру, были ли они в близких отношениях. «Да, конечно», – уверенно сказала она. Я просил ее позвонить мне, но она до сих пор так и не позвонила.

 
Еще порой мне будет трудно,
Но чтобы страшно – никогда.
 

5. V.80

Удивительную картину я наблюдаю. Множество людей, знакомых и даже родных, зная о моем горе, сохраняют полное молчание. Клава и Тоня из Минска додумались до того, что первая позвонила Гале, а вторая – Аде, чтобы выразить соболезнование, но – не мне! Когда я сказал, что, мол, странно, Ада ответила: «Как так? Наоборот, это деликатность, чуткость».

Оставить человека наедине с его горем – это теперь считается чуткостью. Чем же эта чуткость отличается от молчаливого безразличия прохожего, который не знает меня и моего горя? И вот молчат… деликатность выказывают.

13. V

Катя сегодня ходила второй раз играть в баскетбол в школе. Ее команда выиграла 6:0. Из шести мячей она забросила пять! А Таня все говорит, что она неловкая, неуклюжая.

15. V. 7.20 утра

Сейчас некоторые говорят, что коллективизация вообще была ошибкой. Мои мартовские беседы в Малеевке с Л. Ивановым привели меня вот к каким мыслям. Нет, это не было ошибкой. Но, как известно, коллективизация далеко не везде и не всегда проводилась полностью добровольно – уж если сам Сталин вынужден был выступить со статьей «Головокружение от успехов». Между тем, как раз полная, абсолютная добровольность была в интересах дела и будущего. Во-первых, тогда в колхозах оказались бы только те, кто действительно заинтересован в нем. И это имело бы самые отрадные последствия для производительности труда, дисциплины, рачительности. Во-вторых, тогда сохранился бы более или менее существенный единоличный сектор. И это давало бы возможность для соревнования, для сопоставления, для раздумий и выводов. Оба сектора, очевидно, имеют свои положительные качества и благотворно влияли бы друг на друга. Это, в частности, создавало бы более разнообразную картину жизни. Очевидно, сохранение частного сектора способствовало бы сохранению, в частности, ремесел. И время показало бы, каким путем идти дальше. А сплошная коллективизация уничтожила возможность социального эксперимента.

17. V, 750 утра

Религия хочешь не хочешь заставляет людей думать о смерти, напоминает о вечности. И это помогает чувствовать и понимать свое место в ряду меняющихся поколений. Атеизм, соединенный с невежеством, рождает убеждение, что эти события, в которых мы участвуем, – центр всего, главное звено бытия. Этим ощущением рождены и слова в «Малой Земле» о том, что в прошлом были только герои-одиночки, а вот теперь, под руководством партии, возник массовый героизм (какая национально-освободительная или революционная война возможна без массового героизма?), и поразительные по такой же глупости слова М. Алексеева, недавно в «Правде» сравнившего борьбу с прошлогодним паводком на Волге со Сталинградской битвой. Ведь человек сам был в Сталинграде и понимает, что это главная битва всей мировой войны, но – ему надо восславить сегодняшний день, и он не щадит саму Сталинградскую битву! Пишет: «От Сталинградской она, эта битва, отличалась разве что тем, что была бескровной». Разве что! Вот до какой степени могут свихнуться мозги от усилия прославить нынешний день. А ведь не глупый человек… («Правда, 30.IV.80) А еще он писал о хлебе – это его любимая тема. Желая во что бы то ни стало прославить труд хлебороба, разумеется, заслуживающего всяческих похвал, он писал: «Золото бывает в самородках, а хлеб не бывает, его добывают по зернышку». Да ведь самородки-то так редки, что о каждом из них в газетах пишут. А добывают-то золото по песчинкам, что мельче зерен хлеба во много раз. И труд этот адский, недаром же испокон века его делают главным образом осужденные. Ничего этого не понимает М.А У него сегодня одна цель – восславить хлебороба!

23. V. 80, пятница. Коктебель

Вчера с Катей приехали в Коктебель. Поселились опять в том же коттедже, в той же комнате: 15-4. Погода пасмурная, холодновато, но все равно хорошо. Как всегда, много уже знакомых лиц. В Феодосии при посадке в наш автобус встретилась и Алена. Сдержанно раскланялись.

Поезд, как заведено, был ужасный, но нам повезло на соседей. На нижней полке ехала 63-летняя Таисия Васильевна Стрельцова. Удивительная женщина! Какой энергичный, сильный характер, какая деятельная натура! Сибирячка, но родилась на Южном Урале. Из-за астмы мужа 20 лет назад переехала из-под Новосибирска в Крым и вот теперь живет в Крымском приморье (Пионерская, 7). Всю дорогу она рассказывала свою жизнь. Как училась в школе (хорошо), как работала учительницей (после семилетки), как в войну заведовала в колхозе складом, как они раздали хлеб колхозникам и за это судили председателя ревизионной комиссии, как мужу отправляла контейнер с досками (20 досок по 2 м 20 см – из лиственницы, что росла перед домом), как перебралась к нему с детьми (четверо! А он, нанимаясь на работу, объявился одиноким), как отвоевала комнату, которую местком предназначил ей, а директор хотел отдать своей секретарше-возлюбленной.