Текст книги "Я жил во времена Советов. Дневники"

С наилучшими пожеланиями успехов на сцене, на экране и в эфире, особенно – в выборе репертуара.

Владимир Бушин,

искренний почитатель таланта и Вашего,

и Василия Шукшина».

23. IV, 440 ночи

Вчера ходили с Экономовыми в ресторан «Белград». Мой секретарь выставился. Я хотел дать 20 рэ, но он не взял.

Не спится. Проснулся часа в три, и пришли в голову строки:

 
Я не буду весной в Коктебеле,
Как бывал много весен подряд.
Или чувства к нему ослабели?
Или море увидеть не рад?..
 

Неужто и после этого (да еще таблетка димедрола) не усну?

6. V.1986

В 10 часов Галя, Ада, Сергей и я встретились у метро «Щербаковская» и поехали на машине в Глухово, на могилу отца и матери. Доехали благополучно. Сперва было холодно и ветрено, хотя и солнечно, но потом потеплело. Сергей поправил золотой краской надписи на досках. Поставили цветы. Потом отъехали и перекусили. По дороге Ада сказала мне, что 1-го получила телеграмму о смерти в Минске тети Лены. Умерла на Страстной неделе, как святой человек. Она и была истинно святой. Такой доброты я больше нигде не встречал в жизни. А как она бросилась на помощь раненому красноармейцу, когда в нашем Рыльском шел бой! И сама была ранена в руку.

На обратном пути заехали на Пятницкое кладбище – на могилу Сережи. Поставили три горшочка с цветами у всех трех памятников – у Сережиного, у Васильевского и у Кашинского. Потом поехали на Ваганьковское. Я был там впервые. Посмотрели могилы Есенина, Владимира Даля, Высоцкого и много других. Получился сплошной кладбищенский день.

Б.Н. ЕЛЬЦИНУ,

первому секретарю МГК КПСС

«10 июня 1986 г. Уважаемый товарищ Ельцин!

Не были бы Вы так любезны посмотреть прилагаемую статью «Как бедная Золушка стала Бармалеем». О ней весьма положительное мнение у С.В.Михалкова, АБ. Чаковского и некоторых других известных литераторов, но, несмотря на явный расцвет демократии и грандиозные успехи гласности, напечатать эту статью мне никак не удается. А она, мне думается, могла бы сыграть полезную роль перед съездом писателей СССР. Я был бы Вам весьма признателен, если Вы нашли бы возможным помочь мне напечатать статью в московской печати или еще где-либо.

С наилучшими пожеланиями.

Извините, что не первый экземпляр. Первый не вернули из редакции».

19. VI, Красновидово

Жизнь моя сейчас в бесконечных переездах. В понедельник утром я еду с Фроськой из Красновидова в Москву. Живу там понедельник и вторник В среду утром нашим автобусом один или с Фроськой еду в Красновидово. Здесь нахожусь до четверга (вечера) или пятницы (утра), и опять – в Москву. В субботу все втроем + Фроська едем в Красновидово. В воскресенье вечером Таня и Катя уезжают нашим автобусом домой, а мы с Фроськой ночуем и уезжаем в понедельник утром.

Такой образ жизни растаптывает время, и я ничего не успеваю делать, кроме того, что требуется по дачному хозяйству. С великим удовольствием я хожу сейчас по хозяйственным магазинам и покупаю настоящие мужские вещи: топор, паяльник, лампу, пилу, отвертки, молоток, краску, олифу, растворитель и т. п. Это почти такое же удовольствие, как рыться в книгах. И с наслаждением вожусь на огороде. Таня посадила на двух грядках салат, свеклу, укроп, но все это плохо взошло. А я позже посадил картошку (глазками), и вот уже взошли 33 куста. Вчера посадил еще, опять глазками, больше 70 клубней, так что теперь, если примутся, будет больше сотни кустов. И штук 15 луковиц.

А 1 июня посадил против южных окон дубок Сколько он мне стоил мучений! Корень у него оказался изогнутым и очень длинным, яму пришлось копать глубокую, а ведь там сплошные камни, куски цемента, щебень. День был жаркий, и я работал то лопатой, то ломом, в трудовом остервенении был на грани инфаркта. Но вот мы его с Таней присыпали землей, полили, и он стал вянуть. Листья сразу опустились, а потом и завяли. Как я жалел, как досадовал! 15-го решил выкопать его и посадить на этом месте березку. Подошел, наклонился, смотрю – а на веточках набухли зеленые почки. Жив! Две недели дубок боролся за жизнь и победил. Я верил в это, я говорил Тане, неважно, что листья завяли, что листья – самая нежная часть дерева, а само оно может быть живо. И вот я не ошибся.

Я так обрадовался оживлению дубка, что в этот же день посадил рядом с ним три березки.

«Милый Володя!

Прости, что я напутал с передачей о Есенине. Мне стало совсем плохо. Я почти не двигаюсь. Как ты, старина? Что нового в столице? Сердечно поздравляю тебя и все твое семейство с Октябрем.

Привет Грише Соловьеву.

Желаю всего.

Борис» (Куняев).

«7 декабря 1985

Дорогой Боря!

Позволь выразить надежду, что ты не так плох, как пишешь. Ты любишь порой похныкать, это мне известно. Думаю, мы еще встретимся в Коктебеле. Я был там в этом году и весной, и осенью. Ты же летописец Коктебеля, и тебе надо бы знать, что минувшей зимой в коктебельской бухте жили лебеди. Вернее, большие белые птицы. Но все говорили, что это лебеди. Но я-то знаю, что это не так Это, Боря, погибшие здесь в декабре 41-го года десантники. В образе птиц они прилетели посмотреть на этот край в год сорокалетия Победы. Я написал об этом стихи.

Что еще? У музея поставили бюст Волошина. И много всего другого разного. Расскажу при встрече.

Обнимаю. Будь бодр! С Наступающим!

В.Б.».

* * *

Ответа я уже не получил.

* * *

В. КРУПИНУ

«17 февраля 1986

Дорогой Володя!

Вчера в телевизионной передаче «Писатель и время» вы в беседе с Ф.Кузнецовым процитировали: «Я оглянулся окрест, и душа моя пороками уязвлена стала». Я, разумеется, горячо приветствую всякое обличение пороков, даже если это в беседе с такой личностью, как Ф.К Но у Радищева речь шла не об этом, а вот о чем: «…и душа моя страданиями человеческими уязвлена стала». Страдания и пороки – вещи очень разные.

Возможно, такую обмолвку вы допустили под влиянием того пафоса, с коим ваш собеседник обличает ныне пороки нашей литературной жизни, к которым он будто бы не имеет никакого отношения.

Жму руку

В.Б.».

A.M. БАБКИНУ. ЛЕНИНГРАД

«22 мая 86

Дорогой Александр Михайлович!

Извините за более чем месячную задержку с ответом на Ваше письмо от 18 апреля: на седьмом десятке приобрел дачу, а она требует пропасть хлопот.

Итак, 2-й том Вашего словаря иностранных «крылатых слов» планируется на 1987 год, через шесть лет после первого! В моей жизни было лишь два эпизода, затмевающие этот книга «Эоловы арфы» издавалась в «Современнике» 10 лет, а упомянутая дача в дачном кооперативе строилась 18 лет. Так что нам это знакомо.

1-й том мне в свое время подарила одна дама на день рождения, и это был лучший подарок за многие годы. Если сможете помочь со вторым, буду очень признателен.

Жизнь моя протекает многосложно. Отчасти это из-за любви к писанию сочинений вроде тех, что посылаю Вам на память.

Всего доброго».

28 мая

Приехал с Фроськой на дачу. Нет света.

29 мая

В 12 часов поездом приехала Катя.

Е.Ю. МАЛЬЦЕВУ

«4 июня 86

Дорогой Елизар Юрьевич!

Помня Ваше возмущенное выступление Е.Шевелевой на съезде, посылаю Вам копию письма, которое сегодня, не удержавшись, отправил ей. Будьте здоровы!»

Е.В. ШЕВЕЛЁВОЙ

«4 июня 86, пятница

Уважаемая Екатерина Васильевна!

К сожалению, я не имел возможности с трибуны прошедшего съезда писателей высказать кое-какие замечания о Вашем выступлении, поэтому позвольте сделать это в письме.

Прежде всего, не могу согласиться в оценке некоторых коллег. Так, Вы сказали, что «задвинут в тихую заводь поэт патриотического накала, яркого темперамента Валентин Сорокин». Да, накал есть, темперамент тоже, вот только грамотки маловато, что для писателя, Е.В., имеет некоторое значение. Между тем, никто его в тихую заводь не задвигал. Много лет он был гл. редактором изд-ва «Современник», откуда пришлось ему уйти из-за отвратительной свары, в которой он принимал активнейшее участие. А сейчас В.С. пребывает в недурной должности проректора Литературного ин-та, много пишет. Еще больше издается – какая же Вам «тихая заводь»! Но Вам хочется, чтобы он стал еще и рабочим секретарем СП РСФСР. Но зачем же на одного человека, о котором говорят, что у него нет и среднего образования, взваливать так много? На мой взгляд, для него несколько избыточно и одной должности проректора.

Далее Вы объявили покойного Ю.В.Андропова «истинным поэтом» Вашего поколения и сказали, что он мог бы печататься, иметь несколько книг, обрести «литературную славу», но по скромности ничего этого не получил. В подтверждение Вы прочитали восемь его строк. Конечно, Е.В., весьма отрадно, что председатель КГБ, а затем и генсек писал стихи, но, положа руку на сердце, надо признать, что приведенные строки и др. стихи этого автора, которые мы знаем, конечно же, лучше сорокинских, но – и только. Известно немало политических деятелей, писавших стихи: Маркс, Энгельс, Сталин, Дзержинский, Мао Цзэдун… Но никто из них заметного следа в поэзии не оставил. Не оставит и Ю.В.Андропов. Как, впрочем, и по настоянию Феликса Кузнецова недавно принятый в СП заместитель министра иностранных дел А.Г. Ковалев (р.1923), автор книги «Азбука дипломатии» и даже лауреат Государственной премии СССР (1984).

Право же, Е.В., в том и др. случае Вы проделали именно то, что так возмущает Вас, – «произвольное укрупнение литературных судеб».

Вы сурово критикуете Г.М.Маркова за то, что «в отчетном докладе ни слова о еврейской литературе». Это озадачивает, ибо в докладе не упомянуты десятки национальных литератур. Почему же Вас беспокоит только одна? Это тем более странно, что Ваш муж фельетонист А.А.Лацис, ведь это не еврейская литература, хотя он и Винтер.

Под прикрытием этих создающих впечатление смелости и критичности заявлений Вам легче было приступить к своему любимому делу – к восхвалению Г.Маркова. Последний раз я созерцал это 19 ноября прошлого года на отчетно-выборном собрании. Тогда Вы превознесли всю семью Марковых – и самого, и супругу, и их много талантливых детушек. С точки зрения антропологии, любопытно было наблюдать, как Вы даже в отсутствие этих персон не решались называть их, как принято на партсобраниях – товарищ Марков, товарищ Кузнецова – а величали только по имени-отчеству. А теперь Вы сказали: «Сам(!) Георг. Мок. Марков человек не равнодушный. Он читает наши рукописи, книги, заботится о справедливости, понимает специфику литературного процесса». Никаких доказательств всего этого у Вас не нашлось. Поэтому позвольте хоть отчасти восполнить пробел.

Особенно много внимания Вы уделили критике Михалкова. Он мне не сват, не брат, мы с ним всего раза два-три разговаривали по телефону. И я приветствую критику. Но дурное впечатление производит то, что самого большого нашего секретаря Вы пламенно превозносите, а секретаря поменьше столь же пламенно хаете за грехи, которыми еще больше грешен первый.

Вы сказали: «Какая это интеллигентность, когда помощник издает хвалебную книгу о своем начальнике, о вас!» Конечно, это достойно осуждения, и никто не собирается это оправдывать. Но почему же Вы восхищаетесь интеллигентностью Маркова, если и его помощник (В.Я. Шорор) издает и неоднократно хвалебное сочинение о нем? Мало того, у Маркова есть придворные редактора и критики вроде Андрея Дементьева, которые издают, награждают премиями пишущих членов его семьи и нахваливают их даже в «Лигазете», где Марков – член редколлегии. А разве Вам неизвестно, что на родине Маркова создан музей, экспонаты которого рассказывают о жизненном и творческом пути его самого и дражайшей супруги. Возможно, и для дочек место зарезервировано. Позвольте напомнить, что первый музей Пушкина был открыт в 1922 году, спустя 85 лет после смерти поэта.

Вы упрекали Михалкова за то, что он получал премии и награды чуть ли не за каждую строчку». Понимаем-с: гипербола. А интеллигентный Марков? У него же одних орденов Ленина больше, чем у маршала Жукова после войны. А премий! Восемь! Даже за премией Комсомола не постеснялся протянуть лапу. Как ни ужасен Михалков для Вас, но он всю войну был военным корреспондентом на фронте и за это получил часть своих наград. А Марков хоть имеет медаль «За победу над Германией», но всю войну прослужил на Дальнем Востоке и по количеству наград превосходит всех наших писателей.

Как это ему удалось? Да очень просто. Кроме него, никто не называл маршала Брежнева, пятикратного Героя, кавалера ордена «Победа», «великим сыном народа», «творцом народного счастья», никто так упоенно не превозносил его знаменитую трилогию, не говорил, что «по влиянию на умы и сердца читателей он не имеет себе равных», а он – с восторгом! И все это превращалось в золото наград и премий. Разве для Вас, Е.В., все это – новость?

Но почему же все эти интересные вещи я говорю Вам в письме, а не с трибуны съезда? Да потому, что Марков, Верченко и их сателлиты (это словцо прозвучало на съезде) создали в СП такую обстановку, при которой литератор, начавший творческий путь еще на фронте, там же ставший коммунистом, не получает не только делегатского мандата на съезд, но даже и пригласительного билета хотя бы на одно заседание. И у Вас поворачивается язык нахваливать эти гробы повапленные, которые давно пора снести туда, где им полагается быть С Марковым это следовало бы сделать еще по той причине, что ведь он ходит в секретарях вот уже более сорока лет.

Всего наилучшего.

До встречи на Девятом съезде. Если Вы будете избраны делегатом».

7 июня 86 г.

8 понедельник позвонила Шевелева и сказала, что письмо написано порядочным человеком и т. д. А о Маркове говорила так только потому, что думала, будто он при смерти. Посоветовала послать письмо в ЦК Юрию Воронову. Нетушки…

* * *

Вскоре эта Шевелева оказалась злобной антисоветчицей и прокляла, оклеветала время, когда она благоденствовала за счет такого же угодничества, как Марков. Может быть, это объясняется тем, что она была сексоткой, как о ней говорили, и вот решила сыграть на опережение, хотела заранее обезопасить себя. Как Солженицын признался же, что был в лагере завербован под кличкой «Ветров». Он утаивал это даже от своего друга Льва Копелева, с которым вместе сидел.

23 июня 86 г.

Сегодня в 17.40 сдал в окошко приемной ЦК (ул. Куйбышева, 23) вот это письмо.

«22 июня 1986 г.

Уважаемый товарищ Горбачев!

Я начал литературную работу еще на фронте, где вступил и в партию. В Союзе писателей состою более двадцати лет. Когда-то довольно активно выступал в печати как критик Но уже давно наступили для меня иные времена. Много лет я предлагаю свои работы в разные редакции, но их нигде не печатают. В большинстве случаев редакторы одобряют мои статьи и хотят их напечатать, но не решаются, боятся: слишком, дескать, остро, чересчур нелицеприятно по отношению к начальству. Так было, например, в «Нашем современнике», в «Октябре», в «Доне». Некоторые редакторы даже выплачивают гонорар за предложенные им, но не напечатанные статьи. Так было, например, в журнале «Москва», в «Литературной газете»… На, мол, тебе, только отвяжись, без тебя спокойнее.

А результат таков: последний раз я выступал в печати как критик семь лет тому назад. Это вся творческая жизнь Добролюбова! А ведь я пишу не о батьке Махно и не о Голде Меир, а, например, об Энгельсе. Кстати, замечу, что моя книга о нем продиралась к читателю 10 лет – две пятилетки.

В качестве примера ко всему сказанному посылаю Вам одну из своих статей, которую вот уже много месяцев не могу напечатать.

О подобных вопросах я уже писал тов. Лигачеву, но – ни ответа, ни привета. И факты убеждают меня в том, что без Вашего содействия никто эту статью не напечатает.

С наилучшими пожеланиями».

* * *

Все письма подобного рода большим начальникам были продиктованы отчаянностью положения, но были фактами великой наивности. Никто мне на них не отвечал. Но ведь и Толстой писал и царю, и Столыпину, и кажется, только один раз получил ответ от «любезного брата» Столыпина, который решительно отверг соображения писателя о том, что земля Божья и не может быть частной собственностью. Ну вот теперь она у нас стала. И что мы видим? Скоро к Истре мы ходить не сможем. Там известный Греф (годовое пропитание – 450 млн. рублей. – «СР», 22.11.12) огородил поле для какой-то застройки, наставил столбы у самого берега для будущей ограды.

* * *

29. VI.1986, воскресенье. Красновидово

Тошно…Вчера часа в три приехали с Михаилом на дачу. Сгоношили обед и выпили грамм 300 водки. Пошли прогуляться в Борки. Это было прекрасно. Какой там по дороге простор, какие виды!.. А потом ужинали и еще грамм 300 выпили.

Спал хорошо и крепко, но сейчас все равно клонит в сон. Михаил утром уехал на своем «жигуле», а мне тошно. Может быть, еще и оттого, что так мерзко закончился съезд. Хотя Маркову набросали 125 черных шаров, а Чаковскому и Иванову около 180, но все прошли, и все осталось по-прежнему. Печатать меня опять никто не хочет. Сбылась голубая мечта Маркова – его сделали председателем. А первым секретарем стал Карпов. Как видно по всему, там ничего не понимают ни в литературных делах, ни в литературе вообще.

А позавчера у Кати был выпускной вечер. Таня пошла в школу к девяти помогать готовить стол. Я приехал с дачи только ради вечера. Надел свой новый серый костюм и в половине двенадцатого тоже явился. На улице и в актовом зале томились ожиданием родители. А выпускники были в это время в Колонном зале, потом – на Красной площади, и вот только в начале первого часа ночи они, наконец, явились в школу. Нарядные, красивые, но, видимо, уже уставшие. Катя была в прекрасном голубом платье и так хороша, что Женя Грамп сказал нам с Таней: «Она у вас стала настоящей красавицей». Торжественная выдача аттестатов, речи, речи, речи. Часа в три родители ушли. На машине Грампов поехали домой. И по дороге Таня предложила зайти к нам и отметить такое важное событие. Все поддержали. Мы выставили бутылку «Киндзмараули», Каминские принесли бутылку «Оджалеши», Грампы – конфеты. Часок посидели. Вино было достойно события.

С.В. МИХАЛКОВУ,

председателю Правления Союза писателей РСФСР

«4 июля 1986 г.

Сергей Владимирович!

Посылаю Вам письмо, отправленное сегодня Е.В.Шевелевой. Прошу напечатать его в «ЛитРоссии». Если Вы этого не сделаете, я отправлю его в Би-би-си, где у меня есть один знакомый дядя Степа.

А как моя статья о Золушке-Бармалее? И почему до сих пор Вы не назначили меня главным редактором «Нашего современника», как я Вас просил? Викулов устал, ему редакторство осточертело, ведь двадцать лет сидит. Сколько можно! А лучше меня Вы редактора не найдете.

В кадровой политике тоже нужны новые решения, нестандартные подходы. Когда-то они существовали. Вы знаете, например, как стал командующим фронтом Н.Ф.Ватутин? Он был начальником оперативного отдела и замом начальника Генштаба. Однажды на очередном докладе Верховному Главнокомандующему он вдруг сказал «Товарищ Сталин, назначьте меня командовать фронтом». Сталин очень удивился (как Вы моей просьбе), но вскоре (в отличие от Вас) назначил Ватутина командовать Воронежским фронтом. Это было летом 1942 года, почти 45 лет тому назад. А мы до сих пор все назначения производим со строгим соблюдением иерархии, субординации и тому подобных мерзостей бюрократии. Ну, как можно назначить редактором журнала человека, у которого нет Государственной премии! Вот и будете искать такого. До скорого!

В.Бушин».

10. VII, Красновидово

Вчера утром приехал в Красновидово, купался, читал. А вечером взял на поводок Фроську, и пошли по дороге в Борки. Прошлый раз с Фоменко видели там поле подсолнуха вперемежку с горохом. Вот мне и захотелось гороху. Нарвал два кармана. Должно быть, не рвал горох с деревенских времен, лет 45–47. Все не перестаю радоваться здешней красоте. Какие русские края!

Надя из котельного просит отдать ей Фроську. И ведь надо бы, я с ней в городе мучаюсь, но ведь это была бы измена. Как быть?

11 июля

Звонил Михалков. Говорил с Катей. Расспрашивал, сколько ей лет. Настойчиво наказывал передать, что звонил С.М.Михалков. А о деле – ни слова…

17. VII, Красновидово

Вчера приехали сюда с Фроськой. Как обычно, я пустил ее на все четыре стороны. В половине второго покормил, и она опять убежала. С тех пор ее нет. Прошлый раз был случай, что она где-то пропадала ночь, но часов в 9 утра явилась. Но вот прошла и ночь, и день, уже больше суток Ходил в Борисково, спрашивал у тамошних жителей (на ближнем конце она бывала с Пискуновыми, и ее там знают), – никто не видел. Прошел по дороге: не задавили ли? Тоже нет. Видно, кто-то увел. Бедная Фроська. Она ведь не хотела ехать на этот раз сюда; и у Тани вырвалась, когда она вышла с ней из подъезда, и потом не хотела влезать в автобус, и Таня еще сказала: «Она не хочет ехать на дачу!» Как порой оказываются полны глубокого смысла вроде бы случайно сказанные слова.

18. VII

Фроськи все нет, и теперь уже ясно – украли. Вот стало тихо, никто не мешает, ни о ком не надо заботиться – а как тоскливо и тошно. Меня еще мучает совесть, что я ведь помышлял отдать ее Наде из котельной. Где-то ты сейчас, Фросенька? Хорошо, если в добрых руках…

26. VII, суббота. Красновидово

Приехал сюда в среду. Сегодня утром нашим Икарусом приехала Таня. А Катя осталась в городе – у них там большой балдеж – у всех девочек 25-го кончились вступительные экзамены. У Кати они кончились раньше всех. На собеседовании она получила 2 балла (можно было и ничего не получить, и 1, и 3), математику написала на 3, сочинение вопреки всем ожиданиям – на 5, физику на 4. Словом, все это превзошло все наши надежды. Мы готовы были к тому, что она вообще провалится. И она сама думала, что ничего не сдаст. Тем более что ведь с репетиторами занимаются, как правило, по полгода, а она занималась физикой и математикой не больше трех недель.

Сейчас смотрели по телевидению передачу о кинорежиссере И. Хейфице. Многие фильмы его я люблю, но передача – сплошные похвалы, как на панихиде по усопшему.

Между прочим, подумал: рассказ Чехова «Дама с собачкой» и рассказ Бунина «Солнечный удар» об одном и том же – как банальная связь (в первом случае – курортная, во втором – дорожная) оборачивается большим чувством. Рассказ Чехова прекрасен, но у Бунина все сжато в поэтическую концентрацию, и у него пронзительней.

31. VII, Красновидово

Вчера приехал сюда утром с Катей и ее четырьмя подругами: Таней Шавровой, Таней Кузнецовой, Соней Ковалевой и Кирой Мушкиной. Вчера они весь день купались в Истре и загорали. Катя уже черна как сапог. В 7 вечера Соня и Мушкина уехали. А две Тани остались. Около 10 часов вечера они втроем пошли на берег Истры, развели там костер и пекли картошку. Я их еле дозвался с северной лоджии уже в первом часу ночи. Я спал у себя, Катя в прихожей, а девочки в той комнате. Сегодня в 17.29 все трое уехали. Я остался один. Заходил Коля Евдокимов, которому я вчера дал почитать своего «Маркова». А сегодня он взял «Б».

С 8 июля работаю над статьей, которую назову, видимо, так «Два лица поневоле и двуличие сознательное». Нет, тяжело.

9. VIII, Коктебель

Приехали сюда 5-го втроем плюс Аня Каминская. Стояла дикая жара: 29 градусов в тени. Мы с Таней живем во 2-й комнате 17-го коттеджа, а девочки в 11-й комнате 2-го корпуса, в одноместной мансарде на 3-м этаже. Они довольны. Мы тоже. Первые три ночи терзали комары, но вчера и сегодня спали хорошо – на ночь перехлопали комаров.

10. VIII

Сегодня на пляже Бор. Леонову, а в столовой – М. Годенко предложил почитать мои писания, оба отказались. Годенко сказал: «А ты напечатай, тогда я почитаю». Untertan…

12. VIII

Я все время подшучивал: «А где-то сейчас Бергер?» И что же? Вчера он тут объявился. Спал у нас. А вокруг заболевшей Кати сформировалась компашка – два парня-соседа и вот теперь Бергер. Он произвел на меня хорошее впечатление.

13. VIII

Сейчас в столовой вдруг появился в одних шортах какой-то волосатый старый хрыч с голым пузом и шишкой на плече. Я спросил у официантки Таи, кто это. Она сказала: «Арон Львович». С негодованием прикончив свой завтрак, я подошел к его столу и сказал:

– Уважаемый товарищ, между пляжем и общественной столовой есть некоторая разница, и в нашем возрасте это надо понимать.

Он явно смутился, но пробормотал что-то вроде «не валяйте дурака». Я повернулся и ушел. Это был, оказывается, поэт Арон Вергелис, главный редактор журнала «Советиш Геймланд». Может, и хороший поэт, но брюхо-то спрячь.

14. VIII

Продолжается дикая жара. На веранде в тени 31 градус. Ночью одолевают еще и комары. Костя Бергер две ночи спал у нас, сегодня – на пляже. Пусть уж спит опять у нас. Мне его жалко. Ведь юность – это ужасная пора жизни.

15. VIII

Вчера ходили на могилу Волошина. Сперва ушли Катя, Аня и Костя. Потом пошли Таня, Саша (Анин отец) и я. Скоро мы почти догнали молодежь, и я впервые видел, как моя дочь шла за руку с парнем.

Сегодня Ю. Сбитнев организовал поездку на автобусе до биостанции, а оттуда мы в сопровождении проводника прошли через весь Кара-Даг. Прекрасная прогулка. Уже много лет я ее не совершал. Были: Таня, Катя, Аня, я, М. Кудинов с женой Галей и Сбитнев с Ганиной.

 
Вчера-позавчера выскочили стихи:
Я был уверен, что влюблен
В сам Коктебель – в его природу,
В его безмерный небосклон,
В его неумолчную воду,
В его рассвет, в его закат,
В его приволье и беспечность,
Да в гомон птиц, да в звон цикад,
Да в гор незыблемую вечность.
Но вот впервой за столько лет
Я вас не встретил в Коктебеле —
И все не то – и звук, и цвет,
И говор волн, и птичьи трели.
 

О ком это? Если бы я знал…

17.VIII

Вчера я вел литературный вечер. Выступали Иван Савельев, Владимир Забаштанский, Юрий Черниченко, Юрий Кобрин (Вильнюс), Игорь Росоховатский, Анат. Макаров, московский перс Джехангир Дорри, Ал-др Коноплин (Ярославль) и Евг. Дударь (Киев). Получилось довольно разнообразно и не скучно. Во всяком случае, летний зал был почти полон, и никто не уходил. Вот только Черниченко со своим вульгарным фиглярством был мне тошен.

20. VIII, Коктебель

Позавчера, нет, третьего дня Саша возил всех в Чуфут-Кале и в Бахчисарай, вернулись около девяти вечера. А вчера в 10.45 поехали в Старый Крым. Побывали в армянском монастыре. Сколько лет я там уже наблюдаю, как все топчется на месте – все в том же виде его реставрация. Заехали и в дом Грина. Был обеденный перерыв, но мы прошлись по садику, посмотрели через окна вовнутрь. Потом поехали в ресторан «Горный». Года два назад мы там прекрасно пообедали, пройдя пешком из Старого Крыма. Была там еще Оля, спутница Ан. Ив. Цветаевой, а всего человек 6–7. Вчера нас не хотели обслуживать в шортах, но потом смилостивились. Ну, действительно, разгар сезона, жара, дневное время! Неплохо пообедали. Жара вчера стояла опять ужасающая. Какое блаженство было искупаться после поездки! Как после перехода через Кара-Даг.

Вчера вечером распили бутылку венгерского шампанского на проводах Саши и Рафы, его спутника. Сегодня они уезжают.

30. VIII, Красновидово

Вчера в 10 вечера приехали с Таней в Москву. Последние дни в Коктебеле были не очень-то приятны. 25-го только с третьей попытки (первая – 20-го, вторая – 23-го) выставили из Коктебеля Бергера. Катя и Аня уехали 26-го, но накануне Катя заболела, температура поднялась до 37,8. Мы с Таней проводили их до поезда, посадили в вагон. Приехали в «рафике» обратно, я вышел из машины – и не могу ступить: жуткий приступ радикулита, так еще никогда не было. Таня в панике. Мимо проходила Люда. Она сбегала куда-то и привела двух парней со стулом. Они посадили меня, как китайского богдыхана, на этот стул и понесли. Принесли в медпункт. Там врач Любовь Евгеньевна сделала мне в задницу какой-то укол. Через полчаса мы с Таней кое-как выползли на улицу. Таня сбегала в комнату отдыха и нашла там Николая Данилова, с которым дня за три до этого мы пили коньяк Коля предложил отнести меня в коттедж на горбу, но я отказался. Тогда он сбегал за культурником, машина которого стояла здесь, у административного корпуса. Тот пришел, я кое-как влез на сиденье, и он меня докатил до коттеджа. И весь следующий день я лежал на веранде, любовался голубизной неба и живой игрой листьев, которые как полог спускались с крыши до земли. В день отъезда отпустило. Уж и не знаю, что помогло: два сеанса электромассажа? Какие-то пилюли, что мне давал сосед Очкин? Массаж с вьетнамской «звездой», что делала Таня? Рюмка коньяка, поднесенная Даниловым? Или, наконец, просто время?

В поезде ехали в одном купе с забавным стариком Тоуле-ном Шамшиевым, которому членский билет СП подписывал еще Горький. Я пригласил его переночевать у нас, но он сказал, что устроится в гостинице «Москва». Таня звонила, чтобы нас Саша Каминский встретил. Но они (Саша, Катя и Бергер) опоздали. Мы вышли из вагона – никого нет, и пошли на такси. По своему ветеранскому удостоверению удалось быстро взять такси, и не было еще одиннадцати, когда мы явились домой.

Утром я решил поехать в Красновидово. Но в 9 автобус не пришел. Нас оказалось четверо: я, Светлана, жена Лакшина, и какой-то Сергей. Мы взяли «левака» и за десятку прикатили на Истринскую поляну.

31. VIII, Красновидово

Сегодня приснилась собака. Будто бы это выросшая Фроська, но я позвал ее, а она не отозвалась и смотрела на меня незнакомо.

А в Коктебеле мне приснился однажды такой страшный сон, что я даже не решился его записать. Между прочим, Толстой прав, что в снах нравственность отсутствует.

11. IX, Красновидово

Приехал сюда вчера утром на автобусе. Ходили по грибы, ничего не нашли, а другие корзинами несут опята.

Вчера в «ЛГ» Б. Окуджава отметил меня иудиным поцелуем.

Позавчера Ада, Вася и я ездили к Гале на обед. Были отличные свиные отбивные. Но – ни рюмки вина. Зато здесь вчера тяпнули коньячку.

Г.Я. БАКЛАНОВУ,

главному редактору ж. «Знамя»

«26 сент. 86

Гриша!

Вчера послал тебе по домашнему адресу письмецо, а сегодня родилась новая идея… Рузвельт говорил о Черчилле: каждый день ему приходит в голову около восьмидесяти, из которых 2–3 заслуживают внимания. Так вот, в этом смысле я вроде сэра Уинстона.

Почему бы тебе не завести в журнале рубрику «Письма, на которые не последовало ответа»? Почему бы не печатать некоторые выступления на наших собраниях? Или вот не так давно я обменялся письмами с Б.И. Бурсовым и В.АКавериным. Письма интереснейшие! Зачем ждать, когда все перемрут? Или – с соответствующими комментариями – мою переписку с Солженицыным.

Посылаю тебе два материала для этих рубрик Подумай. Чего бояться в наши-то годы. Ведь мы помрем, одна сволота останется.

Салют!»

15. Х, Красновидово

Невероятная погода! 17 градусов тепла. Сейчас лежал на тахте лицом к окну и любовался синим небом, золотой березой и соснами.

Устал. Ездил автобусом в Манихино за саженцами. Привез 10 корней смородины, 2 черемухи и 2 барбариса. Надо посадить. Обратно от Красновидовского поворота шел пешком. Красота кругом – невыразимая.