Текст книги "Я жил во времена Советов. Дневники"

– Я сейчас вас ударю! (Говорил мне вчера сам Кладо.) Ну, как Тургенев когда-то Толстому:

– Я вам дам в морду!

* * *

Сегодня приснился еще и Ваншенкин, которому я перед отъездом сюда послал письмо с поздравлением в связи со стихотворением «Футбол 1948 года», которое передали по радио.

19. VIII, Малеевка. 9 утра

С весны, с Коктебеля, что-то странное у меня с волосами – вьются, как в молодые годы. Не передалась ли мне молодость бедного сына?

20. VIII.80

Вчера катались на лодке, и я сказал:

– А где-то теперь Джамиля?

– Как где? – сказала Аня, дочь Саши Русова, с которой Катя вдруг сблизилась в эти дни. – В Москве, конечно.

– А может, не в Москве, – сказала Катя.

– Почему же? – возразила Аня. – Она же русская.

– Отец у нее татарин, – сказал я.

– А она говорила, что русская.

– Ну, в общем, конечно, русская, – сказал я.

– А кто я по национальности? – спросила Катя.

– Персиянка, – ответил я.

Девочке 12-й год, а она не знает своей национальности. Хорошо ли это? Я, признаться, был удивлен.

21. VIII

Сегодня с десяти до трех ездили на автобусе в Звенигород. Вернее, в город не попали, не доехали, а побывали в Саввино-Сторожевском монастыре и в деревне Дютьково, где музей Танеева – Левитана – Чехова, который, кажется, там и не бывал.

Монастырь поражает хорошей сохранностью. Я сказал Тане Глушковой:

– Вот вам и марксисты-ленинцы!

22. VIII, Малеевка. 11 час.

Сейчас у Соломоши Смоляницкого выиграл бутылку коньяка. Я, говорит, лет на десять старше тебя. Поспорили. Оказалось, он с 21 – го, т. е. на два – два с половиной года всего старше. Я говорю, что потому так хорошо сохранился, что честно жил, много работал, никому не завидовал, никого не обижал, кроме Окуджавы. Все засмеялись. Это было на парадном крыльце главного корпуса, были еще Баренц и супруги Русовы.

24. VIII, воскресенье. Малеевка

Сегодня вечером уезжаем из Малеевки. Надоело страшно. И это несмотря на то, что каждую субботу приезжала Таня, и Катя здесь. Усталость от пребывания здесь словно физически накапливалась. Конечно, и погода во многом виновата. Все дожди и дожди. Все лето.

А сны продолжают меня одолевать до последней ночи. Вчера снилось, будто я в каком-то царском дворце. Может быть, в Зимнем. У меня большая комната с высоченным потолком. На столе лежит белый конверт, и из него слышится голос царя, Николая, конечно. В комнату входит милая тихая девушка, служанка вроде. Я иду от стола к дверям. Дверей две. Я запираю на ключ почему-то не наружную, а внутреннюю. Возвращаюсь в комнату, а эта девушка уже лежит в моей постели. Но дальше ничего не приснилось. Был бы помоложе, очевидно, приснилось бы. Это было в пятницу, а Таня приезжает по субботам.

Сегодня приснилось, что с какой-то молодой женщиной я еду по городу на рикше. И этот рикша – Евтушенко! Где-то останавливаемся, садимся отдохнуть на какой-то скос. Я говорю ей: «Евтушенко, должно быть, думает о нас – вот гады!» Оборачиваюсь, а он сидит справа – здоровый, крепкий, спокойный. Я спрашиваю его, что заставляет быть рикшей. Он что-то ответил, но что – заспал.

9. IX.80, Нагатино

С 31 августа живу у мамы в Нагатино: Галя уехала с Галкой в дом отдыха. Две ночи ночевал дома, а то все здесь. Мама чувствует себя гораздо лучше, чем зимой, когда она лежала несколько месяцев. Она ходит, готовит, выносит мусор, спускается за газетами. Но как она стара! Самое печальное – у нее нет ни к чему интереса. Целыми днями лежит в постели или сидит в кресле. И это страшно. Неужели я буду таким через 25 лет?

10. IX, Нагатино

Сегодня во сне тушил пожар, вернее, какое-то большое пламя, и потушил. И видел какую-то тюрьму, барак, и будто там семья Русовых

А какие дела творятся в Польше! Нет, рабочий класс это действительно сила. Шевельнул плечом в 56-м году – и полетели – кто там тогда был у власти? Шевельнул в 70-м – и полетел Гомулка. Шевельнул сейчас – и полетела половина Политбюро во главе с Гереком. Но куда же это годится, если власть можно сбросить только посредством забастовок! Но наши-то делают из всего этого хоть какой-то вывод? Похоже, что нет.

13. IX, Нагатино

А Куликовскуюто победу отметили довольно широко. Правда, выше кандидата в члены Политбюро, председателя Совета Министров РСФСР, сидевшего в президиуме, не поднялись, но все же были торжества на самом Поле, которому придали должный вид (спасибо Леониду Леонову – своим присутствием там он спас честь русской литературы), были торжественные заседания в Туле и в Колонном зале, все это передавалось сжато по телевидению, было множество статей в газетах («Правда», «Комсомолка» – Песков В., «Сов. Россия»), а еще раньше были вечера в Политехническом, в ЦДЛ. Многочисленные газетные вырезки я положил в том энциклопедии, где статья «Куликовская битва». Словом, кое-что было, и неплохо.

А тут еще в прошлый вторник получил 17-й том Чехова, и там полностью, безо всяких выбросок, дневниковая запись о засилье в критике евреев, которые «чужды русскому духу, не понимают нашего юмора и смотрят на русских как на инородцев».

Вчера получил 4-й том Тургенева – там рассказ «Жид», который не печатался с 1880 года. Сто лет! И что особенно любопытно – Некрасову приходилось за этот рассказ вести борьбу с цензурой, которая не давала разрешения на его печатание (дело было в 1847 г.). Это царская-то цензура!

15. IX, Нагатино

И вот, я думаю, они встретились. Там – мой отец, Сергей Бушин, и мой сын, Сергей Бушин. Они не могли узнать друг друга, но их имена объяснили им, кто они. И о чем они говорят теперь?

25. IX, Коктебель

23-го приехал с Гришей Соловьевым в Коктебель. Поселился в 4-й комнате 16-го коттеджа, в той, где в июне жил Кныш, а потом Виноградовы. Вчера и сегодня купался. Холодно, конечно. (Только что ушел Толя Мошковский, украл минут 20 пустой болтовней.)

28. IX

Сергей Крутилин сказал: «Старость начинается с ног». Смотрю на Гришечку и думаю: нет, старость начинается с языка. Боже, до чего он болтлив!

4. Х.80

С наслаждением, с восторгом пишу еще в прошлом году начатую вещь – «Солженицын и мировая литература». Уж я на нем высплюсь!

5. Х.80

Вчера заходил прощаться Толя Мошковский, и чуть не разругались. Завел он с чего-то речь о Сталине. Он, говорит, мне не нравится. Ну и что – разве он девка? А договорился до

того, что если бы не Сталин, то, может быть, и войны бы не было. Ну, тут уж я не выдержал. Да, говорю, именно это твердят недобитые фашисты: не они, не Гитлер виноваты в войне, а мы и Сталин. И ведь оказалось, что ничего не знает, ничего не читал, а повторяет эту фашистско-жидовскую болтовню. Василевский, говорю, пишет в своих воспоминаниях, что лучшего Главнокомандующего, чем Сталин, он не может себе представить (приблизительно так). «Это, – говорит, – могли ему вписать» – «Ты согласишься, чтобы тебе что-то вписали?» – «Нет» – «Так почему же ты так низко думаешь о другом человеке, что он на это согласится? Тем более что ведь это большой человек, известный всему миру».

Какое бездумное убожество!

Он еще и осуждал нашу финскую войну: непопулярная. А что было бы в 1941 г. с Ленинградом, если бы не эта «непопулярная» война?

7. Х

Узнал новое слово: «мангал». Это очаг для того, чтобы жарить мясо или шашлык Но как трудно далось это слово!.. Тут Евг. Карпов, которого я знаю со времен Литинститута. У него умерла жена, он женился снова, его новая жена на 29 лет моложе, Оля. Пишет стихи. Так вот, вчера у него был день рождения. Позвал меня и своих соседей по корпусу. Я позвал Светлану Федоровну. Он разглядел этот самый мангал, который навел его на идею о шашлычном дне рождения. Они поехали в Феодосию, купили там на базаре баранины. Мангал поставили у моего коттеджа, сами расположились на веранде. И пошел пир! На шестерых выпили больше литра водки да еще купленную мной бутылку коньяка, причем дамы, конечно, пили не много. Светлану я проводил до ворот на набережную.

Как бы перестать пить? Ведь накануне распили с Гришечкой и Селезневым бутылку, а до этого тоже пили раза три, и каждый раз – по бутылке на троих.

А перед ужином положил Ире Астаховой на стол прекрасный помидор и стихи:

 
Вблизи прекрасных Крымских гор,
Вблизи морской бескрайней сини
Дарю веселый помидор
Серьезной девушке Ирине.
Дарю в надежде, что она,
Впитав его витаминозность,
Как после доброго вина,
Пошлет ко всем чертям серьезность.
 

11. Х.80 г.

Вчера Би-би-си вечером, а сегодня утром «Голос Америки» принесли радостную весть: Л. Копелев уезжает в ФРГ по приглашению Г. Белля. Виза дана на год, но западные спецы, основываясь на опыте прошлого, предсказывают, что он останется там совсем. Ну и, слава Богу! Дверью никто на площадке не будет хлопать. Ведь старик неумный, бесталанный, тщеславный. Его книга «Хранить вечно» написана глупо, читать ее скучно. Скатертью дорожка, хлопальщик!

12. Х

Вчера прочитал в «Комс. правде» стихи А Вознесенского, и пожалте – ночью увидел его во сне! Вели весьма дружескую беседу.

А в стихах были такие слова о Высоцком: «всенародный Володя». Да, во всесоюзной газете о всенародном Володе написал межконтинентальный Андрюша.

15. Х, Коктебель. 5-15 утра

Написал эпиграмму.

 
Я себя советским чувствую заводом,
вырабатывающим счастье.
 

В. Маяковский

 
Ты выделяешь счастье.
 

А. Вознесенский, «Коме, правда»

Ты себя называешь поэтическим единоверцем Певца великого времени, пахнувшего грозой. Но он вырабатывал счастье своей головой и сердцем, а ты выделяешь поэзию поджелудочной железой.

17. Х

Вчера опять закатили шашлык – прощальный. Были те же и Друнина, а потом, уже хорошо поддав, я побежал за Гришей – на мое приглашение во время обеда он ответил неопределенно. Он стал собираться, а я побежал обратно. Вижу – идет девушка. Я за ручьем догнал ее и позвал к нам на шашлык Она как раз искала столовую, чтобы поесть. И девушка со мной без слова пошла. Спрашивает меня, кто я.

– Константин Симонов! – отвечаю.

– Правда? Я портрет не помню.

– Конечно, правда.

И вот привел я ее на свою веранду. Все в изумлении: пошел за стариком, а вернулся с девушкой. Как Земфира у Пушкина, пошла гулять в степь, а из степи привела к цыганскому костру Алеко. Только тут в роли Земфиры оказался я. Тихо сидела, тихо ела, немного выпила. Пошел ее проводить, с пьяных глаз обнял. Испугалась:

– Муж увидит.

Он, оказывается, здесь.

А звать ее Флора. Но дефлорация не состоялась. Сейчас 2.45. В два еду в Симферополь. Решил попробовать этот путь.

19. X.1980. Москва

Вчера вернулся домой. Ехал через Симферополь в спальном двухместном вагоне – красота! Раньше вагоны были разного класса, теперь – поезда. Первый класс – все эти фирменные, как этот «Крым». Встретила Таня. Привез килограмм 15 винограда. Как хорошо дома!

Из «Лит. Грузии» получил письмо от Н. Карашвили: раздумали печатать мою статью. Ах, шельмецы!

20. X.80 г.

Ходил сейчас погулять в Петровский парк Как всегда, по своему постоянному маршруту: от трамвайного круга прямо, потом по тропке налево, до аллеи, по аллее до больницы, налево до березовой аллеи; по ней – до ворот, из ворот – налево по булыжной дороге до выхода из парка. Когда шел по этой булыжной дороге, впереди в нескольких шагах спешила девушка. А у меня в правом кармане плаща мой любимый охотничий складной нож. Я достал его, спрятал правую руку за спину, там левой рукой открыл лезвие. Нож готов к действию. И думаю: что, если бы эта девушка как-то вдруг узнала сейчас, что в трех шагах за ней идет человек, в кармане у него нож, он достает его, раскрывает, приближается… Я все это проделал, чтобы лучше вообразить себе, до чего же тонка нить жизни! Ведь мог же на моем месте оказаться какой-то маньяк, бандит. Может быть, за мной не раз кто-то шел вот так с ножом…

У ворот около выхода стояла лошадь, запряженная в телегу. Должно быть, из паркового хозяйства. Стройная, сытая – прекрасная лошадь темно-буланой масти. Я загляделся на нее. А потом стал мысленно называть все детали упряжи. Все знаю, кроме ремня, который схватывает концы дуги. Как же он называется?.. Ах, да! Супонь.

24. Х.1980

Вчера было произведено решительное омоложение нашего руководства: на место 76-летнего Косыгина посадили 75-летнего Тихонова!

28. Х.80

Косыгин был зампред Совета Министров уже в 1940 г., а с 64-го – председателем Совмина. То есть сорок лет человек был в самых верхах и вот ушел.

31. Х

Три дня была простуда. Вызывал врача. Приходила молодая врачиха Ал-дра Юлиевна Аронсон. А сейчас ходил к ней в поликлинику на прием. Продлила больничный лист до 5 ноября.

Когда сидел в кресле, ожидая очереди, пришла тоже на прием молодая красивая статная женщина с очень влекущими губами. Темно-зеленое платье, красные сапоги, вязаная шапочка до бровей, по моде. Мне хотелось заговорить, вижу, что и ей тоже, но ничего, кроме нескольких пустых слов, и не сказали.

– Вы часто тут бываете?

– Часто.

– Это с вашим-то цветущим видом?

(Надо бы добавить: «С такой ослепительной улыбкой». Улыбка действительно такая.)

Потом я встал, подошел к плакату «Достойно встретим XXVI съезд!», разглядел его и сказал:

– 250 тысяч экземпляров! Пустят они в трубу нашу родину. Она согласно улыбалась, и видно было, что хотела бы

продолжить разговор.

Выходя из кабинета, я сказал:

– Жить буду!

– Я в этом не сомневаюсь, – ответила она. – Вы долго еще будете жить.

Это она отблагодарила меня за «цветущий вид».

13. XI, четверг

Вчера был на IV конференции (отчетно-выборной) Московского отделения. Есть некоторая польза в посещении таких мероприятий. Например, помирился с Алексеевым. Все-таки он мужик незлобивый. Ведь я ему каких дерзостей наговорил в письмах! А он вчера смеется. Протягивает руку. Мы, говорит, еще как-нибудь сядем с тобой и обо всем поговорим. Тебе видна седьмая часть айсберга, а я вижу его весь. (Это он об отказе печатать вторую мою статью – обзор писем.) Да, но я же не на это обиделся, он представил дело так, словно мы договаривались о какой-то «реплике», а я, дурак, накатал статьищу в 120 стр.!

Подошел я к Ю. Трифонову, сказал ему, что из всех статей о Куликовской годовщине его была самая интересная и что «Старик» лучшая его вещь. Ему, конечно, приятно. О смерти сына он знает.

Егор Исаев сказал мне: «Ставим тебя в план редподготовки и заключаем договор». Ха! Знаю я тебя. Он изобрел себе ловкий принип: «Чем ближе, тем больше». И за него прячется.

Геннадий Семенихин сказал, что поможет мне переиздать в Воениздате моего «Генерала».

С. Шуртаков познакомил с Владимиом Мирневым.

Встретил милого старосту нашего курса Колю Войткевича. Он уже пенсионер! Ушел с работы, получает свои 120 рэ.

А из выступлений интересным было Бакланова. Он долбанул Катаева, но зачем-то сказал, что Ю. Жуков и Г. Боровик «украшают Союз писателей». Боровик – украшение?!

Он выступал и, конечно, долдонски.

16. XI.80

Дня три назад «Голос Америки» передал, что в Испании, торопясь на какой-то слет диссидентов в связи с Мадридским совещанием, в автомобильной катастрофе погиб Андрей Амальрик Таня его знала. Его мать работала вместе с ней в корректуре «Литгазеты», и он там подрабатывал. Года два-три как уехал за границу. Там он издал книгу «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Надо думать, ответ его был таков, что не просуществует. Ну, вот. А сам и до 81-го года не просуществовал. Не рой колодец другому, не рой.

17. XI

Сегодня в «Московском литераторе» за 14.XI прочитал, что Василий Ардаматский удостоен литературной премии КГБ. Оказывается, есть такая! Ну философы! Ну мыслители! Николай Первый все-таки не догадался учредить литературную премию III отделения.

26. XI

Читаю книгу Б.И. Бурсова «Личность Достоевского». Начал читать по делу – пишу «Достоевский и Солженицын». Как много у них точек соприкосновения, и в то же время – антиподы! Об этом и напишу. Работаю с утра до вечера. Часов с 9.30 до трех, обед, прогулка в парк, опять за стол до 6.45 – смотрю телевизор («Сегодня в мире»), опять работаю до девяти: «Время». Только после этого, т. е. около десяти, оставляю работу и беру книгу.

Вчера поразил факт. Достоевскй пишет об умершей жене: «Маша лежит на столе». Маша лежит, а он взял дневник и пишет, не о горе своем, а теоретизирует о Христе и человечестве. Покоробило.

29. XI, 10 час

У Кати сегодня ночью был жар, и ночью, часа в два, она бредила. Таня рассказывает, что она кричала: «Маняня, почему ты такая большая?.. Где наши родственники?.. Таня, мне страшно!..» Это у нее часто при высокой температуре. Видимо, она здорово простудилась в бассейне. Ходила туда с конца сентября, больше месяца, и вот… Она посидела сперва дома дней пять и пошла в школу во вторник, но в субботу, 22-го, мы снова оставили ее дома. Был врач. Вчера я ходил с ней на рентген. Пришли домой – 37,6. А вечером 38,2. А вот ночью – бред. Бедная милая девочка! Сейчас спит. Может, кризис миновал?

1. XII.1980 г.

Сейчас разговаривал по телефону с Игорем Мазниным. Какая картина! Два самых острых выступления на IV отчетно-выборной конференции МОСП (12.XI) были Г. Куницына и В. Лазарева. Им дали слово (незапланированное же!) в самом конце, после энергичных настояний и поддержки зала. Куницын с фактами и цитатами в руках доказал, что у нас нет авторского законодательства, а лишь одни инструкции. Привел высказывание Ленина, что, мол, сейчас мы принимаем временные установления, а потом примем законодательство. Перед войной его хотели принять, но вот до сих пор автор перед издательством беззащитен. Все правильно, насущно, смело. Молодец!

Лазарев говорил о засилье песенных шабашников, о их покровительстве и соавторстве с ними (с Дербеневым, который в год заработал 148 тыс.) Р. Казаковой. Он обратился к ней и сказал: «Делайте что хотите, только не председательствуйте на праздниках Пушкина и вечерах Блока!» Молодец! В президиуме было смятение. После них выступал зав. отделением культуры МГК И.А Глинский. Он им ни словом не возразил. Потом Феликс Кузнецов сказал лишь, что речь Куницына он уже слышал. Зал засмеялся. Лазарева пожурил за тональность, за то, что он не учел, что Казакова ведь женщина. [Он же ее не как женщину критиковал, а как секретаря. Тогда не избирайте баб секретарями.]. Это уж – от полного отсутствия аргументов. Перед голосованием И. Мазнин выступил с предложением исключить Казакову из списка для голосования.

Кузнецов сказал, что нельзя, т. к. это рекомендация партгруппы. [Надо было предложить перерыв, и чтобы партгруппа пересмотрела свою рекомендацию.] Поставили на голосование. За исключение всего человек 20. Но в бюллетенях оказалось 168, т. е. в 8–9 раз больше. Вот цифры, показывающие, какова нравственная обстановка в организации: на глазах 20, а тайно 168! Это нас и погубит.

И как же все это отобразили в «Л.Г»? Дословно: «В прениях участвовали также В. Лазарев и Г. Куницын» (19.XI).

И даже ведомственный, в сущности, закрытый «Московский литератор» так «В.Лазарев выступил по поводу низкопробной песенной продукции, которая широко звучит с эстрады, по главным каналам радио и телевидения и имеет антиэстетический характер. Далее выступил Г. Куницын, который в своем выступлении коснулся некоторых нерешенных вопросов авторского права» (21.XI.80).

4. XII

Вчера начал лыжный сезон. С 3-4-й попытки лег прекрасный обильный снег. Ах, как хорошо было пройтись в темпе.

Сегодня только что вернулся, ездил в «Современник». Третий раз подписал договор! Черт знает что! Но все это такие пустяки перед тем, что творится в Польше и во что это может вылиться. Не надо забывать, что Вторая мировая война началась с Польши. Но что делать полякам, если в 56-м году их завели в кризис, в 70-м году их завели в кризис, в 80-м году их завели в кризис. И каждый раз дело доходит до крайности – до забастовок, прошлый раз, кажется, и кровь пролилась на побережье. Они могут сказать: мы вам трижды верили, и вы трижды заводили нас в тупик Сколько же можно?

Катя все еще не ходит в школу.

Сегодня, когда сел в метро на «Молодежной», в пустом вагоне на подоконнике увидел ключ от английского замка с красной рыбкой на цепочке. Подумал: а вдруг он подойдет к нашему замку, и взял. Так он и в самом деле подошел. Мистика!

8. XII.80

Завтра во Дворце съездов открывается Пятый съезд Союза писателей РСФСР. Сейчас звонил Чалмаев. Рассказывал, что дают какие-то талоны на покупку разных вещей. Талоны разные, есть какой-то сувенирный отдел, есть попроще. Петелин получил в сувенирный. Синельников – в попроще. О Господи! Можно быть уверенным, что съезд пройдет на высоком идейном уровне.

Рассказал еще, что жена Маркова, детская писательница Агния Кузнецова, получила недавно Госпремию за повесть «Земной поклон». А таджикский писатель Юсуп Акабиров – профсоюзную премию за роман «Нурек», который опубликован в «Дружбе народов» в талантливом переводе Ольги Георгиевны Марковой. А роман уже получил республиканскую премию!

9. XII

Вчера было так Утром к 9.40 пошли с Катей в ее поликлинику. Потом поехал в Союз писателей РСФСР на Комсомольском проспекте, где я ни разу еще не был, а они там уже года три. Встретил недалеко от Союза Вл. Амлинского, зачем-то сказал ему, что написал о Солженицыне. «Ты можешь прогреметь». Советовал не впадать в публицистику. А что бы ты хотел – чисто эстетического анализа, чистого искусства?

Пришел в Союз. Полно народу. Билет пригласительный для меня, оказывается, переслан в секцию критики, и я его уже получил. Хотел второй, для Тани. Выпросил пачку финской бумаги, и с Безъязычным ушли. По дороге он рассказал, что три года у него роман («Влюблен!») с девушкой, которая моложе его на 33 года. Достал какую-то газету и показал статью с ее портретом. Домой приехал не сразу, а по пути зашел за микстурами в аптеку, домой явился уже в половине третьего. В половине седьмого пошел вниз в парикмахерскую. Прождал больше часа, пропустил четыре человека, ожидая «свою Надю». Разозлился! Пришел домой часов в 8. Читал, смотрел «Время», написал «Открытое письмо с опущенным забралом».

Сегодня был в Большом Кремлевском дворце на съезде. Слушал только одно выступление Софронова по внутреннему телевидению. Говорят, хорошо выступил Бондарев. Пообщался, потолкался. Взял такси, поехал в Гослит за гонораром – Алексеев расщедрился, выписал 600 р. за статью, которую не захотел печатать. Еще там было за рецензию, всего получил 632 р. На той же машине (застряла в снегу, толкали с солдатом) вернулся обратно в Кремль. Зимним вечером в красивом освещении Кремль прекрасен. Кончилось в 6. Ехал домой вместе с Вал. Сидоровым и Вл. Безъязычным.

12. XII

Ну, съезд кончился. Не обошлось без трагикомических сцен. Когда на партгруппе обсуждали список в правление, Машковцев Владилен Ив., поэт, предложил отвести самого Михалкова за покровительство диссидентам. Рассказывают, что говорил он очень грубо, нервно, сбивчиво. Конечно, задавили. А Елизар Мальцев предложил вычеркнуть Вас. Рослякова за то, что он-де оскорбил в каком-то рассказе года три тому назад Борщаговского. Тоже отвергли. Все, конечно, прошли. Все на прежних местах.

А в 2 часа во Дворце съездов в банкетном зале был прием-банкет. Народу понаперло выпить и закусить за гос. счет – тьма. Закусь была хорошая, всякая там осетринка-севрюжка, а выпить – смех! – досталась всего одна рюмка водки и две таких же рюмки твиши. Хорошо, Дима Жуков позаботился, а то совсем худо. Я подошел к Борису Можаеву, а туда с большой рюмкой коньяка с президиумского стола подошел Алексеев. Он разлил нам коньяк, а потом расцеловал меня и сказал «Я готов извиниться» и т. п. Все-таки какой незлобивый мужик! Ведь я же ему черт знает что писал – ты, мол, витаешь высоко, но не забывайся и т. п. Договорились, что во вторник я приношу ему статью о Солженицыне.

Много было шума, гвалта, колготы. Помню, что подходил к Мустаю Кариму и от души поблагодарил его за речь на съезде – он хорошо сказал о достоинстве писателя, о достоинстве литературы. Спасибо, говорит, мне это особенно приятно слышать от вас. Вежливый человек!

Подходил к змеевидному О-о. Предложил ему прочитать «Исследование о Солж», отказался. Я, говорит, против раздувания его фигуры. Я отвечаю, что раздувать его дальше все равно невозможно, он и так уже раздут на весь мир. Не знаю, зачем я к нему подошел, назвал Александром Ивановичем. Я же от него ничего не жду. Все-таки водка, твиши и коньяк дали эффект – это и есть «эффект О-о».

15. XII.80

На открытии съезда в Большом Кремлевском дворце, когда на сцену в президиум вышли Суслов и другие, и потом, когда объявляли почетный президиум – Политбюро, то все, как обычно, встали, а я остался сидеть. Справа от меня были Карпеко и Каныкин, слева – Глушкова. Она сказала: «Вы же член партии!» Я ответил ей, когда она села, что в Уставе партии нет пункта, чтобы я вставал при появлении члена Полбюро, даже Генсека. И в Конституции нет аналогичного требования. Я должен вставать, лишь когда входит женщина. В детстве вставал, когда в класс входил учитель. Меня это вставание оскорбляет, а все ничего тут не видят особого. Разве недостаточно аплодисментов? Впрочем, тоже неизвестно за что.

17. XII

Вчера к двенадцати поехал в «Москву». Открываю дверь в отдел прозы – сидит с Эльвирой Порфирьевной (редактором) за столом над своей, надо думать, рукописью Евтушенко. Я поздоровался, они ответили. Он уставился на меня и смотрит, смотрит. Я вспомнил, что когда-то у Ильи Глазунова, где мы встретились случайно, он говорил комплименты моей внешности. Я и сейчас, поди, выглядел красавцем: со свежего воздуха, после ходьбы, свежевыбритый, в белом свитерке с красным шарфиком, в шапке-ипполитовке (как мы зовем ее дома по фильму «С легким паром!», там такой интеллигент есть, Ипполит), – я, должно быть, был хорош! Разделся в прозе и пошел к Алексееву. Ждал его почти час, он с какой-то дамой беседовал. Пришел Солоухин.

Наконец дама ушла. Алексеев позвал меня. Пытался склонить его к статье против Оскоцкого. Не поддается. Это, мол, ему реклама. Какая реклама? Это была бы красивая картина. О Солженицыне он говорил с самим Андроповым. Тот сказал: «Это дохлая собака». И никакая, мол, публикация о нем не нужна.

На обратном пути зашел в прозу за пальто. Евтушенко все сидит. Опять уставился на меня. В очках! Уходя, я сказал им: «Всего доброго!», он дернул головой, чтобы ответить, но спохватился и не ответил, будто бы очень увлеченный рукописью.

Из «Москвы» поехал к маме. Была годовщина смерти отца. За обедом выпил три рюмки водки и чувствовал хмель до самого вечера. От них заехал в «Книжную лавку», но там был прием груза. Поехал сегодня. Случился интересный спор с Л. Жуховицким об Олеге Рязанском. Позже я написал ему на машинке письмо на двух страничках и бросил в почтовый ящик в подъезде.

19. XII

Вчера Л.И. Брежневу по случаю дня рождения навесили еще одну бляху.

* * *

Все мы, живущие, оппозиционеры и фракционеры: мы в оппозиции к большинству – к умершим. Толстой любил выражение: «умер – присоединился к большинству». Т. е. перестал быть фракционером.

20. XII

Вчера вечером позвонил Саша Ливанов. Сказал, что фронтовики могут получить в Литфонде 150–200 р., т. к у них там, видно, к концу года большие излишки, надо, мол, завтра подать заявление. Я, конечно, позвонил В. Семенову, Соловьеву, Гончаренко. Сегодня к одиннадцати все мы явились в Литфонд.

Хотя суббота, но нас там ждал какой-то малый, взял наши заявления. Авось обломится.

Гончаренко сказал, что умер Косыгин. Я сейчас позвонил Гале, оказывается, такой слух прошел еще вчера с утра.

26. XII.80

Вчера смотрели по телевидению какой-то плохонький военно-детективный фильмик Молдавской студии. Дело происходит в 1944 году. Я сказал, что немцы уж очень спокойно держатся – ведь положение их было плохое. Катя заметила:

– А если бы они суетились, ты бы сказал: чего они так суетятся?

Соображает…

3. I.1981.Малеевка

Вчера приехали все трое в Малеевку, сегодня вечером в 7.20 Таня уехала. Новый год встречали дома: Таня, Катя, я и Пуся. А Пашка еще 29-го залег на зимовку. И было очень хорошо. На столе стояла маленькая елка, наискось кухню пересекала цепь фонариков. Часа в два легли спать. Надоело встречать этот праздник в Малеевке, целую ночь любоваться на эти физии, которые и так-то вынести трудно.

4. I, 10.00

На втором этаже поселился с толстой женой Люсей, с дочкой в очках и с роскошной собакой колли сам тов. Кузнецов, наш незаменимый первый секретарь. Как Кирила Петрович Троекуров.

10 вечера

Ходил сейчас смотреть телевизор, «Время». Сидит Гришечка. Жалко мне его стало. Все-таки жестоко я с ним обошелся. Конечно, он хищник, но – мелкий же! Вот он сидит – седенький, глупенький, в галстучке, как всегда, в клетчатом костюмчике. Нет, право, жалко. Надо помириться.

5. I, 10 час.

Я проделал интересный эксперимент. Еще вскоре после выхода моей статьи об Окуджаве Гришечка рассказал мне, что в разговоре с ним Борщаговский назвал статью то ли бандитской, то ли хулиганской, то ли еще какой. Встретив его в Коктебеле минувшим летом, я перестал с ним здороваться. Видимо, это его взбеленило, и в ответ он отказался председательствовать на литературном вечере, где должен был выступать и я Ах, какой жест! Короленко выходит из Академии наук При этом он говорил Грише, что я «человек нехороший», что он не может поступиться своими принципами и т. п. Но вот здесь, в Малеевке, я взял да и опять стал с ним здороваться: «Доброе утро!» И что же? Он отвечает как ни в чем не бывало. Где же принципы?

11.40

Вчера закончил чтение книги Бор. Ив. Бурсова «Личность Достоевского». Много узнал интересного. Вот, например, он пишет «Как сказано у Гегеля, мы проникаем в чужое «я», пользуясь подстановкой на его место своего собственного «я». По-иному, чужое сознание мы раскрываем для себя в виде пропущенного через наше собственное сознание. У нас нет иного пути, как удостоверить всякое другое «я» при помощи «я» собственного». Ну, положим, это-то я знал и без Гегеля, и без Бурсова. Но спасибо за напоминание. Вот и о Гришечке я же сужу по себе.

6.1, Малеевка

Ну и нарезались мы вчера с Мишкой Шевченко! Началось с Карпеки. Он за обедом предложил мне немного водки. Я выпил перед едой. А когда уже кончал обед, стал настойчиво звать к своему столу Ш. Я отнекивался, не хотел, но он уломал-таки. Допили с ним половину бутылки водки. Он завелся. «Давай еще сухого!» Буфетчица Валя куда-то исчезла. Я открыл шкаф и взял бутылку шампанского. Прекрасное, полусухое, коллекционное! И вот после водки выдули бутылку шампанского. Потом он зазвал к себе, и опять пили водку. Ничего себе смесь! Потом пошли на улицу, шумели, говорили, что Твардовский – утка, а Есенин – лебедь, клялись в любви друг к другу, целовались дважды по три раза. Словом, полный набор пьяной дури. Уснул как убитый. В половине пятого проснулся. Душа горит, пить хочется. Съел из холодильника половину грейпфрута, попил из крана воды, принял полтаблетки радедорма и уснул в шестом часу до половины десятого. Старый дурак, тебе через три недели 57 лет. Какая растрата сил и времени! Преступно!