Текст книги "Крушение России. 1917"

23 февраля (8 марта), четверг

Фактическая история происходившего в тот и в последующие дни на улицах Петрограда точной реконструкции не поддается. Она описана в полицейских сводках и воспоминаниях непосредственных участников, которые носят весьма фрагментарный характер. Мотивы и движущие пружины не всегда ясны. С учетом этого обстоятельства приступим к примерной реконструкции.

Начальник петроградского отделения по охранению общественной безопасности доносил: «Сегодня с утра явившиеся на заводы мастеровые Выборгского района постепенно стали прекращать работы и толпой выходить на улицы, открыто выражая протест и недовольство по поводу недостатка хлеба. Движение масс в большинстве носило настолько демонстративный характер, что их пришлось рассеивать нарядами полиции. Вскоре весть о забастовке разнеслась по предприятиям других районов, мастеровые которых стали присоединяться к бастующим… Большинство оставивших заводы рабочих почти все время находились на улицах и при первом удобном случае устраивало демонстрации и беспорядки»[1718]1718
  ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1917 г. Д. 665а. Л. 60.


[Закрыть].

Размаху движения исключительно благоприятствовала погода. После жесточайших холодов именно в тот день началась оттепель. Показалось солнце, температура резко поползла вверх… Уставшие от холодов люди всех возрастов и профессий из-за любопытства присоединялись к женской процессии, шествовавшей по Выборгской стороне в честь дня солидарности работниц. Требовали хлеба и равноправия. В толпе звучит кем-то запущенный призыв: «На Невский!».

К середине дня ситуация в городе становится весьма жаркой, что фиксировали полицейские рапорты со всего города. «Около трех часов пополудни толпа до 200 человек, ожидавшая очереди около булочной Филиппова в доме № 61 по Большому проспекту после заявления, что весь хлеб распродан, разбила в трех окнах булочной двойные зеркальные стекла и внутри магазина – несколько стеклянных витрин, испортив при этом часть товара. До прибытия полицейского наряда толпа разбежалась. Установлено, что эта булочная, несмотря на уменьшение отпуска хлеба покупателям, не могла удовлетворить всех ожидавших в очереди»[1719]1719
  Цит. по: Шляпников А. Семнадцатый год. Кн. 1. М.-Пг., 1923. С. 83.


[Закрыть]. Меж тем лозунг «на Невский!» обретает все больше сторонников.

«Попытки рабочих Выборгского района перейти толпами в центральную часть города предупреждались в течение всего дня нарядами полиции… но к 4 часам дня часть рабочих все-таки перешла поодиночке через мосты и по льду реки Невы… и достигла набережной левого берега, где рабочим удалось сгруппироваться в боковых, прилегающих к набережной улицах и затем почти одновременно снять с работ рабочих 6 заводов в районах 3-го участка Рождественской части, 1 участка Литейной части и далее произвести демонстрации на Литейном и Суворовском проспектах, где рабочие вскоре были разогнаны. Почти одновременно с сим, в 4 с половиной часа дня на Невском проспекте, вблизи Знаменской пл., часть бастующих рабочих, проникшая туда в вагонах трамвая, а равно одиночным порядком и небольшими группами с боковых улиц, произвела несколько попыток задержать движение трамваев и учинить беспорядки, но демонстранты были тотчас же разгоняемы… В районе Петроградской части забастовавшими рабочими было сделано несколько попыток снятия с работ неработающих рабочих, но попытки эти были предотвращены, и демонстранты рассеяны»[1720]1720
  Цит. по: Кирьянов Ю.И. Социально-политический протест рабочих России в годы Первой мировой войны (июль 1914—февраль 1917). М., 2005. С. 128.


[Закрыть]. Согласно корреспонденции «Нового времени», задержанной цензурой, «около 5 часов дня на Невском проспекте появились огромные толпы народа, которые прибывали из пригородных мест на трамваях», которые рассеивали «казачьи сотни, драгунские и конные части, наряды полиции»[1721]1721
  Цит. по: Балабанов М. От 1905 к 1917 году. М.-Л., 1927. С. 434.


[Закрыть].

Стемнело, но беспорядки не прекращались. «Около семи часов вечера на Невском проспекте, со стороны Знаменской площади, появилась толпа рабочих, которая у Пушкинской улицы остановила встречные трамваи, успела снять ключи с 5 вагонов и выбить в 3-х вагонах по стеклу. Толпа была рассеяна конным нарядом», – сообщали полицейские второго участка Литейной части. Картину дополняли коллеги из Выборгской части: «В 7 ¹/₂ часов вечера по Лесному проспекту (в районе второго участка Выборгской части) на остановке трамвая группа рабочих отцепила прицепной вагон и опрокинула его. Нарядом полиции вагон был поднят и движение было восстановлено. В 9 часов вечера небольшая толпа рабочих вновь собралась у Арсенала (в районе 1 участка Выборгской части) и не допускала ночную смену на работу. При появлении наряда толпа, равно как и смена рабочих – разошлись»[1722]1722
  Цит по: Шляпников А. Семнадцатый год. Кн. 1. С. 82, 85.


[Закрыть].

Цифры участвовавших в стачках 23 февраля в различных источниках варьируются. Сводки охранного отделения и полиции называют от 43 до 50 бастовавших предприятий с общим числом участников от 78,5 до 87,5 тысяч. Советская историография доводила это количество до 128 тысяч[1723]1723
  Лейберов И. О революционных выступлениях Петроградского пролетариата в годы первой мировой войны и Февральской революции // Вопросы истории. 1964. № 2. С. 65; Лейберов И.П. На штурм самодержавия. М., 1979. С. 131, 144, 189.


[Закрыть].

Действия и последующие воспоминания подавляющего большинства участников событий 23 февраля демонстрируют чувства полной растерянности.

Врасплох была застигнута исполнительная власть. «События 23 февраля наступили внезапно», – свидетельствовал Протопопов. То же утверждал Петроградский градоначальник генерал Балк: «До 23 февраля никаких распоряжений по части усиления нарядов на улицах и в других местах не делалось. 23 февраля с раннего утра началась совершенно неожиданная для меня забастовка половины фабрик и заводов. Это движение застало нас врасплох – нарядов полиции не было на улицах, и я вызвал части, всегда имевшиеся в моем распоряжении – конную полицию, жандармский дивизион и кавалерийские отряды»[1724]1724
  Цит. по: Бурджалов Э.Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. М., 1967. С. 133.


[Закрыть].

Протопопов просил Хабалова выпустить воззвание к населению города с разъяснением, что хлеба хватает. Тот вызвал руководителей хлебопекарных предприятий и разъяснил им, что волнения вызваны не столько нехваткой муки, сколько провокациями врагов России. Хабалов требовал от продовольственных властей увеличить отпуск муки для пекарен, те призывали к экономии, ссылаясь на достаточность запасов в лавках. Командующий Петроградского военного округа отрядил генерала для поручений Перцева лично проверить ситуацию: во всех лавках на Гороховой мука была[1725]1725
  Блок А. Последние дни императорской власти. М., 2005. С. 48.


[Закрыть].

В 11 вечера Балк собрал в большом зале градоначальства совещание для оценки положения и выработки диспозиции на следующий день. Председательствовал Хабалов, присутствовали начштаба генерал-майор Тяжельников, и.о. командира всех гвардейских частей полковник Павленков (замещавший отбывшего в отпуск генерала Чебыкина), командир Донского казачьего полка полковник Троилин, шесть начальников военных районов, на которые был разделен город, генерал Глобачев, секретарь градоначальника Кутепов и другие высшие армейские и полицейские чины Петрограда. При разборе действий войск было установлено, что хорошо действовал 9-й запасной кавалерийский полк, зато казачий полк «во всех случаях бездействовал». Троилин оправдывался тем, что «полк только что пополнен, казаки не опытны в обращении с толпой, могут действовать только оружием, кони их не приучены к городу». Нагаек у казаков не оказалось вовсе, и Хабалов приказать выделить по 50 копеек на казака для их немедленного приобретения. Было решено приказать всем наличным силам быть готовым немедленно перейти «в третье положение», то есть занять все соответствующие районы с переходом полиции в подчинение военным. Градоначальник Балк приказал выдвинуться с утра во все ключевые точки, мобилизовать всю полицию, усилив ее казачьими и Кавалерийским запасным полками, жандармским дивизионом. Речная полиция должна была предотвратить переход масс людей через Неву[1726]1726
  Спиридович А.И. Великая война и февральская революция. Мн., 2004. С. 505–506.


[Закрыть].

По завершении совещания Балк в полной растерянности занес в свой дневник, что «ни Департамент полиции, ни Охранное отделение на мои запросы не могли указать мотивы выступления. При вечернем докладе нач. Охран. отд. Генерал-майор Глобачев не имел сведений, объясняющих случившееся»[1727]1727
  Гибель царского Петрограда: Февральская революция глазами градоначальника А.П. Балка // Русское прошлое. Л., 1991. № 1. С. 27–28.


[Закрыть]. Спецслужбы не могли объяснить неожиданный всплеск хорошо организованного протестного движения.

Ничего не понимали и многие представители самого революционного движения. Видных большевиков в тот день на улицах не было. Установлено, что лидеры Русского бюро ЦК большевиков – Шляпников, Молотов и Залуцкий – весь день провели на подпольной явочной квартире Павловых по Сердобольской улице, дом 35, встречаясь с лидерами Петербургского и Выборгского районного комитетов Скороходовым, Каюровым, Чугуриным, Александровым, Куклиным. К вечеру известия с заводов говорили о том, что на следующий день Выборгский район будет весь охвачен забастовкой. «Конечно, никто из нас не был уверен, что “это будет последний и решительный бой” царскому режиму, – подтверждал Шляпников. – …Крайними пределами нам представлялись схватки вооруженных рабочих и солдат с полицейскими и верными трону войсками, схватки, за которыми могла последовать и кровавая баня, а после нее – некоторый отлив»[1728]1728
  Шляпников А. Семнадцатый год. Кн. 1. С. 75, 87.


[Закрыть].

Меньшевика Осипа Ерманского события того дня тоже поразили, но истолковать их «в смысле увертюры грандиозных событий – это мне вряд ли приходило тогда в голову… Если бы меня в то время спросили, что из этого движения получится, – я бы ничего определенного ответить не мог… Что делали в это время другие партийные организации, я не знаю. Что же касается нашей, правда, слабой Инициативной рабочей группы, то она в эти дни не собиралась»[1729]1729
  Ерманский О. Из пережитого. М., 1924. С. 140, 145.


[Закрыть]. Его коллега по партии Николай Суханов (Гиммер), оставивший самые объемные воспоминания о революции (здесь с ним безуспешно конкурировал только Шляпников), зафиксировал, что в тот день «город наполнялся слухами и ощущением “беспорядков”. По размерам своим такие беспорядки происходили перед глазами современников уже многие десятки раз… были “беспорядки” – революции еще не было»[1730]1730
  Суханов Н. Записки о революции. Кн. 1. Пг, 1919. С. 16.


[Закрыть].

Дневники менее политизированных современников, не участвовавших в революционной деятельности, фиксируют еще большую растерянность. Петроград жил слухами. «Сегодня беспорядки, – записала Гиппиус. – Никто, конечно, в точности ничего не знает. Общая версия, что началось на Выборгской из-за хлеба. Кое-где остановили трамваи (и разбили). Будто бы убили пристава. Будто бы пошли на Шпалерную, высадили ворота (сняли с петель) и остановили завод. А потом пошли покорно, куда надо, под конвоем городовых, – все “будто бы”. Опять кадетская версия о провокации, – что все вызвано “провокационно”, что нарочно, мол, спрятали хлеб…»[1731]1731
  Гиппиус З. Дневники. Мн., 2003. С. 85.


[Закрыть]. Художнику Бенуа бастующие чуть не испортили вечер. «Сегодня состоялся большой обед у Палеолога. Начинает твориться что-то неладное! На Выборгской стороне произошли большие беспорядки из-за хлебных затруднений (надо только удивляться, что они до сих пор не происходили!). Гр. Робьен видел из окон посольства, как толпа рабочих на Литейном мосту повалила вагон трамвая и стала строить баррикаду. Навстречу им поскакали жандармы, и произошла свалка. Разобрать дальнейшее было трудно. Мы и на большой обед к Палеологам не смогли б попасть из-за полного отсутствия извозчиков, но выручили милые Горчаковы, приславшие за нами машину, на которой мы заехали по дороге и за ними»[1732]1732
  Бенуа А.Н. Дневник 1916–1918 гг. М., 2006. С. 97.


[Закрыть].

На фоне общего недоумения и растерянности контрастом выглядит поведение ряда ключевых фигур заговорщического лагеря, демонстрировавших прозорливость и информированность. В тот день Александр Гучков перед родственниками Д.Л. Вяземского развивал мысли об отречении царя в пользу Алексея и учреждении регентского совета во главе с великим князем Михаилом Александровичем. При этом Гучков рассказывал, что добиться отречения надо “путем отвода царского поезда по дороге из Ставки в Царское Село”»[1733]1733
  Куликов С. Февральская «революция сверху», или Фиаско генералов для «пронунсиаменто» // Россия XXI. Общественно-политический и научный журнал. М., 2004. С. 136–137.


[Закрыть]. Впрочем, как пишет его биограф, «не сохранилось сведений о его какой-либо активной деятельности» в первые дни восстания». Гучков находился в тени вплоть до вечера 27 февраля.

Куда более активными и весьма осведомленными оказались принадлежавшие к ложам депутаты Государственной думы, в частности, Керенский и Скобелев. На утреннем пленарном заседании Думы они внесли детальнейший запрос по поводу остановки Путиловского и Ижорского заводов (составленный, в том числе, со слов посетивших лидера трудовиков делегатов-путиловцев). Обсуждение этого вопроса было назначено председательствовавшим Некрасовым на тот же день. В повестке дня Думы значилось продолжение дебатов по продовольственному вопросу, которые шли своим чередом. Из членов правительства присутствовали Риттих и Рейн. Прения по запросу социалистов, согласно стенограмме, длились около часа – с 17.20 до 18.20.

Скобелев сразу же заявил, что запрос уже устарел, поскольку происходили «более грозные события… не только на территории заводов, но и на рабочих улицах и даже уже в центре города»[1734]1734
  Государственная Дума. IV созыв. Стенографический отчет. V сессия. Пг. 1917. Стб. 1642.


[Закрыть]. Но куда интереснее выступление Керенского. Поделившись информацией о встрече накануне с путиловцами, он стал убеждать собравшихся в необратимости и мощи начавшихся волнений. «Ведь масса – стихия, у которой единственным царем является голод, у которого разум заменяется желанием погрызть корку черного хлеба. Ведь с этой массой, с этой стихией рассуждать уже нельзя, она уже не поддается убеждению и словам». Закончил Керенский призывами к смене власти. Симптоматично, кому были адресованы эти призывы – высшим военным и коллегам-депутатам.

Керенский обвинял лица в военном командовании в нежелании предпринять что-либо против власти, потому что «не имеют мужества, не имеют сознания гражданского долга» потребовать от правительства, «чтобы немедленно вы ушли с ваших мест». Эти «многие лица, высоко стоящие на ступенях военной администрации», видят надвигающуюся опасность и «говорят: что вы думаете, мы сами не знаем, что с тем, что поднимается, с этим движением, мы никакими штыками не справимся». Продемонстрировав осведомленность в отношении настроений военных кругов, якобы уже расписавшихся в бессилии перед толпой, Керенский призывал их прямо приступить к решению вопроса о власти и воздержаться от применения силы против противников режима. Думцев же он призвал солидаризироваться с забастовщиками и поддержать их выступления. «Когда же еще слова о том, что вы хотите спасти государство, когда еще эти слова могут и должны превратиться в дело, как не сейчас, когда появляется этот симптом, этот Невский проспект, который сейчас заполнен толпой из пригородов, разгоняемой солдатами в настоящий момент, когда я говорю с этой кафедры… Будьте гражданами, встаньте на защиту того, что вы должны сберечь… Если этого не будет, я буду прав, когда говорил рабочим – между этими людьми и вами нет общего языка! Докажите, что он есть!»[1735]1735
  Там же. Стб. 1650, 1653.


[Закрыть]. Эта речь стала первой заявкой Керенского на то, чтобы возглавить начинавшееся восстание. Дума в массе своей, напротив, была скорее напугана беспорядками и к прямой конфронтации с властью пока не готова.

По итогам дискуссии была предложена от имени Прогрессивного блока Милюковым умеренная формула перехода с требованием правительству урегулировать продовольственное снабжение с привлечением общественных организаций. Керенский требовал включить также требования восстановления на работу уволенных с Путиловского и Ижорского заводов. Ему возражал Шульгин, поскольку «никакого представления о том, какие рабочие, за что и почему уволены с Путиловского завода, ни я лично и, я думаю, никто из вас не имеем; при таких условиях вмешиваться в жизнь Путиловского завода, который руководится, как известно, к тому же, военными властями и, к тому же, генералом, к которому я лично питаю доверие, я считаю невозможным». Поправка Керенского прошла с перевесом в шесть голосов[1736]1736
  Там же. Стб. 1658–1660.


[Закрыть]. Социалист набрал в Государственной думе большинство!

Нет никаких сведений, что Николай II в тот день был информирован о событиях в столице. Об этом нет ничего ни в его дневнике, ни в письме супруги, ни в воспоминаниях находившихся с ним людей. Царь почти весь день был в пути – по Николаевской железной дороге до Лихославля, затем на Вязьму, Смоленск, Оршу и Могилев. Его сопровождала обычная походная команда: министр императорского двора граф Владимир Фредерикс, флаг-капитан Константин Нилов, дворцовый комендант Владимир Воейков, гофмаршал Василий Долгорукий, начальник военно-походной канцелярии Кирилл Нарышкин, командир конвоя его величества граф Александр Граббе, придворный историограф генерал Дмитрий Дубенский, командир Железнодорожного полка генерал Цабель, лейб-хирург Сергей Федоров, церемонимейстер барон Рудольф Штакельберг, флигель-адъютанты герцог Николай Лейхтенбергский и полковник Мордвинов. Это была та личная команда императора, с которой он провел последние дни у власти. Те люди, с которыми он мог посоветоваться, те люди, которые могли его защитить.

«Весь путь наш прошел совершенно обычным порядком; всюду было спокойно: в городах царские поезда встречались местным начальством, – фиксировал Дубенский. – Станции были пустынны, так как поезд был неожиданный и никто почти не знал о следовании Государя. Только в Ржеве, Вязьме и Смоленске – народу было больше, и он приветливо встречал царя, снимал шапки, кланялся, кричал “ура”»[1737]1737
  Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России // Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. Документы / Под ред. П.Е. Щеголева. Л., 1927. С. 38.


[Закрыть]. В пути все свободное время Николай читал французскую книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем.

Около трех часов дня, когда поезд подошел к перрону могилевского вокзала, императора встречали высшие командные лица во главе с генерал-адъютантом Алексеевым. Присутствовали также генерал-лейтенант Иванов, адмирал Русин, генералы Клембовский, Лукомский, Егоров, протопресвитер отец Шавельский, губернатор. После отдыха Алексеев выглядел прекрасно. «Сильно загоревший под южным солнцем, он не производил впечатление человека, который всего несколько месяцев назад находился на волосок от смерти»[1738]1738
  Гурко В. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. М., 2007. С. 319.


[Закрыть], – заметил его временный сменщик Василий Гурко. Полковник Мордвинов, который накоротке переговорил с Алексеевым, обратил внимание: «Скромный до застенчивости, мало разговорчивый всегда, он был на этот раз особенно замкнутый и ушедший в себя»[1739]1739
  Мордвинов А.А. Последние дни императора // Отречение Николая II. С. 89.


[Закрыть]. На Воейкова Алексеев и высшие чины штаба произвели «впечатление людей, чем-то смущенных»[1740]1740
  Воейков В.Н. С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя императора Николая II. М., 1995. С. 220.


[Закрыть].

Еще на вокзале царь отправил в Царское телеграмму: «Прибыл благополучно. Ясно, холодно, ветрено. Кашляю редко. Чувствую себя опять твердым, но очень одиноким»[1741]1741
  Переписка Николая и Александры Романовых. 1916–1917 гг. Т. V. М.-Л., 1927. С. 210


[Закрыть]. С вокзала Николай отправился к себе во «дворец», то есть в бывший губернаторский дом, где занимал две комнаты. Одна служила кабинетом, другая – спальней, где рядом с походной кроватью царя стояла кровать его сына, в тот вечер пустовавшая. «Государь находился в обычном своем настроении: ровен, спокоен, приветлив, и к вечеру принял с коротким докладом генерал-адъютанта Алексеева»[1742]1742
  Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России. С. 38.


[Закрыть], – свидетельствовал генерал Дубенский.

Алексеев ушел, и тут принесли послание от супруги: «Ну вот – у Ольги и Алексея корь. У Ольги все лицо покрыто сыпью, у бэби больше во рту, и кашляет он сильно, и глаза болят. Они лежат в темноте – мы завтракали еще вместе в игральной». Как выяснится, Алексей заразился от воспитанника 1-го кадетского корпуса Макарова, которого, как обычно, в предыдущее воскресенье пустили играть к цесаревичу, проигнорировав свирепствовавшую в то время в корпусе эпидемию кори. Раздосадованный, Николай садится за письменный стол: «Был солнечный и холодный день, и меня встретила обычная публика с Алексеевым во главе. Он выглядит действительно очень хорошо, и на лице выражение спокойствия, какого я давно не видал. Мы с ним хорошо поговорили с полчаса. После этого я привел в порядок свою комнату и получил твою телеграмму о кори Ольги и Бэби. Я не поверил своим глазам – так неожиданна была новость. Особенно после его собственной телеграммы, где он говорит, что чувствует себя хорошо. Как бы то ни было, это очень скучно и беспокойно для тебя, моя голубка… Ты пишешь о том, чтобы быть твердым – повелителем, это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вовсе не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойного резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно, чтобы указать тому или другому его место»[1743]1743
  Переписка Николая и Александры Романовых. Т. V. С. 211, 212–213.


[Закрыть].

Перед сном Николай перечитал телеграмму Алексея, которая упоминалась в письме: «Дорогой мой, милый папа! Приезжай скорей. Спи хорошо. Не скучай. Пишу тебе самостоятельно. Надеюсь, что кори у нас не будет и я скоро встану. Целую 10 000 000 раз. Будь Богом храним! А. Романов»[1744]1744
  Цит. по: Боханов А.Н. Сумерки монархии. М., 1991. С. 263.


[Закрыть]. И сел за свой дневник: «Пусто показалось в доме без Алексея. Обедал со всеми иностранцами и нашими. Вечером писал и пил общий чай»[1745]1745
  Дневник императора Николая II. М., 1991. С. 624.


[Закрыть].

А генералы свиты на нижнем этаже «дворца» допоздна обсуждали новости из столицы, приходя к самым неутешительным выводам. «Когда я вышел из дворца, в первом часу ночи, тихий мягкий снег спускался с неба, – начиналась оттепель, – вспоминал Дубенский. – У подъезда стояли в своих дубленных полушубках часовые георгиевского батальона, а в садике, между дворцом и управлением дежурного генерала, дежурила дворцовая полиция; на крыше дома генерал-квартирмейстера ясно виднелись пулеметы в чехлах, установленные на случай налета неприятельских аэропланов, и около них фигуры часовых в папахах и постовых шинелях… Обычная жизнь царской Ставки началась»[1746]1746
  Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России. С. 39, 38.


[Закрыть].

Дубенский серьезно заблуждался относительно «обычной жизни» Ставки. Она сильно изменилась за те два с небольшим месяца, что императора там не было. Свидетельствует протопресвитер Георгий Шавельский: «В отношении Государя в Ставке все заметнее нарастало особое чувство – не то недовольства Им, не то обиды на Него. Усилилась критика его действий, некоторое отчуждение от Него. Кончался второй месяц, как Он уехал из Ставки. Ставка должна была соскучиться без своего Верховного, а между тем создалось такое настроение, точно чины Ставки отдыхают от переживаний, которые будились пребыванием среди них Государя и его действиями. И когда в половине февраля стало известно, что 23 февраля Государь возвращается в Ставку, чины Ставки, особенно старшие, совсем не обрадовались, – приходилось слышать:

– Чего едет? Сидел бы лучше там! Так спокойно было, когда его тут не было»[1747]1747
  Шавельский Г. Воспоминания. Т. II. Нью-Йорк, 1954. С. 283–284.


[Закрыть].

Подтверждал существенное изменение настроений в Ставке и дежурный генерал при Верховном главнокомандующем генерал-лейтенант Кондзеровский: «После возвращения Государя императора из Царского Села в Ставку в феврале 1917 года не было уже того спокойствия в смысле общего настроения, как было до убийства Распутина. Толковали обо всем, что делалось, о министерстве Голицына, о Протопопове и т. п. Ко мне в кабинет часто заходили делиться впечатлениями самые высокопоставленные лица. Однажды зашел великий князь Кирилл Владимирович и долго говорил о том, что так продолжаться не может, что все неминуемо кончится катастрофой. Другой раз зашел П.М. Кауфман, перед тем как идти к Государю с целью указать на невозможность продолжения принятого курса внутренней политики»[1748]1748
  Кондзеровский П.К. В Ставке Верховного. Париж, 1967. С. 156.


[Закрыть]. Ставка на глазах превращалась в центр политических событий. Император этого еще не почувствовал.