Текст книги "Крушение России. 1917"

Во-вторых, в Петрограде вводилось-таки осадное положение. Что это значило, мало кто себе представлял, форма распоряжения не обсуждалась. Заседание затянулось и на следующий день. «После полуночи меня по телефону тоже вызвали в дом Голицына, – вспоминал Васильев. – Там я нашел все правительство в сборе, и меня попросили детально описать политическую ситуацию в данный момент, в том числе, как развивается революционное движение и какие контрмеры принял Департамент полиции. Я, насколько мог без документов, долго объяснял министрам зловещую связь, возникшую между Думой и главнокомандующим армией (имелся в виду начальник штаба главнокомандующего Алексеев – В.Н.); потом сделал несколько замечаний о революционной пропаганде среди молодых резервистов и транспортников; и подытожил утверждением, что теперь, когда лидеры самых ярых бунтовщиков арестованы (дополнить)»[1838]1838
  Васильев А.Т. Охрана: русская секретная полиция. С. 437–438.


[Закрыть].

Генерал Спиридович ехал домой по ночному Петрограду из Охранного отделения под свежими впечатлениями от увиденного и услышанного там, в том числе от Глобачева. Он только что видел, как один из руководителей агентуры на всякий случай уничтожал все документы, касавшиеся секретных сотрудников. «На улицах было пустынно. Полиции не было. Изредка встречались патрули и разъезды. Спокойно, зловеще спокойно. Но неспокойно в казармах. Всюду ведутся разговоры о событиях дня, обсуждают стрельбу по толпам, бунт «павловцев». Смущены не только солдаты, но и офицеры. Офицеры увидели за день на улицах полную неразбериху: нет руководства, нет старшего начальника. Павленков, которому пытаются дозвониться, даже не подходит к телефону. Офицеры критикуют и бранят высшее начальство»[1839]1839
  Спиридович А.И. Великая война и февральская революция. С. 535.


[Закрыть]. Достаточно было одной только искры…

Глава 13
Революция

Исторические фигуры складываются либо тогда, когда их везут на эшафот, либо тогда, когда они посылают на эшафот других людей.

Федор Шаляпин

27 февраля (12 марта), понедельник, и ночь на 28 февраля (13 февраля), вторник

Если бы не Октябрь, именно 27 февраля отмечалось бы как День Революции. Все происходившее до этого в Петрограде – а нигде больше беспорядков не наблюдалось – можно охарактеризовать скорее как забастовки, демонстрации и голодные бунты. Революционное звучание, которое пытались им придать сами революционеры, отражало, скорее, их собственные чаяния. 27-го все изменилось.

Военный мятеж и старая власть

Во многих казармах ночью не спали, переживая день вчерашний и предугадывая день грядущий. Революцию начнет учебная команда лейб-гвардии Волынского полка. Накануне она активно действовала на Знаменской площади и на Николаевской улице, не раз стреляя в толпу. Солдаты слышали революционных агитаторов, просьбы и увещевания простых рабочих, студентов, женщин, которые умоляли не прогонять, не убивать… Всю ночь – тихие разговоры по кроватям, на нарах. «И в момент наивысших мучений, невыносимого страха перед наступающим днем, задыхающейся ненависти к тем, которые навязывают палаческую роль, раздаются в казарме первые голоса открытого возмущения, и в этих голосах, так и оставшихся безымянными, вся казарма с облегчением, с восторгом узнает себя. Так поднялся над землею день крушения романовской монархии»[1840]1840
  Троцкий Л.Д. История русской революции. Т. 1. Февральская революция. М., 1997. С. 141.


[Закрыть], – напишет с присущим ему пафосом действительный знаток пролетарской и солдатской психологии Лев Троцкий (который в тот день, правда, был в Нью-Йорке).

Был ли бунт запасных частей напрямую связан с конкретной деятельностью кого-либо из многочисленных заговорщиков? На то никаких прямых указаний нет. Есть только предположения. В частности, видный меньшевик Николай Иорданский в 1928 году напишет: «Я предполагаю, что восстание 27 февраля в его первой стадии получило направление от неисследованной до сих пор военной организации, связанной с заговором кружка либеральных генералов и анти-династической группы Военно-промышленного комитета… Общая наметка первоначальных операций несомненно могла быть известна и той небольшой части солдат, которая находилась в сношениях с заговорщиками и имела возможность тайно получить указания от руководящей группы, из осторожности державшейся в тени… Быть может, именно в ночь с 26 на 27 февраля заговорщики в полках питерского гарнизона приняли последние решения и наметили первые выступления»[1841]1841
  Иорданский Н.И. Военное восстание 27 февраля // Молодая гвардия. № 2. 1928. С. 170–171.


[Закрыть]. Здесь прямое указание на возможную роль «младотурецкого» кружка Гучкова и руководимого им ЦВПК. Узнать что-то большее вряд ли удастся.

Во второй роте учебной команды Волынского полка взводные командиры собрались ночью у кровати старшего унтер-офицера Кирпичникова, бывшего рабочего с Путиловского завода. «Отцы, матери, сестры, братья, невесты просят хлеба. Мы их будем бить? Вы видели кровь, которая лилась по улицам? Я предлагаю завтра не идти. Я лично – не хочу»[1842]1842
  Былое. № 5–6. 1917. С. 10.


[Закрыть], – произнес Кирпичников. С ним согласились, сговорившись не подчиняться приказам. Команду подняли раньше обычного. Взводные провели разъяснительную работу с личным составом: все согласились слушаться команд Кирпичникова. Выстроились, каптенармус притащил ящики с патронами, набили ими карманы и сумки. Пришедший в казарму в седьмом часу начальник учебной команды штабс-капитан Лашкевич, как обычно, поздоровался. Ответом было громогласное «Ура!».

– Что это значит?! – закричал Лашкевич.

– Это сигнал к неподчинению вашим приказаниям, – прокричал в ответ унтер-офицер Марков. Командир с двумя сопровождавшими его офицерами бросились к выходу, но поздно. Выстрелами в спину Лашкевич был убит.

Кирпичников – один из стрелявших – 6 апреля будет награжден Георгиевским крестом и произведен в подпрапорщики приказом генерала Корнилова[1843]1843
  Новое время. 9 апреля 1917.


[Закрыть].

Солдаты с криками «ура!» разобрали цейхгауз и, стреляя в воздух, выбежали из казармы. Мосты сожжены, дальше только вперед, иначе трибунал. Куда идти? К таким же, как ты, к солдатам… Волынцы направились к расположенным по соседству – на Кирочной улице – казармам Преображенского и Литовского полков. Уговаривать коллег по оружию долго не пришлось: вскоре кое-как построившаяся солдатская масса потекла на Литейный проспект, поднимать Московский полк. Попадавшихся по дороге офицеров разоружали, полицейских – убивали.

Власти оперативно узнавали о происходящем – телефонная связь работала исправно, но, застигнутая врасплох, явно опаздывала с действиями. А многие ее представители постарались не брать на себя никакой ответственности или попросту исчезнуть. «В шесть утра меня разбудил телефонный звонок, – вспоминал Васильев. – Это был градоначальник Балк, позвонивший сообщить, что в казармах лейб-гвардии Волынского полка фельдфебель Кирпичников застрелил своего старшего офицера… Убийца затем исчез, не оставив следов, и состояние духа названного полка весьма опасно… Так как это убийство было в компетенции военных властей, я не мог самостоятельно предпринять никаких шагов, но попытался связаться с Хабаловым. Однако все мои попытки дозвониться до него оказались безуспешными, на все вопросы о его местонахождении я не мог получить никаких внятных и прямых ответов… Из своего окна я мог видеть, что улицы слишком многолюдны для этого часа. Скоро появились военные авто, мчавшиеся на головокружительной скорости во всех направлениях, а затем вдали послышались отдельные винтовочные выстрелы. Телефон снова зазвонил: это опять был Балк с еще одной тревожной новостью: генерал-майор Добровольский, командующий инженерным батальоном, только что убит своими людьми»[1844]1844
  Васильев А.Т. Охрана: русская секретная полиция // «Охранка». Т. 2. С. 475–476.


[Закрыть]. Следует заметить, что сам Васильев – руководитель Департамента полиции МВД – утро провел дома за телефоном, а потом предпочел спрятаться у своего приятеля.

Хабалов узнал о случившемся непосредственно от командира запасного батальона Волынского полка часов в семь утра, причем сам командир был не в курсе: то ли Лашкевича убили, то ли он сам застрелился перед фронтом. Хабалов приказал обезоружить взбунтовавшуюся команду и вернуть ее в казарму, сообщил об этом Беляеву и поехал в дом градоначальства. Туда уже поступали сообщения, что волынцы винтовок не сдают, к ним присоединяется рота Преображенского и часть Литовского полков, и эта вооруженная толпа, к которой стали присоединяться рабочие, идет по Кирочной улице, разгромила казармы жандармского дивизиона и громит помещение школы прапорщиков инженерных войск (где и убили генерала Добровольского). Хабалов, понимая, что обычные меры уже не помогут, принял решение сформировать специальный карательный отряд, поставив во главе его опытного фронтового офицера, георгиевского кавалера, полковника Преображенского полка Александра Кутепова, который был в столице в отпуске.

Кутепова телефонный звонок разбудил в доме его сестер на Васильевском острове в девятом часу утра. Вскоре он был в градоначальстве. «Придя наверх, я нашел в довольно большой комнате генерала Хабалова, градоначальника генерала Балка, полковника Павленкова, кажется, генерала Тяжельникова – начальника штаба Петроградского военного округа – и еще двух жандармских штаб-офицеров. Все они были сильно растеряны и расстроены. Я заметил, что у генерала Хабалова во время разговора дрожала нижняя челюсть. Как только я вошел, генерал Хабалов спросил меня: “Вы полковник Кутепов?” Я тотчас ему представился, и он поспешил мне заявить: “Я назначаю вас начальником карательного отряда”. На это я ему ответил, что готов исполнить всякое приказание, но что, к сожалению, нашего лейб-гвардии Преображенского полка здесь нет, что я нахожусь в отпуске, никакого отношения к запасному полку не имею и что, мне кажется, в этом случае надо назначить лицо, более известное в Петроградском гарнизоне. Генерал Хабалов довольно твердо мне сказал: “Все отпускные подчиняются мне, и я вас назначаю начальником карательного отряда”». Весьма красноречивый эпизод, показывающий, насколько плохо оценивал ситуацию во вверенном ему военном округе Хабалов, если не видел в нем ни одного известного ему командира, на которого он мог положиться в критическую минуту.

– Слушаю, прошу мне указать задачу и дать соответствующий отряд, – ответил Кутепов.

– Приказываю вам оцепить район от Литейного моста до Николаевского вокзала и все, что будет в этом районе, загнать к Неве и там привести в порядок, – заявил Хабалов.

– Я не остановлюсь перед расстрелом всей этой толпы, но только для оцепления мне надо не менее бригады.

– Дадим то, что есть под руками, – раздраженно сказал Хабалов. – Возьмите ту роту (из 48 рядов) лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка с одним пулеметом, которая стоит против градоначальства, и идите с ней по Невскому проспекту; в Гостином дворе возьмите роту лейб-гвардии Преображенского запасного полка (в 32 ряда) и в пассаже другую роту того же полка, такого же состава. Сейчас от Николаевского вокзала сюда к Градоначальству идет пулеметная рота в 24 пулемета, возьмите у них 12 пулеметов себе, а остальные 12 пришлите нам.

– А будет ли эта пулеметная рота стрелять?

Хабалов уверил, что это хорошая часть и обещал другие подкрепления. Выйдя из градоначальства. Кутепов с ротой кексгольмцев двинулся по Невскому, где к нему действительно присоединились две роты Преображенского запасного полка под командой поручиков Сафонова и Брауна. Роты были в хорошем состоянии, однако солдаты не только не завтракали, но и накануне не ужинали. В ближайшем же магазине пришлось купить ситного хлеба и колбасы. Пулеметная рота оказалась в куда менее боевом настроении, а командир полуроты, переходившей под начало Кутепова, заявил, что в пулеметах не было масла и воды в кожухах. Последовал приказ приготовить пулеметы к бою. «По виду Невского проспекта – было уже около одиннадцати часов утра, – нельзя было ничего сказать, происходит ли что-либо в Петрограде, – писал Кутепов. – Городовые стояли на местах, и только народу было меньше, чем обычно». На углу Невского и Литейного отряд настиг командир Преображенского запасного полка князь Аргутинский-Долгоруков и передал приказ Хабалова немедленно возвращаться назад, поскольку толпа солдат и рабочих подожгла Окружной суд и идет к Зимнему дворцу.

– Неужели у вас во всем Петрограде только и имеется, что мой, так называемый карательный отряд? – удивился Кутепов. И возразил, что идти назад по Невскому нецелесообразно. Он двинется по Литейному, затем по Симионовской улице к цирку Чинизелли выйдет на Марсово поле, где и встретит толпу. Кутепов так и поступил. Но на Литейном – на углу с Артиллерийским переулком – он застал картину разгрома казарм лейб-гвардии 1-й Артиллерийской бригады взбунтовавшимися литовцами и волынцами. Пришлось задержаться. От горящего здания Окружного суда в направлении отряда Кутепова началась стрельба, вдоль Литейного проспекта засвистели пули. Кутепов принял решение действовать в этом районе[1845]1845
  Генерал А.П. Кутепов: Воспоминания. Мн., 2004. С. 158–162.


[Закрыть]. Максимальная численность отряда Кутепова достигала 6 рот, 1 ¹/₂ эскадронов с 15 пулеметами, всего не более тысячи человек.

А что происходило в других армейских частях, еще не охваченных восстанием? Дмитрий Ходнев сообщает, что около 11 часов командир запасного батальона Финляндского полка собрал офицеров в кабинете августейшего шефа-цесаревича и произнес прочувствованную речь. «Не забудем, что мы финляндцы, что на груди у нас полковой знак с начертанными на нем словами: “За Веру, Царя и Отечество”. Мы должны это всегда помнить. Не забудем также и то, что действующий на фронте наш родной полк ожидает от нас помощи и поддержки, а никак не смуты». Ходнев вернулся в помещение учебной команды, разговаривал с солдатами, объяснял им происходящее: «Не чувствовалось прежней уверенности в своих солдатах, не было заметно в них чувства долга и, казалось, они послушны и внешне дисциплинированны, но достаточно какого-нибудь малейшего повода, чтобы они из дисциплинированных солдат обратились в бунтовщиков… На душе стало так пусто и так тоскливо»[1846]1846
  Ходнев Д. Февральская революция и запасной батальон лейб-гвардии Финляндского полка // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. От новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 269.


[Закрыть]. Финляндский полк будет сопротивляться дольше других.

Ближе к полудню уже из самых разных мест поступала информация о пожарах, погромах и армейских бунтах. Главными целями восставших сразу стали арсеналы, здания правоохранительных органов, от которых, прежде всего, можно было ожидать неприятностей, вокзалы, куда могли подойти дополнительные войска, и тюрьмы, которые революционеры всегда освобождают в первую очередь.

Силой восставших солдат были взяты Главный арсенал, Главное артиллерийское управление и склады патронного завода. Много оружия было захвачено в полковых цейхгаузах. Довольно быстро в руках восставших оказалось более 40 тысяч винтовок, 30 тысяч револьверов, не менее 2 млн патронов[1847]1847
  Красная летопись. № 3. 1937. С. 73.


[Закрыть]. Такой внушительный арсенал придавал сил и уверенности.

Из вокзалов первым был захвачен Финляндский, где охрану взял на себя отряд самообороны. Движение поездов было остановлено. В толпе рабочих, с помощью проходившей мимо воинской части бравших вокзал, находился Михаил Калинин, будущий «всесоюзный староста»: «Вокзальная охрана была разоружена в одно мгновение. Но толпа еще в нерешительности. Что же дальше? И солдаты кричат: ”Где вожаки? Ведите нас”. Я сам в нерешительности, я еще не знаю, куда может направиться эта сила и что сейчас, вот здесь поблизости можно сделать. Для меня несомненно одно: надо сейчас же, не медля ни минуты, толкнуть на борьбу, ибо вся масса по существу переживает такое же состояние и ждет действия. Я поднялся на площадку вокзала и крикнул: “Если хотите иметь вождей, то вон, рядом “Кресты”. Вождей надо сначала освободить”. В один миг мысль подхвачена, расширена. Кто-то кричит: сначала освободим из военной тюрьмы… Отделяются отряды, появляются руководители. Мысль осуществляется в действие: одни направляются к военной тюрьме, другие к “Крестам”»[1848]1848
  Калинин М.И. За эти годы. Кн. 3. М., 1929. С. 432.


[Закрыть].

В феврале 1917 года все основные питерские тюрьмы были переполнены. Они были рассчитаны на 4 тысячи человек, но содержалось в них 7600 заключенных, в том числе 2400 – в «Крестах». Основную массу составляли уголовники, но были и политические, арестованные за революционную деятельность, и осужденные за шпионаж.

«Кресты» были атакованы в двух сторон – с набережной Невы и с Симбирской улицы. Тюремные ворота сокрушены таранами и оружейными прикладами, охрана и администрация разоружены, камеры открыты. Вышедший на свободу член Петербургского комитета большевиков Василий Шмидт делился воспоминаниями: «То, что представилось моим глазам, повергло меня в необычайную радость. На набережной, вдоль всей тюремной сцены стояли с оружием в руках тысячи солдат и раздавали оружие рабочим Выборгской стороны. Десятки грузовиков с ружьями и патронами вмиг разгружались. Я второпях схватил первое попавшееся ружье и вместе со всей толпой отправился к зданию Государственной думы»[1849]1849
  Шмидт В. В «Крестах» // Правда. 12 марта 1927.


[Закрыть].

А военный бунт все разрастался. Группа солдат и рабочих на машинах подъехала к казармам Московского гвардейского полка с призывом присоединяться к восставшим, но была встречена огнем. Уехали, но вскоре вернулись с броневиками, выставив ультиматум: указать срок выхода солдат на улицы, в противном случае – артиллерийский и пулеметный огонь[1850]1850
  Красная летопись. 1923. № 7. С. 68.


[Закрыть]. Вновь завязалась перестрелка. Восставшие сломали забор и ворвались во двор. Около полудня из Московского полка Хабалову донесли, что четвертая рота, запиравшая пулеметами Литейный мост с Выборгской стороны, подавлена, остальные роты стоят во дворе казарм, из офицеров кто убит, кто ранен, и огромные толпы запружают Сампсониевский проспект. Разобрав оружейный склад Московского полка, толпа двинулась «снимать» самокатный запасной батальон, но тот занял оборону и отстреливался. Вооруженная толпа катится дальше – через Литейный мост на Выборгскую сторону, вызывая восторг у высыпавших на улицу пролетариев. «Около часу дня какой-то потрясающий ток привел в движение и волнение черную громаду рабочего люда. По Сампсониевскому, рассекая толпу, с грохотом несется автомобиль, туго набитый солдатами с винтовками в руках. На штыках винтовок – нечто невиданное и неслыханное: развеваются красные флаги. Солдаты обращаются направо и налево к толпе, машут руками по направлению к клинике Вилье, что-то кричат. Но грохот машин и гул многотысячной толпы заглушают слова. Но слов и не надо. Красные флаги на штыках, возбужденные сияющие лица, сменившие деревянную тупость, говорят о победе… С молниеносной быстротой разносится весть, привезенная грузовиком: восстали войска»[1851]1851
  Мильчик И. Рабочий Февраль. М.-Л., 1931. С. 87.


[Закрыть], – писал очевидец.

К середине дня в руках восставших была Выборгская сторона, часть Петроградской стороны и Литейного проспекта. В Нарвском районе рабочий отряд путиловцев захватил оружейные магазины на Алексеевской улице, к полудню полицейских там уже не было – кто убит, кто бежал, переодевшись в гражданское. Повсюду начался разгром полицейских участков, на улицы летели мебель, бумаги. Многие участки были подожжены. Громили камеры мировых судей. Азартная охота вооруженных людей на полицейских пошла по всему городу. «Все ворота и подъезды велено держать открытыми, – заносит в дневник Зинаида Гиппиус. – У нас на дворе солдаты искали двух городовых, живущих в доме. Но те переоделись и скрылись. Солдаты, кажется, были выпивши, один стрельнул в окно. Угрожали старшему, ранили его, когда он молил о пощаде»[1852]1852
  Гиппиус З. Дневники. Мн., 2003. С. 95.


[Закрыть]. В небо потянулся дым от подожженных полицейских участков, Главного тюремного управления.

В Охранное отделение на подкрепление была послана полурота 3-го стрелкового полка. В 3 часа дня Глобачев «позвал к себе командира полуроты и спросил его, отвечает ли он за своих людей, и когда он мне ответил, что не может, то я ему приказал увести полуроту в казармы… Работа Охранного отделения продолжалась обычным порядком, но свелась исключительно к информации и докладам по телефону о течении восстания. Связь с исполнительными органами полиции и штабом главнокомандующего прекратилась. Хотя телефонная станция была еще в руках правительства, но добиться соединения было весьма трудно, а с некоторыми учреждениями почти невозможно. Связь не прерывалась с теми учреждениями, с которыми Охранное отделение было соединено прямым проводом, как то: Зимний дворец, градоначальство, министр внутренних дел, Царское Село, отделы Охранного отделения, чем я и воспользовался, ставя эти учреждения в курс текущих событий. Протопопов был… на заседании Совета министров, и до трех часов дня я еще говорил с ним по телефону, доложил последний раз, что положение безнадежно… В 5 часов было получено донесение с постов, что вооруженная трехтысячная толпа, разгромившая спиртоочистительный завод на Александровском проспекте, двинулась к Охранному отделению, вследствие чего, чтобы не подвергать людей напрасным эксцессам и не жертвовать бесполезно их жизнью, я приказал всем собранным в тот момент служащим оставить немедленно помещение, покинул отделение и я сам со своими ближайшими помощниками»[1853]1853
  Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М., 2009. С. 123, 124.


[Закрыть]. Так охранка прекратила существование. Вскоре в ее здании полыхал огонь. А Глобачев из помещения охранной команды на Морской продолжал поддерживать связь с Зимним и Царским Селом.

Людям, посвятившим всю жизнь государственной безопасности, видеть такое было невыносимо. «Сожгли здание Судебных установлений на Литейном проспекте и совершенно разгромили помещения департамента полиции у Цепного моста, – писал сенатор Николай Таганцев, работавший в центральном аппарате Минюста. – В толпе, которая жгла суд, участвовали главным образом сидельцы соседнего Дома предварительного заключения, только что оттуда выпущенные; они и другие клиенты суда стремились уничтожить неприятные для них дела, бумаги и документы, хранившиеся в суде и его архиве, тоже сожженном. Департамент полиции также громили заинтересованные лица: это видно из того, что при разгроме пропало много производства, весьма компрометирующего характера»[1854]1854
  Таганцев Н.Н. Из моих воспоминаний (Детство. Юность) // 1917 год в судьбах России и мира. С. 245.


[Закрыть]. Последнее подтверждает и директор департамента Васильев: «Все архивы подразделения, занимавшегося уголовными делами, с отпечатками пальцев, фотографиями и другими сведениями о ворах, грабителях и убийцах были выброшены во двор и там торжественно сожжены. Далее мятежники взломали мой стол и взяли двадцать пять тысяч рублей казенных денег, которые были у меня на хранении»[1855]1855
  Васильев А.Т. Охрана: русская секретная полиция. С. 477.


[Закрыть].

Непоправимый урон был нанесен контрразведке. Борис Никитин, который позднее возглавит военную контрразведку при Временном правительстве, с ужасом писал: «Один из неприятельских агентов – Карл Гибсон, которого, кстати, я вновь поймал через полтора месяца и водворил в тюрьму, выскочив на свободу при февральском перевороте, первое же, что сделал, это привел толпу и ворвался с ней в помещение контрразведки под предлогом, что пришел громить “охранку”. Начав разгром, он, прежде всего, разыскал свое досье в делах по алфавиту и, конечно, унес его с собой. Толпа, руководимая Гибсоном, переломала шкафы, сожгла и перервала много бумаг, разбросала по полу до 300 тысяч регистрационных карточек, хранившихся в алфавитном порядке. Служащих тут же захватили и поволокли в Государственную думу, где их намеренно представили как политических агентов Охранного отделения и посадили в отдельную комнату»[1856]1856
  Никитин Б.В. Роковые годы. Новые показания участника. М., 2007. С. 41–42.


[Закрыть].

Хабалова захлестывало море просьб о помощи: требовал и охраны Голицын, с телефонной станции, из Литовского замка, из Мариинского дворца. Приехал Протопопов, полный невыполнимых идей. Лояльных войск катастрофически не хватало. В этой обстановке Хабалов принял решение стянуть свои силы в один кулак, и, сколотив из них боеспособные отряды, направить на подавление наиболее опасных очагов бунта. Штабу округа удалось собрать перед Зимним дворцом по одной роте запасных батальонов Преображенского, Егерского и Петроградского полков, часть павловцев и моряков гвардейского полуэкипажа, которые поступили под командование князя Аргутинского-Долгорукова. Часть войск предполагалось послать в подкрепление Кутепову, а другую – на Петроградскую сторону. Обнаружилось, что у некоторых частей нет патронов. Отчаявшись найти их где-нибудь в городе – арсеналы уже захвачены и растащены, – Хабалов по телефону просил прислать боеприпасы из Кронштадта, но комендант отказал, заявив, что опасается за собственную крепость. А пока на Дворцовой площади играл оркестр павловцев, и голодные войска топтались на площади, ежась от холода.

Хабалов стал понимать, что может не справиться с бунтом. В 12 часов дня он телеграфировал императору: «Принимаю все меры, которые мне доступны, для подавления бунта. Полагаю необходимым прислать немедленно надежные части с фронта». Заметно более оптимистично был настроен Беляев, еще в 1 час 15 минут сообщавший в Ставку: «Начавшиеся с утра в некоторых воинских частях волнения твердо и энергично подавляются оставшимися верными своему долгу ротами и батальонами. Сейчас не удалось еще подавить бунт, но твердо уверен в скором наступлении спокойствия, для достижения коего принимаются беспощадные меры. Власти сохраняют полное спокойствие»[1857]1857
  Красный архив. № 2 (21). 1927. С. 8.


[Закрыть]. Здесь военный министр явно грешил против истины.

Около двух часов дня Хабалов был на квартире у Голицына. Там уже собрались все министры. Хабалов был страшно взволнован и произвел на собравшихся исключительно неблагоприятное впечатление. Как заметит сам Голицын, «его доклад был такой, что даже нельзя было вынести впечатления, в каком положении находится дело, чего можно ожидать, какие меры он предлагает предпринять»[1858]1858
  Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства / Под ред. П.Е. Щеголева. Т. II. М.-Л., 1925. С. 266.


[Закрыть]. Беляев тоже подтверждал, что «Хабалов произвел тяжелое впечатление на членов Совета министров – руки дрожат, равновесие, необходимое для управления в такую серьезную минуту, он, по-видимому, утратил»[1859]1859
  Там же. С. 239.


[Закрыть]. Впрочем, немало нелицеприятных слов услышал о себе и сам Беляев, как и Протопопов.

Кабинет после короткого обсуждения согласился усилить собственное недавнее решение и объявить Петроград уже не на осадном, а на военном положении. На вопрос одного из министров, не является ли объявление военного положения прерогативой самого государя, Беляев ответил: «Считайте, что высочайшее повеление о введении военного положения последовало».

Видя, в каком состоянии находился Хабалов, Совет министров возложил руководство подавления восстания на Беляева, который внешне все еще производил впечатление адекватного человека. Но сам военный министр – до приказа императора – эту функцию на себя не взял, переместившись, тем не менее, в штаб округа. Позднее (похоже, около 7 вечера) сам Беляев предложил принять командование гвардейскими запасными частями округа генерал-квартирмейстеру Генерального штаба Занкевичу. Это окончательно запутало ситуацию с военным командованием в городе, особенно, учитывая, что Хабалов не признал права военного министра вмешиваться в дела округа, непосредственно подчиненного Верховному главнокомандованию.

Меж тем правительство решило перебраться с квартиры Голицына в Мариинский дворец, который худо-бедно охранялся. «Подъехав к Мариинскому дворцу, – свидетельствовал Протопопов, – я увидел перед ним два полевых орудия; в помещении, около швейцарской, были солдаты, я слышал, их было около роты»[1860]1860
  Протопопов А.Д. Показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства // Гибель монархии. Великий князь Николай Михайлович. М.В. Родзянко. Великий князь Андрей Владимирович. А.Д. Протопопов. М., 2000. С. 448.


[Закрыть]. В зале заседаний Совета министров собрались почти все члены кабинета, не хватало только Раева и Григоровича. Голицын позднее в показаниях следственной комиссии уверял: «Никаких суждений тут не было. Мы ходили растерянные. Мы видели, что дело принимает скверный оборот и ожидали своего ареста»[1861]1861
  Падение царского режима. Т. II. С. 267.


[Закрыть]. Версию о полной деморализации правительства подтверждал и Родзянко, поведавший о рассказе одного министра о том, как во дворце погасили свет, а когда снова его зажгли, он обнаружил себя под столом[1862]1862
  Родзянко М. Государственная дума и Февральская 1917 г. революция. Ростов-на-Дону, 1919. С. 41.


[Закрыть]. Но в действительности правительство, хоть и сильно напуганное, продолжало функционировать и принимать важные решения.

Были расширены прерогативы председателя Совета министров. Решением кабинета ему было предоставлено право распоряжаться правительственными делами по всем отраслям управления[1863]1863
  Бурджалов Э.Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. М., 1967. С. 199.


[Закрыть]. Это было, по сути, вручением в руки Голицына диктаторских полномочий по всем гражданским вопросам.

Следующим шагом стала отставка Протопопова. Инициатива исходила от Беляева. Приехав до начала заседания, он попросил премьера о беседе наедине. Доложив о Занкевиче, военный министр просил Голицына добиться ухода Протопопова. Поскольку уволить его мог только царь, Беляев предложил уговорить главу МВД сказаться больным и передать свои полномочия кому-то другому. Протопопову только что принесли известие о разгроме толпой его дома, жена чудом спаслась у смотрителя дома. Все выразили ему соболезнования, но об отставке все же попросили. Причем Протопопов был уверен, что на то была монаршая воля. Это хорошо видно из его показаний следственным органам: «Ген. М.А. Беляев сказал что-то полушепотом кн. Н.Д. Голицыну, который обернулся и взглянул на меня, я расслышал, что вел. кн. Кирилл Владимирович привез из Ставки какую-то новость, и догадался, что царь выразил согласие на мою отставку. Через несколько минут кн. Н.Д. Голицын обратился ко мне с просьбой “принести себя в жертву”, как он выразился, и подать в отставку. Я напомнил ему мои неоднократные об этом просьбы у царя и ответил полным согласием»[1864]1864
  Протопопов А.Д. Показания. С. 449.


[Закрыть]. Беляев предложил заменить Протопопова на главного военного прокурора Макаренко, но предложение это было отвергнуто. Напечатанный приказ Голицына гласил: «Вследствие болезни министра внутренних дел действительного статского советника Протопопова, во временное исполнение его должности вступит его товарищ по принадлежности»[1865]1865
  Блок А. Последние дни императорской власти. М., 2005. С. 68.


[Закрыть]. Протопопов покинул зал и еще два часа сидел у Крыжановского, пытаясь прийти в себя. После чего Протопопову намекнули, что его присутствие в Мариинском дворце нежелательно, поскольку может привлечь охотящихся за ним революционеров.

Обсуждали и другие кадровые перестановки, и судьбу самого кабинета. В 6 вечера в экспедицию канцелярии Совета министров была передана составленная Покровским и Барком и подписанная Голицыным телеграмма царю, в которой правительство «дерзает представить Вашему Величеству о безотложной необходимости принятия следующих мер… с объявлением столицы на осадном положении, каково распоряжение уже сделано военным министром по уполномочию Совета министров собственной властью. Совет министров всеподданнейше ходатайствует о поставлении во главе оставшихся верными войск одного из военачальников действующих армий с популярным для населения именем». Далее говорилось, что правительство не может справиться с создавшимся положением, предлагало себя распустить и назначить премьером лицо, пользующееся общим доверием, а также составить ответственное министерство[1866]1866
  Там же. С. 69–70.


[Закрыть]. Это была коллективная просьба о сложении полномочий. В Ставке телеграмму получат много позже, и Николай ответит ближе в полуночи.

Не дожидаясь официальной санкции императора, правительство постановило наконец-то напечатать постановление Совета министров о введении в Петрограде военного положения. Сделать это в типографии градоначальства оказалось невозможно, поскольку она уже была захвачена. Тысячу экземпляров напечатали в типографии морского министерства, но не похоже, что широкие массы о нем узнали: возникли трудности с расклейкой. «Я доложил, – рассказывал Балк, – что не имею возможности, так как не имею ни клея, ни кистей, но ген. Хабалов приказал как-нибудь повесить и прикрепить в районе Адмиралтейства. Из тона ген. Хабалова я мог заключить, что он этому объявлению значения не придавал»[1867]1867
  Цит. по: Бурджалов Э.Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. С. 200.


[Закрыть]. Впрочем, выполнять постановление все равно было уже практически некому. Ряды защитников режима таяли, а ряды бунтовавших – пополнялись.