Текст книги "Тито и товарищи"

Исключение Югославии из Информбюро

Как рассказывал Кардель Дедиеру в июне 1952 г., после войны Тито и его товарищи строили свою политику, исходя из убеждения, что чем сильнее будет Югославия, тем сильнее будет Советский Союз. При этом он утверждал: «В отношениях с русскими мы никогда не вели себя как их рабы»[1001]1001
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 317.


[Закрыть]. Они не осознавали, что такая позиция неприемлема для Сталина. Его негативное отношение к югославским руководителям всплывало при каждой встрече, несмотря на награды, которыми он их осыпал. Да и с наградами всё обстояло непросто, например, осенью 1944 г. он наградил Тито орденом Суворова, а румынского короля, напавшего в 1941 г. на Советский Союз, высшим военным орденом – орденом Победы. Тито его получил лишь в сентябре 1945 г.[1002]1002
  Ibid. S. 196; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 280.


[Закрыть]

Единственная встреча между югославами и Сталиным, прошедшая без язвительных замечаний, произошла в Москве в период с 27 мая по 10 июня 1946 г., во время второго официального визита Тито в Советский Союз, когда на повестке дня стоял вопрос о югославско-итальянской границе. Сталин тогда приложил много усилий, чтобы при переговорах с западными союзниками защитить югославские интересы, и вообще был расположен к югославам. После ужина, устроенного им для гостей на своей даче в Кунцево, он пошел с ними в парк, где неожиданно приобнял Тито за талию и три раза пихнул его (или попытался это сделать): «Вы здоровы?» – «Здоров» – «Берегите здоровье. Оно потребуется Европе… ведь я долго не проживу. Физиологические законы… а ты останешься для Европы…»[1003]1003
  Simič P. Tito. Skrivnost stoletja. S. 228, 229; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 415–420; Vol. III. S. 602; ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 177.


[Закрыть] Тито и его сопровождающие, которые напрасно старались убедить хозяина, что он будет жить еще долго, конечно, сияли от гордости. Особенно когда Сталин предложил Тито выпить на брудершафт. И еще больше – в начале июня, на похоронах председателя Президиума Верховного Совета М. И. Калинина, когда Сталин пригласил Тито занять место на почетной трибуне вместе с ним и другими членами Политбюро[1004]1004
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 422; Vol. III. S. 198, 200, 201; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 288.


[Закрыть]. Именно тогда Тито заметил, что со Сталиным не всё в порядке. После похорон у мавзолея Ленина, когда они по ступенькам поднимались на трибуну, чтобы принять парад, он шел за Сталиным. Тот был настолько утомлен, что даже побледнел, но скрывал это и старался сдержать дыхание, чтобы Тито не заметил, какая сильная у него одышка. «Я подумал: Да дыши же ты, Бога ради. Загнешься ведь»[1005]1005
  ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 185.


[Закрыть].

Советское правительство в июне 1946 г. опубликовало сообщение для печати, в котором брало на себя обязательство снабжать ЮА оружием, боеприпасами «и другим» на основе долгосрочного кредита и оказывать поддержку реорганизации югославской военной промышленности. Также был заключен договор о развитии торговли между государствами и о великодушной поддержке Советским Союзом югославской экономики[1006]1006
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 223; AS. Dedjer. T. e. 143. Aleksandar Rankovič, Milovan Dilas, Vladimir Dedjer i ViliJager. Hronologja sukoba Tita i Staljina od 1941. do 1948. godine. S. 7.


[Закрыть]. По возвращении в Белград Тито послал в Москву следующие «скромные» подарки для «дам» из окружения хозяина: дочери Сталина Светлане – платиновые часы с бриллиантами, жене Молотова – золотые часы с бриллиантами, его дочери – золотой браслет, жене министра внешней торговли Микояна – золотые часы марки «Патек», жене члена Политбюро ЦК КПСС Жданова – золотые часы марки «Юго», жене министра внутренних дел Берии – золотые часы марки «Этерна»[1007]1007
  Simič P. Tito. Skrivnost stoletja. S. 229; Simič P., Despot Z. Tito. Strogo poverljivo. S. 203, 204.


[Закрыть].

Однако этот период взаимной симпатии продлился недолго. Вскоре его омрачили разногласия, причиной которых было недовольство югославов тем, как Советский Союз и западные союзники рассматривали вопрос о Триесте. Когда министры иностранных дел четырех великих держав приняли решение предложить на Парижской мирной конференции, начавшейся в августе 1946 г., создание Свободной территории Триест, Тито пришел в негодование. Такое решение вопроса отрезало Словению от моря. Как уже упоминалось, Тито выказал свое раздражение, приказав воздушным силам заставить два американских самолета, нарушивших воздушное пространство Югославии, совершить вынужденную посадку. Это был самый серьезный военный инцидент между блоками из тех, которые произошли сразу после войны. Советский министр иностранных дел Молотов был потрясен: «Разве вы не знаете, что у них есть атомная бомба?» – спросил он Карделя, возглавлявшего югославскую делегацию в Париже. «Ну что ж, – ответил Янез Становник, молодой секретарь Карделя. – Если у них есть атомная бомба, то у нас – партизанская»[1008]1008
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 264, 265; Jakovina T. Američki komunistički saveznik. S. 56–74.


[Закрыть].

Без понимания этой донкихотской гордости, основанной на четырехлетней партизанской эпопее, невозможно понять, почему вообще в 1948 г. произошел конфликт между Кремлем и Белградом. По словам Кочи Поповича, «Йосип Броз за годы войны привык к независимости, так что уже в силу своего положения, харизмы и власти, которой он обладал, он даже представить себе не мог возвращения к тому положению, когда он находился в подчинении у Сталина. Во время войны он утвердился как независимый руководитель во многом благодаря тому, что принимал решения, не нравившиеся Москве и Коминтерну…»[1009]1009
  Nenadovic A. Razgovori s Kočom. S. 104.


[Закрыть] В этом контексте не следует упускать из виду то обстоятельство, что между КПЮ и КПСС уже в период войны и после нее возникали трения, которые оказывали влияние на отношения между партиями и государствами и создавали напряженную атмосферу; если бы не это, Сталин не принял бы решения свергнуть Тито. Еще нужно учитывать, что после войны югославы наивно верили в экономическую мощь Советского Союза, надеясь, что он предложит им безвозмездную помощь продовольствием, сырьем, технологиями и кредитами на индустриализацию страны. Это была утопия, поскольку Советский Союз находился в тяжелейшем положении, чего югославы не понимали или не хотели понимать, убежденные, что сообщения об этом – планомерная вражеская пропаганда [1010]1010
  Bilandžic D. Povjest izbliza. S. 246.


[Закрыть]. Отношения с Москвой, следуя изгибам политики, колебались в широком диапазоне от любви до недоверия, пока не стало ясно, что Сталин стремится подчинить Югославию экономически и политически. Делалось это путем образования общих экономических предприятий, так называемых «смешанных» обществ, главным образом для использования залежей руды. Советский Союз позиционировал их как способ сотрудничества, «не задевающий престижа» Югославии, в отличие от традиционных концессий, на деле же бесцеремонно использовал их к собственной выгоде[1011]1011
  AJ. KMJ I – 3-b/616. Depeša V. M. Molotova – Titu, 1945/1946; Kardelj E. Spomini. S. 99;Jakovina T. Američki komunistički saveznik. S. 102, 105.


[Закрыть]. (Были созданы только два предприятия: «Юста» для воздушного и «Юспад» для дунайского транспорта, поскольку белградское правительство надеялось получить инвестиции на другие предприятия.) Короче говоря, Тито и его товарищи иногда сопротивлялись, иногда уступали, чтобы доказать русским свою добрую волю, но сделать это соответственно ситуации, над которой никогда не теряли контроля. Когда в 1947 г. они подписали договор с Москвой, по которому та обязалась инвестировать в Югославию 200 млн долларов, им показалось, что их «линия» победила[1012]1012
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 426–430; Vol. III. S. 223, 244, 245, 322.


[Закрыть]. Со временем, однако, они не могли избавиться от ощущения, что Советский Союз пытается ставить препоны индустриализации их государства и затормозить его на уровне аграрной страны. Они начали критиковать его систему в том виде, в каком она воплощалась в политике по отношению к ним самим, а позже и к другим «народным демократиям». Сначала это происходило в самом узком кругу, затем распространилось шире. При этом Тито был осторожен, но настойчив. Это была трудная борьба против догм, которые еще вчера являлись его собственными убеждениями[1013]1013
  Dilas M. Tito. 1980. S. 93; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 322.


[Закрыть].

Как стало возможным, что «цветущий сад человечества», как Тито называл Советский Союз после нападения на него Гитлера, за несколько лет превратился в глазах югославских вождей в гегемонистское государство, ничуть не лучшее, чем империалистические державы? Причина этого резкого поворота кроется прежде всего в том, что югославским коммунистам удалось организовать единственное в Европе движение сопротивления, которое создало армию, способную оказывать эффективное противодействие вермахту и его пособникам-квислингам. Мы не имеем в виду, что без помощи Красной армии ЮА освободила бы Сербию так молниеносно, как это произошло в октябре 1944 г. Мы лишь хотим подчеркнуть, что в Югославии во время войны и после нее сформировалась власть, которая не была полностью зависима от Советского Союза, а это означает, что ее представители могли ожидать от Сталина иного отношения, нежели их коллеги в странах «народной демократии». Те были обязаны своим положением только ему и, конечно, присутствию советских войск на своей территории. Упомянутое обстоятельство в любом случае давало Тито возможность использовать больше пространства для маневров как во внутренней, так и во внешней политике. Он вовсе не хотел конкурировать или даже враждовать со Сталиным. Но он не был готов удовольствоваться ролью его вассала. По словам заместителя председателя польского правительства Якуба Бермана, Тито выступил «главным образом как сатрап националистически настроенного народа, вместо того чтобы стать безымянным московским князем». И это сыграло роковую роль. Ведь в мире Сталина не находилось места для свободных людей, даже если они по-прежнему были ему преданы[1014]1014
  NARA. 860H.00/7-1248; 800.00B CI/7-848; Pirjevec J. Tito, Stalin in Zahod. S. 146.


[Закрыть].

* * *

Советский резидент в Белграде, Савелий Владимирович Буртаков, сообщал в Москву, в НКВД, об «Орле», как в шифровках именовали Тито: «Помимо положительных качеств – популярности, приятной внешности, красноречия, остроумия и твердой воли, ОРЕЛ обладает и следующими негативными чертами: стремление к власти, недостаток смирения, надменность и неискренность. Он считает себя абсолютным авторитетом, любит полную покорность, ему не нравятся обмен мнениями и критика его приказов; он раздражителен, имеет вспыльчивый характер и острый язык, любит производить впечатление». Также Буртаков считал, что нельзя полностью доверять отношениям Тито с Лондоном, «хотя на вид он выказывает мнимую враждебность к союзникам, особенно к британцам»[1015]1015
  Andrew C., Mitrokhin V. The Sword and the Shield. P. 356.


[Закрыть].

Тито и Ранкович, со своей стороны, были недовольны Буртаковым, поскольку тот бесстыдно присваивал себе драгоценные камни и другие сокровища из богатых белградских домов. Уже в конце года его в качестве главного советника при ОЗНА сменил А. В. Тишков, известный югославам под фамилией «Тимофеев». Но и с ним отношения вскоре стали напряженными, а высокомерное поведение его агентов, действовавших по всей Югославии, подвергалось критике: говорили, что они слишком властно вмешиваются во внутренние дела Югославии. Еще большее раздражение вызвала их попытка завербовать югославских сотрудников, причем в первую очередь Тито обеспокоил случай с Душицей Петрович, которая была одной из его шифровальщиц. Один советский шпион уже в 1945 г. попытался ее соблазнить и завербовать. Когда Ранкович известил об этом Тито, тот решительно ответил: «Мы не потерпим шпионской сети! Нужно сразу сказать им об этом»[1016]1016
  Ibid; Dedjer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 407, 408; Kranjc M.F. Zarote in atentati na Tita.
  S. 270.


[Закрыть].

Планы Тито по достижению господства на Балканах

Еще более серьезные разногласия проявились во второй половине 1946 г., когда в Греции вспыхнула гражданская война между афинским правительством и коммунистическими отрядами генерала Маркоса, которые Тито поддержал, убежденный, что это его большевистский долг. Сталин придерживался другого мнения, ведь уже в октябре 1944 г. он договорился с Черчиллем о разделе сфер влияния на Балканах и оставил Грецию британцам. После войны Сталин был уверен в том, что вооруженный конфликт с капиталистическими союзниками неизбежен, и не скрывал этого в разговорах с югославами[1017]1017
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 326–328; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 304.


[Закрыть]. Но он был реалистом и осознавал, насколько слаб был в тот момент Советский Союз (кроме того, у него еще не было атомной бомбы). Поэтому для него было важно временно сохранять с Западом более-менее сносные отношения, и он не хотел нарушать московское соглашение. Тито мыслил по-другому, он лелеял амбициозную мечту превратить Югославию в центр революционного движения для всей средиземноморской Европы, в том числе для Греции и Италии, которые согласно договорам входили в сферу западного влияния, и даже для Испании[1018]1018
  Klinger W Tito (1892–1980): un’intervista con Geoffrey Swain // Quaderni. 2010. XXI. S. 386–389; Nikoliš G. Zapisi pod pritiskom. Beograd: Književne novine, 1988. S. 224, 236.


[Закрыть]. При этом его не слишком волновало общественное мнение американцев и британцев, которые на Парижской мирной конференции возражали против югославских территориальных требований к Италии, он даже хотел бросить ему вызов. Напряженность возросла настолько, что в Вашингтоне в следующие месяцы всерьез размышляли о возможности вооруженного конфликта с Югославией. То, что Югославия вопреки запрету ООН тайно поддерживала

греческих коммунистов против афинского правительства и тем самым разжигала гражданскую войну, лишь укрепляло убежденность администрации Трумэна в том, что Тито – это рука Сталина на Балканах. По ее инициативе Организация Объединенных Наций в начале декабря 1946 г. сформировала особую комиссию, которая должна была установить, действительно ли соседние государства, в первую очередь Югославия, поддерживают греческих повстанцев, как утверждало греческое правительство. Поскольку британцы, отряды которых до тех пор его защищали, из-за проблем в Палестине и Индии и из финансовых соображений отказались от выполнения этой задачи, президент Трумэн в марте заявил, что США возьмут это бремя на себя и встанут на защиту законных правительств, которые находятся под угрозой со стороны вооруженных меньшинств или внешнего давления[1019]1019
  RidleyJ. Tito. A Biography. P. 280; Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. С. 103.


[Закрыть]. «Доктрина Трумэна» стала краеугольным камнем американской внешней политики, основывающейся на тезисе о том, что необходимо всеми силами воспрепятствовать распространению коммунистического влияния за границы советского блока. Из-за опасений, что Сталин окажет давление на Турцию, в следующие месяцы американские вооруженные силы существенно укрепили свои позиции в бассейне Эгейского моря, что побудило югославских руководителей возобновить переговоры с болгарскими вождями о создании федерации, которые, по инициативе Сталина и Димитрова, начались еще в октябре 1943 г. перед II сессией АВНОЮ[1020]1020
  BanacI. Sa Staljinom protiv Tita. S. 48; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 449; Dimitrov G. Diario. S. 708, 711, 722, 723, 734, 735, 753, 771, 781, 782, 784, 789; Petranovic B. Tito i Stalin. S. 150.


[Закрыть].

* * *

Югославы так воодушевились этой перспективой, что уже 1 января 1945 г. предложили подписать договор между обоими государствами. Советский Союз проявил большую осторожность, утверждая, что такое важное дело требует серьезной подготовки и что лучшим первым шагом на пути к объединению стало бы подписание двадцатилетнего пакта о дружбе и взаимопомощи. Но и это должно происходить постепенно до тех пор, пока в Югославии не появится правительство, которое получит международное признание. «Нужно проявлять осмотрительность и во внешнеполитических вопросах, – утверждал Сталин. – Наша главная задача – закрепить достигнутые победы»[1021]1021
  Dimitrov G. Diario. S. 785; AJ. 836. KMJ I – 3-b/586. Hebrangovo pismo Titu, 11.01.1945; 25.01.1945; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 259.


[Закрыть].

Вскоре начались трудности, поскольку югославы требовали, чтобы Болгария вступила в федерацию в качестве седьмой республики, в то время как болгары настаивали, что нужно создать дуалистическое государство наподобие бывшей Австро-Венгрии. Сталин сначала склонялся к дуализму, но потом решил вопрос в пользу югославов, что болгары – к удивлению Димитрова – послушно приняли[1022]1022
  Dimitrov G. Diario. S. 793, 797, 798, 801; AS. Dedijer. T. e. 8. M. Pijade – V. Dedijerju, 05.03.1953.


[Закрыть]. Но британцы уничтожили это дело в зародыше, заявив, что Болгария как потерпевшее поражение государство не может суверенно определять свою внешнюю политику. Они были убеждены, что такая федерация сильно укрепит позиции Советского Союза на Балканах, а также повлияет на ситуацию в Греции и Турции. Сталин, не желавший накануне Ялтинской конференции обострять отношения с Западом, сразу же согласился и приказал прекратить переговоры [1023]1023
  Kardelj E. Spomini. S. 105; Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. С. 83, 90.


[Закрыть].

По плану Тито, в федерацию помимо Болгарии должна была войти и Албания, которую его правительство признало уже 28 апреля 1945 г. – первым. Таким образом он собирался создать на Балканах великую социалистическую державу, к которой потянулись бы «народные демократии» Средней Европы. Он был убежден, что Югославия может стать центром коммунизма, воплотить который в жизнь ей удастся быстрее, чем Советскому Союзу. Аналогичным способом он хотел решить и проблему македонского народа и объединить все три части раздробленной Македонии – Пиринскую в Болгарии, Эгейскую в Греции и Вардарскую в Югославии. Конечно, под своей властью[1024]1024
  Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. С. 91–93.


[Закрыть]. В июне 1946 г. Тито и Димитров встретились в Москве и договорились, что проведут переговоры о югославско-болгарской федерации, как только это станет возможно. Сталин поддерживал эти намерения, полагая, что Югославия и Болгария, объединившись, будут играть важную роль на Балканах[1025]1025
  Dimitrov G. Dnevnik (9 mart 1933 – 6 februar 1949). Sofija: Sv. Kliment Ohridski, 1997. S. 528, 535.


[Закрыть]. Снова разговор об этом зашел у трех лидеров на похоронах М. И. Калинина. И тогда они договорились, что осуществят свой план после того, как Болгария подпишет мирный договор. Когда в начале 1947 г. это произошло, казалось, что больше нет препятствий для воплощения его в жизнь, хотя мирный договор вступал в силу лишь 15 сентября[1026]1026
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 289, 290.


[Закрыть].

* * *

В июне 1947 г. Тито обсуждал федерацию с Болгарией на Бледе с Георгием Димитровым, который после войны вернулся в Софию и занял там руководящее положение. Встречу попытались использовать югославские дезертиры в Австрии, которые организовали диверсионную акцию против обоих государственных деятелей, но успехом она не увенчалась. Группа из 19 диверсантов была задержана сразу после перехода через границу, при этом произошло вооруженное столкновение с КНОЮ, в котором трое из них погибли. Остальных потом судили в Любляне[1027]1027
  AS. Dedijer. T. e. 198. Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. S. 1; См. также: Adamovič M., Miloševič D. Kako smo čuvali Tita // Večernje novosti. 1. 1982. 23.09.; Kranjc M.F. Zarote in atentati na Tita. S. 226–229.


[Закрыть]. В атмосфере, проникнутой благодаря этому успеху и чувствам славянской «взаимности», радостью победы, 1 августа 1947 г. лидеры подписали «исторический» протокол, в котором констатировалось, что они станут как можно интенсивнее развивать торговлю и экономическое сотрудничество между обоими государствами и постараются ввести общую валюту и заключить таможенный союз. Всё это должно было остаться в тайне, поскольку Болгария формально еще не имела полного суверенитета. Речь шла и о возможном объединении Пиринской и Вардарской Македонии и о самоопределении македонского народа[1028]1028
  BA. DY 30/J IV 2/2J/8077; Cenčič V. Titova poslednja ispovijest. S. 195; AJ. KMJ I – 2/17 D. Zapisnik Tito – Dimitrov krajem jula i pocetkom avgusta 1947 na Bledu; NešovičS. Bledski sporazumi Tito – Dimitrov (1947). Zagreb: Globus; Školska knjiga, 1979. S. 262–265; Dimitrov G. Dnevnik. S. 554, 555.


[Закрыть]. Димитров в конфиденциальной беседе даже утверждал: «Мы создадим лучшую федерацию, чем русские, поскольку наш уровень выше, мы более культурны…»[1029]1029
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 311.


[Закрыть]На встрече с болгарскими журналистами Тито говорил, что «Балканы вместе с Советским Союзом должны стать маяком, показывающим путь правильного решения национального и социального вопросов». А на одном из заседаний ЦК КПЮ он даже утверждал, что только Югославия является истинной носительницей «революционного социализма»[1030]1030
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. С. 48, 78.


[Закрыть]. Короче говоря, Тито чувствовал себя сильным и полагал, что может создать на Балканах революционную мощь, которая не только составит конкуренцию Советскому Союзу, но и поставит под вопрос раздел Юго-Восточной Европы, определенный договорами великих держав в Тегеране и Ялте[1031]1031
  BilandžičD. Povjest izbliza. S. 647.


[Закрыть]. Когда Сталин узнал от Димитрова, что обсуждалось на Бледе, реакция его была быстрой и жесткой. Уже 12 августа он послал Тито и Димитрову телеграмму со строгим выговором. Он упрекал югославов и болгар в том, что они подписали пакт о сотрудничестве на «неопределенное время», что не принято в дипломатии, и что они не сообщили об этом Советскому Союзу. Но главным образом он поставил им в вину то, что они сделали это до вступления в силу мирного договора, и тем самым дали реакции на Западе повод укрепить свое присутствие в Греции и Турции. «Советский Союз связан союзом с Югославией и Болгарией, так как у него имеется с Югославией формальный договор о союзе <…>. Однако Советское правительство должно предупредить, что оно не может взять на себя ответственность за пакты большой важности в области внешней политики, которые заключаются без консультации с Советским правительством»[1032]1032
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 325, 326; Dimitrov G. Dnevnik. S. 555; Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. C. 106.


[Закрыть].

Тито оправдывался тем, что югославское правительство не собиралось поставить советское перед свершившимся фактом, и даже заявил, что готов, если болгары с этим согласятся, опубликовать опровержение. Однако он не изменил своего политического направления и 27 ноября во время официального визита в Болгарию подписал с Димитровым пакт о сотрудничестве, дружбе и взаимопомощи, причем учел замечания Советского Союза лишь в одном пункте: ограничил его срок двадцатью годами. Переговоры о федерации отложили, говоря, что время для нее еще не пришло. На последовавшей конференции с журналистами он объяснил подписание пакта необходимостью для Югославии и Болгарии защищаться от немецкой или любой другой агрессии. «Поэтому мы не только против немецкого империализма, но и против всех, кто хочет поставить под угрозу нашу независимость»[1033]1033
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 325–327; Dimitrov G. Dnevnik. S. 590; Mandič B. Tito u dialogu s svijetom. S. 16.


[Закрыть]. Думал ли он при этом только о Западе, или также и о Советском Союзе?

Согласно подвергнутому цензурной правке документу 1948 г., который ЦРУ даже в 2008 г. пометило как «конфиденциальный», можно сделать вывод, что Тито думал и о СССР. В документе говорится, что конфликт между Тито и Сталиным начал разгораться уже в первые дни июля 1947 г., когда маршал Толбухин потребовал от белградского правительства передать в распоряжение Красной армии следующие морские базы: Пуль, Шибеник и Бока-Которску. Югославские власти должны были отказаться от юрисдикции над этими портами и к тому же разрешить Советскому Союзу построить новый порт у Метковича недалеко от Плоче, причем предоставить для этого необходимые средства и рабочую силу. Еще раз Толбухин выдвинул эти требования в начале 1948 г., но Тито отверг их, будучи уверен, что поставил бы под угрозу свою личную безопасность, если бы разрешил русским управлять базами, которые не находятся под его контролем[1034]1034
  NARA. CREST. Yugoslavia / USSR. Break between Tito ant the Soviet Union, 06.11.1948.


[Закрыть].

Сомнения Москвы в лояльности югославских лидеров в немалой степени раздувал посол А. И. Лаврентьев, который в своих донесениях из Белграда не упускал возможности подчеркнуть их «ошибки». Так, например, он дал отрицательную оценку речи Тито на II Конгрессе Народного фронта 27 сентября 1947 г., в которой тот говорил о развитии стран «народной демократии». При этом он ни слова не сказал о решающей роли Советского Союза в их образовании и развитии. Более всего Лаврентьев ставил ему в вину то, что маршал не упомянул о роли, которую сыграла Красная армия в освобождении Югославии. «Все эти недоговаривания, очевидно, вытекают из того, что Тито рассматривает процесс освобождения Югославии, процесс социально-экономического преобразования страны лишь с местных национальных позиций, тем самым впадая в национальную ограниченность»[1035]1035
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 351, 352.


[Закрыть]. В Москве, где обращали большое внимание на заявления Тито и на его вождизм, резко осудили эти слишком независимые взгляды, как и тот факт, что в своих речах 1945–1947 гг. он только один раз сослался на классиков марксизма-ленинизма. «Во всех выступлениях Тито и других руководителей КПЮ нет упоминания товарища Сталина как крупнейшего теоретика нашего времени – гениального продолжателя дела Маркса, Энгельса, Ленина. Не упоминается об авангардной роли коммунистических партий и, прежде всего, о роли Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков), игнорируется богатый опыт СССР – единственной страны, которая победоносно строит коммунистическое общество и является защитой всего прогрессивного человечества»[1036]1036
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. Перевод цитаты сделан по тексту Й. Пирьевца.


[Закрыть]. Впрочем, этот упрек был не вполне справедлив, ведь, например, Кардель еще в декабре 1945 г., в день рождения Сталина, говорил о его «историческом масштабе» и провозгласил его «гением». Однако, действительно, выступления и поздравления Тито были довольно сдержанными: он не предавался эмоциям и выражал признательность Сталину только за конкретные дела. «Вероятно, – говорит Дедиер, – это потому, что он лучше других знал реальную обстановку в Советском Союзе во времена сталинского господства»[1037]1037
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 335, 336.


[Закрыть].

* * *

Деятельность руководителей КПЮ, их «враждебное» отношение к СССР, чрезмерное подчеркивание своей роли на Балканах– всё это говорило об их авантюризме во внешней политике, о стремлении рассматривать Югославию как нечто самодостаточное, выходящее за рамки революции и социализма. Уже в начале апреля 1945 г. Димитров после встречи с Тито написал в своем дневнике: «Сегодня вечером я принял Тито у себя в городской квартире. Мы долго говорили о ситуации в Югославии, об отношениях с англичанами и американцами, о возможной договоренности относительно Унии (или чего другого) между Югославией и Болгарией и т. д. Общее впечатление: недооценка сложности положения и стоящих перед нами трудностей, очень высокомерен, большой сноб и, несомненно, у него “головокружение от успехов”. Так, как он говорит, конечно, кажется, что всё в порядке»[1038]1038
  Dimitrov G. Diario. S. 823.


[Закрыть]. Итак, с точки зрения Сталина, Тито и его товарищи стали узкими националистами и вступили на путь предательства социалистического фронта, которым руководил Советский Союз, предательства интернационализма[1039]1039
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. С. 49.


[Закрыть]. Как говорил Хрущев в своем докладе «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС, Сталин стал «в послевоенный период более капризным, раздражительным, грубым, особенно развилась его подозрительность. До невероятных размеров увеличилась мания преследования. Многие работники становились в его глазах врагами. После войны Сталин еще больше отгородился от коллектива, действовал исключительно единолично, не считаясь ни с кем и ни с чем»[1040]1040
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 324.


[Закрыть].

С другой стороны, Тито строил свои грандиозные планы, не особо считаясь со мнением Сталина, и происходило это именно в тот момент, когда, создав в сентябре 1947 г. Информационное бюро, тот ясно дал понять, что хочет превратить коммунистические силы в Европе в фалангу, которая должна маршировать согласно его воле. Так как США в то время подготовили план Маршалла для оказания экономической помощи разрушенной Европе – той, которая находилась под их контролем, – Сталин счел уместным сплотить ряды собственного лагеря. С этой целью 22–27 сентября в Шклярска-Порембе недалеко от Вроцлава в Польше в спешке была организована тайная встреча девяти влиятельнейших партий Восточной и Западной Европы. Казалось, мечты Тито сбылись, ведь он еще в апреле 1945 г. в беседах со Сталиным говорил о возможности создания новой консультативной организации среди коммунистических партий. Тогда Сталин ничего не сказал, а в следующем году, когда они снова встретились, сам предложил, чтобы югославы взяли на себя инициативу в этом деле. Тито считал, что было бы лучше, если бы это сделали французы, вероятно, из-за того, что их партия пользовалась большим авторитетом. В конечном счете об этом позаботился сам Советский Союз, обеспокоенный американским «долларовым империализмом»[1041]1041
  Swain G. R. The Comintern. P. 656.


[Закрыть]. На встрече А. А. Жданов развил теорию о двух противоборствующих лагерях, которые раньше или позже неизбежно столкнутся в вооруженном конфликте, и подчеркнул, что коммунисты должны сплотить свои ряды перед этой угрозой. Это была политическая тенденция, которая в определенном смысле, по крайней мере в Европе, вела к обновлению Коминтерна[1042]1042
  The Cominform. Minutes of the Three Conferences 1947/1948/1949 / Ur. G. Procacci et al. Milano: Feltrinelli, 1994.


[Закрыть]. Когда Правда 5 октября 1947 г. опубликовала известие о конференции, Димитров с воодушевлением написал в своем дневнике: «Это заседание – наша “атомная бомба” <…> лучший ответ на антикоммунистический поход американских империалистов»[1043]1043
  Dimitrov G. Dnevnik. S. 574.


[Закрыть].

Факт, что Джилас и Кардель на совещании – созванном без определения повестки – выступили как знаменосцы правоверности, не мог перечеркнуть высказывания Тито на встрече с хорватскими крестьянами 25 августа 1947 г.: «С Англией и Америкой, а также с другими государствами мы разговариваем на равных. Мы заявляем, что не позволим обращаться с нами как с колониальным народом»[1044]1044
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413; Dedjer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 440; Vol. III. S. 272.


[Закрыть]. В Москве не сомневались, что, говоря «с другими государствами», он имел в виду Советский Союз. «Даже в этом случае, – комментировали в Кремле, – вероятно, югославские руководители скажут, что наши утверждения основаны на неточной информации, но пусть они прочитают свою газету “Борба” за 25 мая 1945 г. (речь Тито в Любляне) и газету “Глас” за 26 августа 1947 г. (разговор Тито с крестьянами)». Короче говоря, Сталин был убежден, что Тито проводит долгосрочную и планомерную антисоветскую политику именно в тот момент, когда надо было бы поддержать Советский Союз как единственную силу, способную хотя бы на время предотвратить третью мировую войну.

В учредительном акте Информбюро КПЮ стоит на первом месте, вероятно, потому что Тито уже в 1945 г. предложил создать его и в следующем году на встрече со Сталиным вновь высказал эту мысль[1045]1045
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 289, 290.


[Закрыть]. И сам Сталин решил, что штаб-квартира новой организации и ее журнала, которому предполагали дать программное название «За прочный мир, за народную демократию», будут в Белграде [1046]1046
  Pirjevec J. Tito, Stalin in Zahod. S. 27, 28; Dedyer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 274–276.


[Закрыть]. Тито интерпретировал это как поддержку его политики и на II Конгрессе Народного фронта 27 сентября торжествующе заявил, что его опыт имеет большое значение не только внутри страны, но и «за ее границами»[1047]1047
  Swain G. R. The Cominform. S. 658.


[Закрыть]. С другой стороны, следует отметить, что югославские лидеры вовсе не испытывали благодарности за оказанную им Сталиным честь, в кулуарах они говорили, что ВКП(б) намерена «использовать Коминформ как средство господства над другими партиями»[1048]1048
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. С. 78; Dedjer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 436–438;
  Vol. III. S. 270, 271, 601.


[Закрыть]. Одним из главных показателей этого мятежного духа было то, что югославская пресса старалась всевозможными способами преуменьшить роль Советской армии в освобождении Югославии. Например, 22 декабря 1947 г., в день ЮА, Borba опубликовала карту освобожденных в 1941–1944 гг. территорий. Глядя на нее, можно было понять, что государство уже освободилось к тому моменту, когда Красная армия вступила в Югославию. «На самом деле, – комментировали в Москве, – самим руководителям КПЮ хорошо известно, что это абсолютно не соответствует фактам»[1049]1049
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. C. 83.


[Закрыть]. Своими действиями Тито серьезно испытывал терпение Сталина, пока оно не лопнуло окончательно. Он дерзнул даже потребовать обеспечить югославскую армию современным оружием, хотя русские, вопреки первоначальным обещаниям, говорили, что Югославия не может взять на себя такое бремя: «Зачем вам будет нужна сильная армия? Ведь есть же мы»[1050]1050
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 304, 307.


[Закрыть]. То есть хозяину казалось, что в Белграде он имеет дело с группой «фарисеев», которая перед народом на все лады расхваливает ВКП(б) и превозносит ее и Советский Союз до небес. А в узком кругу посвященных они твердят, что «ВКП(б) выродилась», что «социализм в СССР больше не является революционным», что там господствует «великорусский шовинизм» и что «СССР намеревается экономически подчинить Югославию»[1051]1051
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. C. 48.


[Закрыть]. «Это уже не критика, – констатировали в Москве, – а клевета, попытка дискредитировать ВКП(б), попытка принизить советский строй»[1052]1052
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. C. 48. Перевод сделан по тексту Й. Пирьевца.


[Закрыть]. Судя по всему, Кардель не преувеличивал, когда сказал впоследствии, что во всем советском лагере именно к Тито Сталин испытывал самые враждебные чувства[1053]1053
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 127.


[Закрыть]. Правильно оценивал советско-югославские отношения и Моше Пияде, когда говорил, что конфликт, произошедший в 1948 г., был столкновением между государством, паруса которого уже не раздувал революционный ветер, и молодой революцией, полной энтузиазма[1054]1054
  Ibid. S. 207.


[Закрыть].

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Сталина, стала политика Тито по отношению к Албании, с которой весной 1946 г. был подписан договор о дружбе и сотрудничестве. Он стремился превратить ее в югославский протекторат, чему Сталин не препятствовал. Но ему не понравилось, что Тито ревниво старался не допустить контактов Тираны с Советским Союзом без югославского посредничества. Давление на албанских руководителей было таким сильным, что один из них, Нако Спиру, покончил жизнь самоубийством в знак протеста против югославского гегемонизма (во всяком случае, таково было официальное объяснение)[1055]1055
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. C. 78; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 329–333; Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. С. 125; Perovič J. The Tito – Stalin Split. P. 45, 46.


[Закрыть]. Сталин отреагировал на это происшествие. Он послал Тито сообщение, в котором предложил ему прислать в Москву ответственного товарища, лучше всего Джиласа, для переговоров «о ситуации в Албании». Не успел он приехать в начале января 1948 г. – а его сопровождали начальник Генерального штаба Коча Попович и министр военной промышленности Миялко Тодорович, – как уже через два-три часа его позвали в Кремль, где состоялась весьма необычная встреча со Сталиным. Тот был не против, чтобы Югославия «сожрала» Албанию, как он сказал и показал вульгарным жестом, как это нужно сделать. Он даже поручил Джиласу отправить Тито от имени советского правительства телеграмму в таком духе, но тот взялся за дело настолько осмотрительно, что она так и не была послана. После этой «срочной» встречи и ужина на даче у Сталина, где царила враждебная по отношению к Тито атмосфера, югославская делегация была предоставлена самой себе и обречена бродить по музеям, памятным местам и театрам Москвы и Ленинграда[1056]1056
  Pirjevec J. Tito, Stalin in Zahod. S. 45; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. I. S. 456; Vol. III.
  S. 225; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 331, 332.


[Закрыть].