Текст книги "Тито и товарищи"

Конец единства югославской четверки

13 января 1954 г. Джилас был исключен из Исполнительного комитета СКЮ, что побудило его послать Тито личное письмо, с тем чтобы высказать ему некоторые соображения «после семнадцати лет совместного труда, которые касались их личных отношений и которые между ними остались не проясненными». Объяснив, что в последние месяцы он испытывал дискомфорт из-за сдержанного отношения к нему Тито, он счел нужным пояснить свой последний памфлет. «Прошу прощения у тебя из-за “Анатомии”, но только за то, что, совершенно не имея тебя в виду, постоянно думал, что ты вынужден, к сожалению, жить той жизнью, которой живешь (к другим это не имеет отношения). Ничего такого мне не могло бы прийти в голову относительно товарища Йованки, которую я всегда уважал за исключительный характер, и которая сама стала жертвой злобы. (Не думай, что этим я льщу тебе или ей, или “интригую”, тем более что это последний привет ей от моего лица и от имени моей супруги) <…> Я достаточно спорил с тобой в своей жизни, наши споры всегда были небольшие и нервозные, частично из-за моего необузданного темперамента. Но я никогда не был неискренен с тобой, кроме тех случаев, о которых сказал. У меня не было другой возможности сказать тебе всё это. Джидо»[1509]1509
  AJ. 838. LF, II-1, A-J. Dilasovo pismo Titu. 13.01.1953.


[Закрыть].

Если Джилас надеялся, что этим сердечным излиянием смягчит Тито и останется в ЦК, то он ошибся. Вопреки предостережениям одного из лучших знатоков и друзей Югославии, австрийского посла Вальтера Водака, что режим столкнулся с испытанием, исход которого повлияет на его дальнейшие отношения с заграницей [1510]1510
  Ibid.


[Закрыть], 16 января, спустя три дня после исключения Джиласа из Исполнительного комитета, был созван III внеочередной Пленум ЦК СКЮ, на котором обсуждалось его «дело». Инициатива исходила от Тито, он лично дал задание Карделю и Ранковичу его провести. О пленуме, на котором присутствовало 108 делегатов, Джиласа никто не оповестил, он узнал о нем из газет[1511]1511
  Dilas M. Tito. S. 279; Nenadovič A. Razgovori s Kočom. S. 167; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 531; Ridley J. Tito. A Biography. P. 329.


[Закрыть]. Это была горькая неожиданность, поскольку Джилас надеялся, что столкновение можно будет сгладить без общественного резонанса и без особого вреда его карьере. Он рассчитывал, что останется в ЦК и ему будет позволено хотя бы в более мягкой форме и дальше развивать свои мысли[1512]1512
  Dilas M. Tito. S. 284.


[Закрыть]. Он понял, что, опубликовав статью в Nova misao, поступил глупо: «Я большой ребенок. Я не государственный деятель. Всё бы плохо кончилось, если бы я руководил государством»[1513]1513
  ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 39, 43.


[Закрыть].

Тито решил его полностью изолировать, и перед заседанием с этой целью провел несколько бесед с членами ЦК, которых считал колеблющимися или симпатизирующими позициям Джиласа. Ссылаясь на единство партии и на вред, который Джилас нанес государству, он легко сумел их переубедить и перетянуть на свою сторону всех, за исключением Дедиера[1514]1514
  Dilas M. Tito. S. 286; ClissoldS. Dilas. P. 246; Dedijer V. My two Comrades. P. 422.


[Закрыть]. На III Пленуме, который состоялся в Белграде, в атмосфере, наполненной напряженностью и страхом, первым слово взял Тито. Он акцентировал свое внимание на вреде сочинений Джиласа, на том, что он подрывает дисциплину внутри партии и тем самым способствует ее уничтожению, угрожая в том числе и существованию государства. Джилас проповедует абстрактную демократию, цель которой она сама, демократию, которая ведет к анархии: «антисоциалистические формулировки», «раскол союза коммунистов.» За ним выступал Джилас, который, бледный от волнения и нервного истощения, защищал свои взгляды, хотя и признал, что не стремится к тому, чтобы другие с ним соглашались. «Моя самая большая ошибка заключалась в том, что я обнародовал свою позицию, не обсудив ее сначала со своими коллегами, поскольку думал, что настало время, когда можно открыто выразить свои личные взгляды, невзирая на мою должность». Кардель, которому было дано задание теоретически разбить идеи Джиласа, обвинил его в ревизионизме самого худшего типа, который в конце XIX в. внес в марксистскую доктрину немецкий социал-демократ Эдуард Бернштейн[1515]1515
  Dilas M. Tito. S. 274; Vlahovič V. Strogo pov. S. 71; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III.
  S. 532; Čosič D. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 51; Kranjc M.F. Zarote in atentati na Tita. S. 275.


[Закрыть]. При этом, похоже, его не смущало то, что и Сталин ссылался на Бернштейна, когда в 1948 г. обвинял Карделя и Тито. Не помогли и заверения Джиласа, что он никогда не читал Бернштейна. Полемизируя о критике партии, Кардель отметил важность ее наличия, особо подчеркнув, что критика является необходимым инструментом в борьбе за социализм и за развитие демократических процессов в Югославии. «Может быть, он был еще большим еретиком, чем Джилас, – отмечал Дедиер, – но он был более умным и более гибким человеком, он умел вовремя отойти в сторону, а также при необходимости мимикрировать. В некоторых вопросах он уступал, но защищался насмерть» [1516]1516
  AS. Dedjer. T. e. 111. Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. S. 315; Dedjer V. My two Comrades. Р. 432; Dilas M. Vlast kao strast. S. 30.


[Закрыть].

Джилас его выступление воспринял как предательство, поскольку в предыдущие месяцы они виделись почти каждый день, подолгу говорили по телефону, не столько по делам, сколько обсуждая общие мысли и планы[1517]1517
  Dilas M. Tito. P. 204.


[Закрыть]. Но Кардель был слишком прагматичен, чтобы не понимать, к какой пропасти движется Джилас, и из-за этого стал с ним более осторожен и сдержан[1518]1518
  Ibid. S. 277; Cencič V. Titova poslednja ispovjest. S. 153.


[Закрыть]. Джилас нравился Карделю из-за его несколько «диковатой искренности и открытости», поскольку «высказывал всё, что приходило ему в голову». Кардель понимал, что в своих «необузданных амбициях» и абстрактных концепциях Джилас переоценивает широту демократических процессов в Югославии, и не был готов вместе с ним встать на путь, ведущий к погибели[1519]1519
  Dilas M. Tito. P. 278; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 425; AS. Dedjer. T. e. 7. Intervju s Kardeljem.


[Закрыть]. Кардель утверждал, что на какое-то мгновение Джилас повредился умом, но при этом решил, что будет ему противостоять, особенно когда узнал мнение Тито[1520]1520
  Archiv ministerstva zahranicnih veci (AMZV). Zpravy ZU. Belehrad 1973–1975.
  01144/73. V Belehrade. 7. Srpna. 1973; ČosičD. Piščevi zapisi (1969–1980). S. 241.


[Закрыть]. В своем выступлении, помимо прочего, он рассказал, что Джилас говорил ему о возможности существования двух социалистических партий, которые бы соперничали между собой (но не упомянул, что одна из них должна была быть антититовской) [1521]1521
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 129, 536.


[Закрыть].

Тито хорошо осознавал, что собака знает, чье мясо съела, и пошел еще дальше, заклеймив Джиласа как «классового врага». Он считал, что ликвидировать Коммунистическую партию в Югославии невозможно, поскольку она ответственна за осуществление целей революции, и ей не место «на свалке среди металлолома». К этой позиции присоединились все члены ЦК. Со слезами на глазах их поддержал Светозар Вукманович – Темпо. Моше Пияде, который, по мнению Карделя, был оппортунистом и демагогом, и который терпеть не мог Джидо со времен плена, говорил о политической порнографии, несмотря на то что в прошлом соглашался с его статьями. «За ночь собрал все обиды, которые накопились, и вылил их на меня»[1522]1522
  Ibid. S. 131; PirjevecJ. Jugoslavija 1918–1992. S. 217; AS. Dedjer. T. e. 201. Zabeleška o razgovoru druga E. Kardelja sa Vladimirom Dedjerom u Ljubljani. 11. Oktobar 1978.
  S. 19; Dilas M. Vlast kao strast. S. 30; Lukič V. Secanja i saznanja – Obračun sa Aleksandrom Rankovicem i Brionski plenum. Titograd: Slobodno izd., 1989. S. 40.


[Закрыть].

Единственным, кто за него заступился, помимо бывшей жены Митры Митрович, был Владимир Дедиер. Со слезами на глазах и в предобморочном состоянии он отметил, что его статьи жадно читали и члены Исполнительного комитета, осуждающие его сегодня. «Джилас только хотел систематизировать наши взгляды». Но от его выступления отгородился и сам Джилас, поскольку оно несло в себе не политическую, а эмоциональную аргументацию. Он не знал, что Дедиер его защищал не столько из-за дружеских чувств, сколько из-за желания доказать, что он не трус, – в годы войны в трусости его обвинил Джилас перед Тито[1523]1523
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 537; Gligorjevič M. Rat i mir Vladimira Dedjera. S. 200, 201; AS. Dedjer. T. e. 165. Govor V. Dedjerja na I. Plenumu CK ZKJ. S. 3; Dedjer V. My two Comrades. S. 418, 430, 437.


[Закрыть].

На упреки Джилас, «лучший оратор партизанской революции», не смог правильно ответить[1524]1524
  ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 51.


[Закрыть]. Он последовал совету Карделя покаяться, запутался в самокритике, даже частично отказался от своих идей, поскольку всё еще верил, что они имеют значение и влияние только в КП. Как позднее отмечал Джилас, на пленуме он обнаружил в себе росток мазохизма, когда «всё плохо, но пусть будет еще хуже». В конце он был полностью уничтожен, «бегал по залу от одного человека к другому, будто в поисках помощи». Он знал, что, возможно, сделал самую большую ошибку в своей жизни[1525]1525
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 539; Dilas M. Vlast kao strast. S. 30.


[Закрыть]. Хотя «он совершил последний “подвиг” коммуниста: отрекся от своих убеждений и достоинства», подражая жертвам сталинских процессов[1526]1526
  ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 53.


[Закрыть], Тито не смягчился. Наоборот, поскольку он восхищался мужественными людьми, даже если они были противниками, Джилас своим моральным «самоубийством» (а вместе с ним и Дедиер) упали в его глазах. Выслушав его самокритику, он сказал: «.посмотрим, насколько она искренна». Иностранным журналистам он заявил, что самое страшное, что может произойти с Джиласом, – это политическая смерть, при этом не скрывал обеспокоенности расколом, который произошел [1527]1527
  Dilas M. Tito. P. 109, 135.


[Закрыть].

Поскольку Джиласа не обвинили во фракционизме, так как Тито считал, что «здесь речь не шла о какой-то группировке»[1528]1528
  Ibid. P. 285.


[Закрыть], ему сделали последнее предупреждение, не исключили из СКЮ, но выгнали из ЦК. Тито также не хотел, чтобы западная общественность посчитала, что он прибегает к мерам, которые предпринимает в подобных ситуациях Советский Союз. Джилас позднее записал: после полученного опыта с Андрией Хебрангом и с членами Информбюро Тито, когда речь шла о партийных функционерах, следовал правилу: «Не голову, а по голове!»[1529]1529
  Dabčevič-Kučar S. ‘71. Hrvatski snovi i stvarnost. Vol. I. S. 371.


[Закрыть] Последовала жесткая публицистическая кампания, которая, естественно, была инициирована сверху, при этом Джиласу не помогло даже заявление, что он признаёт свои ошибки, «как будто черт отпустил мою душу»[1530]1530
  Clissold S. Dilas. P. 254.


[Закрыть]. Комиссия, которую возглавил Владимир Бакарич, 20 января отстранила его от всех общественных функций, и он сам отказался от поста председателя скупщины[1531]1531
  AMZV. Zpravy ZU. Belehrad 1973–1975. 01144/73. V Belehrade. 7. srpna 1973.


[Закрыть]. На следующий день избиратели из Панчево потребовали, чтобы Владимир Дедиер из-за двуличности сдал депутатский мандат[1532]1532
  PA. B 11. Bd. 126. S. 31.


[Закрыть]. В годы войны Дедиер получил серьезную травму головы, после чего у него начались эпилептические припадки, но после всех этих событий его врач отказался его посещать. Когда Тито об этом узнал, он направил ему своего врача[1533]1533
  ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 55; Dedijer V. My two Comrades. P. 438.


[Закрыть]. Это был единственный жест милосердия, которого удостоились оба еретика.

Место председателя Союзной скупщины занял бывший товарищ и противник Джиласа Моше Пияде, в Исполнительный комитет были включены еще двое: словенец Миха Маринко и серб Петр Стамболич. Таким образом, в Комитете укрепилась группа ортодоксальных коммунистов. Черногорские студенты, которых в Белграде было особенно много, в большинстве своем симпатизировали Джиласу. Во время травли, объектом которой он стал, они печатали и распространяли листовки в его защиту. Власти арестовали около десяти инициаторов этой акции, а несколько черногорских офицеров были перемещены на всякий случай в глубь страны[1534]1534
  PA. B 11. Bd. 126. 2. S. 102.


[Закрыть]. Пеко Дапчевича сняли с должности командующего Генеральным штабом и он вынужден был довольствоваться должностью члена союзного правительства[1535]1535
  Ibid. Bd. 1225. 1. S. 000023-24.


[Закрыть]. Но всё это коснулось не только черногорцев: большая часть интеллектуальной элиты, для которой Джилас был идолом, «самой продвинутой фигурой в югославском революционном движении», была напугана, она ощутила себя на одной с ним скамье подсудимых: «Коммунисты первыми отобрали свободу у себя, потом у других. Это большая трагедия нашего бытия. Революция превратилась в религию. <…> Партийная бюрократия боится всех, кто мыслит», – написал в своем дневнике Добрица Чосич, а его друг писатель Оскар Давичо даже угрожал покончить с собой[1536]1536
  ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 38–40, 50, 54.


[Закрыть].

Дошло и до небольших чисток, наиболее подходящей жертвой стал Душан Диминич, член ЦК СК Хорватии и главный редактор еженедельника Naprijed. Большинство тех членов партии, которые вчера еще были воодушевлены Джиласом и пропагандировали его идеи, сейчас посыпали голову пеплом и громко заявляли, что решение ЦК СКЮ политически взвешено и логично[1537]1537
  BilandžičD. Povjest izbliza. S. 26.


[Закрыть]. Джилас и Дедиер были 30 января оповещены, что они не имеют права покидать страну, в связи с этим провалился их план отправиться в Скандинавию. Справедливости ради следует сказать, что бывшие товарищи, начиная с Тито и Ранковича, предлагали Джиласу поговорить, но он не принял предложения, поскольку решил порвать отношения не только с ними, но и с идеологией[1538]1538
  Ibid. S. 26.


[Закрыть]. На это решение не повлияло даже то, что он остался без министерской зарплаты, его жена не работала и семья жила только на гонорар (220 тыс. динаров), который он получил за свои роковые статьи[1539]1539
  PA. B 11. Bd. 126. 1. S. 84–85.


[Закрыть]. (Гонорар был вовсе не маленьким, поскольку в среднем зарплата в Югославии была приблизительно 9 тыс. динаров). Эти деньги он хотел подарить библиотеке в Никшиче, но руководство ему эту сумму вернуло, не желая иметь дела с грязными деньгами предателя социализма. «Моя мать, благоразумная черногорская крестьянка, говорит: “Бог их благослови, иначе у нас не было бы денег”»[1540]1540
  Ibid. Bd. 123. 3. S. 200; Dilas M. Vlast kao strast. S. 30.


[Закрыть].

Спустя два месяца Джилас, за которым бдительно следило УГБ, решил выйти из СКЮ. Согласно рассказу Дедиера, «одна словенка, которая была его главным связующим звеном с этой республикой и которая его постоянно уговаривала писать эти статьи, плюнула ему в лицо, когда он со шляпой в руках появился на встрече партийной ячейки в элитном округе, где жил». Джилас ответил ей со всей страстью своего пламенного характера[1541]1541
  AS. Dedjer. T. e. 111. Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. S. 313.


[Закрыть]. Спустя некоторое время он появился перед домом Марии Вилфан, жены личного секретаря Тито, которая в Дединье возглавляла упомянутую ячейку. Он позвонил, и двери открыл средний сын Вилфана, тринадцатилетний Ерней. «Отдай это матери», – сказал он и вручил ему партийный билет[1542]1542
  Рассказ Ернея Вилфана автору.


[Закрыть].

После устранения Джиласа из политической жизни, Ранкович оказался в стороне, но это не означало, что он не вел закулисную игру. С помощью своих агентов в партии он оказывал влияние на общественное мнение внутри СКЮ таким образом, что афера Джидо не могла закончиться никак иначе, кроме как драматичным приговором, вынесенным на III Пленуме. По словам Дедиера, именно Ранкович уговорил Тито расправиться с Джиласом подобным образом, поскольку хотел отделаться от опасного соперника, после падения которого он начал хорошо спланированную травлю. Более того, одним ударом он хотел свалить и Карделя, поскольку намеревался стать «первым хозяином» при Тито (так его называли люди из ближнего окружения). Кардель узнал об этом и поэтому обострил свои отношения с Джиласом, хотя вначале он не был склонен поддерживать его полное отстранение от власти. «На III Пленуме, – рассказывает Дедиер, – он через очки, которые ему помогали скрыть свои мысли, постоянно бросал взгляды на Ранковича. Не прошло и года после смерти Сталина, как в январе 1954 г. было разбито единство “югославской четверки”»[1543]1543
  AS. Dedjer. T. e. 111. Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. S. 297-E, 312, 314.


[Закрыть].

* * *

Хотя советские средства информации не уделили большого внимания этим событиям, в московских руководящих кругах восприняли расправу с Джиласом со вниманием и одобрением, поскольку югославское правительство, отрекшись от «буржуазно-анархического ревизионизма», в то же время отказалось от критики советской системы[1544]1544
  Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. С. 257, 258; Rajak S. Yugoslavia. P. 59, 60.


[Закрыть]. В этом смысле весьма красноречива статья, вышедшая в газете Информбюро под заголовком «Пример Джиласа и югославская действительность». В ней было написано, что внутренняя и внешняя политика югославского правительства, опирающаяся на сотрудничество с Западом, пережила перелом и Югославии не остается ничего другого, как выбрать один из двух путей: либо остаться под ярмом иностранных монополий, либо снова воскресить братские отношения с народами миролюбивого лагеря, тем самым вступив на путь экономического и культурного подъема. Югославская пресса и радио утверждали, что речь идет о старой пропаганде сталинских кругов и было бы ниже их достоинства отвечать на подобные сочинения[1545]1545
  PA. B 11. Bd. 126. 1. S. 84, 85; Bd. 123. 1. S. 102.


[Закрыть]. На самом деле на внешнеполитической арене что-то начало меняться. В обращении к III Пленуму ЦК 16 января 1954 г. Тито повторил то, о чем часто говорил в последние годы, – что Югославия приближается к Западу, но это не влияет на ее внутреннюю политику. Самая большая ошибка Джиласа заключалась в том, что он этого не понимал[1546]1546
  Ibid. Bd. 126. 1. S. 28.


[Закрыть]. Исполнительный комитет предложил ему в письменной форме изложить свои идеи, чтобы проверить, возможно ли разрешить возникший конфликт. Но так как Джилас переживал из-за унижения на III Пленуме ЦК, он не хотел об этом ничего слышать. Когда Дедиер передал ему это предложение, Джидо начал сомневаться и в своем давнишнем друге, полагая, что он агент Тито. В таких условиях следующий инцидент был только вопросом времени[1547]1547
  Ridley J. Tito. A Biography. P. 332; NARA, CREST, Yugoslavia, 20.05.1954.


[Закрыть]. 22 декабря 1954 г. лондонская газета Times опубликовала интервью Дедиера, которое тот дал журналисту британского издания. В этом интервью Дедиер говорил о давлении, которому он подвергся из-за лояльности к Джиласу: «Я не соглашался и не соглашаюсь с некоторыми теоретическими положениями господина Джиласа, хотя я его уважаю как интеллектуала и гуманиста <…> Я не могу разорвать отношения с человеком, который сейчас настолько одинок. Я считаю, что коммунист в первую очередь должен быть человеком, и любое политическое движение, которое пренебрегает этикой и моралью, носит в себе ростки самоуничтожения»[1548]1548
  Maclean F. Josip Broz Tito. P. 430, 431.


[Закрыть]. В это же время, перед отъездом Тито в Индию и в Бирму, Джилас дал интервью журналисту New York Times в Белгаде, в котором подверг критике югославскую внешнюю и внутреннюю политику, утверждая, что власть находится в руках наиболее реакционных элементов в партии, и требовал свободы слова и введения двухпартийной системы. На съезде ЦК Боснии и Герцеговины в Сараево Кардель, который замещал Тито во время его отсутствия, выступил с острой критикой двух «обанкротившихся политиков», которые стали орудием в руках врагов Югославии в надежде, что они скоро вернуться к власти. Дедиер созвал у себя дома пресс-конференцию для иностранных журналистов, где намеревался опровергнуть заявления Карделя. Когда журналисты пришли, у дверей их ожидала группа сотрудников УГБ, которые сообщили им, что пресс-конференции не будет. С Джиласом он встретился 24 января 1955 г. в суде. В качестве адвоката они избрали Иво Политео, который в 1928 г. защищал Тито, а после войны – главарей усташей и архиепископа Степинаца. На завершающем заседании суда, которое было частично закрытым, но Политео назвал его корректным, приговоры, вынесенные судьями, были достаточно мягкими. Джиласа осудили на полтора года тюремного заключения, Дедиера – на полгода, и обоих условно. Если первый в ближайшие три года не совершит ничего противозаконного, а второй – в ближайшие два, то приговор будет отменен[1549]1549
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 557–559; AS. Dedijer. T e. 244. Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. Trinajsto poglavje. S. 511.


[Закрыть]. Было очевидно, что власти не хотели раздувать инцидент, чтобы избежать неприятной полемики с Западом, как с облегчением констатировали дипломатические круги в Белграде[1550]1550
  PA. B 12. Bd. 546.


[Закрыть].

Интервью Джиласа западным журналистам и приговор к тюремному заключению

Когда стало известно о трудностях, с которыми столкнулись Джилас и Дедиер, их британские друзья начали интересоваться, чем им можно помочь. Было решено, что они не будут выступать перед общественностью, поскольку это ухудшит ситуацию, однако частным образом побеседовали с югославским послом в Лондоне, связались с индийскими социалистами и просили их похлопотать об осужденных перед Тито. Возможно, это было не совсем безуспешным предприятием. Среди членов СКЮ мягкий приговор Джиласу и Дедиеру встретил в основном одобрение, а некоторые националистически настроенные круги в Сербии считали, что «словенцы и хорваты пытаются вытеснить сербов со всех важных позиций в руководстве страны». Черногорца Джиласа они считали сербом[1551]1551
  AJ. 837. KPR II-4-a. K 163. Komentari posle sudjenja Dilasu i Dedijeru. 12.11.1955;
  K 164, 165. Morgan Phillips (Secretary Labour Party) Titu. 21.04.1956.


[Закрыть].

Джилас был воодушевлен исходом процесса. «Этот приговор – прекрасная и великая вещь», – сказал он друзьям (и конечно же, УГБ). «Это дело рук Тито. Благодаря этому авторитет Тито возрос во всей стране и в мире. Приятно удивлен наличием демократии у нас <…> Я ожидал двух-трех лет строгого режима». Он поклялся, что будет уважать решение суда и что больше не будет иметь дела с политикой. Но спустя некоторое время изменил свое мнение, расстроившись, когда власти лишили его военной пенсии, которую он получал на протяжении всех последних месяцев и когда начались гонения на людей из его круга. Его выселили из виллы, где он жил, предоставив апартаменты в центре города, которые находились под строгим полицейским надзором. Помимо всего прочего, сотрудники УГБ часто устраивали провокации ему и его жене, пытались разрушить их брак и угрожали им физически. Из-за всего этого Джилас в своих заявлениях был импульсивен, с насмешкой отзывался о женах высших руководителей, указывал на то, что в Югославии люди занимают должности не за способности, а за доверие и преданность режиму. О жизненном стандарте в государстве он говорил следующее: «Как правило, у нас почти все культурные люди худые. Чего не скажешь о руководителях, которые только жрут и разбазаривают народное имущество. Если бы не это мотовство, другие люди не жили бы так бедно»[1552]1552
  Ibid. PR. II-4-a. K 163. Komentari posle sudjenja Dilasu I Dedijeru. 12.11.1955; Djokič D. Britain and Dissent in Tito’s Yugoslavia: The Dilas Affair. 1956 // European History Quarterly. 2006. Vol. 36, No. 3. P 374; NARA, CREST. Current Intelligence Bulletin. Possible Reopening in Yugoslavia of the Djilas Case. 27.05.1956.


[Закрыть]. В апреле 1956 г. он отправил два письма на имя Моргана Филлипса, секретаря британской лейбористской партии, в которых просил его поддержки[1553]1553
  Djokic D. Britain and Dissent in Tito’s Yugoslavia. S. 371–195.


[Закрыть]. Филлипс в письме Тито акцентировал внимание на «человеческой стороне проблемы», тем самым ухудшив положение, поскольку югославы в газете Borba ответили, что лучше бы они беспокоились о «человечности» колониальной власти Великобритании на Кипре и в Кении[1554]1554
  PA. B 12. Bd. 542.2; Djokic D. Britain and Dissent in Tito’s Yugoslavia. P. 376.


[Закрыть]. Уже в конце мая 1956 г. Джилас во время визита Тито в Москву послал открытое письмо в New York Times, а в начале июня, воспользовавшись случаем, дал интервью Джиму Беллу, директору европейского бюро американской газеты Times, с очевидным намерением своей критикой режима заслужить ореол мученика. Но с этим ему не повезло – сам Ранкович заявил, что власти не будут реагировать, и тогда он обратился к французской общественности и опубликовал в Paris Press и в Journal Amerikan статью, в которой обвинил Хрущева в том, что на самом деле он не думает проводить политику «оттепели». В этот раз в полемику с ним вступили ведущие белградские газеты Borba и Политика, но опять-таки без тяжелых последствий. В беседе с иностранными журналистами Джилас потом заявил, что эта реакция его не беспокоит, и предсказал, что еще будет печататься на Западе. При этом он дал понять, что не готов навсегда отказаться от политической деятельности[1555]1555
  PA. B 12. Bd. 546.


[Закрыть]; это он и доказал следующей осенью, когда вспыхнула «антисталинская» революция в Венгрии. В конце октября он дал интервью информационному агентству АФП, в котором подверг критике позицию Югославии, воздержавшейся от голосования в Совете безопасности ООН по вопросу о советском вмешательстве в дела Венгрии. При этом он обвинил югославскую дипломатию в догматизме и идеологической ограниченности. Свое осуждение он подкрепил публикацией в левой американской газете New Leader, в которой утверждал, что «коммунистические режимы Восточной и Средней Европы должны отдаляться от Москвы, в противном случае существует опасность, что их зависимость от нее будет возрастать всё больше. Югославия тоже не сможет избегнуть этого выбора. Как сопротивление Тито Сталину привело к неизбежному зарождению национал-коммунизма, так революция в Венгрии – начало полной гибели коммунизма»[1556]1556
  Ibid; ClissoldS. Dilas. P. 269.


[Закрыть].

После этих сенсационных заявлений информационное агентство ТАНЮГ 20 ноября 1956 г. сообщило, что против Милована Джиласа было возбуждено дело и что он уже арестован. Ему вменялось нарушение 118-й статьи уголовного права (антигосударственная деятельность и вражеская пропаганда), поскольку существовало «обоснованное подозрение, что он подверг критике югославскую внешнюю политику и внутреннее устройство, опубликовав статьи в иностранной прессе, которые являлись лживыми и не соответствовали действительности». Дедиер поспешил другу на помощь с открытым письмом, адресованным Тито, которое не было опубликовано и не оказало влияния на развитие событий[1557]1557
  PA. B 12. Bd. 546; NARA, CREST. Current Intelligence Bulletin. Yugoslav Arrest of Djilas. 21.11.1956.


[Закрыть]. Несмотря на то что за него заступился Владимир Бакарич[1558]1558
  Bilandžič D. Povijest izbliza. S. 202.


[Закрыть], в следующем месяце Джилас предстал перед судом, обвиненный в том, что в исключительно серьезных международных обстоятельствах критиковал Югославию и ее руководителей, обвинив их в национальном предательстве: якобы государство, по его мнению, находится в руках класса бюрократии, который замедляет ее демократизацию. Тем самым он пытался предоставить противнику аргументы, используя которые, тот мог бы оказывать давление на Югославию. Судебный процесс, который был закрытым, длился один день – теперь было ясно, что власти пытаются как можно скорее покончить с делом Джиласа и тем самым в зародыше уничтожить дальнейшие толки: прежний приговор был аннулирован и теперь его отправили на три года за решетку[1559]1559
  Dilas M. Tito. S. 292.


[Закрыть]. Как заключенный № 6880 он оказался в г. Сремска-Митровица, где сидел еще до войны. На этот раз к нему не проявили жалости: его посадили в одиночную камеру, где не было ничего, так что спать ему приходилось на голом полу. Приговор имел большой отклик на Западе, особенно среди европейских социалистов и социал-демократов[1560]1560
  PA. B 12. Bd. 546.


[Закрыть]. Тяжелое положение, в котором оказался Джилас, его не сломило. Уже несколько месяцев спустя, 12 августа 1957 г., в издательстве Praeger в Нью-Йорке вышла его книга «Новый класс», которую 29 июля с большой помпой в журнале Life представил Эдвард Крэнкшоу, один из наиболее известных историков коммунизма. Он утверждал, что эта книга – «политический динамит», который уничтожит теоретические основы коммунизма, что она – «самый острый антикоммунистический документ» из когда-либо опубликованных[1561]1561
  AJ. 837. KPR. II-4-a K 164 i 165. Pregled pisanja svetske štampe o Dilasovoj knizi «Nova klasa»; Svim DK Predstavništvima FNRJ, 02.10.1957.


[Закрыть]. В ней Джилас изложил свои, по большей части хаотичные, размышления последних лет, констатировав, что «демократия движущая сила социализма», что «социализм и демократия идут плечом к плечу» и выступил за свободу мысли и слова. При этом подчеркивал, что ни одна партия не может стать единственным рупором объективных потребностей общества, и решительно осудил партийный способ руководства: «.ее методы надзора – одна из самых постыдных сторон в истории человечества»[1562]1562
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 425; Dilas M. The New Class: An Analysis of the Communist System. London: Harvest, 1957. P 69.


[Закрыть].

Югославская печать, конечно же, ответила презрительными статьями в Borba («Смысл некой кампании»), в журнале Komunist («Бесстыдная кампания»), в Политике («Полупрозрачные намерения») и в Slovenski poročevalec («Много шума из ничего»), при этом тщательно избегая характеристики содержания самого текста и проблем, которые поднял автор. Они ограничились тем, что заклеймили Джиласа как «ренегата», «предателя своего движения и государства», «истерика», «деморализованного человека» и говорили прежде всего об отклике, который его книга может иметь на Западе. Развернулась организованная и дорогая «капиталистическая кампания», фундамент которой в первую очередь заложили британские лейбористы, и она была нацелена не только против Югославии, но и против всех социалистических государств, против социализма как такового, против миролюбивого сожительства и мира во всем мире. Тито лично просмотрел статью с выпадом против Джиласа, которую 11 августа 1957 г. опубликовала Borba, и собственноручно написал вывод: «Для нас в Югославии эта кампания будет иметь положительные последствия – теперь тем, кто до сих пор не верил, насколько глубоки враждебные чувства и недоверие, питаемые отдельными кругами Запада к нашему социалистическому государству и к социализму как таковому, всё стало предельно ясно»[1563]1563
  AJ. 837. KPR. II-4-a K 164 i 165. Članak «Borbe», poslan Titu za uvid. 10.08.1957.


[Закрыть]. Книга, которая при поддержке ЦРУ была переведена на 40 языков и напечатана тиражом 3 млн экземпляров, в Югославии, конечно же, была запрещена, впрочем, как и все иностранные газеты, которые сообщали о ней [1564]1564
  PA. B 12. Bd. 546; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 425; Dilas M. Vlast kao strast.
  S. 27; Dionisi David J. American Hiroshima: The Reason Why and a Call to Strengthen America's Democracy. Bloomington: Trafford Publishing, 2005. P. 163; Troy Th. M. Jr. The Cultural Cold War: The CIA and the World of Arts and Letters. Central Intelligence Agency. Library, 14.04.2008. P. 1. URL: https:www.cia.gov.library/center-for-the-study-of-intelligence


[Закрыть]. Несмотря на это, она распространялась в виде брошюр, которые издала оппозиционная и нелегальная группа «Союз освобождения» со следующим пропагандистским лозунгом: «Если ты коммунист – уничтожь эту полезную книжку! Если ты демократ – дай ее почитать своему самому близкому другу»[1565]1565
  NSK. Arhiv Bakaric. Kutija 47. Misli Milovana Dilasa u «Novoj klasi». Izdaja Saveza Oslobodjenje 1961.


[Закрыть].

Американское агентство United press 26 сентября 1957 г. объявило о новом процессе против Джиласа, который должен был начаться 4 октября в окружном суде. Эту новость на следующий день подтвердило югославское информационное агентство ТАНЮГ, в то же время Borba написала, что Югославия изменила бы основам международного сотрудничества, если бы не пресекла деятельности, которая непосредственно направлена против ее социалистического развития. В день процесса Borba обнародовала еще одну неподписанную статью под заголовком «Антисоциалистический памфлет», в которой были цитаты из книги Джиласа. Уже в ранние утренние часы этот номер был распродан. В то же время процесс в Митровице шел по уже накатанной дороге: Джиласа обвинили в том, что он нарушил 118-ю статью Уголовного кодекса и что публикацией своей книги пытался нанести вред внутреннему устройству и имиджу Югославии за границей. Джилас, который, по рассказам иностранных журналистов, со спокойным лицом предстал перед судьями, заявил, что он от первого до последнего слова защищает свою книгу и не готов отвечать на вопросы обвинителя, если судебный процесс не будет открытым. 5 октября был объявлен приговор: за враждебную пропаганду и нападки на конституционное устройство он был осужден на семь лет, которые были добавлены к прежним трем. Кроме того, у него на пять лет отняли гражданские права и все полученные ранее награды[1566]1566
  PA. B 12. Bd. 546.


[Закрыть].

Этот тяжелый приговор, конечно же, поднял много пыли и спровоцировал в дипломатических кругах в Белграде массу предположений, почему это произошло. По общему мнению, Тито пытался доказать внутреннюю сплоченность СКЮ и в то же время угодить Хрущеву, который во время встречи в Бухаресте в августе 1957 г. будто бы потребовал голову Джиласа[1567]1567
  Ibid.


[Закрыть]. На Западе, особенно в тех западноевропейских государствах, где у власти находились социал-демократы, процесс над Джиласом охладил симпатию к Югославии[1568]1568
  Ibid. Bd. 336.


[Закрыть]. Известный итальянский левый писатель Игнацио Силоне заявил в интервью: «.нам кажется, что и в тюрьме Джилас – это человек будущего»[1569]1569
  L’Express (Paris). 1957. 07.12.


[Закрыть]. Когда в конце октября госсекретарь по иностранным делам Коча Попович посетил Великобританию и там попытался завязать контакты с лейбористами, чтобы показать миру, насколько популярна югославская политика активного сосуществования, он не смог избежать вопросов о том, что происходит с Джиласом и другими политическими заключенными. В своем ответе он намекнул на возможность амнистии и в то же время добавил, что амнистии препятствуют определенные действия за рубежом, которые выглядят как вмешательство в югославские внутренние дела[1570]1570
  BA. DY 30/ IV 2/20/131.


[Закрыть]. Международное давление, которому подверглись югославские власти, не осталось без последствий. В камере Джиласа посетил Слободан Пенезич – Крцун, один из главных функционеров УГБ, с которым Джидо сотрудничал еще перед войной и в годы народно-освободительной борьбы. Джилас сказал ему, что не собирается отказываться от своих идей, но принял предложение подписать петицию, которую за него написал Ранкович[1571]1571
  RidleyJ. Tito. A Biography. P 357; Dilas M. Parts of a Lifetime. New York; London: Harcourt Brace Jovanovich, 1975. P 296, 297; AS. Dedjer. T e. 242. Izjava o Dilasu. X-1055.


[Закрыть]. В начале 1961 г. отношения между Белградом и Москвой снова были напряженными; Джилас адресовал белградскому руководству прошение о досрочном освобождении из заключения, поскольку тяжело его переносил. В нем он признал, что внутреннее и внешнеполитическое развитие страны разрушили его обвинения в адрес режима (на самом деле он отрекался от «нового класса») и обещал, что будет избегать любой деятельности, подобной той, за которую был осужден. 20 января он был условно помилован, очевидно, это было сделано и из уважения к западноевропейским социалистическим партиям и влияния британских лейбористов, с которыми югославские власти хотели иметь хорошие отношения[1572]1572
  Clissold S. Dilas. P. 280, 281; NIE 15–61. Outlook for Yugoslavia. 23.05.1961 // Yugoslavia. «National Communism». P. 263; AS. Dedijer.T. e. 242. Dilas oslobodjen. 19. in 20.01.1961.


[Закрыть].