Текст книги "Тито и товарищи"

Если бухарестская резолюция спровоцировала появление множества слухов, комментариев и интерпретаций на Западе, то не меньшее удивление она возбудила и в государствах-сателлитах, даже в кругах, близких к правительственным верхам. Партийная дисциплина и заговорщический образ мышления как в Югославии, так и в других странах, не допускали, чтобы известие о конфликте между Тито и Сталиным дошло до тех, кто не имел права о нем знать. В связи с этим примечательно свидетельство Вольфганга Леонгарда, молодого и многообещающего функционера ЦК КП Германии в советской зоне. Когда пришла весть об отлучении, по его словам, главная штаб-квартира партии превратилась в улей: хотя Советский Союз только что принял распоряжение о блокаде Берлина, о ней почти не говорили, настолько сильным было потрясение от резолюции Информбюро. Ответ югославов, который не опубликовала ни одна газета советского блока, но «БиБи-Си» и «Голос Америки» передавали во всех подробностях, вызвал еще большую сенсацию. В том, что Тито и его товарищи не подчинились и не признали своих ошибок, коммунистические активисты повсюду в Европе увидели вызов, который радикально разрушил не только догму критики и самокритики, но и систему сталинизма в целом[1171]1171
  Leonhard W. Child of the Revolution. London: Collins, 1957. P. 387–390.


[Закрыть].

* * *

При этом нужно учитывать, что некоторые обвинения Сталина были небезосновательными, хотя он и интерпретировал всё по-своему. Помимо прочего он обвинял Тито в стремлении «ликвидировать» КП, растворив ее в беспартийном Народном фронте, который был образован в августе 1945 г. как движение всех «демократических» сил югославского общества. Утверждая это, хозяин ссылался на его выступление на II Конгрессе этой организации в сентябре 1947 г., когда маршал задал риторический вопрос: «Имеет ли КПЮ какую-либо программу, отличную от программы Народного фронта? Нет. У коммунистической партии нет другой программы»[1172]1172
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 413. C. 80.


[Закрыть]. Было понятно, что тем самым он констатировал простой факт: КПЮ полностью захватила власть над Народным фронтом. А Сталин интерпретировал его слова так, будто бы Народный фронт овладел партией, ведь в него может вступить любой человек, который платит членские взносы. Поскольку было необходимо ответить на упрек в том, что КПЮ по сути «нелегальна» и на самом деле ее уже нет, Тито и его товарищи после долгих лет строгой конспирации, когда о партии ничего не говорили, решили предстать перед лицом общественности. В конце июля 1948 г. в Доме гвардии в парке Топчидер с большой помпой был организован V Съезд КПЮ. «В Белграде, – сообщала газета Manchester Guardian, – улицы как каньоны красных полотнищ, и всюду гигантские портреты Тито, которых больше, чем портретов Ленина и Сталина. Если сравнить роскошь красных знамен, то Москва 1 мая – лишь бледное подобие Белграда. Тот факт, что люди, по старому обычаю, украсили окна коврами и покрывалами, казался особенно примечательным, поскольку он свидетельствовал об искреннем, не навязанном пропагандой, воодушевлении» [1173]1173
  PirjevecJ. Tito, Stalin in Zahod. S. 164.


[Закрыть].

21 июля Тито открыл заседание Съезда речью, длившейся более семи часов. Несмотря на страшную духоту, царившую в Белграде, ему удалось дойти до конца выступления без видимой усталости, напротив, он читал свой текст со всё большим воодушевлением. Его выступление было не столько «политическим сообщением» (как назывался реферат), сколько развернутой демонстрацией истории Коммунистической партии Югославии, которая уходила своими корнями в далекий 1860 г. Тито акцентировал внимание на ее славном и полном жертв боевом прошлом и подчеркнул ее заслуги во время войны и в период послевоенного восстановления. Он решительно отверг резолюцию Информбюро как неслыханное оскорбление, покушение на единство партии и призыв к гражданской войне. Он подверг критике соседние государства социалистического «лагеря» за недавно высказанные в отношении Югославии критические замечания и с сарказмом заклеймил тех «великих марксистов», которые догматически интерпретируют теорию и забывают, что ее цель – прежде всего дать руководство к действию. Давая обзор внешней политики, он подтвердил приверженность Югославии Советскому Союзу и высказал неизменное желание КПЮ сохранить хорошие отношения с ВКП(б). «До сих пор КПЮ достойно выполняла свою историческую миссию, и я глубоко убежден, что так же будет выполнять ее и впредь, добившись победы в строительстве социализма в нашей стране, что своей твердостью и единством, своей безграничной преданностью учению Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина она на деле докажет, что не отклонилась от их пути»[1174]1174
  Dedijer V. Dokumenti 1948. Vol. I. S. 368–376.


[Закрыть].

Эту речь, которая много раз прерывалась приветственными криками и овациями в честь партии и маршала, по его указанию передавали по радио на заводах, улицах и площадях. Ее сопровождала буря аплодисментов, достигших пика в конце съезда. Тито закончил выступление громким лозунгом: «Да здравствует великий Советский Союз во главе с гениальным Сталиным!», хотя было совершенно ясно, что он не собирается ему следовать[1175]1175
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 295, 361, 393; ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 27.


[Закрыть]. «Тот, кто присутствовал на этом съезде, – рассказывает в своих воспоминаниях Алеш Беблер, – не сравнит его ни с каким другим собранием. Полный зал, много тысяч человек были в гневе из-за неслыханных обвинений и готовы дать ясный, решительный, бескомпромиссный ответ. Поэтому было столько лозунгов и пения, аплодисментов и скандирования. Все мы словно стали единым целым. Когда на трибуне появляется Тито, и когда кто-то очень четко формулирует свою позицию, кличам “Тито – партия”, “Тито – армия”, “Тито – ЦК” нет ни конца, ни края. Они разносятся по всему залу, из конца в конец. Появились новые тексты на мотивы старых партизанских песен: “Druže Tito mi ti si kunemo, da sa tvoga puta ne skrenemo” и “Što je više kleveta in laži, Tito nam je milji i draži”[1176]1176
  «Товарищ Тито, мы тебе клянемся, что с твоего пути мы не свернем» и «Чем больше клеветы и лжи, тем Тито нам милее и дороже».


[Закрыть]»[1177]1177
  Bebler A. Čez drn in strn. Spomini. Koper: Založba Lipa, 1981. S. 187; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 363; Koprivc J. Generalov let. S. 93.


[Закрыть].

Харизматичная личность Тито полностью овладела съездом, и не только благодаря умелой режиссуре агитпропа – в зале его портрет доминировал над портретами Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, – но и потому, что большинство делегатов действительно видели в нем оплот и защиту от московских угроз, вождя, который воплощает в себе национальную гордость, способную противостоять братьям и бывшим примерам для подражания, которые внезапно стали врагами. Это коллективное чувство убедительно выразила Borba, которая, как это делала и Правда по поводу крупных торжеств, 21 июля опубликовала портрет Тито размером более четверти газетной страницы. Только там разместили не фотографию (в СССР было принято печатать фотографии Сталина), а снимок знаменитой скульптуры Августинчича, изображавшей Тито в военной шинели и с выражением непреклонной решимости на лице. В общем, Тито в большей степени, чем когда-либо прежде, стал символом сопротивления и стремления югославских народов к независимости[1178]1178
  PirjevecJ. Tito, Stalin in Zahod. S. 166.


[Закрыть].

Оппозиция Информбюро

После V съезда, подтвердившего полномочия партийного руководства, Сталин стал вести борьбу против Тито по-новому: из Москвы в Югославию посылались нелегальные листовки, напечатанные в издательстве «Правда», в которых раскрывалось содержание тайной корреспонденции двух вождей периода весны предыдущего года. Инициаторы этой акции явно стремились убедить югославское общественное мнение в справедливости советских обвинений против белградского режима, а также запугать людей. Уже с марта распространялись слухи, что все те, кто оказывает сопротивление Советскому Союзу, будут убиты на месте или отправлены в Сибирь, когда к власти придут «здоровые силы»[1179]1179
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 460.


[Закрыть]. Хотя на съезде из 2323 делегатов против Тито проголосовали только пять, т. е. никакой оппозиционной группы сформировано не было, маршал и его товарищи боялись просталинских волнений. Поэтому, а также из страха перед нападением с Востока или Запада, помимо ЮА, которая в последние годы была сильно русифицирована, они снова организовали партизанские отряды, которым, очевидно, доверяли больше[1180]1180
  NSK. Arhiv Bakaric. Kutija. 33. Razgovor Tita sa rukovodiocima Hrvatske u Zagrebu, 02.01.1969; ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 27.


[Закрыть]. При этом характерно, что после опубликования бухарестской резолюции в армии на целый месяц прекратились ежедневные тренировки, их заменили интенсивными занятиями в идеологической школе для солдат и старшин[1181]1181
  BilandžičD. Povjest izbliza. S. 696.


[Закрыть]. После войны в главных военных академиях Советского Союза обучались 17 югославских генералов и около 600 офицеров и младших офицеров. Сталин рассчитывал на них, и тем, кого бухарестская резолюция застала в СССР и кто захотел вернуться на родину, разрешил уехать. Конечно, в Югославии их приняли с большим и отчасти обоснованным недоверием[1182]1182
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 349.


[Закрыть].

Несмотря на бдительность УГБ, развившей бурную деятельность, чтобы в зародыше подавить любую акцию в поддержку Информбюро, «здоровые силы» вскоре начали проявляться. Первым подал голос бывший «ваххабит» черногорец Радонья Голубович, югославский посол в Бухаресте. В начале августа 1948 г. он опубликовал в газете Scanteia обширное письмо, посланное им за несколько дней до того Президиуму белградского съезда. Он писал, что был убежден, что КПЮ и ее ЦК постараются преодолеть раскол между братскими коммунистическими партиями, но возобладавшая в них политическая линия только ухудшила положение. «В нашей партии господствует унизительное насилие. Всех товарищей, которые выступают, пусть даже робко и не агрессивно, против антимарксистского и антисоветского поведения ЦК КПЮ, исключают из партии и разными способами заставляют отказаться от своей точки зрения, а если это не удается, то бросают их в тюрьмы». Голубович не собирался следовать за руководством по пути мелкобуржуазной дегенерации, будучи убежден, что Югославию неизбежно ждет печальная судьба колонии западного империализма. И поэтому он заявил, что отказывается от должности посла. Это решение вызвало сильный резонанс и поставило белградские власти в затруднительное положение, ведь его протест перепечатали Правда, вся международная коммунистическая печать и западные газеты[1183]1183
  Pirjevec J. Tito, Stalin in Zahod. S. 173; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 406.


[Закрыть].

Появление просталинской оппозиции, которое официально подчеркиваемое единство партии не сумело полностью закамуфлировать, через несколько дней подтвердили события в Черногории. Там за одну ночь сменили большую часть правительства: без каких-либо объяснений были сняты с занимаемых должностей заместитель председателя исполнительного совета и другие функционеры высшего звена. Все они были делегатами на недавнем съезде КПЮ. «Небольшие отклонения», как конфиденциально сообщил Алеш Беблер западным журналистам, имели место и в союзном правительстве, и в республиканских властных структурах. Повсюду возникали более или менее жизнеспособные ростки сопротивления, были даже случаи, когда старые коммунисты возвращались в леса, чтобы снова организовать партизанскую борьбу против «фашистов». Не говоря уже о дипломатах за границей, многие из которых использовали возможность спрятаться под крыло Москвы. (Всего политическими эмигрантами стали около 5 тыс. человек.) Самыми опасными, конечно, были волнения в армии, среди ее офицерских кадров; многие спрашивали, какие перспективы ждут югославскую армию, если она потеряет свою роль левого крыла Красной армии и вместе с партией и государством, будучи в изоляции, ввяжется в авантюру. Среди тех, кого заманили сирены НКВД, был даже Бошко Чолич, первый из охранников Тито, во время войны и после ее окончания не отходивший от него ни на шаг. После бухарестской резолюции он сделал дырку в стене рабочего кабинета Тито и вставил в нее подслушивающее устройство. Когда его раскрыли, то должны были приговорить к смертной казни, но Тито этого не допустил. Его осудили на 20 лет тюремного заключения, но уже через 10–12 лет помиловали. Естественно, этот эпизод держался в строгой тайне [1184]1184
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 462; Velebit V. Svjedok. S. 81: AS. Dedjer. T. e. 244.
  Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. Poglavje X. S. 334.


[Закрыть]. Как и заговор генерал-майора Момы Юровича – Вала, который, согласно сообщению Джиласа, якобы собирался «ликвидировать» главных членов Политбюро во время игры в бильярд на вилле Тито[1185]1185
  Andrew C., Mitrokhin V. The Sword and the Shield. P. 357.


[Закрыть]. Однако не пришлось долго ждать и инцидента, получившего широкий отклик. В ночь с 12 на 13 августа 1948 г. три офицера ЮА, пользовавшиеся большим авторитетом, предприняли попытку нелегально пересечь румынскую границу и сбежать в Бухарест. Самым известным из них был 41-летний черногорец генерал-полковник Арсо Йованович, бывший начальник Верховного штаба Тито, который попытался после V Съезда организовать военный путч. Правда, успеха не добился [1186]1186
  Banac I. Sa Staljinom protiv Tita. S. 130; Swain G. R. Tito. A Biography. S. 96.


[Закрыть].

Уже в начале войны оказалось, что он не способен стать цементирующим фактором в партизанском товариществе[1187]1187
  Nenadovic A. Razgovori s Kočom. S. 70.


[Закрыть]. В народно-освободительную борьбу он привнес всю жесткость старой югославской армии, и свою роль в этом сыграл его психологический профиль. Он был мужественным и общительным человеком, но узких взглядов, фанатиком, ксенофобом по отношению ко всему западному и к тому же страстным русофилом. В 1941 г. в Черногории, он, будучи помощником Джиласа, по локоть замарал руки кровью «сыновей кулаков»[1188]1188
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 131.


[Закрыть]. Несмотря на то что он приступал к решению проблем с эмоциональным накалом, который не умел обуздать силой разума, Тито ценил его военные способности и часто поручал ему ответственные задания[1189]1189
  Nikoliš G. Korijen, stablo, pavetina. S. 397, 398.


[Закрыть]. 1 февраля 1944 г. он вместе с Жуйовичем возглавлял югославский отряд, встретивший русскую миссию в Верховном штабе[1190]1190
  Ambrožič L. Novljanovo stoletje. S. 313, 328, 358; Nikoliš G. Korijen, stablo, pavetina.
  S. 397, 398.


[Закрыть]. А в январе следующего года вместе с Хебрангом отправился в Москву на важные военно-политические переговоры. Именно тогда четче обрисовались границы его интеллектуальных и психических возможностей. В Генеральном штабе Красной армии он по-детски спрашивал собеседников, как организовать ЮА и Министерство обороны, будто югославы не имели никакого опыта в этих делах[1191]1191
  Nikoliš G. Korijen, stablo, pavetina. S. 634.


[Закрыть]. А на ужине у Сталина он совсем потерял голову. Хозяин в тот вечер намеренно оскорблял своих гостей, утверждая, помимо прочего, что болгарская армия лучше югославской. Припомнил он и пренебрежительное отношение Джиласа к Красной армии, что настолько потрясло Арсо Йовановича, что он заорал в истерике: «Товарищ Сталин, вы понимаете, как вы можете такое, товарищ, товарищ!» По другой версии, он якобы вскочил со стула и двинулся к Сталину, будто хотел дать ему пощечину. Хебранг его резко одернул: «Арсо, приказываю тебе прекратить»[1192]1192
  Ibid. S. 634; Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 350; AS. Dedjer. T. e. 7; T. e. 271. Pričevanje Peka Dapčevica, 02.04.1980.


[Закрыть]. Вернувшись в гостиницу, он бросил ему: «Если меня спросят, ты больше не будешь не то что начальником Верховного штаба, но даже простым солдатом»[1193]1193
  Kisic Kolanovic N. Hebrang. S. 155.


[Закрыть]. Той же ночью к ним пришли два полковника НКВД и устроили Йовановичу жесткий допрос, ссылаясь на то, что он проявил неуважение к Сталину. И даже якобы вынудили его подписать обязательство сотрудничать с советскими секретными службами. С того момента Арсо стал горячим приверженцем Сталина и зашел настолько далеко, что потребовал, чтобы югославские генералы носили советскую форму [1194]1194
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 350; AS. Dedijer.T. e. 7.


[Закрыть].

Возможно, в том числе и из-за упомянутого инцидента он был вынужден в следующем году передать свою должность командующего Верховным штабом Коче Поповичу и уехать для повышения квалификации в Москву, в Академию им. Ворошилова. Там он еще больше запутался в сетях НКВД, который стал его шантажировать из-за связи с дочерью одного советского генерала (Йованович был женат, а в партии всё еще господствовало пуританство военных лет). И это, судя по всему, стало известно югославским тайным службам. В мае 1948 г., по возвращении на родину, его ждал очень холодный прием: с остальными 16 товарищами, обучавшимися в Советском Союзе, он предстал перед особой комиссией, во главе которой стоял заместитель министра обороны Иван Гошняк. Что, вероятно, очень его обидело. Во время встречи с Тито он вел себя, по словам самого маршала, «как мокрая курица»[1195]1195
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 349; AS. Dedijer. T. e. 252. Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. Poglavje VII. S. 288.


[Закрыть]. Хотя его еще можно было увидеть в кругу ближайших соратников Тито, стало очевидно, что югославское руководство ему больше не доверяет. Ему предоставили довольно скромную должность начальника Военной академии, что его очень разочаровало и уязвило его гордость. Уже во время ареста Жуйовича и Хебранга ходили слухи о связи Йовановича с ними, но они затихли, когда показалось, что он поддерживает линию Тито. Впервые после возвращения из Советского Союза он появился перед общественностью, когда вместе с другими генерал-полковниками югославской армии (всего их было пять) стал делегатом на партийном съезде в Белграде. Хотя его роль в работе съезда не была значительной, его всё же избрали членом комиссии по подготовке новой программы партии[1196]1196
  PirjevecJ. Tito, Stalin in Zahod. S. 179.


[Закрыть].

Неудавшийся побег, для Йовановича закончившийся смертью, а для его черногорских товарищей – арестом, стал настоящей сенсацией и возбудил сильное любопытство. Сразу же появились слухи, что авантюра несчастного генерала является частью продуманного политического плана, цель которого – подорвать твердость позиций белградского правительства. За осуществление его якобы несут ответственность А. Я. Вышинский и румынский министр Анна Паукер. По слухам, эти партийные и государственные руководители прибыли в Белград не только из-за международной конференции о плавании по Дунаю, организованной в августе 1948 г., но прежде всего для того чтобы подготовить побег некоторых югославских деятелей, которые сразу же по прибытии в Бухарест должны создать эмигрантское правительство. Советский Союз и его союзники признали бы это правительство, что дало бы ему возможность призвать югославских коммунистов к восстанию и обратиться к восточным армиям за помощью[1197]1197
  PirjevecJ. Tito, Stalin in Zahod. S. 180; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 461.


[Закрыть]. Факт, что Арсо Йованович при побеге в Румынию взял с собой печать Генерального штаба ЮА, только укрепило эти подозрения, ведь нетрудно было представить себе, что ей он заверил бы призыв к Красной армии вмешаться в ситуацию в Югославии и свергнуть титовскую клику предателей [1198]1198
  Čosič D. Piščevi zapisi (1969–1980). S. 241, 242.


[Закрыть].

Это событие сильно обеспокоило югославское руководство. Как Йованович, так и его товарищи Бранко Петричевич и Владо Дапчевич – обоих арестовали – входили в число наиболее авторитетных партизанских борцов. Петричевич тесно сотрудничал с Вукмановичем – Темпо в политическом руководстве армии и на V Съезде был избран в комитет по редакции устава партии[1199]1199
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 428.


[Закрыть]. В том же ключевом учреждении работал и Дапчевич, который к тому же являлся сводным братом Пеко, одного из известнейших генералов ЮА. Вукмановича – Темпо это событие настолько потрясло, что он предложил Тито уйти в отставку, которую тот не принял. Естественно, в Белграде тут же приняли меры, чтобы подобные дезертирства более не повторялись. Усилили контроль на границах и аннулировали все паспорта, чтобы не вводить их владельцев – а ими являлись лишь представители руководства режима – в искушение. Однако, несмотря на все меры по укреплению безопасности, 14 августа удался еще один побег, вызвавший широкий резонанс: Перо Попивода, который только 17 июля получил звание генерал-майора, на самолете эмигрировал в Бухарест. Там он в конце месяца выступил с заявлением, что оставил родину, поскольку не хочет стать жертвой «террориста» Ранковича[1200]1200
  PirjevecJ. Tito, Stalin in Zahod. S. 181.


[Закрыть]. Большинство и тех, и других приверженцев Сталина являлись черногорцами, что отвечало эмоциональному настрою населения этой республики. Помимо традиционной привязанности к России тут нужно учитывать и разочарование многих партизан и их семей, возникшее из-за трудных условий жизни в послевоенной Югославии: «Если русские придут, настанет справедливость, будут места и зарплата!»[1201]1201
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 451, 474; Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. С. 391.


[Закрыть]

Известие о смерти Йовановича Borba опубликовала 18 августа 1948 г., в день завершения Дунайской конференции. Было очевидно, что это напутствие Паукер и Вышинскому, улетавшим из Белграда, потерпев поражение. Отклика восточных государств не пришлось долго ждать. Их реакция была бурной и по тону и стилю высказываний напоминала ту антизападную травлю в прессе, которую за несколько недель до того вызвало покушение на Тольятти. Уже 20 августа неофициальное румынское агентство Ager Press в сообщении, которое потом перепечатали все восточноевропейские газеты, обвиняло «предательскую клику Тито – Ранковича» в гитлеровских методах и утверждало, что Йованович пал жертвой «подлого преступления». Затем подобные обвинения (которые можно было услышать и в Белграде) стали поступать отовсюду. В Венгрии сам Матиаш Ракоши, генеральный секретарь КП, в явно истерическом тоне выражал протест по поводу насилия югославских руководителей, которые убивают искреннейших демократов и славнейших героев освободительной борьбы. «На сторонников Советского Союза и пролетарского интернационализма сейчас в Югославии охотятся как на диких зверей». В последующие дни эта травля в прессе, в которой советские газеты сначала не принимали участия, еще усилилась. Бухарестская газета Scanteia 24 августа опубликовала большую статью сбежавшего Голубовича, в которой тот, помимо прочего, заклеймил руководителей КПЮ как «банду убийц и злодеев», использующих фашистиские методы, подобные методам Гитлера, Муссолини и Франко[1202]1202
  Pirjevec J. Tito, Stalin in Zahod. S. 183, 184; Kranjc M.F. Skrivnostna smrt general polkovnika Arsa Jovanoviča, načelnika VŠ NOVJ, je končno razkrita! S. 1–7. URL: http://users.volja.net/marjankr/dok/arso-smrt-razkrita.pdf.


[Закрыть].

Статья Голубовича переполнила чашу терпения югославов. До тех пор белградское правительство делало всё, чтобы, несмотря на разногласия, доказать свою приверженность социалистическому лагерю. В полемике с печатью Информбюро югославская пресса отвечала на нападки исключительно в оборонительном тоне. Но ввиду постыдных обвинений, которые после объявления о смерти Йовановича лавиной посыпались из восточных столиц, и не только в прессе, но и в пропагандистских радиопередачах, белградское правительство ощутило потребность изменить свое поведение. Оно перешло в наступление, и началось это с официальной ноты от 25 августа, адресованной румынскому министерству иностранных дел. Это был важный сдвиг в югославской стратегии, осуществить который стало возможно во многом благодаря недавней внутренней консолидации партии. Нота была составлена в тоне, неприемлемом не только для бухарестского правительства, но и для Москвы, явно управлявшей им из-за кулис. Она осуждала поведение высших руководителей Румынии, начиная с «госпожи» Анны Паукер, осмелившейся открыто подстрекать югославских коммунистов свергнуть свое руководство. Поскольку среди тех, кто раздувает вражду, – виднейшие члены правительства Народной Республики Румынии, было написано в белградском послании, отношения между государствами неизбежно испортятся. Тем более, что их непростительная активность ухудшает положение социалистической Югославии в борьбе против империалистических сил. Подобная нота на следующий день была послана венгерскому правительству. В обоих посланиях подчеркивалось главным образом одно: если социалистический фронт на Балканах и в Средней Европе распадется, то это наверняка произойдет не по вине белградского правительства[1203]1203
  Ibid. S. 184, 185.


[Закрыть].