Текст книги "Тито и товарищи"

За словами последовали и действия. Так как югославские власти понимали, что после разрыва со Сталиным они должны укрепить свою популярность в массах, по большей части враждебно относившихся к коммунистическому режиму, они приняли ряд либеральных законов в общественной и культурной сфере. 1 января 1950 г. они объявили амнистию более 7 тыс. политических заключенных (разумеется, исключая информбюровцев), стали в определенной степени допускать критику, смягчили ограничения на поездки за границу для студентов, интеллектуалов и спортсменов и ослабили давление на религиозные группы. А прежде всего – внесли изменения в пятилетний план, предусматривавший ударную индустриализацию. Уже 12 ноября 1950 г. Тито в интервью для агентства печати Западной Германии заявил, «что такого пятилетнего плана, каким был первый, больше не будет». Он подчеркнул, что югославская экономика всё больше будет ориентироваться на товары широкого потребления, поскольку «в следующие пять лет мы должны прежде всего поднять уровень жизни» При этом он признал, что национализация мелких предприятий была ошибкой и что в ближайшее время некоторые из них будут возвращены собственникам[1428]1428
  NIE-7. The Current Situation in Yugoslavia, 21.11.1950 // Yugoslavia. From «National Communism». P. 85, 91, 92.


[Закрыть].

Существенным шагом в направлении либерализации стало выступление Эдварда Карделя 31 марта 1952 г., в котором он представил проект закона о народных комитетах. Сначала, опираясь на марксистскую идеологию, он показал, каким образом советская система трансформировалась в бюрократический деспотизм, затем обрисовал наиболее важные особенности югославской системы. Она должна была основываться на самоуправлении рабочего класса, на полноценном развитии демократии, общественной и экономической жизни с помощью органов самоуправления, рабочих и народных комитетов и по возможности на как можно более широкой децентрализации и либерализации. Цель коммунистов – создание нового беспартийного общества, в котором каждый гражданин будет прямо и сознательно, без посредников, принимать участие в организации общественных дел и в строительстве социалистической демократии[1429]1429
  TNA. FO 371/102159/WY 1016/14; Kardelj E. O komuni. Ljubljana: Državna založba Slovenje; Beograd: Stalna konferenca mest in občin Jugoslavje, Radnička štampa, 1981. S. 201–216.


[Закрыть]. «Во время выступления Карделя, – прокомментировал Коцбек в дневнике, – я мгновенно почувствовал, что, несмотря на иногда даже впечатляющие усилия партии, суть “народной (или социалистической) демократии” в организации чисто внешней, механистической жизнедеятельности, <…> вне зависимости от субъективных потребностей человека. Несмотря на проведенный анализ системы коммунистической демократии, политическая спонтанность оказалась недосягаемой – из-за наличия только одной политической организации, навязывания единственно возможного мировоззрения и секретной организации политической полиции»[1430]1430
  Kocbek E. Dnevnik 1952. Ljubljana: Cankarjeva založba, 2003. S. 144.


[Закрыть].

Несмотря на справедливость этой критики, интеллектуальное пространство в югославской реальности всё больше расширялось. Власти отказались от политики русификации, усиленно проводившейся в 1945–1947 гг., и в январе 1950 г. приняли резолюцию, согласно которой изучение русского языка в школах стало таким же, как изучение других иностранных языков. Русские учебники, особенно по общественным наукам, заменили, а Коммунист в августе того же года оповестил, что сталинский «Краткий курс истории КПСС» больше не входит в список обязательной партийной литературы. 23 сентября в Белграде даже открылась выставка Мичи Поповича, и на ней была представлена брошюра, в которой художник резко критиковал любой тоталитарный контроль над искусством. Печатный орган сербского Народного фронта 20 октября дал комментарий, что «некоторые взгляды Поповича не верны, но никто не лишает его права их высказывать»[1431]1431
  NIE-7. The Current Situation in Yugoslavia, 21.11.1950 // Yugoslavia. From «National Communism». P. 89; Rajak S. Yugoslavia and the Soviet Union. P. 28–32.


[Закрыть]. Эту либеральную тенденцию подтвердил в начале октября 1952 г. III Конгресс литераторов в Любляне. В речи на его открытии Мирослав Крлежа, который к тому времени преодолел свои страхи, подчеркнул необходимость свободы творчества. Он осудил отказ от участия в общественной жизни тех, кто утверждал, «что революции приходят и уходят, а лирическая поэзия остается», при этом отверг и точку зрения тех, кто считал, что при социализме возможна только ангажированная и тенденциозная литература. Его выступление было характерным для интеллектуальной атмосферы, которая сложилась в Югославии в начале 1950-х гг. Агитпроп был преобразован в Комиссию по культуре и просвещению, контролировавшую все средства массовой информации, воспитательные учреждения и сферу искусства, причем отменили превентивную цензуру, но только не обязанности тех, кто следил за тем, чтобы работники радиовещания, образования и культуры придерживались линии партии. Вопреки всему в интеллектуальной жизни на всех ее уровнях стало чувствоваться влияние Запада, его стилей и моды. На тягу к обновлению и искушения, обуявшие деятелей искусства и других интеллектуалов, власть смотрела одобрительно, но и с некоторым беспокойством, опасаясь, что Запад приманит их «мелкобуржуазными» посылами, и они попадут в его силки. Не случайно речь Мирослава Крлежи на конгрессе писателей прочитали и поддержали Эдвард Кардель и Милован Джилас[1432]1432
  Pirjevec J. Jugoslavija. S. 715; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 522, 523; NARA. CREST. Central Intelligence Bulletin. Belgrade Embassy Analyses Communist Party Weaknesses in Slovenia, 14.04.1952; Information Report. Control of the Press in Yugoslavia, 17.05.1954.


[Закрыть]. Подозрительность партийных руководителей по отношению к интеллигенции в целом, а к гуманитарной – в особенности, осталась, хотя чаще стали высказываться и более толерантные мнения [1433]1433
  Dabčevič-Kučar S. ‘71. Hrvatski snovi i stvarnost. Vol. II. S. 715.


[Закрыть]. В этом смысле характерны республиканские съезды СК Сербии, Хорватии, Словении и Македонии 1954 г., на которых было четко сформулировано требование «свободы в сфере науки, искусства и культуры». К глубокому возмущению советских наблюдателей, Кардель на съезде в Сербии даже заявил, что «гангстерская» литература и голливудские фильмы являются «первым шагом на пути к более высокой культуре»[1434]1434
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 323. C. 135.


[Закрыть]. В освобождении творчества от пут соцреализма, который в Советском Союзе проповедовал Андрей Жданов и который после войны стал популярен и в Югославии, вероятно, определенную роль сыграло отрицательное отношение Тито к этому стилю. «Как ты смотришь на социалистический реализм?» – спросил его Дедиер в 1952 г. «Это, братец мой, как будто лопатой намалевано»[1435]1435
  Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 609.


[Закрыть].

VI Съезд КПЮ

Об отходе от большевистской ленинской партии наиболее решительно было заявлено на VI Съезде КПЮ, где югославские коммунисты провозгласили себя единственными истинными наследниками Карла Маркса, обязанными построить первое в мире социалистическое общество[1436]1436
  Dilas M. Tito. S. 105; ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 27.


[Закрыть]. Из-за бурных диспутов в кругу власть имущей четверки, в которой Кардель и Джилас были наиболее решительными сторонниками перемен, съезд открылся в Загребе с опозданием на две недели и проходил со 2 по 7 ноября 1952 г. со всей возможной помпой, характерной для подобных партийных встреч[1437]1437
  AS. Dedjer. T. e. 143. Dr. Vladimir Dedjer – Umag. Kardelj. S. 3; NARA. CREST. Central Intelligence Bulletin. Significance of Yugoslav Communist Party Congress Posponement, 29.09.1952.


[Закрыть]. На него пригласили также индийских и индонезийских социалистов, с которыми Тито в обществе ведущих политиков провел беседу накануне пленарного заседания. Протокол этой встречи любопытен, поскольку показывает, как далеко зашли югославы в своих размышлениях и планах. И как сильно уже в то время различались их политические взгляды, хотя они сами еще не осознавали этого в достаточной мере. На встрече Тито в первую очередь подчеркнул, что Народный фронт всё больше приобретает социалистический характер, ведь он принял программу строительства социализма. Однако он функционирует не так, как надо. «Чтобы не потерять 8 миллионов человек, мы создадим из Народного фронта Социалистический союз трудового народа. Этот союз установит связи с другими социалистическими партиями и, возможно, не сегодня – завтра вступит в Социалистический интернационал». (В нем бы он благодаря своей многочисленности стал одной из крупнейших партий.) «Другое дело, важное для нашей внутренней жизни, – продолжил Тито, – а также жизни нашей Партии и дальнейшего развития теории и практики социализма, это переименование нынешней КПЮ в Союз коммунистов Югославии. Последний играет другую роль и имеет другую задачу на современном этапе нашего внутреннего развития. Он должен всё больше приобретать воспитательный характер. Если бы мы и дальше шли по нынешнему пути, то, несмотря на все усилия избавиться от бюрократических методов, это бы вело нас в том же направлении. Из органа диктатуры пролетариата партия не смогла бы трансформироваться в фактор воспитания широких масс в духе социализма. Коммунисты у нас не будут иметь привилегий, не будут занимать общественные должности только потому, что они являются коммунистами. Тем самым мы стремимся избежать повторения советской практики, когда партия превращается в бюрократический организм. Эти две организации, Социалистический союз народов Югославии и СКЮ, в определенном смысле связаны, но дополняют друг друга». Джилас зашел еще дальше и говорил о значении югославского опыта для всех народов, тогда как Кардель подчеркнул, что социализм в высокоразвитых странах Западной Европы может реализоваться самыми разнообразными способами и проводиться самыми разными партиями: «Даже некоммунистические партии и группы могут воспользоваться такими формами». Этот дерзкий полет мысли Тито потом несколько притормозил, напомнив о значении демократического централизма внутри партии, даже если она хочет работать только как воспитательница. «Без него нет равномерного идейного развития». Джилас затем сказал, что демократический централизм, значение которого подчеркивал Ленин, не является его изобретением: уже якобинцы были демократическими централистами. А русские превратили его в вампира. Однако при демократическом централизме следует проводить различия между государством и партией. Тито его поправил: «В России нет демократического централизма, там есть централистский бюрократизм»[1438]1438
  NSK. Arhiv. Bakarič. Kutija 22. Informativni bilten. Broj 8. Izdanje Sekretariata Komisije CK KPJ za medjunarodna pitanja, Beograd, 15.12.1952.


[Закрыть].

На VI Съезде стандартное приветствие «героя Тито» и других руководителей партии оставалось всё таким же бурным и единодушным – «не всегда по велению сердца и по убеждению, а скорее по привычке и согласно протоколу съезда»[1439]1439
  ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1868). S. 28.


[Закрыть]. Как обычно, 2 тыс. делегатов якобы единогласно приняли решения. Несмотря на эту тщательную режиссуру, опирающуюся на традиции, которую подпортил только неожиданный выпад секретаря союзного правительства и бывшего генерала Момы Джурича против главы сербского правительства Петра Стамболича за то, что тот соблазнил его жену [1440]1440
  RankovičA. Dnevničke zabeleške. S. 42.


[Закрыть], съезд действительно стал переломным. Советский Союз на нем заклеймили как гегемонистскую силу, которая предала Октябрьскую революцию, переняла империалистическую политику царской России, вытолкнула крестьян обратно в феодализм, а рабочих оставила на милость деспотичной партийной бюрократии. Во вступительном докладе Тито использовал тезис Кидрича о «государственном капитализме», который будто бы утвердился в Советском Союзе, а также язвительно высказался о теории «руководящей нации» внутри советской системы. Тут он опирался на Карделя, который предупреждал об опасности того, что победивший пролетариат может сесть на шею другим народам. «В многонациональном государстве теория титульной нации на деле является выражением подчинения, национального угнетения и экономической эксплуатации других народов. <…> Понятно, что нерусские нации сопротивлялись и сейчас еще сопротивляются такой теории и практике»[1441]1441
  Dedyer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 513.


[Закрыть].

* * *

На основе этих выводов югославы вернулись к Марксу: они не только переименовали КПЮ в Союз коммунистов Югославии (СКЮ), по примеру его «Манифеста» 1848 г., но и возвестили, что децентрализуют государственное управление и передадут его в ведение общин или коммун. При этом, в соответствии с идеями Ленина, они подчеркивали необходимость отмирания государства, и утверждали, что по этому вопросу в социалистической теории и практике есть два направления: первое, «теистическое», предало классиков марксизма, так как пыталось задушить аффирмацию личности, освобождение труда или рабочего класса, и другое, «атеистическое», которое не признает никакой другой силы и воли, кроме той, которая исходит от рабочего человека и класса[1442]1442
  Vlahovič V. Strogo pov. S. 75.


[Закрыть]. Югославские коммунисты, конечно, провозглашали себя приверженцами «атеистической» струи и ссылались на ленинскую новую экономическую политику, когда утверждали, что плановую экономику необходимо заменить рыночной. Как говорил в своем докладе председатель Экономического совета Кидрич, таким образом производители будут сами распоряжаться общественной собственностью и свободно продавать свою продукцию. В промышленности, торговле и сельском хозяйстве самоуправленческие комитеты должны взять на себя роль свободных предпринимателей. То общество, полагал Кидрич, которое пытается «задушить закон стоимости, идет прямым путем к сталинизму»[1443]1443
  Bilandžic D. Povjest izbliza. S. 132, 698.


[Закрыть].

Что касается СКЮ, то его задача будет совершенно другой, нежели у старой КПЮ, заявил Тито в разговоре с индийскими и индонезийскими социалистами. Власть, которую имела последняя, отныне будет осуществлять Социалистический союз трудового народа как матричная организация синдикатов и других массовых объединений. СКЮ должен стать идеологическим центром, который в дальнейшем будет оказывать влияние на экономическую, политическую и общественную жизнь не посредством указов, а с помощью аргументов. В резолюции съезда было записано: «Союз коммунистов Югославии не является и не может быть непосредственным оперативным административным или распорядительным органом в экономической, государственной или общественной жизни»[1444]1444
  PA. B 11. Bd. 181. 1. S. 29; TNA. FO 371/102164/WY 10112/3; Swain G. R. Tito.
  A Biography. P. 103.


[Закрыть].

Эти радикальные перемены вызвали сильное замешательство среди членов партии, поскольку многим было непонятно, какой станет их роль в обществе. К тому же эти изменения получили большой международный отклик, прежде всего на Востоке, где Информбюро ссылалось на них для подтверждения своего тезиса, что «югославские коммунисты (и дальше) продолжают погружаться в болото ревизионизма»[1445]1445
  Dedyer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 527.


[Закрыть]. Однако югославы не свернули с намеченного пути. 13 января 1953 г. вступил в силу новый конституционный закон, утвердивший упомянутые реформы и еще больше отдаливший югославское общество от советской модели, поскольку теперь на долгосрочную перспективу оно взяло за образец американскую систему, но главным образом основывалось на недавнем «изобретении» самоуправленческой демократии. Закон предусматривал образование двух палат: Союзного веча и Веча производителей (государственные предприятия и задруги), которое, по словам Карделя, должно было стать «инструментом классовой политики», тогда как бывший Совет национальностей был преобразован просто в довесок Союзного совета. «Наша федерация уже не только объединение народов и их государств, – полагал Кардель, – она стала носителем определенных общественных функций единого государства»[1446]1446
  Čepič Z. Jugoslovanske reforme v šestdesetih // Slovenja – Jugoslavja. S. 48.


[Закрыть]. Высшим правительственным органом стал Союзный исполнительный совет, состоявший из 43 членов, из которых 37 должны были избираться парламентом, а остальные шесть являлись председателями республик. Председатель Союзного исполнительного совета одновременно являлся президентом федерации и верховным главнокомандующим вооруженных сил[1447]1447
  TNA. FO 371/107819/WY 1017/5; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 441; Čepič Z.
  Jugoslovanske reforme. S. 47.


[Закрыть]. Эти обязанности, естественно, взял на себя маршал Тито; он сформировал новое правительство, в котором больше не было классических министров, а появились государственные секретари[1448]1448
  Maclean F. Josip Broz Tito. P. 411.


[Закрыть]. Секретарем по иностранным делам стал Коча Попович, который в этом качестве сопровождал Тито в его первой официальной поездке на Запад: в Великобританию, куда его пригласил Уинстон Черчилль, после победы консерваторов в 1951 г. снова ставший премьер-министром. Поездка воспринималась как большой успех югославской внешней политики последних лет, ведь казалось, что между Белградом и Лондоном нет расхождений в вопросах, касающихся их общего противодействия советской угрозе. Государственные мужи договорились, что военные стратеги продолжат работу, исходя из предположения, что нападение на Югославию означало бы нападение на Европу. По своему обыкновению, Черчилль заявил о солидарности в патетической форме: «Если на нашу союзницу Югославию нападут, мы будем сражаться и умирать вместе с вами». Тито же заверил британского премьера, что его государство является частью «свободного мира», хотя об этом еще нельзя говорить открыто[1449]1449
  PirjevecJ. Jugoslavija. S. 202; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 21; Velebit V. Svjedok. S. 185; AS. Dedijer. T. e. 262. Zapis pogovora Tito – Churchill; NARA. CREST. Central Intelligence Bulletin. Highlights of Tito – Churchill discussions, 28.03.1953; Rajak S. Yugoslavia and the Soviet Union. P. 35.


[Закрыть].

Остановка процесса демократизации

Тито отплыл в Великобританию на «Галебе», итальянском военном корабле, который в 1951 г. по инициативе Копинича подняли из глубин Кварнерского залива и переоборудовали в учебный корабль югославского морского флота. Позже его дополнительно модернизировали в соответствии с пожеланиями Тито[1450]1450
  Cenčič V. Enigma. Vol. I. S. 142.


[Закрыть]. Еще до того, как Тито покинул черногорские воды, он узнал «радостную новость» о смерти Сталина[1451]1451
  AdamovičM. Brozovi strahovi. S. 64, 70; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 615; Rajak S. Yugoslavia and the Soviet Union. P. 38, 39.


[Закрыть]. Это неожиданное событие в следующие месяцы оказывало решающее влияние на его политическую позицию. По словам Милована Джиласа, Тито после 1949 г. принял новую идеологическую линию, которую ему предложили его интеллектуально более продвинутые товарищи, но после смерти Сталина он избавился от нее как от балласта и угрозы, направленной против его личной власти[1452]1452
  Dilas M. Tito. S. 93.


[Закрыть]. Уже во время борьбы со сталинизмом он резко и с обидой реагировал, если среди его окружения возникали сомнения относительно социалистического характера Советского Союза, а следовательно, и относительно самого югославского социализма. «Иногда мне казалось, – пишет Джилас, – что он играет роль пророка, высшего священнослужителя, выступающего против раскольников»[1453]1453
  Dilas M. Tito. S. 102.


[Закрыть].

Югославские вожди, в первую очередь Тито, надеялись, что после смерти Сталина за кремлевскими стенами начнется борьба за власть, и давление на Югославию ослабеет. Так и случилось. Тито использовал предоставленный ему шанс и притормозил процесс демократизации, главным образом на идеологическом уровне, а партию подчинил своей абсолютной власти. Чем больше усиливалась его личная власть, тем меньше он был склонен признавать свои ошибки и тем больше оказывал давление на членов ЦК, занимавшихся экономикой, настаивая, что необходимо освободиться от помощи Запада [1454]1454
  Ibid. S. 131.


[Закрыть]. Насколько быстро произошел поворот влево, вероятно, лучше всего прослеживается в отношении режима к крестьянскому вопросу. Под влиянием недовольства сельского населения, которое начало забастовки[1455]1455
  BA. NY 4090/480.


[Закрыть], через три недели после смерти Сталина, 30 марта 1953 г., правительство в результате бурной дискуссии издало декрет о реорганизации крестьянских кооперативов (задруг). Принять такое постановление предложили Кардель и Джилас, тогда как Тито при поддержке некоторых партийных «специалистов» долго сопротивлялся этому, главным образом из идеологических соображений. Он был убежден, что построить социализм сможет только сильный пролетариат, но в Югославии его еще нужно было создать, превратив крестьян в рабочих[1456]1456
  Velebit V. Svjedok. S. 171.


[Закрыть]. Декрет означал окончание идеологической войны против крестьянства, поскольку позволил распускать задруги и вновь организовывать личные хозяйства.

Хотя законом предусматривалось, что крестьяне смогут освободиться только следующей осенью, сразу после его принятия началось их массовое бегство из коллективных хозяйств, что являлось откровенным протестом против внедрения социализма на селе. Однако процесс либерализации находился в застое из-за сильного противодействия партийных боссов, сельских бюрократов, а также бедных безземельных крестьян, – их было около 100 тыс., – которые видели в нем посягательство на свои кровные интересы. Принимая во внимание, что именно эти крестьяне представляли в народно-освободительном движении самую многочисленную группу, правительство уже 22 мая 1953 г. приняло ряд дополнительных постановлений, которые по сути исключили вероятность позитивных изменений, на которые можно было рассчитывать благодаря отмене коллективизации. Оно ограничило количество пахотной земли, которой могла владеть отдельная семья, всего 10 га (20 га в горных районах), ввело новую налоговую систему, обеспечившую возможность оказывать давление на собственников, и, разумеется, сохранило контроль над продажей крестьянской продукции. И тем самым дало дополнительный импульс росту недоверия большинства крестьянского населения к режиму[1457]1457
  NARA. 768.5-MSP/7-753; NIE-93, Probable Developments in Yugoslavia, 26.06.1953 // Yugoslavia. From «National Communism». P 145; ČosičD. Piščevi zapisi (1951–1968). S. 33–35; AS. Dedjer. T e. 179. Podsetnik u vezi sa knjigom Milovana Dilasa «Godine vlasti». S. 39.


[Закрыть]. К тому же оно в зародыше уничтожило возможность здорового экономического развития сельского хозяйства. Вдобавок, конечно, оно затормозило и демократизацию общественной жизни, перестройку партии в Социалистический союз и включение беспартийных интеллигентов в политическую и экономическую жизнь [1458]1458
  PA. B 11. Bd. 125. 2. S. 185; BilandžičD. Povjest izbliza. S. 277.


[Закрыть].

Руководители партии долгое время считали крестьян отсталым и консервативным элементом, неспособным принять участие в формировании отношений самоуправления. Поэтому их изолировали и отняли у них какую-либо возможность отстаивать свои интересы, надеясь, что прогресс индустриализации сам по себе решит проблему частной собственности на селе. Крестьянам пришлось ждать до октября 1970 г., пока СКЮ не принял резолюцию, посредством которой попытался включить их в югославскую систему самоуправления как равноправных граждан, хотя от ограничения количества земли 10 га он не отказался. Это привело к тому, что примерно половина активного югославского населения, проживавшая в деревнях, создавала едва ли четверть валовой прибыли[1459]1459
  PA. B 42. Bd. 1341; BilandžičD. Povjest izbliza. S. 79.


[Закрыть]. Несмотря на то что видные партийные руководители и сами понимали, насколько ошибочна была эта политика, основанная на ускоренной индустриализации, а не на реформировании сельского хозяйства[1460]1460
  Neue Zurcher Zeitung. 14.12.1965.


[Закрыть], они не могли отказаться от нее из-за идеологического страха перед появлением «кулаков». Как рассказывает в воспоминаниях Яков Блажевич, Тито хвастался, что у него есть «свой крестьянин», который регулярно сообщает ему о том, что происходит в деревнях[1461]1461
  AS. Dedjer. T. e. 111. Tipkopis za IV. zvezek Titove biografije. S. 17.


[Закрыть]. Вопрос только в том, понимал ли он его.

Несмотря на возврат к правоверности, последовавший после смерти Сталина, югославы не могли не приветствовать антисоветские восстания рабочих, произошедшие в июне и июле 1953 г. в Восточном Берлине, Плзене и Остраве. Радио «Загреб» 8 июля дало комментарий, согласно которому «восстание в Восточном Берлине, которое утопили в крови советские танки, волнения в Чехии и события в Венгрии – уже не только симптомы коварной болезни. Лед давно стал давать трещину и продолжает раскалываться. <…> Невозможно умолчать о том, что югославский пример сыграл важную психологическую роль, поскольку доказал, что человек может успешно противостоять даже такому страшному деспотизму, как русский…»[1462]1462
  PA. B 12. Bd. 621; Dedjer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 546, 547.


[Закрыть] С другой стороны, в самих верхах не могли не учитывать, что любое ослабление Советского Союза ослабит также и «наши позиции», как сказал Тито. «Точно, – присоединился к нему Кардель. – Мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы кризис в Советском Союзе и в восточных странах разрешился антисоциалистическим путем»[1463]1463
  Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 620.


[Закрыть].

В то время как югославские лидеры подчеркивали значение своего сопротивления Сталину, спровоцировавшего волнения в советском лагере, они сами оказались в кризисной ситуации, прежде всего из-за реформ, проведенных в партии после исключения из Информбюро. Еще до смерти Сталина Тито с тревогой указывал на ее организационную раздробленность и на определенные явления, подрывавшие «демократический централизм» в ее рядах [1464]1464
  Dilas M. Tito. S. 291.


[Закрыть]. И он был прав, ведь уже до VI Съезда, и в еще большей степени после него СКЮ существенно изменился, поскольку его руководители отменили всякие ограничения и бюрократические препоны, осложнявшие вступление в партию – например, продолжительность кандидатского стажа и социальное происхождение. Так, в 1948 г. в партии насчитывалось едва ли 70 тыс. членов, которые принадлежали к образованным слоям, а в 1954 г. их было почти 319 тыс.[1465]1465
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 323. C. 133, 137.


[Закрыть] В указанный период в КПЮ или СКЮ проходили крупные внутренние проверки, ведь с 1950 до 1955 г. 123 тыс. членов получили партийные взыскания или же были исключены из партии[1466]1466
  Simič P. Tito. Skrivnost stoletja. S. 250.


[Закрыть]. Эта динамика сильно обеспокоила партийные кадры, которые увидели, что их привилегии под угрозой, и отреагировали на это пассивно и пессимистично. В итоге к концу 1952 г. число членов партии снизилось до 80 тыс. человек. О подавленности, которая овладела СКЮ, в июне 1953 г. открыто написала Borba, а загребская газета Napred жаловалась: «Среди коммунистов какой-то застой, люди вялые. В Первом районе в каждой из массовых организаций не работает и половина членов Союза. <…> Многими коммунистами овладела апатия»[1467]1467
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 323. C. 134.


[Закрыть]. В ответ на эти явления Тито на I Пленуме ЦК, созванном на Бриони в июне 1953 г., через семь месяцев после VI Съезда, потребовал сплотить ряды и очистить Союз от любого балласта. Он критиковал тех, кто ослабил партийную дисциплину, распространял «мелкобуржуазные идеи о свободе и демократии» и не мог сопротивляться «иностранным и антисоциалистическим влияниям». Он обратился ко всем организациям с особым письмом, в котором утверждал, что необходимо покончить с «пассивностью», «изгнать из Союза старых, бюрократизированных членов», развить «идейно-воспитательную работу и заставить умолкнуть всех врагов»[1468]1468
  Там же; NIE-31-55. Yugoslavia and Its Future Orientation, 23.02.1955. // Yugoslavia.
  From «National Communism». P. 169.


[Закрыть]. По словам Джиласа, это означало, что Тито стал отходить от полемики с советской коммунистической практикой, пытался остановить процесс демократизации и вернуть партию на старый и безопасный путь ленинизма-сталинизма[1469]1469
  Dilas M. Tito. S. 135, 204.


[Закрыть]. И всё это – в ожидании улучшения отношений с Советским Союзом, о чем Кардель, вернувшись из Бриони, конфиденциально сообщил Джиласу[1470]1470
  Ibid. S. 277; Dedijer V. Novi prilozi. Vol. III. S. 530.


[Закрыть].