Текст книги "Чудотворные иконы Богоматери на Руси"

В больнице Св. Ольги для больной была особенная кровать (в аршин с четвертью глубиною, с мягкими со всех сторон стенками) и прислуга, при ней было две сиделки и опытный фельдшер, употребляли все средства, но болезнь все шла своим чередом. Около 9-го октября к страданиям девицы Левестам присоединились спазмы в горле, так что больная 12 дней не могла ничего кушать, да и питье чистой воды вызывало спазмы в пищеприемнике и судороги; больная постоянно находилась в пляске св. Витта, в судорогах и спазмах. Начали употреблять питательные клистиры, через которые вводились в организм и лекарства.

Во время самого сильного развития болезни, больная, 16 октября не на долго забывшись, увидела во сне старца – монаха с крестом в руке, который, осенив ее им, сказал: «Крещу тебя во имя Отца и Сына и Св. Духа. Аминь! Советую тебе взять кусочек бумаги и написать на нем: во имя Отца и Сына и Св. Духа. Аминь. Чудотворец Николай и Преподобные Зосима и Савватий Соловецкие чудотворцы! (молите Бога о нас). Отошли эту записку в церковь, попроси священника окропить ее святою водою и носи на шее». Больная никому не сказала об этом и не исполнила повеления. 18-го числа этого же месяца она видела второй сон: явился ей старец и попросил милостыню. Подав ему копейку, она извинилась, что у неё нет более. Он поблагодарил ее и спросил: «ты больна?». Она отвечала «да».

– «Встань и поезжай в Исаакиевский собор, там есть чудотворная икона Тихвинской Богоматери, отслужи Ей молебен и поставь свечи: Ей, Николаю Чудотворцу и образу всех Святых, а при выходе из церкви удовлетвори всех нищих. Скорей, скорей поспеши, – и ты исцелишься!».

Сказав это, старец скрылся. Она хотела и этот сон никому не рассказывать; но на нее напала такая сильная тоска и болезнь усилилась. Какое-то невыразимое чувство заставляло ее рассказать сны; опасение, что все будут говорить об этом, останавливало ее. Преодолев себя, она всем рассказала о снах и тотчас почувствовала облегчение; она написала своему брату, коллежскому секретарю Левестам, чтобы он приехал. Как только она решила исполнить повеление виденного во сне старца, 12 дней ничего не пивши и не евши, она почувствовала жажду, выпила немного воды и скушала маленький кусочек булки. Вечером приехал брат; но просьбу свезти ее в Исаакиевский собор не решался исполнить, по её болезненному положению, а предложил привезти образ в больницу. Больная со слезами просила отвезти ее в собор и он на другой день обещал прислать карету. На 19-е число девица Левестам видела третий сон. Тот же старец явился ей и сказал: «Исполнила ли ты, что я велел»? – «Нет!» отвечала больная. – «Что же ты медлишь? – поспеши». Она отвечала: «Это не от меня зависит, а от других «Но ты других поторопи»! и скрылся. Заметив облегчение для себя по открытии снов, больная, случайно узнав, что священник заведения, о. Николай Петров, в это время был в больнице по своей обязанности, просила его к ней придти. Он тотчас исполнил её желание и, войдя к ней в комнату, увидел ее в полусидячем положении на кровати; подле неё были фельдшер больницы Тимофеев и две сиделки. Священник, заметив в ней сильное внутреннее волнение, стоял подле неё, не решаясь заговорить, боясь возбудить припадок. Волнение продолжалось несколько минут. Собравшись с духом, больная попросила фельдшера и сиделок выйти из комнаты. Тимофеев, посмотрев на часы и ожидая скорого припадка, осторожно сделал ей намек на приближение пароксизма. Она сказала ему, что с ней ничего не будет, что ей легче. Фельдшер вышел из комнаты. После глубоких вздохов, больная слабым голосом сказала: «Батюшка! я вас позвала для того, чтобы открыть вам все то, что я теперь чувствую, и о чем прежде скрывала. Надеюсь через это получить еще большее облегчение от болезни, ибо как только я решилась рассказать окружавшим меня о моих снах, то вот вы видите меня уже полусидячею в постели и без припадков, чего не помню, когда и было со мною. Уважая всегда русских священников, я пожелала посоветоваться с вами о том, о чем вам сейчас расскажу. Не оскорбитесь на меня, а помолитесь за несчастную и посоветуйте, что мне делать? Я. с малолетства хвораю жестокою болезнью, о которой, конечно, и вы, батюшка, теперь уже знаете. Много, много я перенесла страданий; но не роптала на Бога. Всегда на Него Одного надеялась и прибегала к Нему с молитвами: просила заступления Его Пречистой Матери и Святых. Хотя я и протестантского исповедания, но, живя в Гатчине, когда чувствовала в себе довольно силы и могла еще кое-как ходить, посещала православную церковь и там усердно молилась о своем выздоровлении. Мои молитвы не остались не услышанными. Будучи рождена и воспитана в протестантстве, я из ложного стыда, а иногда и из страха, никому не открывала внутренних моих молитвенных обращений к Божией Матери и к Святым, избегая насмешек и неудовольствий, так как это не принято в нашем исповедании, хотя чувствовала неодолимую потребность пере дать кому-либо мое убеждение. Но молчание мое не проходило для меня же самой без худых последствий; после этого я всегда чувствовала себя гораздо хуже прежнего; на меня нападала такая невыносимая тоска, которая была тяжелее моей болезни; я не имела покоя ни днем, ни ночью от ней». Тут она подробно рассказала все сны.

Священник прежде всего посоветовал возблагодарить Бога, проявляющего Свою великую милость к её вере, через Своих угодников, и по её просьбе, тотчас же отслужил молебен Спасителю, Богоматери и всем Святым. Во время молебна больная усердно молилась и радовалась своему облегчению. После молебна священник посоветовал ей не медлить выполнением снов.

19-го октября.

После ухода священника, г-жа Левестам обратилась к начальству больницы с просьбою отпустить ее в Исаакиевский собор. Начальство дозволило ей ехать в собор в присланной от брата карете с двумя сиделками и фельдшером Тимофеевым, чтобы в случае пароксизмов они за нею наблюдали. Дорогою с нею были два пароксизма такие сильные, что едва могли держать ее; почти на руках внесли ее в церковь. В собор она приехала без чувств и пришла в себя во время вечерни и сидела, поддерживаемая сиделками. После вечерни она сама, через сторожа, попросила священника отслужить молебен. Во время молебна она стояла, с помощью сиделок, а фельдшер был сзади. Все время она усердно молилась и делала земные поклоны, с верою и надеждою на милосердие Божие и заступление Царицы Небесной. Во время чтения Евангелия над её главою, чувствовала, как будто кто облил ее холодною водою и, как она говорила, почувствовала страх. После молебна, когда священник осенил ее св. Крестом, она, чувствуя силы, решилась сделать шаг вперед. Она без труда подошла к священнику, приложилась ко Кресту, потом подошла к Тихвинской Богоматери, как бы здоровая. Приложась к Чудотворной иконе, она почувствовала крепость в силах и отошла от образа совершенно здоровою. Приложившись ко всем иконам и, оделив всех бывших в церкви нищих, вышла через западные двери собора, обошла его кругом и шла пешком до находящегося вблизи дома военного министерства, где села в карету и велела везти себя к сестре, жившей в доме Ольхиной, близ Казанского моста. Велико было удивление и радость сестры, когда она увидела свою несчастную сестру здоровою; она, как сама потом говорила, скорее бы поверила, если б сказали, что дом, в котором она живет, обрушился, чем увидеть у себя здоровою сестру. Повидавшись с сестрою, она опять возвратилась в больницу св. Ольги в 9 часов вечера и сама вошла в 4-й этаж, в свою комнату. Больные, зная, что Левестам отправилась для выполнения чудесного сна, ожидали с нетерпением её возвращения, и, увидев ее здоровою, вознесли горячие молитвы к Царице Небесной, исцеляющей душевные немощи и телесные болезни. Расспросам не было бы и конца, если бы не настало время ночного отдыха.

Девица Левестам на другой день пригласила священника больницы отслужить благодарственный молебен Спасителю, Тихвинской Богоматери и всем Святым.

После этого она оставалась в больнице несколько недель, посещая больничную православную церковь и переехала к родным совершенно здоровою.

Слух о чудесном исцелении девицы Екатерины Левестам быстро распространился по городу; на другой день многие приезжали в больницу, чтобы удостовериться; жители Гатчины нарочно присылали ходившего за нею в Сиротском доме фельдшера Потапова, увидеть ее и удостовериться в случившемся.

Через некоторое время это событие сделалось известным даже за пределами России. Родственники исцеленной из Италии спрашивали о нем и его подробностях брата удостоившейся благодати, пребывающей в Православной церкви, – Г. Августа Левестам, и он своим рассказом подтвердил, как очевидец, это событие согласно с настоящим описанием.

Эти сведения взяты из устных рассказов; существенная же часть их: о болезни – из записок врачей, а о чудесном исцелении – из двух собственноручных писем исцеленной г. Екатерины Левестам. Те лица, которые, наблюдая за больною, были устными только повествователями о ней, и священник Гатчинского института Снежницкий, которого приглашали для Богослужения, истинность настоящего описания, на сколько они участвовали в нем, подтвердили своею подписью. Это: Церкви больницы св. Ольги священник Петров, Императорского Николаевского Гатчинского сиротского института законоучитель, священник Снежницкий. Императорского Гатчинского Николаевского сиротского института старший врач Лытиков, Надзирательница при лазарете того же института, Шаховская, Смотритель больницы св. Ольги Григорьев, Фельдшер Гатчинского сиротского института Потапов. Врач больницы св. Ольги, Левкий Иванович Чернявский, лечивший Г-жу Левестам до исцеления, пишет следующее об исцелении её в Исаакиевском соборе: «С 17-го по 18-е и с 18 по 19-е октября Екатерина Левестам объявила, что ей во сне явился старец, приказавший ей отслужить молебен Богоматери в Исаакиевском соборе. По просьбе больной и её родных, она 19-го же октября была отправлена со всеми предосторожностями в собор св. Исаакия Далматского; во время дороги постоянно страдала припадками и почти на руках сопровождавших ее была внесена в церковь; вскоре начался для больной молебен, во время которого судороги стали уменьшаться более и более, наконец совсем прекратились, и по окончании молебна Екатерина Левестам, без посторонней помощи, уже пошла приложиться к местным образам. Затем возвратилась совершенно спокойно в больницу, и и тот день, равно как и в последующие уже ни разу не было замечено у г-жи Левестам судорог и спазм; она спокойно ходила по заведению, разговаривала с другими больными, шутила, смеялась, наслаждалась хорошим аппетитом и превосходным сном. Через три дня родные, по её собственной настойчивой просьбе, взяли ее домой на два дня, с ходившею за нею сиделкою, с обязательством, при малейшем возобновлении припадков, немедленно дать знать в больницу, или, если возможно, доставить в оную; но все обошлось благополучно. Так продолжалось до 8-го декабря, когда Екатерина Левестам, считая себя здоровою и не желая оставаться долее в больнице для дальнейшего за нею наблюдения, а может, и по желанию родных, выписалась из больницы св. Ольги; почему и дальнейшее наблюдение за болезнью сделалось для заведения невозможным. В 1860 г. 23-го декабря сама исцеленная о своем исцелении писала следующее священнику Ольгинской больницы о. Николаю Петрову:

«В тот же день (19 октября) в 4 часа я поехала в собор с фельдшером и двумя женщинами. Не помню, как меня довезли и ввели в церковь. Во время вечерни я сидела. Когда начали служить молебен, меня подняли и подвели к Евангелию и св. Кресту, я почувствовала такое облегчение и силу, что осмелилась одна подойти к чудотворной иконе, от которой пошла уже совершенно здоровою. Обойдя кругом церковь, села сама в карету и могла подняться в четвертый этаж. С этого дня, благодаря Бога, я чувствую себя совершенно здоровою. Передав, сколько могла, о сем важном со мною событии, имею честь быть

Вашею покорною слугою

Екатерина Левестам».

Эту записку о болезни и исцелении переслали для поверки брату исцеленной, Августу Юрьевичу Левестаму, на попечении которого находилась сестра во время болезни в Гатчине и в С.-Петербурге, и который был личным деятелем в настоящем событии. Август Юрьевич к этой записке присовокупил следующее:

«Прочитав историю болезни, лечения и чудесного выздоровления сестры моей, Екатерины Левестам, быв ближайшим свидетелем всего, считаю нужным дополнить, что её болезнь была гораздо сильнее и момент исцеления гораздо чудеснее, чем сказано в описании. При малейшем прикосновении к её телу, при малейшем неожиданном звуке или стуке, у неё тотчас делалась икота и открывалось сильное течение крови из гортани. Страдания её так были велики, что никакими словами невозможно описать их. Случалось мне приезжать в Гатчину во время её пароксизмов и целый час я дожидался иногда, чтобы войти к ней. Когда доктор больницы св. Ольги, г. Чернявский, был приглашен в Гатчину для осмотра больной, он удивился её положению и считал невозможным перевезти ее до Петербурга; говорил, что самое нахождение её в больнице потребует особенного надзора. Я предложил вносить за сестру более чем двойную, против определенной, плату; тогда только начальство больницы изъявило согласие принять ее.

После сновидений, изложенных в описании, я не хотел дать кареты сестре моей потому, что искренно не верил, чтобы молитва её в Исаакиевском соборе перед иконою Богоматери могла произвести такую перемену, какая действительно от того случилась, да и положение её было столь трудно, что мне казалось рискованным выносить ее из комнаты; она могла в дороге умереть и тогда вся ответственность перед родными и знакомыми ложилась на меня, что я, допустив ее ехать, как бы тем ускорил окончание её жизни. После моего отказа в экипаже, она на другой день прислала за мною. По обязанностям службы я мог приехать к ней не ранее вечера того дня, 18 октября. Моя сестра с большим против прежнего убеждением непременно настаивала о присылке кареты, выражая трогательное чувство опасения на случай отказа в твердом её желании ехать в собор для молитвенного поклонения пред иконою Богоматери.

В это время вошел в комнату смотритель больницы. Он также стал убеждать меня отпустить сестру, говоря, что и доктор, вероятно, не откажет в том. Склонясь на общие просьбы, я обратился к г. Чернявскому, который и с своей стороны дал согласие; а потому на другой день к 8 час. утра я прислал карету в больницу. Страдания сестры моей всегда были для меня чувствительны, тем более на этот раз, когда она обречена была почти на верную смерть, не достало у меня духа лично сопровождать ее до Исаакиевского собора и видеть ожидаемую в то время её кончину. Сохранение сестры моей от смерти и избавление её от болезни есть действительно событие сверхъестественное и особенный знак милосердия Божия.

Главная болезнь её: пляска св. Витта, корчи, подбрасывание наверх и в сторону, камни и кровотечение из гортани совершенно исчезли и не возобновлялись после посещения ею Исаакиевского собора.

Зная в точности историю дела, не удивляюсь, что молва об исцелении распространилась не только по всей России, но даже из-за границы, из Рима спрашивали меня о подробностях болезни и выздоровления, – я отвечал утвердительно, согласно с настоящим описанием».

90. О Тихвинской иконе Богоматери, находящейся в городе Данкове

Эта св. икона явилась в гор. Данкове, Рязанской губернии, уже в нашем веке и почитается Явленною. Обстоятельство явления св. иконы очень поучительно для благочестивого наблюдателя. В 1818 г. один солдат, поляк и католик, живя в г. Данкове по ненависти к России, задумал мстить русским за мнимые притеснения его родине, которая между тем в то время пользовалась милостями императора Александра I. Итак, злобный поляк в несколько дней, в 17 поджогов, сжег почти весь Данков, город населенный большим числом жителей. Несчастные погорельцы, без крова, разоренные, блуждали как тени. Полиция не могла открыть виновного. Жители, ожидая новых поджогов и опасаясь за свою жизнь, накануне дня явления Тихвинской иконы Богоматери, 26-го июня собрались в собор ко всенощной и на коленях со слезами просили у Царицы Небесной заступничества от хитрого злодея. Их молитва была услышана. На другой день (26-го июня) солдат, сделав восемнадцатый поджог, был схвачен и во всем сознался. Граждане, отслужив в соборе благодарственный молебен, с образами и хоругвями сделали крестный ход вокруг города. Возвращаясь обратно в собор, они увидели на каменном столпе, стоявшем на средине Хлебной площади, явившуюся Тихвинскую икону Богоматери. С этого времени, каждый год, 26-го июня, бывает крестный ход к этой иконе, которую местные и окрестные жители особенно уважают, как явленную. С 1861 г. начали строить на этом месте храм во имя Тихвинской Богоматери. Но так как храм не мог быть скоро окончен, то Данковские граждане решили устроить в честь явления иконы Богоматери часовню на площади гостиного двора, где ранее была церковь св. Георгия. В 1863 г. 10-го ноября каменная часовня была уже открыта.

91. О Тихвинской иконе Богоматери в Переяславском Троицком Даниилове монастыре

Посреди этого монастыря находится Соборная, одноглавая церковь, во имя Живоначальной Троицы, та, которую выстроил Государь Василий Иоаннович. На Северной стороне этой церкви устроен придел во имя преподобного Даниила, основателя обители. Этот придел, по обретении мощей Преподобного, с благословения Святейшего Патриарха Никона, последовавшего в 1653 г. 2-го июня, в 1660 г. сооружен при архимандрите Никите. В нем, за левым клиросом, в великолепной киоте находится чудотворный образ Тихвинской Богоматери, украшенный среброкованною вызолоченною ризою и жемчугом; этот образ, как говорит предание, принес преп. Даниил из Боровского Пафнутиева монастыря.

92. Тихвинская икона, Выносная.

Кроме чудотворной иконы Тихвинской Богоматери в Тихвинской обители находятся еще три славные иконы, списки с первой.

1) Икона Тихвинской Богоматери, называемая Выносная. Она стоит на южной стороне столпа, в древнем киоте с резною рамою, мерою и стилем иконописания подобная первообразной и славная чудесами. Она носится во всех крестных ходах, а также и в дома усердствующих граждан, для утешения скорбей и для излияния благоговейной благодарности их к Богу за посланные милости. На этой иконе, пожертвованная московским купцом Иваном Колесовым, риза серебряная, золоченая с чеканкою, украшенная драгоценными каменьями.

93. Тихвинcкая икона, у западных врат.

2) Эта икона стоит у западных ворот монастыря в недавно освященном храме, размером более чудотворно-явленной иконы. Она написана на стене в память начального явления и долгого пребывания на этом месте чудотворно-явленной иконы и в память чудесного избавления обители и страны Тихвинской от Шведов в 1614 г. Во время осады Тихвинского Богородицкого монастыря Шведами, иноки, не щадившие для отечества своей жизни, хотели вынести из монастыря только явленную икону и скрыть ее от поругания врагов. Но Царице Небесной это не было угодно. Несшие икону, подойдя к вратам, подле которых на стене был написан упомянутый образ, не могли идти далее, удерживаемые необъяснимою, сверхъестественною силою, все труды их выйти из монастыря были напрасны. Эта икона была написана на внешней стороне ограды, и богомольцы во всякое время могли молиться пред нею. А так как образ был на верхней половине стены, то, для ближайшего поклонения и лобызания св. иконы, в прошлом столетии к ней сделали лестницу о 24-х каменных ступенях с крытым навесом. Пред этою иконою совершалось много замечательных чудес, почему это место и образ Богоматери сделались предметом особенного для христиан поклонения. Вследствие этого и задумали этот образ поместить в храме, который устроили около него в честь Тихвинской Богоматери. Ход в церковь остался с внешней стороны монастыря, и богомольцы, по-прежнему, могут во всякое время молиться пред чудотворною иконою.

В 1856 г. 31 января от этой иконы получил замечательное исцеление Тихвинский мещанин Александр Боровский.

Александр Боровский принадлежал к одному честному семейству города Тихвина. Отец его, Алексей, умер в 1848 г., оставив детей на попечение второй своей жены Марьи Ивановой.

Марья Иванова, заботясь об устройстве большого семейства, оставшегося после её мужа, большею частью из малолетних детей, в 1850 г. просила своего соседа 2-й гильдии купца Никиту Иванова Королькова взять её сына Александра для обучения торговле. Корольков, по уважению к памяти соседа, взял его 13-ти-летнего сына.

В то время Александр был здоров, но прежде, живя дома, иногда страдал нарывами золотушного свойства под обеими коленками и иногда подвергался падучей болезни. Припадков падучей болезни у него не было с одиннадцати лет, но через некоторое время по вступлении в лавку Королькова, они повторились сильнее прежнего и оставили по себе болезненное поражение ножных оконечностей, которыми после этого он страдал 6 лет.

Об исцелении Александра свидетели его исцеления и он сам рассказывают следующее: «Около Иванова (24 июня, Рождество Св. Иоанна Предтечи) дня, летом, находясь в припадке падучей болезни, Александр спал ночью в комнате, устроенной при лавке купца Королькова. Приказчик, не зная, что с ним случился припадок, придя утром в лавку, закричал, чтобы он вставал. Александр, вскочив с постели, с четверть часа ходил в лавке, потом упал, и в беспамятстве был перенесен в дом его отца. Придя в себя, он увидел около себя мачеху и крестную мать Авдотью Михайлову Шарину». Домой его принесла мачеха с работниками Королькова, когда ее известили об этом.

После этого Александр был две недели в горячке. Горячка прошла, но появилось сведение в обеих оконечностях; в коленках боли не было. С этого времени Александр не мог ходить и ползал на коленках, опираясь руками о землю. Корольков, его прежний хозяин, узнав, что он не владеет ногами, просил вольнопрактикующего доктора Зигеля осмотреть его и подать помощь, если возможно. Зигель два раза был у больного, но не употреблял никаких средств к излечению.

Александр два года ползал на коленях, не обращаясь к врачам. Через два года его родные, сжалившись над ним, решили сажать его в теплые ванны из простой воды, думая, не будет ли хотя маленькая польза, если ноги будут согреваемы теплою водою. После 20 ванн, от действия ли их, или по милости Божией, сведенные нижние оконечности так выпрямились, что он мог ходить с помощью костылей, но касаясь земли не всею подошвою ног, а только пальцами.

Так он ходил до своего чудесного исцеления всякий раз, как ему нужно было идти из дома, или пройти до большого монастыря для поклонения чудотворной Тихвинской иконе Богоматери. Часто Александр сиживал на крылечке, ведущем к иконе, особенно когда не было богомольцев. Дома же он почти всегда ползал на коленях. Ему предлагали сшить Подушки на колени и рукоятки костылей обтянуть кожею, но он отказался от этого и переносил свои страдания безропотно и терпеливо.

В 1856 г. 31-го января Господь сжалился над несчастным страдальцем и прекратил его страдания. «Весь этот день, – говорит Александр, – я ничего не ел и находился в сильном расслаблении и беспокойстве, как будто душа выходила из тела; выходил я несколько раз на улицу и нигде не мог себе найти отрады. Часу в 10-м вечера хотел было поужинать и сел за стол, но ложка выпала из рук моих. Я встал из-за стола, дополз на коленях до лежанки и лег на нее, думая успокоиться и уснуть, но и тут от внутреннего беспокойства не мог улежать. В это время пришел ко мне седой старец в монашеском одеянии с золотым крестом в правой руке и, толкнув меня в правое плечо, сказал: «вставай, полно тебе страдать, пострадал. Иди со мною». Этому зову явившегося мне неизвестного старца я повиновался беспрекословно; тотчас же встал, оделся, взял свои костыли, с помощью которых всегда ходил, и вышел из дома, ничего не сказав домашним, которые в это время ужинали. Явившийся старец шел впереди и отпер мне дверь, а по выходе на улицу он поравнялся со мною и шел рядом по правую руку, ничего не говоря. Когда дошли мы до Визицкого моста, старец, указав через луг на большой монастырь, сказал: «иди туда». Я сделал на мосту несколько шагов вперед, и не видя подле себя явившегося мне старца, оглянулся назад, но старца уже не было со мною: он стал невидим. Я впал в беспамятство и не знаю, как очутился у дома зятя моего, Тихвинского мещанина Николая Иванова Москвина, на расстоянии от моста около полуверсты. Пришедши в память у дома зятя, я постучался в двери; на стук вышел мальчик. Я просил его выслать ко мне зятя; но зять не вышел, а сказал через мальчика, чтобы я сам шел к нему в дом. Я снова послал мальчика, чтобы попросил зятя непременно выйти ко мне, сам же, между тем, опять впал в беспамятство и не помню, как был внесен в дом моего зятя и положен на пол. Во все время, как был в доме зятя, я находился в каком-то непонятном для меня состоянии. Невидимый и незнаемый мне голос несколько раз говорил мне: «иди туда»! Отчего всякий раз я приходил в чувство и, отвечая: «сейчас иду», в ту же минуту просил зятя, чтобы он шел со мною в монастырь».

Зять Москвин не вышел к Александру, когда он звал его в первый раз, потому что занят был разборкою часов, а на зов его во второй раз вышла жена его, родная сестра Александра, и, увидев его опершимся на костыли, в сильном изнеможении, в испуге закричала. Тут выбежал и Москвин. Увидев в сильном изнеможении шурина, он внес его в свой дом и положил на пол, думая, что с ним припадок падучей болезни, которою он страдал, а жена его накрыла скатертью. Но Александр, не пролежав и минуты стал просить своего зятя пойти с ним в монастырь на крылечко. Видя его слабость, зять уговорил его отдохнуть; уложил его на пол и положил ему под голову подушку. Казалось, он забылся; но вскоре опять пришел в себя, и сказал: «иду, иду, сейчас иду!» Александр начал опять со слезами просить своего зятя идти с ним на крылечко к монастырю. Зять, не зная, как отговориться, видя шурина в таком болезненном состоянии, послал мальчика за его крестною матерью и ждал её прихода. Думая, что все это с ним происходить от припадка падучей болезни, старался уложить его. Но шурин, не успев лечь, вдруг опять проснулся, сказал те же слова: «иду, сейчас иду!» и со слезами просил зятя идти с ним к монастырю, указывая в сторону и говоря: «они меня зовут; они не дождутся меня; они уйдут от меня!» Пришла крестная мать и зять пошел с ним к монастырю на крылечко. С ними хотели идти сестра больного и крестная мать, но Александр решительно сказал, чтобы кроме зятя никто не ходил и просил взять гривенник на свечи. Зять хотел свезти его на лошади, но он отказался, уверяя, что в силах идти пешком. Боясь, чтобы что не случилось с ним дорогою, зять тихонько сказал крестной матери, чтобы она шла сзади их. Они пошли вдвоем вперед, а крестная мать шла за ними. Но неизвестно как, хотя она издали за ними шла, Александр заметил, что она идет, остановился, подождал, пока она подошла, и попросил ее оставить их одних. Чтобы не беспокоить его, крестная мать воротилась домой, а они пошли к монастырю. Дорогою Александр рассказал зятю, что явился ему старец с крестом в правой руке и сказал: «полно тебе страдать, настрадался», потом велел идти с собою; он, послушав этого старца, вышел из дома, не сказав ничего домашним; старец довел его до Визицкого моста и, указав на большой монастырь, велел туда идти, а сам сделался невидим; но не помнит, как с Визицкого моста пришел к его дому. «Замечательно, – говорит зять, – что мой шурин, по-видимому крайне изнемогший и, притом, на костылях, шел так быстро, что я, при всей крепости сил и с здоровыми ногами, едва мог поспевать за ним, и чем ближе подходили мы к монастырю, тем скорость ходьбы его увеличивалась, так, что я должен был легким бегом бежать, чтобы не отставать от него. Когда таким образом мы дошли до крылечка, Александр взял у меня гривенник, которым просил меня запастись при выходе из дома, и вместе со мною всполз на коленях по лестнице на крылечко, или площадку, устроенную у западных монастырских ворот, где на стенах находились иконы, а именно: на восточной стороне Тихвинская икона Богоматери, а на северной – Беседная икона Богоматери, и куда вход открыть был во всякое время для всех молельщиков. Поднявшись на площадку, Александр, вместо свечи, положил взятый им гривенник на брусок у Тихвинской иконы Богоматери и начал молиться, стоя на коленях. Положив три поклона, он почувствовал силу в ногах. привстал довольно свободно и, приложившись к святой иконе, просил меня сойти с площадки и оставить его одного помолиться пред иконою Богоматери. Я послушался, спустился с лестницы и стал в сторону от входа на площадку. Александр остался там один и молился около четверти часа. По окончании молитвы он спустился с лестницы уже не на коленях, а на ногах, как ходят все здоровые люди, и перекрестясь сказал: «Слава Богу! я теперь опять с ногами».

С тех пор он ходит свободно, без костылей и без всякой посторонней помощи, прославляя Бога и пречистую Богоматерь, даровавшую ему исцеление. Спустившись с площадки, Александр, в радости, тотчас же бросил один костыль, а, другой из предосторожности взял с собою и отправился вместе со мною прежде в мой дом, а потом со мною же, и в свой дом. Здесь исцеленный рассказал семейным все подробно». Мачехи Александра и его старшего брата Василия, с женою, которые накануне обвенчались, не было дома в это время: они были у отца Васильевой жены. Когда они воротились домой, Александр, желая порадовать их своим исцелением, взял свечу и вышел к ним на встречу с словами: «я вас встречаю, а вы меня встречайте». Видя, что он здоров, родные так обрадовались и изумились, что не верили своим глазам. Но когда Александр все им рассказал, все пали пред домашнею иконою Тихвинской Богоматери, благодаря Ее за исцеление.

Весть о совершившемся чуде быстро распространилась в городе и по окрестностям. С утра до вечера приезжали к больному, чтобы убедиться и возблагодарить Царицу Небесную. На третий день, по просьбе исцеленного, настоятель Тихвинского монастыря, Архимандрит Владимир с братиею совершил на месте исцеления благодарственное молебствие Богоматери с акафистом. С этого времени ноги Александра еще более окрепли; и вообще, как он говорил, всякий раз после молитвы пред иконою Богоматери он чувствовал, что его ноги все более и более укреплялись.