Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной"

Обоюдоострую угрозу для Человечества и для человека можно обнаружить на уровнях, которые находятся между ними. На самом деле большая часть критики, которую здравый смысл направляет против Человечества, неуместна: она должна быть направлена на суверенное Государство, фихтеанское Государство, которое У. Р. Сорли[261]261
  В своей статье Государство и мораль, в Теории государства, Оксфорд, 1916.


[Закрыть]резко (и ошибочно) описал как то, что «по инстинкту – дикий зверь, по уму – философ, по умыслу – злодей».

Подход Муссолини был «все в Государстве, ничего против Государства, ничего вне Государства». «Фашистское государство, эта наивысшая и самая мощная форма личности – это сила, но сила духовная. Оно принимает все формы моральной и интеллектуальной жизни человека… Фашизм вновь подтверждает Государство как подлинную реальность индивида» (Scritti e discorsi, 1926; Dottrina). В этом кроется двойная ошибка – приписывать мезоформе то, что полагается единице целостного статуса и что полагается наивысшей единице.

Будет познавательным отметить, как сильно отличаются друг от друга различные оценки Государства. С одной стороны, Диоген был рад назвать себя не имеющим гражданства, а Марк Аврелий считал себя «гражданином величайшего города, в котором все другие города мира являются лишь домами и семьями». Афины, этот «прекрасный город Кекропса», нуждается в лояльности части нашей природы, а вселенная, «прекрасный город Бога», должна собирать воедино все наши частичные лояльности[262]262
  См. Размышления, III.11; IV.19.


[Закрыть]. Тогда как император принижает Государство в пользу того, что является больше чем Государство, Ницше принижает Государство в пользу того, что является меньше чем Государство – отдельного гражданина. Для него Государством «зовется самое холодное из всех чудовищ. Холодно лжет оно; и вот какая ложь выползает из уст его: „Я, государство, я – это народ../⁴».[263]263
  Так говорил Заратустра, «О новом кумире» (перевод: В. Рынкевич).


[Закрыть] И некоторые современные философы и теологи[264]264
  Например, Рейнгольд Нибур, в труде Моральный человек и аморальное общество. Он пишет: «В каждой группе людей меньше причин управлять импульсами и их сдерживать, меньше способности для выхода за собственные пределы, меньше умения понимать потребности других, и, таким образом, больше необузданного эгоизма, чем индивиды, которые составляют эти группы, проявляют в своих личных отношениях». См. также труд того же автора Природа и судьба человека.


[Закрыть] (хотя из-за совершенно других мотивов) так же настойчивы, как и Ницше, в своем утверждении о более низком моральном положении группы по отношению к индивиду. Их доводы очень сильно подкрепляют непомерные требования противоположной стороны – например, как требования Трейтшке, когда он писал: «Индивид должен пожертвовать собой ради более высокого сообщества, членом которого он является, однако Государство само является наивысшим сообществом во внешнем сообществе людей… в мировой истории нет ничего выше него; соответственно, оно не может пожертвовать собой ради чего-либо высшего»[265]265
  См. Лекции о политике, «Отношение государства к нравственному закону». Крайности сходятся в одной точке, и на самом деле между точкой зрения Нибура о морали Государства и точкой зрения Трейтшке мало настоящей разницы. Согласно последнему: «Одному государству пожертвовать собой в интересах другого было бы не только аморально; это противоречило бы тому принципу самосохранения, который является наивысшим долгом Государства» (Политика, i, с. 100). Что касается самого факта необузданного эгоизма Государства, то эти два мыслителя согласны друг с другом; что же касается их оценки этого факта, то они страшно далеки друг от друга.


[Закрыть]. Еще один (но намного менее резко националистический) представитель той же гегелевской традиции считает, что в Государстве «мы обнаруживаем одновременно дисциплину и экспансию, видоизменение частичных импульсов и что-то, что нужно делать и о чем нужно заботиться, как того требует человеческая природа. То есть если исходить от человека – таким, каким он является на самом деле, и пытаться придумать то, что даст ему отдушину и стабильную цель, способную отдать должное его способностям – удовлетворяющую цель жизни, – то факты вынудят вас дойти до самого Государства и, быть может, еще дальше». Такова точка зрения Босанке[266]266
  Философская теория государства, с. 140. В «Метафизической теории государства» Л.Т. Хобхауз критикует взгляды Босанке с точки зрения либерализма и индивидуализма. Однако средство врачевания грехов Государства, безусловно, состоит не только в том, чтобы спускаться в своих симпатиях на уровень частного лица, но и также в том, чтобы связать этот спуск с подниманием на уровень Человечества. Спасительная сила слов Босанке, которые я цитировал, кроется в концовке «и, быть может, еще дальше» – однако ни о каких «быть может» нет и речи.


[Закрыть].

Какая оценка правильная – та, которая делает Государство осуществлением или высшим «я» гражданина, или та, которая делает из него его врага (или хитрого сверхчеловеческого врага, или глупого субчеловеческого врага, эгоцентричная свирепость которого способна погубить человека)?

Мое мнение – что в обеих этих оценках много истины. Однако сначала необходимо определить положение Государства в иерархии. Я считаю, что это не истинный индивид целостного статуса, а очень важная мезоформа, по следующим шести причинам: 1) Его границы произвольные, меняющиеся и нечеткие; например, такие органы, как дороги и железные дороги, часто сцепляются с такими же органами из соседних Государств, так что существует мало свидетельств об отсутствии целостности. 2) Государство способно включать в состав себя «орган» или территорию, взятые у соседа, и избавляться от такого органа, без какой-либо радикальной реорганизации «органа» или себя самого. 3) Распространено перемещение граждан из одного Государства в другое (на временной или постоянной основе); также может существовать класс людей, не имеющих гражданства. 4) Генетически национальные государства, как правило, имеют очень смешанное происхождение. Часто бывает, что расовые меньшинства не полностью смешались и проявляют сепаратистские тенденции. 5) Некоторые граждане активно нелояльны Государству, а некоторые просто безразличны к нему. Лояльность многих других оценивается их лояльностью к организациям, которые выходят за рамки государственных границ: на самом деле общепринято считать, что чем более гражданин цивилизованный, тем скорее он будет симпатизировать международным организациям или движениям – научным, художественным и религиозным. 6) Наконец, человечество разделено – посредством расы, языка, класса, политических предпочтений – на единицы, которые имеют мало отношения к национальным подразделениям[267]267
  0 том, что Нация-Государство – это не истинная и самодостаточная единица и о тщетности попыток отделить ее историю от истории ее соседей см. введение в Исследование истории Арнольда Тойнби.


[Закрыть].

Ни один из этих шести моментов сам по себе не достаточен, чтобы отнести Государство к классу мезоформ. Однако вместе, я считаю, их более чем достаточно. Государство – не индивид целостного статуса, хотя оно иногда и может быть близким к этому состоянию (например, когда оно участвует в войне или преследует политику враждебной изоляции)[268]268
  Я ограничиваю обсуждение Государством и Человечеством в том виде, в каком они существуют сейчас. Аристотель писал: «Если все сообщества стремятся к какому-то благу, то Государство или политическое сообщество, являясь наивысшим из всех и тем, которое охватывает все остальные, в большей степени, чем какое-либо другое сообщество, стремится к наивысшему благу». Когда он написал эти строки, то целостность Человечности находилась в прошлом и будущем рода человеческого в большей мере, чем в настоящем. (См. Политика, 1.1.)


[Закрыть].

Pandorina Morum

Краткого исследования стадий объединения, связывающих группу недифференцированных клеток (таких, как Pandorina) с многоклеточным высокого уровня, достаточно, чтобы показывать на сколько незначительных градусов «псевдо-индивид» отделен от «истинного индивида». Также и на следующем, социальном, уровне объединения существуют все степени целостности, от человеческой толпы, волчьей стаи и пчелиного улья – с одной стороны до Человечества – с другой (См. Бергсон, Творческая эволюция, о пчелином улье как о «реальном, а не метафорическом едином организме». Холдейн и Хаксли, в Биология животных, обсуждают роль «агрегации» – сначала биологической, а затем и социальной – в эволюции).

С другой стороны, Человечество является генетически единым и сильно отличается от других видов; члены Государства не похожи на членов других видов и не равнозначны им; границы Государства (какими бы неясными они ни были) устанавливают общие внешние границы для многих частично совпадающих псевдо-индивидов или тел, которые игнорируют границы Государства; однако Человечество не сливается с другими видами путем какого-либо частичного наложения. Превыше всего человеческое тело-ум, основные концепции человека, его наука, технологии и инструменты, посредством которых интерпретируется и контролируется «не-человеческая» природа, являются международными: они принадлежат Человечеству, а не Государству. То, что принадлежит одному только Государству – это малый и недавний фрагмент нашего наследия, а то, что принадлежит Человечеству, можно разглядеть в разнице между человеком и обезьяной. Именно благодаря нашей принадлежности к роду человеческому, а не благодаря нашей национальности, мы и можем выполнять свои самые высокие функции. Иными словами, то целое, к которому мы должны обращаться за объяснением всех, кроме самых тривиальных, деталей нашего человеческого существования – это Человечество.

Не существует никакого объективного способа измерить индивидуальность, но я думаю, что ясно, что, по зрелом размышлении, Человечество – это индивид (безусловно, очень несовершенный индивид, однако достаточно целостный, чтобы получить в иерархии целостный статус), а Государство – это мезоформа, чей иерархический ранг выше, чем у отдельного человека, но индивидуальность которой ниже его индивидуальности. Неспособность провести это важнейшее различие между уровнем, или иерархическим статусом, и индивидуальностью, или целостным статусом, и неспособность брать в расчет тот или иной вид статуса и являются причиной многих искаженных представлений о Государстве. С одной стороны, они ответственны за точку зрения тех писателей, которые, как Морли Робертс, ставят Государство на уровень беспозвоночных, как субморальное животное, слепым инстинктом движимое к непрестанной и жестокой вражде со своими соперниками по добыванию пропитания. С другой стороны, они ответственны за противоположную точку зрения, гласящую, что Государство – некий бог, который не может ошибаться, божественное создание, которому гражданин должен слепо подчиняться. Опасность в чрезмерном подчеркивании более высокого положения Государства по сравнению со своими гражданами состоит в том, что Государство грозит занять место Человечества[269]269
  Это является мерой величия страстного националиста Мадзини, что он подчинил государство Человечеству. «Без государства не может быть человечества, – пишет он в труде 0 долге человека. – Государства – это граждане человечества, так же, как и отдельные люди – это граждане государства. И так же, как каждый человек живет двоякой жизнью – внутренней и внешней, так же живут и государства. Как каждый человек должен стремиться способствовать мощи и процветанию своего государства посредством своей особой функции, так же и каждое государство, выполняя свою особую миссию, согласно своим особенным способностям, должно выполнять свою долю в общей работе и способствовать последовательному развитию и процветанию человечества. Таким образом, гражданство и человечество одинаково священны. Забыть о человечестве – значит отбросить цель наших усилий; сводить на нет государство – значит отбросить инструмент достижения этой цели».


[Закрыть], претендуя на ранг и функцию, которые не являются его: результатом, скорее всего, станут национализм, тирания и война. Опасность в чрезмерном подчеркивании более низкого положения Государства по сравнению со своими гражданами состоит в том, что игнорируется функция Государства как ценного органа Человечества: результатом, скорее всего, станут самоубийственный анархизм и эгоизм. Короче, Государство похоже на чиновника среднего уровня: настоящее сокровище на своем должном месте в качестве посредника, но настоящая угроза, когда он пытается занять должность, которая принадлежит его начальнику.

Однако мезоформу не стоит недооценивать: функционально она вполне может быть такой же важной, как и истинный индивид. Это вполне возможно, как убеждал сэр Артур Кит[270]270
  Новая теория человеческой эволюции. В последней части книги сэр Артур Кит утверждает, что нация (или «народ», как он ее называет) наследует поведение и ментальные характеристики его более мелких прототипов. Государства все еще ведут эволюционную борьбу за выживание, и в будущем национализм, скорее всего, станет еще более сильным. Однако его учение (Эссе о человеческой эволюции) о том, что «этическим ядром племени являются мирные отношения, его корой – враждебность» и что «национализм пребывает в гармонии с человеческой природой, а христианство – нет», представляют собой опасные полуправды.


[Закрыть], что фундаментальной единицей в эволюции человека была социальная группа (сначала состоящая из приблизительно пятидесяти или шестидесяти членов и постепенно разросшаяся до миллионов сегодняшней нации-Государства). В постоянной борьбе между такими социальными группами это не индивида, а скорее группу как единицу пропускают через сито естественного отбора. И этот отбор групп придал ценность в борьбе за выживание таким добродетелям, как любовь, верность и способность взаимодействовать в сообществе, а также ненависти и жестокости по отношению к другим конкурирующим сообществам. Безусловно, это факт, что страны все еще являются боязливыми и полными ненависти хищниками, для которых мир – это подготовка к открытому конфликту.

На этом и оставить дело означало бы совершить две ошибки – я называю их ошибками единственного уровня и ошибкой недоступности уровней. Первая игнорирует существование высших единиц, которые (пусть и не идеально) разрешают противоречия и объединяют множественность враждующих низших уровней: в особенности она отвергает реальность – вдобавок к борющимся национальным мезоформам – того Человечества, членами которого они являются. Хотя мои ткани не ладят друг с другом, хотя болезнь усиливает те войны, которые ведутся в моем теле из плоти и крови, хотя я могу завтра от них умереть, вместе с тем я – един. Даже при этих условиях существует плоскость – несколько плоскостей, – на которых самые злейшие враги среди людей, и идеологических фракций, и народов, и Государств неразрывно объединены[271]271
  «Человек – не люди! – это цепочка взаимосвязанных мыслей,
  Неразделимой любви и силы…
  Человек, одна гармоничная душа многих душ,
  Чья природа – в собственном божественном контроле».
  Освобожденный Прометей
  Доказательства существования этой плоскости мы знаем из собственного опыта, т. к. периодически ее посещаем. Бывают минуты, когда мы полностью принимаем необходимость непрестанной вражды между людьми, идеями и идеалами, когда мы никакой из них не отвергаем, когда нам открывается то единство, которое превыше множественности, и тот мир, который превыше бури. В такие минуты мы можем сказать, вместе с Мигелем де Унамуно: «Быть всем собой – значит быть всеми остальными».


[Закрыть]. Вторая ошибка (недоступности уровней) – отделять государство от человека, делать из него существо, за которого человек не отвечает, существо, которое находится далеко от него (будь то «снизу» или «сверху») и полностью от него отличается. На самом деле это право, и даже долг, всех нас – сказать, вместе с Людовиком XIV, что «Государство – это я». Ибо до какой степени мы имеем национальное мышление (что мы вынуждены делать всякий раз, когда открываем газету), до такой степени мы и становимся Государством. Нет никакой веской причины перекладывать вину за его поведение на какую-то политическую верхушку и еще меньше причин перекладывать ее на «живое, дышащее «животное»… которое принадлежит к низкому классу беспозвоночных[272]272
  Поведение наций, Морли Робертс. Сравнить: Альфред Мачин, Подъем человека (1925); М.Р. Дэйви, Эволюция войны (1929); сэр Артур Кит, Эссе о человеческой эволюции (1946).


[Закрыть]. Страх и ненависть, жадность и ревность, глупая гордость, беспощадная жестокость, глупость, нации – все они являются моими; все это мои пороки, требующие моего раскаяния и исправления. И значительной частью этой реформы является отчетливое осознание самого факта Человечества.

Быть человеком – значит быть по очереди человеком, Государством и Человечеством, как того требуют обстоятельства[273]273
  На поверхностном уровне общество людей и насекомых очень похожи. Марэ (Душа белого муравья) описывает термитник как единый организм, удерживаемый вместе постоянной чередой «приказов», которые отдает муравей-матка – это наводит на мысль о том, что используются экстрасенсорные средства общения, т. к. даже стальная пластинка не является им помехой. Но на самом деле разница между таким обществом насекомых и человеческим обществом гораздо больше, чем кажется: так как сутью последнего является тот факт, что человек постоянно перемещается между уровнем индивидуального и уровнем сообщества, тогда как любое подобное движение со стороны насекомого (по меньшей мере) невероятно. Наивысшее достижение человека – его способность к вертикальному движению в иерархии.


[Закрыть]. Мы должны расти, но в некотором смысле было бы лучше вовсе не расти, чем перестать расти на второй стадии – стадии мезоформы. Орган Человечества становится врагом целого. Тем не менее, есть причины для развода, и мой долг ясен. До той степени, до которой я смогу, на национальном уровне, избавиться от страха и ненависти – до такой степени нация избавилась от страха и ненависти. До той степени, до которой я способен наслаждаться единством Человечества и проживать его – до такой степени единство Человечества обновляется и увековечивается. На худой конец, любовь к себе укажет путь. Конфликт наций не является чем-то внешним по отношению ко мне: он разрушает мою собственную целостность. В конце концов международные проблемы являются проблемами личными. Это звучит гораздо более странно, чем есть на самом деле, так как проблема мятежной мезоформы не является для этого исследования чем-то новым. Угроза моей целостности как человека идет от конфликта между одним набором органов и другим – обжора, повеса, бездельник, интеллектуал и другие постоянно борются во мне за господство[274]274
  Ницше говорит о том, что есть люди, «которые представляют собой только один большой глаз или один большой рот или брюхо», и об ухе, которое «сидело на слабом тоненьком стебле, а стеблем этим был человек!» (Так говорил Заратустра, «Об избавлении», перевод: В. Рынкевич). К такому состоянию тяготеет Человечество, когда одно Государство или одна нация или класс или любая другая мезоформа стремится доминировать над всеми остальными и ошибочно принимает себя за целое.


[Закрыть]. Грех, невоздержанность, болезнь, безумие (а кто полностью от них свободен?) имеют место быть, когда мезоформа незаконно захватывает место целого. И нецелостность имеет много уровней: человек одолеваем своими органами; Человечество одолеваемо Государством; само Государство, быть может, одолеваемо разными партиями или классами. Тот, кто создает одного бога из своего желудка и другого – из своей страны, страдает от одной и той же болезни на двух уровнях своего тела и не дотягивает ни до уровня человека, ни до Человечества[275]275
  Одной из задач науки будущего будет детально выявить взаимозависимость различных уровней «болезни-мезоформы».


[Закрыть].

Обнадеживающим является тот факт, что, в некоторых отношениях, человек с легкостью достигает уровня Человечества: оставив субъективный взгляд своего личного, или индивидуального, «я», он принимает объективный взгляд своего публичного, или социального, «я» – того «я», которого не могут сдерживать никакие национальные границы. Как говорит Кант[276]276
  Пролегомены, 18.


[Закрыть]: «Все наши суждения сначала являются лишь восприятием-суждением: они истинны только для нас, т. е. для нашей субъективности. Лишь позже мы даем им новую точку отсчета, отсылая к какому-либо объекту, намереваясь, чтобы они были истинны для нас не только в данный момент, но и всегда, а также и для всех остальных людей».

Оценка высоты горы одним человеком субъективна; два человека, совместив свои частные наблюдения, могут прийти к объективной оценке. Этот пример из тригонометрии олицетворяет всю объективность, которая, по сути, является организацией частичных точек зрения.

Когда мы думаем и действуем как рациональные, осознанные люди, мы это делаем благодаря тому «объективному уму», который внутренне присущ отдельному человеку и вместе с тем выходит за его пределы. Таким образом, мы имеем опыт «реального» мира, в котором железнодорожные пути параллельны, а не сходятся в одной точке, в котором монеты круглые и вместе с тем имеют толщину, в котором у домов одновременно есть фасад, задняя часть и интерьер; тогда как «кажущийся» мир, в котором эти объекты совершенно по-разному составлены, не принимается в расчет. Например, возьмите этот лист бумаги: любопытно, что я вижу, что у него четыре неравные стороны и четыре неравных угла, и вместе с тем я вижу, что он прямоугольный. Очевидно, во мне есть два «ума» (которые действуют так гармонично, что я принимаю их за один) – или два наблюдателя, человек и Человечество. Первый видит, что мой мизинец размером со всю мою ступню; второй видит его истинный размер. Первый видит, что у куба не более трех ромбовидных сторон; второй видит, что у него шесть сторон, каждая из которых квадратная. Первый живет в мире, населенном людьми всех размеров, от «людей, похожих на ходячие деревья» до человечков и от человечков до крошек – одновременно в Бробдингнеге и Лилипутии; второй живет в здравомыслящем мире, люди которого всегда одного, человеческого, размера. Истинное отличие этих двух находящихся во мне наблюдателей – в том, что первый – это один человек, тогда как второй охватывает всех людей. Мой мир становится миром Человечества. Лишь на секунду, и при помощи намеренного усилия (подобно тому, которое должен сделать художник), я могу использовать свои собственные глаза и увидеть моего спутника в качестве человека, у которого не хватает глаза или уха, ноги или руки. Уильям Джеймс обращает наше внимание на тот факт, что мы настолько полностью отвергаем важность сетчатки, что не имеем понятия, как размер луны, как мы ее видим, сравнивается с размером, например, монетки: единственный способ узнать – это наложить одно на другое[277]277
  Основания психологии, от с. 343.


[Закрыть]. Давно прошло то время, когда я жил в мире личного реализма и невинности взгляда – то время, когда (будучи младенцем в возрасте нескольких месяцев) я был способен заметить, что лицо человека в профиль ужасно изуродовано[278]278
  Шарлотта Бюлер, От рождения до зрелости, с. 58.


[Закрыть]. Теперь я вырастил множество глаз Человечества[279]279
  У этого учения длинная история. Аристотель учил, что нам нужно оторваться от тех вещей, которые являются «первыми для нас», чтобы дотянуться до тех, которые являются «первыми для природы», а Аверроэс (считая, что он интерпретирует Аристотеля) утверждал, что существует лишь один интеллект, который разделяют все люди. Кант разделял объективные «суждения, основанные на опыте» от субъективных «суждений восприятия»: в первом случае результаты перцепции объединяются в одно «общее сознание» (Пролегомены). И, прежде всего, это Гегель и его последователи прояснили, что рост ума означает отказ от находящегося в нем частичного и субъективного элемента.


[Закрыть], которыми я воспринимаю мой объект под всеми углами и со всех расстояний; и моя сложность, как знает любой рисовальщик, заключается в том, чтобы вернуться, когда того потребует необходимость, к моему примитивному бинокулярному зрению. На самом деле абсолютно личная точка зрения на вещи является искусственной абстракцией[280]280
  Коффка и Келер считают, что тотальная изначальная реакция мозга на ситуацию дает «реальный» размер объекта напрямую. Моя критика этой точки зрения состоит в том, что она не идет достаточно далеко в своем настоянии на целостности субъекта: чтобы увидеть мир объективно, потребуется гораздо больший организм, нежели организм отдельного человека.


[Закрыть]: объединение моей личной точки зрения с другими для создания точки зрения Человечества – не внешняя и не теоретическая конструкция: в одном из своих аспектов я и являюсь Человечеством и для меня естественно видеть все именно таким образом[281]281
  Из многих разного рода фактов, указывающих в этом направлении, телепатия – тот, который сейчас стал очень заметным. Особенно значимыми является ценная ассоциативная теория телепатии Уэйтли Кэррингтона (ассоциация «идей», имеющая место в одном «уме», также является таковой и для других) и ее вывод об «общем хранилище» или «групповом разуме»: см. его произведение Телепатия: обзор ее фактов, теории и выводов, XII, XIII. Для меня важен тот факт, что данных одной только телепатии достаточно для того, чтобы подвести к тем общим заключениям, к которым данное исследование подходит разными путями. Дело в том, что общий разум Человечества переходит от этапа размышлений к этапу детальных эмпирических исследований.


[Закрыть].

(Основополагающая неопределенность моей природы является физической не менее, чем психической. Возьмем, например, мою чувствительность к вибрациям. Я воспринимаю видимый свет (с длиной волны между 30 и 15 миллионными частями дюйма), так как мои глаза под это адаптированы: другие волны (как говорят) находятся за пределами моего поля зрения. Однако на самом деле я также воспринимаю радиоволны, инфракрасные волны (длина волны которых превышает длину волну видимого света) и ультрафиолетовые волны, рентгеновские лучи и гамма-излучение (длина волны которого меньше чем длина волны видимого света). Мой общий спектр колеблется от длины волны в приблизительно 20 миль до где-то около 20 миллионов-миллионных частей дюйма, а вовсе не от 30 до 15 миллионных частей дюйма – настолько мое суммарное тело более чувствительное, чем мое более маленькое тело. И, надо сказать, что органы чувств этого суммарного тела не являются ни удлинителями малого тела, ни временным самодельным приспособлением, ни механическими заменителями естественных органов, ни множеством ортопедических приспособлений; наоборот, они являются должными и естественными рецепторами невидимых волн – так же, как сетчатка является должным и естественным рецептором видимых волн. В качестве Человечества я ухожу со средней линии эволюции и перехожу в авангард; в качестве Человечества я наслаждаюсь преимуществами того, что у меня есть тело, которое, в плане чувствительности (как и многого другого), так же превосходит мое человеческое тело, как мое человеческое тело, в свою очередь, превосходит мои клетки).[282]282
  Дела с мозгами обстоят так же, как и с чувственными органами: и думаю, что с мозгами всех людей (чтобы не сказать больше). Ф. Тилни (Мозг от обезьяны до человека) и другим не стоит волноваться, что наше психическое развитие ограничено размером черепа, который, в свою очередь, ограничен размером таза. Это то же самое, что бояться, что наши умы, наверное, малы, так как малы наши клетки мозга, а их атомы – еще меньше.


[Закрыть]

Однако предполагать, что существует отчетливая точка зрения, которая принадлежит человеку, и другая, которая принадлежит Человечеству, и то, что я реализую их обеих в своем чистом виде, было бы излишним упрощением. База всех моих действий, ось моей жизни, лежит посередине, между человеком и Человечеством. Вокруг этой оси (которая является изначальным и должным домом моего здравого смысла) мое функционирование качается как маятник, с более или менее симметричными взмахами. Взмах назад – это мое уменьшение, регресс, распад; взмах вперед – это мой рост, прогресс, наращивание. Чем глубже взмах, тем глубже и ритм моей жизни. Итак, с одной стороны, мне необходимо видеть и слышать мир просто, без интеллектуальной озабоченности, как это делают художник и ребенок; мне необходимо чувствовать себя спонтанным, не закрепощенным, не думающим о том, как я должен себя чувствовать; мне необходимо нырнуть под поверхность традиции и хорошего тона, к интенсивности первобытного. Однако само по себе это движение означает катастрофу. Важно чтобы, с другой стороны, его уравновешивала растущая способность мыслить творчески[283]283
  «Великой тайной моральных устоев является любовь, или выход за пределы нашей собственной природы, и отождествление себя с тем прекрасным, что существует в мысли, действии или личности, которые не являются нашими. Чтобы быть по-настоящему добропорядочным, человек должен уметь пользоваться своим воображением интенсивно и всесторонне; он должен ставить себя на место другого и на место многих других; боли и радости его вида должны стать его собственными». Шелли, Защита поэзии.


[Закрыть], превосходя всего лишь личные и родовые проблемы. Уравновешенный человек симметричен – он настолько же является чем-то большим, нежели здравомыслящий человек, насколько является чем-то меньшим, чем он.

В Человеческом неврозе д-р Тригант Барроу приписывает большинство наших бед и конфликтов гипертрофированному самосознанию, формированию, путем влияния на человека социальной среды, «я-личности», которая нарушает то, что он называет «групповым, организменным единством человека». Хотя по большей части я с этим согласен, я считаю, что д-р Барроу не отдает должное полярной взаимозависимости между индивидуальным и групповым в человеке и необходимости напряжения между ними.