Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной"

За исключением биосферы, планетарные сферы – согласно здравому смыслу – сами по себе совершенно безжизненны, какими бы живыми они ни были в едином целом. Не правда ли, это необычное существо, у которого к его единственному живому органу привязаны такие громоздкие мертвые органы? Кто же спасет меня (вполне могла бы пожаловаться планета) от тела этой смерти?

Во-первых, я хотел бы вновь сказать, что Жизнь – это не некая трудная для понимания сущность, которая одни тела пронизывает, а другие – нет; это, скорее, операция между телами, нежели состояние дел внутри каждого из них[370]370
  Развитие планеты центробежное, вовлекающее каждую геосферу по очереди. Начиная с молекул коры, оно идет дальше, к примитивным клеткам в воде, развитым животным на суше и людям в воздухе. Также есть и обратный момент: многие организмы рассортировывают и отлагают минералы; животные возвращаются в море насовсем, а люди – не насовсем, в ходе массовых ежегодных миграций; ученые исследуют недра планеты при помощи гравиметров, магнитометров и искусственных землетрясений. Все подобные центростремительные и центробежные движения являются функциями единого живого существа; однако мы воспринимаем их по отдельности, как некомпетентный врач лечит больные органы и их симптомы, вместо того чтобы лечить всего человека в целом. Нам нужно нечто, похожее на видение Мильтона об органичной Земле:
«легким элементамДают питание – грубые; ЗемляПитает море; суша и водаПитают воздух; воздух же – роиСветил эфирных;…»  (Потерянный рай, 4, перевод: А. Штейнберг)


[Закрыть]. Понятие «самодостаточная жизнь» внутреннее противоречиво. Жизнь Земли так же не может быть распределена между ее сферами, как заслуга за работу парового двигателя не может быть распределена между бойлером, поршнем и регулятором. Ампутируйте мой большой орган, планетарную кору или стратосферу, и я умру; эта жизнь, которой я живу, эти мысли, которые я думаю, это предложение, которое я пишу, так же принадлежат внешним областям моего суммарного тела, как и внутренним.

Адаптация является двухсторонней, но (несмотря на Хендерсона) мы продолжаем игнорировать пригодность окружающей среды. Океан адаптирован к кораблю, воздух – к самолету, земля – к шахте. Фехнер указывает на идеальную адаптацию пруда к водяной лилии и горы – к альпийскому растению. На самом деле пруд и цветок, океан и судно, отдельно друг от друга, не вполне присутствуют.

Более того, здравый смысл ошибается относительно фактов. Из-за удивительного проявления своенравной слепоты или (в лучшем случае) ошибки обобщения, несметные признаки жизни игнорируются. Так же, как корабль не является самим собой без мостика и капитана, так же и море не является самим собой без корабля – этого самого важного представителя морской жизни. Объективная оценка океана не может игнорировать лайнер и подводную лодку, гирокомпас и морскую карту, «Чэлленджер» и его оборудование для замера глубины; ибо они не менее важны для природы океана, чем нервная система – для человека или цветок – для растения. Радиозонд или аэростат наблюдения (самый что ни на есть настоящий орган чувств) высоко в стратосфере не является там вторженцем, а находится там в своей стихии, о чем и заявляет каждая деталь его структуры. Луч радара, следящий за пылинкой, находящейся на расстоянии множества миль над землей[371]371
  Д-р А. Ловелл описывает некоторые достижения радарной астрономии на конференции Британской Ассоциации, 29 августа 1947 года, и, в особенности, выслеживание при дневном свете метеорных дождей: было обнаружено, что то, что нам кажется падающей звездой, может иметь ширину меньше миллиметра.


[Закрыть], является фактом, который никакой серьезный исследователь этих верхних областей не может игнорировать. На самом деле, утверждать, что передачи радиоволн, отраженных от ионосферы, не приходят к нам оттуда или что сэр Эдвард Эпплтон не связан со слоем, который носит его имя, или что сейсмографы (и даже Жюль Верн)[372]372
  То очарование, которое таят в себе романы типа Путешествие к центру Земли Жюля Верна, а также окаменелости, кристаллы и минералы в целом, наводит на мысль о том, что здесь задействовано то, что Юнг называет «хтонической частью ума». См. Юнг, Аналитическая психология, а также Джоанна Филд, Эксперимент с досугом.


[Закрыть] не важны для недр планеты – явно глупо. Однако мы постоянно совершаем именно эту глупость – всякий раз, когда мы отказываемся рассматривать объект, пока каждая хорошо развитая черта не будет отрезана. То, что мы рассматриваем – вовсе не реальный объект, а продукт нашей интеллектуальной резни.

Операции между сферами Земли также нельзя описать как чисто физические. На этом уровне также есть истинная социальность. Разве голубое небо (с его бесконечными вереницами облаков, восходами и закатами, сияниями, радугами и молниями) не представляет собой для Жизни огромный интерес и неиссякаемый источник вдохновения? Разве мы не «считаем облака юго-запада со страстным настроением влюбленного»[373]373
  Мередит, Эгоист, XXVI. Сравнить: Ричард Феверел, XLII.


[Закрыть]? Разве мы не находим утешение в компании моря, никогда не устающего от своей «работы, похожей на работу священника», разве не обнаруживаем повсюду в «бездумной» природе «мысли, иногда слишком глубокие для слез»[374]374
  Примечательно, что Вордсворт, который из поэтов был больше всех влюблен в более обширные аспекты Земли, хорошо осознает, что находящийся в них ум – не что иное, как ум в человеке, и что они, отчасти, его собственное творение; тем не менее (или, скорее, благодаря этому) они – истинные спутники жизни его души. Он наслаждается присутствием существа,
«Чье жилище – свет заходящих солнц,И округлый океан, и живой воздух,И голубое небо, и ум человека».И он любит«все, что мы видимНа этой зеленой земле; весь могучий мир,Глаз, и ухо – и то, что они наполовину создают,И то, что воспринимают…»  Аббатство Тинтерн


[Закрыть]? Большие реки и водопады, далекие горы, которые видятся с равнин, равнины, которые видятся с гор, пустыни, заснеженные поля – разве все они не делают Жизнь тем, что она есть на самом деле, опытом? Безусловно, Жизнь – не отшельник, свернувшийся калачиком и предающийся мечтаниям в планетарной келье, она является социальной в силу своей природы и привычек.

Ведические боги и ками Дальнего Востока, так же, как и божества Греции и Рима, включают в свои иерархии богов воздуха, земли и моря. Более недавними являются духи стихий Парацельса – гномы (земля), нимфы (вода), сильфы (воздух) и саламандры (огонь) – возникшие из элементов, которые греки считали не только живыми, но и божественными. (Слово, обозначающее «элемент» («stoicheion»), стало означать «демон»). Святой апостол Павел высмеивает эти вещественные начала, называя их немощными и бедными, однако он признает других членов космической иерархии – архонтов, начальств и властей. См. Послание к Галатам, IV.3, 9, Послание к Колоссянам, II.8, 20.

Согласно Хуайнань-цзы, мудрец «способен летать взад-вперед между небом наверху и водами внизу, в совершенной гармонии с дао».

И не верно утверждать (как это делает здравый смысл), что вся социальность находится на одной стороне. Чтобы получилась геосфера, нужны двое – или больше. Греческий миф, в котором владения самого Хроноса (который сам является сыном Урана и Геи, Неба и Земли) делятся между его сыновьями – Аидом, Посейдоном и Зевсом, – признает мир истинным сообществом элементарных концентрических сфер; тогда как мы, приводящие в движение это самое сообщество посредством наших изобретений, забыли о его существовании. Быть общительным – значит иметь общение. «Ибо ни один из нас не живет сам по себе», будь то в качестве человека или в качестве Жизни. Как детально утверждалось в Главе III, осознанность – самая заразительная вещь на свете: совсем немного этого вируса хватает очень надолго, он преобразует самую огромную массу, ни насколько не ослабевая. Неизбежно Жизнь, просто будучи сама собой, создает свое собственное окружение. Это не эзотерическое учение, а одна из тех многих истин, которые мы слишком умны, чтобы заметить. Давайте я приведу банальный пример. Каждая карта является видом с высоты стратосферы (или с высоты тропосферы, или с высоты какой-либо другой точки зрения), и ничего бы для нас не значила, если бы смотрящий орган полностью отсутствовал. Жизнь и Человечество в рамках Жизни являются самосознающими; они смотрят сами на себя; они ставят себя в такое положение, чтобы смотреть на самих себя; они удаляются в то место, где они являются, собой в других. «Таковыми» (говорят они на самом деле) «мы являемся для того наблюдателя и того наблюдателя», и они говорят это совершенно авторитетно: никто не сомневается в том, что Англия имеет именно ту форма, которую показывает карта. Перемещающиеся наблюдатели, к помощи которых я прибегаю в этой книге, не являются ни излишними, ни вымышленными, они необходимые и реальные спутники самосознающей жизни[375]375
  Пример подобного «наблюдательного реализма» предоставляет искушение – Дьявол (очень действенный перемещающийся наблюдатель) поднимает Иисуса на высокую гору и за секунду показывает ему весь мир. Когда же мы смотрим на карту, мы в гораздо меньшей мере осознаем, где мы находимся. С другой стороны, у нас есть наши аэрофотосъемки. И вновь, это является показателем нашего времени – что оно осознавало на физическом уровне то, что в более ранние времена осознавали на психическом. Задачей ближайшего будущего является совмещение этих двух моментов – озарения прошлого и производительности настоящего. Нам еще предстоит осознать все последствия того факта, что «Мы не можем узнать, как выглядит мир из того места, где никого нет, потому что если мы пойдем туда посмотреть, там кто-нибудь будет» (Бертран Рассел, Проблемы философии). Мы там находимся не каким-то загадочным и призрачным образом, а в качестве наших конкретных равных в социальном плане, будь то люди, биологические виды или геосферы. Чосер (в Доме славы), хотя и полностью признает, что более широкая точка зрения на Землю подразумевает подъем, не может разрешить этот момент относительно того, кто и что поднимается. Орел поднимает его на такую высоту, что весь мир ему показался «что зрачок в моем глазу» и он увидел всех «небесных тварей». Итак,
«мысль может воспарить так высоко,На перьях философии,Что пересечет все элементы»,  Однако мыслитель добавляет, что
«Я знаю точно, что я тут;Но вот душа я или плоть —Про это знаешь Ты, Господь!»  В своем стихотворении «Облака» Руперт Брук описывает, как мертвые парят в спокойных небесах и наблюдают за событиями внизу. В некоем реальном смысле именно это делают и живые. Сравнить: Олаф Стэплдон, Из смерти в жизнь.


[Закрыть]. Мы прогрессируем, учась смотреть на себя объективно, и мы можем это сделать, лишь оживляя наше окружение и будучи оживленными им.

Боязнь «воздушной мощи» не нова. Согласно Страбо, некоторые кельты говорили Александру Македонскому, что они не боялись ничего, кроме как того, что им на голову обрушатся небеса. Ранние христиане, безусловно, испытывали благоговейный трепет перед «князем, господствующем в воздухе» (Послание к Ефесянам, II.2.), и св. Афанасий писал: «Воздух – это сфера дьявола, врага нашего рода… Однако Господь победил дьявола и очистил воздух и проложил нам «путь» наверх на небеса… Он очистил воздух от всех порочных влияний врага» (О воплощении Слова, IV.25). Эта же самая «воздушная мощь», сбивавшая с толку наших предков, сбивает с толку и нас, только для нас она имеет более физический аспект. Сравнить: Олдос Хаксли, Обезьяна и сущность о «князе, господствующем в воздухе – это Spitfire и Stuka, Вельзевул и Азазель…». Отвергая Вальпургиеву ночь как суеверие, мы празднуем ее круглый год.

Можно возразить, что если атмосфера наш враг, то странно, что наши политики и газеты (обычно столь искусные в обнаружении угрозы) игнорируют этот факт. На это я отвечу, что (1) война между государствами не менее реальная от того, что является частью более крупной войны; (2) страх нападения с воздуха наверное больше, чем страх нападения других наций как таковых по суше и морю, ибо атмосфера ведет новый вид войны – более безличный, неразборчивый и смертельный, чем последующее за ним военное вторжение; (3) если мы все еще не осознаем, что в наши дни именно атмосфера побеждает в войнах, по крайней мере, ясно, что ни одно из воюющих государств на самом деле не побеждает – «победитель» тот, кто меньше проигрывает; (4) существует убеждение, которое сейчас больше распространено, чем в другие времена, что война – это братоубийство, а Человечество – единое целое, однако это единство подразумевает или требует нового «врага» на более высоком целостном уровне; (5) будущее вполне может еще больше выявить растущее отличие между (международной) воздушной мощью и (международной) сухопутной военной мощью. Международные военно-воздушные силы, управляющие миром (как их предсказал Г. Уэллс в «Облике грядущего») и завершающие победу атмосферы,

Однако вопросом на повестке дня является скорее качество, нежели сам факт этих широкомасштабных социальных отношений. А по качеству они сверхчеловеческие. «Очи мои я возвел к Тебе, живущему на небе» – Псалмист обнаруживает новый уровень. Кто, когда-либо обретший утешение и радость в присутствии элементарной природы, нуждается в аргументах, чтобы доказать, что это более возвышенная, безупречная область? Жизнь на этом уровне не только всего лишь физическая или едва психическая – она на самом деле является гораздо более высоким порядком психофизического функционирования, чем мы обычно имеем. И (как и в большей части социального взаимодействия) секрет привлекательности здесь в контрасте. Именно невероятное бездействие, безличность, постоянство и «жизненность» всей остальной Земли и кажется Жизни столь потрясающей: ее спутник проявляет качества, полностью непохожие на ее собственные – в этом и есть ценность этих дружеских отношений. Конечно, в процессе наслаждения этим контрастом, Жизнь его уничтожает; «объективные» и «субъективные» качества циркулируют, и Жизнь волей-неволей оживляет все, к чему она прикасается. Но контраст постоянно обновляется. Именно в этот момент наука и здравый смысл появляются, чтобы сделать свое смертельное, но необходимое дело, разрушая жизнь ради ее непрекращающегося возрождения. Ибо жизнь, которая является только живой, мертва[376]376
  Из современных писателей Джон Каупер Поуис (В защиту чувственности, Философия одиночества и пр.) настаивает на важности созерцания неживой природы.


[Закрыть].

Когда я использую термин «сверхчеловеческий», я не хочу сказать, что на высших уровнях неизбежно присутствуют возвышенные виды морального поведения и высокие эстетические стандарты. На самом деле, как я буду аргументировать позже, в очень важном смысле мир становится хуже точно так же, как он становится лучше; и по мере того, как мы поднимаемся по иерархической шкале, вместе со способностью к добру увеличивается и способность к злу. Здесь достаточно отметить, что социальная жизнь планетарных сфер далеко не идеально мирная. Жизнь и Земля не исключения из правила о том, что социальность включает в себя борьбу и единству целого (до определенной степени) служит разъединенность частей. На самом деле есть особые причины, согласно которым Жизнь должна сейчас быть в разладе со своими соседями – за прошедшее столетие Жизнь сделала удивительные успехи в самосознании, и они непременно включали возрастающее оживление (частично враждебное по своему характеру) других геосфер, в частности, атмосферы: самосознание означает оппозицию и не достается даром. Пятьдесят лет назад подобное заявление было бы легко отвергнуть как еще один пример того, как теория, доведенная до своей крайности, может привести к самым необоснованным нелепостям; однако сегодня эта критика теряет большую часть своей сути, ввиду того что одна из основных забот нашего времени – как защитить себя от тех геосфер, которые мы оживили. Это не простое совпадение, что эпоха Дарвина, Вейсмана и Бергсона – также эпоха Глэшера, братьев Райт и Блерио. Жизнь, которая становится самосознающей – это Жизнь, которая начинает интересоваться вопросами, связанными с воздухом. Воздушные силы и воздушная мощь, воздушная атака и противовоздушная оборона – новая лексика говорит сама за себя, рассказывая историю биосферы, которую одновременно привлекает и отталкивает окружающий ее спутник, которого она любит и вместе с тем ненавидит, и смертельно боится того, на что он способен.

Совершенно очевидны связывающие их процессы проекции и отражения: с одной стороны, искусственный дождь, посев и борьба с вредителями с воздуха, радио, авиаперелеты, аэрофотосъемка; с другой – снаряды дальнего действия, бомбардировщики, самолеты-снаряды, ядовитый газ и еще более страшное воздушное оружие, находящееся в процессе разработки. Князь, господствующий в воздухе, больше не является всего лишь мифическим чудовищем. Безусловно, это правда, что мы можем винить лишь самих себя и производителям вооружений нет необходимости снабжать обе геосферы столь беспристрастно, или, скорее, с перевесом в сторону врага. Но война склонна быть именно таковой. Достаточно одного, чтобы возник раздор. Человек, настроенный на драку, непременно создаст себе чудовищных врагов, а вокруг испуганного человека или геосферы возникнут и будут жить своей недоброжелательной жизнью всяческие вполне реальные опасности. Тот факт, что воздух, само дыхание Жизни, станет основным противником Жизни, может показаться странным, однако на каждом уровне именно мы сами (та часть нас самих, которую мы должны осознать, но не смеем или не хотим этого делать) вооружаемся против самих себя. Несомненно, наша болезнь носит «психологический» характер, впрочем, как, в конечном счете, и все болезни. И прогноз не становится менее серьезным от того, что жалоба (чем, на самом деле, это и является) признается воображаемой. Воображение созидательно[377]377
«Те невидимые существа,Чье жилище – самая малая частицаБесстрастной атмосферыДумают, чувствуют и живут как человек».  Строки Шелли не являются менее истинными от того, что описываемые им факты – плод воображения (Королева Маб, II). Сравнить: Эпиномис, где автор, дав описание солнечных богов, «помещает сразу же под ними божественных духов, порожденных воздухом и занимающих третью или промежуточную позицию (в зависимости от того, как её истолковывать), которым нам, несомненно, надлежит возносить молитвы, дабы благополучно завершить наш путь… Поскольку небеса заполнены живыми существами, они рассказывают друг другу и самым высоким по рангу богам обо всех людях и предметах».


[Закрыть].

Текущие проблемы Жизни возникают из социальных отношений; это не удивительно, учитывая, что ее природа полностью социальна. Физическая конституция биосферы такова, что вся она в целом взаимопроникает в соседние геосферы и живет внутри их не менее, чем рядом с ними – здесь, действительно, взаимная имманентность индивидов в обществе находит подобающе яркое выражение. Чем является Жизнь без воды, воздуха и земли, не в качестве пассивного окружения, а в качестве партнеров в непрестанном и многообразном процессе проекции и отражения? Посмотрите, например, как биосфера процветает посредством такого постоянного воздействия на литосферу, как возделывание почвы (так же, как, на другом социальном уровне, один человек возделывает другого и получает от этого выгоду), посредством горного дела, строительства, применения разного рода стимулов для получения желаемого результата. Однако и здесь, вновь, не все идет гладко, и социальные отношения ухудшаются. Земля, с которой плохо обращались и слишком загружали работой, отказывается поддерживать Жизнь так, как раньше: на самом деле это вопрос того, является ли угроза снизу даже еще более серьезной, чем угроза сверху[378]378
  Сэр Джон Бойд Орр, Олдос Хаксли и многие другие убеждали нас в том, что шансы на прочный мир сильно увеличились бы, если бы государства сотрудничали в противостоянии этой общей угрозе и ей подобным. Это здравая психология – дабы положить конец конфликту, найдите какой-нибудь другой, в котором участники были бы на одной стороне.


[Закрыть]. Не только атмосфера, но также и литосфера объявили войну биосфере – к ненасытной потребности в тяжелом труде и периодическим толчкам землетрясений и извержениям вулканов прибавляется ультиматум, что если Жизнь не исправится, крупные ее части погибнут из-за изнашивания почвы.

Люди все еще воюют с людьми, семьи – с семьями, государства– с государствами, Человечество – с другими видами[379]379
  И, конечно, конфликты, происходящие на разных уровнях, взаимозависимы: на самом деле, как осознает Гесиод, они едины – «Когда люди следуют справедливости, весь город расцветает, земля приносит богатый урожай, число детей и стад увеличивается, а к несправедливому враждебна вся природа» (Труды и дни).


[Закрыть]; однако хотя борьба продолжается (иногда в улучшенной форме) на всех этих уровнях, основной бой, на который и направлено сейчас наше внимание, сейчас происходит на еще более высокой плоскости геосфер. Возможно, в вовсе неотдаленном будущем сбудется предсказание Г. Уэллса, последует межпланетная война или угроза войны и мы обнаружим, что «на самом деле наш настоящий враг» – какое-либо угрожающее нам небесное тело. Наши старые источники страха и проблемы – выводящий из себя сосед, наши мерзкие политические оппоненты; страна, чья брутальная агрессивность является, в нашем случае, непоколебимостью; современное идеологическое чудовище (будь оно коричневым или красным, черным или синим), микроб или бактерия, ответственные за наши хвори, сама угроза с воздуха – все они или их эквиваленты полностью не исчезнут. Однако все указывает на то, что они могут подчиниться какому-нибудь новоявленному дьяволу еще более высокого целостного статуса, например, планете Марс[380]380
  В конце романа Г. Уэллса Война миров, после того как нападение марсиан было отражено, Земля оказалась в состоянии беспокойства: «Мы поняли, что не можем рассматривать эту планету как защищенное и надежное место обитания для человека; мы никогда не сможем предсказать то непредвиденное добро или зло, которое может нежданно явиться к нам из космоса». С другой стороны, нападение «сделало многое для продвижения понятия человеческого сообщества».
  «Для обычного человека, – говорит Гильберт Мюррей (Пять стадий греческой религии, II), – невозможно полюбить своих соседей, живущих в соседнем доме, если только он не встанет с ними на одну сторону против соседей, живущих через дом».


[Закрыть].

Перед лицом такого общего врага враждебные геосферы вполне могут согласиться изменить свою точку зрения, и Земля больше осознает свое единство. Одно точно: жить – значит наживать врагов, и индивидуальность в том виде, в котором мы ее знаем, означает отделение от окружающей среды, которая (по крайней мере, потенциально) враждебна. У Публия Сируса были веские причины утверждать, что «Худшая доля – того, у кого нет врагов». Когда, на различных иерархических уровнях, мы оживляем наших сотоварищей и оживляемся ими, одним из первых результатов является animus, враждебность. Симптомы и признаки довольно распространенные. Взросление печально известно своим переходным возрастом (который также является и трагическим возрастом), когда обостренное самосознание идет рука об руку со страхом и неприязнью по отношению к тем, кто делает это самосознание возможным; конфликты подростка являются одновременно внутренними и проецируемыми; как правило, его ненависть и любовь, направленные на самого себя, предписываются обществом. Молодые люди (и, казалось бы, молодые нации и молодые биосферы) должны утратить свое младенческое доверчивое дружелюбие, прежде чем осознанно обрести их вновь, будучи взрослыми. Я считаю, что на уровне Жизни мы сегодня находимся на том сложном этапе, когда интенсивная социальность сопутствует интенсивной несоциальности. Мы не можем жить ни вместе, ни врозь, и дорого платим за свое самосознание.

Недавняя передовица в «News Chronicle» начиналась словами: «Суровый поворот экономического винта? Загадка намерений Москвы? О чем на свете можно еще писать, кроме как об этих избитых темах? Ответ прост – существует еще Земля» (5 октября, 1949).

Каково же лекарство? Здесь я озабочен тем, чем я являюсь, а не средством для реформ – тем предложениям, которые я могу внести, место в конце книги. Однако явно существует указание на один фактор для лечения этой геосферной вражды (постольку, поскольку лечение вообще возможно). Планета, которая все больше осознает себя как единое живое целое – это планета, чья внутренняя вражда умеряется[381]381
  Значительно, что Джерард Уинстенли (памфлеты которого в XVII веке вдохновили движение диггеров) представлял себе землю как основу человеческого единства и братской любви. Его цель – чтобы «сердца бедняков» утешились, превратив «Землю в общую сокровищницу, чтобы они жили вместе, объединенные братской любовью в единый дух, и имея достаточный доход в сообществе единой Земли, их Матери». См. Движение диггеров в годы Английской республики.


[Закрыть]. И ответственность за то, чтобы прийти к этому желаемому состоянию самопознания от моего имени, лежит не на каком-то трансцендентном и недосягаемом уме Земли, а на мне. Это я должен доказать, что жестокий конфликт между Землей и ее соседями вовсе не необходим для ее полного самосознания; что лекарство от воздушной войны не хуже, чем сама болезнь; что объединение планеты не требует, чтобы она окружала себя непримиримыми врагами – нужен не более, чем минимум оппозиции. Это лишь часть лечения, и до какой степени его можно применять – вопрос. Но в одном я уверен: никакое осознание в нас живой цельности Земли не пропадает даром, и оно всегда способствует продвижению этой целостности. Насколько мы приводим к сознанию не только наше общее человеческое «я» и наше общее жизненное «я», но и наше общее земное «я»[382]382
  Однако интеллектуального подъема недостаточно: также нужен энтузиазм, подобно тому, который был у Ричарда Джеффриса. «Насыщенный голубой цвет недосягаемого цветка небес привлекал мою душу к себе, и там она и покоилась, ибо чистый цвет и есть отдых сердца». «Великое солнце, горящее светом; сильная земля, дорогая земля; теплое небо; чистый воздух; мысль об океане; невыразимая красота всего наполнила меня восторгом, экстазом». «История моего сердца» изобилует подобными фразами.


[Закрыть] (которое включает в себя два предыдущих и одновременно находится за их пределами), настолько мы служим делу мира на Земле.

Однако я забегаю вперед. Моя текущая задача – в том, чтобы разобраться с дальнейшими возражениями учению о том, что планета является разумным живым существом, и выяснить, какую жизнь она ведет. По крайней мере, предыдущих замечаний достаточно, чтобы показать, что эта возложенная на самого себя задача не всего лишь академическое упражнение, далекое от практической жизни, а, наоборот, представляет собой безотлагательное дело, которое касается каждого человека.

Итак, Земля – единое живое целое, а не множество слоев, из которых лишь один является живым, тогда как другие за этой жизнью ухаживают. Однако здравый смысл все еще не убежден. В таком случае пусть позовут нашего перемещающегося наблюдателя, чтобы он поделился точкой зрения человека со стороны.

 
«Пульсирует Земля, в себе неся
Перемеженье систол и диастол,
Рождение и смерть и всех и вся
Вал Бытия всеобщего сграбастал,
Едины птицы, камни и холмы…»
 

(Оскар Уайльд, Пантея, перевод: Е. Витковский)

Ф.: Планета (говорит он) не делает секрета из своей жизни. Повсюду можно увидеть, как это многогранное существо выпрямляется, протягивает конечность, приоткрывает веко, размыкает губы, чтобы заговорить. Повсюду она наращивает плоть, имеющую сложную структуру, ярко раскрашенную, активную и оснащенную несметными органами чувств. Оно на вас смотрит; оно жмет вам руку; оно с вами разговаривает; и издает «планетарную музыку»[383]383
  В своем произведении Защита поэзии Шелли называет поэзию «этой планетарной музыкой».


[Закрыть]. И, чтобы не осталось никакого сомнения, чтобы вы не подумали, что губы, которые вы целуете, отсоединены от основного тела, это шарообразное существо говорит вам:

 
«Я есть и губы, которые целуют,
И дыхание этого поцелуя»[384]384
  Свинберн, Герта.


[Закрыть].
 

3.: Вы не понимаете. Когда вы пробудете здесь немного дольше, вы узнаете, что цветы растут из семян в земле и не являются оживающей планетой. Растет не само поле, а то, что на нем посеяно. Что же касается голов, рук, глаз и ртов, то они принадлежат жизни на Земле, а не жизни самой Земли[385]385
  См. Г. Уэллс: «Планета стала возможным местом обитания для этого странного вторжен ца, жизни».
  (Краткая история мира, LXXI.2)


[Закрыть].

Дочь Ридбека (в «Венере под наблюдением» Фрая) на самом деле является «розой с камня мира».

Как написано в «Гуань-цзы»: «Земля есть источник всего на земле, нежный корень всей жизни». И 2000 лет спустя было сказано: «Их часто спрашивали, – жаловался д-р Эдкинс по поводу своих китайских слушателей, – можно ли говорить об этих вещах, являющихся мертвой материей, созданных руками Господа из ничего, как о живых существах?» «А почему бы нет? – спрашивали они. – Небеса посылают дождь и солнечный свет, земля порождает зерно и траву, мы видим их в вечном движении, и таким образом мы говорим, что они живы».

(Дж. Эстлин Карпентер, Сравнительная религия)

 
«Не является ли тайной целью
Этого хитрого мира, подстегивающего
пару влюбленных,
Просто заставить все прыгать в них
от экстаза?»
 

(Рильке, Дуинские элегии, IX)

Ф.: Я нахожу Ваш метод любопытным[386]386
  Конечно же, это метод св. апостола Павла (Послание к римлянам, VII.17) и Гамлета (V.2), отрицающего, что он причинил зло Лаэрту. Безусловно, у него есть свое применение, но если его применять неосознанно или беспринципно, он будет ошибочным.


[Закрыть]. Вы наблюдаете за этой планетой в поисках признаков жизни. Она протягивает конечность. Вы видите, что конечность живая. И вы тотчас же ментально ампутируете ее, объясняя, что лишь конечность живая, а тело, которое ее протянуло – мертвое. Эта «конечность» может быть клеткой, рукой, Шекспиром, бульдозером, Человечеством или Жизнью – большие или маленькие, мобильные или жестко зафиксированные, со всеми ними вы обращаетесь одинаково. «Мы не регистрируем цветы», – сказал географ[387]387
  Маленький принц, детская сказка Антуана де Сент-Экзюпери.


[Закрыть]. Стоит выпуклости лишь раз проявить признак жизни, и вы говорите: «Это не Земля, а нечто другое». И почему? Потому, что планета – это труп, и не должна быть живой! Разве вы не видите, что ваша Земля мертва, потому что вы приложили столько усилий, чтобы ее убить? «Земля не была Землей до тех пор, как появились ее сыновья», говорит Мередит[388]388
  В стихотворении Признание.


[Закрыть]; а вы же говорите: «Земля – не Земля, до тех пора, пока не исчезли ее сыновья». Но на самом деле ее сыновья не были рождены: они представляют собой органы матери. «Земля, – говорит великий Фехнер[389]389
  Зенд-Авеста,].


[Закрыть], – это то единое целое, лишь членом которого является наше тело; это то постоянное целое, лишь малой частью которого является наше тело; оно для нашего тела является тем же, чем дерево – для единичной веточки или постоянное тело – для малого и бренного органа». Ромашка не в большей степени посеяна в Земле, чем око вола посеяно в воле, пуская нервы-корни в мозг животного. Ваш способ отращивать волосы – не тот же, что способ Земли выращивать цветы, траву и деревья, однако это не причина делать вид, что планета старая и лысая и носит зеленый парик.

Бронхиолы и воздушные каналы человека. По сути, это находящиеся в нем корни Земли.

«Птица так же укоренена в земле, как и дерево» (Д.Х. Лоуренс, Фантазия бессознательного, XIII). Однако эта идея очень древняя: Платон (Федон, 109) указывает на тот факт, что мы населяем не поверхность Земли, а живем внутри нее, как рыба в море.

3.: Орган, вышедший из-под контроля своего тела – странный орган.

Ф.: Он не вышел из-под контроля. Он даже не внешний и укоренен глубоко в планетарном теле. Человек не является (как предположил Водсворт[390]390
  В Прелюдии Вордсворт описывает процедуру расчленения мира как
«та ложная вторичная сила,Посредством которой мы умножаем различия,А затем считаем, что наши ничтожные границы являются тем,Что мы воспринимаем, а не тем, что мы создали».

[Закрыть]) обитателем или приемным ребенком Земли – не более, чем ваша печень является вашим квартирантом.

И эти органы Земли глубоко укоренены – когда они пускают корни в теле Земли, их называют растениями; когда тело Земли пускает корни в них, они называются животными. Тот факт, что последние могут перемещаться в теле Земли на скорости до сотен миль в час, не вырывая себя с корнем, делает их более эффективными, а не менее эффективными органами. Или, если все это неправда, если только протоплазма живая в неживой окружающей среде, тогда давайте действовать согласно своим убеждениям и скажем, что человек – это миф, ибо он состоит из определенных комков фосфата кальция, к которым липнут клетки. Если Земля является сыром, кишащим клещами, или, скорее, зараженным скелетом, то этим же, в свою очередь, является и каждое инфицирующее животное. Фехнер называет людей блохами, прыгающими по волу, которого они считают мертвым, потому что он не прыгает как блоха. Они – листья, которые рассматривают дуб как инертную арену для своего времяпровождения; они – точка над «i», которая считает, что она находится выше того, частью чего является. Люди расхаживают по планете, воображая, что они – космические парашютисты-десантники, но они, по крайней мере, могли бы признать, что вся растительность является автохтонной. По крайней мере, они могли бы послушать мудрых людей[391]391
  Однако дело поэта – не поддерживать разграничение между уровнями целостности, а скорее помочь нам выйти за их пределы; и поэтому для этого исследования важен дух, а не буквальный смысл его высказываний. Итак, когда богиня земли у Свинберна описывает часть себя как «мягкие волосы травы или красивые члены дерева», мы учитываем тот факт, что ее тело очень отличается от человеческого.


[Закрыть]: «Ничто не растет в месте, где нет ни наделенной сознанием, ни волокнистой, ни рациональной жизни. Перья растут на птицах и сменяются каждый год… Трава растет в полях, листья растут на деревьях, и каждый год они по большей части обновляются. Итак, мы можем сказать, что земля обладает духом роста; что ее плоть – это почва, ее кости – это последовательные пласты пород, которые образуют горы, ее мышцы – это туф, ее кровь – ключи ее вод…»[392]392
  Записные книжки Леонардо да Винчи. Сравнить: с живой Землей Шелли:
«Она, в чьих каменных венахДо последнего волокна самого высокого дерева,Тонкие листочки которого дрожали в морозном воздухе,Текла радость, подобно крови в живом теле…»  (Освобожденный Прометей, I).


[Закрыть] – подробности Леонардо, быть может, фантастичны, однако он достаточно большой, чтобы увидеть все живое целое целиком.

3.: Видеть Землю так, как ее мог бы видеть человек до изобретения сельского хозяйства – не повод для самодовольства: когда человек начинает сеять, у него больше нет оправданий, чтобы воображать, что это Земля оживает весной и умирает, или засыпает, зимой.

Ф.: Земля, которая в эпоху до появления сельского хозяйства была «матерью спонтанного роста почвы, диких зверей и деревьев, и всей жизни горы»[393]393
  Гилберт Мюррей, Пять стадий греческой религии, I. Сравнить: Дитерих, Мать-Земля и Джейн Э.Гаррисон, Пролегомены к исследованию греческой религии, VI, Темис, VI.
  В более поздние времена Земля – Дева и Мать – исчезает лишь для того, чтобы вновь появиться в новом обличье – например, это «Святая мудрость, София, Святая истина, Але-тейя, Святой дух или Пневма» (Гилберт Мюррей, Цитируемое ранее произведение, IV).


[Закрыть], осталась, в качестве матери плодов и зерна, центральной фигурой в поздних религиях эгейцев; и хотя Солнце (которое, в качестве создателя календаря, становилось все более важным для аграрного общества) также требовало почтения, оно никогда не занимало место великой матери, которая каждый год сочетается браком и плодоносит. И даже сейчас ее место до конца никем не занято. То, что люди все еще говорят о «плодах Земли» и о пустыне, которая цветет, как роза – не просто лингвистический архаизм. Хотя и смутно, но все еще осознают, что тогда как ее дети растут в ней, «Она растет в своих детях»[394]394
  Мередит, ДухЗемл1/ осенью.


[Закрыть]. И, в конце концов, ее семена – ее собственные, а не что-то импортированное с Марса или Венеры[395]395
  В Образовании миров Аррениус, однако, серьезно высказывает мнение, что жизнь пришла на эту планету извне – очень простые и очень выносливые организмы прибыли сюда на метеоритах или частицах пыли, откуда-то из межзвездного пространства.


[Закрыть]. Не являются ли они скорее частицами единого гигантского Семени, которым является сама Земля – семенем, которое выросло в прекрасное сферическое Растение, цветком которого является человек? Оно в буквальном смысле автохтонное – возникшее из самой земли – появившееся, как лев и ирбис у Мильтона, из самой почвы:

 
«Из бугра
Рождающего выпростался лев
До половины; лапами скребя,
Он туловища остальную часть
Освободил при помощи когтей…»[396]396
  Потерянный рай, VII (перевод: А. Штейнберг). Сравнить: Лукреций, О природе вещей, У. Для ранних греков человеческая мать была вспаханным полем, и даже сегодня соитие вульгарно называется «пахотой» – например, как то делала миссис Блум у Джойса.


[Закрыть]
 

Глубоко истинным является финикийский миф Платона[397]397
  Республика, III.


[Закрыть], согласно которому правители, солдаты и обычные люди, вместе со всей их собственностью, были заготовлены в земле, «и когда они были готовы, то эта земля, их мать, отправила их на поверхность». Так же глубоко истинен миф об Антее и Геракле – когда люди отрицают живую Землю, они отрицают собственную жизнь, и им грозит судьба Антея, которого Геракл оторвал от его матери[398]398
  А.Э. описывает непосредственный опыт: «Дотронуться до земли означало почувствовать прилив силы, будто прикасаешься к тому, кто дотронулся до мантии Господа («Свеча видения»).
  Как и нашим радиоприемникам, нам необходимо заземление. С другой стороны, существует миф о Пирифое и Тесее в загробном мире, которые не смогли сдвинуться со скалы, на которой сидели. Зафиксироваться на Земном уровне сознания – не более желательно, чем быть не в состоянии достичь этого уровня.


[Закрыть]. Несомненно, это отрицание далеко не абсолютно и знание об общей жизни Земли просто подавляется (в интересах преувеличенного индивидуализма), а не полностью отсутствует. Посредством любопытных и частичных способов этот уровень функционирования может перерасти в более полное сознание, например, как в случае с опытом лозоискателя[399]399
  Если лозоискатель обязан своим талантом способности достигать «сознания Земли», тогда предположительно все мы являемся потенциальными лозоискателями. По крайней мере, один авторитетный источник, виконт Анри де Франс («Современный лозоискатель») считает, что любой человек может научиться быть лозоискателем. Для противоположной точки зрения см. Теодор Бестерман, Лозоискательство. Сравнить: А.Э., Толкователи.


[Закрыть].

3.: Это никак не помогает человеку – погрузить свою жизнь в жизнь какого-то сверхчеловеческого чудовища, даже если это чудовище его собственного изобретения. В лучшем случае, «Erdgeist», «Дух Земли», – это поэтическая метафора; в худшем – это мистификация, суеверие, чрезмерная сентиментальность, ерунда. Комментарии Блаженного Августина о Богине Земли Барро стали (или должны были стать) ее некрологом: «Мы видим одну Землю, населенную разными созданиями: однако, будучи скоплением элементарных тел и самой низшей частью мира, почему ее называют богиней? Потому что она плодородна? Почему же тогда не называют богами людей, которые делают ее таковой своим трудом, а не своим почитанием? Нет, часть души мира, (как говорят) «содержащаяся в ней, делает ее божественной». Хорошо: как будто эта душа не очевидна в человеке…»[400]400
  О граде Божьем, VII.23.


[Закрыть]

Ф.: Заметьте, как Августин отделяет людей от Земли и их долю мировой души – от ее доли: будто они не являются ее главным органом[401]401
  Орган, который она описывает как:
«Одно рождение моего лона;Один блеск моего глаза;Один самый верхний цветок,Который дотягивается до небес;Человек, единый со мной и равный мне, человек, сотворенный из меня, человек – это я».  (Свинберн, Герта)
  Сравнить: Фрэнк Тауншенд, Земля:
  «Можете ли вы пробудить в себе желание осознанно осуществить предназначение Земли, дав умереть собственным целям?
  Можете ли вы открыть свое сердце знанию того, в чем состоит предназначение Земли?»
  …………………
Я – часть Земли,И я это знаю.И все, что я делаю, я делаюдля Земли,Даже сейчас, когда пишу.И все, что делает Земля со мнойИли с моей работойМне безразлично;Ибо я и Земля – одно».

[Закрыть]; будто принижающие заявления святого принадлежат не ей, а исходят с другого конца вселенной.

3.: Быть может, наш спор всего лишь недоразумение, всего лишь пустое словопрение. Если (i) я определяю планету как неживой шар, населенный живыми существами, и если (ii) вы определяете его как шар и существа, вместе взятые, тогда, разумеется, мы говорим на разных языках. Конечно, из определения (ii) следует, что планета включает в себя и свою жизнь, и в этом смысле является живой. Более того, я допускаю, что концепция планеты как единого целого действенна (так же, как действенна концепции об Азии как о едином целом или о мировой поэзии как о едином целом): подобные концепции регулируют наше мышление и в некотором смысле соответствуют фактам. Если теперь вы, в свою очередь, допустите, что, согласно моему определению (i), планета мертва – тогда наши разногласия будут разрешены.