Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной"

Если, таким образом, Земля рассматривается как единственная живая часть Солнца (или, по крайней мере, как единственная живая часть, которая достигла самосознания), разумно ли предположить, что этого крошечного фрагмента достаточно, чтобы оживить и целое? Гегель[520]520
  Энциклопедия. Одной крайности придерживается Бруно, который писал: «Нет, Земля – лишь планета, и тот ранг, который она занимает среди звезд, – лишь узурпация; пора свергнуть ее с престола. Правитель нашей Земли – не человек, а солнце, при помощи жизни, которая дышит одинаково во всей вселенной. Пусть земля избегает привилегии… Жители звезды, разве мы не входим в состав небесных равнин и не находимся на территории небес?» (См. Фрит, Жизнь Бруно). Другой крайности придерживается Гегель, который настолько ни во что не ставил звезды, что сравнил их с роем мух, и настолько высоко ставил эту планету, что сделал ее причиной всех остальных. По-моему, правда совмещает множественность миров Бруно и главную идею Гегеля о том, что именно в этом мире может быть найден смысл их всех. Фраза в Теогонии Гесиода о том, что Земля – родитель Небес, является наименее важной половиной истины.


[Закрыть], например, не сомневался относительно ответа. Земля – это то, что он называет «телом индивидуальной тотальности», органическая функция которой состоит в том, чтобы «поглощать во всей их полноте прочие звездные силы, обладающие, в качестве небесных тел, иллюзорной видимостью независимости, и ставить их под контроль своей индивидуальности, в которой эти титанические члены практически сходят на нет». Хотя она является физически незначительной, Земля – обитель и проводник духа, который управляет материальной вселенной, преодолевая все ее внешнее.

Земля как Земля не может выйти за пределы планетарного; тем не менее, ввиду того что надлежащий для нее объект исследования – это себе подобные, она охватывает все части Солнца. «Планеты» Густава Холста – это собственная музыка самих планет в Земле, так же как их цвет и раскраска являются их собственными в ней. Она живет в них, а они – в ней: до этой степени есть истина в точке зрения Гюйгенса о том, что, скорее всего, между обитателями разных планет не больше разницы, чем между обитателями Земли: «На Земле есть люди холодного темперамента, которые процветали бы на Сатурне, самой отдаленной от Солнца планете; а есть и другие души, достаточно теплые и пылкие, чтобы жить на Венере» («Cosmotheoros, seu de terris coelestibus»).

И Гегель, безусловно, в принципе прав: относительные размеры Земли и Солнца не имеют никакого отношения к способности первого из них вселять энергию во второго – дело не в том, что самосознание может колонизировать мертвые миры, и, таким образом, оживлять их, а в том, что для того чтобы вообще существовать, оно уже должно было это сделать. Во вселенной, содержащей хотя бы чуточку самосознания, нет места смерти. Однако Гегель так и не осветил тот факт, что Земля, которая «переваривает» солнечную систему, уже является не самой собой, а живым Солнцем (так как самосознающий индивид не может расти на одной плоскости, а должен подниматься наверх, чтобы расширяться). Успех означает превзойти самого себя, что является своего рода неудачей. Расширение земного, строго говоря, невозможно: жизнь Земли – не жизнь Солнца. «Не всякая плоть такая же плоть… Есть тела небесные и тела земные; но иная слава небесных, иная земных» – так св. апостол Павел защищается от неразберихи в уровнях[521]521
  Первое послание к Коринфянам, ХМ. 39,40


[Закрыть].

«Не нужно мне говорить, что солнце – это шар пылающего газа, который вертится и шипит. Нет, спасибо… Я знаю, что жизнь, и только жизнь, является ключом к вселенной. И что живой индивид – ключ к жизни… Как так получилось, что индивидуальная душа в живом существе колеблет само солнце, в его центральности, я не знаю. Но это так». Д. Х. Лоуренс, Фантазия бессознательного

И, в любом случае, вопрос «Может ли живая часть оживить мертвое целое?» неуместный, ибо он подразумевает, что Земля жива сама по себе. Выделить в теле Солнца одну маленькую область и сказать о ней: здесь, и только здесь, находятся химические и термические условия для жизни, и сама жизнь, и самосознание, тогда как все остальное (каким бы оно ни было необходимым для поддержания этих местных особенностей) просто мертвый материал – значит вообще не увидеть Солнце. Если наблюдатель настаивает на том, чтобы оставаться науровне, который является для Солнца смертью, тогда, конечно, Солнце мертво. Но стоит ему перейти на более высокий наблюдательный уровень, и сразу становится очевидным, что жизнь – это не просто вопрос достаточного количества воды, углерода и т. п., предоставленных в рамках очень ограниченного диапазона температуры. Такие непосредственные условия наверняка относятся к тем, которые необходимы для жизни, но они являются небольшим и довольно произвольным набором из всех необходимых для жизни условий. Например, огромный диапазон чрезвычайно высоких температур в слоях солнца; сильный холод, граничащий с абсолютным нулем, в межпланетном пространстве; более умеренные температуры верхней атмосферы и ядра Земли – они так же необходимы для жизни, так же по-настоящему являются температурами жизни, как и температуры океана и тропосферы[522]522
  Точно так же крупные вариации солнечной энергии, которые (как кажется) были ответственны за ледниковые периоды и, впоследствии, за ход жизненной эволюции, должны считаться пульсом тотальной солнечной жизни.
  Джинс, Вселенная вокруг нас, с. 196.


[Закрыть]. Материал, который в ядре солнца такой горячий, что его количество размером с булавную головку убило бы мое человеческое тело на расстоянии сотен миль, является, на своем надлежащем месте в моем солнечном теле, бесценным органом моей жизни – я скорее расстанусь со своей правой рукой, чем с этой частью моего тела. Обычно я считаю, что мое тело должно иметь температуру около 98, 4 градусов по Фаренгейту – на градус больше или меньше является показателем того, что я заболел. Однако я принимаю во внимание лишь маленькую частицу моего тела. Дело в том, что, дабы иметь хорошее здоровье, оно должно быть во всем моем солнечном организме, каждая область которого имеет свою собственную нормальную, или «здоровую», температуру.

Точка зрения здравого смысла (с которой я здесь борюсь) нигде не изложена лучше, чем в «Потерянном рае» (VIII):

 
«Хотя, в сравненье с небом, и темна,
Мала Земля, но может содержать
Гораздо больше важных совершенств,
Чем Солнце, что сияло бы вотще,
Когда бы свет, не надобный ему
И бесполезный, не струился вниз
И Землю тучную не озарял;
Лишь прикасаясь к ней, бесплодный луч
Приобретает силу; и вдобавок
Светила эти служат не Земле,
Но Человеку – жителю ее…»
 

(перевод: А. Штейнберг).

Однако аналитический ум не может на этом оставить вопрос – эти «светила» «служат» не человеку, а его нервной системе, и не его нервной системе, а его мозгу… И, таким образом, мы отбрасываем наши тела. Синтетический ум, с другой стороны, движим фактами в противоположном направлении, и притязает на все большую и большую часть мира для тела. На самом деле оба движения необходимы, и мы должны сначала уменьшить, чтобы затем увеличить.

Жрец воплощает бога Солнца. С древнего мексиканского рисунка (согласно Дж. Элиоту Смиту).

И то, что истинно в отношении тепловых условий, истинно и в отношении условий в целом. Объем, химический состав, движение, масса каждой части Солнца, от которой моя жизнь зависит косвенно или напрямую, – это мои физические характеристики, благодаря которым я могу утверждать, что я – живой индивид. По правде говоря, это жизненные характеристики – солнечно-биологические феномены. В такой вселенной, как эта, нужно именно такое тело (каким бы непомерным и громоздким они ни казалось на первый взгляд), чтобы жить той жизнью, которая у меня есть сейчас. Огромна вероятность того, что никакая меньшая по размеру анатомия, никакой другой вид физиологии не подойдет. Если биология – это изучение живых единиц, а не их фрагментов, то здесь, в Солнце, и находится тот наивысший, изначальный, единственный завершенный биологический экземпляр, доступный для исследования. Жизнь, ум и ценности, которые мы приписываем себе, – ничто, если они не солнечные. Решительно, все обстоит вовсе не так, будто эти вещи находят себе дом на Земле, так как вся остальная часть солнечной системы неприспособленна для жизни: Солнце – это не своего рода пустыня, в которой мы являемся оазисом. Большие существа живут именно так или не живут вообще; и Фехнер не является ни неправым, ни легкомысленным, когда (в своей «Сравнительной анатомии ангелов» и позже в «Зенд-Авесте») утверждает, что сферическая форма – единственная подходящая для небесных существ. Крылья ангелов, крылатый солнечный диск Древнего Египта, руки (одна – свободна, другая держит лук), которые ассирийский обелиск приписывает Солнцу[523]523
  См. граф Гоблет д'Альвиелла, Миграция символов.


[Закрыть]; человеческое лицо, которым оно часто обладает, – все это очевидные уродства, обезображивание Солнце. Но, по крайней мере, они воздают должное солнечной жизненности. Современный человек подрезает жизнь вместе с крыльями, и, восстанавливая форму, разрушает суть[524]524
  0 богах Солнца, их психологической значимости, и многих следах поклонения Солнцу в христианстве см. Юнг, Психология бессознательного. Но, как говорит Д.Х. Лоуренс, «Не нужно себе воображать, что мы видим солнце таковым, каковым его видела старая цивилизация. Все, что мы видим – это маленькое научное светило, уменьшенное до шара пылающего газа. В столетиях до Иезекииля и Иоанна солнце все еще было великолепной реальностью, люди черпали из него силу и благородство и посылали ему обратно почтение, отраженный свет и благодарность. Но в нас эта связь разрушена, реагирующие центры мертвы. Наше солнце – нечто совершенно другое, нежели космическое солнце древних, гораздо более тривиальное». И дальше он говорит о великой необузданной жизни солнца, о его пламенеющем сознании и о том, как мы можем общаться с этим сознанием, вновь обнаружив наше солнечное «я» (Апокалипсис).


[Закрыть].

Что такое звезда? Или, скорее (для большей верности), что это за звезда, о которой у нас есть внутренняя информация и о которой мы имеем право говорить? Ответ астронома и физика (несмотря на весь представляемый им интерес и ценность) до нелепости недостаточный, однако мы принимаем его за весь ответ, в целом. Мы позволяем техническим приемам науки затмить для нас факты науки. Что это такой за разум, который говорит нам, что присутствие атомов, и свинца, и углерода, и кислорода (и так далее) значимо, а соединение этих атомов в Мона Лизе незначимо для понимания Солнца, которое всех их содержит? Дабы обнаружить смысл серебра и золота, не должны ли мы обратиться к Челлини так же, как и к Менделееву? Являются ли подсолнух, солнечный окунь, нектарница (по англ, sunbird, «солнечная птица» – прим, пер.) и солнечная морская звезда менее «солнечными», чем пятна на солнце? Если Пляска Солнца северно-американских индейцев не проливает света на конституцию Солнца, то почему это должен делать танец их атомов? Разве маленькая бабочка голубянка резвится в Солнце по ошибке, являясь там посторонним лицом; и неужели зимородок еще не одомашнен[525]525
  Заметьте, что для того чтобы попытаться «объяснить» зимородка, необходимо впутать сюда и Солнце – по самой меньшей мере. Например (если взять лишь одну из множества возможных линий «объяснения»), мы можем с крыльев зимородка сослаться на крылья его мезозойских родственников; с выживаемости первобытного крыла – на распад равномерного мезозойского года на сезоны (событие, которое благоволило к организму, склонному к миграции); и с зарождения сезонов – на некий солнечный переполох, который наклонил ось Земли. Какая бы доля истины ни содержалась в этом и подобном ходе мыслей, все они, в конце концов, ведут к Солнцу: зимородок является или «солнечным» созданием, или вообще ничем.


[Закрыть]? Является ли мышление, происходящее в Солнце, паразитическим, как если бы Солнце было одержимо дьяволом? Неужели нет никакой фундаментальной разницы между самосознающей звездой и несамосознающей звездой?

«Это верно», говорит Торо, «Я никогда материально не помогал Солнцу в его восходе, но, несомненно, было чрезвычайно важно только присутствовать на нем»[526]526
  Уолден, Экономия.


[Закрыть]. Ученый, с другой стороны, считает свое присутствие незначительным для Солнца: и неудивительно – он ведь не может убить всю солнечную жизнь путем препарирования и оставить нетронутой только свою жизнь. (Я говорю об ученом как об ученом, однако я должен указать на то, что он вполне может гораздо больше, чем обычный человек, осознавать ограничения и последствия научного метода. Лучшие ученые мужи знают, что анализ – не единственный путь к истине. Профессор Р. А. Сэмпсон пишет: «Этот процесс препарирования (солнца) вполне может привести нас в замешательство, ибо откуда мы знаем, что в ходе него не улетучится что-то такое – например, жизнь из живого существа, – что мы не сможем потом обратно в него вернуть[527]527
  Солнце. У г-на К. С. Льюиса (Человек отменяется) есть интересный отрывок о нашем современном стремлении лишить звезды всей божественности и конкретности.


[Закрыть]? Тем не менее, наука безнадежно предана смертельным методам, которые являются секретом ее успеха). В сущности, наука видит только незрелое и не пробудившееся Солнце[528]528
  Тем не менее, огромная уверенность современного человека в его способности «оживить» Солнце настолько же является утверждением имманентной жизни Солнца, как и отрицанием трансцендентной жизни. Смелые слова Мильтона типичны для этого настроения: «Когда вселенское познание завершило свой цикл, дух человека, более не заключенный в своей темной тюрьме, распространится повсюду – пока он не заполнит весь мир и пространство за его пределами – расширением своего божественного величия… Он на самом деле покажется тем, правлению и господству которого подчиняются звезды, чьей команды слушаются земля и море и кому служат ветра и бури; кому, наконец, подчинилась сама Мать Природа, как будто бы какой-то бог отрекся от престола мира и вверил ему, как губернатору, свои права, законы и администрацию. (Ораторские прелюдии). Однако на самом деле нет ни отречения, ни узурпации: человек остается человеком, а звезда – звездой. Астрономия – это звезды, так же, как и наука о звездах. Безусловно, в некоем смысле д-р Дж. Броновский прав, когда говорит, что наука «не странная, не нелепая и вовсе не магическая; она не божественная и не дьявольская, а человеческая». (The Listener, 27 октября, 1949). Это истинно, если мы рассматриваем человеческое как нечто, охватывающее иерархию, и не истинно, если мы рассматриваем его само по себе, как всего лишь человеческое.


[Закрыть]: зрелая звезда, полностью владеющая всеми своими способностями, вполне могла бы и вовсе не существовать. Как если бы мы искали реального человека и полный смысл человеческой природы в человеческом эмбрионе и оплодотворенной яйцеклетке и рассматривали бы взрослых людей в качестве устарелых утробных плодов, не представляющих интереса для науки. Будто бы семя было целью, осуществлением и смыслом цветка, или, скорее, как если бы семя было единственной реальностью, а цветок – вымыслом. Этот процесс мог бы быть оправдан, если бы он практиковался постоянно; однако с разными уровнями моей телесной конституции я обычно обращаюсь согласно разным принципам. Таким образом, я подавляю эмбриональную стадию моего человеческого тела и взрослую стадию моего солнечного тела. В одном случае я отрицаю свое прошлое, в другом – свое настоящее. Подобным противоречиям нет места в данном исследовании. Позволительно быть научным сеятелем, который игнорирует цветы, или ненаучным флористом, который игнорирует семена, или философским садовником, который никого из них не игнорирует. Однако что мне действительно непозволительно – так это менять свою роль по мере того, как я перехожу от растения к растению.

Д-р Чарльз Аббот из института Smithsonian обстоятельно исследовал то, какое влияние на Землю имеет активность солнечных пятен: см. ежегодные отчеты института. Однако его точка зрения, что «крупные изменения в погоде вызваны краткосрочными изменениями на солнце», оспаривают метеорологи. Об отношении роста деревьев к циклу солнечных пятен см. Э. Хантингтон, Земля и Солнце и Уэллс, Хаксли и Уэллс, Наука жизни. Уже полтора века назад сэр Уильям Гершель заметил связь между колебаниями цен и периодами солнечных пятен.

О влиянии Луны на Жизнь см. Г. Монро Фокс, Селена, или секс и Луна, и д-р С. Ф. Ч. Бисон, в Nature, 26 октября, 1946 год.

По общему признанию, у этого зрелого Солнца есть многие части, чей вклад в жизнь целого весьма неясен. Какое влияние, кроме легких гравитационных пертурбаций, могут оказать кометы и удаленные планеты на Землю и на Жизнь? Вполне может быть, что здесь наука может многое обнаружить и что, как утверждает древняя традиция, эти физические эффекты весьма существенны. (Выдвигалось мнение, что солнечные пятна связаны с тяготением планет на внешних слоях солнца. А солнечные пятна влияют на радиосвязь и работу различных приборов – некоторые приписывали ряд крушений самолетов в начале 1946 года активности солнечных пятен. Более важным является воздействие на погоду, и, таким образом, на растительность и все живые организмы. Например, исследование ежегодных колец некоторых деревьев показало, что темп роста связан с 11-летним циклом солнечных пятен. Возможно также, что миграция определенных животных, с интервалом в 11 лет, зависит (пусть и весьма косвенно) от того же самого солнечного ритма. Таким образом, вот одна возможная связь между «мертвыми» планетами и «живой» Землей: вполне может быть, что эволюция приняла бы совершенно другой поворот, если бы не Сатурн и Юпитер)[529]529
  Было несколько попыток связать периодичность эпидемий с циклом солнечных пятен. Итак, профессор Чижевский заявил (на Третьем международном конгрессе сравнительной патологии, 1936 год), что установил связь между активностью солнечных точек и гриппом.


[Закрыть]. Но каким бы ни было физическое воздействие, психическое воздействие несомненно[530]530
  Например, ум Солнца чем-то обязан аспекту самого себя под названием Виктор Гюго, который писал: «Разве ты не любишь этих и не страшишься тех? Разве ты не влюблен в Венеру? Разве не боишься Сатурна?» (Les Tables Tournantes de Jersey).
  Наша современная живопись также не является эксклюзивно земной. Пауль Клее говорит о художнике (от имени которого он в высшей степени квалифицирован говорить): «Затем, улетая в бесконечность, он думает: вполне возможно, что на других звездах творение произвело совершенно другой результат. Подобная мобильность мысли о процессе естественного творения – хорошая тренировка для творческой работы. Она способна фундаментально затронуть художника». О современном искусстве.


[Закрыть]: стимулировав науку сотнями разных способов, планеты (как я говорил в предыдущей главе) сыграли большую роль в интеллектуальном росте Земли.

Довольно ясно, что, во-первых, ум и жизнь Солнца неотделимы от его тотального телосложения, ни одна часть которого не является излишней на взрослой стадии; и, во-вторых, что (благодаря их включению в эту тотальность) все его части, вплоть до малейшего астероида, в полной мере живые. Биологи Дж. Г. Вуджер и Джозеф Нидхэм говорят нам, что: «молекула, атом или электрон, если они принадлежат пространственной иерархии живого организма, будут такими же „живыми“, как и клетка»[531]531
  Н идхэм, Порядок и жизнь.


[Закрыть]: следовательно, Плутон, в пространственной иерархии живого Солнца, такой же живой, как и я.

Солнце одновременно трансцендентно и имманентно, одновременно находится надо мной и во мне, отлично от меня и является мною. Здесь так же, как и в теологии, единственный способ избежать вредных искажений – это придать этим двум аспектам равную значимость. Все зависит от того, что я делаю своим объектом. Когда (переходя от людей и видов к геосферам и планетам) я начинаю ясно осознавать звезды[532]532
  0 том, как традиция поклонения придерживается иерархической последовательности – когда люди обращают внимание сначала на геосферы (дождь, солнечный свет, гром и погода в целом), затем на Луну и, наконец, на Солнце и звезды, см. Пейн, История Нового Света под названием Америка.


[Закрыть], тогда и я становлюсь живой звездой, хотя мой человеческий сотоварищ и не видит во мне никаких перемен. Согласно ему, я остаюсь только человеком; но, на самом деле, он не в положении сказать, что я такое, ибо он меня не видит. Моя удивительная физическая метаморфоза от него ускользает: распад и повторное переделывание моего тела очевидны только для перемещающегося наблюдателя[533]533
  См. Ф. Г. Брэдли: «Если душа рассасывается и исчезает в то, что может ее восстановить, то разве не то же самое происходит в отношении тела? Разве не вероятно, что в тот промежуток, когда душа „условная", тело само растворяется в условиях, которые затем его воссоздают?» (Внешность и реальность).


[Закрыть]. Последнему очевидно, что у меня задник, состоящий из звезды. И даже здравый смысл должен понимать, что только потому, что я ставлю солнце позади себя, я и могу видеть моих звезд-сотоварищей. Как говорит сэр Томас Браун, «Если бы не темнота и тень Земли, то самая благородная часть творения осталась бы невидимой и звезды в небе были бы такими же невидимыми, как на четвертый день»[534]534
  Сад Кира. Знаменитый сонет Ночь и смерть Бланко Уайта использует ту же идею.


[Закрыть]. Трансцендентное Солнце дня становится имманентным Солнцем ночи. И моя природа – это ритм чередования дня и ночи.

Когда выдвинуты все аргументы, проявляется общий факт – свидетельства солнечной жизни не отличаются от свидетельств земной жизни: на обоих уровнях я испытываю ликвидацию тела. Я нахожу, что не более сложно свести Солнце к пустому вместилищу для звезд, чем свести человека к пустому вместилищу для людей[535]535
  В своем стихотворении Конец, начало Д.Х. Лоуренс говорит о «полнейшей и кромешной тьме тишины и абсолютного забвения», которая находится в сердцевине солнца и всех вещей, – сердцевине, без которой солнце было бы «ужасным».


[Закрыть]. Дело не в том, что человеческой жизни достаточно для оживления солнечного трупа – путем некоей разновидности искусственного дыхания – и не в том, что она берет на себя задачу думать и чувствовать за все более увеличивающийся объем бесчувственной материи[536]536
  Обычно люди признавали, что истина в обратном. Итак, тайные религии эллинской эпохи считали Солнце управляющим миром разумом – mens munch' et temperatio – источником разума в человеке, а также источником и последним пристанищем души. См. Франц Кюмон, Астрология и религия у греков и римлян.


[Закрыть]. Человек совершенно неспособен на что-либо в этом роде. Как может этот маленький мозг, который расшатывает малейшее повышение или понижение температуры, несколько крошек распространенного препарата или самый слабый удар, – как может он заботиться о солнечной системе? Человеческий мозг – не орган солнечной мысли и не физическая основа ума в Солнце: это всего лишь небольшой фрагмент этой основы. Даже на строго человеческом уровне мозг – ничто без всего остального тела, и в его ментальном функционировании задействован весь человек.

Когда у Анаксагора спросили, в чем смысл рождения, он ответил: «Исследовать солнце, луну и небеса». (Хит, Греческая астрономия). Похожее напишет и Метерлинк: «Нам не нужно больше делать ничего в этой нашей жизни, кроме как стремиться познать, где мы находимся… Не знать – просто досадно; но больше не стремиться знать – наибольшее, неизлечимое несчастье, непростительное оставление своих обязанностей» (Горные тропы). Такой страстный интерес к отдаленной окружающей среде является не более человеческим (в строгом смысле), чем его предмет. Наше любопытство по отношению к звездам – это любопытство Солнца. Мы вполне оправданно говорим о людях, которые живут на этих уровнях, что они – не «вполне человеческие». Тем не менее, как считали греки, знание о звездах – это очень важная часть находящейся внутри нас мудрости. Например, автор Эпиномиса в основном стремится показать ценность астрономии как средства к истинной мудрости.

И, таким образом, на своих соответствующих уровнях ментального функционирования вовлечено все тело Человечества, Жизни, Земли и Солнца. Когда Солнце думает, то думает все Солнце в целом. Я говорю, что я думаю о Солнце и звездах. Это заявление так же истинно и так же ложно, как и то, что это я поворачиваюсь вокруг своей оси и вращаюсь вокруг солнца. Вопрос в том, какое из этих «я» в ответе за это? Единственное «я», которое может думать мысли Земли и совершать действия Земли, – это «я» Земли и мое «я», поскольку я осознаю свою земную сущность, свою «Земельность». Мое осознание любопытным образом неравномерно: ибо, хотя я отлично знаю, что именно в виде Земли я вращаюсь вокруг солнца и что именно в виде Солнца я перемещаюсь по звездному пространству, я ошибочно полагаю, что обладаю этим знанием именно в виде человека. Однако стоит мне остановиться и задуматься, как это несоответствие становится очевидным. Когда я имею дело с людьми, я – не мозг, а целый человек, ставший вместилищем-для-других людей; когда я имею дело с планетами, я – не человек, а целая планета, ставшая вместилищем-для-дру-гих-планет; когда я имею дело со звездами, я – не Человечество, и не Жизнь, и не Земля, а эта звезда – живое Солнце, – которая сводит себя до всего лишь окружающей среды, в которой другие звезды могут прийти к самим себе.

Это лесть по отношению к самому себе? Наоборот, это устраняет все поводы для гордости. Ибо, во-первых, я являюсь настолько же меньшим, чем человек, насколько я становлюсь большим, чем человек. Во-вторых, стать чем бы то ни было, на любом уровне, – значит уничтожить себя в пользу других. В-третьих, я могу выйти за пределы своего узкого человеческого «я», только полностью осознав его ограничения и его полную неспособность подняться выше самого себя. То солнечное мышление, которое во мне происходит, не мое в обычном смысле; ибо ни один человек, как человек, не может претендовать на больше чем малую часть своих мыслей. Мышление, которое принадлежит многим уровням, происходит во мне и посредством меня, а не мной. «Это абсурдно», сказал Плотин[537]537
  Эннеады._П. ix.5.


[Закрыть]о гностиках, «что те, у которых такие же тела, как у других людей, и которые подвержены чувственным желаниям, страху и гневу, сформировали столь высокое мнение о собственных возможностях и утверждают, что они могут достичь разумного, не проигрывая при этом солнцу, которое гораздо меньше подвержено страсти, беспорядку и изменениям, больше мудрости, чем есть у нас, людей…». Дело не в том, что эта большая мудрость недостижима, а в том, что она недостижима для человека как такового: она неотъемлемо солнечная[538]538
  В Гармонии мира Кеплер в основном стремился объяснить систему планетарных гармоний, услышанных Солнцем. Если бы Кеплер был всего лишь гостем, то его описание солнечной системы как разновидность музыкальной шкатулки было бы всего лишь любопытным; однако он является солнечным – и его нелепости тоже. Схожим образом, тот факт, что наши темпераменты – веселый (подобный Юпитеру), угрюмый (сатурнианский), переменчивый (подобный Меркурию) и т. д. – переплетаются с планетарной системой, вовсе не является для этой системы несущественным. Учение Фернеля о том, что жизненный принцип в нас получен от Солнца, и учение Леонардо о том, что все земные боги произошли от Солнца, сами являются солнечными феноменами, которые никто, всерьез изучающий нашу Звезду, не может игнорировать.


[Закрыть]. Плотин учит, что наша душа одновременно является животной, или чувственной, человеческой, или разумной, и сверхчеловеческой. И именно благодаря последней человек и «думает о себе в соответствии с высшим разумом, с которым он себя отождествил, считая себя больше не человеком, а тем, кто полностью изменился[539]539
  Сравнить: Второе послание к Коринфянам, V. 16, 17: «Потому отныне мы никого не знаем по плоти… тот новая тварь; ветхое прошло, теперь все новое».


[Закрыть] и перешел в более высокую область». Несколько веков до Плотина, когда они учили, что сами звезды наставляли человечество в тайнах небес[540]540
  Больше известна история Прометея, который, бросив вызов Зевсу, принес с небес огонь и обучил смертных полезным искусствам, и тем самым навлек на себя наказание, похожее на то, которое выпало на долю нечестивых звезд в Книге Еноха. И Прометей, со стороны своей матери Климены, так же, как и отца Иапета, происходил от Урана, или Неба. Обратите внимание на предположение, что человек сам по себе, без сверхчеловеческой помощи, может приобрести только самое рудиментарное знание. И это предположение не нелепое. Так же, как сельское хозяйство, скорее всего, произошло от поклонения Земле, и в этом смысле стало ее даром, так же и астрономия возникла из поклонения звездам, и была даром звезд. Прямо или косвенно, все наше высшее знание берется «сверху».


[Закрыть], авторы Книги Еноха поняли (своим собственным странным образом) тот основополагающий факт, что знание небесных вещей является небесным знанием (а не земным и не человеческим). Некоторые звезды – или ангельские стражи небес, – спустившись на землю, чтобы сожительствовать с дочерьми человека, произвели на свет великанов, которым они и открыли свои тайны. «Баракал – астрологии, Кокабел – знанию о созвездиях, Езекеел – знанию об облаках, Шамсиел – знанию о знаках Солнца, Сариел – знанию о движении Луны». Их опрометчивость не осталась незамеченной на небесах. Падших стражей обвинили в том, что они «открыли небесные тайны мира», и соответственно их наказали – один из архангелов «собрал и взял великие звезды… и связал их всех по рукам и ногам, и броил их в ущелье земли»[541]541
  1 Книга Еноха, VIII.б; LXXXVIII.3. Бытие, VI.2. Отметьте, что на самом деле существует две иудейские версии грехопадения, в которых появление зла приписывается 1) змею (Бытие, III) и 2) звездам – или «стражам небес», или «сынам Божиим» (Бытие, VI, и 1 Книга Еноха). Я предполагаю, что эта двойственность верна фактам: субчеловеческий змей и сверхчеловеческая звезда неразлучны – это те противоположности, которые нуждаются друг в друге и встречаются. Когда человек (филогенетически и онтогенетически) теряет свою изначальную невинность, он попадает под оба влияния: он не может стать больше, чем человеком, не став при этом меньше, чем человеком.


[Закрыть].

Луна, Меркурий, Венера, Марс, Эпицикл, Юпитер – Птолемеева система мира

Путем подобных гротескных иносказаний, человек с давних времен ухватил тот крайне важный факт, что ум, который в нем находится, – не только человеческий и что источники его опыта – космические. Сегодня, благодаря науке, можно не только очистить это учение от надуманных деталей, но и сделать его по-настоящему действенным. Ибо, в конечном счете, существует лишь одна наука – психология. Все другие науки – это психология субчеловеческого и сверхчеловеческого. Например, астроном – это своего рода звездный Фрейд или Дж. Б. Уотсон. И, на самом деле, некоторые психологи – в особенности Юнг – осознают, что их предмет охватывает не только строго человеческий ум, но также и ум, действующий на каждом уровне иерархии. Обе стороны сближаются – только самая поверхностная психология может ограничиваться человеческой плоскостью и игнорировать более широкую вселенную, которой занимается наука; и только самая наивная наука может игнорировать психологию науки. Если предметом изучения психолога является тотальная личность и тотальная личность охватывает всю иерархию, тогда наука, которая является сознательным функционированием и самообнаружением иерархии, – всего лишь замаскированная психология. Одна и та же астрономия – одновременно важная часть и психологии Солнца, и моей психологии.

Меркурий, Венера, Земля, Луна, Марс, Юпитер, Сатурн – система мира Коперника

Это простые обобщения. Здравый смысл просит конкретный пример этой сверхчеловеческой психологии.

Такой пример нетрудно найти. Каково было изначальное мнение Земли о Солнце? Это было мнение Птолемея, что Солнце вращается вокруг нее; что она, на самом деле, находится в центре Солнца. Важно понять, что это не ошибка: это истинно для молодой планеты, думающей в своих астрономах эпохи до Коперника, и с тех пор не произошло ничего, что бы сделало это неправдой. Земля как Земля по необходимости эгоцентрична. Однако Земля – не только Земля. Превосходя свои геоцентрические ограничения, она становится полностью самосознающим социальным созданием, с новым центром в каждом из ее сотоварищей. В частности, она становится гелиоцентрической и продвигается от земного статуса к солнечному. Старый геоцентрический взгляд не заменен – Галилей и римская инквизиция оба были правы[542]542
  Теперь, когда нет никакого пронизывающего все эфира, относительно которого можно измерять движение, мы вольны сказать о любой точке, что она находится в состоянии покоя, и измерять все движение относительно этой точки. Это не означает, что любой центр отсчета так же хорош, как любой другой. Ибо мой статус в иерархии – вопрос того, какой центр я выберу. Таким образом, тогда как Птолемей и Коперник в каком-то смысле одинаково правы, Коперник осознает более высокий уровень своей личности.


[Закрыть] – однако к нему прибавляется новый гелиоцентрический взгляд. Ясно, что Земля не упраздняется и ее личная перспектива также не становится недействительной: со времен Коперника солнце не переставало восходить, и двигаться по небосводу, и садиться. Расти – не значит перерастать. Низшие уровни физического и психического функционирования остаются необходимыми для высших уровней.

Во-первых, отметьте, что один и тот же психологический принцип (принцип роста путем перемещения к новым центрам) появляется и на человеческом, и на земном уровне. И, во-вторых, что этого и следовало бы ожидать, ввиду того что повсюду задействован один и тот же ум – ум, который в человеке, а не ум, который принадлежит человеку. «Земле-психология» не могла бы быть более тесно связанной с человеческой психологией – поскольку законы, по сути, одни и те же, и переживающий субъект один и тот же. Дело в том, что их нельзя разъединить, не нанеся вреда. Тотальная личность, охватывающая каждую плоскость иерархии и каждый раздел науки, является единым органичным целом. Юнг[543]543
  Проблемы души нашего времени (1931).


[Закрыть] совершенно прав, когда говорит, что человек, изменяющий свою картину мира, изменяет и себя, и что тот, чье солнце все еще вращается вокруг Земли, – совершенно другой человек, нежели тот, чей центр переместился к Солнцу. «Коперниканскую» революцию, которую первый (как самосознающий член человеческого сообщества) осуществил на человеческом уровне, последний (как самосознающий член планетарного сообщества) осуществил также и на земном уровне своей личности[544]544
  На самом деле, конечно, геоцентрический взгляд обязан своим существованием не Птолемею (который во втором веке н. э. обобщил труды греческих астрономов), а гелиоцентрический взгляд гораздо старше Коперника. Его еще в третьем веке до н. э. высказывал Аристарх Самосский.


[Закрыть].

Правило простое: чтобы подниматься от одного уровня к следующему, возьмите своих сотоварищей, которые сосредоточены вокруг вас, и сосредоточьтесь вокруг них. Пусть они покоятся, а вы будете в движении. Иными словами, поставьте себя на их точку зрения. Коперник, выпрыгивающий сам из себя, чтобы мельком увидеть себя (в качестве Земли) с точки зрения солнца, и Коперник, многими годами раньше, выпрыгивающий сам из себя, чтобы мельком увидеть себя (в качестве человека) с точки зрения своих товарищей по играм, – один и тот же человек, который делает о себе одно и то же открытие и растет одним и тем же способом, но на двух очень разных уровнях.