Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной"

Одна причина, по которой здравый смысл не предоставляет статус Солнца, превосходящий статус Земли и Человечества, – в том, что у Солнца не просматриваются никакие органы чувств. То, что человек – больше, нежели сборище клеток, совершенно ясно, и не в меньшей мере из-за того, что у него есть его собственное сенсорное оборудование – которое, хотя и состоит из клеток, является большим усовершенствованием клеточного. А про Солнце, с другой стороны, кажется, что оно лишено глаз, достойных звезды.

(1) Стадия Птолемея, на которой мой спутник (В) вращается вокруг меня (А). (2) Стадия Коперника, на которой наши роли поменялись местами и я вырастаю в индивида (А’) следующего уровня. (3) Вновь стадия Птолемея, на которой мой новый спутник (B’) вращается вокруг меня (A’). (4) Вновь стадия Коперника, на которой я становлюсь индивидом еще более высокого уровня.

Астрономические обсерватории рассматриваются здравым смыслом как всего лишь удлинители глаза, улучшающие его остроту зрения и расширяющие его поле зрения. Однако подобное удлинение включает в себя изменение типа, а не изменение степени. На самом деле, все говорит о том, что обсерватории – вовсе не человеческое чувственное оборудование, а органы Земли (в той мере, в какой они используются для изучения других членов солнечной системы) и Солнца (в той мере, в какой они используются для изучения других звезд)[545]545
  Олдос Хаксли приглашает нас: «Обратите внимание на изменения в его существе, которые ученый может вызывать механически, посредством его инструментов. Оснащенный спектроскопом и шестидесятидюймовым зеркальным телескопом, астроном, в области зрения, становится сверхчеловеческим существом. И, естественно, знание, которым обладает это сверхчеловеческое существо, очень отличается – и по количеству, и по качеству – от того, что может быть приобретено всего лишь звездочетом, обладающим не модифицированными, всего лишь человеческими, глазами». Вечная философия^


[Закрыть]. Конечно, правда, что в отличие от человеческого глаза, обсерватория искусственная: она возникает как продукт самой скрупулезной и тщательной дальновидности, и метод ее эволюции от ее прототипов очень отличается от метода биологической эволюции. Но какой из двух методов подходит для наиболее высокого уровня – старый, медленный, неумелый, чрезвычайно расточительный метод, где самое лучшее, что есть – самодельное, или новый, быстрый, надежный, весьма экономичный метод, где каждый материал и приспособление специально выбран для той работы, которую ему потребуется выполнить? Может быть лишь один ответ: это естественно, что более высокие органы – искусственные[546]546
  Дарвинизм, ламаркизм и пейлизм – все, в принципе, истинны: некоторые естественные органы являются результатом «слепого» отбора, другие развились в процессе их использования, третий вид является продуктом замысла. Все зависит от иерархического уровня, о котором идет речь. Эволюционная история как единое целое (а она и есть единое целое) сочетает все три.


[Закрыть]. Неэффективный процесс не более достоин похвалы за то, что он естественный, чем эффективный процесс достоин порицания за то, что он – искусственный. Однако истина в том, что подобная искусственность более естественна, чем сама природа. Новый орган чувств на горе Паломар в Калифорнии – это работа природы в своем самом лучшем виде, и он достоин своего великого владельца.

Конвергенция. (1) Глаза смотрят на отдаленный объект. (2) Глаза, направленные на близлежащий объект, сдвинуты с параллели глазными мышцами, состояние которых дает ключ к расстоянию до объекта.

Как Земля видит свои сотоварищи-планеты – не как точки света, которые однородно малы и однородно отдалены, а как объекты, расположенные на разных расстояниях и сопоставимые по массе с ней самой? Человеческие глаза бесполезны для подобной задачи, и по двум причинам. Во-первых, они слишком маленькие (каждый пропускает только одну миллионную часть света, который пропускает телескоп в Паломаре); во-вторых, они расположены слишком близко (расстояние между ними гораздо меньше миллионной части расстояния между парой «Земле-глаз», задействованных в стереоскопическом зрении). Чем более отдален рассматриваемый объект, тем больше должны быть мои глаза, чтобы я четко его рассмотрел, и тем дальше они должны быть расположены друг от друга, чтобы я мог правильно оценить его расстояние. Мое тело должно быть достаточно большим, чтобы предоставить два наблюдательных пункта, дающих два различимых вида объекта, иначе мое зрение не будет стереоскопичным: основание моего треугольника должно расширяться по мере того, как вершина удаляется. Итак, чтобы увидеть планету на ее надлежащем расстоянии, я должен применить пару «Земле-глаз», или обсерваторий, находящихся на расстоянии нескольких сот или тысяч миль друг от друга. Мое тело увеличивается и уменьшается пропорционально своему объекту, согласно с законом равенства. Ребенком я видел, что корова может перепрыгнуть через луну: теперь я думаю иначе не просто потому, что луна выросла, а также потому, что я вырос вместе с ней – от размера ребенка до размера Земли.

Подпись на рис. (сверху вниз): 240 000 миль, 5000 миль

Параллакс. Данные, необходимые для расчетов расстояния луны, это: (1) длина основания, соединяющего наблюдателей (а) и (b); (2) угол bac, между направлением луны в (а) и основанием; (3) угол abc. «Конвергенция глаз Земли» (а это то, к чему сводится наблюдение за параллаксом) в этом примере такая же, как и конвергенция глаз человека в предыдущем примере – 3”: 144”: 5 000 миль: 240 000 миль. Схемы представлены не в масштабе.

Однако мои «Земле-глаза» всегда должны находиться друг от друга на расстоянии, которое меньше, чем 8 000 миль, и это основание (которое является диаметром Земли) слишком мало, чтобы позволить мне определить расстояние даже ближайшей звезды. Неспособность Земли наблюдать за объектами высшего, чем она, статуса, безусловно, вполне естественна. Но где же еще в Солнце я найду дом для моего второго глаза, который, вместе с «Земле-глазом», обеспечит стереоскопичное видение звезд? На Марсе или на Венере? Даже если бы на одной из них и существовал второй глаз, как мне его использовать? Очевидно, нужно сделать вывод, что Земля – небесный Циклоп и что здесь мы вышли за пределы бинокулярного зрения.

Подпись на рис.(слева направо): 186 миллионов миль, 30 миллионов миллионов миль

Промежуток времени в 6 месяцев изменяет положение ближней звезды по отношению к отдаленным звездам, предоставляя, таким образом, солнечному наблюдателю ключ к расстоянию до ближней звезды. (Точно таким же образом, мой правый глаз видит близлежащий объект в одном положении по отношению к заднему плану, мой левый глаз – в другом положении, и мне помогают определить место объекта). Но даже основание в 186 миллионов миль слишком короткое, чтобы измерить расстояние до любых звезд, кроме самых ближних. Для более отдаленных звезд нужно применять другие методы.

Факты говорят совершенно о другом. Солнце великолепно оснащено своими собственными органами чувств, при помощи которых оно может отсылать своих сотоварищей в их должные места на небесах и приписать им должные им размеры и движение. Иными словами, я так же хорошо организован для объективной оценки равных мне на солнечном уровне, как и на земном и человеческом уровнях. Меня так же не вводит в заблуждение (в моем солнечном качестве) очевидная яркость и движение звезды, как (в моем человеческом качестве) меня не вводит в заблуждение очевидное вращение людей вокруг меня каждый раз, когда я поворачиваю голову, или их постоянное увеличение и уменьшение.

Каким органам, которые не принадлежат Земле, я обязан этой звездной точкой зрения? Подойдут только глаза-обсерватории, и они должны находиться на расстоянии многих миллионов миль друг от друга. Даже диаметр солнца – всего лишь 864 000 мили – безнадежно недостаточен. Остается Солнце – Солнце, чье «Земле-кольцо» имеет ширину в 186 миллионов миль. И, на самом деле, именно на полюсах этого круга или орбиты и находятся солнечные глаза. (То обстоятельство, что его глаза разделяют шесть месяцев времени, не препятствует зрению Солнца, хотя и затрудняет его). Один глаз предоставляет слегка иную картину звезд, чем та, которую предоставляет другой глаз («другой» во времени и пространстве, хотя он и может иметь одно и то же название), и это различие дает ключ к расстоянию до тех звезд, которые, очевидно, переместились.

Подпись на рис. (сверху вниз):

Человек 3”

Земля 5 000 миль

Расширенное Солнце 186 миллионов миль

(Отметьте, что физическое разрастание изначальной звезды в солнечную систему является, во всех отношениях, предпосылкой для ее психического роста. Только таким образом развиваются температурные и химические условия жизни; и только таким образом развиваются пространственные условия социальной жизни, что включает в себя и объективное понимание других звезд. Не говоря уже о всех других соображениях, изначальное Солнце было слишком маленьким, чтобы знать себе подобных, и, соответственно, слишком маленьким, чтобы знать самого себя. Однако на самом деле это неправильно – отделять психическое развитие от физического: на моем солнечном уровне (как и на любом другом) моя конституция и мой рост являются психофизическими).

Здравый смысл возражает, что астроном не может ступить с Земли на Солнце. Не является ли он, на самом деле, так же тесно связан с Землей, когда он измеряет параллакс звезды, как когда он измеряет параллакс Луны?

Подпись на рис. (сверху вниз):

Полюс эклиптики, Полярная звезда

Эклиптика

Небесный экватор

Небесный экватор (А) – это воображаемая линия в небе точно над экватором Земли. Эклиптика (В) – это воображаемая линия в небе на плоскости орбиты Земли. Положение звезды может быть дано относительно А (тогда оно описывается с земной точки зрения) или В (тогда оно описывается с солнечной точки зрения).

Здравый смысл неправ. Астроном – это мастер искусства перешагивания с Земли на Солнце, и он очень хорошо знает, что его успех в изучении звезд зависит от его успеха в избавлении от его «Земельности». До тех пор, пока он не перестанет быть Землей и не станет Солнцем, он не сможет начать исследование звезд – следовательно, огромная часть его работы должна состоять из изощренного математического отрицания своего земного «я». Осознавая, что он основал свою обсерваторию на основе, такой же непрочной, как плот в бурном море, он должен отмечать все движения этой основы, чтобы он мог вычесть их из каждого движения, которые наблюдает в небе. Только когда он полностью учел поведение Земли как Земли, устраняя все те ошибки, за которые она ответственна (а их много), он будет в положении выглянуть и посмотреть на мир Солнца. Его расчеты сделали его новым созданием. Теперь, когда он смотрит на звезды, он делает это, имея задник из звезды: за ним, прикрепленное к нему, находится огромное и стабильное Солнце, а не всего лишь вращающийся фрагмент планеты. Никакое хвастовство не может быть более тщеславным, чем хвастовство Птолемея: «Когда я обнаруживаю многочисленные вертящиеся круги звезд, мои ноги больше не прикасаются к земле»[547]547
  Хит, Греческая астрономия. Дабы быть справедливыми к Птолемею, я процитирую весь отрывок: «Я знаю, что я смертен и создание недолговечное; но когда я обнаруживаю многочисленные вертящиеся круги звезд, мои ноги больше не прикасаются к земле, а, бок о бок с самим Зевсом, я насыщаюсь амброзией, пищей богов». Однако недостаточно признать, как это делает здесь Птолемей, наши человеческие ограничения, вместе с тем игнорируя наши земные ограничения. Эгоцентризм является эгоцентризмом на любом уровне.


[Закрыть] – ибо единственный способ преодолеть свои ограничения – это добровольно всех их признать. «Многочисленные вертящиеся круги» александрийца были не над ним, а у его ног. Он не осознавал парадоксальную истину, что единственный способ сойти с этой планеты – это сознательно укорениться в ней и никогда не забывать своих корней. Подняться в мире – значит знать все причины, по которым вы никогда не сможете этого сделать.

Для здравого смысла, конечно же, это просто куча теории, имеющая очень мало веса; и нужно больше, нежели несколько расчетов, чтобы превратить планету в звезду. В ответ я скажу, что основная разница между планетой и звездой и является теоретической разницей – между двумя мировоззрениями, двумя видами отношений к вселенной, двумя оценками характера и поведения своих сотоварищей. Тем не менее, полно свидетельств – таких, которые здравый смысл едва ли может исключить, – о трансформации. Например, существует целостат, солнечный орган, который находится в Земле, но который не принадлежит Земле, ввиду того что его функция – противодействовать всему тому, что Земля делает: это устранитель Земли, дарующий пользователю солнечный статус. Гироскоп – еще один подобный неземной инструмент: когда он запускается с осью, направленной на какую-то звезду, то остается в этом положении, независимо от вращения Земли, и наблюдает за звездой, когда она восходит и садится. На данный момент гироскоп является звездным. Даже часы астронома выходят из-под контроля Земли: показывая звездное время, они сообщают ему не то, где Солнце находится на небе, а где находятся звезды[548]548
  Схожим образом, важная часть работы спектроскописта – в том, чтобы распознавать и учитывать эффекты, вызванные в звездных спектрах атмосферой планеты, а также его собственными линзами и фотопластинками. Он также, в сущности, должен, путем тщательных исследований, а затем отрицанием всего, что есть в его наблюдениях всего лишь планетарного, перерасти Землю.


[Закрыть].

Если бы человек мог стать солнечным только в качестве астронома, тогда мало кто когда-либо мог бы этого достичь, да и эти немногие – только время от времени. Но дело в том, что жизнь, которой все мы живем, бесчисленными способами является жизнью в Солнце: скорее, она является жизнью самого Солнца. Давайте я приведу несколько примеров, взятых из повседневной жизни.

Пейли (в его работе «Естественная теология, или доказательства существования и свойств Бога по явлениям природы»,1802) говорит, что отношение «сна к ночи – это отношение жителей земли к вращению своей планеты. Скорее всего, это нечто большее; это отношение к системе, частью которой земля является; более того, это отношение к скоплению систем, лишь одной из которых является их собственная. Если это верно, то это соединяет самого скромного индивида со всей вселенной; курицу, сидящую на насесте, со сферами, вращающимися в небесах».

Сад, который я возделываю, – не один сад, а несколько садов. Первый из них: этот обычный прямоугольный участок земли (размером около одной третьей руда), который мне приписывает здравый смысл и документ, подтверждающий право на владение. Однако такой участок – на самом деле вовсе не сад: он слишком мал для того, чтобы быть чем-либо подобным. Ибо саду нужно место в солнечном свете дня и место в темноте ночи, а два этих места находятся на расстоянии тысяч миль друг от друга. Мой небольшой участок должен соответственно расшириться: чтобы на нем что-либо выросло, он должен сначала вырасти сам. Он должен стать земной собственностью длиной в где-то двадцать тысяч миль, не менее чем местной собственностью длиной где-то в двадцать ярдов. Крошечный продолговатый участок должен развиться в обширное «Земле-кольцо», часть которого находится в вечном дне, часть – в вечной ночи. Это вовсе не причудливый способ указать на тот простой факт, что мой сад является тем, что он есть, т. к. он ежедневно вращается вокруг оси планеты. Для наблюдателя с хорошим пониманием времени (т. е. для того, чье «видимое настоящее» достаточно вместительное) мой сад – не крошечный клочок земли, который двигается по большому кругу; не видимый объект, перемещающийся по невидимому пути, как бусина на тонкой нити; он – весь заполненный круг, движущийся объект, ставший неподвижным путем. Для такого наблюдателя мой «сад-„Земле-кольцо“» является таким же физическим фактом, как моя одна третья руда[549]549
  Руд – единица площади в английской системе мер; 1 руд равен 40 кв. родам, или 1011,71 м. – Прим. ред.


[Закрыть] – физический факт для городского геодезиста[550]550
  Переход от солнечного атома Бора, с его планетарными электронами, к волновой модели Шредингера согласуется с похожим переходом на самом солнечном уровне – планетарные частицы больше не являются действенными, и их место занято планетарными кольцами. У Аристотеля все-таки было какое-то оправдание (с разрешения д-ра С. Г. Меллоуна, Западная христианская мысль в средние века) для того, чтобы относиться к своим планетарным сферам как к физическим фактам, а не математическим гипотезам. На Солнце действительно есть Земля вечной весны, так же как на земле есть вечная страна Нод.


[Закрыть].

В своем известном стихотворении Солнечное творение Чарльз Медж пишет о «Солнце, чьей территории мы принадлежим». И (я бы добавил) мы не только являемся существами, выросшими из территории солнца, а мы на самом деле сейчас на ней и стоим. Земля под нашими ногами принадлежит одновременно стране, Земле и Солнцу. Мне не нужно сдвигаться ни на дюйм, чтобы перешагнуть с Земли на Солнце; однако размеры того участка Земли, на котором я стою, очень отличаются от размеров участка Солнца.

Две версии протяженности моей земли одинаково действенны и одинаково объективны. (В одной из последующих глав я приведу аргументы в пользу того, что единственный способ занимать пространство – это постоянно его патрулировать, и что статичное пользование им невозможно. Положения похожи на штыки – с ними можно делать все что угодно, кроме как сидеть на них. Самой материи нужно время, чтобы заполнить пространство. Ничто не существует в данный момент времени). Таким образом, каждый сад имеет форму кольца – частично темного и частично светлого, и каждое растение в каждом саду следует этой же самой схеме. И два исключения вовсе ими не являются – никаких полюсных садов не существует.

Мой сад – это «Земле-сад» в той же мере, в какой он является британским садом. Он также является солнечным садом, «Солнце-кольцом» не менее, чем «Земле-кольцом»; с диаметром в 186 000 000 миль так же, как и в 6 000. Это не является веским возражением – сказать, что лишь крошечная часть этого круглого участка Солнца по-настоящему моя, ввиду того, что все остальное сейчас недоступно и отдаленно во времени; ибо чтобы обойти даже самый маленький участок земли, нужно время. Этот дом не перестает быть моим из-за того, что я не могу быть в один и тот же момент на нижнем и верхнем этаже. Так же и «Земле-сад» не перестает быть моим из-за того, что он такой большой, что мне нужен целый день, чтобы его осмотреть. И год, который мне нужен, чтобы обойти свой «Земле-сад», является (ввиду размера сада) самым минимальным периодом, который я мог бы ожидать или желать. Имением, которое сразу раскрывает все свои красоты, гордиться не стоит. Конечно же, здравый смысл говорит, что я смотрю на один и тот же участок земли каждый день; однако удовольствие от моего «Солнце-сада» состоит в том, что каждый новый день проявляет новую его часть. Деревья этой части голые, цветы мертвы и трава покрыта снегом, но вот я подхожу к другой части (через какие-то 300 000 000 миль), где деревья покрыты листьями и где изобилие цветов, птиц и бабочек. И эта часть тесно связана с той, ибо сад – хорошо интегрированное целое. Мое вскапывание земли «здесь» не имеет смысла, если я не сажаю «там», дальше; не имеет оно смысла и без цветов, которые я нарву «там», еще дальше. На самом деле, единственная хорошая земля, единственная почва, достойная усилий культиватора – это почва Земли. Каждое семя сеется в поле размером со звезду, и в звезде. Каждый цветок – это подсолнух.

В книге г-на К. С. Льюиса «Переландра» архонт Венеры присутствует по всей длине орбиты этой планеты. На более поздних этапах греческой религии не только планета, но также и ее сфера, состоящая из тех мест, где, на данный момент, планета не присутствует, заполнена духом планеты. Сфера вся является Меркурием или Марсом или Венерой. (См. Гилберт Мюррей, Пять стадий греческой религии, IV.). Эта доктрина, какой бы она ни была неприемлемой по форме, по своей сути абсолютно истинна. Она возвращает маленькой движущейся части то измерение, которое проявляет ее как большое и стабильное целое; она улавливает правду того, что со временем часть становится целым. Эта тема более полно раскрыта в главе XVI.

Сельское хозяйство – лишь один пример солнечных ритмов в нашей жизни; еще один – это календарь[551]551
  0 традиционной тенденции отождествлять космические и социальные элементы в литургическом году см. Кристофер Доусон, Религия и культура, с. 138.


[Закрыть]. Все годовщины кольцевидны. Они не что иное, как определенные позиции в пространстве, и, по сути дела, почти невозможно удержаться от описания их как таковых – они то удалены от нас, то находятся совсем рядом; расположены то удобно, то не очень; находятся впереди нас, приближаются к нам и вновь оказываются далеко впереди; мы отмечаем их, когда они подходят ближе, а затем оставляем их за собой. Это язык не того, кто путешествует по Земле, а исследователя звезд. Наши дни рождения и годовщины свадьбы, наши дни святых и национальные праздники, наши красные дни календаря любого рода являются местами в Солнце – местами, к которым мы приближаемся на скорости, превосходящей миллион миль в день. Рождество – это черта солнечного ландшафта, которую мы периодически обнаруживаем. Наши календари – самые настоящие карты Солнца[552]552
  Китайский император был хозяином священного календаря, и императорский дворец был спланирован и регламентирован соответствующим образом. Например, по мере смены сезонов, император менял и свои апартаменты, свои наряды, свою еду и даже свою музыку. Итак, солнечный характер жизни не только признавался, а был центральным и считался священным. На самом деле весь культ государства был, в своей основе, ритуальным согласованием неба и земли.
  Древние китайские астрономы, которые заявляли, что это они вызывали те затмения, которые они предсказывали (и предотвращали их, когда их предсказания не сбывались), вовсе не обязательно были мошенниками или сумасшедшими. Если я заявляю, что это я двигаю своим человеческим телом, то почему бы мне не заявить, что я движу своим солнечным телом? Это притязание равным образом трудно подтвердить в обоих этих случаях. Заявление астронома, что это он вызывает затмение, не более фантастично, чем заявление генерала о том, что это он побеждает в битве, или заявление строителя, что это он воздвигает дом, или мое заявление, что это я двигаю рукой, которая все это пишет. Мы делаем столько работы мира, на сколько искренне притязаем. Поведение Солнца является частью нашего «автоматического», или «рефлективного», поведения, пока мы не сделаем его полностью осознанным и намеренным. Если бы муха на ступице колеса колесницы в басне Эзопа действительно могла ощущать свою ответственность за пыль колеса, то ее притязание на то, что это именно она подняла эту пыль, не было бы хвастливым. Как сказал Эдвард Керд: мы не можем ставить в заслугу человеку то, что выходит за рамки его собственной точки зрения на самого себя – «Он и есть то, что он о себе думает, и думает о себе то, чем является».
  (Эволюция теологии, ii. р. 302)


[Закрыть], схемы кольцевидной страны с диаметром в 186 миллионов миль: не отмечать определенные времена и времена года – значит не отмечать естественную конфигурацию этой нашей более обширной родной земли. Но на самом деле невозможно игнорировать пейзаж, мимо которого мы перемещаемся: вся наша жизнь – в ее труде и развлечениях, политике, религии, науках, финансах, одежде, пище – адаптирована к климату нашей солнечной страны так же хорошо, как она адаптирована к климату нашей земной страны. Что касается ее ежегодных ритмов, то наша жизнь проживается самим Солнцем, а не в Солнце: это солнечная организация, пространственная и полностью присутствующая в Солнце; временная и, таким образом, находящаяся для человека где-то в другом месте. Здесь, в этой расширенной звезде (так сильно отличающейся от абстрактной солнечной системы астрономов), жизнь человека начинает осознавать то, что ей внутренне присуще; его существование, расколотое во времени и разбросанное в нём, здесь собрано и сведено воедино. Солнце, чье «Сейчас» длится двенадцать месяцев, – это станция на пути от пребывания во власти времени к безвременному.

Если пульс нашей жизни – это пульс звезды, если ежегодная схема человеческого бытия – это психофизическая организация Солнца, тогда неудивительно, что люди во всех странах и на протяжении всей истории рассматривают правильное соблюдение ежегодных ритуалов и фестивалей (особенно тех, которые сознательно связаны с Солнцем) как нечто чрезвычайно важное. Наша сегодняшняя халатность в этих вопросах – на самом деле частичная поломка нашей солнечной конституции. Мнимый рационалист, который одновременно уменьшает живое Солнце до скопления отдельных частиц относительно его пространства и до скопления отдельных моментов относительно его времени, пытается совершить солнечное самоубийство[553]553
  «Солнце – огромный источник жизненной силы, оно вливает силы в нас. Но как только мы начинаем сопротивляться Солнцу и говорить: „Это всего-навсего шар из газа!“, тогда сама струящаяся жизненность солнечного света превращается в тонкую разрушительную силу внутри нас и губит нас» (Д.Х. Лоуренс, Апокалипсис, с. 50). Интуиция Лоуренса, на самом деле, не так уж далека от истины.


[Закрыть]. Отмахнуться, как от всего лишь суеверий, от тех ежегодных ритуалов, которые связывают человека с Солнцем, не предоставляя взамен более разумной и осознанной версии того же импульса, не просто иррационально: это своего рода безумие, в котором человек отрезает себя от себя самого[554]554
  У всего лишь человека «не все дома». Д-р Уильям Браун пишет: «Ужасно именно ощущение изоляции от природы, живой и неживой, и именно ее мы находим в столь явной форме среди некоторых наших душевнобольных пациентов» (Ум и личность).


[Закрыть]. В случае с современным западным человеком, это разобщение дошло, пожалуй, до своей наивысшей точки, и реакция уже начинается. На самом деле, вполне может быть, что культы будущего не являются большим улучшением того вакуума, который они заполняют. Единственная гарантия против слепого нигилизма (с его отрицанием «бессознательного») с одной стороны и слепого суеверия (с его отдачей «бессознательному») с другой стороны – это сделать «бессознательное» сознательным. Иными словами, мы должны выявить, без оговорок или утаивания, весь спектр человеческой личности от самого низкого до самого высокого иерархического уровня. Альтернативами этой попытки полного самосознания являются эти равные и противоположные неудачные крайности – изолированное современное «я» и затопленное изначальное «я».

«Не сокращать низменно свою душу» был одним из принципов, который Марк Аврелий постановил для самого себя. (Размышления, VIII, 49). Что-то вроде низменного сокращения души и свойственно современному человеку.

Иными словами, если я не дам Солнцу то, что ему причитается, оно возьмет больше, чем ему причитается. Чтобы показать, что эта опасность – не мое изобретение, давайте я приведу пример поклонения Солнцу в Мексике. Культ Тонатиу (то есть Солнца) был сочетанием глубоких и прекрасных озарений с варварскими практиками. После его утреннего покорения звезд и своего долгого дневного пути по небесам изнуренный бог садится на западе, проливая свою драгоценную кровь за человека в каждом красном закате. Долг человека очевиден – бога нужно поддерживать. Жертвенный жрец-жертва, чью кровь проливают, чтобы пополнить кровь Солнца, отождествляется с Солнцем и покидает землю, чтобы вступить в свои новые обязанности на небесах. Отметьте, что человек не только чувствует себя ответственным за непрерывное функционирование Солнца, а что он также осознает свою собственную солнечную сущность, «Солнечность»: на самом деле это он вновь создает Солнце. Конечно, всему этому пришел конец четыре века назад, когда Кортес завоевал Мексику. Однако важно то, что мексиканское правительство недавно возродило церемонию обновления Солнца, во внушительном масштабе[555]555
  Для описания, с фотографиями, празднества, проведенного в отреставрированном храме Кетцалкоатля, см. статью Кармен Кук Создание пятого Солнца в Географическом журнале, август 1938.


[Закрыть]. Тысячи людей с огромным энтузиазмом принимают участие в церемониях, которые (за исключением человеческих жертвоприношений) очень близко следуют древнему ритуалу.

Многие поразительные примеры веры в то, что дело Солнца – это дело и человека, взятые из многих стран и многих времен, содержатся в «Золотой ветви» Фрейзера. Король или жрецы, или в некоторых случаях обычные люди чувствуют себя ответственными за поведение Солнца, помогая ему на своем пути многими ритуалами. Индейцы племени чилкотин ходили по кругу, опираясь на посохи, чтобы помочь Солнцу во время затмения; фараоны, как представители Солнца, ходили вокруг стен храма, чтобы гарантировать, что Солнце совершит свой ежедневный путь; утреннее подношение брахмана побуждает Солнце встать.

Существует три необходимых стадии: (1) первобытная вера в магический контроль; (2) научное разрушение этой веры; (3) признание того, что, вместо того чтобы разрушить эту веру, наука может подтвердить ее и поднять ее на более высокий уровень.

Таким образом, вот одно из бесчисленных указаний на тот факт, что наша природа остается тем же, чем и была: мы можем подавлять и отрицать, но не убивать живое Солнце, по той простой причине, что наша жизнь, в одном из ее аспектов, является его жизнью. Как ни комично (или, скорее, трагикомично), мы считаем, что знаем, что к чему, гораздо лучше, чем Пифагор, и Платон[556]556
  См., например, Платон, Законы, 898; Тимей, 38; Республика, 507-9.


[Закрыть], и Аристотель, и стоики, и александрийские отцы[557]557
  Ориген учил, что все небесные тела – это живые существа. Звезда может грешить, и наделена волей и желанием; Солнце желает свободы от тела, однако продолжает свой путь в духе служения. Климент придерживался схожих взглядов. См. Р.Б. Толлинтон, Александрийское учение о вселенной.


[Закрыть], и Плотин, и почти все писатели эллинской эпохи, для которых Солнце было восхитительно живым. Мы убеждены, что бесчисленные ритуалы, при помощи которых люди повсюду стремились отождествлять себя с Солнцем, – это ребяческие практики, которые мы полностью переросли. Однако на самом деле это мы сами в данный момент находимся не в своем уме. И есть опасность того, что когда мы придем в себя, то обнаружим слишком много себя в Солнце и слишком мало себя – над ним и под ним. Мы склонны постоянно бросаться от крайнего отрицания в крайнее утверждение: «все или ничего». Безопасность состоит в том, чтобы не признавать ничего меньшего, нежели всего человека целиком, и отдавать каждому уровню не больше и не меньше того, что ему причитается.