Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной"

Очевидное возражение здесь состоит в том, что я принимаю символ за реальность и что свет мистиков духовный, а не физический. За меня отвечает Уильям Лоу: «В Вечной Природе, или царстве небесном, материальность находится в жизни и свете»[601]601
  Суровый призыв к святой и праведной жизни.


[Закрыть]. («Накопленные свидетельства на этот счет, – говорит Эвелин Андерхилл[602]602
  Цитируемое ранее произведение.


[Закрыть], – таковы, что в любом другом разделе знаний они стали бы доказательствами того, что на самом деле существует реальный свет»). А Ричард Ролл[603]603
  Огонь любви, I. Сравнить: Д.Х. Лоуренс, Фантазия бессознательного, XIII: «Огонь. ОГОНЬ. Я настаиваю на этом абсолютном слове. Вы можете сказать, что огонь – это совокупность различных феноменов. Я же говорю, что это не так… Это неожиданная вспышка в единственный режим, режим Солнца…».


[Закрыть]: «Так жги меня взаправду, – я зову, – когда Любовь Предвечная мне согревает разум, и сердце обжигает не надеждой, но истинно пылающим огнём. Сердце, по-настоящему превращенное в огонь, дает ощущение жгучей любви». И в другом месте он говорит, что его сердце горит «не воображаемым, а ощутимым огнем». Мистики, на самом деле, – реалисты, заявляющие, что духовный мир есть не что иное, как мир физический, но физический, увиденный «в форме вечности»[604]604
  Сравнить с известным высказыванием Экхарта: «Любая блоха, как она есть, в Боге, благороднее, чем самый наивысший из ангелов сам в себе». Л. П. Джэкс (Сэр Артур Эддингтон, человек и мистик) связывает Внутренний Свет «Общества друзей» с физическим светом и предполагает, что здесь можно найти один из терминов, примиряющих науку с религией. Д-р Джэкс размышляет, может ли океан света Джорджа Фокса и свет физической науки быть одним и тем же.


[Закрыть]; в нем нет ничего низкого или нечистого, и великолепие Бога сияет в самых посредственных вещах мира.

«Каждое видимое и невидимое существо – проявление, или явление, Бога», – говорит Эригена; и всегда именно преображенная видимая вселенная, а не некая новая и поразительная сфера[605]605
  Несмотря на все то, что можно сказать о мирах, которые Сведенборг посетил, а затем описал в таких доскональных подробностях, и о высших сферах Елены Блаватской, Рудольфа Штайнера и других, они имеют мало отношения к мистицизму в том смысле, в котором я использую это слово. Скорее, это крайние примеры той фальшивой духовности, которая не знает, что мистицизм, как и благодетель, начинается с собственного дома (и в каком-то смысле никогда этот дом не покидает). Насколько более глубоким, насколько более благотворным является, например, видение Вордсвортом бесконечного в обычных явлениях природы: нам не нужно идти дальше, чем
«свет садящихся солнц,И круглый океан, и живой воздух,И голубое небо»,  чтобы найти величественность. Истинный мистик не берется за невозможное дело установить свою лестницу Иакова между Арктуром и Небесами, а скорее (вместе с Фрэнсисом Томпсоном) устанавливает ее между Чаринг-Кроссом и Небесами.


[Закрыть], составляет предмет истинного мистического откровения. Все сырье этого самого великолепного видения реальности всегда находится с нами: не нужно ничего, кроме как увидеть его в другом свете. (С точки зрения этой книги, у солнечной жизни нет никаких тайн, или, по крайней мере, это тайны, доступные всем. Ибо она является не чем иным, кроме как этой нашей презренной обычной жизнью, какая она есть в Солнце. Называют ли его этим именем или каким-то другим, Солнце – необходимая стадия в апофеозе общеизвестного факта, в обнаружении божественного в человеческом. Как и другие индивиды иерархии, оно само по себе ничто, всего лишь способ принятия реальности). Если духовное – это своего рода разбавленная версия физического, если это означает увеличение абстракции и не увеличение конкретности, то это пустая мечта, отвергнутая всеми, кому хватает мужества и здравого смысла пробудиться к яркому свету реальности. Фатальной для всех живых ценностей является точка зрения, что есть два мира, один физический и низкий, который нужно вытеснять, а другой – духовный и неоскверненный земным несовершенством[606]606
  Согласно епископу Гору, именно Иринею мы обязаны первым четким заявлением, что «Не существует никакого фундаментального антагонизма между духом и материей (и идеи о нем нельзя допускать), ибо вся вселенная – это «одна единая субстанция», появившаяся от одного Бога, и «Слово стало плотью». Этот принцип христианской веры и философии… является одним из центральных несомненных фактов современной науки». (Вера в Бога, III)


[Закрыть]. Это не является отрицанием важной истины, что без различий не может быть продвижения – если нет ничего низменного, то нет и ничего возвышенного. Оценка должна быть всегда, но, в конце концов, ее различия – это не различия предмета обсуждения, а того, как предмет обсуждения понимается.

(5) Итак, мистик имеет дело с теми же вещами, что и здравый смысл и наука, не привнося в них никакой таинственной эссенции или эликсира и не уменьшая их силы и богатства. Он собирает сведения о физической вселенной – так как они разобщены во времени и пространстве нашим обычным восприятием – и складывает фрагменты вместе[607]607
  «Для того чтобы Бог был рожден в душе, время должно вовсе отпасть, или она должна убежать от времени посредством намерения или желания… Представьте, что у кого-то есть знания и способность, чтобы обобщить, в настоящий момент, все время и все события, произошедшие за это время в шесть тысяч лет, включая все то, что произойдет до самого конца, и это было бы полнотой времени. Это «сейчас» вечности, где душа, пребывающая в Боге, видит все вещи новыми, свежими и приятными, как и те, которые присутствуют у меня здесь… Душа, в которой Бог родился, будет потеряна для времени, она убежит от времени, и, поднявшись, будет стоять и смотреть на царство Божие». (Экхарт, Труды)


[Закрыть]. Он восстанавливает утерянное единство естественного мира. Он обнаруживает более обширные живые целые и более длинные жизненные ритмы – не только рассматривая их жизнь со стороны, но также и активно ее проживая. То есть, он приходит сам к себе на более высоких уровнях, увеличивая свой диапазон времени и диапазон пространства. Он идет наверх путем прогрессирующего достижения одновременности. «Природный ум осознает лишь последовательность: особый отличительный признак мистика – это способность понимать одновременность. Среди особенностей просветленного сознания мы видим попытку ума ликвидировать разрыв между Одновременностью и Последовательностью: свойствами Творца и Творения. Здесь последовательное призывается для того, чтобы нести ценности Вечного»[608]608
  Эвелин Андерхилл, цитируемое ранее произведение.


[Закрыть]. И, как говорит Уильям Лоу[609]609
  «Суровый призыв к святой и праведной жизни».


[Закрыть]: «Все в преходящей природе произошло от того, что вечно, и является его осязаемым, видимым порождением, так что когда мы знаем, как отделить от него грубость, смерть и темноту времени, мы находим то, чем оно является в своем вечном состоянии».

 
«Прошлое и будущее скрывают Бога от наших глаз;
Сожгите их обоих огнем. Как долго
Вы будете разделены этими частями, подобно дудочке?
Пока дудочка разделена,
Она не причастна к тайнам
И не подает голос в ответ на движения губ и дыхание».
 

(Джалалуддин Руми, Маснави)

Конечно, можно сказать, что, так как они не существуют и не могут существовать как таковые в фрагментированном времени здравого смысла, а требуют иного порядка времени, в котором они могут быть самими собой, живая Земля и живое Солнце этой книги являются духовными, а не физическими, или продуктами творческого воображения, а не упрямыми фактами, которые может учитывать наука. В каком-то смысле это так. И в таком же смысле Солнце мистиков, божественное паломничество, сияющее просветление – действительно «духовные» реалии, очень отличающиеся от «физических» феноменов разумной вселенной.

Принцип минимального времени, по крайней мере, так же стар, как Аристотель, который, разграничив (а) растительную жизнь питания и роста, (b) животную жизнь ощущений и (c) истинно человеческую жизнь разума, добавляет, что последняя требует полной жизни: «ибо так же, как одна ласточка или один солнечный день еще не означают, что пришла весна, так и один день или какой-то короткий период времени еще не делают человека благословенным и счастливым». (Никомахова этика, 1098а). Этот принцип был разработан несколькими современными философами, и, в частности, Уайтхедом и Бергсоном. (См., например, Наука и современный мир первого и Время и свобода воли последнего). В Идее природы Р. Г. Коллингвуд очень четко описывает принцип минимального времени и минимального пространства. В главе XV я более полно разовью тезис, согласно которому мы поднимаемся по иерархии путем достижения одновременности и «уплотнением» пространства.

Однако подобное раздвоение реальности не только не является необходимым: оно также сбивает с толку и вредно[610]610
  «Временная природа есть не что иное, как вечная природа разделенная, отделенная… на время сделанная видимой и изменчивой» (Уильям Лоу, Суровый призыв к святой и праведной жизни).


[Закрыть]. Нет никакого разрыва, никакого намека на отсутствие целостности, между сверхчеловеческими уровнями с их обширными диапазонами времени и пространства, уровнем здравого смысла с его средними диапазонами и субчеловеческими уровнями с их очень маленькими диапазонами. От вершины пирамиды, где время и пространство превосходятся путем их вовлечения, к основанию, где они сводятся «на нет» исключением, стадия за стадией идет вырождение, обеднение, потеря качества. Или, если идти от основания к вершине, стадия за стадией идет эволюция, обогащение, возникновение качества, только поскольку время и пространство вновь стали целостными. И если какая-либо часть этого всемирного процесса объединения с возникновением «духовна», то и весь он «духовный»; если какая-либо часть его сверхъестественная, то и весь он «сверхъестественный»; если какая-либо его часть воображаемая, то и весь он воображаемый. Если жизнь на самых высоких уровнях мистическая, тогда и жизнь на уровне здравого смысла также мистическая в своей степени, и все бытие мистическое, и мистический путь охватывает всю иерархию. Жизнь святого – это более полная реализация жизни обычного человека, животного и субживотного: в этом смысле «духовное» более «физическое», чем само «физическое», ибо оно и есть «физическое», вступающее в свои права, вылеченное от своих ран, нанесенных временем и пространством[611]611
  Духовное, как считает Э.С. Брэдли, – это единство и сосредоточение физического. «Это не призрак, и оно выше не просто потому, что нематериально, а потому что это самое интенсивное и далеко распространяющееся единство природного или материального. Если мы будем иметь это в виду, мы избежим опасности считать духовное чем-то тонким и пустым» (Идеалы религии).


[Закрыть]. Мистицизм – не мистицизм, если в нем есть нечто фундаментальное, что бы было странным, нудным или скрытным. Если его реализм не превосходит реализм науки, если он сам – не наука более высоких целостных единиц, одной из которых является Солнце (называйте их как хотите), то он не справляется со своей задачей – важнейшей из всех задач.

При условии, что термин «чувственный опыт» получает широкое (однако не абсурдно широкое) толкование, я согласен с мнением профессора Айера, что «ни одно утверждение о «реальности», выходящей за рамки любого возможного чувственного опыта, не может иметь никакой буквальной значимости» и не может не быть чепухой (Язык, истина и логика).

(6) В заключение, у мистического приключения есть и неизбежная отрицательная сторона– сторона потери и смерти, без которых не может быть никакого расширения жизни. «У этого умирания, – говорит Таулер, – существует много степеней, как и у этой жизни… Чем сильнее смерть, тем более мощная и абсолютная и соответствующая ей жизнь; чем более близкая смерть, тем более внутренняя – жизнь. Каждая жизнь приносит силу и укрепляется против более тяжелой смерти[612]612
  Вторая проповедь на Пасху (цитируется Эвелин Андерхилл, цитируемое ранее произведение).


[Закрыть]». Вновь отметьте не аналогию между «духовным» и «физическим», а идентичность – на протяжении этого исследования здравый смысл постоянно возражал, что тот, кто поднимается на более высокий целостный уровень, должен взвалить на себя совершенно непропорциональный вес мертвой материи. Жизнь должна откровенно принять смерть в постоянно увеличивающемся масштабе – либо в качестве безжизненных геосфер, чтобы жить с ними жизнью Земли, либо в качестве безжизненного солнца и планет, чтобы жить с ними жизнью Солнца. Крошечное живое семя должно быть утеряно и поглощено огромной массой мертвой почвы, если оно хочет когда-нибудь взрасти для более обильной жизни. Оно должно слиться и умереть; будучи одиноким и живым, оно бесплодно. Земля – это зернышко пшеницы, которое, умирая в поле планет, восходит в качестве Солнца. Чем выше уровень, тем больше жизни, и (как и следовало ожидать) тем больше смерти, которую нужно преодолевать.

Эта тема заслуживает отдельного тома, но я, пожалуй, сказал достаточно, чтобы показать, насколько глубоко истинна та древняя мудрость, согласно которой мистический путь от человеческого к божественному пролегает через небесную иерархию, членом которой и является Солнце.

Я всерьез воспринимаю учение св. Павла о воскресении: «То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет… Иная слава солнца, иная слава луны, иная слава звезд; и звезда от звезды разнится в славе. Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении… Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного» (Первое послание к Коринфянам, XV.) Верный способ свести это глубокое учение к ханжеской сентиментальности или пустым словам – это оторвать ее от вселенной (священной вселенной) ученого и поэта и поместить ее в какое-нибудь выхолощенное Царство теней духа (ошибочно так называемого).

Практическую важность этого заключения нельзя переоценить. Хотя разделение космической иерархии на (i) мирскую и материальную систему, оставленную науке и здравому смыслу, и (ii) священную и духовную систему, предназначенную для теологии и мистицизма (при котором искусство в неуверенности блуждает от одного к другому), было, несомненно, исторической необходимостью (если только для того, чтобы освободить науку для той работы, которую она должна была сделать), последствия этого разделения становились все более и более разрушительными – как для религии, так и для науки, и так и для искусства.

Альберт Великий был одним из первых, кто провел фатальную границу между естественным и теологическим знанием, и его ученик св. Фома способствовал этому разделению своим учением о том, что Бог позволяет природе некоторую автономию. (Вместе с тем, св. Фома оставил своей ангельской иерархии некоторую конкретность, в виде звездных проводников). Однако это раздвоение завершили не столько доминиканцы, сколько францисканцы (по поразительному контрасту с отношением своего Основателя). Итак, Дунс Скот и Уильям Оккам пошли так далеко, что почти заявили, что то, что истинно для науки, может быть ошибочным для теологии.

Величайшая потребность современного человека – совместить эти половинки вселенной, которую он разорвал на куски. Или, скорее, вновь обнаружить единственную, живую, сакраментальную вселенную – прекрасный, грязный, вульгарный, трудный и бесконечно удивительный мир, который, если восстановить его потерянное время и подразделенное пространство, является священным потому, что он целостен. Ему нужно знать, что земля не только «переполнена небесами», но, при наличии нужного количества времени, и является небесами; и что в Солнце каждый обычный куст действительно «горит Богом»[613]613
  На эту тему г-н К. С. Льюис пишет наиболее интересно. Несомненно, говорит он, что авторы Нового Завета никогда не сомневались, что Бог был на небе; однако их Небеса были ни всего лишь физическими, ни всего лишь духовными. Вознесение было не менее духовным оттого, что оно также было физическим. В самом деле, когда Природа и Дух будут полностью гармонизированы, Небеса и небо больше не будут отделены друг от друга (Чудеса).


[Закрыть].

Безусловно, я не отрицаю, что отделение физического от духовного может быть менее вредным, чем преждевременное и не подвергающееся критике отождествление грубо физического (так, как оно существует на нижних, разделенных временем уровнях) с духовным. Предупреждения о неправильном понимании таких слов, как «наверх» и «вовнутрь», всегда будут необходимы (как, например, в Облаке незнания).

Глава XI
Вид издалека – Галактика

Человек обладает просторной территорией. Его ум может странствовать до самых небес. Если дома нет места, то жена и ее свекровь будут враждовать друг с другом. Если ум не сможет странствовать до самых небес, то все его способности будут в состоянии антагонизма.

– Чжуан-Цзы

Это Все, которое проявилось к жизни – не некая аморфная структура, подобно тем меньшим формам, находящимся в нем, которые денно и нощно рождаются из обилия его жизненности. Вселенная – это жизнь организованная, действенная, сложная, всеобъемлющая, проявляющая неизмеримую мудрость.

– Плотин, Против гностиков, II, ix. 8

 
Только когда огонь в камине затухает,
Мы начинаем искать какое-либо родство со звездами.
 

– Мередит, Современная любовь, IV

 
В небе звезды
Судьбою нашей сверху руководят.
 

– Король Лир, IV.3. Перевод: М. Кузмин

Звезды… двигаясь в веренице, исполняя самый прекрасный и впечатляющий из всех танцев, поддерживают всех живых существ

– Эпиномис

Из той маленькой камеры, в которой он оказался – я имею в виду вселенную, – пусть он даст истинную оценку земли, государств, городов и себя самого. Чем является человек в Бесконечном?

– Паскаль, Мысли

 
Вселенные, не обретшие формы,
С гривами из огня и бушующим солнцем в качестве сердца.
Созревание, порождение, продолжительность —
Циклы всех жизней на земле —
Растения, животные и человек должны следовать циклам небес.
 

– Эдит Ситвелл, Песнь холода, Старуха

 
О, счастье моей души, – она вольная – она прянула молнией!
Мне мало всего шара земного, мне мало любой эпохи,
У меня будут тысячи этих шаров и все до единой эпохи.
……………………………………………………..
О, понять, как безмерно пространство,
Множественность и безграничность миров!
Появиться на свет и побыть заодно с небесами, с солнцем, с луною, с летящими тучами!
 

– Уолт Уитмен, Песня радостей. Перевод: К. Чуковский

 
Пусть созвездия
Посмотрят на меня, прежде чем я исчезну!
 

– Рильке, Поздние стихотворения, Ангелу

Был рожден Дух Жизни… Он осознает себя членом этой могучей семьи, к которой относятся звезды: семьи сынов Бога, которые, свободные и творческие, разделяют восторг живого, пребывающего в постоянном поиске Космоса, и «кричат от радости».

Эвелин Андерхилл, Мистицизм

Мы живем в обществе и людей, и звезд[614]614
  В Переландре К. С. Льюиса женщина с Венеры говорит посетителю с Земли: «У вашего мира нет крыши. Вы смотрите прямо в высоту и своими собственными глазами видите великий танец. Вы постоянно живете в этом ужасе и этой радости, и то, во что мы можем лишь верить, вы можете видеть…» А позже она говорит о нашем мире без крыши, «где люди ходят незащищенными под голыми небесами».


[Закрыть]. Каждая ясная ночь, каждая божественная ночь, как ее называет Мередит,

 
«…это ночь, когда нужно сделать небеса своим домом
В большей степени, чем то гнездо, в которое мы стремимся»[615]615
  Зимние небеса.


[Закрыть].
 

Мы живем на небесах, не замечая этого. Мы – принцы, страдающие от иллюзии того, что наш дворец – самый великолепный, какой только можно себе представить – это хибара[616]616
«Одарите дурака солнцем и луною,И, обладая ими, он будет считать их посредственными и низменными».  (Ковентри Патмор, Ангел в доме)
  На эту тему также есть знаменитый отрывок из диалога Аристотеля 0 философии, сохраненный Цицероном. Взрослый человек так же равнодушен к небесам, как зародыш – к Земле; он еще не родился. См. Николсон, Руми: поэт и мистик.


[Закрыть].

«Они говорят несказанное. Они освещают невидимое… Они ужасны и очаровательны. Они – слабые огоньки, разбросанные по неизвестному. Мы называем их звездами. Эта совокупность выходит за рамки химеры и ошеломляет своей реальностью. Это не могло бы присниться безумцу, это не мог бы себе представить гений» (Виктор Гюго, Интеллектуальная автобиография, О бесконечном).

«Если бы звезды появлялись в одну ночь за тысячу лет, как бы люди верили и поклонялись им; как бы сохраняли на протяжении многих поколений воспоминание о граде Божьем, который им показали!»[617]617
  Эмерсон, Природа.


[Закрыть]. А если показывать мне этот Небесный Иерусалим еженощно, то зрелище становится несказанно скучным – или, вернее, оно было бы таковым, если бы я удосужился его заметить. Меня подняли до уровня неслыханного величия, проводили более волшебным образом, чем даже Золушку, в прекрасное общество звезд, я разделяю их великолепие – а я (по большей части) слишком глуп, чтобы проявлять к этому какой-либо интерес. За исключением некоторых периодов ясности, я, находясь на этом высоком уровне, являюсь безумцем: как и свойственно безумцам, меня вполне устраивает жить, будучи поглощенным своим убогим личным мирком, и так же мало интересоваться своими сотоварищами-звездами, как свинья интересуется свиньями с соседней фермы. Однако я могу пробудиться от этого ступора. И что же я обнаруживаю, когда это делаю? Что, вкратце, может мне рассказать наука о звездном сообществе?

Модель двойной звезды, выведенная из колебаний ее светимости. В положениях А и В ее общая светимость больше, чем в положении С.

Солнце – одно из тысяч миллионов звезд. Это не одиночные обитатели пространства, они сгруппированы несколькими способами. Самое простое соединение – двойное, состоящее из двух относительно близких друг к другу звезд, вращающихся вокруг общего центра тяжести. Иногда подобную группу составляют три, четыре, пять или более членов. Гораздо больший масштаб имеют звездные скопления, состоящие из сотен, тысяч или даже многих тысяч звезд, путешествующих вместе подобно стаям птиц: некоторые из этих скоплений «открытые», или имеют свободную структуру, другие компактны и более или менее шарообразны. Еще большие по размеру группы, состоящие из миллионов звезд, называются звездными облаками. И, наконец, есть галактики (также известные как островные вселенные или туманности) – линзообразные системы, содержащие много тысяч миллионов звезд (образующие свои облака, скопления и так далее), вращающиеся вокруг общего центра тяжести, во многом подобно тому, как планеты вращаются вокруг солнца. Диаметр нашей собственной Галактики исчисляется в десятках тысяч световых лет. Иными словами, луч света, отраженный от нашего земного тела на заре человеческой истории, даже сейчас едва прошел наше галактическое тело, несмотря на тот факт, что этот свет каждую секунду отдаляется от нас на 186 000 миль.

Данных, основанных на наблюдениях, мало, т. к. астрономы вовсе не сходятся во взглядах относительно внутреннего вращения галактик.

Не имея очень близких соседей, наше Солнце не является ни двойной и ни кратной звездой. Его часто рассматривали как члена местного звездного скопления, однако недавние исследования не подтвердили существование какого-либо местного сосредоточения звезд. Достаточно ясно, что Солнце вращается вокруг галактического центра и ему требуется много миллионов лет, чтобы завершить один круг. Как и в солнечной системе, здесь в галактической системе кажется, что тела, которые ближе всего к их общему центру тяжести, движутся быстрее: соответственно, Солнце обгоняет звезды, находящиеся за пределами его орбиты, недалеко от края галактического колеса; а его обгоняют звезды, находящиеся в пределах его орбиты, недалеко от центра.

«Действительно, плотные и сферические ангелы нам не по душе, – говорит Фехнер (Зенд-Авеста), – однако нам это кажется нелепостью, потому что нас в школе учили считать Землю шаром из папье-маше».

Термин «газообразное позвоночное животное» я заимствую у Геккеля, Мировые загадки.

Я думаю, очевидно, что подобные формы звездной организации, средние между отдельной звездой и галактикой или островной вселенной, следует считать мезоформами, а не индивидами, имеющими целостный статус. Следующий четко выраженный иерархический уровень, находящийся над солнечным уровнем – это галактический уровень. Удаляющемуся наблюдателю я кажусь «плотным и сферическим ангелом» планетарного уровня, затем разреженным дискообразным ангелом звездного уровня и, наконец, еще более неуловимым спиральным ангелом, или огненным ангельским колесом, или – менее романтично – «газообразным позвоночным животным».

Обладая определенной и постоянной формой и сложной системой внутреннего движения, наша Галактика, безусловно, является механической единицей. Однако на первый взгляд ее организация кажется свободной и произвольной, а ее части – лишенными различий. Вот тело, сказал бы здравый смысл, которое абсолютно недостойно сравнения с человеческим телом; тело, которое является всего-навсего увеличенным фейерверком.

Планетарная туманность

Эти огромные объекты (из которых известны только несколько сотен) являются исключением из правила о том, что мы видим звезды не более чем точками света в телескопе.

Однако эта неполноценность – всего лишь видимость, которая исчезает по мере того, как мы все больше изучаем Галактику. Что, на самом деле, мы ожидаем обнаружить на высших уровнях, как не сообщество, члены которого имеют общие характеристики, но, однако, отличаются своими индивидуальными особенностями – особенностями, которые отчасти возникают из-за разницы в возрасте? Именно такое сообщество и составляют звезды Галактики. Во-первых, у них много общего. Они сферические, самосветящиеся и горячие; и они редко бывают в десять раз более массивными или в пять раз менее массивными, чем Солнце. Они вращаются вокруг галактического центра. Во-вторых, у них есть своя биография – которой, однако, существует много версий. (Согласно одной из них, звезда рождается в виде обширного облака чрезвычайно разреженного и относительно прохладного газа и вырастает, становясь одновременно меньше, плотнее и горячее. По мере того как центральная температура растет, начинают проявляться атомные реакции, обеспечивая звезды светящейся энергией, которой хватает на многие тысячи миллионов лет, и которая, скорее всего, и является причиной того, что звезды колеблются в размере. Однако ясно, что такие растраты не могут продолжаться бесконечно: старая звезда, настолько уменьшенная, что она может на самом деле быть меньше, чем наша Земля, и настолько плотная, что кубический фут ее вещества может весить тысячи или миллионы тонн, обладает лишь частицей своей бывшей светимости. И сколько таких выгоревших и невидимых звезд-трупов засоряют Млечный Путь, сказать невозможно). В-третьих, возраст звезды сильно влияет не только на ее светимость, плотность, объем, температуру и физический состав, но также и на ее цвет и спектр: это, так сказать, цвет лица красного гиганта или белого карлика, который выдает его возраст. И так как биография звезды, на протяжении многих миллионов лет, включает в себя непомерное и непрестанное рассеивание энергии, то масса звезды постоянно уменьшается теряется, хотя и очень медленно[618]618
  Однако эта потеря массы вполне может быть вызвана поглощением звездой межзвездного газа; об этом см. ниже.


[Закрыть]. В-четвертых, существуют некоторые звездные различия, которые, видимо, не являются просто вопросом возраста. Например, существуют переменные или пульсирующие звезды, каждая с собственной периодичностью; новые и сверхновые звезды, которые неожиданно загораются, быть может, в тысячи раз ярче, чем прежде; звезды необычайно большой и необычайно маленькой массы; и так называемые планетарные туманности, являющиеся исключительно горячими звездами, окруженными огромными светящимися атмосферами.