Текст книги "Диверсанты (сборник)"

Георгий прошел на кухню, бросил на подоконник молоток и стал смотреть на улицу. Снег повалил крупными хлопьями, уличные фонари едва желтели сквозь белую пелену. По тротуару двигались залепленные снегом фигуры. Одна несла елку. «Запоздал, бедолага, не успеет убрать, – подумал он. – До Нового года осталось часа три. Куда бы поехать? Пойду к матери, может быть, Алексей заявится, семейно, как в старые добрые времена, зажжем елку, выпьем шампанского, мать будет безумно рада. Только Алешка вряд ли придет: шпионы, диверсанты, и всякая сволочь – понятия не имею, чем он там занимается. Выдумывает шпионов и ловит их. А то без работы останется». Куда он сейчас укатил? Может быть, за границей опять. Собирается, будто в соседнюю область едет на денек, а потом оказывается в Чехословакии. Мысли пошли вокруг брата. Тоже в холостяках ходит, хоть на год и старше. Все валит на шпионов. Мать сначала верила его басням, но и она раскусила. Шпионы всегда присутствуют в их разговоре, когда хотят пошутить. Георгий вспомнил, как Алексей разыгрывал мать. «Жениться для меня – дело непростое. Кругом шпионки, женишься, а она агент иностранной разведки. Вот и все тогда, уходи с работы, и потеряю тепленькое место». Георгий улыбнулся, припомнив, как вместо приветствия по телефону прикидывался дурачком и спрашивал: «Это КГБ? Сегодня можно сдаваться американскому шпиону?» И Алеша принимал шутку: «Начальник болен, приходите сдаваться завтра».

В дверь постучали, он пошел открывать. На пороге, в капельках воды от растаявшего снега, стоял с чемоданчиком в руках мужчина лет тридцати пяти с черной красивой бородкой, в меховой шапке и пальто с бобровым воротником.

– Что-нибудь серьезное? – глаза его внимательно смотрели на Георгия. – С Ларисой?

– Лариса умерла, – ответил он трагическим тоном и после паузы добавил: – Для меня по крайней мере. Замуж вышла. Раздевайся, – взял он из рук доктора чемоданчик.

Они прошли в комнату. Доктор сразу же принялся за свое дело. Он пододвинул стул к тахте, сел и стал щупать пульс больной.

– Надо бы надеть халат для важности, – улыбнулся он, – да я его забыл дома. У вас, наверно, и доверия ко мне не будет без этого атрибута, – пошутил он и повернулся к Баркову.

– Ты прогуляйся на кухню, не торчи здесь, не смущай нас.

Георгий хмыкнул и вышел, а доктор достал стетоскоп и весь погрузился в привычное дело. Он прощупывал, простукивал грудь, спину и ничего утешительного в его лице не было.

– Ничего хорошего? – тихо спросила больная.

– Бывает хуже, да просто некуда. Куда смотрел ваш участковый врач? Когда он был?

– Он у меня не был, я не вызывала. Организм должен наконец сам победить болезнь. Вот уже три дня идет борьба…

– Знаете, чем кончится эта борьба? Могилой, а в лучшем случае отразится на сердце. Вам эти эксперименты ни к чему. Вы еще молодая, и надо побороться за свое здоровье. Сейчас я вас отправлю в клинику, а потом будем смотреть источник ваших бед.

– Прямо сейчас? На Новый год? Профессор, очень вас прошу. Мне надо Новый год побыть дома, очень надо! Это символично! Все будут звонить. Профессор, пожалуйста!

Доктор оглянулся на двери и тихо спросил:

– Это он вам сказал, что я профессор?

– Да я и не поверила, что вы профессор. Думала, Жора меня подбадривает. Слишком фамильярен с вами.

– Это правда, как и то, что возьму я вас в свою клинику.

– Мне очень неудобно, я чувствую себя неловко, вы такой… и занимаетесь какими-то пустяками. С этим справится любой рядовой врач. А мы вас оторвали.

– Правильно сделали, иначе бы я проспал Новый год.

– Как же насчет моего Нового года? Как мне вас называть?

– Называйте меня Леонидом Александровичем. А как вас? Жорж нас не представил. Они все такие, Барковы.

– Елена Васильевна! Жорж и сам не знает, как меня зовут. – стала она тоже называть Георгия Жоржем. – Он тут час сидел и слезы проливал, а я ему их вытирала, и он не спросил моего имени.

Леонид Александрович с удивлением посмотрел на больную.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он.

– Все очень просто. Ехал он к Ларисе, моей сестре. Но она вышла замуж, теперь здесь живу я. Вот и все. Застал он меня в таком состоянии, что из гуманных побуждений вызвал вас. У меня все время неясный вопрос… – она сделала паузу, не решаясь продолжать, и доктор улыбнулся ей подбадривающей улыбкой. – Что вас связывает с Жоржем? Вы профессор, и вдруг по первому звонку… – она снова сделала паузу, подыскивая слова. В это время приоткрылась дверь и показалась голова Георгия.

– Можно? – в руках он держал чайную чашку. – Вы о чем тут?

– Елена Васильевна спросила, что нас связывает. Меня, профессора, и тебя…

Жорж не дал ему договорить и быстро добавил:

– И меня, шофера одного крупного начальника, и меня, иногда подрабатывающего в качестве дворника? Простите, Елена Васильевна! А чем от меня отличается этот ученый муж? И что же нас связывает? – Георгий поставил на стол чашку. – Старая детская дружба. У него была склонность к наукам, а у меня ее не было. Но мы никогда не изменяли своей дружбе, где бы и чем бы мы не занимались. Нас было трое, еще мой брат Алеша, он чекист. Мы всегда шли на помощь друг другу, хотя вдвоем лупили ученого за упрямство. Если кто нуждался в нас, мы забывали кто мы и какое положение занимаем. Отношения эти называются очень просто – дружба.

Георгий не заметил, как у Леонида Александровича от удивления расширились глаза, он глядел на него, словно увидел впервые и порывался что-то сказать. Но Жорж не дал ему вымолвить слова.

– Знаешь, старина, это прекрасный для нас повод выпить вот этого заморского зелья, – он взял со стола одну из бутылок и отвернул металлическую пробку. – Профессор, разве это не повод? Елена Васильевна, Новый год висит на пороге!

Она улыбнулась и едва заметно кивнула головой.

– Доктор хочет отправить меня сейчас в клинику. Он находит, что я серьезно больна.

– А Новый год? Ты что, эскулап, сбрендил? Лишить человека радости! У меня есть предположение, не знаю как к этому отнесется хозяйка. До Нового года осталось, – он посмотрел на часы, – чуть больше двух часов. Давайте вместе и встретим здесь Новый год, или у тебя, Леонид, какие-то планы?

– Особых нет. В один дом меня зазывали усиленно. Хотят с кем-то познакомить, расхваливали одну даму. А у меня душа не лежит к таким знакомствам. Не люблю, чтобы кто-то занимался устройством моего семейного счастья. Я уж как-нибудь сам.

– Вот и прекрасно! Плюнь на этот дом! Не можем же мы оставить в такой вечер больного человека? Это же негуманно, ты же врач!

– Вот так они с братцем всегда, – весело пожаловался Елене Васильевне Леонид. – Подавляют всякую волю, всякую сопротивляемость во мне. А в детстве даже пытались кулаками. Конечно, будем встречать здесь Новый год! У хозяйки нет возражений?

– Какая я хозяйка? Совсем расклеилась, развалюха какая-то. Жорж, в футляре за шкафом стоит моя вечная зеленая елка. Какой же Новый год без елки?

Георгий вытащил большой черный футляр и извлек из него искусственную елку. Он быстро собрал ее и опустил на пол.

– Для комнаты она, конечно, маловата, – с сомнением проговорил он.

– Я ее всегда ставлю на стол. Тогда она достает до потолка.

Леонид Александрович решительно отобрал у него елку и сказал:

– Ты специалист по части закусок и выпивки. Иди на кухню и занимайся приготовлениями. Я уж как-нибудь сам елку установлю.

Георгий собрал со стола банки, свертки и понес все это из комнаты. А доктор принялся прилаживать на столе елку. Как он ни старался, она не хотела стоять и все время норовила упасть.

– Как вы ее ставите? – не выдержал он.

– Там в шкафу есть такие присоски, прилипалы. Я забыла про них.

Леонид Александрович пошарил в ящике шкафа, отыскал, что ему нужно, и быстро установил елку.

– Другое дело. А чем будем украшать? Надеюсь, в этом доме есть игрушки? – Он подошел к больной и заглянул в ее лихорадочно блестевшие глаза. – Худо?

– Не хуже, чем вчера. Игрушки там же, в шкафу. Вы сейчас меньше всего обо мне думайте. Новый год на носу. Я выпутаюсь.

– Все собираюсь спросить вас, – доктор выдвинул ящик шкафа и стал осторожно вытаскивать сверкающие шарики, зайчиков, медвежат, снежинки. – Лариса вышла замуж?

– Да, за доктора химических наук.

– Она его любит?

– Если бы она встретила вас, то за профессора она бы тоже вышла замуж. Вам все ясно?

– Теперь все. Просто я подумал, что Жорж в этом отношении… – Но он не успел закончить фразы, вошел Георгий в цветастом переднике, с тарелками в руках. Глянув свирепо на доктора, сказал:

– Жорж в этом отношении не подходил Ларисе. Он плебей с метлой, а Ларисе нужен был патриций. Я – шофер-дворник, и больше ты не касайся этого вопроса, эскулап несчастный, хоть ты и знаменитый на всю Москву и область. Эта болезнь не по твоим зубам, тут ты еще первоклашка. – Георгий повернулся к Елене Васильевне. – Забавная история, как случай делает гениев! Договорились, моих косточек не перемывать. Я пошел готовить. Елена Васильевна, я там на кухне распоряжаюсь всем, что под руку подворачивается: ваше, не ваше – все сейчас наше.

– Там и есть все наше, распоряжайтесь, – она приподнялась на локте. – Доктор, можно я ему помогу и себя немного приведу в порядок?

– Пока он справится и без вас. Еще рано, лежите, когда придет ваш час – встанете.

– Расскажите историю, как вы стали доктором. Он меня заинтриговал.

– Это все шутки. Я доктор с первого класса. И моим первым пациентом стал Алеша. Я был санитаром в классе, а он разбил себе нос. Я так кровь размазал по его лицу, что она стал похож на индейца в боевой раскраске. После этого они мне и прилепили кличку «Доктор». Так я и ходил в «докторах» до десятого класса. А потом решил трансформировать эту кличку в специальность. Вот и стал доктором. Правда история все-таки была, как я попал в медицинский. Алеша тогда шел на юридический, он прирожденный мыслитель, а Жорж хотел… – он сделал небольшую паузу, придумывая что сказать, – он раньше нас определился, его страстью были автомашины. Я сказал им, что спор был у меня с одной девушкой, что я могу при желании выдержать конкурс в любой вуз. Спор зашел слишком далеко, она предложила перенести его в медицинский. Сама туда сдавала. Приз показался мне соблазнительным. В случае успеха она отказывалась от всех своих поклонников в мою пользу. Жорж и Леня ее знали очень хорошо. Если уж она так сказала, то другого ничего не сделает. Я и сдал все на пять, а она провалилась. Вот и разошлись наши дорожки. Честно признаться, хотел я в Ветеринарную академию, да отступать уже было поздно. Лечу людей, а был бы коровий доктор. Я и сейчас люблю животных и не могу пройти без сострадания мимо хромой собаки. Смешно, правда? Был терапевтом, потом хирургом, а над собакой готов слезы проливать.

– Ничего тут смешного нет, не наговаривайте на себя, вы очень добрый и сердце у вас мягкое, не зачерствевшее. Такие качества ценить надо. Если бы вы не были таким, то и врач из вас был бы никудышный.

– Однажды я шел домой, а во дворе кучка мальчишек развлекалась. Сколько лет прошло, а я не могу вспоминать без содрогания этот случай. Они загнали в угол длинноухую легавую и лупили ее камнями. В сущности дети незлые, это был какой-то охотничий азарт. А собака, она жалась к стене, стонала от боли и плакала, да, по-настоящему плакала, как человек, слезы текли из ее глаз. Она даже не делала попытки вырваться от своих мучителей и принимала удары камней, как злосчастную судьбу. Что тогда было со мной, если бы вы только знали! – он замолчал и невидящими глазами уставился в пустоту. Она его не побуждала продолжать рассказ, не просила, она видела, что его сейчас здесь нет, видно, он там, в том дворе, где били и истязали беззащитное животное. Она ждала, хотя ей очень хотелось услышать продолжение этой истории. У нее вдруг появилась странная ассоциация, она почувствовала себя такой же беззащитной, распятой и избиваемой болезнью, острая жалость к той собаке сдавила ее сердце и слезы выступили на ее глазах.

– Я схватил двух за шиворот, – тихо сказал Леонид Александрович, – и такое было у меня желание стукнуть их лбами друг о друга, да так, чтобы они замертво повалились. Но я ничего не сделал, я лишь сказал: «Эх вы, подлецы!» Они со страхом глядели на мое разъяренное лицо, еще не понимая, что же подлого такого они сделали. Я отпустил их, и вся банда сгинула со двора мгновенно, радуясь, что избежала трепки. А собака – она будто угадала во мне спасителя, заскулила и поползла ко мне со слезами в глазах. Я никогда до этого и после не видел, чтобы собаки плакали. Они перебили ей заднюю ногу, она не могла подняться и ползла ко мне, вот уж правильное выражение «словно побитая собака». Подхватил я ее на руки и потащил домой. Признаюсь вам, плакал я над этой длинноухой дома, когда залечивал ее ссадины. Вставил я ей в ногу металлический стержень, они ей кость раздробили так, что без стержня ей не срастись. Стала моя Пальма поправляться и радости у меня было полный дом. Мы разговаривали с ней, и удивительное дело, она все понимала. Нога у нее срослась, стержень я оставил, прихрамывала длинноухая. Жили мы с ней душа в душу. Ложусь спать, бывало, она укладывается на коврик возле кровати. Я сначала ей коврик у порога постелил, так она не хотела там спать, приходила и ложилась на голый пол возле моей кровати. Ну и переселил я ее к себе поближе. По утрам будильник меня поднимает, Пальма уже знает, что после звонка мне вставать. Не даст и минуты поваляться: прозвенит звонок – она уже на ногах и смотрит – встаю я или нет. Тут же сует морду мне в лицо и толкает, мол, вставай. Я нарочно отвернусь к стенке, так она хватает одеяло и стаскивает с меня. Усвоила себе, что телефонные звонки не всегда приносят радостные известия, я разговариваю иногда раздраженно, серьезно. Так, что вы думаете делает эта собака? Телефон стоит на тумбочке возле кровати, только я засну, она встанет лапами на край тумбочки и тихо стянет телефонную трубку с аппарата. Утром встаю, трубка валяется на полу, сотрудники жалуются, что дозвониться не могут ночью при острой необходимости. Положу трубку на аппарат, иду умываться, завтракать, и не дай Бог зазвонит телефон, Пальма со всех ног бросается к аппарату и стаскивает трубку, чтобы не звонил. Забавное существо. Больше всего любит на моей кровати спать. Как только я за дверь – она сейчас же укладывается на кровать и спит. Интересно за ней наблюдать. Подойдет к кровати, положит морду и ждет – скажу я что-нибудь или нет. Я молчу, тогда она положит лапу и снова ждет, потом вторую, подождет, подождет, не будет ли ей замечаний, начинает вся тянуться и ползти на кровать, а задние ноги на полу стоят. Полежит так, полежит и совсем заберется на кровать. Я подниму голову, хочу ее пожурить – она раз, и глаза закрыла, чтобы я думал, что она спит, и не трогал ее. Хитрая бестия, я вам ее как-нибудь покажу. Она сразу определит, хороший вы человек или нет. Иногда ко мне приходят люди, от которых Пальма прячется, наверно чувствует, что плохой человек пришел. А бывает так, что едва порог переступит иной человек – она тут как тут и тыкается мордой в колени.

Сядет человек в кресло, она лапы ему положит на колени, морду на лапы уложит и будет глядеть в глаза. Память у нее хорошая на плохих людей. Пришел однажды ее мучитель, я ему ногу вправлял – прыгнул с сарая и вывихнул – пришел мне благодарность выразить за помощь. Пальма спряталась на кухне, и пока он был в комнате, не показывалась и тихо рычала. Он ей пирожных принес, оставил, она до них даже не дотронулась, так и выбросил в мусоропровод. Помнит тех, кто ей зло причинил.

Я в своем доме вообще как домашний детский врач. Прибегают среди ночи: «Доктор, соску проглотил ребенок!» Одеваюсь, иду, осматриваю, ребенок радуется, смеется, гляжу, а соска в кроватке.

«Доктор, что делать? Температура подскочила у ребенка». «Стул когда был?» – спрашиваю. Не помнят, то ли два дня назад, то ли три дня. «Сделайте клизму, все будет в порядке». И как правило все болезни открываются по ночам. Как-то одна мать утром пришла: «Доктор, что делать с сыном, лежит в кровати вялый, просит вас позвать». Прихожу, точно, лежит скучный. Спрашиваю: «В чем дело? Где болит?» Молчит. Мать в ужасе смотрит на любимое чадо. Прошу мать выйти. Говорю: «Выкладывай, да побыстрей. Температура у тебя нормальная и похож ты на абробанта – симулянта».

«Не хочу в школу идти. Скажите ей, что я приболел».

«Что делать собираешься? Так и будешь целый день лежать?»

«Вы им скажите, что ничего опасного, они на работу уйдут, а я в клуб филателистов съезжу. Они меня не пускают».

«Не валяй дурака, иди в школу. Договорюсь с отцом и матерью, пустят тебя в клуб».

– Леонид, иди помоги! – раздался из кухни голос Георгия.

– Извините! – доктор встал и вышел из комнаты. Сейчас же зазвонил телефон, и Елена взяла трубку.

– Лена, это ты? – услышала она знакомый женский голос.

– Да, это я, Лариса. Поздравляю тебя с Новым годом, передай мои наилучшие пожелания твоему доктору химических наук! Чтобы он скорее достиг звания члена-корреспондента. И будешь ты тогда называться не профессорша, а мадам член-корреспондентша. Не звучит, для произношения не удобно.

– Не любишь ты его. Чем он тебе плох? А я за ним как за каменной сте —

– Вот, вот, как за стеной. Ладно, хватит об этом. Ты, наверно, позвонила мне по поводу Нового года?

– Леночка, я тебя поздравляю с Новым годом! Мы всегда с тобой чего-то ждали от этого праздника и верили, что будет счастье в Новом году. Я хочу тебе пожелать этого счастья! Прежде всего, чтобы купили твои картины в Художественном салоне. Будет много денег – уже счастье.

– Ты опоздала, я этого счастья уже получила в этом году. Так что нет в салоне моих картин, уже продали.

– Тогда желаю тебе создать в Новом году новые шедевры, которые сделают тебя знаменитой. Ленка, мы тебя ждали, но я была уверена, что ты не приедешь. Почему у тебя такой голос?

– «Какой голос»? – спросил Волк Красную Шапочку, притворяясь бабушкой. – Какой еще может быть голос у больного человека? Три дня валяюсь в постели!

– Какой ужас! – воскликнула Лариса непритворно. – Почему ты скрывала? Я немедленно приеду, я не могу оставить тебя одну в таком состоянии!

– А гости? Ты что же, их бросишь? А кому они будут целовать ручки и комплименты говорить? Не дури, Лара, сиди там!

– Нет, нет, не могу я оставить тебя одну!

– А я не одна.

Наступила длинная пауза. Потом Лариса спросила, понизив голос:

– А с кем же ты?

– Приехали двое занимательных ребят. Мои друзья. Я же о друзьях сужу не по тому, что они говорят, а по тому, что они делают. На такие поступки и самопожертвование способны только настоящие друзья.

– Чем же они для тебя пожертвовали? – ревниво спросила Лариса. – Загадками говоришь. Нет у тебя таких друзей.

– Не пошли в другие компании отмечать Новый год, а собираются сидеть со мной, старой и больной.

– Я их знаю?

– Одного из них, по-моему, ты знала когда-то. Может быть, уже и не помнишь. Его Жоржем зовут. Ты меня слушаешь?

– Да! – едва слышно отозвалась трубка.

– Вот и прекрасно. Я его лечила от любви к тебе.

– Представляю.

– Он заслуживает того, чтобы его вылечить.

– Неудачник. Ты что-нибудь обо мне говорила?

– Не что-нибудь, а все! Иначе его не вылечишь быстро.

– Ну что же, желаю вам, доктор, вылечить этого пациента и взять себе, – и в ее голосе прозвучала ирония. – Тебе он подошел бы, ты никогда не была меркантильной. Для тебя все хороши: шоферы и ученые, и художники. Великая гуманистка!

– Перед любовью все равны, настоящая любовь рангов не считает. Это мое убеждение. Что ты хотела бы еще услышать?

– Как выглядит мой шофер-дворник? Возмужал, загорел под северными ветрами и морозами? Он, кажется, туда ездил со своим замминистра в командировку?

– Не знаю, возмужал он или нет, я ведь его не видела раньше. Но выглядит он, как говорят англичане, «на полмиллион фунтов стерлингов». Загорел, только загар этот не северный, тут поработало горячее южное солнце. Думаю, что был он не на севере.

– Ты так свободно говоришь?

– Они у меня на кухне, готовят новогодние закуски. Жорж целую коробку приволок всякой заморской всячины и алкоголя. Сейчас я встану, кое-как приведу себя в божеский вид, сколь это возможно, и мы сядем за стол. Выпью за твое счастье, за твои радости, пусть их у тебя будет в Новом году полный дом!

– А кто второй?

– Товарищ Георгия, врач, он меня взялся лечить. Профессор, говорят, знаменитый хирург, фамилии не знаю, а зовут его Леонид Александрович. Молодой и неженатый – упущенная тобой возможность.

– Ленка, не зли меня! – резко ответила Лариса.

– Хорошо, не буду. Но есть у меня чутье, что насчет Георгия ты крепко заблуждалась.

– Что ты имеешь в виду?

– Пока еще не знаю. Интуиция и отдельные детали. Ничего не могу сказать тебе. Только вывеска не соответствует содержанию.

Дверь распахнулась и в комнату торжественно вступил доктор с огромным блюдом с художественно разложенными закусками. За ним вошел Георгий с тарелками и вилками в руках.

– Леди энд джентельмены, хеппи нью ер! – произнес он поздравления на английском языке. – Через пять минут закончит свое существование старый дряхлый год, и наступит новый и прекрасный, который принесет нам всем, да, пусть принесет нам всем счастье и радости!

Георгий поставил на стол тарелки, бросил вилки и включил телевизор.

– Пусть последние минуты старого года отсчитывает за нас техника, она не ошибется, – сказал он и быстро расставил тарелки и разложил вилки. – В этом доме есть посуда для шампанского? – спросил он Елену.

– В этом доме есть все, чем едят и пьют, что обеспечивает нам отличие от животных. Перед вами посудная лавка, там и ищите, а я все же приведу себя хоть немного в порядок. – Она продолжала держать возле уха трубку и слушала, что ей говорила сестра.

– Извини, Лариса, я прерываю наш разговор, времени в этом году не осталось, – она положила трубку и вышла из комнаты.

Заработал телевизор, кто-то произносил торжественную поздравительную речь, елка во весь экран светилась и переливалась радужными огнями, перекрещивалась серпантином.

– Я рад, что мы остались здесь, – произнес тихо Леонид. – Никогда я так свободно себя не чувствовал. Где бы не бывал на празднике, все почему-то хотели тебя окружить заботой, не дают возможности тебе ни в чем участвовать, сиди и жди, твой удел быть дорогим, желанным гостем. Ты – гость, здесь твои желания исполняются, кроме одного – не быть равноправным, как это было в студенческие годы.

– Твое положение сгибает людей, – ответил Георгий.

– Вот почему я и радуюсь сегодняшнему Новому году. Ощущение легкости, свободы, независимости и молодости.

– Вот и я! – оторвал их тихий голос Елены.

– Бог ты мой! – только и воскликнул Георгий. – А куда делась хозяйка – эта больная и несчастная Елена Васильевна? – он вскочил и выглянул за дверь. – Там ее нет! – обошел вокруг худенькой, стройной фигуры, затянутой в шикарное бордовое длинное платье, оглядел ее распущенные каштановые волосы, светящиеся голубые глаза и в изумлении покачал головой.

– Доктор, что вы скажете? А тут лежала Золушкой!

– Доктору нечего сказать. Доктор убит, сражен, – пробормотал Леонид в смущении, не спуская с Елены восхищенного взгляда. – Садитесь! – поспешно вскочил он, придвигая ей стул. – Вам нельзя ходить!

– Мне все можно! – улыбалась Елена смущенно, видя их искреннее восхищение. – Сегодня все можно, а завтра – я в ваших руках, самая послушная пациентка.

И в эту минуту раздался бой курантов. Жорж схватил бутылку шампанского, аккуратно, без лишнего шума откупорил ее и налил искрящийся напиток в хрустальные бокалы.

– Всем взять бокалы! – торжественно предложил он. – С Новым годом вас, дорогие мои друзья!

С последним ударом кремлевских курантов они с мелодичным звоном соединили бокалы, и та же самая картина повторилась на экране телевизора. Молча, торжественно мужчины встали и стоя выпили шампанское. Елена сделала глоток и поставила бокал.

– Мне давно так не было приятно и радостно. Я никогда этого вам не забуду, Георгий и вам, дорогой Леонид Александрович!

– Ну, зачем так торжественно? Меня ведь тоже можно звать просто Леонид.

– Как-то неудобно, все-таки ученый, – ухмыльнулся Жорж и взялся ухаживать за Еленой.

– Вот тебе неудобно, ты меня и зови по имени-отчеству, – не остался в долгу Леонид. А с Леной мы вообще скоро перейдем на ты, как только выпьем по рюмке твоего отравного иностранного зелья.

– Позвоню матери! – поднялся Георгий. Он набрал номер и вдруг радостно закричал: – Алешка, ты ли это, скотина? Когда заявился? Ничего не выйдет. Нас трое: я, Леонид и очаровательная женщина! Клянусь, она не шпионка! Поздравь мать, поцелуй ее, скажи, что едешь знакомиться с женщиной, о которой все известно, она не агент иностранной разведки! Дай мне мать! Дорогая моя мамахен! Сердечно поздравляю тебя с Новым годом! Извини, но сегодня мы нарушили наши семейные традиции: Новый год не дома. Отпусти Алешку, круг старых друзей! Спасибо, целую тебя! Я знал, что ты не обидишься. Дай трубку Алеше. Мы рядом, в соседнем доме. Да, именно там. Квартира 77. – Георгий положил трубку и взглянул на Елену. В ее глазах читалось любопытство, и он поспешил сообщить:

– Через несколько минут вы будете иметь возможность познакомиться, – он поискал высокопарных слов и, не найдя, просто добавил: – с моим братцем Алексеем Барковым. Я не ошибся, вы действительно не являетесь агентом ЦРУ?

Елена рассмеялась, она выглядела счастливой, ей нравились эти ребята со своими остроумными шутками, веселым открытым характером. С ними было легко и свободно, они не умничали, не старались показать, что что-то знают такое, чего она не знает. Этот ученый хирург принял ее так, словно знала она его с давних пор. К Жоржу у нее было не совсем определенное отношение, он был для нее за прозрачной стеной, она его хорошо видела, слышала, но проникнуть за эту стену не могла. Единственное, в чем она была убеждена, – Георгий не тот, за кого он упорно себя выдавал, он не тот простак, который представлялся Ларисе. Ей думалось, что в его лице она столкнулась с сильной скрытой личностью, наделенной умом и волей. Они были совсем из другого мира, не из того привычного, в котором она жила и знала способности и возможности каждого, кто входил в ее круг. Ей нравилась их прямолинейность, они не стыдились своих чувств, не скрывали своих привязанностей и не притворялись добрыми из вежливости, воспитанной в семейном кругу. «Каков же этот Алеша? Почему-то я с волнением жду появления этого человека. То ли потому, что Георгий создал вокруг него ореол таинственности? Или обыкновенное женское любопытство? При всем при этом мне чертовски плохо! Шампанское вообще выбило меня из колеи».

– Вы почему не пьете, не едите? – Жорж, налей нам всем вот из этой пузатой посуды, – она ткнула пальцем в черную бутылку.

– О ужас! Какое кощунство – «пузатая посуда»! – воскликнул он. – Это же всемирно известный французский коньяк «Наполеон»! Вы должны были сказать: «Нельзя ли нам отведать этого божественного напитка, из этой красивой черной бутылки? И когда бы вы прониклись благоговением, я бы вам налил рюмочку.

Леонид не стал дожидаться конца благовоспитанной речи, он откупорил бутылку и налил в рюмки коньяк.

– Я предлагаю выпить за скорейшее выздоровление хозяйки и пожелать ей радости и счастья! – Он взял руку Елены и поцеловал. Они выпили, и Елена Васильевна тоже решительно осилила свой коньяк и весело рассмеялась.

– Вот это больная! Пью как алкоголичка – до дна.

Алексей появился в комнате без стука, он был в элегантном темном костюме неведомой иностранной фирмы. В одной руке у него был сверток, в другой он держал бордовые розы. Сначала они не заметили его, и он несколько секунд глядел на их веселые лица. Первым его увидел Леонид, он вскочил и радостно крикнул:

– Алекс пришел!

Барков подошел к Елене и, глянув ей в глаза, тихо сказал:

– Это вам, – он протянул ей розы, – с Новым годом!

Преодолевая слабость, Елена встала, ее растрогали эти цветы в новогоднюю ночь, внимание людей, о которых еще несколько часов назад она и понятия не имела. Коньяк быстро дал о себе знать. Елена раскраснелась, появилось ощущение легкости и свободы.

– Берите себе стул, садитесь, – пригласила она.

– Вот, тут мама прислала, – положил на стол сверток Алексей. Георгий развернул, там оказался большой кусок пирога.

– Узнаю мать! – воскликнул он. – Она мастер на такие штуки! Вот у нас и праздничный пирог! Леонид, налейка-ка опоздавшему вот из этой черной пузатой посуды – подчеркнул Жорж «пузатую посуду». Елена рассмеялась.

– Это он меня дразнит, за неуважение к «Наполеону».

Леонид налил всем коньяку, взял чистую тарелку, положил закуски Алексею и хлопнул его по плечу:

– Давай, включайся!

Они снова выпили, закусили, налили еще по одной, и беседа потекла легко и непринужденно.

– Елена Васильевна, вы даже себе не представляете, какая замечательная личность сидит перед вами, – указал Алексей на Леонида Александровича. – Его знают в Англии, во Франции – там есть его бывшие пациенты, которых он ездил туда оперировать. Мы в детстве дали ему кличку Доктор, и он нас не подвел, он Доктор с большой буквы! – торжественно произнес Барков и быстро налил всем коньяку, – Я горжусь, что знаком с тобой, что мы друзья, и хочу предложить тост за будущего академика. А ты им будешь, я уверен! Я пью за академика! – Алексей одним глотком выпил коньяк и поставил на стол рюмку. – Можно, Елена Васильевна, я погляжу ваш иконный букет? – Он встал и принялся внимательно рассматривать божественные лики и короткие надписи, сделанные, очевидно, хозяйкой: где, в каком месте найдена икона, век, и чьей кисти она принадлежит.

«Судьба играет человеком, – подумал он вдруг, – еще утром Лазарев сказал мне об этой женщине, как помощнице Альпера, а Новый год я встречаю в ее обществе».

– Знаете, Алеша, любопытная деталь: я никогда не думала, что в составе красок некоторых икон окажутся радиоактивные элементы. Вон та деревянная доска, на ней Бог-отец, которая в середине, словно подвергалась специально облучению. Возможно, это космического происхождения, и на протяжении десятков лет происходило накопление, или краски специально подвергались облучению каким-то элементом для их прочности или чего-то еще. Это явление новое, надо его изучать. Пища для науки.

– Неужели никто этого раньше на знал? – спросил заинтересованно Барков.

– Раньше экспертизой занимались художники, а я по образованию химик-физик или, правильнее, физик-химик, и подвергаю анализу изображение с других позиций. Вот и обнаружила. Умница! Ах, какая же ты умница, Елена! – обрадовался Алексей и внимательно посмотрел на молодую женщину.