Текст книги "Диверсанты (сборник)"

– Я вам кое-что привез. Живите в свое удовольствие. Возьмите мою сумку. Там все, что нужно и для жизни, и для работы. Ваши любимые сигареты, – Руберт бросил на диван целую упаковку «Вайсрой». – Поговорим о деле. У нас высказывают удивление, что все идет очень гладко. Пять лет – и все гладко!

– То есть? Удивляются, почему я до сих пор не провалился?

– Не помогает ли вам КГБ? А вы этого не видите. Где вы берете свои кадры?

– В зале суда, сэр, со скамьи подсудимых! – зло ответил Серж.

– Не понял!

– Чего проще! По делам службы бываю в судах. Приглядываюсь к тем, кого судят. Выбираю тех, кто остался на свободе, знакомлюсь и потихоньку втягиваю в наши дела. Когда сообразят, что занимаются антисоветской деятельностью, назад пути уже нет. Разве может КГБ учесть, где, когда и кого я изберу для своих целей? Вот и вся техника!

– И не было ошибок?

– Не без того! Были тут осечки. Не все о'кей!

…Квартира, обставленная современной мебелью, на стенах – картины, часть комнаты занимает рояль, в углу – большая, расписная напольная ваза с крупными цветами. В кресле, закрыв глаза, сидел Серж. Он не спал, он слушал магнитофонную запись разговора с Рубертом.

«Как оценивать такой поступок? – послышался глуховатый голос Руберта. – У вас есть поговорка: «В семье не без калеки».

«Не без урода», – поправил голос Сержа.

«Да, да, урода! Мир делится на реалистов и чудаков. Но деньги всегда были лучшей добродетелью для реалистов. И об этой добродетели часто звенит советская печать. Мы подсчитали: у вас ежегодно сообщают о сотнях преступлений, связанных со звенящей добродетелью. А совершают эти преступления люди образованные, способные, и в ряде случаев – коммунисты. Вот это и есть наш активный резерв! Наши с вами люди, подрывающие строй и советскую власть!»

«Вы правы, сейчас подпольный миллионер у нас не такое редкое явление. Одни воруют, другие комбинируют, третьи организовывают частный бизнес, – согласился голос Сержа. – Но мне думается, есть более ценная категория людей, имеющих ум, талант, дарование. Их надо направлять в нужное нам русло, они оказывают серьезное влияние на потенциальный резерв – молодежь. А молодежь сейчас – это динамит».

«Внушайте им, Серж, что сейчас на первом месте не моральные, а материальные ценности, то, что принято у вас называть «вещизмом», потребительством» – четкие слова, но придавать им надо позитивный смысл. Здесь есть художники, ученые, писатели, поэты с алчущими глазами и они готовы продать свой талант и способности за этот проклинаемый «вещизм». Ищите к ним дорогу, хвалите, сочувствуйте, подогревайте амбиции, и они будут наши. Кое-что разработали по этому вопросу в наших институтах, там ведь тоже хлеб свой отрабатывают. Первая заповедь: ничто не проходит мимо внимания человека, особенно запретное. Современный человек слишком напичкан проблемами и не утруждает себя концентрацией внимания. Не всякий разум подчинен высшей степени дисциплины, поэтому надо действовать в расчете не на впечатления, а на эмоции. Люди всегда интересуются легендой, ореол более притягателен, чем сам человек. Поэтому наша задача – сбросить этот ореол. Возьмите, к примеру, Чапаева. У него был ореол героя. Анекдоты высмеивали его как человека, ореол и потускнел. Разве дети у вас хотят сейчас подражать Чапаеву или играть в Чапаева, как это было раньше? Нет! Много анекдотичного ему приписали.

– Адольф, ваши умники примитивно мыслят. В Чапаева не играют потому, что есть другие, более близкие детям герои.

– Пусть так, но слухи и анекдоты – верное дело. Можно замарать любой авторитет. Берешь какого-нибудь министра и распускаешь слухи, что он отгрохал себе дачу, шикарно обставил квартиру. А на какие деньги?

Серж весело рассмеялся, настолько забавным показались ему эти «ученые» рекомендации.

– Ерунда все это! У меня самого квартира отделана получше любого министра, и дача не хуже. И таких здесь хватает. Министры никого не интересуют. Если опираться на эти рекомендации, то слухи надо распускать про меня, – пришел в веселое расположение духа Серж, и опасность в связи с Райским в его сознании притупилась. – Ну, что там еще разработал мозговой трест на Марсе, глядя на Россию через лупу?

– Я же должен был выполнить инструкции, – обиделся Руберт.

– Хорошо! Скажите, что я серьезно отнесся к их рекомендациям и просто в восторге от их проницательности. И пусть не забудут перевести на мой счет валюту за нового «писателя» с тюремным воспитанием. Книжонка вышла на славу, эффектный материал. Феликс Черняк – вот вам и новое знамя, включайте всю хвалебную пропаганду, думаю скоро ему это понадобится, недолго ему осталось гулять на свободе, тут уж я уверен, КГБ обязательно его разыщет. Поэтому рекомендую вам канал связи через Соколовскую законсервировать. Черняк может ее раскрыть на допросе. На меня она не выйдет, я уже заизолировался. А Черняка используйте сразу – борец, писатель, диссидент. Мавр сделал свое дело! Просто у меня есть определенные сомнения. Сумеем ли мы сломать в сознании людей то, что им прививалось несколько десятилетий? Чтобы изменить систему, нужна революция. Можно триста часов вещать по радио, но люди не поднимутся. Пропагандисты нужны здесь, внутри страны! Гласность и демократия раскрыли людям рот, развязали языки, все болтают, что хотят и против правительства, и против партии, и против личностей и порядков, но не против Советской власти. И поди угадай, кого можно привлечь на свою сторону, а кто пустышка, элементарный болтун, ищущий популярности. Таких сейчас большинство, а подлинных врагов Советов разглядеть невозможно.

– Вот тут вы и должны показать свою проницательность и способность, найти бриллиант среди стекла. Таким платите, убеждайте, принуждайте, вербуйте неустойчивых, и пусть они своими устами несут наши идеи. Только так можно сделать социализм мягким и податливым, а люди станут добычей нашей идеологии. Теперь о молодежи. У нас считают, что молодежь можно превратить в такую ударную стихийную силу, что последствия трудно даже предсказать, если джина выпустить из бутылки. Вы же возьмитесь за творческую молодежь, молодых ученых. То, что вы нам дали наметки по лазеру, вызвало болезненный интерес в различных ведомствах. Очевидно вам известно, что американцы совсем перестали спать, когда русские дважды ослепили два их спутника, висящих над вашей территорией. Авторитеты утверждают, что это сделано с помощью лазерного луча, хотя всем известно, на Западе, во всяком случае, что длиннофокусного лазера в природе не существует. Это так думают в США после пяти лет неудач. Поэтому тут огромные перспективы для вашей работы. Кстати, что вы собираетесь предпринимать? Не исключайте возможность, что КГБ подверг обработке и Екатерину Маслову, и Райского. Конечно, если бы они попали в наши руки, мы бы быстро выяснили, связаны они с КГБ или нет.

«Выходит, Райский не в Париже! – весь похолодел Серж. – Тогда где он? В КГБ! Где же еще?» – мысленно ответил он на свой вопрос, но о возникшей тревоге по поводу Райского ничего не сказал Руберту. Однако с этой минуты Серж потерял покой. Для Руберта тут же он сказал:

– Райский – убежденный антисоветчик, но с ним еще надо работать.

Руберт никак не отреагировал на последнюю фразу Сержа, чем окончательно подтвердил опасения, что Райский границу не перешел.

– Кто такой Барков? Его отношения с Масловой? – задавал лаконичные вопросы Руберт. – Как вы на него вышли? Чья была инициатива? Как она познакомилась с Барковым?

– Насчет Баркова вы не волнуйтесь. КГБ мне его не подставлял, я сам на него вышел, и была моя воля. взять его или нет. Я взял!

– Если мы начнем обработку Баркова, не засветит ли вас Маслова? Вы учли этот вариант?

– Да, учел, – небрежно сказал Серж, больше занятый мыслью о Райском, чем перспективой быть разоблаченным Масловой.

– Серж, будьте крайне осторожны, возле ученых с лазером может крутиться агентура КГБ. Положись в этом на наш опыт. Значит так: полные характеристики на людей, на этих ученых. И все, что сможешь получить по лазеру – это сейчас твоя главная работа. Никакой антисоветской деятельности, все старые связи оборвите. Разрабатывайте молодых ученых: кто они? Родители? Где учились? Сокурсники? Друзья? Друзья друзей? Их слабости? Выпивка, женщины, деньги? Зависть? Самолюбие? Амбиции? Ссужайте деньгами, ставьте в зависимость. Деньги на это дело не жалейте. Ищите слабости, а они есть у каждого человека. Эти слабости иногда дремлют, разбудите их!

– Я привез рукопись одного настоящего писателя. Его отвергли во всех издательствах, слишком смело пишет. Вот он и решился отправить рукопись на Запад. Мне нужен новый канал связи из-за потери Соколовской. Пока вы возьмите это сами. Этот будет на нас работать. Деваться ему теперь некуда. Мосты он сжег!

Серж вытащил из сумки объемистую папку и положил перед Рубертом. На обложке стояла надпись: «Сотвори себя сам».

– Ну что же, сотворим! Для нашего святого дела сотворим, – с пафосом произнес Руберт.

* * *

…Из-за угла дома выехало такси, за рулем сидел Лазарев. Он остановил машину у киоска «Табак», купил сигареты и подъехал к Баркову, который стоял у тротуара.

– Садись! Я немного тебя покатаю, – открыл дверцу Лазарев и включил таксометр. – Рублей на пять информации тебе дам, – улыбнулся полковник и тронул резко машину. – Вчера в 11 утра звонил мужчина в редакцию, где ты работаешь. Хотел с тобой связаться. Там мы тебя подстраховали и дали твой домашний телефон. Но это не все. Проверили, Серж был в Ленинке, брал подшивки газет и журналов, читал твои путевые заметки по Бельгии, Дании и Голландии. Что ты об этом думаешь?

– Будет вербовка. Проверяют. Я же «чистенький», не скомпрометированный. В загранкомандировку еду. Вербовать вроде бы не на чем. Надо бы выдать повод.

– Проверяют, значит есть у них опасения, а вдруг ты не тот. А повод будешь давать – наверняка вызовешь подозрения: с серьезными людьми имеем дело. Может быть, для начала Серж даст тебе «невинные» поручения. Надо же попробовать тебя в деле, ты же перспективный. Допустим, мы взяли Сержа. Кстати, он ускользнул из-под наблюдения и оказался в Сочи, в гостинице «Ленинград». Видимо, там у него была встреча. А теперь давай моделировать: Серж арестован, ты приезжаешь за рубеж. Катя знает Сержа и тебя. Там в разведке сидят не дураки. Первая мысль: кто провалил Сержа? Ответ: Маслова! Тогда кто такой Барков? А если наоборот: ты приезжаешь за рубеж, а мы берем Сержа. Вопрос еще жестче: кто такой Барков? Нет, пусть гуляет.

– Сдается мне, что Серж выполняет команды. Значит, он фигура обреченная, а решения принимает кто-то другой.

– Это именно так. После первой встречи с тобой Серж имел телефонную связь, выходил он на нее восемь раз, из которых семь раз – «Ждите ответа», а на восьмой звонил на «почтовый ящик» – есть телефон одного пенсионера. Это известный старый прием, но безотказный. Информацию, которую передал туда Серж, кстати, зашифрованную, этот «почтовый ящик» на следующий день сообщил какому-то мужчине, который ему позвонил и представился: «Это Андрей Петрович!»

– Он такой же Андрей Петрович, как я Богдыхан! – буркнул Алексей Иванович. – Но мою судьбу, видимо, решает он.

– Решает! Так как же быть с Масловой? Надо выводить ее из игры, она свое дело сделала.

– Пока Серж на свободе, она должна быть рядом со мной. А Сержа возьмем – не исключено, что кто-то захочет все проконтролировать, и если в цепочке не окажется Масловой…

– Хорошо! Не надоело спать на раскладушке? Сам виноват, Екатерину надо было немедленно выводить, как только познакомился с Сержем. А ты проявил самостоятельность, инициативу, – улыбнулся полковник. – Хорошая инициатива, девушка красивая.

– Вы что, решили, что я специально? – возмутился Барков.

– Ничего я не решил, просто я рассуждаю вслух, а ты проявляешь невежливость и подслушиваешь. Сержа вербовали во время круиза, так мы предполагаем. Пять лет назад. Значит, он тут уже глубоко сидит. Отец его нашелся в Аргентине, пропал без вести во время войны. Женился там на зажиточной вдове, теперь имеет свое дело. С отцом Серж встречался в Испании, эту информацию нам дал старший туристической группы. Ну и все вытекающие отсюда последствия, а точнее предположения. Так что Серафим Куц – орешек прочный, а связи его нам просто необходимы. Отец ли он – тут бабка надвое сказала.

– Может, я скажу Куцу, что нам нужны его связи? – невинно поинтересовался Барков.

– А что? Идея верная. Собирайся за границу, он тебе даст связь.

– Сомневаюсь! До меня они как-то обходились. Вот если бы он меня вывел на связь, его можно было бы и взять, тогда я занял бы его место.

– Алеша, ты, наверно, в нашей школе был самым плохим учеником, – снова улыбнулся полковник, разыгрывая Баркова.

– Это я так: «если бы, да кабы, да во рту росли грибы…» Все я понимаю, Серж не даст нам никакой форы.

– Ладно! Есть один план, а пока пусть он погуляет на свободе…

* * *

В просторной художественной мастерской стены были увешаны картинами различного формата. Здесь же стоял огромный стеллаж, уставленный множеством справочников по искусству. За рабочим столом сидел человек лет сорока пяти, занятый изучением перламутровой миниатюры. Лицо его было чисто выбрито, редкие волосы аккуратно уложены. Тонкие губы и острый взгляд придавали его лицу жесткое выражение. Одетый в просторный светло-серый пиджак и белую рубашку с галстуком в полоску, он заставлял принимать его за чиновника. А напротив удобно устроился в кресле седовласый мужчина лет шестидесяти в дорогом костюме и в очках с черной оправой. В одной руке он держал массивную трость, в другой – незажженную сигарету.

Хозяин мастерской поднял голову, отложил лупу и пододвинул гостю миниатюру.

– Господин Руберт, боюсь, не могу вас порадовать. Эта миниатюра не представляет никакой ценности. Обычная работа.

– Бог с ней, с миниатюрой, господин Альпер. Важно, что мы встретились. Я привез вам привет от господина Гоффмана и небольшой сувенир, – Руберт положил перед Альпером сафьяновую коробочку.

– Благодарю! – коротко ответил Альпер, словно ждал этого подарка, и ловким жестом убрал коробочку в карман пиджака. – Я думаю, господин Гоффман остался доволен? Вещь была исключительная. Мне трудов стоило доказать моей помощнице, что она не представляет художественной ценности. Она написала особое мнение.

– О, да! Восторгам не было конца. Я бы тоже желал иметь что-нибудь подобное. Разумеется, ваши труды будут оценены, – поспешил он заинтересовать хозяина.

– Здесь не место для таких бесед. – Альпер отложил лупу и пристально поглядел на гостя. – Встретимся в ресторане «Славянский базар» через час. Друзья господина Гоффмана – мои друзья.

– У меня нет никаких дел, кроме посещения конезавода. Я владелец конюшен под Дортмундом. Призовые места во Франкфурте, в Гамбурге. Это все я, Руберт! Мои лошади! Не слыхали? Очень жаль, что я не могу подарить вам одну из моих лошадок.

– Я представляю это волнующее зрелище: Генрих Яковлевич Альпер в экипаже на улице Горького или на Арбате. Нет, господин Руберт, конь для современной России – явление ископаемое. Я предпочитаю вещи, которые олицетворяют твой ум, твои чистые вкусы и дают тебе гарантию в старости.

– Истина, господин Альпер! Прекрасная истина! – Руберт встал, легким движением руки надел шляпу. – Итак, в два в «Славянском базаре»…

* * *

– Почему ты так решил?

– Серж не хотел, чтобы Маслова была с нами. Но я настоял, что после смены на телефонном узле она туда приедет. Серж согласился со скрипом.

– А чем она ему мешает? Не будет же он тебя вербовать? Это глупо!

– В том-то и секрет. Я размышлял над ситуацией и понял, что где-то Екатерина встречалась с этим Икс, и он опасается, что она его вспомнит, узнает.

– Логично. Только мне думается, будет какой-то важный разговор, может быть предложение, просьба, и он не хочет, чтобы Маслова присутствовала при сем.

– Выходит, обмен мнениями с начальником состоялся: я пришел со своим, ушел с вашим. Только позвольте остаться при своем мнении. Я чую, что я прав.

– Распустил я вас: мнения свои имеют, решения самостоятельно принимают. Если так пойдет, то меня увольнять надо, начальник не будет нужен, – проворчал полковник. – Самарин тут заявил: «Я принял решение и освободил Райского. Изъявил желание оказать помощь в поимке Сержа. Я не стал его разочаровывать, что мы и сами с этим справились, но решил, что такой порыв заслуживает свободы. Тем более, что мать написала отказ от своего заявления в хищении драгоценностей. Вы не возражаете против моего решения? Это же надо! Сам выпустил, а потом спрашивает – возражаю ли я. А если возражаю? Он что, поедет и вновь его привезет в Лефортовскую тюрьму?

– У вас плохое настроение? – спросил Барков. – Или зубы болят?

– Болят! Еще как болят! Косвенно и интуитивно смерть Шкета и смерть Слюнявого – дело рук Сержа, но доказать мы это не можем. Так что остерегайся принимать из его рук чашу дружбы. Не понравишься ему или Иксу – и может быть развод. Зубы болят! Зубы болят! – передразнил он Баркова. – С вами никакого сердца не хватит, умники! Ты мне со своей экстрачувствительностью не набей черепков. Как говорится, с Богом! – он вытащил из багажничка телефонную трубку и приказал: – Через посты ГАИ блокировать трассу. Все машины, отъезжающие от Избы на Москву с пассажирами-мужчинами в возрасте старше тридцати лет осторожно проверить, скрыто переснять на пленку, проконтролировать конечные маршруты. Все должно быть чисто. – Лазарев положил телефонную трубку.

– Может быть, пойдем на Икса через меня? – заметил Барков. – Вы же сами говорили об осторожности.

– Я и сейчас говорю. А если ты ему не понравишься? Если Икс что-нибудь почует? Тогда на Серже можешь крест поставить, он с ним связь оборвет. А мы с чем останемся? Для твоей информации сообщаю. Мы случайно взяли одного иностранца в Одессе, он шел с кем-то на связь, нес большую сумку советских денег и сигареты «Вайсрой». В его книжке была запись: «Серж». В тот день, когда его взяли, твой Серж был в Одессе, за месяц до прихода судна в порт он прилетел туда самолетом. Его имя есть в списках пассажиров. А вскоре нашли убитого забулдыгу Слюнявого, недели три пролежал в квартире, разложился, использован яд. При обыске обнаружили дорогую фотокамеру и кусочек фотолистовки. А теперь вспомни явку к нам Князя со всеми фотопринадлежностями, который печатал тексты антисоветских листовок для армии. Он опознал на фото Сержа. Более того, при обыске в Одессе нашли-таки окурок известных тебе сигарет. Думаю, он и летал на связь с иностранцем. Она тебя не касается, но ты должен понять, что тут работают не дилетанты. Не с дураком имеем дело, и голову зря не подставляй. Прежде чем тебя пригласить в Избу, он тридцать шесть раз звонил по телефону. «Ждите ответа» и пару раз наверно, все же, получил инструкции. Тут все разработано. Поведение твое, Алексей Иванович, оговаривать не будем. На Сержа не дави, пусть он давит на тебя, втягивает, пей, но держись. Хочешь, врача пришлю в Избу, он тебе поможет преодолеть алкоголь? – спросил полковник то ли в шутку, то ли всерьез. Барков не понял.

– Как-нибудь сам! – засмеялся он, решив что это шутка. – За эти дни как «сдружился» с Сержем, я выработал тактику, и меня не так-то просто свалить.

– Ну-ну! После операции, если удачно проведешь, направим тебя в ЛТП.

– Куда? – не понял Барков.

– В лечебно-трудовой профилакторий, где алкоголиков лечат, – засмеялся Лазарев.

– Спасибо, товарищ полковник, а я думал, вы мне курорт предложили.

– Эх, Алеша, курорт нам только снится. Ты что, на самом деле хотел бы на курорт? Ты же неорганизованный человек, а там по часам подъем, отбой, обед, да и врачей замучаешь – они же не смогут найти у тебя болячек. Правда, есть у тебя одна болячка, ты не женат. Уже постарел слегка, и холостяк!

– А я женюсь! – в тон полковнику ответил Барков с улыбкой.

– Припоздал ты, Алеша. Когда на комсомольской работе был, надо было жениться, или в нашей школе подругу выбирать, а в наших санаториях только жены чекистов отдыхают, потому что самим чекистам некогда. Посмотри, что делается в Дзержинском.

– А я поеду в профсоюзный дом отдыха.

– Ладно, эту беседу продолжим потом. Вот твоя Изба-едальня показалась. Не забудь расплатиться с таксистом.

– Не забуду, не забуду. Я уже отключился от вас.

Машина подкатила к русской избе, украшенной узорами по стене и фронтону, с высоким крыльцом. Справа и слева стояли несколько частных и служебных машин, люди входили и выходили из Избы. Алексей заплатил Лазареву, и такси, развернувшись, умчалось обратно.

– Алекс! – услышал Барков голос с веранды.

Это был Серж. Он сидел за столом, уже уставленном закусками и винами, но ничего не начинал.

– А Екатерина? – спросил он.

– Как только сменится, приедет.

Серж сразу взялся за дело и налил коньяк в рюмки.

…Катя приехала, когда они уже основательно выпили, во всяком случае Серж вел себя развязно, громко смеялся, шумно встретил Маслову, стал целовать ей руки.

Девушка зло посмотрела на него и тихо прошипела:

– Опять споил Алешу! Встал ты на нашем пути! Пьянки, пьянки каждый день! Змей подколодный! Ты от него отстань!

– Ты что, девочка моя, он мне нравится, я с ним без всяких мыслей.

– Смотри у меня! – погрозила она пальцем и улыбнулась.

Они ели, пили, разговаривали о всяких пустяках, Алексей иногда танцевал с Катей, и в эти минуты спрашивал:

– Хоть одну знакомую физиономию, пусть случайно знакомую, видела?

– Нет! Я всех пересмотрела, все столики, официантов, никого не знаю. Может быть, его приятель сидел в машине, – высказала она предположение, чувствуя себя виноватой, что никак не может помочь Алеше.

Так они и вернулись без всяких происшествий домой.

…В небольшом просмотровом зале сидели три зрителя: Лазарев, Барков и Самарин. На экране пошли кадры сумбурной хроники: отдельные лица людей, автомашины, их номера, общая панорама Избы, входящие и выходящие люди. Наконец в кадре появился Серж. Он был один, договаривался с официантом, уходил в туалетную комнату, возвращался, с кем-то перебрасывался словами, и сразу же камера давала укрупненный план человека, с которым общался Куц. Объектив внимательно следил за его действиями, и присутствующие на просмотре сосредоточенно наблюдали за его лицом, боясь пропустить что-то в его мимике и жестах, что можно истолковать как сигнал кому-то в зале или на площадке, где расположились легковые автомашины. И только один раз Серж приподнял руку на уровень плеча и опустил ее, и сразу же в кадре появился Барков.

Дальше Лазарев смотреть не стал, он нажал кнопку, аппарат выключился, в зале загорелся свет.

– Ты можешь утверждать, что этот знак рукой Серж подал тебе? – спросил Лазарев.

– Нет! Меня он окликнул и только после этого помахал рукой. Очевидно, он сообщил кому-то, что я вошел в ресторан, и только после этого он привлек мое внимание.

– А для чего? На тебя же можно было посмотреть и за столом, спешить некуда? – задал вопрос Самарин.

– Слава Богу! Думать начали! – воскликнул полковник. – А теперь ставьте себя на их место и скажите, почему вы так поступили?

Барков и Самарин молчали.

Лазарев снова нажал на кнопку, и свет погас в зале.

– Отмотайте немного назад и пускайте снова. Вот, смотрите! Опять Серж сделал кому-то знак, и в кадре показался Барков, но на секунду его перекрыл кто-то. Очевидно, кто-то шел на выход.

– Стоп! – приказал Лазарев, и кадр замер. На весь экран была видна голова с поседевшей шевелюрой. Видны были довольно широкие плечи и серый пиджак.

– Думайте, Пинкертоны, иначе уволю! – рассердился на своих сотрудников Лазарев.

– А чего тут думать, – вяло ответил Самарин, и по тому, как он это сказал, стало ясно, что он разгадал этот кадр. – Тут ребенок – и тот поймет. Вот разве что Алексей Иванович…

– Алексей Иванович, между прочим, тоже не идиот, – засмеялся Барков. – Он меня снимал в эту секунду.

– И ты этого не заметил? – спросил Лазарев.

– Нет, не заметил! Поэтому такая съемка и называется «скрытая съемка».

– Спасибо! – парировал Лазарев. – Я теперь знаю, как называется такая съемка. Итак, он тебя снял, а для чего?

– На память! – засмеялся Самарин. – у них там в картотеке физиономия Баркова имеется, когда он катался по заграницам. Хотят посмотреть, не состарился ли он.

– Ладно! Хватит зубоскалить! Давайте дело.

– Проверка будет. Сами же подали идею Сержу, а теперь ломаем голову, – сказал Барков. – Им важно посмотреть, что и как я делал в Голландии, Дании и Бельгии.

– Пока они не получат результат и не удостоверятся, что Барков есть Барков с его путевыми заметками, которые читал Серж в Ленинской библиотеке, Алексею Ивановичу можно пойти на каникулы. Серж им интересоваться не будет, – заключил Самарин.

– Вы, гвардейцы-молодцы, а что вы думаете по поводу Райского? Он, по его предположениям, в Париже, а ты, Самарин, его выпустил. Это может встревожить Сержа, он ведь думающий. Вот и получается: Маслова, Райский и Черняк – все трое знают Сержа и все трое побывали у нас в руках. Ну, Черняк – это особый случай. Может он спокойно спать и легко ходить по ресторанам, если знает, что обувь тяжелая? Про Райского он, видимо, узнает на этих днях, он уже звонил матери. Куц ведь все время ждал публикаций по Райскому. Вон по Масловой «Вашингтон пост» опубликовала листовку. Алексей Иванович, ты Екатерине об этом не говори, пусть работает спокойно. А насчет Райского просто затрудняюсь, мне очень не хочется тревожить Куца. Давайте-ка перейдем к главному. Куда делся Икс? Очевидно, этот седой человек? Мы сделали тридцать восемь снимков – практически всех, кто там был, но этого седого там нет. И куда он ушел, как? Все машины на трассе, идущие от Избы, мы проверили.

– А почему вы решили, что он сразу поехал в Москву? – спросил Барков, скорее не Лазарева, а самого себя. – Достаточно выйти тропинкой на другую сторону лесополосы, и там дорога идет к станции. Любая машина подвезет. Он уехал не в Москву, а от Москвы, где мы его совсем не ждали, а на станции сел в электричку и приехал в Москву.

– Ясно! – согласился Лазарев. – Диспут закрывается, мы его недооценили. Проверку Баркова он не мог доверить никому, кроме как самому себе, и к этому он приготовился, не то что мы, целый аппарат профессионалов. Молодец Икс! Благодарим за урок! – явно рассердился Лазарев, но, видно, на самого себя, а не на своих сотрудников, потому что организацию контроля за Избой он взял на себя. – Пошли по местам!

Раздался телефонный звонок, Лазарев снял трубку, послушал и коротко бросил:

– Хорошо! Спасибо! – и пристально оглядел своих сотрудников. – Серж звонил на «почтовый ящик», ему передали: «Вариант семь». Что это такое, по-вашему?

– Инструкция на какие-то новые действия по обусловленному варианту семь, – сказал Самарин.

Лазарев рассмеялся и покачал головой.

– Наверно двоечник был в нашей школе, – поддел он Самарина своим излюбленным приемом, который знали все в отделе, и иногда даже сами подшучивали друг над другом, используя в этом лазаревские выражения.

– Лучше бредовая идея, чем никакой, – проворчал Самарин.

– Следите за Сержем в оба! Тогда и будете знать, что такое «вариант семь», – отрезал Лазарев и быстро покинул зал.

…На третий день после посещения Избы Серж вышел из дома, на плече у него висел фотоаппарат. Предыдущие два дня он никуда не выходил, кроме как в магазин за хлебом, продуктами и снова скрывался в своей квартире. Такое поведение Куца в какой-то мере подтверждало предположение Лазарева, что в Избе Баркова снимали и сейчас заслали его фотографию на Запад. Поэтому ждать контакта с Сержем не имело смысла, он на контакт с Барковым пока не пойдет, но тогда зачем «вариант семь»?

Тем временем Серж поймал машину и доехав до площади Маяковского, вышел. Неторопливой походкой скучающего человека он двинулся вниз к центру. Тут он несколько оживился, расчехлил фотокамеру и принялся фотографировать, казалось бы, все подряд: памятники, дома, киоски, и пока дошел до Института, защелкал всю кассету. Здесь он перезарядил аппарат, поймал такси и поехал на ВДНХ, покрутился у входа, поснимал, что подвернулось под руку, вошел на территорию, сделал несколько снимков людей, входящих на выставку, походил среди павильонов, и пока не закончил снимать – не успокоился.

– Прямо какой-то фотозуд напал на него, – прокомментировал Лазарев, когда ему доложили о действиях Куца. – Он всегда так проводит выходные дни? Как Господь: шесть дней творит, на седьмой отдыхает. «А на седьмой… «Седьмой вариант». Встреча была в четверг, а на седьмой – воскресенье. А что же в воскресенье? Увлечение фотографией? Мистика!» – полковник набрал номер телефона.

– Хорошо, что ты дома. Прокомментируй такую ситуацию. В четверг вы были в Избе, потом появился «седьмой вариант». В воскресенье он взял фотокамеру и стал сумбурно снимать на улице Горького, потом на ВДНХ, вроде бы что попало, целых две кассеты. Так седьмой день недели и окончился.

– Как говорил один юморист: «Спасибо, дама, за подсказ!» Задание выполнялось на седьмой день недели, а вариант – это фотосъемка. Кого – не знаю!

– Я знаю. Есть такой прием проверки – нет ли слежки. Кажется, идея принадлежит французам. Серж ходит по строго избранному маршруту и по выбранному участку и снимает людей, которые идут позади него или Икса. Потом сам ходит по избранному пути и, вероятно, Икс снимает тех, кто ходит позади Сержа. Меняется район, и снова снимают, как Серж – ул. Горького – ВДНХ. Потом пленки проявляются и начинается печатание снимков. Если одно и то же лицо окажется дважды на фото, то их дело плохо, они под «колпаком». А наше – совсем швах!

– Тогда они могли наших людей проявить. А если предположить, что таким методом они и раньше искали за собой слежку, то фотографии можно сличать и старые, и новые.

– Хитрые и осторожные, как звери. Пожалуй, мы воспользуемся их методом, посмотрим, нет ли за тобой «хвоста». Так что погуляй с Катей или один, а мы поснимаем скрытой камерой на отдельных этапах твое сопровождение. Чем черт не шутит, может и зацепимся за кого-нибудь.

Через три дня рано утром в дверь квартиры Баркова позвонили. Алексей мгновенно вскочил, забросил на антресоли раскладушку, кинув Екатерине на кровать простыни и подушку и, притворно зевая и потягиваясь, ворча что-то себе под нос, пошел к двери. Он заглянул в глазок и засмеялся: за дверью стоял Лазарев. Барков открыл дверь и приглашающим жестом пропустил его в прихожую.

– Доброе утро! – сказал Алексей Иванович, запахивая и подвязывая поясом халат.

– Доброе! Пойдем в твою «комнату», – шагнул он в кухню, не снимая плаща. Полковник подозрительно огляделся, вопросительно уставился на улыбающегося Баркова. Тот выразительно показал, что полковник может заглянуть в комнату. Лазарев заглянул, и то, что он увидел, породило злой блеск в его глазах. На тахте лежала Маслова, отвернувшись к стене, постель была накрыта для двоих и подушка вторая была помята, даже видна была форма головы. Весь вид постели показывал, что здесь только что лежал Барков. Даже Алексей Иванович с восхищением посмотрел на эту картину и расхохотался, видя злое лицо полковника.